Последний штрих

– Знаешь что? Намешай-ка мне водку с содовой! – крикнул Зак матери.

– И... и добавь капельку ирландского портера! – Дерри залилась смехом.

– Зак, – тихонько произнес доктор Дюран. Получилось похоже на «Зах». Он покачал головой и нахмурился. – Не заводи сестру.

В дверях появилась миссис Дюран. Она несла лаймы, которые лежали на маленькой желтой тарелочке с изображением клубники. В этом было что-то до боли трогательное. Мне ее стало даже жаль. Я взяла целых два фрукта и сказала спасибо, чтобы она не думала, будто старалась напрасно.

После ужина Зак поймал меня на выходе из ванной и обнял за талию.

– Ты была великолепна, – сказал он и поцеловал меня в шею.

– А вот чувствовала я себя паршиво, – ответила я.

– Моим предкам ты всегда нравилась. А Дерри так вообще от тебя без ума.

Я кинула на него выразительный взгляд: мол, так я тебе и поверила.

– Ты чего? – спросил он.

Я не стала говорить, что за ужином Дерри несколько раз лягнула меня под столом и трижды толкнула локтем, а во взглядах, которые она на меня при этом бросала, читалось примерно следующее: «Только попробуй что-нибудь вякнуть!»

– Послушай, – продолжил Зак, – сестренка недавно раскололась, что у нее фальшивое удостоверение личности, но мне, если честно, плевать. Очень выпить хочется. Может, заскочим в бар? Ты как на это смотришь?

– Только за, – кивнула я, не подумав, что несовершеннолетней, да к тому же дочери алкоголички, не место в баре.

Мне уже представлялся высокий бокал ледяного пива и зал, полный незнакомого народа. – Я только сбегаю наверх, захвачу куртку.

Я начала подниматься по спиральной лестнице на второй этаж, где располагалась комната Зака, но на полпути остановилась: мое внимание привлекли висевшие на стене семейные фотографии. Вот Зак в «Малой лиге» – заметно, что он очень гордится своей формой. Вот Дерри с брекетами на зубах стоит под елкой и обнимает рыжую конопатую куклу. А тут все семейство в Париже, в одинаковых беретах. Сесил была по крайней мере на полудюжине снимков. Вон она сидит за столом, из-за которого только что поднялась я, и готовится отведать десерт. А вот Сесил с Дерри (которой здесь не больше тринадцати) строят на пляже замок из песка. Справа видна тень Зака, это он их снимал. А здесь Зак и Сесил забрались с ногами на диванчик миссис Дюран и что-то пьют из кружек, наверное, горячий шоколад. На заднем плане горит рождественская елка. Всегда интересно разглядывать снимки, на которых твой любовник с другой женщиной: получается такая гремучая смесь ревности и любопытства, таинственного и знакомого. Не то чтобы я завидовала Сесил, просто странно: она была моей лучшей подругой, но я даже не догадывалась, как она бывала счастлива в семействе Зака.

На самом верху лестницы висели вставленные в рамочки вырезки из «Сан-Франциско сосайети газетт». Судя по всему, миссис Дюран поставляла в кулинарные рубрики рецепты французских блюд. Над каждой статьей был аккуратно наклеен заголовок газеты вместе с припиской: «Сан-Франциско – не только город, но и чудесный образ жизни».

Глядя на рецепт филе из камбалы по-кресийски, я представила, какая бы приписка красовалась рядом с моим изображением: «Джесси Холтц – не только твоя девушка, но и отличный способ изводить твоих близких».

По словам Зака, бар находился на Филлмор-стрит, в нескольких кварталах от дома. Очутившись на улице, они с Дерри тут же принялись болтать о разных пустяках. Я воспользовалась случаем и перестала растягивать губы в притворной улыбке, которая не сползала у меня с лица с тех пор, как мы поставили сумку с моими вещами в прежнюю комнату Зака. В прохладном воздухе чувствовалось дыхание океана, и это радовало: в Лос-Анджелесе обычно дует горячий ветер, как из фена.

