21. Я – против всего мира

Бывали у вас такие дни, когда вам казалось, что против вас ополчился весь мир? Извините, но мне кажется, вы просто не знаете, о чем говорите. А я знаю, поскольку ощутил это на собственной шкуре.

Если коллеги шутки ради положили ваш бутерброд на залитый солнцем подоконник или, проснувшись в день своего рождения, вы обнаружили на коврике под дверью только счета, вам не нужны никакие официальные обвинения или статистические подсчеты, чтобы решить, что большинство жителей планеты настроены против вас. Возможно, в моем случае все было не так плохо, но после стычки с киллером мне следовало по возможности избегать общения с согражданами, что я и намеревался сделать. Южная Америка внезапно показалась мне очень привлекательным континентом, к тому же я заранее обзавелся фальшивыми документами, а в гнездышке у меня лежала горстка бриллиантов, которые должны были помочь мне устроиться на новом месте и безбедно прожить хотя бы первые годы. Конечно, я чуть было не свихнулся, проведя с Дебби несколько лет на пляжах Греции, но, если выбирать, я предпочитаю сходить с ума от безделья, чем провести двадцать лет в местах не столь отдаленных.

Единственная проблема заключалась в том, что мой узелок с вещами, приготовленный для побега, находился не у меня, а дома, в секретном сейфе, встроенном в бетонный пол под шкафом, стоящим под лестницей (кроме того, я держал там все свои щетки и кремы с лосьонами – чтобы Дебби их не лапала). Это сильно осложняло дело. За моим домом определенно ведется наблюдение, на случай если я тронусь умом и зайду за клюшками для гольфа. Так что я действительно влип. Чтобы слинять, мне нужно забрать вещи, а если я попытаюсь их взять, меня сразу поймают.

С другой стороны, чем дольше я буду торчать в этой стране, размышляя о своем будущем, тем больше вероятность, что сержант Иванс постучит в мою дверь. Всю последнюю неделю я провел у Сида, выходя на цыпочках по ночам разведать, что творится в округе. Днем сидел тише воды ниже травы и плевал в потолок. Полицейские дважды наведывались к дому: шарили в мусорных контейнерах, проверяли электросчетчик – короче, пытались понять, есть кто дома или нет. Интересно, был у них ордер? И знал ли Сид, что они шныряют вокруг дома? А кроме того, меня интересовало, не запрятал ли Сид где-нибудь свою заначку на крайний случай, и я сам пытался это разнюхать... Увы, безуспешно.

Короче, у меня оставался только один выход выпутаться из этой истории – а именно, попросить кого-нибудь зайти ко мне домой и забрать заветный узелок. И чем скорее, тем лучше. Не знаю, долго ли я продержусь, роясь в мусорных мешках и покупая в круглосуточных точках холодные пироги с мясом и чипсы в три часа утра.

Но кого попросить?

Особого выбора у меня не было. Доверял я в этом мире только одной женщине. Я был уверен, что она не смоется с бриллиантами и не сдаст меня полиции. Однако она не отвечала на мои звонки, а оставить сообщение на автоответчике, сами понимаете, я не мог. Не телефонный это разговор. Так что мне ничего другого не оставалось, как попытаться поговорить с ней лично. Я знал, что рискую, но выбрал из двух зол меньшее.

Если не считать моих телефонных звонков, на которые она не отвечала, мы с Хизер не поддерживали никакой связи, поэтому я надеялся, что Ивансу не придет в голову следить за ней. К счастью, круглосуточное наблюдение – дорогостоящая штука. Полиции хватает забот, так что вряд ли они будут допекать мою невестку. Ну, допросят пару раз, обшарят ее дом, может, даже проследят несколько дней, как она ходит по магазинам, однако сомнительно, что у легавых хватит средств, чтобы снимать Хизер на пленку больше недели. Я выждал для верности еще три дня, а затем осторожно нанес ей визит.

