Джон Кинг

Английский путь

Моему отцу, Майклу Кингу

«Англичане не убивают людей, по крайней мере пока их не вынуждают к этому»

Стив Торман, вечером после Эйзеля

Островная раса

Злобный ублюдок в серой униформе стоял передо мной. Разглядывал мой паспорт. Изучал фотографию, но не поднимал головы, чтобы убедиться, тот ли это Том Джонсон. Чего-то ждал. Что лицо на фотке вдруг оживет и рот скажет «иди на хуй». Что голова отклонится назад, а потом ударит в переносицу. Кровь запачкает свеженькую форменную рубашку, оставляя на ней яркие полосы. Что-то вглядывался в морщины на моем лбу. Играл свою роль в сценарии, разработанном подонками, заседающими в Брюсселе^[1]. Вертел в руках новенький красный британский паспорт. Ублюдки работали весь вечер, ставили нам европейские печати. Тратили в три раза больше времени, чем обычно. Без идентификационной карточки на груди, бронежилет, униформа прикрывает потную кожу; щеки в оспинах. Таможенный мудак ничего не говорил, просто стоял и кисло разглядывал фото. Таращился в пространство, мразь. Я почувствовал, что у меня начинают дрожать колени, зудеть пальцы и сжиматься кулаки, но я подавил вскипающую злость. Вспоминает что-то из базы данных о хулиганах, или это обычная проверка? Поднял голову с выражением удивления на лице и стеклянным взглядом. Засосал внутрь порцию воздуха, так что он даже забурлил у него в глотке. Дурно воспитан; к тому же от него пахнет рыбой. Виновник всех моих неприятностей.

– И чем же вы планируете заниматься в Голландии, мистер Джонсон?, – спросил он, само любопытство и подозрительность. Самодовольный. Говнюк.

Я улыбнулся как можно более приветливо.

(Ну да, я еду через Голландию в Берлин, мистер Мудак-из-Таможни, где собираюсь посмотреть матч Англия – Германия и надеюсь хорошенько оторваться там. Вот что. Но для начала я собираюсь зависнуть в Амстердаме и нажраться, потом заняться голландскими чиксами, о которых ты так много слышал. Нет-нет, не шлюхами, на тех я просто поглазею. Классические забавы классических английских джентльменов. Нет, мне нужна какая-нибудь голландская королева красоты, блондинка «никогда-не-говори-нет». Может быть, даже перемахнемся с кем-нибудь. Потом мы собираемся уделать немцев прямо у рейхстага. Вот что. И наконец, приятель, твоя женушка просто захлебнется от восторга. Она же любит это, грязная корова. Я уже вижу: девять утра, ты дрочишь тут, в порту, за столом, а она смотрит новости про английских парней, устроивших беспорядки. Даже ты посмотришь одним глазом.)

– Я собираюсь в Амстердам на несколько дней, отдохнуть у своих друзей. Может быть, еще куда-нибудь по Голландии проедусь. Посмотрю достопримечательности, просто отдохну.

Я смотрел, как остальные парни уже поворачивают за угол. Ведут себя так невинно, словно новорожденные. Обвел взглядом пол, стены, потолок. Просто смешно, как легко они отделались, Такие парни, как Фэйслифт и Билли Брайт. Акула Брайт с обмотанным вокруг руки флагом Святого Георга в целлофановом пакете, чтобы не промок. Эти цвета не мокнут. Марк топтался на месте, улыбался, смеялся. Дожидался меня. Наслаждался представлением.

Я снова повернулся к стоящему передо мной мудаку. Снова улыбнулся. Большой желтый шар с черными отверстиями рта и глазниц. Супермен из мультфильма, все делающий невпопад. Почему он выбрал меня? Просто повезло, или что-то более серьезное?

– Хотите попробовать амстердамские наркотики, не так ли, мистер Джонсон? За этим туда едете, да?

Вот оно что. Играем в борьбу с наркомафией. Издеваются, что ли?

