Мифы Древней Греции (№1) - Плененные сердца

— Эвелина! Куда же ты исчезла? Я думала, что ты идешь за мной, но, когда я обернулась, чтобы сказать: «Ну не чудесно ли, что Элленби и Шелфорд заглянули к нам!» — тебя уже не было видно. Но чему ты улыбаешься?

Шелфорд отметил, что улыбка у нее была очень обаятельная. Она стала еще более ласковой и теплой, когда, приоткрыв пошире дверь.

Эвелина сказала:

— Позвольте мне представить вам мою новую знакомую, мисс… Бабочку! Она заблудилась, но я обещала, что мы поможем ей вернуться домой.

Шелфорд широко раскрыл рот от изумления, а Аннабелла пробормотала:

— О боже мой, да она тоже помешалась, совсем как леди Эль!

Викарий не мог в толк взять, что она имела в виду. Мисс Бабочка! Она, вероятно, пошутила. Он увидел, как Эвелина повернулась, чтобы сказать кому-то несколько ободряющих слов. Услышала, как она произнесла, смеясь:

— Вы говорите, что они вас не видят? Уже не заявите ли вы мне сейчас, что вы вообще невидимы?

14

— Вот именно, — отвечала Бабочка, нервно покусывая губы. — Мне следовало бы с самого начала сообщить вам, кто я такая. Но когда я с изумлением убедилась, что вы меня видите, мне так захотелось почувствовать себя опять смертной и забыть все мои тревоги. Я надеялась, что все теперь смогут меня видеть. Не сердитесь на меня и не думайте обо мне дурно. Просто я была так несчастна, а вы были ко мне так добры!

Когда Эвелина пришла в себя, первое, что она увидела, был потолок ее спальни. Местами лепнина отвалилась и позолота изысканной росписи стерлась. Можно было еще разглядеть двух поблекших маленьких амурчиков с миниатюрными луками и стрелами, ангельски улыбающихся на осыпающемся голубом фоне. Эвелине всегда доставляло удовольствие видеть их при пробуждении. Леди Эль когда-то сказала ей, что один из них был Эрот, известный также под именем Купидон, а другой — его завистливый брат Энтерот. Эвелина воспринимала их не как мифологических персонажей, а как детей, составлявших ей компанию днем и стороживших ее сон ночью.

«Какие глупости!» — подумала она, поворачивая голову. В этот момент она обнаружила, что голова ее покоится на мягкой подушке, и почувствовала такую негу, словно только что пробудилась от прекрасного сна и снова готова в него погрузиться. Она заметила, однако, что под кроватью скопилась пыль. Непременно нужно будет сказать миссис Браун. Вдруг осознав, что она лежит на полу, а не на постели, Эвелина окончательно вернулась к действительности.

— О нет! — проговорила она, садясь, что вызвало у нее новый приступ дурноты. Уронив голову на руки, Эвелина простонала: — Уходите! Уходите, я вас умоляю!

— Разумеется, если ты этого хочешь, дитя мое, но почему? Не лучше ли тебе будет, если я останусь поблизости? Я принесла лавандовой воды приложить тебе к вискам.

Услышав голос леди Эль, Эвелина почувствовала такое облегчение, что глубоко вздохнула и спокойно опустила голову на подушку, которую леди Эль держала в руках.

— Милая тетя, она ушла?! — воскликнула она. — Скажите мне, что она ушла!

— Ты имеешь в виду Бабочку? — спросила тетка. — Боюсь, что нет. Дело в том, что я пригласила ее остаться.

Приподняв голову, Эвелина уставилась на тетку.

— Вы пригласили ее остаться? — переспросила она, поправляя очки. — Вы хотите сказать, что вы ее тоже видите?

— Ну конечно. — Леди Эль прижала смоченный лавандовой водой платок ко лбу Эвелины. — Последнее время я ее часто видела.

— Неужели?

Эвелина, повернув голову, увидела Бабочку, стоявшую у окна. Она придерживала своими длинными изящными пальцами заштопанные муслиновые занавески. При этом она рассеянно смотрела в запущенный сад. Эвелину снова поразила красота молодой женщины.