Хизер вышла из дома вместе с Бобби и Барри в половине девятого утра и повела их в школу. Нехорошо так думать, но я невольно отметил про себя, что им уже семь и восемь (а может, восемь и девять?), а потому пора уже быть самостоятельными и не держаться за мамину юбку. Я лично начал ходить в школу без мамы уже в шесть лет, а значит, был гораздо круче своих племянников.

Расставшись с детьми у школьных ворот в восемь пятьдесят, Хизер поспешила на работу в кондитерский отдел в торговом центре. Она настолько глубоко ушла в себя, что даже не заметила, как я сел в автобус на заднее сиденье. Новая короткая стрижка, борода и очки помогли мне смешаться с толпой, давая уютное ощущение анонимности.

Короткая поездка на автобусе закончилась у почты, и вскоре мы уже пробирались через стайку ранних покупателей. Не скажу, чтобы в центре была большая толпа, однако благодаря снующим посетителям мне удалось догнать Хизер незамеченным прямо перед входом в кондитерский отдел.

– Не оглядывайся и продолжай идти вперед, – сказал я тихо, поравнявшись с ней.

Она, естественно, тут же остановилась и обернулась.

– Крис? – вырвалось у нее.

– Мать твою, Хизер, не стой столбом!

– Что тебе надо? – спросила она, шагнув наконец вперед.

– Я влип.

– Ну и чего ты хочешь от меня? – спросила она слишком быстро.

– Хочу, чтобы ты помогла мне, черт возьми! А ты что думала?

– Я не могу тебе помочь, мне надо на работу, – ответила она.

Сперва я подумал, что она шутит. Но потом, скосив глаза, увидел, что она смотрит на часы.

– Пошли ее к чертовой матери!

– Тебе легко говорить, а мне нужна эта работа.

– Что ты несешь? Мне грозит пожизненное заключение, а ты не можешь мне помочь, потому что должна продавать булочки за три фунта в час?! Прости, Хизер. Я не хотел на тебя кричать.

– Я не могу вмешиваться в твои дела. У меня двое детей, и я должна думать о них.

– Послушай! Я не прошу тебя убить кого-то ради меня! Я всего лишь хочу, чтобы ты зашла ко мне домой и взяла кое-что.

– Не могу, – сказала она, качая головой. – Пожалуйста, оставь меня в покое.

– Сделай то, что я прошу, и, клянусь, ты никогда больше меня не увидишь.

– Извини, но мне пора идти. У меня нет времени на разговоры, – заявила она, направляясь к прилавку.

Я рванул за ней и схватил за локоть.

– Что все это значит?

– О чем ты? – спросила она.

– Что за игры, Хизер? Ты хочешь, чтобы меня посадили?

– Прошу тебя, Крис, постарайся понять. Я просто не желаю тебя больше видеть и не желаю иметь с тобой ничего общего. Я хочу жить своей жизнью, так что оставь меня в покое!

– Нет, это ты постарайся понять! Если ты не поможешь мне – считай, я покойник. Я в отчаянном положении, иначе я не обратился бы к тебе за помощью.

– Прости, но тебе придется попросить кого-нибудь другого. Я не могу тебе помочь.

– Бог ты мой!..

– Если меня увидят вместе с тобой, то могут тоже посадить. Тогда я потеряю своих детей, мужа – да все на свете! И я этого не допущу.

Ссориться посреди торгового центра и не привлечь к себе внимание – штука сложная. Хоть мы и старались говорить тихо, люди начали посматривать на нас, толкая локтями соседей. Я понимал, что скоро кто-нибудь из них узнает меня.

– Прошу тебя, Хизер! Ты моя единственная надежда!

– Извини, Крис, я не могу.

– Почему? Назови мне хоть одну разумную причину!

– Просто я решила быть эгоисткой. Я не могу позволить себе решать чужие проблемы, у меня своих достаточно. А теперь отпусти мою руку.

– Если ты откажешь мне, Хизер, я сдохну!

– Это не моя проблема.