(Не знаю, как ты, приятель, но неужели ты думаешь, что я поеду туда за этим? Будь чуточку поумнее и дай мне догнать своих. Смотри, врежу тебе по яйцам. Хорошо врежу, так что они окажутся где-нибудь в кишках, и ты весело проведешь остаток своих дней. Как будто нам дома наркоты не хватает. Но я не трону тебя, потому что тогда мне придется пропустить весь кайф и все танцы, а твои приятели просто обоссутся, когда меня посадят на шесть месяцев за кастрацию работника таможни. Мне пора в путь. Амстердам, Берлин и Англия – Германия. В мои планы не входит, чтобы меня повязали, когда я еще даже не успел выехать из страны. На хуй надо. В мои планы вообще не входит быть повязанным. Совсем ни к чему так себя вести, потому что скоро мы пересечем Ла-Манш, и там не будет ваших дурацких правил и предписаний. И нет больше мистера Хороший Парень. Попасть на континент, и все. И нас не будут волновать законы, потому что они будут иностранными. За пределами Англии можно делать все что угодно.)

Я еще раз улыбнулся. Мышцы лица уже начинали болеть. Я не улыбался так много с того раза, когда я, Род и Марк немного дунули – у Рода в машине была шмаль. Хотели остановиться поссать. Нас остановили полисы, сказали, что Род пьян. Засранцы. К счастью, Род был трезв, хотя мы возвращались с воскресной вечеринки; полисы отбуксировали нас в участок, так как надеялись на легкую добычу. Им наплевать на наркопритоны в Брикстоне^[2] и серийных насильников, куда приятнее хватать людей за воскресным обедом или тех, кто выпил в пабе восемь пинт. Может быть, они проверили по компьютеру и не нашли нас там, так как они предупредили нас и отпустили. Еб твою мать, я не мог в это поверить. Род сказал, что мы, удолбанные, зашли в полицейский участок. Обоссышься. Я чувствовал себя так, как будто выиграл в какой-то ебаной лотерее, а старый хрыч-полицейский демонстрировал свою озабоченность ростом наркомании – «это вполне возможная и реальная вещь, потому что мы должны помнить, что легкие наркотики приводят к более тяжелым, и прежде чем общество поймет, что происходит, его значительная часть уже будет во власти экстази и героина, что приводит к потере нравственных ориентиров, нежелательной беременности и – неизбежно – к потере уважения к закону». Этот мудак сделал паузу, словно находился на кафедре, и сказал, чтобы я убрал с лица свою ухмылку, не то он обвинит меня в неуважении к власти. В наше время нельзя даже улыбаться. Вы платите налоги, а все, что получаете от них взамен – это унижение.

Но я буду вежлив, очень вежлив. Не нужно винить во всем этого чела из таможни. Он просто делает свою работу. Его лицо так безжизненно, как будто он – машинист, ведущий поезд в Аушвиц^[3]. Не нужно ссориться. Я буду приветливым с ним, я хочу ехать. Посмотреть мир и получить удовольствие. Потому что ездить за сборной всегда весело, независимо от того, с кем она играет. Товарищеский матч в Берлине – тем более. Я вспомнил о человеке передо мной и его наркокартеле, ждущем меня в Голландии, всех этих искусственных веществах, используемых подрывными элементами для нарушения общественного спокойствия.

– Меня никогда не привлекали подобные вещи. Я полагаю, у каждого есть право на выбор, но лично я предпочитаю выпивку.

– Хорошая пинта доброго эля^[4] никогда не повредит.

– Я вообще-то лагер^[5] люблю.

Он пристально смотрел в паспорт несколько секунд, потом поднял голову. Посмотрел мне в глаза, как будто хотел просверлить дыру прямо в мозг.

– Конечно, мистер Джонсон.

А выглядит плохо. Эль – настоящая английская выпивка, он сказал. А лагер – просто европейская газировка.

