7

Когда Николь наконец открыла глаза, она решила, что ослепла. Ее окружала бездонная и непроглядная тьма. Девушка моргнула раз, другой — никаких изменений. Поначалу она никак не отреагировала, слишком удивленная уже тем, что до сих пор жива. Словно разум отделили от тела — одно работает, а другое нет. Она может двигаться и осознавать, что случилось, но все кажется далеким и несущественным.

Но слуха она не лишилась: в ушах эхом отдавался какой-то шелест, будто прибой. Она никак не могла понять, что это, пока не начала шарить вокруг, лишь тогда обнаружив, что на руках перчатки и она полностью облачена в скафандр. Непонятный звук оказался ее собственным дыханием.

Николь засмеялась. Но смех быстро сорвался в крик, угрожая выйти из-под контроля рассудка. Теперь она очнулась окончательно и уже не может отвернуться от грубой действительности, а это означает слепоту. Николь вспомнился ужасный взрыв антивещества, предсмертный вопль Поля, и глаза обожгло слезами. Должно быть, это сияние спалило дотла ее зрительные нервы.

Николь обнаружила, что не может двигаться. Находясь на грани истерики, она вдруг наткнулась ладонью на пряжку привязного ремня, плотно охватившего грудную клетку. «Разумно, — отметила она, — зачем какой-то бестолочи путаться под ногами?» Продолжая ощупью исследовать окружающее пространство, девушка обнаружила шланги воздухопровода, идущие к ранцу. Она остановилась. Обычно скафандры подключают к корабельной системе регенерации воздуха через муфты, имеющиеся в основании каждого кресла на мостике. Ранец означает, что основным системам жизнеобеспечения доверять нельзя.

Николь попыталась заговорить, но из горла вырвался лишь хриплый скрежет. В носу так пересохло, что она не смогла бы даже чихнуть. Николь гадала, удержится ли от вопля, если никто не ответит. Черт, она даже не имеет понятия, работает ли ее радио.

— Ши… Это Ши. Здесь есть кто-нибудь? — собиралась она сказать, а может, даже сказала. Голова разламывалась, в затылке безжалостным молотом пульсировала боль, рот будто набили ватой с металлическим привкусом. Скорее всего последствия контузии да вдобавок скверный воздух. Николь соображала, сколько времени провела в скафандре и что делать, если воздух кончится — это вдруг показалось вполне возможным. Если она в полной амуниции, значит, «Странник» получил пробоину и воздух корабля улетучился в пространство. К несчастью, выяснить это можно, лишь сняв шлем и вздохнув; в вакууме подобное дорого обойдется.

«Что в лоб, что по лбу, — вздохнула Николь, — все равно я в дерьме. Потрясссно!»

Тут что-то прикоснулось к руке, и Николь вскрикнула от испуга и удивления, но тут же испытала огромное облегчение: это всего лишь человеческая ладонь.

— Николь! — раздался в наушниках голос Андрея. — Ты меня слышишь? Ответь, пожалуйста!

Николь кивнула, громко хмыкнув, и тогда он спросил:

— Ты цела?

— Угу… Да, я… по-моему, — лепетала она, пока рассудок вопил: «Лгунья!» — Андрей, я ослепла.

— Здорово, — по-русски чертыхнулся он, потом немного помолчал. — Погоди, а с чего ты это взяла?

— Глаза открыты, приятель, а я ни черта не вижу!

— Сейчас мы проверим. — Андрей включил фонарь, и Николь резко потянулась к глазам.

— Аи! Свет!.. Я вижу! Вижу!!! Успокоившись, она сняла шлем, отстегнула привязные ремни и взлетела под купол мостика, чтобы взглянуть на звезды. Ни разу в жизни не видела она ничего столь же прекрасного. И когда эйфория прошла, она вдруг осознала, что воздух здесь гораздо хуже, чем в скафандре, и при каждом вздохе изо рта вырывается морозное облако.

Она оглянулась на Андрея. Русский был тоже в скафандре с ранцем, но только без шлема. Словно читая мысли Николь, он кивнул.

— Верно, Николь, — у нас нет тока. А без него не работают и регенераторы воздуха. Мы сливаем в рубку понемногу чистого кислорода из неповрежденных резервуаров, но с углекислым газом ничего не можем поделать. Концентрация достигнет критического уровня через пять-десять часов. Он сохранится, скажем, еще сутки от силы.

— А без тока нет тепла, — негромко заметила Николь.

— Да. «Странник» прекрасно теплоизолирован, но мы постоянно теряем тепло. Как ни крути, снаружи абсолютный нуль. Но раньше мы умрем от удушья.