Дерри неслась чуть ли не вприпрыжку и щебетала о какой-то подруге, которую родители на целый год отправили к друзьям в Европу, чтобы она отдохнула и набралась новых впечатлений перед поступлением в колледж.

– Эта гребаная жизнь так несправедлива, – заявила Дерри. Очевидно, ей нравилось ругаться в присутствии старшего брата.

– Ты ведь знаешь, как говорят, – улыбнулся Зак. – Везде хорошо, где нас нет.

– Ха-ха. – зажгла сигарету и покосилась на Зака: как он отреагирует?

– М-м... канцерогенные палочки, – протянул он. – Серьезный вызов, сестренка.

– Я курю, потому что хочу выглядеть круто, – вспыхнула она.

– Только знай, что начать проще, чем бросить. Джесси это подтвердит. Сколько времени прошло с тех пор, как ты выкурила последнюю сигарету, Джесс?

Два дня, подумала я, а вслух сказала:

– Пять недель.

Дерри наморщила лобик.

– Слушай, отвяжись, а? Я курю, чтобы вписаться в коллектив.

– Сюда... – Зак толкнул тяжелую деревянную дверь. Внутри играл проигрыватель-автомат. Потолкавшись локтями (как видно, не одни мы решили пропустить пару стаканчиков после семейного застолья), мы нашли три свободных табурета возле общего стола. – Что будете пить, прекрасные леди? – спросил Зак.

– Что-нибудь вон из той бочки, – сказала я.

– А мне – ром с кока-колой, – неуверенно заказала Дерри. Если бы это заведение обслуживалось официантками, ее сразу бы попросили предъявить удостоверение личности.

Зак отправился к стойке, а я обернулась к Дерри. Насколько я помнила, когда не знаешь, о чем говорить с юной особой говори о парнях.

– Скажи, – спросила я, развернувшись на табурете, – ты продолжишь встречаться с Кешоном, если он переведется в Калифорнийский университет?

– Не знаю. – Дерри упорно избегала смотреть мне в глаза. – Первый курс все-таки, вокруг полно симпатичных парней. Не хочу себя связывать.

Я улыбнулась: я и сама так рассуждала в студенческие годы. Да и позже тоже.

– Зак говорит, ты все еще работаешь в своей мебельной лавке.

– Верно.

– Тебе там нравится?

– Гм... В принципе да, вот только начальница напрягает.

Дерри нахмурилась.

– Я тебе рассказывала, какой у меня был начальник, когда я подрабатывала в отделе купальных костюмов? Ну, я тогда еще в студенческом клубе состояла... Настоящий извращенец! Просил всех новых продавщиц примерять купальники: ему, видите ли, нужно посмотреть, как они сидят. Так смешно было – новенькие только с третьего раза догадывались, что у него такие приколы.

– Какой ужас! Надеюсь, вы заявили в полицию? – Я подалась вперед.

Дерри передернула плечами и выпрямилась.

– Из-за такой-то фигни? Подумаешь!

Прошел час. Зак и Дерри приросли к бильярду. Я допивала третий бокал пива и особо не парилась. Здорово все-таки, что мы сюда выбрались. И плевать, что Дерри и ее мамаша воротят от меня нос, как от подмоченного картофеля фри. Лос-Анджелес со всеми моими проблемами остался позади – до него часов пять езды, не меньше. Даже пиво здесь казалось вкуснее. Я прислушивалась к разговору Зака и Дерри, что было нелегко: мешал грохот музыки. В баре крутили группу «Лед Зеппелин». Игроки дошли до восьмого шара, и теперь должен был бить Зак.

– Проигравший оплачивает следующую партию! – крикнул он, прицелившись.

– Черт, Зак, это нечестно! – взвыла Дерри и ткнула его кием в задницу. – Нельзя ставить условия в конце игры.

Она снова ткнула его кием, и он промазал. – Ха!

– Теперь твоя очередь, грязная обманщица. – Зак отошел в сторону. – Давай обставь меня.

– Легко!