Я улыбнулся, все той же невинной улыбкой. Беззаботно. Отдохни, приятель. Почему бы тебе не отъебаться и не заняться кем-нибудь еще. Глаза у него слипаются. Похож на толстый сперматозоид, цепляющийся за край гондона. Такой через резину пролезет. Из таких вырастают люди в униформе и причиняют другим неприятности. Я не удивлюсь, если его баба время от времени развлекается на ковре в гостиной с каким-нибудь хулиганом.

Я услышал, как позади меня какие-то люди сходят с поезда. Видно, выпили не одну бутылку хуй-знает-чего, пока доехали с Ливерпуль-стрит^[6]. Не думаю, что им дадут уехать из Харвича. Сидр, вероятно. Похоже. Мы слышали, как они шумели в следующем вагоне; Брайти считал, что эти парни откуда-нибудь из провинции, судя по их лоховскому виду. Фэйслифт хотел пойти и побазарить с ними, так как они слишком расшумелись, к тому же он был не в настроении, мучило похмелье после ночной пьянки. Мы, смеясь, успокоили его. Расслабься. Это Англия едет на выезд, мы знаем своих врагов. В каждом купе – фаны разных клубов, но он первый раз ехал за сборной и не сталкивался с этим раньше. Некоторые веши были ему в новинку, совсем как для меня в мой первый раз. Приезжаешь на Ливерпуль-стрит, и там повсюду другие клубы, и ты понимаешь, что все эти люди примерно одинаковы, хотя и из разных мест, что все – англичане, все – патриоты, все – под одним флагом. Это срабатывает. Десять минут, и ты прочувствуешь это. Англия, единая, всегда будет непобедимой.

Один из этих парней был в майке сборной. Напрашивается на неприятности. Рожа красная после выпитого, тату на руке. Сделано грубо, сложно разглядеть детали. Юнион Джек, лицо Нодди Холдера^[7] в юности и несколько змей, образующих спутанные волосы. Он надеется проехать? Мы только два часа как покинули Лондон, и я сильно удивлюсь, если увижу его в Берлине. Полисы ждут английских хулиганов, и хотя мы едем на несколько дней раньше, с такой майкой ты сразу выбываешь из игры. Но ведь они всего-навсего фермеры из какого-то свинарника, а мы из «Челси», что немного круче. У нас все будет легко и просто. Полисы могут делать все, что им угодно, могут запросто не пустить вас на паром. Справедливо, несправедливо – они решают. Так что лучше не поднимать головы и думать о фройляйн, ждущих по ту сторону пролива. С раздвинутыми ногами. Я просто не мог дождаться, когда же мы уедем и начнем веселиться. Сказать честно, я устал, работая день за днем на своем складе. Все те же пьянки, все те же ночные клубы. Те же знакомые лица. Те же старые чиксы. Футбольный сезон закончен, и нечем заняться, когда «Челси» не играет. Мне просто необходимо покинуть на время Лондон и Англию, потому что когда возвращаешься, жизнь кажется лучше, чем раньше.

Появилось еще несколько копперов и таможенников; они улыбались и в то же время загораживали проход. Большое спасибо, большое-большое-большое спасибо. Надо поторопиться и проскочить перед Стронгбоу^[8] и его приятелями. Они что-то слишком возбуждены; почти бегом помчались к палатке с мороженым, того и гляди штаны свалятся. Мистер Наркотики смотрел через мое плечо, он больше не интересовался Томом Джонсоном, потому что он знает, чего ожидать от пьяных подонков, которые едут этой дорогой. Он читал газеты и изучал инструкции, наверное, этот ублюдок даже покупал какие-нибудь видео. Дрочил на эти видео тысячи раз, и сейчас он почувствовал волнение – потому что приближались они…