– Ах ты, сучка! – возмущенно воскликнул я. – Я столько сделал для тебя, когда Гевина посадили, а ты отказываешь мне в такой маленькой услуге!

– Я ничего тебе не должна, понял? Я никогда не просила тебя о помощи и молю Бога только о том, чтобы ты отстал от меня!

Она попыталась вырвать руку, но я держал ее железной хваткой.

– Скажи мне: почему? Что я такого сделал? За что ты так ненавидишь меня?

– Если ты не отпустишь меня, я закричу.

– Прошу тебя, Хизер! Пожалуйста! Мы ведь не чужие...

– Забудь об этом, ясно? Между нами ничего не было. "Нас" больше нет, есть только я. Я, Бобби и Барри. А теперь уходи.

Заглянув ей в глаза, я увидел, что они полны слез. Но я все равно ничего не понимал. Может, Гевин узнал? Или ее запугала полиция? Неужели Хизер действительно хочет, чтобы я просидел в тюрьме до конца дней своих? В чем дело? У меня не было слов. Я никогда не отличался особенным красноречием, но теперь растерялся вконец, не понимая, как мне еще раз спросить о том же самом другими словами.

В конце концов, впав в полное отчаяние, я выхватил пушку и ткнул ей в лицо.

– Сучка проклятая! – крикнул я с яростью, напрочь забыв о толпе, которая с визгом разбегалась во все стороны.

– Не надо, Крис, – сказала она на удивление спокойно.

Я не соображал, что делаю и на что надеюсь. Похоже, вся моя горечь и злость по отношению к Хизер наконец прорвалась, и я хотел только одного: чтобы она упала на пол и умоляла меня о прощении. То, что она этого не сделала, окончательно вывело меня из себя.

– Я любил тебя, сволочь! – услышал я свой голос. – И вот благодарность!

– Я не могу тебе помочь, – ответила Хизер, уставившись на ствол пистолета.

– Скажи почему!

– Лучше уходи.

Я был в таком состоянии, что потерял всякую способность думать. Мне казалось, я сейчас умру. Я был настолько близок к смерти, насколько это возможно, когда истекает кровью не тело, а душа. Несмотря на то что Хизер в последнее время отказывалась разговаривать и встречаться со мной, я был уверен, что в трудную минуту она мне поможет. Она должна была мне помочь! У меня ничего на свете не осталось, кроме нее! Дети – всего лишь предлог, у нее были какие-то другие причины, и я никак не мог понять какие. Я пытался подобрать слова, как вдруг услышал тяжелый топот. Оглянувшись, я увидал несколько копов, бегущих к нам.

Я повернулся к Хизер, посмотрел на нее в последний раз, отчаянно стараясь придумать что-нибудь оскорбительное и уничижительное, чтобы сказать ей это напоследок, но поскольку в голову ничего не пришло, я просто швырнул ее на пол лицом вниз.

– Стой! Полиция! – раздался крик.

Интересно, знают они, кто я такой, или просто хотят задержать меня из-за пушки? В любом случае мне это не понравилось, так что я развернулся и выстрелил поверх голов. Копы хлопнулись на пол, напустив в штаны. После этого мне не составило особого труда угнать машину и благополучно вернуться к Сиду, когда стемнело.

Я не знаю, почему Хизер отвернулась от меня. Догадаться могу – у меня есть десяток разных теорий, – но это лишь мои домыслы, и толку от них никакого. В действительности в отличие от фильмов по телику мы не получаем никаких объяснений в конце и редко понимаем, почему люди порой реагируют совсем не так, как мы ожидали. Именно поэтому реальная жизнь хуже телика. Я мучился, ломая голову над ответами, целый день, пока наконец до меня не дошло, что, в общем, это не важно. Важно то, что я снова загнан в угол. У меня по-прежнему нет моих брюликов и документов и больше нет людей, которым бы я доверял.

Это было самое ужасное – когда я почувствовал, что совершенно один.