Дерри заняла позицию за белым шариком, по пути осушив бокал с коктейлем из колы и рома – который она уже пьет, четвертый? Когда она обходила стол, все мужчины в зале замерли и уставились на нее, скользя взглядами по гибкому телу. Она была еще слишком юной, чтобы оценить производимое ею впечатление. Когда Зак поднял глаза, мужчины отвернулись.

– Ты покойник, – заявила Дерри. Она целилась кием в восьмой шар, поглядывая на угловую лузу. Затем ударила, и белый шар, шумно прокатившись по сукну, упал в лузу.

– Прелесть девчонка, правда? – спросил Зак.

– В ней столько жизни, – кивнула я. – Рядом с ней я чувствую себя дряхлой развалиной.

– Я тоже.

Мы по-прежнему сидели на табуретах у того же стола. Дерри ушла в туалет. Зак положил руку мне на колено. Интересно, получится ли у нас заняться любовью в доме его родителей? «Не зря ведь говорят, что секс – лучший способ помириться», – подумала я, отхлебнув пива.

– Как ты думаешь, в ее возрасте мы были такими же? – спросил Зак. – По-моему, я был не такой отвязный.

– Как же! Помнишь, однажды на пикнике по случаю Хэллоуина ты очень быстро набрался, а потом сам себя запер в машине?

Зак расхохотался:

– Да уж, нализался так нализался. Помню, меня бесили все эти ряженые, а чтобы пописать, мне пришлось опустить в машине окно. А ты тогда была... – Он задумчиво посмотрел в потолок. – Аланис Мориссетт[10]!

– Ага. На мне был какой-то ужасный парик, и я останавливала своими жалобами всех встречных парней. Вот умора.

– А я кем вырядился? Я на минуту задумалась.

– Гомиком. И не просто гомиком, а порнозвездой. Вместе с Дэвидом, если я ничего не путаю.

– Да-да. Мы еще в штаны копченую колбасу засунули, чтобы ни у кого не осталось сомнений.

– До сих пор не могу поверить, что ты уговорил его такое сделать.

– Он сам до сих пор не может в это поверить.

– Эй... – Я оглядела бар. – Тебе не кажется, что Дерри давно пора бы вернуться?

– Вообще-то да. – Зак подался вперед и покосился на входную дверь. Дерри там не было.

– Может, стоит пойти взглянуть?

Зак мою идею поддержал. Когда я поднялась, он игриво шлепнул меня по заднице.

– Надо бы нам улучить минутку наедине.

– Только копченую колбасу захватить не забудь, – засмеялась я.

– Дерри? – Я приоткрыла дверь туалета. Какая-то девица с темно-бордовыми губами стояла у раковины и мыла руки. Она недовольно покосилась на меня и вытащила из алюминиевого диспенсера бумажное полотенце. Одна кабинка, с дверью от пола до потолка, была заперта. Я постучала в нее. – Дерри? Ты здесь?

В ответ тишина. Затем:

– Я скоро выйду.

– С тобой все в порядке? Нет ответа.

– Дерри? – Я снова постучала в дверь. – Что происходит?

В ответ донеслось лишь тяжелое дыхание. Я забарабанила посильнее.

– Ну-ка открой! – приказала я. Мне показалось, будто она рыгнула.

– Дерри! – Тук-тук-тук. – Открой мне, а то я позову твоего брата.

Дверь распахнулась, и мне в нос ударил тяжелый рвотный запах. Дерри снова судорожно склонилась над унитазом

– Дерри! – Я бросилась к ней и убрала выбившиеся и хвостика волосы.

– О-о-ой, – простонала она. Потом громко рыгнула. – Вот черт! – выругалась она. – Черт...

– Все в порядке, Дерри. Пусть тебя стошнит.

– А-а-гх-х-р-р-кх!

Одной рукой я гладила ее по дрожащим костлявым плечам, а другой придерживала волосы.

– Все хорошо, – твердила я. – Только не нужно держать это в себе.

Даже через футболку чувствовалось, как вспотела ее спина. Дерри трясло.

