Английский путь

Этот бар был отличным местом, Том наклонился к нему и сказал, что Йохан поставил тот же фильм, жмотный ублюдок, мог бы завести что-нибудь новенькое. Гарри окинул взглядом собравшихся, на стене висел Святой Георг Билли, и рядом на экране какая-то блондинка обнималась с лоховато выглядящим челом. Гарри раньше не видел фильма, но он понял, что имеет в виду Том. Внезапно его потянуло блевать, и он встал, чтобы выйти на улицу. Он протиснулся сквозь толпу и подошел к перилам у канала. Он наклонился над водой, вглядываясь в неясное отражение. На ум тут же пришли школьницы с парома, а потом – ребенок, летящий из таиландской деревни в Секс-Сити^[87]. Ебаный в рот, нужно было оставить траву Ники и просто напиться. Голова раскалывалась, как будто по ней молотили кувалдой.

– Ты в порядке? – спросил Картер, подойдя к нему.

Гарри выпрямился, тошнота прошла.

– Тошнит немного, вот и все. Тяжелая ночь была.

– Как у тебя там вышло с той чиксой? – поинтересовался Картер. – Ты рассказал по телефону, что снял какую-то шлюху.

Гарри не собирался рассказывать, что у него не встал. Особенно когда он заплатил приличные бабки. Он позвонил Картеру в отель просто узнать, где их потом найти.

– Думаю, что ей понравилось, и она захотела еще. Она уже собиралась закрываться и предложила выпить и прогуляться. Потом мы пыхали с ней, вот у меня башка и трещит. Просто заебался.

– Ты весь день оставался с ней?

– Мы заточили в кафе и попили пива. Потом поехали к ней. Ебаный в рот, Картер, она сделала мне самый лучший минет в жизни. Она просто охуительна.

Картер как-то странно взглянул на Гарри.

– Она же шлюха. Это ее работа. Ее трахали, наверное, десять тысяч мужиков, и черт знает сколько галлонов спермы она проглотила. Надеюсь, ты был осторожен. У этих шлюх можно набраться чего угодно.

– Да знаю я все это.

– Ну, тебе видней.

– Я был осторожен. Она сказала, что у нее все в порядке, но я все равно использовал презерватив. А потом, ведь она тоже не может знать, как там чего у меня? По-разному бывает.

Картер засмеялся.

– Ты раньше так не говорил. Вот что значит снять шлюху за просто так. Это значит, что ты не такой, как все. Если она клевая, тем лучше. Некоторые из этих проституток – старые поганые бляди. Я даже удивляюсь, как много таких уродин сидит в витринах, да к тому же того и гляди, наберешься от них СПИДа или еще чего-нибудь. Наверное, они изнашиваются раньше времени. Пизда как бетон становится.

Гарри кивнул, пытаясь представить Ники в образе сморщенной крестьянки с набитой опиумом трубкой и рисовой палочкой, смотрящей, как американские солдаты жгут ее деревню и режут скот. Голова трещала. Он ощущал необходимость привести себя в норму и сказал Картеру, что возвращается в гостиницу.

– Увидимся, – сказал ему Картер, похлопав по плечу. – Неужели ты сегодня не пойдешь к девчонкам?

Гарри засмеялся и направился к гостинице, но ноги сами собой свернули на другую улицу, мимо клубов и баров туда, где работала Ники. Он нашел незаметное местечко и час стоял там, потом устал и сел под деревом, прислонившись к нему спиной. Еще полтора часа провел он так. Вокруг ходили счастливые люди. Мужчины на любой вкус и даже женщины проходили мимо, смеялись. Он видел несколько пидоров и много пьяных, но в основном это были добропорядочные граждане. Подходили, разглядывали, показывали пальцем. Убогие людишки, не способные даже на чувство брезгливости Покинули свои уютные квартиры, чтобы насладиться зрелищем, развеяться. Чтобы было о чем вспомнить и рассказать приятелям Многие смеялись, кто-то подталкивал кого-то в спину.