— Потрясссно! Как личный состав?

— Ханако трудится над системой энергоснабжения, пытаясь соорудить из топливных ячеек источник тока. Комиссар Кьяри вышел наружу, чтобы оглядеться и оценить наши повреждения.

— Разве инженерные работы не твоя специальность?

Андрей изнуренно усмехнулся и осветил фонариком свой правый бок. Рукав скафандра оказался пуст, а под толстой материей на груди угадывались лубки.

— Ужасно неудобно.

— Сильно?

— Сложный перелом в двух местах. Дорога больно ухабистая.

— Пожалуй. По-моему, я врезалась лбом.

— У тебя останется очень залихватский шрам над левой бровью. Выглядит жутковато. Наверно, контузия, но поскольку у нас не было ни средств, ни времени заниматься тобой, мы оказали тебе первую помощь и оставили все как есть.

«Если бы я вдруг умерла, можно было бы считать это большим везением». Николь тряхнула головой, пытаясь избавиться от одури.

— Как долго я была без сознания?

— Примерно сутки.

— Вам следовало привести меня в чувство.

— Чего ради? От тебя было бы меньше толку, чем от меня, и потом… — Он помолчал. — Нам казалось, что если ситуация ухудшится, то будет милосерднее дать тебе умереть, не приходя в сознание.

Она ласково обняла его.

— Спасибо за доброту. Я предпочла бы умереть в кругу друзей. Я не могу отказаться от шанса… попрощаться.

И в ту же секунду вспыхнул свет. Николь отреагировала первой, дотянулась до своего пульта и ударила по клавише интеркома.

— Хана, Ханако, ты справилась! Славная работа, девочка, на мостике есть ток!

— Итак, питание в рубке и вспомогательном отсеке, большое спасибо. Но насколько его хватит, остается только гадать. Эй, Николь!.. Неужели это ты?!

— Собственной персоной, побитая, но живая.

— Чудесны дела твои, Господи! Мне тут надо закончить. Хочу разгрести этот бардак поосновательнее. Так что увидимся чуть попозже, лады?

— Хана, тебе помочь?

— Справлюсь. Спасибо.

На связь вышел какой-то новый голос:

— Рад слышать, что ты очнулась, Ши. Тем более что вся тяжкая работа почти закончена.

— Кьяри, дай роздыху! Ты на борту? Осмотр закончен? Как мы выглядим?

— Хорошо бы собраться всем вместе, — бесцветным голосом откликнулся он. — Срочно встречаемся в К-1.

Они расположились как кому вздумалось. Карусель больше не крутилась — на это требовалось больше энергии, чем могли дать топливные элементы. В громадном колесе теперь было очень темно. Значительную часть света давали немногочисленные индикаторы, а не осветительные панели, опоясавшие ступицу колеса. Из-за стоявшего на корабле трескучего мороза все остались в скафандрах — обогревателям потребуется какое-то время, чтобы нагреть воздух. Пока решили не форсировать событий и не перегружать импровизированную систему энергоснабжения. Теперь это единственное связующее их с жизнью звено; если оно оборвется, они покойники.

Николь отхлебнула супа, чертыхнувшись, когда он обжег язык. Кьяри выплыл вперед и развернулся лицом к остальным.

— Короче говоря, народ, еще бы немного, и нам крышка.

Это сообщение оставило экипаж безучастным; всех слишком опустошила усталость. Николь наслаждалась теплом контейнера с едой.

— Во время перестрелки в нас несколько раз попали, — продолжил комиссар, — но нынешним состоянием мы обязаны взрыву антивещества. Когда разлетелся астероид Вулфа, в главный двигатель врезались крупные обломки. Просто чудо, что ничего не взорвалось. Корма «Странника» смахивает на вдохновенное творение скульптора-абстракциониста. Кажется, мы переплюнули «Скального пса». Все отсеки позади К-1 зияют прямо в пустоту. Нам с Ханой придется соорудить импровизированный шлюз в шахте перехода, чтобы она могла спускаться для работы над топливными ячейками.

— А второе чудо, — вклинилась Хана, — что мы добились нормального функционирования неповрежденных ячеек. И я уверена, что мы восстановим еще какую-то часть. Ну, по крайней мере в данный момент проблема энергоснабжения для нас уже не самая насущная.

