Английский путь

Тогда они ищут спасения во дворах, и полисы прыгают на нас, на этот раз они выглядят свирепо, стреляют контейнерами со слезоточивым газом. Мы отступаем, полисы двигаются вперед, и когда дым немного рассеивается, я вижу, что немецкий моб движется следом за ними, как пехота за «тиграми». Мы сто раз видели это раньше, как местные хулиганы и полисы выступают единым фронтом, потому что все они ненавидят англичан, но обычно это происходит в латинских странах, потому как латиносы и англосаксы не переносят друг друга. И те, и другие ненавидят нас, единственная разница состоит в том, что одни в форме, а другие нет, и еще в том, что полисы вооружены легально. Но немецкие полисы уважают английских полисов и не играют в латинские игры. Многие англичане получают серьезные травмы от спецназа, но мы все-таки не бежим, и они не могут с нами справиться, видимо, недостаточно отработали на тренировках методы борьбы с массовыми беспорядками в условиях наличия большого количества футбольных хулиганов, и в виду численного неравенства они вынуждены остановиться.

Тем не менее, ситуация для нас безвыигрышная, и те, кто поумней, понемногу переходят на параллельную улицу, и немцы делают то же самое, блядь, это настоящий пиздец, потому что ничего не кончается, обычно такие вещи заканчиваются сами собой, или всех разгоняют полисы, или в виду явного преимущества одной из сторон, но немцы, видимо, вроде нас, им еще мало, они не любят проигрывать, особенно дома, а полисы пока все еще не могут справиться с ебанутыми с той стороны Ла-Манша, которым по хую немецкие законы и которые не очень-то боятся оказаться повязанными. Они не могут справиться, и мы знаем, что если мы будем держаться и сражаться все вместе, то все будет хорошо.

Никакие наркотики не могут дать того чувства, которое мы испытываем сейчас, когда прыгаем на немцев, уже на другой улице, на этот раз и нас, и их меньше, многие отсеялись по дороге, разбились на маленькие мобы, стараясь не привлекать внимания, а кто-то остался и вовсе один, и начинается новый махач, двое наших остаются лежать, и снова прыгаем то мы, то они, наконец мы собираемся с силами и гоним немцев на следующую ебаную улицу, я, Марк и остальные «Челси», и парни из некоторых других клубов, мы снова останавливаемся, потому что не знаем, где мы, блядь, нас сейчас примерно две сотни, и мы ждем, пока подойдут остальные, медленно идем дальше, продолжая устраивать хаос, идем по городским кварталам, и так хорошо мне еще никогда не было.

Гарри наслаждался игрой. Это вам не какая-нибудь дурацкая война. Не обычный субботний махач в пабе. Не драка с вышибалами в ночном клубе. Не потасовка с сандерлендскими копперами. Нет, эта вещь – особенная. Личная. Потому что сейчас Гарри был Большим Бобом Уэстом, военным героем из The Unity, который воевал в Заливе и повидал так много, что когда вернулся, жизнь стала казаться ему никчемной, как тем старикам, которые собираются по вечерам в пабах и пьют биттер, седые стариканы в поношенных пальто, старые солдаты, которые под немецкими пулями высаживались во Европе, сражались за Англию и английский путь в жизни, победили нацистов и готовились драться с Советами. Старые солдаты, у которых правительство отнимает то одно, то другое, постоянно сокращает пенсию и так далее. Бизнесмены, прятавшиеся дома во время войны, теперь рекомендуют все забыть, успокоиться и делать то, что им говорят. Бизнесмены не привыкли испытывать благодарность, и старики ковыляют по центральным улицам среди благоухающих респектабельных мужчин и женщин, которые ненавидят старость, и которым нет дела до того, что было бог знает когда. Гарри нравились фильмы про пилотов «спитфайеров», а Бобу Уэсту, настоящему боевому летчику, – нет.