Гарри видел Ники в ее витрине. Он насчитал пять мужчин, которые заходили внутрь и через разные промежутки времени выходили обратно. Два пьяных туриста, пожилой мужик, некто похожий на бизнесмена и парочка. Странно, но он не думал о том, что происходит за занавесками. Он просто считал. После того, как вышел пятый, свет погас, и он подумал, что она, видимо, успела обслужить еще пятерых до его появления. Впервые он подумал о реальности. Он видел ее с полным спермы ртом и выбирающей презервативы. Видел гель рядом с кроватью, освежитель рта, ощущал запах пота мужчин и аромат ее духов. Чувствовал лагер в дыхании мужиков и теплоту рта Ники. Он вспомнил ее слова о том, что она не любит арабов, потому что они всегда хотят засунуть ей в задницу, и засмеялся, потому что она всегда говорила «нет». Таиландские девушки всегда отшивают арабов, потому они любят трахать только в задницу. Или мальчиков. Потом он подумал, что все это только клиенты и ничего не значат для нее, презерватив создает барьер между ней и ними, в счет только поцелуи.

Он встал и отошел в сторону. Подождал, пока Ники выйдет на улицу. Она заперла дверь за собой; она была одна. Гарри знал, что она будет одна, он не сбился со счета, но хотел увидеть все своими глазами. Он смотрел, как Ники быстро идет по улице, словно по джунглям, такой маленькой она казалась. Он пошел за ней следом, чувствуя себя скорее телохранителем, чем шпионом. Он видел, как она пересекла Амстел и поймала такси. Целая и невредимая. Гарри развернулся и пошел к гостинице, голова болела уже не так сильно. Он видел ее. Больше того, он видел, что она ушла с работы одна. Почему-то это было важно.

Когда он вернулся в гостиницу, хозяин сидел на своем месте и читал журнал. Он не попытался как-то спрятать его, и там было все, как сказал Кевин, жирные тетки с жирными сиськами. Хозяин подмигнул и заметил, что Гарри не был дома прошлой ночью. Перед ним стоял термос, и он предложил гостю чашечку кофе. Гарри ответил «нет, спасибо», и поплелся вверх по лестнице. Он устал, но был счастлив. Постель выглядела как никогда лучше, и едва коснувшись щекой подушки, Гарри уже спал.

Все больше англичан прибывало в Амстердам, и все собирались на маленькой площади в конце квартала красных фонарей. По мере того как темнеет, город оживает. Если голландцы хотят прыгать, сейчас самое время, потому что завтра мы уедем в Германию. Ходят слухи, что моб голландцев группируется у вокзала. Они знают, где мы, только бы они не опоздали. Мы здесь, глумимся в самом центре Амстердама, и они не могут не найти нас. И это будут не сутенеры и наркодилеры, а смесь хулиганов «Аякса» и другого местного хулиганья. Наверное, подъехавшие из Роттердама, Гааги и Утрехта футбольные фаны. Хуй знает и кого ебет, кто они такие. Дайте нам несколько сотен боксерских груш, мы выбьем из них пыль.

На площади тусуются по крайней мере три сотни англичан, пьют в предвкушении того, что должно стать Чарити Шилдом^[88] перед большим кик-оффом в Берлине. Пока все было тихо и спокойно. Но голландцы должны появиться, если не хотят, чтобы их считали говном. Смотрят же они телевизор. Голландцы знают, что в Амстердаме англичане, и они появятся. Мы стоим в центре города, стоим и ждем, ждем ублюдков, о репутации которых мы так много слышали. Они появятся, рано или поздно.

Здесь парни со всех уголков Англии. Все фирмы, которые в обычных условиях готовы порвать друг друга на мелкие части. Но сейчас новый враг, и все клубные распри забыты. Это игра. Это игра плюс нечто такое, что дает выход адреналину. Сейчас вся Англия вместе, через дорогу я вижу три автобуса со спецназом. Полисы, видно, понимают, что без беспорядков мы отсюда не уедем. И насколько далеко они зайдут, зависит от того, как быстро они отреагируют.