— Но кто она? Я полагаю, это одна из ваших божественных гостей с Олимпа, но кто? Афродита?

— О нет. И лучше не повторяй это вслух, а то Бабочке достанется. Неужели ты не узнаешь ее. Она, конечно, очень остроумно назвалась Бабочкой. Она также олицетворяет и человеческую душу. Ее зовут…

— Психея, конечно! — воскликнула Эвелина, призвав на помощь свои знания мифологии. Она также вспомнила, что говорила ей Психея о своей свекрови, такой волшебно прекрасной. — Значит, Афродита — ее свекровь, а Эрвин… Эрот — ее муж! Подумать только! Я никогда не предполагала, что у них могут быть проблемы в семейной жизни, как у нас, смертных. О леди Эль, леди Эль, вы только послушайте, я уже стала выражаться, как вы. Но я не могу поверить, что она здесь, что она существует. Сознайтесь, если бы вы не видели ее сами, вы бы, наверное, без колебаний отправили меня в сумасшедший дом. Но как это возможно? Я всегда думала, что вы… что ваш рассудок… что, может быть…

— Может быть что, милочка? Что я пью хересу больше, чем следует?

— О нет, ничего подобного, но мне казалось, что у вас некое неопасное расстройство воображения. Я всегда считала, что вам кажется то, чего на самом деле нет, и все такое.

— Я знаю, — усмехнулась леди Эль. — Ты и не представляешь себе, как это забавляет меня — видеть ваши лица, ваше недоумение. Бедный Брэндрейт просто совсем лишился со мной терпения. Он даже стал говорить, что беспокоится о моем здоровье и не лучше ли мне переехать в Стэйпл-Холл.

Забыв совершенно о теме их разговора, Эвелина даже села от удивления.

— Он никогда об этом мне не говорил! — сказала она, не в состоянии поверить в такое великодушие маркиза.

Леди Эль поднесла смоченный в лавандовой воде платок к ее носу.

— Это очень помогает при обмороках, дорогая. А тебе еще час-другой будет не по себе. Что касается Брэндрейта, ты его недооцениваешь, Эвелина, поверь мне. Твое столь дурное мнение о нем лишено всяких оснований. Ну, может быть, я преувеличиваю, кое-какие основания найдутся, но, право, не так уж они и серьезны. Впрочем, я сказала ему, что не имею намерения покидать свой дом. Он вполне меня понял и вскоре сделал мне это в высшей степени щедрое предложение по поводу греческой скульптуры Зевса.

— Я его не понимаю, — проговорила Эвелина. — Но это очень великодушно с его стороны — предложить вам поселиться у него. Я так ему и скажу при первой возможности. Только я боюсь, что он подумает, будто я лишилась рассудка.

— Почему? — воскликнула леди Эль. — Потому что ты одобряешь его поведение?

Эвелина снова откинулась на подушку, лежавшую на коленях тетки. Она обняла леди Эль за талию и всхлипнула.

— Потому что я стояла у всех на виду в гостиной и пыталась представить Бабочку ему, Аннабелле и всем остальным!

Леди Эль рассмеялась и никак не могла остановиться. Эвелина встревожилась. Приподнявшись, она попросила тетку объяснить ей причину своего веселья:

— Уж и не знаю, что я такого сказала, чтобы вы смеялись до слез.

— Нет, это все прекрасно, просто восхитительно! Я рада, я в совершенном восторге! Ты такая всегда серьезная и чопорная — и вдруг ты попыталась представить Брэндрейту Бабочку! Я очень удивлюсь, если это не расположит его к тебе. Как жаль, что я в тот момент… задремала и не видела выражения его лица.

— Если бы я сделала такое в шутку, быть может, это бы ему и понравилось. Он ведь в жизни только и занят поиском развлечений. Но поскольку все выглядело совершенно серьезно, и вдруг такой конфуз, он наверняка подумает, что я помешалась и действительно верила, будто Бабочка, — при этом Эвелина сделала жест в сторону фигуры у окна, — стоит рядом со мной.

— Даже если и так, попомни мои слова, он непременно докопается до сути дела. Не таков Брэндрейт, чтобы просто пропустить столь удивительный случай. Психея, вы согласны со мной? Не правда ли, все идет как нельзя лучше?