Я сел, вспомнил всю свою жизнь и наконец понял то, что Хизер пыталась мне сказать несколько месяцев назад. У меня нет друзей. Мне совершенно не к кому обратиться за помощью. У меня всегда были Гевин и Хизер, даже Дебби – до определенной степени, – и вдруг не оказалось никого. Конечно, оставались еще мама с папой, но они сразу же выдадут меня полиции, поскольку решат, что так лучше. Знакомых-то у меня навалом, что правда, то правда, но все они делятся на две категории: честные и правильные граждане (то есть мои соседи) и воры, которым не больно-то доверишь горстку бриллиантов, необходимых тебе, чтобы смыться из страны.

В конце концов, решив, что выбора у меня нет, я рискнул и позвонил Гордону О'Райли, спросив его, не согласится ли он за хороший куш забрать мои шмотки и организовать мне побег. Гордон согласился и послал одного из своих медвежатников вскрыть мой сейф, однако не успел тот переступить порог моего дома, как полицейские схватили его. (Немного глупо, по-моему. Я бы на их месте проследил за ним, но, очевидно, им просто необходимо было предъявить хоть кого-то после двух недель безуспешных поисков.) Парень не сказал ни слова – честь и хвала ему! – однако игра была проиграна. Билет, дающий право на свободную жизнь, я потерял безвозвратно, и когда меня поймают – это лишь вопрос времени.

Я позвонил О'Райли еще раз и попросил достать мне хотя бы паспорт в обмен на автомат, но он сделал мне гораздо более привлекательное предложение. Гордон предложил мне дело – большое дело.

Игра продолжается!

22. Грандиозные планы

– Значит, договорились, Том? Вы с Крисом заходите с заднего входа, мы с Джимом – с переднего. Там будут фраерки с пушками, так что постарайтесь войти на цыпочках и быстренько уложить их на пол. Не давайте им фокусничать, но в то же время не палите без особой надобности. Я не хочу никаких мокрых дел. Ясно?

Все загалдели: "Да!", "Ага!", "Нет проблем!", и лишь Том ответил:

– Ясно.

– Сколько их там будет? – спросил Джим Гордона. О'Райли кивнул Эдди, и тот ответил:

– Около двадцати...

– Двадцать! Мать твою за ногу! – взорвался Том, не дав Эдди закончить. – Ты шутишь или как?

– Молчи в тряпочку, понял? Здесь я командую! Эдди Синтон, или Красавчик Эдди, как его прозвали за феноменально уродливую внешность, был одним из парней Джона Брода. Последние десять лет он пробавлялся в основном доставкой пакетов, денег и сообщений, но теперь ему наконец выпал шанс. Брод отдал концы. Загнулся. И половина его банды тоже. Никто толком не знал, как это случилось, но две недели назад в доках была большая пальба, и Брод с ребятами проиграли по очкам (именно это, похоже, имел в виду волчара). Никто не понимал, в чем дело и кто виноват, а потому все затихли и притаились, выжидая, кто сделает следующий ход, дабы определиться, на чью сторону встать. Сделать этот ход решил Эдди.

Сын Джона Сэм Брод сразу же попытался перехватить бразды правления, однако он был безнадежно неопытен, а это значило, что в скором будущем кто-нибудь из более ушлых профи непременно постарается его скинуть. Следовательно, нам нужно было нанести удар как можно быстрее. Если мы этого не сделаем – сделают другие. Того, кто успеет первым, ждали восемь миллионов наличными.

Эти восемь миллионов были вложены в наркобизнес. Вернее, их собирались туда вложить, но поскольку Джон благополучно скончался, не успев завершить сделку, а Сэм отчаянно боялся последовать за папочкой в мир иной, бабки спокойно лежали в сейфе ночного клуба, принадлежавшего Джону. Эдди видел их собственными глазами. Он даже помогал в переговорах с какими-то латиноамериканцами, но теперь сделка накрылась.

Король умер! Так что давайте загребем его капусту!