Парни из Болтона, бухавшие весь день, заряжают НЕ СДАДИМСЯ, и все присоединяются. Мы ходим туда-сюда, видим, что наше количество растет, все больше англичан подходят, не так трудно догадаться, что мы будем в красном квартале, где шлюхи и бары, но ведь нужно найти именно основной моб. Но никто не может пройти мимо площади, полной ждущих чего-то англичан. Все зависит только от времени, потому что когда столько мужчин собираются вместе, беспорядки в той или иной форме гарантированы. Я удивлен, что полисы еще не закрыли бары. Бомба заложена, детонатор готов. Мы мирно выпиваем, никого не задевая. Если голландцы появятся, ища неприятностей, мы им ответим. Это будет всего лишь самооборона. Мы заняты своим личным делом. Мы не ищем грязных историй. Ведем себя спокойно и с достоинством. Делаем все возможное, чтобы порадовать своих хозяев дома. Обещаем вести себя хорошо. Подставить другую щеку. Не поддаваться на провокации. С уважением относиться к местной культуре. Избегать столкновений. И когда голландцы появляются на другом конце улицы, огромная волна патриотизма накрывает нас с головой. Энергия бьет через край, и это как раз то, за чем мы приехали.

Мы вскакиваем и бежим навстречу голландцам, которые швыряют бутылки и несколько взрывпакетов. Все вместе мы кидаемся в битву, и нет больше ничего важнее. Все забыто. Пьянки, наркотики, шлюхи. Клубные распри. Мы – Англия, и пока мы едины, мы непобедимы. Мы – Англия, и мы мчимся навстречу голландцам, которые собрали приличный моб и швыряют в нас бутылки и кирпичи, несколько наших падают с пробитыми головами, но остальные бегут дальше, голландцы пытаются стоять и мы врезаемся в их ряды, как какая-то ебаная ракета. Они делают все возможное, но мы не уступаем им числом, и перевес на нашей стороне. Среди них есть несколько крутых ублюдков, но в целом у них нет шансов. У них нет истории. Мы гоним их вдоль канала и валим нескольких смельчаков, оставшихся стоять; что ж, могут гордиться, что получили пиздюлей за свою Голландию. Несколько оставшихся получают свое, но основной их моб бежит вниз по улице.

Только тут полисы начинают беспокоиться, добрая сотня ублюдков появляется откуда-то из переулков. Они экипированы по последней спецназовской моде и выглядят как какие-то инопланетные роботы в своей форме и авиационных шлемах. То же самое у нас дома, да и по всей Европе, наверное, везде полисы выглядят одинаково и обмениваются информацией по компьютерной сети. Сейчас все они приняли этот парамилитарный вид, это не то что беспорядки в семидесятые, когда у полисов были только голимые Щиты. И тогда они ждали, спрятавшись за ними, смотрели, как люди крушат все вокруг. Но не сейчас, когда у них есть все, что нужно для боевых действий – оружие и обмундирование. Полисы прыгают на тех, кто рядом с ними, и валят их. Они проходят по барам, где мы пили, и вяжут оставшихся там английских фанов, тех, кто не прыгнул с нами на голландцев. Их немного, и у них нет Шансов.

Весь этот сюси-пуси либерализм забыт сейчас голландскими Полисами. Их политики связали им руки, наводнили страну иммигрантами, наркоманами и извращенцами, и теперь у них появился шанс отыграться за все неприятности. Несколько парней получают серьезные травмы, и когда полисы там заканчивают, они начинают двигаться по направлению к нам.