Отойдя от окна. Психея приблизилась и опустилась на колени возле Эвелины. Она не ответила сразу на вопрос леди Эль, но обратилась к Эвелине:

— Простите, если я напугала вас и причинила вам неприятности. Я не хотела этого. В тот момент мне действительно очень нужно было почувствовать себя смертной. Вы подарили мне такую полноту ощущений, что я совсем забылась.

Под этим умоляющим задушевным взглядом сердце Эвелины дрогнуло. Все ее опасения исчезли, как и сама мысль о том, что Психея невидима. Да и то, что все это может происходить, если вдуматься, только в больном воображении, уже не волновало ее. Ну, боги, ну, греческие. С кем не бывает.

Нежно коснувшись руки молодой женщины, она сказала:

— Не стану притворяться, что я хоть немного понимаю, как это может быть, что вы сидите здесь, передо мной. Сочтем, что это не важно. Я желаю вам всего хорошего и предлагаю свою дружбу.

— Вот так-то лучше! — воскликнула леди Эль. Обняв Эвелину за плечи, она поцеловала ее волосы и затем обратилась к Психее: — Но что вы скажете о моей внучатой племяннице? Правда, она прехорошенькая?

— О да, — живо откликнулась Психея, к большому удивлению Эвелины.

— Какой вздор! — заявила Эвелина. — Вовсе я не хорошенькая. Я, что называется, приличной наружности, и если уж очень постараться найти для меня подходящий комплимент, то можно сказать, глаза у меня недурны.

— Чепуха! — возразила Психея. Глаза у нее заблестели. — Вы просто мало обращаете внимания на свои туалеты, и, если я не смогу сделать ничего более полезного, находясь под крышей дома вашей тетушки, по меньшей мере я научу вас более удачно причесываться и выбирать платья, более подходящие к вашей чудесной фигуре. Я не всегда была такая, какой вы меня сейчас видите. За столетия я многому научилась от моей прекрасной, хотя и грозной свекрови. Можете мне вполне довериться.

— Но зачем? — спросила Эвелина, озадаченно разводя руками. — У меня нет никаких причин столь тщательно выбирать туалеты, как вы выразились. У меня нет и денег, чтобы обновить свой гардероб. Да и никакого интереса к этому занятию, единственной целью которого является найти себе мужа.

— Цель здесь совсем другая, — с серьезным видом возразила Психея. — Это любовь. Только любовь, и ничто иное, иначе перед потрясениями, которые разрушают даже самые счастливые союзы, браку не устоять.

— Любовь меня не интересует, — сердито заявила Эвелина.

— Любовь интересует всех, — со знанием дела кивнула Психея, — и куда больше, чем вы думаете. По упрямому выражению вашего лица я вижу, что вы намерены со мною поспорить. Но я вам этого не позволю. Вот, кстати: скажите-ка мне, неужели вы были совершенно безразличны к поцелуям лорда Брэндрейта? Если я услышу ваше «да», я сейчас же покину этот дом. Я оставлю вас в покое и никогда больше не вернусь сюда. Ну что? Отвечайте же! Вас ничуть не взволновали ласки его милости?

— Он целовал тебя? — воскликнула в изумлении леди Эль. — Но как это замечательно! Как чудесно! Я так и знала, что к этому идет! Я так и знала!

Щеки Эвелины вспыхнули — и от смутивших ее замечаний тетки, и от воспоминаний, которые она всячески гнала от себя.

— Так я и думала! — торжествующе заявила Психея.

Эвелина не знала, что сказать. Она окончательно стушевалась, встретив прямой улыбающийся взгляд Психеи. Ей хотелось возразить, опровергнуть их слова, но вместо этого она почему-то улыбнулась. Приходилось признать очевидное. Ее взволновали объятия Брэндрейта, его поцелуи. Но любит ли она его? Могла ли она влюбиться в лорда Брэндрейта, в «неуловимого маркиза», как его называли в свете? Трудно было в это поверить, но почему тогда мысль о нем вызывала в ней такой восторг?