– Не надо, солнышко. Это все мы виноваты – нельзя было разрешать тебе столько пить.

Она закашлялась и принялась лихорадочно ловить ртом воздух. Потом ее вырвало.

– Похоже, пока все, – выдохнула она.

– Ну и хорошо.

Дерри присела на корточки и оторвала кусок туалетной бумаги. Я с удивлением заметила, что по ее щекам катятся слезы.

– Дерри! – Я взволнованно потянулась к ней. – С тобой все в порядке?

Она помотала головой и шлепнула меня по руке. Слезы потекли потоком. Она была пьяна.

– Господи, да что случилось?

– Что случилось? – передразнила она, судорожно ловя ртом воздух. – Сесил мертва, а ее так называемая лучшая подруга трахается с моим братом! И ты еще спрашиваешь меня, что случилось?!

Я, словно от огня, отдернула руку.

– Дерри, ну зачем ты так...

– Зачем? – переспросила она и высморкалась в туалетную бумагу. Даже опершись о стену, она пошатывалась. Было видно, что Дерри сильно пьяна. Ром с кока-колой развязал ей язык, и она высказывала то, о чем так долго молчала. – Я ее любила! – Дерри ткнула в меня дрожащим пальцем. – Понятно? Мы с ней были как сестры!

– Дерри, мне очень жаль. Прости, пожалуйста. Я не знала, что ты воспримешь это так близко к сердцу, а то бы я... я... – Я никак не могла придумать, что бы я тогда сделала.

– Вон отсюда, ясно? – Дерри закашлялась и покачнулась. Ее опять начало тошнить. – Пошла ты в задницу! – Она отмахнулась от меня и снова развернулась к унитазу. – Убирайся!

Дерри вышла из туалета только через двадцать минут. Пока Зак оплачивал счет, я держала ее куртку. Не говоря ни слова, Дерри прошла мимо нас, толкнула дверь, но споткнулась на первом же бордюре. Зак едва успел ее подхватить.

– Осторожней, малышка. – Он обнял ее за талию. – Похоже, одной тебе не справиться.

Я протянула ей куртку, но Дерри только фыркнула и отвернулась.

– Давай сюда, – сказал Зак. – Спасибо.

Я плелась сзади: не хотела лишний раз мозолить ей глаза.

Мы довели Дерри до дома. Хорошо хоть родители Зака не вышли нас встречать – наверное, смотрели телевизор. Дерри уже ничего не соображала: она безжизненно повисла на брате. Мы с трудом затащили ее наверх. Зак уложил еена кровать, а я смочила холодной водой полотенце и попыталась вымыть ей лицо. Обтирая лоб, я заметила, что у меня трясутся руки. Дерри уже почти вырубилась.

– С тобой все в порядке? – прошептал Зак.

О сцене в туалете я умолчала, не зная, как он это воспримет. Я еще не забыла, как он отреагировал, когда я пожаловалась на Брин. Лучше уж ничего не рассказывать.

– Да, просто устала, – сказала я. – Скажи, Дерри спит в пижаме?

– А я откуда знаю? Черт, мать с меня шкуру спустит!

– Ладно. Передай мне ее слаксы, вон они, на стуле. Сейчас я ее переодену.

Зак протянул мне слаксы цвета морской волны (они лежали сверху на куче шмотья, сваленного на матерчатый складной стул) и остановился, неловко переминаясь с ноги на ногу.

– Я сама ее раздену, а ты пока можешь зубы почистить, – сказала я.

– А справишься? – спросил он.

– Конечно.

– Дерри? – наклонилась я над ней после того, как Зак вышел. – Я тебя переодену. Хорошо?

Она кивнула, не открывая глаз, и что-то промычала.

Я сняла с нее кроссовки, расстегнула и осторожно стащила джинсы. Мне несколько раз доводилось так переодевать Сесил и Брин, да и им меня тоже. Однажды я вернулась с очередного свидания пьяная в стельку, а когда девчонки стати меня раздевать, оказалось, что в волосах у меня запуталась пластмассовая капа из зубной пластинки, которую носил мой тогдашний парень. Помнится, они нашли это жутко забавным и на следующее утро за завтраком всем пересказывали эту историю, а я глотала аспирин и умоляла их говорить потише.