Но мы не стоим на месте, мы двигаемся дальше, по пути круша все витрины. В обычной ситуации меня такой вандализм не привлекает, но когда попадаешь в Европу, почему-то все меняется. Голландские туристы и рабочие стоят вокруг, глазеют на происходящее, никто их не трогает. Полисы подходят ближе, но их встречает град бутылок, и они вынуждены остановиться. Мы разбиваем машину и переворачиваем ее. Несколько юнцов запихивают разорванную майку в бензобак «рено» и поджигают. Все разбегаются в стороны, и ебучее чудо техники взрывается. Яркие вспышки разрезают темноту, и машина начинает гореть. Сноп пламени взметается вверх, полисы отступают, так как все больше бутылок летит в их сторону. Лица озарены пламенем, и те же парни принимаются за «сааб». Мы снова отходим, и после минутной паузы «сааб» точно так же взрывается. Полисы стоят на месте, используют какую-то им одним известную тактику. Толпа начинает крушить магазины, и несколько голландцев получают пизды за свои протесты, а потом Харрис врывается в большой сексшоп с вибраторами и манекенами в витрине, и какой-то здоровый скаузер говорит, что хозяин магазина торгует детским порно, они заходили сегодня днем. Собравшиеся вокруг английские парни выносят витрину. Внутри есть покупатели и спрятавшиеся там голландцы, теперь все они выбегают на улицу, те, кому не повезло, получают пинки и удары, и наконец сам хозяин выбегает с бейсбольной битой.

Харрис валит его, и остальные англичане подключаются, потому что эта мразь – педофил и вполне заслужил то, что сейчас получает. Скаузер и еще несколько парней врываются в магазин, забирают кассу. Полицейские двигаются вперед, и мы отходим, оставляя пидараса лежать без сознания в небольшой луже крови. Мы стоим на улицах по сторонам канала и на мосту через него. Флаг Брайти развевается на ветру, я вижу вспышки там, где копперы. Некоторые парни захватили фотоаппараты и вовсю щелкают ими. Рядом с нами еще одна машина, «фольксваген», и мы принимаемся за нее. Десяток англичан забираются на перевернутую машину и фотографируются на фоне шеренги копперов на заднем плане. Это достаточно легко, и мы стоим здесь, три сотни английских парней в центре Амстердама, лицом к лицу с полисами со всем их парамилитарным скарбом, и тем не менее им приходится держать дистанцию.

«Фольксваген» взрывается, и мы поем БОМБАРДИРОВЩИК ХАРРИСА, ТОЛЬКО ОДИН БОМБАРДИРОВЩИК ХАРРИСА, БОМБАРДИРОВЩИК ХАРРИСА, поем, озаряемые пламенем пылающей машины, которое отражается в витринах вокруг. Стекла в баре поблизости разбиты, люди обслуживают себя сами, вынося бутылки с алкоголем, пьют и смеются, это дикое зрелище, и я даже не понимаю, почему полисы ничего не предпринимают. Может быть, дело в том, что англичан вокруг слишком много, потом я смотрю на бар и вижу внутри Кевина, наливающего пиво, и нескольких парней, «заказывающих» у него лагер. Снаружи бутылки все еще летят в полицию. Мы сберегли денежки. Размяли мускулы. Полисы стоят за своими щитами, но скоро они пойдут в наступление. Наверное, они ждут приказа начальства. Английская полиция достаралась бы встать между противоборствующими сторонами, но голландская, может быть, несколько более интеллигентная.

Мы поем ПРАВЬ, БРИТАНИЯ и БОЖЕ, ХРАНИ КОРОЛЕВУ, когда подходит Харрис и говорит, что пора двигаться, потому что скоро полисы перекроют весь район и мы не сможем уйти. Они не будут всю жизнь так просто стоять здесь. Пора домой, и все рарни «Челси» собираются и начинают двигаться в направлении, куда ушли голландцы, потому что они не рассеялись полностью. Большинство англичан следуют за нами. По дороге продолжают биться витрины, и мы понемногу делимся на мелкие группы, патрулирующие улицы. Операция «найти и уничтожить», но мы никого больше не находим. Улицы становятся все меньше и темнее, мы уже выполнили свою задачу. Я оглядываюсь на канал, вижу горящие Машины и оставленные нами разрушения. Как после бомбежки. Это круто, еб твою мать, и это отличная разминка перед Берлином. Все в чудесном настроении. Можно было бы походить по улицам в поисках голландцев, но, как сказал Харрис, скоро весь район будет наводнен полицейскими, и нам нужно быть поосторожнее.