— Первое, что мы должны сделать, — сказала Психея, нарушая ход ее мыслей, — это выбросить все эти лиловые, белые и розовые платья. Ваши цвета, Эвелина, — это насыщенный красный, зеленый и синий. Напрасно вы с таким возмущением смотрите на меня. Скоро вы сами поймете, что к чему!

Два часа спустя после ленча, за которым Аннабелла по каким-то таинственным причинам отсутствовала, Эвелина вместе с Психеей и леди Эль рассматривали содержимое старинного деревянного сундука. Все ткани, которые леди Эль приказала прислуге достать с чердака, были изъедены молью и покрыты плесенью. Краски были еще свежи, поскольку на них не попадало солнце, но, когда леди Эль попыталась взять в руки рулон парчи персикового цвета, ткань тут же расползлась. Но, будь она даже в лучшем состоянии, исходивший от нее горьковатый запах тления не позволил бы пустить ее в дело.

— Боюсь, что наша затея безнадежна, — сказала леди Эль, покачивая головой. — Да и парчу больше не носят, кажется. А жаль. Такая прекрасная, благородная на вид и на ощупь ткань, но ее не сравнить с муслином, батистом или шелком.

«Тем лучше», — подумала Эвелина. С того момента, как леди Эль и Психея задумали преобразить ее, Эвелина пребывала в смущении и тревоге. У нее не было никакого желания меняться, стать другой. Этого, по ее внутреннему убеждению, просто не могло быть. Теперь она только и делала, что раскаивалась в своем поспешном и непродуманном согласии на эту авантюру.

Они перешли из ее спальни в большую комнату внизу, которую два окна, выходившие в сад, наполняли ярким светом. Комната была квадратная, с высоким потолком. В саду некогда искусно подстриженные деревья и кустарники, в форме чайников, кроликов и шахматных фигур, пришли в полное запустение и произрастали во всей своей первозданной дикости. Эвелина часто проводила в этой комнате утренние часы за чтением или шитьем на маленьком, но удобном диванчике у камина.

В центре комнаты на прекрасном старинном, с резными украшениями столе возвышалась серебряная ваза. При жизни мужа леди Эль они все трое обычно завтракали здесь. После семи лет скудости и лишений комната сохраняла лишь последние следы былой красоты. На стенах висели несколько портретов, в том числе самой леди Эль, Генри Родона, ее возлюбленного супруга. А также и спаниеля, изображение которого дядя Генри, как его называла Эвелина, просто обо;кал. На некогда темно-синем шелке обоев красовались потускневшие серебряные бра. Изумительный лепной потолок по каким-то необъяснимым причинам не отбился и не облупился, как в остальных комнатах. В центре висела хрустальная люстра. Эвелина помнила эту комнату в прежние, счастливые времена, когда паркет блестел, люстра, в которой горело три дюжины свечей, сверкала и переливалась, стол под Рождество ломился под тяжестью всяких деликатесов, в камине полыхал огонь. Как все изменилось. Три года назад портьерная ткань из этой комнаты пошла на редингот для леди Эль, накидку для Эвелины и обивку кресел в столовой.

Но Эвелина никогда не слышала от леди Эль ни одной жалобы.

Ее поражало, что тетка, всю свою жизнь пользовавшаяся всяческой роскошью, лишившись всех этих благ, никогда не упрекала за это судьбу. Так поступили бы многие, но она только смеялась и называла своего покойного мужа «влюбленным глупцом». Похоронив его с почестями и оплакав с любовью, она никогда не позволяла никому сказать о нем дурного слова. Когда Эвелина однажды спросила ее, как она переносит столь разительные перемены в своей судьбе, леди Эль, задумавшись на мгновение, отвечала: «У меня слишком много друзей, чтобы я могла считать себя бедной».

Что можно было на это сказать? Эвелина запомнила этот урок на всю жизнь.

Сейчас, глядя на милую седую голову, склонившуюся над сундуком, полным воспоминаний, она думала только о том, как ей повезло, что материи не пригодились.

— Жаль, — произнесла она вежливо, отворачиваясь от сундука и принимая разочарованный вид. — А я-то надеялась, что они нам пригодятся.