ТЕ САМЫЕ ФУТБОЛЬНЫЕ ХУЛИГАНЫ

Он вернул мне паспорт и сказал благодарю вас мистер Джонсон. Прошу извинить за беспокойство. Счастливо вам отдохнуть в Голландии. Амстердам – великолепный город с каналами, баржами и вкусными континентальными завтраками. Свежий хлеб, ветчина, сыр, джемы разные. Прекрасная архитектура, избежавшая участи разбомбленного Ист-Энда и Ковентри, который вообще сровняли с землей^[9]. Вот что значит быть пацифистами. То же самое – Париж. Вот что значит быть трусами. Мудаки эти французы. Шутка, но в каждой шутке есть доля правды. Перед тем как заняться перепившимися субъектами, он засмеялся и предупредил меня, чтобы я не особенно усердствовал в барах. Чтобы хорошенько разглядел женщин ночи. Он уже начал нести околесицу, сказал, что все цветные – твари, настоящие твари из джунглей, понаехали из Суринама и Индонезии, все за деньги сделают, я даже немного испугался, глядя на него. Я в этом не нуждаюсь. Оставь меня в покое. Просто съебни и оставь меня в покое. Ты уже в печенках у меня сидишь; ты уже в прошлом. Ничего не говорить и побыстрее встретиться с Марком и остальными. Ебаная мразь.

Полисам и таможенникам было наплевать на меня, они уже сфокусировали внимание на любителях сидра. Люди в униформе хранили серьезное выражение на лицах, они ведь знают, что к чему, они получили инструкции от футбольной разведки, они знают все-все-все о хулиганах. Делают вид, что в курсе дела, все плохие парни под колпаком. Черно-белые снимки из желтых газетенок и архивные релизы. Работники таможни занялись калдырями, которые, если не возьмут себя в руки, рискуют провести время в местной каталажке, тогда как Экспедиционный Корпус разместится в сумрачных стрип-барах Амстердама. Мы надели темные очки и двинулись прочь, насвистывая мотивчик из Dam Busters^[10], посмеиваясь. Таможенники и полисы. Мудаки они все.

* * *

Боб «Гарри» Робертс ненавидел море и паромы. Слава яйцам, он живет в Лондоне, а не каком-нибудь мерзком приморском городишке типа Гримсби, где дети до восьми лет ходят в школу в деревянных еще, наверное, башмаках, а потом вместе со взрослыми возятся на утлых рыбацких лодчонках. Он так и видел себя, замерзшего, неспособного сделать хоть шаг, превратившегося в ледяную глыбу, которого приводит в себя какой-нибудь Долговязый Джон Сильвер. Хромой капитан с факелом в руке, цепляющийся за корабельные снасти, одноногий морской волк, освободит Гарри ото льда своим кортиком, одновременно рассказывая деревенскому увальню, как его «взяли на буксир в нескольких милях от берега». Или вот вместе с рыбаками он вытягивает сеть в Северном Море, полную рыб-мутантов – трехглазые монстры, рыбы, распространяющие вокруг оранжевое свечение, вся эта начиненная химикатами нечисть, бушующая под водой. Юный Гарри, вкалывающий всю ночь, чтобы заработать на кусок хлеба. Поднимающийся, насвистывая песенку, на какую-нибудь ебучую гору, пересекающий улицы, вымощенные булыжниками и лошадиным дерьмом. Вовсе ему не улыбалось жить среди рыбаков. Мерзкий Север. Лондон, только Лондон.

Гарри вернулся мыслями в тот день, когда «Челси» играли в Гримсби и выиграли 1:0, став первыми во Втором Дивизионе; гол забил Керри Диксон. Они не видели особенно много рыбацких судов в ту субботу, может быть, и гор особенно крутых там не было, он не помнил хорошенько, потому что все были в слюни после дринча в Линкольне. Пьяный или трезвый, этот день он никогда не забудет. У них были билеты на сидячую трибуну, но они пошли на стоячую, так как служба безопасности была не в состоянии контролировать ситуацию, и «Челси» собрались на этой трибуне, забив ее битком. Никто не жаловался, потому что Диксон, Кевин и Спиди вели команду к возвращению в Первый Дивизион, и вообще было похоже, что вернулись старые славные деньки, хотя полисы и ворвались на стадион прямо на лошадях, чтобы показать, какие они умные. Тупые пидарасы едва не спровоцировали беспорядки. Это была фантастика, вернуться в Первый Дивизион, когда недавно, казалось, все катилось в тартарары, и они вылетали в Третий. Потом они провели ночь в Честерфилде, в большом пабе, где отмечали победу множество парней из «Челси». Здесь не было ничего странного, коучи часто останавливались там по пути домой, и все было достаточно спокойно. Они познакомились с несколькими местными девчонками, Гарри, Болти и те парни из Слау, два Гэри и Бенни в своей клетчатой кепке. Потом там началась дискотека, и они все ноги себе отбили на танцполе; ди-джей крутил старые хиты Гэри Глиттера и Slade. В пабе находилось две-три сотни «Челси», и не так уж много было разбито стаканов. Забавно получилось. Только представить, что там могло было быть в ту ночь, так что повезло, что все обошлось.