Спецназ начинает двигаться вперед. Лают собаки, и мы стараемся избегать освещенных участков. Мы сделали свое дело. Я вижу, как полисы проходят мимо владельца сексшопа, лежащего на улице. Они даже не смотрят на мудака. Копперы возвращаются на главную нлицу. А он остается лежать лицом вниз в своей собственной крови, подонок в грязи ничейной земли.

Ворота запада

По телевизору в The Unity показывали репортаж из Голландии. Три автомобиля пылали в центре экрана, и большая группа английских футбольных фанов осыпала градом бутылок видневшуюся на заднем плане плотную шеренгу спецназа. Сюжет был отснят накануне ночью, его показывали многие каналы, включая и заграничные. Камера снимала с не самой удобной точки, и темные силуэты участников беспорядков контрастировали с ярко пылающими машинами. Саундтрек состоял из смеси человеческих голосов, лая собак, звона бьющихся стекол и избитых клише возмущенного происходящим телекомментатора. Также была слышна сработавшая где-то сигнализация. Когда машина взорвалась, англичане разразились громкими аплодисментами.

Билл Фэррелл и Боб Уэст смотрели репортаж, слушая, как какой-то разъяренный политический деятель требует жестокого наказания для тех, кто устроил беспорядки. Упоминалась даже государственная служба безопасности. Затем выступил еще один комментатор, которого так и распирало от самолюбования. Фэррелла все это мало впечатлило. Его племянник Вине в детстве ходил на футбол, так что Фэррелл знал, что такие вещи случаются время от времени. Но Уэст выглядел потрясенным и взбешенным поведением хулиганов. По его мнению, это была всего лишь кучка вандалов, для которых закон ничего не значит и которым ничего не стоит запятнать грязью доброе имя англичан.

Барменша Денис разговаривала со своим мужем, местным парнем с серьезной репутацией, и она отнюдь не выглядела шокированной горящими машинами, разгромленными магазинами и летающими бутылками. Ее муж, его звали Слэйтер, громко подбадривал хулиганов репликами типа «валите полисов!» и «убивайте подонков!», жена вторила ему, пытаясь разглядеть на экране своих знакомых. Еще один парень, которого они называли Родом, сокрушался, что пропустил такое, оставшись дома с женой. Он жалел, что не поехал в Европу с остальными парнями. Чтобы подколоть Денис, он сказал, что Картер там, видимо, перетрахал все, что движется. Что за ночь он, наверное, трахал по две-три шлюхи в красном квартале, не считая тех, которым не нужно платить.

Слэйтер засмеялся, и Род сказал, что Том, Марк и остальные англичане, судя по всему, погнали голландских оборванцев, слышал о том, что Картер втихую трахал Денис, и добавил про красный квартал просто так, смеха ради, сохраняя совершенно непроницаемый вид. Слэйтер ответил, что не только Картер, все остальные парни будут трахаться и глумиться по дороге в Берлин. Род вздохнул, ведь и он мог быть одним из них. Он заметил, что Денис вдруг занялась мытьем кружек, и был уверен, что она покраснела.

Уэст начинал выходить из себя, слыша разговоры людей у стойки и видя хулиганов на экране. Гнев, вызванный этими беспорядками, заслонил его собственные неприятности. Он был удивлен поведением Денис. Ведь она – приличная девушка, и он ожидал, что она будет шокирована подобным неуважением к репутации своей страны. А она вместо этого искала знакомых на экране, будто играла в детскую игру «я – шпион».

Фэррелл допил свою пинту и попрощался; телеведущий печально покачал головой, сетуя на такое падение нравов, прежде чем перейти к более благополучным событиям – как одна английская фирма заключила многомиллионный контракт на строительство новой тюрьмы на Среднем Востоке. Далее шла короткая дискуссия о том, будет ли фирма также участвовать в возведении виселиц; государственный чиновник отметил, что это вопрос скорее общественного устройства, чем морали. С непонятной улыбкой он добавил, что если виселица предназначена для повешения, то это еще не значит, что она будет непременно использоваться. В любом случае, производитель не может нести ответственность за то, что происходит в другом государстве. Вопрос так и остался нерешенным, и программа продолжалась.