Гарри буквально ощущал силу на кончиках пальцев, когда нажимал кнопки. Лихорадочная дрожь била его. Его трясло с макушки до пяток. Это было круто, сражаться, сидя в безопасном комфортабельном кресле. Местный Юрген разменял деньги, и Гарри снова взлетел в воздух, он парил над Берлином, он снова был частью прекрасной игры, еще один винтик сражающейся за Новый Экономический Порядок машины, за новую богатую Европу, выполнял приказы сидящих за закрытыми дверями непереизбираемых бюрократов.

Большой Боб убивал женщин и детей, чтобы британцы и янки могли пройти по Ираку победным маршем, конечно, он не мог нарушить присягу, но политиканы остановили их как раз тогда, когда уже можно было легко взять Багдад. Уэст говорил, что политики не дали им закончить, ведь старина Саддам все-таки их приятель; но сейчас все это уже в прошлом, сейчас англичане в Берлине, и остальные парни сейчас, наверное, уже топчут все на пути к стадиону, и Гарри засмеялся сквозь гарь и копоть, потому что солдаты всегда должны выполнять приказы, а парни не остановятся, пока не разнесут все вокруг.

Графика и яркие образы поглотили Гарри, унесли в героический мир, где ему не нужно разбивать свои кулаки. Он летел в будущее со скоростью тысячу миль в час, потому что, как всегда говорил его приятель Манго, нужно плыть по течению, он занял свое место в новом сепургосударстве, он будет защищать его, в голове возникли депутаты Палаты Общин, презрительно усмехающиеся в ответ на критические замечания правых и левых скептиков^[112], Гарри попытался выкинуть эту картину, но увидел Болти, лежащего на асфальте с простреленной головой, кругом кровь и мозги, Гарри почувствовал тошноту и прогнал прочь воспоминания. Это была реальная жизнь, а он не хотел думать о реальной жизни, потому что реальная жизнь – говно.

«Специальная Миссия» – безобидное развлечение, Гарри принимал вещи, как они есть, летел вперед, а не назад, глядя вниз на футуристические очертания Берлина, американизированные небоскребы, американские фэст-фуды и крупнейший в Европе павильон игровых автоматов, воздвигнутый на месте бункера Фюрера, вместо криков и стонов пленных в камерах пыток и изнасилованных извращенцами женщин – маленькие нарисованные человечки, Гарри яростно затряс головой, вспомнив, через что пришлось пройти Ники, почувствовал, что его легкие заполняет табачный дым -лучше бы эти немецкие пидоры не курили здесь. Гарри оставил позади горы и библейский содомский город, и волшебный наркотик перенес его прямо туда, куда нужно, где возвышались мраморные минареты и башни из белого камня, и маленькие муравьи далеко внизу побежали во все стороны в поисках спасения, так как Гарри приготовился преподать им урок, который они никогда не забудут.