Я натянула на Дерри слаксы, подняла с пола одеяло и хорошенько ее укрыла. Она застонала.

– Прости меня, Дерри, – прошептала я, прежде чем погасить свет. – Ты права: эта гребаная жизнь ужасно несправедлива.

Когда я проснулась, Зак уже спустился вниз. Спальней ему служила маленькая комнатушка. Вечером я хотела его дождаться, но уже через пять минут устала бороться с дремотой и заснула. На кухне гремели посудой, пахло жареным мясом. Открыв глаза, я увидела в окно калифорнийскую чайку, летевшую к заливу завтракать. В комнате Зака, по-моему, ничего не изменилось с тех пор, как он уехал учиться в Боулдер. На стене – футбольные трофеи и плакат рок-группы «Клэш». Письменный стол-бюро завален шариковыми ручками и изгрызенными карандашами. Я улыбнулась, заметив на маленькой встроенной полочке банку замазки. «Надо же, – подумала я, – допотопная замазка!»

Я прошла в ванную комнату, которую Зак делил с Дерри. На полу уже валялись два полотенца и слаксы. Где-то в этом доме слоняется жутко раздраженная юная особа, которая меня ненавидит и вдобавок мучается похмельем. Я умылась и приготовилась обороняться от ножей, которые полетят в меня, стоит мне переступить порог кухни.

Почистив зубы, я надела удобные джинсы – сразу после завтрака мы поедем домой – и свитер. Слегка накрасилась. Я никуда не спешила. Зачем спешить, если мамаша с дочкой только и мечтают, как бы спровадить меня восвояси?

Я закрыла дверь в комнату Зака и направилась вдоль по коридору.

– Кто здесь? – окликнул доктор Дюран из кабинета. Я замерла: может, удастся незаметно прокрасться мимо?

Нет, не выйдет.

– Это я, Джесси.

– Сделай милость, зайди на минутку.

Я зажмурилась. Что ж, видно, наказание начнется уже на верхнем этаже, после чего я, подобно Данте, буду спускаться все ниже и ниже по кругам ада.

Я толкнула массивную деревянную дверь. Доктор Дюран сидел за современным столом из стекла и стали. Здесь в отличие от остальных комнат не было ни подушечек, ни бахромы – видимо, в эту комнату жену не допускали. Мистер Дюран, нацепив на нос очки, смотрел на монитор компьютера.

– Интернет разрушил мою жизнь, – пожаловался он и жестом пригласил меня сесть в кресло из кожи и хрома, стоявшее напротив его стола. – Раньше достаточно было скользнуть взглядом по заголовкам воскресных газет, чтобы не отстать от жизни, после чего можно было спокойно жить целую неделю. Бегать трусцой. Играть в гольф. Теперь нужно знать все – список кассовых фильмов, «десять самых распространенных способов помолодеть» и даже новости из жизни Джулии Роберте.

Я невольно улыбнулась.

– Ну а как обстоят дела в «городе Л.»? – поинтересовался доктор Дюран.

– Да ничего, – ответила я, а сама подумала: «Ненавижу, когда Лос-Анджелес так называют!» – Очень даже неплохо.

– Сегодня утром я имел преинтереснейший разговор с дочерью. Одна ее «подруга» интересовалась, не знают ли хирурги, как избавиться от похмельного синдрома.

Я закусила губу и выпалила:

– Я тут ни при чем! – Пожалуй, получилось немножко резковато – я сама удивилась гневным ноткам, зазвеневшим в моем голосе. Но если этому семейству настолько не по душе мое присутствие, зачем в таком случае было вообще меня приглашать? – Хотя, должна признаться, это из-за моего визита Дерри пустилась во все тяжкие.

– Да слышал уже! – Он махнул рукой. – Дерри у нас прирожденная артистка. Она весьма забавна, но иногда бывает просто невыносима. Ее выходка заставила меня задуматься о моих пациентах.