К сожалению, на этом добрые вести заканчиваются. Тепловой удар вкупе с бомбардировкой обломками лишил нас внешней антенны и радарных модулей. Теперь «Странник» слепоглухонемой паралитик. Электромагнитный импульс был настолько силен, что стер даже информацию карманных калькуляторов. Полный отказ оборудования, когда мы лишились маршевого двигателя, только добил нас. Я ухитрилась восстановить безмозглые системы — регенераторы воздуха, климатизаторы, основные системы жизнеобеспечения, но сверх того — nada.

— Вспомогательная пилотажная система вроде бы работает, — снова вступил Кьяри. —

Запас топлива составляет 93% от максимума. Но учтите, что нам придется состряпать цепи управления и проделать все астронавигационные вычисления в уме или на бумаге, но если надумаем тронуться в путь, ВПС сделает свое дело. Единственный недочет этого плана в том, что его мощности не хватит двигать весь корабль. Мы потратим все топливо, пытаясь просто развернуть «Странник». Так что для использования ВПС нам придется пожертвовать головным отсеком, но это будет стоить нам преимуществ, предоставляемых топливными элементами. Аккумуляторов головного модуля при нормальном режиме работы хватит примерно на сутки, при жесточайшей экономии — на неделю. После этого — капут.

— Кто-нибудь знает, где мы находимся? — справилась Николь.

— Далеко-далеко от дома, — проскрипел Андрей, но никто даже не улыбнулся.

— Вот немного передохну, — отозвался Кьяри, — и выйду поснимать звезды.

— А сколько времени займут розыски? — поинтересовалась Хана.

— Это по обстоятельствам, — задумчиво произнесла Николь. — Если под рукой окажется свободный звездолет, от силы неделя. Если субсветовик, то клади как минимум месяц. Но при этом подразумевается, что они знают о нашей беде.

— Да что ты, Николь, они забеспокоятся, как только мы не выйдем на связь.

— Не рассчитывай.

— Почему? Вряд ли они прозевали подобный взрыв.

— Корсар ловко воспользовался нашими коммуникационными протоколами, и официальными и неофициальными. Он даже правильно ответил, когда Кэт прибегла к личной проверке. Не сомневаюсь, что он проявит не меньше смекалки, заметая наши следы. Бандиты могут имитировать наши передачи или подсунуть да Винчи грамотное истолкование нашего молчания. И потом, центр управления может решить, что мы погибли при взрыве. Люди Вулфа с перепугу выстрелили первыми и взорвали наше топливо и боеприпасы. «Странник», покойся с миром.

— Наш SOS опровергнет это мнение.

— Так-то оно так, — покачала головой Николь, — но кто, по-твоему, первым примет наши позывные? Может, корсары и думают, что прихлопнули нас, может, нам повезло, и их локаторы тоже вышли из строя, но на полпути они не остановятся. Это не в их правилах.

— Тьфу ты! — Хана в приступе ярости зачастила по-японски.

— Что?

— Я идиотка! Мы лишились не всех компьютеров!

— Как?!

— Николь, «Скитальцы»! Шлюпочная палуба — наиболее защищенный отсек после двигательного, потому что открывается прямо в космос! Прибавь к этому еще и броню самих «Скитальцев»!.. — Она взмыла в воздух, направляясь к шахте, но Николь остановила ее.

— Проверишь завтра. То же касается и вас, комиссар.

— Как завтра?! — не поняла Хана.

— Завтра, — безапелляционно повторила Николь. — А сейчас — отбой! Успокойтесь, поешьте, поспите. Мы нуждаемся в отдыхе куда сильнее, чем кажется. Двадцать четыре часа ничего не изменят, а вот если мы начнем метаться взад-вперед со слипающимися глазами, то рискуем поставить на всем крест.

Но вопреки собственному приказу Николь не спалось. Она украдкой осмотрела остатки своего первого судна, переплывая от помещения к помещению, инспектируя вспомогательный и головной отсеки, начиная от перекрытой части шахты коридора и вперед, к мостику. Температура в корабле ощутимо повысилась, и хотя по-прежнему было холодно, Николь вскоре заменила скафандр джинсами, свитерами и летной курткой. Паря в шахте, она восхищалась самодельным шлюзом, сооруженным Ханой с Кьяри, и думала об экспериментах Шэгэя — столько кропотливого труда, сколько пропавших втуне усилий осталось по ту сторону люка, в лабораторной Карусели! Невозможно даже вызволить его записи; электронные пропали вместе с компьютерами, а рукописные нельзя забрать из-за огромной радиации в К-2.

Наконец скитания привели Николь обратно в К-1. В огромном колесе было безлюдно — все предпочли тесноту мостика. Темноту нарушали только тусклые лампы аварийного освещения. Николь машинально что-то делала, пока не поймала себя на том, что освобождает гитару от захватов, удерживающих инструмент на переборке.