— Вздор! — Обернувшись, леди Эль взглянула ей в лицо. — Да что с тобой, дитя? Разве тебе не хочется выглядеть красиво? Можешь не отвечать мне! Я знаю, ты скажешь, что довольна своей судьбой, но мне лучше известно. И не думай, пожалуйста, что, если у меня нет и фартинга, чтобы купить тебе муслин, я откажусь от своей цели. Никогда!

Опустившись на пол возле сундука, она погрузилась в задумчивость.

— Когда мама купила все это для меня — господи, неужели это было тридцать лет назад? — у меня только что случился выкидыш, в седьмой раз. Она видела, что мое здоровье ухудшается на глазах. Я пала духом тогда. Я никогда об этом не говорила, Эвелина, но мне очень хотелось иметь детей. Поэтому мама накупила десятки ярдов шелка и парчи, чтобы поднять мне настроение. Большую часть их я пустила в ход с помощью очень талантливой портнихи из Карлингтона. Эти бедные, изъеденные молью куски — все, что осталось. — Она вздохнула. — Но я не хочу тебя огорчать, так что утри, пожалуйста, слезы. — Она подумала немного. — Мне не хотелось, но я думаю, все же придется продать этот бюст Зевса Брэндрейту.

Эвелина и Психея в один голос вскрикнули:

— Не надо!

Эвелина с удивлением взглянула на Психею, недоумевая, почему ту так волнует, кому будет принадлежать бюст. К ее большому удивлению, Психея беспокойно переводила взгляд с нее на леди Эль.

— Я хотела сказать, что… что вам не стоит этого делать. Я знаю, как много эта скульптура значит для Эвелины…

— Да, и еще больше для вас, — перебила ее леди Эль.

Не успела Эвелина спросить, зачем Психее понадобилось изваяние Зевса, как дверь внезапно распахнулась и в спальню стремительно влетела Аннабелла.

— Ах вот где вы! — воскликнула она своим мелодичным голосом. — А почему в таком унынии? Боже мой! Уж не собираетесь ли вы нарядить Эвелину в парчу, леди Эль? Это невозможно! Это ужасно!

Эвелина подумала, что вид у Аннабеллы скорее проказливый, чем ужасающийся.

— Ну конечно, нет. — Показав ей порванную ткань, леди Эль продолжала: — Даже если бы я и имела такое намерение, ты только взгляни на это!

— Очень жаль, — с притворным равнодушием заметила Аннабелла. Эвелина прекрасно понимала, что Аннабелла замышляет очередную авантюру. Леди Эль не замечала лукавого блеска в глазах племянницы. А Эвелина даже слегка расстроилась. Право, ей уже все это наскучило.

— Да, очень жаль, — повторила леди Эль, кинув суровый взгляд на развеселившуюся Аннабеллу. — Очень жаль, что мой бедный дорогой Родон скончался так рано, оставив меня в бедственном положении. Теперь все, что я могу предложить Эвелине, которую люблю как дочь, — это лишь изъеденная молью парча. Надеюсь, милая, тебе не придется пережить столь печальные превратности судьбы, какие пережила я. Так что, мисс богатая наследница…

— Моя дорогая тетушка, прежде чем вы мне откусите нос, я хотела бы передать вам кое-что, вернее, не вам, а Эвелине, если она примет это от меня.

В глазах Аннабеллы мелькнуло что-то, внушившее Эвелине, впервые за этот день, настоящий страх. Реакция леди Эль еще больше увеличила ее озабоченность. С трудом поднявшись на ноги, почтенная дама подошла к племяннице и обняла ее.

— Ты ведь побывала в модном магазине, плутовка?

— Ну конечно. — Аннабелла поцеловала леди Эль в щеку и, подойдя к двери, громко приказала Мепперсу немедленно принести ее добычу.

— О нет! — воскликнула Эвелина. — Только не для меня! Не могла же ты и вправду сделать такую глупость!

Сердце у нее сжалось, когда Мепперс и Джеймс вошли в комнату, нагруженные свертками всех видов и размеров. С выражением любопытства на лице дворецкий сделал знак Джеймсу. Слегка поклонившись Эвелине, он вручил ей первый громоздкий сверток.