Эдди поделился своим планом с О'Райли, а тот собрал команду, хотя, судя по их виду, все они были шестерками. О'Райли и его парни промышляли мелкими делишками, так что опыт у них был не ахти. Может, им и хотелось обстряпать дельце покрупнее, да мозгов не хватало. Вот тут-то и появился я, потребовав неслыханно высокую долю добычи. Я убедил Гордона передать мне планирование и координацию всего мероприятия, запросив за это вдвое больший куш по сравнению с остальными.

– Опыт – бесценная вещь! – заявил я ему, тут же оценив свой собственный опыт в миллион фунтов.

Гордон подумал немного и согласился – слишком быстро, как мне показалось. Мой опыт стоимостью в миллион подсказал мне, что после ограбления придется держать ухо востро.

Нас было семеро: я, Гордон, Эдди, Том Финчем – такой же рогатенький, как и я, что действовало мне на нервы, – Джим Джексон и двое водил, Бен и Гэри (не помню их фамилий), которых Гордон знал чуть ли не с детства. Он связался с ними до того, как пригласил меня, поэтому я не мог никого отстранить, чтобы обиженный, не дай Бог, не проболтался.

Джим промышлял по бензозаправкам и мелким магазинам, которыми и ограничивался его мирок.

– Маленький совет, – сказал он, не успев даже пожать мне руку. – Если ты когда-нибудь соберешься грабануть пакистанскую лавку, послоняйся, чтобы не выглядеть подозрительно, возле порнушек и сделай вид, будто жаждешь купить кассету. Когда люди действительно хотят их купить, они обычно ходят у полки с кассетами кругами. Продавец решит, что ты ждешь, пока магазин опустеет, чтобы быстренько заплатить за порнушку, а на самом деле, когда все уберутся, ты прикарманишь его бабки.

– Я собираюсь прикарманить восемь миллионов фунтов, так что пакистанские лавки могут завтра спать спокойно, – ответил я.

Водители, заверил меня Гордон, у него первоклассные. Дай-то Бог, хотя именно это меня и смущало.

– У тебя с ними проблем не будет, – пообещал он. – Эти двое обгонят любого! Настоящие дьяволы на колесах.

В том-то все и дело. Самонадеянность – опасная штука. Мне пришлось напомнить водилам, что первый, кто доберется до укрытия по окончании работы, никакого приза не получит. Они оба с жаром заверили, что все понимают, даже обиделись вроде, но вид у них тем не менее был такой, будто они собираются на гонки и не уступят первенства даже ценой жизни.

– Как я уже сказал, прежде чем меня столь грубо прервали, – продолжил Эдди, – там будет человек двадцать – в основном бармены и уборщицы, которые готовят клуб к вечеру. Пушки есть от силы у троих или четверых, и, возможно, они пустят их в ход. Но вы ведь справитесь с тремя фраерками, верно? Они вас не ждут, так что накладок быть не должно.

– Я просто сказал, что двадцать человек – это много, – пожал плечами Том.

– В сейфе восемь миллионов фунтов! По-твоему, нам оставят их на пороге вместе с молочными бутылками? – вмешался Гордон. – Деньги надо заработать. Именно поэтому мы и составили план.

– Я просто сказал... – снова завелся Том.

– Завянь! – гаркнул Гордон. – Так, что дальше?

– Камеры, – сказал я. – Ты должен обезвредить их, Эдди, чтобы мы вошли с черного хода незамеченными. Знаешь, как это делается?

Эдди ответил, что не знает. Я мысленно поблагодарил его за профессиональную честность. Хуже нет, когда кто-нибудь заваливает все дело только потому, что считает себя слишком крутым и боится признаться в своих несовершенствах.

– Очень просто, – сказал я ему. – Ты должен только остановить в видике пленку, отмотать ее немного назад и нажать на кнопку воспроизведения.

– Насколько отмотать?

– Не знаю, сам соображай. Мы же пойдем на дело после обеда, так что не мотай ее до предыдущей ночи. На час или два, не больше.