Помедлила минуту, бездумно поглаживая плавные изгибы деки. Этот акустический инструмент ручной работы намного старше своей владелицы. Раньше он принадлежал Коналу Ши, но тот увидел, какими глазами смотрит на гитару его малолетняя дочь, и отдал инструмент Николь. Гитара входила в небогатый скарб, привезенный ею с Земли, несмотря на баснословную цену доставки.

Ударив по струнам, Николь поморщилась.

— Детка, да ты же расстроена! — пробормотала она, подумав: «Ничего удивительного! Я не бралась за нее почти две недели». Вынув из прикроватной тумбочки камертон, Николь принялась за работу.

Чуть позже, удовлетворенная результатами трудов, она сыграла несколько гамм. Руки совсем окоченели; казалось, будто играешь в перчатках от скафандра высшей защиты — очень медленно и неуклюже. И все равно на душе полегчало.

Сев в позу лотоса, она усмехнулась, заметив, что парит в добром метре от палубы. Руки машинально наигрывали любимую песню из репертуара Лайлы, но едва Николь узнала мелодию, как оборвала ее на полуфразе, вспомнив, как радовался Поль, подарив ей контрабандные записи. Из глаз Николь снова заструились слезы, плечи ссутулились, словно она пыталась утихомирить боль. Затем девушка снова тронула струны, заиграв «Чакону» Баха — первое произведение, которому научил ее отец.

— Чудесно, — послышался сзади голос Кьяри.

— Не очень, — отозвалась Николь, хотя в душе обрадовалась похвале. — Я давненько не упражнялась.

И взяла несколько пробных аккордов, подстраивая инструмент.

— Может ты хочешь побыть одна, Николь?

— Ничего, Бен. Компания мне не помешает.

— По-моему, она не помешает всем нам. Он проскользнул мимо нее в каюту и достал из футляра флейту.

— Что сыграем?

После нескольких неудачных попыток они остановились на народных песнях. Знакомые напевы трудностей не представляли, а если мелодию знал лишь один из музыкантов, другой подыгрывал или повторял. Николь выучила множество песен благодаря дядюшке-ирландцу, профессиональному исполнителю баллад, и в эту ночь, забившись в уголок сумрачной Карусели, вспомнила весь свой репертуар.

Они вдохновенно развивали искрометную тему, когда мелодии начала вторить губная гармошка. Музыканты от удивления остановились.

— Мы услышали, как вы играете, — застенчиво усмехнулся Андрей. — И решили, что у вас весело.

— Чем больше народу, тем веселее, — улыбнулась Николь, — но что-то я не вижу Ханы?

— Я на промысле, — отозвалась она из шахты, втаскивая что-то в Карусель. Тусклый мигающий свет мешал высыпавшим из каюты импровизаторам рассмотреть, что это такое. Хана повозилась со щитком управления, и лампы вспыхнули в полный накал.

— Хана, а ты уверена, что система потянет? — мгновенно посерьезнев, спросила Николь.

— Мы все сейчас же и узнаем, командир. Не дрейфь, Николь, это две сотни дополнительных ватт. Ничего не будет, гарантирую. Черт, — она извернулась, чтобы распечатать принесенный ящик, — спорим, что моя проводка даст фору любому ремонту на верфи.

— Поверим тебе на слово. — Николь досадовала, что грубая реальность так легко разрушила хрупкое волшебное настроение. — Кстати, что у тебя там?

— Взгляни сама. — Хана слегка отпрянула, и все сгрудились над ящиком.

Там хранилось семь бутылок.

— Апельсиновый сок, — пояснила Хана, — свежевыжатый, быстрозамороженный, идеально сохранившийся… Я его оттаивала. Майор Гарсиа велела захватить его в да Винчи перед самым вылетом, чтобы было чем отпраздновать успешное завершение экспедиции к Плутону. Только с этого захода мы вряд ли доберемся до Плутона, вот я и подумала, а не выпить ли его сейчас.

— Вот вам и возрождение безалкогольных ирландских поминок, — тихо промолвила Николь, вытаскивая бутылку. — Жаль, что нельзя по-настоящему напиться.

— Главное — нужный настрой, командир, — заметила Хана.

Николь приподняла бутылку, чтобы произнести тост, потом подтолкнула Хану.

— Раз уж ты решила кутнуть, милочка, то могла бы разориться и вскрыть парочку пакетов НЗ. Сойдут за закуску.