Эвелина чуть ли не со страхом ощутила у себя в руках оберточную бумагу. Желание леди Эль нарядить ее было одно, но изыскать на это средства — совсем другое. Эвелина нисколько не сомневалась в том, что денег не найдется. Так что ее ожидало разве только платье из муслиновой занавески, висевшей в комнате Брэндрейта.

Но Аннабелла все изменила.

— Открывай же, а не то я упаду в обморок! — потребовала Аннабелла.

Чтобы не огорчать ее, Эвелина поспешила развернуть бумагу. Внутри, переливаясь на тусклом фоне обертки, лежал изумрудно-зеленый шелк. Эвелина была очарована.

— Какая красота! — проговорила она. Как завороженная, она провела кончиками пальцев по нежной ткани. Уж не крылось ли в этой дорогой материи какое-то волшебство? Почему ей вдруг больше всего на свете захотелось иметь платье из нее? Что бы подумал о ней Брэндрейт? Нет, она все-таки глупеет на глазах. Подойдя к Эвелине, Психея обняла ее за талию.

— Стоит ему увидеть вас в таком платье, и он потеряет голову, я в этом уверена.

— Какой вздор! — Эвелина никак не ожидала, что ее чувства могут быть настолько очевидны. Краска смущения залила ее щеки. Пытаясь оправиться, она добавила: — Мне совершенно безразлично, что бы он там ни подумал. Вы придаете этому слишком большое значение.

— Чему придаю значение? — спросила Аннабелла, которая, разумеется, никакой Психеи не видела. — О чем ты говоришь? Я тебя что-то не пойму. Неужели тебе безразлично, что он подумает? Ах, перестань. Этого просто не может быть. Уверяю тебя, он найдет это восхитительным. Он всегда проявлял много внимания к тебе и очень считался с твоим мнением; просто он немного застенчив. Но как только он увидит тебя в таком платье, с него это как рукой снимет.

— Это Брэндрейт-то застенчив? — воскликнула леди Эль, подходя к Эвелине. — Не сказала бы!

— Брэндрейт? — переспросила удивленная Аннабелла. — При чем тут Брэндрейт? Я говорю про мистера Шелфорда. Разве никто из вас не заметил, как он увлечен нашей Эвелиной? Эва! Ты-то что на меня уставилась? Для тебя это, конечно, не секрет. Теперь ты видишь, какое я принимаю участие в твоих делах. Разве не чудесно было бы тебе устроиться в доме священника рядом с леди Эль! Ты выйдешь замуж, и тогда никто уже не назовет тебя старой девой.

— Я вполне довольна своим положением. — Щеки Эвелины еще больше покраснели. — А что до мистера Шелфорда, все это чепуха! Мы с ним просто друзья, добрые друзья. Он отнюдь не смотрит на меня влюбленными глазами.

На щеках Аннабеллы заиграли очаровательные ямочки.

— Пока еще нет. Но когда ты предстанешь перед ним в элегантном платье из этого щелка, он непременно влюбится! И если ты хочешь послушаться моего совета, дай ему завтра на счастье носовой платок. Для мужчины такое внимание много значит. Так ты еще быстрее завоюешь его сердце.

Эвелина хотела было возразить, но леди Эль кротко попросила Аннабеллу прекратить забивать Эвелине голову всяким вздором. Потом она вообще изменила тему разговора, приказав Мепперсу позвать к ней миссис Браун. Самому Меп-персу и Джеймсу было велено не пускать никого из мужчин в комнату до особого распоряжения.

За каких-нибудь десять минут все покупки Аннабеллы были разложены для обозрения леди Эль и экономки. Обе они прекрасно умели шить. На свет появились многочисленные выкройки и модные картинки. Из зеленого шелка решено было сшить выходное платье, а из ослепительного розового кружева на муслиновом чехле — бальное. К нему предполагались белые шелковые туфельки.

— И куда мне бальное платье? — смеялась Эвелина. — Право же, лучше из этой материи сделать новые занавески в спальню тетушки.

Аннабелла с гордым и самодовольным видом наблюдала за подругой.

— А у меня есть еще одна новость, — объявила она, обмениваясь заговорщическим взглядом с миссис Браун. Зеленые глаза ее прямо-таки лучились. — Я затеяла бал завтра вечером в честь победителя состязания.