Фэррелл поставил пустую кружку на стойку, Денис пожелала ему хорошего вечера. Она была милой девушкой, сказала, что Фэрреллу очень идут его пиджак и галстук. Она уже забыла о Терри и Экила в предвкушении отпуска, который начинался у нее через неделю – в предвкушении двух недель в Греции. Денис с нетерпением ждала солнца, моря и сангрии. Ее муж и другой парень улыбнулись и кивнули, и Фэррелл вышел из паба; по телевизору уже рассказывали о том, как тинэйджер вытащил из воды маленького мальчика, не дав тому погибнуть. На любительском видео скинхед с набитой красной розой на руке и пляжным полотенцем на плечах объяснял, как ему это удалось. Подросток выглядел уставшим, но довольным, что спас жизнь ребенка, а голос ведущего становился все более торжественным по мере того, как дело шло к хэппи-энду.

После двойного виски Фэррелл чувствовал себя умиротворенным. Он был рад, что покинул паб с его новостями. Он видел, как кипятится Уэст, и не понимал, почему тот так разозлился. Может быть, он просто пытается заглушить свое собственное чувство вины, вновь став добропорядочным гражданином. Фэррелл понимал, что Уэст либо сам выплывет, либо утонет. Никто не сможет помочь ему в этой ситуации. Ему придется разобраться во всем самому.

Фэррелл оставил Уэста позади, а впереди его ждала неизвестность. Виски согрело кровь и добавило уверенности. Дул легкий ветерок, и Фэррелл чувствовал, что принял правильное решение. Он повернул направо и пошел по направлению к станции метро, мимо покупателей и играющих детей, мимо игровых автоматов с их напалмовой графикой и роботизированными супергероями к вонючей грязи Лондонского Метрополитена. Он слышал шум приближающегося поезда, но не торопился. Еще рано, а он слишком стар, чтобы бегать по метро. Скоро придет следующий. Он купил билет и прошел через турникеты, спустился по лестнице на платформу. Присел на скамейку подождать. Человек, говорящий про виселицы, не выходил из головы. Было трудно понять его логику.

Я просовываю голову в соседнее купе, Кев протягивает мне бутылку водки. Я делаю глоток и возвращаю ему ее. Вкус говенный, но все же нужно было промочить горло. Здесь нужно быть дружелюбным. Восемь северян играют в карты и смеются, вспоминая события предыдущей ночи – Кевин, Крю, Болтон, три парня «Блэкберна» и двое молодых из Бирмингема. Пьют, общаются и играют на гульдены, и все мы едем в Берлин. Поезд битком забит англичанами, и враждующим фирмам приходится держать дистанцию – «Манчестер Юнайтед» и «Лидсу», двум бристольским клубам.

– Я все думаю, как сейчас голова того пидора из магазина, – говорит Кевин. – Это же скаузерс его вычислили. Надеюсь, что они не ошиблись. С ними ни в чем нельзя быть уверенным. Блядь, ненавижу этих ублюдков.

«Манчестер Юнайтед» и «Ливерпуль» – еще одна линия фронта, да и чтобы «Бернли» и «Блэкберн» играли между собой в карты, я тоже не могу представить. Я прохожу по вагону, потом возвращаюсь на свое место, вижу длинноволосого парня «Арсенала», у которого погоняло – Студент, потому что, по слухам, он отучился на вечернем на инженера. Но длинные волосы стали препятствием для его карьеры.

В нашем купе едет какой-то старикан. Хуй знает, откуда он даялся, ему на вид не меньше пятидесяти. Доволен, что выбрался за цоре и может насладиться иностранной культурой. Работает на очистных где-то рядом с Суиндоном и постоянно напоминает нам, что главное – презерватив. Говорит, что такой человек, как он, может чувствовать себя спокойно, зная, что презерватив, который он купил в пабе, выдержит самое тяжелое испытание. Рассказывает нам несколько историй о каких-то суиндонских деревенских бабах. Он высокий и в очках. Потягивает купленное в дьюти-фри виски прямо из бутылки. Битый час рассказывает нам о том, что привык иметь дело с говном. Что не спал с тех пор, как уехал из Суиндона. И что прошлой ночью он попал в купе, полное голландцев, и решил кое-что предпринять.