– Наверное, мы никогда не научимся. Наверное, это внутри, в генах. Как будто это было в прошлой жизни; наверное, это и была прошлая жизнь. Вторую мировую скоро забудут, и от меня останется просто еще один скелет на кладбище, который никто не будет оплакивать. Мое время прошло, но я еще жив. Я искал приключений, когда был молодым; может быть, я повесился бы, если бы не война. Кто знает, что могло бы произойти, сложись жизнь по-другому. Жизнь не была легкой, но мне не с чем было сравнивать. Война была кошмаром, но таких друзей, которых я приобрел тогда, больше я не мог найти нигде. Рабочих все уважали и любили, пока нужно было воевать, а потом все вернулось на круги своя. Я ненавижу войну и насилие, но больше всего я ненавижу то, что эти вещи привлекают. Я убивал и наслаждался разрушением. Некоторым нравится убивать и калечить других людей. Многим – жечь и разрушать чужие дома. Войны красивы. Бомбежки – поразительно красивое зрелище. Рукопашная – хуже, потому что не так легко убивать тех, чьи лица ты видишь. Только что я пришел домой из The Unity, где все мрачны и печальны, потому что прошлой ночью Боб Уэст повесился в своей квартире. Он совершил самоубийство, не оставив никакой записки. Денис плакала и говорила, что не может понять. Ему нечего было даже сказать напоследок. Он никогда не видел убитых им людей, он видел только красоту хаоса и пожарищ. Он видел красоту и не сталкивался с ужасом. Потом он понял, что делал, когда уже никто его ни о чем не спрашивал и никто не мог помочь. Может, он убил сотню людей, может быть, тысячу. Я видел изувеченные бомбами тела мужчин, детей и женщин, я видел безумие концлагерей. Там я нашел свою жену, изнасилованную и умирающую от голода. Она была волшебной женщиной. Мы были счастливы, я работал садовником, копал землю и сажал цветы. Никто не знает, через что я прошел, и это не имеет значения. Просто это сделало меня сильнее других. У каждого – свое место в жизни, и пусть богатые делают, что хотят. Так было, так есть и так будет. Главное – быть честным. Какое-то время после смерти жены я думал, что сойду с ума, но теперь я снова в порядке и готов жить дальше. Многое было неправильно, но изменить ничего нельзя. Я убивал за Англию. Я носил форму и убивал, а они давали мне медали. А теперь я сижу, пью чай и смотрю по телевизору новости о беспорядках в Берлине. Комментатор ведет репортаж из лондонской студии. Он очень возбужден. Я слышал все эти слова тысячу раз. Когда ему надоест, другие подхватят рассказ о смерти и разрушении. Они не могут по-другому. Научатся ли чему-нибудь те молодые люди, которые бегут по улицам на экране телевизора? Политики, журналисты? Но я не хочу никого учить. Через пару месяцев я снова увижу Эдди и остальных парней, а пока я уезжаю в Австралию. Это мой выбор. Я сам выбрал свой путь в жизни, и я не буду роптать. Может быть, лучше было погибнуть вместе с друзьями в бою, чем в одиночестве умереть в своей постели. Да только нет смысла умирать молодым. Никакого.

Двое англичан пиздят молодого. Он свернулся в комочек на асфальте, пытаясь защитить жизненно важные органы. У него короткие волосы, майка вся в крови. Пока еще ярко-красной, не черной. Два мужика просто развлекаются. Я думаю о том, как меня завалили на махаче с «Миллуоллом» несколько лет назад. Потом я вспоминаю Дерби, как я стоял в стороне, когда Фэйслифт на него прыгнул. Стоял в стороне, как будто это меня не касалось. Тогда, с «Миллуоллом», я уже думал, что не выживу. Что останусь инвалидом на всю жизнь. Буду ездить в инвалидном кресле. Блядь, быть избитым до смерти на футболе. Остаться лежать в южнолондонской грязи. Мы тогда не облажались, просто мне не повезло. Раз на раз не приходится. Это еще один вид лотереи. Потому что махач – это махач, и в нем в наше время нет никаких правил. Королевских^[113] или еще каких-нибудь. Да и вряд ли они были когда-то. Только что подготовка стала более организованной. Это добавляет кайфа, но в принципе это ерунда. Все зависит от тебя самого, это твой выбор. И с ним ты будешь жить всю оставшуюся жизнь. Каждый отвечает за себя сам.

Мы же демократичные люди. Этот немец решил прыгнуть на известных английских футбольных хулиганов, и проиграл. Его приятели уже свалили, остальные английские парни погнали их дальше. Немцу не позавидуешь. Он не успел убежать, и вот расплата. Теперь пидору приходится расплачиваться за то, что он смеялся над англичанами и прыгнул на них. Он был со своими, значит, знал, на что шел. Все это «взаимное уважение» – говно. И сейчас он лежит на асфальте лицом вниз и получает пизды от двух мужиков, которые старше его на десять лет. Тот, что покрупнее, вертится вокруг, топчет ногами голову. Он делает это вполне обдуманно. Он хочет покалечить парня. Вскрыть ему башню. Изувечить мозги этого еба-ного крафта. Считает, наверное, что этот ебаный немецкий пидор в ответе за бомбардировки Лондона, Ковентри и Плимута. Ебаные мрази. Хотят убить парня. Оставить лежать как уличный хлам, чтобы родители через пару дней опознали его в одном из местных моргов. Привезли домой в гробу. Домой, в какую-нибудь маленькую немецкую деревню в нескольких милях от Берлина. Потом они похоронят его и будут вдвоем плакать на могиле. Этот чел просто топчет его своими кроссовками.