Они пили с несколькими шахтерами из Честерфидда, и он помнил, каково было его удивление, когда обнаружил, что они совсем не похожи на то, как их описывают в желтой прессе. Он ожидал увидеть людей в подбитых гвоздями ботинках и красных противоударных шлемах, а они оказались обычными парнями, зашедшими выпить субботним вечером, любителями повеселиться. Он разговорился с двумя панками, они рассказали ему какую-то историю, случившуюся на местной шахте. Он слушал, но пропускал все мимо ушей. Гарри засмеялся. Они были так пьяны, что сели не в тот автобус, и приехали на Северную Кольцевую где-то за Уиллисденом. Они попали домой только в четыре утра, потому что такси не хотели везти короткостриженых парней в зеленых бомберах. Сейчас он стал старше и мудрее, сейчас он наслаждался спокойной жизнью в Премьер-Лиге. Владелец клуба заменил старые трибуны новыми удобными сиденьями, открыл новые бары, где можно пить лагер на халяву. Отмывает деньги, не иначе.

Пересечение Ла-Манша обещало быть кошмаром. Гарри чувствовал, что его уже мутит. Шесть часов в этом сраном болоте, когда тебя швыряет от борта к борту, а воздух пропитан запахом мочи. Здесь никогда не бывает газет, и всегда какой-нибудь мудак начинает барабанить в дверь сортира. Ему было необходимо выпить, чтобы успокоить нервы, поэтому он отстал от остальных парней и направился в бар, сказав Картеру, чтобы он поторопился, а то туда не влезешь потом. Хотелось глотнуть чего-нибудь голландского, «Хайнекена» например, так что он стал спускаться вниз, но Картер сказал, что бар не откроют, пока паром не выйдет в море. Таков порядок, так что извини, Гарри, жирный ублюдок, придется тебе подождать.

Гарри пожал плечами, и они вышли на палубу подышать свежим воздухом и посмотреть на погрузку. Он уже начал жалеть, что не выбрал Евростар^[11], но тогда пришлось бы ехать одному, что не слишком-то весело. Лучше тогда остаться дома, перед телевизором. Он не хотел ехать через туннель, к тому же это дороже. Он не хотел ехать в вагоне, под который ИРА подложит бомбу или еще что-нибудь. Изо всех путей, какими можно попасть в Европу, это самый плохой. Гарри был в Испании, Португалии, Бельгии и Франции, и везде ему нравилось. Много выпивки и вкусной жратвы, чистые улицы, хорошее отношение. Там было как-то по-другому, даже учитывая то, что там видишь все со стороны. Вероятно, если бы он жил в Лиссабоне или где-то в этом роде и так же, как в Лондоне, работал маляром, то и воздух ему казался бы таким же и проблемы были бы те же, наверное, поэтому и хочется уехать в первую очередь. Если вокруг говорят на другом языке, это значит, что ты свободен от постоянной пропаганды, которой накачивает тебя пресса. Это был отдых от непрерывного мрака и тоски. Большая тарелка паэльи и кувшин сангрии, и Гарри счастлив. Это все, что ему нужно. Есть, пить и трахаться.