Он улыбается и говорит, что там было слишком мало места, и все они выглядели такими чистенькими и благоухающими, что он решил устроить небольшую химическую войну. Тихую, но эффективную. Рассмеялся и сказал нам «да, молодежь, ничто так не пугает европейцев, как возможность оказаться в тесном пространстве рядом с тем, кто постоянно пердит». Говорит, что они бесятся, когда чуют такой запах. Все эти чистюли не знали, что он привык иметь дело с говном. Да, привык иметь дело с говном. Шестой раз. Мы порадовались бы их лицам, когда они видели, как он приподнимается, чтобы выпустить очередной заряд. Сначала они пытались игнорировать его бомбардировку, но после пятой у них это стало плохо получаться. Конечно, все посмотрели в его сторону, ведь он же– аутсайдер, и англичане в их глазах – варвары, но он продолжал с совершенно невинным видом. Мы засмеялись и посмотрели на старикана уже немного по-другому.

Мистер Говнюк сказал, что через пару минут после начала его активных действий купе было очищено от иностранцев. Он провел очистку местности. Голландцы вышли в коридор, что-то тихо обсуждая между собой, он пожал плечами и постарался прикинуться вольным. Он сказал оставшейся сидеть женщине, что туалет, похоже, неисправен, а он наелся тухлой фасоли на пароме. Тухлого «Хайнца», а крафты^[89] ничего даже не заметили. Нужно объяснить этим немцам, что такое виндалу^[90]. Женщина не поверила ему, но теперь места стало побольше, и он даже смог снять ботинки. Но уснуть он все равно не смог, потому что ему не терпелось посмотреть матч сборной. Ему нравится шокировать иностранцев, только делать это нужно умеючи, сказал он. Он остановился в Амстердаме на несколько часов. Выпить и поесть, а потом трахнуть здоровую негритянку в красном квартале. Он хорошо заплатил ей и заставил лизать свою задницу. Он же привык иметь дело с говном. Марк назвал его «вонючим ублюдком», наполовину с юмором, наполовину с отвращением. Сказал ему, что если он здесь попробует повторить свой опыт с тухлой фасолью, то вылетит с поезда головой вперед. Мистер Говнюк кивнул и улыбнулся, но через несколько минут вышел в коридор и заговорил со Студентом. Потом, когда Студент послал его подальше, съебнул в другой вагон.

– Слава яйцам, этот пидор ушел, – говорит Марк. – У меня от него голова разболелась. Я не думал, что потрачу деньги, чтобы слушать, как какой-то сраный мудило распространяется о своем пищеварении.

– Интересно, сколько он заплатил той шлюхе, чтобы она лизала ему задницу, – интересуется Гарри.

– Ты бы сделал это за полцены, да? – говорит Картер.

Все смеются, и Гарри отвечает «иди на хуй». Просто интересно, вот и все.

Я открываю бутылку лагера и делаю глоток, смываю вкус водки. Смотрю в окно на чистенькую деревню. Небольшая колонна «ниссанов» и «фольксвагенов» ждет на переезде. Японская и немецкая промышленность здорово поднялись после войны. Сдайся ян-кам, и они перестроят твою экономику, понатыкают везде своих фэст-фудов. Добропорядочные немецкие граждане радуются жизни и не думают о том, что внутри этих вагонов, следующих на восток. Не думают о мутных глазах Жирного Гарри, который пьет так, будто завтра никогда не наступит. Я смотрю на него; он спрашивает нас, представляем ли мы, как этот вонючий суиндонский пидор в своем выходном костюме ставит несчастную маленькую проститутку на колени и заставляет лизать свою задницу. Мы киваем, но чего он хочет? Им же нужны деньги. Такова их роль в жизни. Ублажать мужиков за деньги. Мистер Говнюк на пятнадцать минут стал большим хозяином. Она могла бы сказать «нет», и ее язык остался бы чистым, только и всего.