Я подхожу к ним и бью того, кто пинает немца в голову. Бью прямо в лицо, бью сильно. Никакой паники; я хочу сломать ему нос. Я снова сжимаю кулак, бью еще раз. Он отскакивает назад, держась руками за голову, наполовину от боли, наполовину от удивления. Он с меня ростом и немного моложе, но он мудак. Только трусы или психи могут часами пинать лежачего. Запинать лежачего до смерти. Меня бесят такие вещи. Если ты считаешь себя сильным, тогда иди вперед и доказывай это. Такие пидоры только и ждут падаль, как гиены. Их не бывает впереди, когда идет махач, зато чуть что не так, они съебывают первыми. Это просто два мудака. Во время войны они истязали бы пленных и насиловали женщин. В общем, скам. Среди чего угодно бывают отбросы. Во всем нужно следовать принципам.

Второй оборачивается и кричит, что они англичане. Думает, что я перепутал их с крафтами. Я кричу ему «иди на хуй» и заряжаю по яйцам. Он уворачивается, и удар не достигает цели. Я пытаюсь ударить его ногой в лицо, и он отпрыгивает назад. Он – лох, он не достоин называться англичанином. Он хватает своего приятеля и уводит его. Я смотрю, как они уходят, потом смотрю на немца. Он еще двигается, пытается ползти. Я переворачиваю его и вижу, что лица просто нет, только кровь и сопли. Мне сразу вспоминается рассказ Гарри пару недель назад, как раз когда мы удолбились с Родом. Удолбились в хлам, а Жирный нес всякую ерунду, как обычно. Он тоже дул с нами, но, наверное, так волновался из-за предстоящей поездки, что шмаль его просто не брала. Он начал говорить о том, как он представлял себе лицо застреленного Болти. Можно ли, интересно, было различить черты, или ничего, остался только череп. Я не хочу сейчас думать об этом, потому что это пиздец. Мне не нужна паранойя, но те слова Гарри почему-то запали в душу. Сейчас я смотрю на лицо, которое может быть чьим угодно.

Я нагибаюсь и поднимаю парня. Ставлю на ноги, придерживая за воротник. Вначале он шатается. Его ноги дрожат, но понемногу он оживает, как перезапущенный компьютер. Виснет на мне. Понимает, что я не собираюсь его бить. Думает, наверное, что я местный. Он не очень-то легкий, и я то ли отвожу, то ли отношу его к кирпичной стене. Он опирается на нее и стоит, переводит дух. Достает платок из кармана и вытирает кровь. Собирается с мыслями. Смотрит на меня, потом смущенно отводит глаза. Я проверяю пульс у него на виске, потом смотрю в ту сторону, откуда еще доносятся крики и звон стекла. Наши идут дальше, разносят один магазин за другим. Там еще вспыхивают какие-то драки. Рэмпэйдж продолжается. Я должен догнать остальных, потому что мне дорога каждая секунда кайфа.

Я стою рядом с ним примерно минуту. Шум постепенно затихает вдали, и вот уже мы вдвоем на пустой улице. Внезапно мне начинает казаться, что я в каком-то мертвом городе. Все торопятся принять участие в махаче, только мы остались сзади. Я снова смотрю на молодого; он стоит, наклонившись вперед. Похоже, собирается блевать, но нет. Снова идет кровь, но это всего лишь сломанный нос, ничего серьезного. Хотя хуй знает, может быть, еще что-нибудь сломано, или какое-нибудь внутреннее кровоизлияние или еще что. Он выпрямляется, выглядит уже получше. Начинает говорить что-то, но я качаю головой, смеюсь и ухожу. Я тороплюсь догнать Марка, Картера и остальных парней.