– Как это? – Я спросила это только из вежливости: сипловатый голос доброго доктора понемногу начинал меня раздражать. «Завязывай поскорее со своим монологом, и я спущусь вниз, выпью кофе, усажу свою злосчастную задницу в машину и поеду домой», – думала я.

– Хирурги-кардиологи близко общаются с пациентами и их родственниками. Гораздо ближе, чем те же нейрохирурги. Конечно, самое трудное – сообщить жене или мужу, что пациент скончался во время операции. – Он умолк.

– Представляю, – кивнула я. – Действительно, непросто.

– Постепенно к этому привыкаешь. Но когда сообщаешь любящему человеку такое ужасное известие, между вами возникает некая связь. Удивительная связь. Со временем она не исчезает, а лишь трансформируется. Даже через много лет я встречаюсь с супругами, с которыми мне когда-то довелось беседовать. То в больничном лифте. То на парковочной площадке. Они делятся со мной семейными новостями: кто сломал ногу, кто забеременел, кому нужно сдать какие анализы. Нередко рассказывают о личной жизни. Сообщают, что помолвленые только что вернулись с романтического свидания. Нередко они начинают встречаться со старыми друзьями. Или знакомятся по Интернету. А иногда чаще, чем ты думаешь, – происходит следующее: например, брат моего покойного пациента женится на его вдове или лучшая подруга пациентки встречается с ее вдовцом. Когда они рассказывают об этом, вид у них удивленный и несколько смущенный. Я всегда говорю, что очень рад за них. Тебе, Джесси, наверное, невдомек, с чего бы хирургу радоваться их благополучию?

– А действительно, с чего? – Теперь мне и вправду было интересно.

– Да с того, что они живы. А я люблю все живое. Только тем и занимаюсь, что спасаю чужие жизни.

Я взглянула в окно. Нужно перевести дух, иначе я брошусь к ногам доброго доктора и разревусь во всю глотку.

– Спасибо вам, доктор Дюран, – сказала я, немного успокоив биение сердца.

– Рад стараться.

Он снова повернулся к монитору и двинул мышкой.

– Ну и статейка! «Последние исследования доказали, что курение марихуаны полезно для сердца». – Он усмехнулся. – Заяви я такое, тут же получу расчет.

Глава 21

Спор не за жизнь, а за стол

Только спустя неделю мне удалось забыть об этом визите. Тарин рьяно взялась за работу (после моего так называемого предательства у нее проклюнулся необычайный интерес к лавке). Я сидела на кухне Зака, читала газету и пила кофе. Мне попалась статья, где рассказывалось об изысканиях в области психологии. Группа ученых пыталась установить, по какому принципу сходятся люди. Были опрошены сотни пар, и выяснилось, что в подавляющем большинстве случаев люди выбирают того, кто к ним ближе; так сказать, «географически удобную» особу. Девушка предпочтет молодого человека, который снимает комнату в соседнем доме, парню, живущему через два дома. Мужчина скорее женится на своей секретарше, чем на женщине, которая работает в конторе через дорогу. То есть предпочтение отдается тому, кто близок территориально. Почему так происходит, психологи объяснить не могут. Может, люди, которые большую часть времени проводят рядом, духовно становятся ближе друг другу; а может, во всем виновата наша природная лень.

Тут меня осенило, что Зак, видимо, верит в превосходство пар. Он искренне считал, что люди, живущие вдвоем, счастливее одиночек и что пары способны выполнить любую работу лучше. Он также полагал, что секс с постоянным партнером приносит больше удовлетворения, нежели случайный секс, поскольку основан на взаимном доверии и предоставляет широкое поле для экспериментов, так как каждый досконально изучил особенности другого. (Лично я сомневалась, что сие утверждение стопроцентная истина, но очень хотелось в это верить.) Пары имели преимущество над одиночками и в финансовом отношении, поскольку, например, порция салата рассчитана скорее на двоих, чем на одного человека; и разъезжать вдвоем на одной машине тоже выгоднее. («Знаю, я сумасшедший», – признался Зак, когда поделился со мной соображением насчет салата.) В общем, жизнь вдвоем устраивала Зака почти во всем.