– А вдруг с утра будет дождь, а днем выглянет солнышко? – спросил Джим.

– Тогда у тебя в саду расцветут цветочки! Закрой пасть, кретин! – оборвал его Гордон. – Сказали тебе: сам соображай!

– Только вы не забудьте взять пленки и расстрелять эти чертовы камеры в пух и прах. Не хочу, чтобы потом мои ребята спрашивали, почему ваш пикап не виден на кассете, – заметил Эдди.

– Не волнуйся, все будет в ажуре, – сказал я. – Вы делайте свое дело, а мы – свое. А теперь о машинах...

– Погоди, чуть не забыл! Смотрите, что у меня есть, – сказал Гордон и, вытащив из кармана две игрушечные машинки, поставил их на план ночного клуба.

– Гордон! Ты купил эти игрушки, а потом подобрал к ним тачки – или наоборот?

– Давайте просто... – начал было О'Райли. Его прервал оглушительный взрыв смеха.

– Нет, у тебя же "ягуар" и "тойота" – как раз те самые тачки, на которых мы поедем! Поэтому я и удивился: неужто ты действительно часами ходил по детскому магазину, подбирая игрушки в масть?

– Я всего лишь привык быть точным. Чего вы ржете? Самые мелкие детали всегда оказываются самыми важными, – сконфуженно промямлил Гордон.

– Ты серьезно, Гордон? Ты правда ходил и подбирал их? – спросил Бен.

Тут даже Эдди, славившийся своей кислой рожей, не выдержал и прыснул со смеху.

– Во придурок! – воскликнул он, явно малость перегнув палку.

– Вернемся к делу! – рявкнул Гордон. – Вы не в детском саду. Нам предстоит серьезная работа. Короче, Гэри, ты поведешь пикап, в котором будут Крис и Том, – заявил он, подвинув машинку к заднему входу на плане.

– Бр-рум, бр-рум, бр-рум, – хихикнул Бен, и мы снова все дружно заржали.

– Уроды недоделанные! – простонал Гордон. Позже он признался мне, что купил в магазине также набор пластмассовых солдатиков.

– Слава Богу, я их не вытащил, – сказал он. – Но по-моему, так положено, когда планируешь ограбление, разве нет? Разве тебе не приходилось этим заниматься?

– Строить из себя идиота? Нет, я стараюсь не делать этого без особой нужды.

После короткого перерыва мы снова вернулись к плану, пока наконец не договорились во всех подробностях. Двое заходят спереди, двое – сзади. Эдди отопрет двери и будет ждать нас. Всех присутствующих в клубе (включая Эдди) мы сгоним на танцевальную площадку. Гордон с Джимом будут присматривать за ними, а мы с Томом направимся к сейфу.

– Не забудьте, что это не обычный сейф в какой-то конторе. Там хранится вся выручка ночного клуба. Сейф двойной и спрятан в тайнике за душем, – напомнил нам Эдди. – Там он держит все свои бабки. Об этом никто не знает, но я видел собственными глазами.

– Тогда все сразу поймут, что это ты нас навел, – сказал Гордон.

– Нет. О том, что я в курсе, знал только Джон. Будь он жив, я бы и помышлять об этом не стал! Но поскольку он отдал концы – все в порядке.

– А Сэм точно знает комбинацию?

– Конечно, не беспокойся!

– Что ж, хорошо. Как-то не хочется отрезать ему пальцы ни за что ни про что.

– Он слишком любит ковырять в носу, так что расколется после второго или третьего, – заверил нас Эдди, сунув палец в ноздрю в качестве наглядной демонстрации.

– Ладно. Все внутренние двери открываются одним и тем же кодом: четыре, шесть, два, три. Повторите про себя несколько раз, чтобы не забыть. Что еще?

– Акцент, – сказал Гордон.

– Да, акцент. Мы же не хотим, чтобы парни Брода разыскивали нас в Лондоне? Так что, если придется открыть рот, говорите с ирландским акцентом. Северная Ирландия – самое то. Что-нибудь вроде: "Лягай, шуки шраные!"