– И когда на войне это случается с тобой, как со мной, когда весь мир сходит с ума и миллионы погибают по всей планете, тебе приходится решать самому. Я видел ползущего немецкого подростка и автомат в его руках. Может быть, он собирался бросить оружие, а может быть, нет. Я выстрелил первым, хотя мог бы просто выбить у него автомат, но даже не подумал об этом. Я видел людей с развороченными мозгами, выпотрошенными кишками, зовущих своих матерей. Людей с оторванными и оставшимися лежать в грязи яйцами и вскрытой грудной клеткой, в которую стекала дождевая вода. Кастрированных шрапнелью и истекающих кровью. Многие из них даже не были мужчинами. Да я и сам был тогда ребенком и мало что знал о жизни, и когда я увидел мальчика, я даже не попытался подумать. Может быть, я совершил преступление. Я выстрелил ему в голову, и она разлетелась на части. Я просто изрешетил его пулями. Не знаю, сколько раз я выстрелил, там хватило бы и одного патрона. Потом я проткнул его штыком, но он уже был мертв. Я воткнул штык раз десять, не меньше. Он был еще моложе, чем я, он остался лежать в грязи, а я побежал вперед. Вряд ли его даже похоронили. Наверное, он был храбрым парнем и заслуживал лучшей участи. Я оставил гнить его труп. Тогда я был сумасшедшим и свирепым, я убил бы любого. Я жил и думал обо всем. Я женился на женщине из концлагеря, я ненавидел тех, кто ее насиловал там, тех, кто отдавал приказы, тех, кто в ответе за все изнасилования, убийства, пытки и эксперименты. После войны я постоянно думал об этом, но так и не пришел к какому-нибудь выводу. Я видел Манглера, но что я мог сделать? Никто не хочет вспоминать об этом. Шла война, и случались плохие вещи. Я не ищу оправданий; я всегда вспоминал того мальчика, и я вспоминаю его сейчас. Везде была грязь. Но я был верен присяге. Может, все могло бы быть по-другому, я ни в чем не уверен, и это самое худшее. Когда по телевизору я вижу встречи ветеранов войны, как они трясут друг другу руки, я думаю о том, что я вполне мог бы там встретить того парня, с женой, детьми и внуками, если бы не убил его. Я мог бы сидеть с ним в немецком парке и пить пиво. Но я не знал бы, что ответить, если бы он сказал мне «спасибо».

Я слышу звонок, я беру чемодан и открываю дверь. Моя дочь отвезет меня в аэропорт. Я рад, и моя голова ясна. Каждый выбирает сам, и в молодости ты думаешь, что все изменится к лучшему, но ничего не меняется. Потому что не меняемся мы. Мы сражаемся, убиваем и создаем новые жизни. Это английский путь; больше того, это путь всего мира. Когда ты стареешь, то понимаешь, что все должно быть не так, но это нельзя объяснить словами, и потом, никто не станет тебя слушать. Старики не в счет. Жизнь продолжается, и слова никому не нужны.

Слова не нужны в этом генеральском бункере, в каменных коридорах, где никто не слышит криков истязаемых проституток. Никто не слышал, как умирал Болти, только одна женщина все видела из своего окна, и Гарри хотел отомстить, потому что жизнь несправедлива, а на экране он видел путь вперед. В жизни он бессилен, в жизни, но не здесь. Игра предлагала волшебный мир, где никто не задавал вопросов, и все силы могучей супердержавы были брошены на уничтожение мразей за горизонтом. Гарри направил свою злость в новом направлении.

«Специальная Миссия» – прекрасная игра, и Гарри быстро набрал приличное количество очков, глядя, как его ракеты разрушают дома, Персидский Летчик перемешал все мысли, и он вспомнил историю времен Первой мировой, как стороны заключили перемирие на Рождество, англичане и немцы побросали винтовки и вместе стояли на нейтральной полосе, пили пиво и играли в футбол. Это была известная история, потому что потом солдаты отказались стрелять друг в друга. Их заменили, конечно, и на следующий год уже никто не хотел брататься с противником. Гарри нажал кнопку и уничтожил военный корабль, поражаясь тупости офицеров, ведь если ты видел своего врага и знаешь его лично, ты не сможешь его убить. Сейчас все гораздо проще, сейчас есть ракеты, мир вообще можно завоевать одними лишь товарами широкого потребления, Гарри особенно хорошо понимал это, потому что он помнил Ники.