— Что?! — в один голос воскликнули леди Эль и Эвелина.

— Но это невозможно, — забеспокоилась леди Эль, — невозможно по тысяче причин. Бог мой, в доме такой беспорядок, сколько времени потребуется только для того, чтобы вытереть пыль, а оркестр… Аннабелла, душа моя, о чем ты только думаешь? Я надеюсь, что по своей опрометчивости ты не пригласила кого-нибудь из тех, с кем ты встретилась в деревне?

— Представьте, именно это я и сделала. Ой, что там творится! Обе гостиницы полным-полны, съехалось столько народу, все наше лучшее общество… Все желают видеть состязание между Брэндрейтом и Шелфордом. Не знаю уж, каким образом, но всему графству уже известно об этом. Вы ведь знаете, каковы мужчины! Ни охоту, ни гонки они ни за что не пропустят. И вы не поверите, оказывается, у Шелфорда репутация ничуть не хуже, чем у кузена, когда речь идет о спорте. Я своими ушами слышала, что просто ужас сколько народу ставят на него. Ну кто бы мог подумать?

Леди Эль беспомощно опустилась в кресло у стола.

— Аннабелла, я никогда не думала, что ты настолько легкомысленна. А дом в каком виде, а чем их угощать? Я не переживу такого унижения.

Бросившись к ней, Аннабелла поцеловала ее в щеку.

— Ну какая же вы трусишка! Неужели вы могли подумать, что я допущу такое? Никогда! Сюда в спешном порядке направляется целая армия прислуги и рабочих. Конечно, будет шумновато, но дом предстанет во всем блеске — по крайней мере частично — к завтрашнему вечеру.

— Аннабелла, ты не должна была делать этого! Что скажет твоя мать, когда узнает, что ты тратишь на меня свои деньги?

— Ну, быть может, она меня похвалит. Хоть раз в жизни! Она так сердилась, когда я в прошлом мае купила это серебристое газовое платье за семьсот фунтов.

— Семьсот фунтов! — повторили в ужасе дамы.

Покраснев, Аннабелла рассмеялась от смущения:

— Мы из-за этого поссорились, но я попросила прощения и сказала, что впредь буду благоразумна. Вот такова я теперь и есть.

— Хорошенькое благоразумие — восстанавливать мой дом!

— А как я могла бы лучше распорядиться своими средствами? Я вас люблю и хочу оказать вам маленькую услугу, которая обойдется мне куда дешевле какого-то глупого платья, уверяю пас! К тому же мама будет довольна и папа тоже. Они всегда считали несправедливым, что вам пришлось столько пережить из-за долгов дяди Генри.

— Но… — попыталась перебить ее леди Эль.

— И слушать ничего не хочу. Я наняла школьного учителя, чтобы он написал приглашения, половину из которых уже отослали моим знакомым. Прислуга уже нанята. Вызваны рабочие и садовники, чтобы привести в порядок парк… — Аннабелла вдруг остановилась, слезы выступили у нее на глазах. — Вы знаете, до сегодняшнего дня я не представляла себе, сколько вокруг бедняков. Когда в деревне стало известно, что я наняла две дюжины работников, толпа окружила мой экипаж, и все благодарили меня. Леди Эль, неужели дела так плохи?

— Боюсь, что да. Новые законы принесли много вреда. Хлеб подорожал, а урожаи последнее время были скудные.

— Тогда тем более нечего спорить со мной. Разве это траты? Особенно если учесть, что на доброе дело, — торжественно заявила Аннабелла.

Эвелина смотрела на нее с любопытством. Она не помнила случая, когда бы Аннабелла проявляла такое бескорыстие и доброту к беднякам. Право, неожиданность за неожиданностью. Вытирая слезы, Аннабелла снова засмеялась:

— Надеюсь, Шелфорд будет мной доволен на этот раз. Он постоянно делает мне замечания и упрекает в легкомыслии. Но хватит об этом. Я ведь пригласила трех швей, , чтобы заняться — платьями Эвелины. Они будут здесь очень скоро. А пока мы должны решить, какую лучше выбрать отделку. Я так и не смогла сделать окончательный выбор в магазине, и поэтому чего тут! только нет. Вот, например, эти брюссельские кружева, а, Эвелина?