Его радовали европейские чиксы, хотя с испанками и португалками он, в общем-то, практически не сталкивался. Бельгийки одеваются как лохушки, а француженки всегда смотрят свысока, но ему нравится, когда говорят с акцентом. Это возбуждает. Дайте более-менее приличную чиксу с европейским акцентом, и член встанет раньше, чем она закончит первую фразу. Он начнет новую жизнь в этой поездке. Он будет учиться у Картера, неостановимой секс-машины. Картер не собирался останавливаться, а Гарри знал, что если всегда следовать за кем-нибудь как тень, то чему-то у этого человека обязательно научишься. Они будут как старый мастер и мальчик-подмастерье. Он будет учиться у Картера и трахаться всю дорогу. Остальных парней, Тома, Марка и других, больше привлекали махачи, но Гарри, если не задевали его национальные чувства, больше думал о сексе. Его яйца болели, они отвисли почти до колен. Держаться Картера, и все будет в порядке. Чиксы в Голландии и Германии всегда готовы повеселиться. Он с надеждой смотрел вперед, в Европу, но его домом всегда останется Лондон.

Вспомнив о Лондоне, Гарри ощутил первый приступ тоски по дому. Невероятно, ведь они даже еще не отплыли. Как раз в это время он вернулся бы с работы, пустил бы воду в ванну, поставил чайник, сунул кебаб и картошку в микроволновку, влез бы в воду и смыл краску и штукатурку, вытерся, надел чистую одежду, сложив свое рабочее снаряжение в углу спальни. Потом вернулся бы на кухню, намазал бы маслом кусок хлеба, налил кипятку в свою кружку с эмблемой «Челси», опустил туда пакетик чая, добавил молока и сахара и отправился бы в гостиную с кебабом и картошкой на тарелке, выдавил бы острый соус и смешал ножом с мясом и салатом, сидел бы, наслаждаясь отдыхом после долгого рабочего дня, за который он успел здорово проголодаться, пока красил там стены своим валиком, вдыхал бы запахи мяса, соуса, горячей картошки, соли, уксуса, прекрасная смесь запахов, приготовился бы есть и – ЕБ ТВОЮ МАТЬ – пульт лежит на телевизоре. Тогда Гарри отложил бы все в сторону, взял бы пульт, нажал бы кнопку On и переключал бы каналы, пока не нашел какие-нибудь новости. Сидел бы и наслаждался едой, одновременно глядя в телевизор на протестантов и католиков в Белфасте, испанских рыбаков, ловивших рыбу в английских водах, и наконец, прямо перед спортом, репортаж про затонувший где-то на Филиппинах паром. Гарри грыз бы кебаб, запивая чаем, и ждал футбольных новостей и прогноза погоды. Новый диктор метеослужбы была бы дикторшей с большой грудью, которая ледяным тоном обещала сильный шторм в море. Паромы отправляются в плавание на свой страх и риск. Он был бы почти шокирован и выругался бы, пережевывая кебаб. Так он и знал.

* * *

Я догнал Марка; он спросил, чего там хотели от меня таможенники. Я сказал ему, что ничего особенного. Он осведомился, взяли ли они меня на заметку как распространителя жесткого голландского порно, с детьми и разными уродами. Румынские сироты и английские тинэйджеры-наркоманы. Пенсионеры без члена и двухголовые пигмеи. Я ненавидел все это и сказал ему, что он охуевший пидор. Сказал иди на хуй. Те, кто делают это с детьми, самые отъявленные подонки, и я знал, что Марк согласен со мной, потому что однажды он отпиздил такого извращенца. Всем было бы наплевать, если бы он его вообще убил. По крайней мере если бы он не сел за убийство. По телевизору говорят, что все они сидят за своими компьютерами, дрочат через Интернет, окопавшись в Амстердаме. Либеральное общество как магнитом притягивает отбросы со всей Европы. Может быть, английские парни разнесут там пару местечек, чтобы показать голландцам настоящие стандарты. Драться, снова и снова, если нужно. Сражаться за то, во что веришь. Око за око, зуб за зуб. Совсем не обязательно пытаться анализировать причины поведения таких подонков, как эти.