Почему бы ему не заехать к ней в Амстердам? Он улыбнулся, представив, как Ники откроет дверь и обнимет его. Его член еще болел, но ей он может доверять. Каждый хочет вернуться домой героем; Гарри прицелился в нарисованный танк и прямым попаданием подбил его, зная, что это игра – должно быть игрой – и яркая красная кровь танкистов брызнула ему в лицо и потекла по серебряному экрану.

Мои джинсы в крови, я снова с основным мобом. Мы погнали полисов. Прогнали двадцать подонков по их собственным улицам. Такое ощущение, что махач длится вечно, и нас уже не так много. Нам нужно быть осторожными, потому что мы на чужой земле, вокруг нас люди, которые ненавидят англичан, но мы не уронили себя. Устроили шоу, которое местные не забудут. Мы в Берлине, сеем хаос в центре Европы. Поддерживаем репутацию, которую завоевывали столетие за столетием. Пиздим всех, кто глумится над нами. Мы замедляем шаг, даем полисам возможность уйти.

Мы останавливаемся на перекрестке, пытаясь понять, где мы. Харрис смотрит на свою карту, находит дорогу к стадиону. Впереди мы видим немцев. Когда они подходят ближе, мы прыгаем, кулаками и пинками прокладываем себе дорогу. Мой кулак находит чей-то подбородок; я чувствую, как хрустят костяшки пальцев. Я слышу этот хруст. Они бегут. Мы снова замедляем ход, перекрываем дорогу и идем по ней. Идем с улицы на улицу, делаем, что хотим, показываем всем свою силу. Валим каждого, кто прыгает на нас. Мы гордимся тем, что мы англичане; мы гордимся своей страной. Мы завалим всех этих ублюдков.

Примечания

1

Имеется в виду Брюссель как центр Евросоюза (здесь и далее – прим. переводчика).

2

«Черный» район Лондона.

3

Концлагерь в фашистской Германии, у нас более известный как Освенцим.

4

Вид светлого пива.

5

Еще один вид светлого пива.

6

Один из железнодорожных вокзалов в Лондоне.

7

Вокалист Slade.

8

STRONGBOW – английская фирма, производящая сидр (спонсор «Лидса», между прочим).

9

Том вспоминает немецкие бомбардировки во время Второй мировой войны.

10

Английский фильм о Второй мировой войне.

11

Туристическое агентство.

12

Стадион «Вест Хэма».

13

В пабе The Globe у станции метро «Бейкер-стрит» во время Евро-96 собиралось английское хулиганье.

14

Дагенхэм – пригород Лондона, жители которого в основном поддерживают «Вест Хэм».

15

Район Восточного Лондона.

16

Расположенные по соседству с Лондоном графства; Том в данном случае сравнивает благосостояние их жителей.

17

Прозвище «Вест Хэма».

18

т.е. футбольное насилие.

19

Жители Бирмингема, Вулвергемптона и окрестностей.

20

Аэропорт в Лондоне.

21

т.е. протестантками.

22

Мертир – городок в Уэльсе.

23

Ныне не существующая легендарная трибуна на Олд Траффорд.

24

Банда «Манчестер Юнайтед», бывшая на первых ролях в Англии в середине-конце семидесятых.

25

Намек на анекдотическую жадность евреев.

26

Фирма «Манчестер Юнайтед», базирующаяся в Лондоне.

27

Поп-звезда.

28

Жители Мерсисайда.

29

Inter-City Jibbers – фирма «Манчестер Юнайтед».

30

Стадион «Тоттенхэма».

31

Фирма «Портсмута».

32

Темное пиво.

33

Английские ВВС.

34

Воздушные бои с Люфтваффе в 1940-42 годах.

35

После судебного заседания по поводу своего нападения на болельщика в ходе матча «Кристал Пэлас» – МЮ в 1995 году Кантона сказал: «чайки летят за траулером, так как надеются, что с траулера им бросят сардинок».

36

Inter-City Firm – фирма хулиганов «Вест Хэма».

37

Майл Энд – район Восточного Лондона.

38

Фирма «Миллуолла».