Взяв маленький сверток, она протянула его Эвелине.

— Я не знаю, право, что сказать, — начала Эвелина в замешательстве, взглянув сначала на кружева, а потом в лицо Аннабеллы. — Я очень сожалею, что не могла вовремя остановить тебя. — Укоризненно покачав головой, она продолжала: — Это слишком, Аннабелла. Слишком» щедро. Я понимаю, что ты хотела помочь леди Эль, но в отношении меня…

— Я не стану оскорблять тебя заявлениями о том, как я сожалею о твоих обстоятельствах, — сказала Аннабелла, не дав ей закончить, — ты слишком горда, и мне бы, наверное, изрядно досталось от тебя! Но представь, впервые в жизни я подумала о ком-то, кроме себя. Так что, я полагаю, мне будет очень полезно для дальнейшего усовершенствования, если ты просто скажешь мне спасибо. Сомневаюсь, чтобы я когда-либо еще пошла на такое.

Она отошла к столу и принялась рассматривать ленты, кружева и стеклярус, выбранные ею для отделки.

— Какой вздор! — отвечала Эвелина с улыбкой. — Ты ведь очень великодушна. Это правда, ты редко делаешь подарки. Но одно твое присутствие может оживить самую унылую обстановку. Какая другая женщина способна принести такой дар?

— Прошу тебя, хвали меня как можно больше. Кстати, имей в виду, если кто-либо из моих поклонников будет очарован тобой в этих новых нарядах, я с тобой поссорюсь.

Что бы сказала Аннабелла, подумала Эвелина, если бы она знала, что леди Эль считает ее, Эвелину, лучшей парой для Брэндрейта. Того самого Брэндрейта, за которого Аннабелла мечтала выйти замуж с самого детства. Богатой наследнице не случалось еще испытать в жизни серьезных разочарований. Увы, когда-нибудь ей все-таки придется понять, что маркиз не любит ее и скорее всего не полюбит никогда.

Леди Эль поманила Эвелину к большому зеркалу, которое по ее приказанию принесли из ее спальни. Тетушка принялась прилаживать на ней разноцветные ткани, любуясь отражением.

— Но ты должна немедленно снять этот безобразный лиловый муслин, — сказала она с гримасой отвращения. — Как ты могла носить такое ужасное платье все эти годы? Миссис Браун, помогите мне, пожалуйста. Боюсь, мои бедные пальцы уже ни на что не годятся.

Подчиняясь ловким пальцам миссис Браун, расстегивавшей на ней платье, Эвелина лукаво улыбнулась тетке:

— А в каком платье удобнее лазать по деревьям и доставать самые спелые персики? Вы помните, тетушка, вы всегда говорили мне, что я приношу вам самые лучшие фрукты? Как бы я иначе могла быть способна на такие подвиги?

Приподняв свои выношенные юбки, Эвелина сделала тетке шутливый реверанс.

Миссис Браун, разумеется, тут же сердито заявила, что Эвелина мешает ей, а леди Эль только возвела глаза к небу.

— Могу я надеяться, дорогая, что ты не станешь лазать на деревья хотя бы в этих шелках или, чего доброго, в тюле!

— Как бы это интересно выглядело, милая тетушка! — воскликнула Эвелина. Платье между тем упало к ее ногам. — Тюль, несомненно, разлезся бы на ниточки и повис на ветках наподобие мха.

— Ты сегодня что-то очень легкомысленна.

— Афродита была совершенно права, — раздался в этот момент голос Психеи. На лице у нее было совершенно ошеломленное выражение.

— В чем права? — спросили в один голос Эвелина и леди Эль.

Психея, остававшаяся все это время безмолвно в стороне, обратилась к Эвелине:

— Она говорила, что вы просто издеваетесь над ней, относясь с таким пренебрежением к вашей внешности. — Покачивая головой, она осматривала гибкую, высокую, идеально сложенную девушку. — Клянусь, вы могли бы соперничать даже с ней самой. Будь я хотя бы наполовину так хороша, как вы, Эрот никогда не утратил бы своей любви ко мне.