Харрис уже в Амстердаме, все говорит за то, что в Берлине будет хороший состав. Все появятся там в нужное время, потому что кто из тех парней, что поедут на этот выезд, согласны на то, чтобы Англия следовала за Европой? Никто не хочет, чтобы им управляли из Берлина. Из-за этого и воевали в прошлую войну. Всему виной большой бизнес и законы, которые протаскивают через черный ход. Не то чтобы я верю, что наша система лучшая в мире, потому что это ерунда. Всякий, кто сталкивался с английской системой, знает, что она построена богатыми и для богатых. Те, кто верят в подобное говно, не занимаются своими делами у всех на виду. Твою судьбу решает полученное воспитание. За одно и то же преступление можно получить десять лет, а можно стать героем, это зависит от правильности твоего произношения. Но тем не менее невозможно допустить и мысли о том, что какой-нибудь мудак из другой страны может указывать нам, что делать. Нас достали мудаки, учащие нас жизни на нашем родном языке, но кто хочет прослушать лекцию на немецком или французском?

Все политиканы – предатели. Держат нас в неведении, а сами делают, что хотят. Как всегда. Многие из этих вещей идут из Берлина, и когда мы перевернем Европу вверх дном, никто не будет нам указывать. Нам не нужен повод для беспорядков. Нам не нужен повод для двухдневного рэмпейджа в Амстердаме. Посмотрим, сумеют ли голландцы собрать моб. Честно говоря, мы не так много знаем о них, но есть же у «Аякса» F-Side, а некоторые наши парни ездили с «Фейеноордом» к «Глазго Рейнджере» ради острых ощущений, получать которые в Англии в наше время все труднее и труднее.

На самом деле идея насчет Амстердама больше в том, чтобы просто посидеть и расслабиться, посмотреть мир. Не из-за того, что там легализованы наркотики, я имею в виду обычные ощущения, там сама атмосфера успокаивает, даже не нужно ничего делать для этого. Полагаю, мы не станем там задерживаться, а то можем потерять чувство меры. Но это возможность лишний раз увидеть, что не так у нас дома. Представляете, нас могли повязать за то, что мы немного дунули воскресным днем на Грэйт Уэст Роуд, когда мы занимались своим делом, абсолютно никого не задевая. Эти мудаки просто исполняли свои обязанности, вот в чем дело. Можно понять тупиц из министерства юстиции, потому что они живут в другом мире – на другой планете, блядь – с сожженной джином с тоником печенью и со сгнившими от ежедневных оваций мозгами. Вещи, которым они научились в Азии и Африке в дни Империи. Валяющиеся на больничных койках, но требующие повешения для какого-нибудь пятнадцатилетнего ребенка, продававшего экстази в молодежном клубе. Повесьте его, потом снимите и повесьте снова, пока судьи еще не умерли от запоя. Все из-за того, что парень продавал немного радости, которую люди не могут найти в бутылке. Запойные пьяницы, протирающие больничные койки вместе с жертвами рака – администраторы Империи. Мне все равно, если они уничтожают себя, но это заставляет задуматься. Все это двойные стандарты. Позвольте нам пить двадцать четыре часа в сутки, дайте наркотики, какие мы хотим, уберите скрытые камеры, и Англия будет прекрасной страной для выращивания детей. Будет лучшей страной мира.

– Посмотрите-ка сюда, – сказал Марк, когда мы догнали остальных, – похоже на «Вест Хэм».

Я посмотрел на типов, стоящих в очереди за жратвой. Действительно, похоже на «Вест Хэм». За милю можно заметить. У одного из них, длинного, значок на груди. Я знаю, что у Марка зуб на «Вест Хэм» с тех пор, как его папашу избили неподалеку от Аптон Парка^[12], когда Марк еще был ребенком. Только грязные подонки могут прыгнуть на мужика с ребенком, просто идущих на футбольный матч.

– Я встречал их раньше на сборной. Неподалеку от The Globe перед Голландией на Евро-96.