– Я не понял ни слова, – озадаченно протянул Джим. – Что ты сказал?

– Ложись, суки сраные, – перевел я. – Послушай еще раз: "Лягай, шуки шраные!"

Джим и Гэри дружно пожали плечами и покачали головами.

– На ирландский выговор совсем не похоже, – заявил Гэри.

– Я же не претендую на роль в сериале "Отец Тед"! Не важно, похоже или нет, главное, чтобы мы скрыли наш настоящий выговор.

– А ну, скажи еще раз! – потребовал Том.

– Лягай, шуки шраные!

– И в какой части Ирландии, по-твоему, так говорят? В Бомбее? Это больше похоже на беззубого паки!

– Тогда попробуй сам – а я погляжу, какой из тебя ирландец!

В ответ послышалось шесть реплик с индийским акцентом.

– А может, нам прикинуться членами шайки "Тамильские тигры"? – встрял Гордон.

– Лягай, шуки шраные! – повторил я снова, чтобы показать им, как надо имитировать ирландский выговор.

– Ну да, а есе моя хосет два пиалы риса и пахлава, спасиба бальсая, – сказал Том. – Слушайте, темно уже! Я пошел ударить по пивку.

– Ладно. Только завтра у нас большой день, так что смотрите не наклюкайтесь. Пара банок пива – и в кровать, – сказал я им. – Кстати, держите рот на замке. Не разговаривайте с незнакомцами, – добавил я вдогонку.

– Хорошо, мамочка! – откликнулся Гэри от двери. Гэри, Том, Джим и Бен дружно вывалили на улицу в поисках развлечений. Никогда этого не понимал. Как можно за сутки до серьезного дела засунуть все мысли о нем куда подальше и вести себя так, будто завтра у вас самый обычный день? Зачем им внешние стимуляторы? Неужели их не стимулирует предвкушение завтрашнего грабежа? Нет, хоть убей – не пойму! И никогда не понимал. Работа для меня – все. Я бы на их месте всю ночь просидел над планом, пытаясь предусмотреть каждую случайность, каждую деталь. Начистил бы оружие, проверил его боеспособность, ощутил в руках его тяжесть и отрепетировал каждое слово, которое скажу людям по ту сторону баррикад. Я бы так накрутил себя, готовясь к работе, что не смог бы глаз сомкнуть всю ночь!

Боже, до чего мне это нравится!

А вам нет? Не могу себе представить. Для меня не существует ничего лучше. План, подготовка, обсуждение, проведение операции – да по сравнению с этим все остальное в жизни бледнеет и меркнет! Неужели есть люди, которым не хотелось бы стать грабителями? Не может такого быть. Я говорил это прежде и повторю еще раз. Если бы я мог гарантировать человеку, что он войдет в банк, сунет клерку пушку под нос и выйдет с пятьюдесятью тысячами фунтов, никого не убив и не попавшись копам в лапы, во всей Британии не найдется ни одного придурка, который отказался бы. Единственное, что останавливает людей, это страх. А я вот не боюсь. Хотя нет, неправда. Честно говоря, я нервничаю не меньше других, но это тоже часть азарта. Не холодей я от страха при мысли о риске, которому подвергаюсь, мне не было бы так интересно. А кроме того, страх – естественное человеческое чувство. Таким образом природа предупреждает нас, чтобы не подставлялись зазря.

Неужели я и вправду все это брошу и поселюсь на морском берегу?

Нет, ни за что! Я же с ума сойду от скуки. Лежать на боку и подсчитывать свои денежки – разве это жизнь? Минимум через полгода я свихнусь, как в Греции. С таким же успехом можно сесть за решетку вместе с Гевином. Нет, я свое дело не брошу. Все, что мне нужно, это небольшой перерыв... Быть может, сделаю себе новое лицо, пока все не утихнет. А потом снова всплыву на поверхность.