Зак любил порядок. Он был одержим экологически безопасными материалами и посему выбирал в бакалейной лавке «У Джо» самую жесткую из всех известных видов туалетную бумагу. Он ужасался, если я покупала упаковку из шести бутылок воды, когда можно было наполнить из кулера старую бутыль. Зак уважал мое увлечение мебелью, но иногда мы спорили, что важнее: интерьер или еда? («Кресло ведь не съешь», – говорил он, когда я убеждала его вложить деньги в данный предмет обихода. «Но и одним паштетом из печенки тоже сыт не будешь», – возражала я.) Во всем, что касалось пищи, Зак был щепетилен до крайности, меня аж смех разбирал. Он выращивал собственный базилик и багровел от злости, если урожай съедали гусеницы. А ресторан, где ему осмеливались поднести слегка остывшее блюдо, в результате получал крайне холодный отзыв.

Кое-что из того, что я узнала о Заке, меня удивило. Например, оказалось, что он не очень-то любил Хэппи. Зак считал, что от животных должен быть какой-то прок: мясо, работа, шкура, молоко или яйца. Конечно, сам бы он никогда не признался, что недолюбливает Хэппи: ведь Сесил носилась с собакой, будто с ребенком. Теперь пес остался на попечении Зака, покуда их не разлучит смерть. Но было заметно, что он явно теряет к собаке интерес и из-за этого чувствует себя виноватым. Если меня долго не было, Хэппи, изголодавшись по вниманию, начинал хулиганить: грыз носки, рылся в мусоре, царапал ножки стульев и хватал людей за ноги. Когда он чересчур расходился, Зак выгонял его на задний двор и запирал дверь. Тогда Хэппи начинал скулить, да так жалобно, что мне самой хотелось заскулить вместе с ним. Зак позволял Хэппи свернуться калачиком на диване, только когда мы смотрели кино, но при этом непременно требовал подстелить под него махровое полотенце. При Сесил полотенце никогда не подстилалось: лишнее доказательство того, что я не умела, как она, вертеть Заком. В такие минуты я припоминала, как Сесил иногда жаловалась, будто Зак слишком уж ее контролирует. Но тогда-то я не принимала этого всерьез, мол, милые бранятся – только тешатся.

И все-таки мужчины заботливее Зака, я не встречала. Как-то я обмолвилась, что в то лето, когда я обучалась за границей, пристрастилась к коктейлю «Пиммз». Вскоре я с удивлением обнаружила этот коктейль в буфете. Если я желала посмотреть какое-то телешоу, Зак его для меня записывал. Когда мне хотелось съесть какое-нибудь особое блюдо, он его для меня готовил. Если меня клонило в сон, укрывал меня одеялом. Он дарил роскошные подарки: кожаную сумочку, перламутровые серьги. У меня было все, о чем я мечтала: обеды в ресторанах, продуманные презенты.

Не знаю, когда я впервые поняла, что, хотя Зак мне и нравится, настоящей любви я к нему не питаю. Где-то в начале декабря романтика выскользнула за дверь, не попрощавшись, словно невежливая гостья. Я с удивлением обнаружила, что у меня больше не кружится голова от близости Зака и я уже не сгораю от страсти. Чем больше холодало на улице, тем более страстно я желала стремиться к нему всей душой, иначе не скажешь.

А потом еще этот случай с помадой – типично в его духе. Из-за вечно включенного обогревателя воздух в доме стал сухим, и у меня потрескались губы. Зак это заметил. Мы ужинали в новом ресторанчике-суши со странными правилами: что вы будете есть, здесь решал шеф-повар.

– Вот, купил тебе одну вещицу. Так, пустяк, – сказал Зак и протянул мне стеклянный пузырек.