39

Фирма «Арсенала».

40

Знаменитая своими «button-down» рубашками фирма, популярная среди скинхедов и (особенно в восьмидесятые) футбольных хулиганов.

41

Немецкий вице-адмирал, командующий ВМС Германии во Второй мировой войне.

42

Консерваторы; во времена Гитлера были сторонниками союза с ним.

43

Нечто вроде американской Национальной Гвардии.

44

Район Западного Лондона.

45

Ультралевая британская организация.

46

То есть Гитлера.

47

Взрывчатка.

48

Распространенное название английских солдат.

49

Районы Юго-Восточного Лондона.

50

Шотландцы.

51

Улица в Лондоне.

52

В годы Второй мировой был практически полностью разрушен авиацией Союзников.

53

Телешоу.

54

Эмблема оранжистов.

55

Том иронически называет стадион «Арсенала» «библиотека Хайбери».

56

Намек на гибель команды «Манчестер Юнайтед» в авиакатастрофе над Мюнхеном в 1968 году.

57

Станция метро в Лондоне.

58

Один из директоров «Челси», погибший в результате несчастного случая (крушение вертолета).

59

т.н. «Средние Земли» – Лестер, Ковентри и т.д.

60

Фирма хулиганов «Лестера».

61

Капитан современного «Челси».

62

Жители Портсмута.

63

Английский курорт.

64

Один стоун – 6,33 кг.

65

Футбольный телекомментатор.

66

Так в Англии называют скинов-нацистов.

67

Беспорядки на товарищеском матче Ирландия – Англия весной 1995 года.

68

Combat 18 (С18) – легендарная праворадикальная английская группировка.

69

Популярный (особенно своими поло) среди скинхедов и футбольных хулиганов лэйбл.

70

Старые ска-группы.

71

Легенды британской скиновской музыки.

72

Легенды британского ска.

73

Стадион «Ньюкасла».

74

Том вспоминает финал Кубка Англии 1997 года «Челси» – «Миддлсбро», который закончился 2:0 в пользу «Челси», Ди Маттео забил один из голов; Робертс – вратарь «Миддлсбро» в той игре.

75

Английский футболист восьмидесятых, прославившийся джентльменским поведением на поле, ныне футбольный комментатор.

76

Политическая разведка ГДР.

77

Незадолго до начала матча «Ювентус» – «Ливерпуль» в мае 1985 года на стадионе «Эйзель» в Брюсселе в возникшей после нападения англичан на итальянцев давке погибло 39 человек.

78

Матч Лиги Чемпионов «Порту» – «МЮ» весной 1997 года, сопровождавшийся спровоцированными местной полицией беспорядками.

79

Беспорядки на трибунах в ходе отборочного матча ЧМ-98 Италия – Англия.

80

Речь идет о событиях предыдущей книги Джона Кинга, «Охотники за головами».

81

1969 год.

82

Центральная площадь Амстердама.

83

Баскетбольная команда.

84

Известный девиз панков – sex and drugs and rock-n-roll.

85

Never trust a hippy – альбом Sex Pistols.

86

Chelsea Football Club.

87

Командующий британскими ВС во время Второй мировой.

88

То есть Амстердам.

89

Charity Shield – Суперкубок Англии, разыгрывающийся перед началом сезона.

90

Немцы.

91

Индийская фасоль, распространенная еда в Британии.

92

То есть Менгеле.

93

Английский политик тех лет.

94

Один из лидеров левых.

95

Район Западного Лондона.

96

Немецкий генерал, командующий войсками в Африке, впоследствии принимавший участие в заговоре против Гитлера в 1944 году.

97

Спитфайер (Spitfire) – британский боевой самолет времен Второй мировой.

98

Имеются в виду нападения ультраправых на турецкие общежития.

99

Нюрнберг считается родиной нацизма.

100

Викарий – протестантский священник в Англии.

101

Ежегодные техно-шоу в Германии.

102

Эмблема сборной Англии – три льва, на эмблеме «Миллуолла» – тоже лев; Нью-Кросс – район южного Лондона.

103

Английский премьер-министр.

104