Не то чтобы мы проводили много времени на Бейкер-стрит^[13]. Там было слишком много народу, и потом все в одно время шли в щетро. Поезда не сразу трогались из-за давки, и всегда находился какой-нибудь мудак, срывавший стоп-кран, державший двери или начинавший выебываться на полисов. Ты стоишь и ждешь, когда поезд поедет, но полисы не собираются сносить оскорбления, когда их много и у них есть время. Это их счастливый денек, когда подкрепления прибывают вовремя и они дают всем просраться в отместку за те Недобрые Старые Деньки, когда хулиганы превращали их жизнь в ад. Нет, мы предпочитаем пить где-нибудь в St John's Wood или Kilburn. Если мы играем с кем-то, от кого ничего серьезного ждать не приходится, то мы можем отправиться прямо к стадиону и сидеть там в одном из пабов, пока полисы лазят по метро. Но иностранцы никогда не привозят свои фирмы. Где были голландцы и немцы во время Евро-96?

Смешно, потому что в передовицах газет, по радио и телевизору вопили о поддержании безопасности, словно репортеры вдруг стали полицейскими или судьями. Журналисты – мудаки. Безмозглые пиздоболы, кричащие, что им непонятен менталитет людей, собирающихся защищать их страну. Они не понимают, хотя сама идея патриотизма чертовски им нравится. Правые, левые и никакие, журналисты грели руки на идиотских статьях и самоуверенных репортажах. Проповедовали двойные стандарты. Сотрясали воздух, в то время как мы смеялись над ними, потому что все знали, что европейцы ничего не покажут. Пришлют своих мамочек и папочек, счастливые семейки, а сами просидят дома с опущенной головой. Просто смешно сидеть и читать статьи на любимую СМИ тему – про нацистов. Это они не могут оставить в покое. Пропустить невозможно. А потом они спускают своих полисов, потому что мы не хотим кровопролития, не так ли, сынок? Но ведь каждый имеет право на врага, разве не так?

– Ненавижу «Вест Хэм», – сказал Фэйслифт, громко, чтобы все слышали.

Я снова посмотрел на дагенхэмских кокни^[14], они не реагируют. Не слышат или делают вид, что не слышат. Утомились, пока пили в Баркинге^[15] и строили планы в Gant's Hill, говорят о том, наверное, каким красивым стал Восточный Лондон, пока они жили в Эссексе.

«Челси» всегда были выше классом, за нас болеют в Кенте, Сэррее, Беркшире^[16]. Увидев молотобойцев^[17], Фэйслифт двинулся вперед, потому что среди них было несколько, вполне пригодных для мордобоя. Достаточно честного. Но Фэйслифт уже ощутил, что правила изменились. Ты не можешь ехать на выезд за сборной Англии, если собираешься прыгать на тех, кто едет с тобой. И еще, мы на пароме и должны вести себя прилично, пока мы на борту. Если начнется махач, паром развернется и отправится прямым ходом в Харвич. Вполне реально. Не нужно много мозгов, чтобы понять это. Ты – утка на воде, ждешь, пока тебя накроет Люфтваффе. Дело в том, что все эти люди ждали этой поездки долгие месяцы, и больше не могут ждать. Если бы это был поезд, все уже напились бы, по крайней мере. Мы еще даже не вышли из порта, а Фэйслифт уже собрался кого-то валить. Должно же быть чувство ответственности, но есть ли оно у него, в этом я не был уверен. Смотреть на них просто как на своих дальних родственников, или свое отражение.

Я так и вижу, как таможенники и полисы выстраиваются на молу, собираясь тепло встретить нас снова, если мы разнесем паром. Газеты посвятят этому случаю специальный репортаж, напомнят читателям про «Английскую Болезнь»^[18] и нашу богатую историю. Не преминут вспомнить про Добрые Старые Деньки, когда хулиганы захватывали паромы и устраивали на них черт знает что. Так что просто усмехнемся и продолжим путь, невзирая на лица. В наше время лучше ходить окольными путями. Я не хочу есть, и мы с Марком отправляемся к бару, оставив Фэйслифта принимать самостоятельное решение.