Я прочитала состав бальзама (натуральное алоэ, вербена и шалфей) и потом только заметила маленькую карточку: «С вечной любовью, Зак». В горле у меня застрял комок, в глазах защипало. Я извинилась и бросилась в туалет, к безмолвному возмущению шеф-повара. Я заперлась в кабинке, уселась на толчок и попыталась успокоиться. Да что это со мной? На меня словно бы что-то давило. Прошло несколько минут, а я все никак не могла отдышаться. Пора было возвращаться за столик, иначе Зак начнет волноваться. Я наложила на губы немного жирной, приятно пахнущей помады, и они сразу стали влажными, словно бы покрытыми росой. Сесил всегда говорила, что смазать губы бальзамом – все равно что к косметологу сходить, эффект тот же. Я высморкалась и вернулась к Заку. Свалила все на аллергический приступ и до конца ужина как ни в чем не бывало обсуждала с Заком качество обслуживания, декор и свежесть солененьких морских устриц.

Позже, когда Зак вошел в меня, уверяя при этом в самых нежных чувствах, я сказала, что тоже его люблю. В конце концов, я была жива, а Сесил – нет. И мне досталось все то, чего она теперь была лишена. «Какая же я эгоистка, – подумала я, когда мы занимались любовью. – И как печально, что меня это больше не радует».

На следующий день, сидя на работе, я вдруг поняла, что мы с Заком вместе уже целых три месяца. Еще ни с одним мужчиной я не встречалась так долго. Пока Мэй помогала клиентке выбирать канделябр для туалетной комнаты (мы до сих пор торгуем канделябрами – прямо не верится! Между прочим, в задрипанном «Таргете» недавно выставили на продажу целую партию этого старья), я пораскинула мозгами и решила, что проблема гнездится во мне. Что может не устраивать в наших отношениях? Зака я обожаю – по крайней мере мне так кажется. Несомненно, уважаю его. Нахожу его красивым. Мне приятно о нем заботиться. Просто сама я какая-то дерганая, вечно на меня что-то давит... Очевидно, только я виновата во всех неувязках. Я взяла лист бумаги и записала несколько возможных причин своего внезапного охлаждения:

• Никогда прежде я не имела опыта столь длительных отношений, поэтому теряюсь.

• Близкие отношения пугают меня.

• Чувство вины перед Сесил.

• Друзья (т.е. Брин) не одобряют нашил отношений.

• Если я сумею все это преодолеть, то буду счастлива.

«Ибо я и так счастливый человек», – подумала я. Затем свернула список и положила его в сумочку, чтобы он был под рукой, если вдруг возникнет потребность его просмотреть. Однажды мы с Заком решили из кошмара создать нечто прекрасное. Значит, нужно бороться. А вдруг?..

– Ты давно общался с Брин? – спросила я вечером Зака. Мы прогуливались по «Гроуву» – этот торговый комплекс под открытым небом мог посоперничать с самым стиляжным лас-вегасским отелем: улицы, мощенные имитацией булыжника, разукрашенные фасады и фонтан, который поет «Это любовь» и извергает гигантские водные струи в такт музыке. Комплекс уже украсили к Рождеству: с фонарей, выполненных в старинном духе, свисали пластиковые сосульки, а в центре торговых рядов возвышалась огромная ель, на редкость безвкусная. Зак ненавидел это место и недовольно ворчал, что мне, фанатке стиля модерн и калифорнийской старины, «Гроув» по душе, но из ханжества я не желаю в этом признаться. «Есть немного», – подумала я. Стайка детей любовалась на мерцающие лампочки, отражавшиеся в искусственном ручье. Мне и вправду нравились вереницы магазинов с украшенными витринами (таких праздничных витрин на свете несметное множество), и я была в диком восторге от нелепого паровозика, звонок которого звенел всякий раз, когда на рельсы вылезал какой-нибудь малыш-недотепа. «Гроув» был похож на симпатичный, но бездарный дизайнерский проект, у которого нет будущего.

Зак наморщил лоб и засунул руки поглубже в огромные карманы куртки. Припоминал, наверное, когда в последний раз разговаривал с моей так называемой лучшей подругой.