Сок показался Николь чересчур терпким. После изрядного глотка она передала бутылку Кьяри. Пока он пил, Николь заиграла новую песню, и Андрей изо всех сил подлаживался, но сломанная рука создавала кучу неудобств, и все кончилось тем, что они с Ханой вдохновенно, хотя и не в лад, запели дуэтом. Кьяри познакомил их с фольклором поясников и первопроходцев Дальнего космоса, Андрей сыпал частушками вперемешку с классическими блюзами дельты Миссисипи, разученными еще в детстве по кассетам, привезенным из зарубежных гастролей друзьями родителей — советскими оперными певцами. У Кьяри оказался сочный природный бас, Андрей же наполнял Карусель чистым, звонким тенором. Они играли и пели, разговаривали и пили, пока не опустели бутылки, еда не кончилась, а голоса не охрипли. Никто не знал, сколько прошло времени; впрочем, им было на это наплевать.

Хана заплакала первой. Николь затянула старинную балладу, передаваемую в ее семье из уст в уста так давно, что все позабыли, когда и кем она написана. Экипаж молча слушал. А когда она закончила, аплодисментов не последовало, хотя только что все буйно, с гиканьем приветствовали каждую песню; теперь же наступила неуютная, жутковатая тишина. Хана прикрыла глаза и отвернулась. Не успела Николь потянуться к ней, обнять и утешить, как ощутила прикосновение Бена. Этот легкий, почти неуловимый жест удержал ее на месте.

Отодвинув гитару в сторону, Кьяри привлек Николь, и она вдруг задрожала от рыданий. Бен старательно баюкал ее, прижав к груди и ласково поглаживая затылок. Николь плакала совершенно беззвучно, и это молчание выражало безмерную глубину ее чувств. Сосущая боль притаилась в груди и росла с каждым вздохом, сжигая душу дотла. Николь чувствовала, как Кьяри поддерживает ей голову, слышала его голос, понимая интонации, а не слова — знала, что он пытается утешить, разделить горе, которое она так долго держала под спудом. Ей вспомнилась первая встреча с Полем — на бескрайнем центральном плацу Академии, в окружении тысяч испуганных, затравленных курсантов, когда барабанные перепонки лопались от воплей неистовствующих старшекурсников. Вспомнился летний лагерь в Скалистых горах, где Николь ошарашивала однокашников своими знанием похабных баллад, а Поль доводил их до колик, выдавая экспромтом десятки остроумных, уморительных частушек. И поездку в Денвер, на балет; Поль был так неотразим в форме, что девушки просто падали от желания оказаться с ним рядом, а молодые люди совершенно игнорировали ее.

А теперь его нет. И Кэт. И Медведя.

Нельзя вырвать из груди сердце, чтобы оно так не болело?!

Николь шумно всхлипнула и взор ее затуманился.

Хана перетряхнула бутылки и отыскала одну, в которой еще осталось немного сока. Николь подняла бутылку:

— За тебя, Паоло. Где бы ты ни был, напарник, пари в мире и счастье на веки вечные!

Она быстро отпила и передала бутылку Кьяри. Он произнес тост за Кэт, Андрей — за Шэгэя. Но Хана перед тем, как заговорить, оглядела всех по очереди, напоследок задержав долгий взгляд на Николь:

— За нас. Потому что мы еще живы.

Хана протянула руки, и Николь первая откликнулась на безмолвный призыв, заключив подругу в ласковые объятия. С одной стороны ее обнимал Кьяри, с другой — Андрей, и они все сжимали объятия теснее. Слезы их смешивались — слезы горя и радости, утраты и любви. Николь поняла, что эти трое ей ближе всех на свете.

Один за другим они засыпали. Но разум Николь отказывался последовать их примеру. Она закрыла глаза, затаила дыхание, постаралась ни о чем не думать — даже прибегла к собственной безотказной мантре, но и та подвела ее.

Огорченно вздохнув, Николь открыла глаза. Спящие оттеснили ее в сторону, и потребовалось лишь слегка извернуться, чтобы отплыть. Николь оттолкнулась ладонью и полетела вверх, к люку шахты. Сильный рывок обеими руками — и она ракетой устремилась к мостику. Когда подача энергии возобновилась, простейшие индикаторы вновь заработали, но в основном пульты оставались темными. Николь ненадолго зависла над креслом Кэт, бездумно поглаживая его спинку, прежде чем забраться в собственное и зафиксироваться, уперевшись подошвами в пульт. Звезды неподвижно висели за окнами, словно театральная декорация, хотя по своим меркам «Странник» несся стремительно.