Гарри кивает, но не успокаивается. Начинает доебываться к Картеру, почему тот так мало баб снял. Чего у него, член заржавел? Тогда он может стать регулировщиком и использовать его вместо жезла где-нибудь на Грэйт Уэст Роуд. Картер пытается не обращать внимания, но Гарри сегодня в ударе. Пьян как скотина, и Картер хочет отвлечь его от секса на что-нибудь более приличное.

– Помнишь, как мы возвращались из Бристоля, когда у нас сломался автобус на заправке, – говорит он. – Где-то рядом с Суиндоном. Помнишь, ты, жирный?

– А что мы делали в Бристоле? – спрашивает Гарри.

– Возвращались с кубковой игры против «Сити». Мы стояли на заправке, когда туда подъехал автобус с «Тоттенхэмом», и мы попытались прыгнуть на них и выкинуть водилу.

– А, когда «Челси» разнесли паб, а тебя покусал какой-то фермер, заболевший бешенством?

Картер краснеет. Значит, было. Я спрашиваю его, что случилось.

– В пабе было полно «Сити», и мы прыгнули на них, – говорит Гарри. – Мы погнали их в сторону паркинга, когда какой-то придурок бросился на Картера и зубами вцепился ему в руку. Вцепился и не отпускал. Целую минуту, наверное. Мы уже думали, что у него бешенство. Он был просто диким. Никто не хотел с ним связываться, он плевался и бегал вокруг нас. Он был опасен. Он и сейчас, наверное, еще там где-нибудь, воет на луну, прежде чем отправиться на стадион смотреть «Бристоль Сити». Не хотел бы я быть фаном «Ровере», когда рядом разгуливают такие типы.

– Да забудь ты этого ебучего оборотня, – отвечает Картер. – Я говорю про то, как автобус «Тоттенхэма» остановился рядом с нами. Помнишь, как мы окружили его, думали, что жиды вылезут, но они не вышли. Обосрались. Мы хотели забрать у них их автобус, но они даже не открыли свою ебаную дверь.

– Странно, чего это они не вышли, – смеется Гарри. – Не ссали и не срали, ждали кошерский сервис с раввином, а нашли моб «Челси» в центре Уилтшира, поедающий хот-доги. Болти кинул бутылку в заднее стекло, а Мартин Хоу попытался открыть аварийную дверь, только тогда этот жиндос за рулем понял, что пора сваливать, и они съебнули дальше на М4.

– Круче всего было, когда молодые подрезали все мороженое из магазина, и нас остановили полисы. Придурков повязали за подрезанное мороженое, представляешь?

– Да тогда постоянно подрезали на сервисах, – говорит Гарри с ностальгией в голосе. – Да и беспорядки часто случались на дорогах. Сейчас такое уже невозможно.

– Сейчас много чего невозможно, – вздыхает Марк.

– На западе всегда было клево, – говорит мне Картер. – Я уже не помню, когда это было, мы играли в Кубке Лиги с «Ридингом». Все местное мудачье стояло за воротами, выебывалось на нас, а у ворот был только стюард.

– Я помню, – говорит Гарри. – Мы нальнули его, открыли ворота и вылетели наружу.

– Больше я такого нигде не видел, только в передаче про африканские племена. Наверное, около пятидесяти «Челси» успели проскочить, и все это мудачье из «Ридинга» бросилось врассыпную. Как будто они растворились в воздухе. Это было круто, еб твою мать. На нашей трибуне все со смеху умерли.

– То же самое было в Бернли, когда мы проиграли 3:0. Часть банды всегда уходила минут за десять до конца, чтобы пересечься с местными фанами. Полисы были заняты подготовкой к выведению людей с трибун и все прозевали. Потом все уссывались, потому что так много людей от такого маленького количества еще никогда не бегало.

Примерно десять лет назад мы зашли на Стрэтфорд Энд.