Черный бриллиант - Маска предательства

А если с ней все-таки что-нибудь случилось?!

В дверях Дэн столкнулся с посыльным.

– Простите, сэр. – Невысокий человек нервно одернул куртку.

– Да... В чем дело? – Дэну не терпелось кинуться на поиски Жаклин, а этот незнакомец только задерживал его.

– Вы мистер Уэстбрук? – робко спросил человек. – У меня для вас записка, сэр.

– Давайте ее! – Дэн выхватил записку из рук посыльного, который растерянно попятился.

Когда, прочтя записку, Дэн поднял голову, ни посыльного, ни его экипажа у дома уже не было.

Вернувшись в холл, Дэн еще раз прочитал загадочное послание матери: «Жаклин жива и здорова и находится у меня. Если сейчас ты появишься в Гринхиллсе и увезешь ее домой, ты разрушишь все, чего мне удалось добиться. Пусть твоя жена сама вернется к тебе. Доверься мне. Мама».

Чертыхнувшись, Дэн скомкал записку и швырнул ее через весь холл. Слава Богу, Джеки в безопасности, но почему она уехала в Гринхиллс и сколько намеревается там пробыть? И что она сказала его матери? В каком она состоянии?

Он потер воспаленные глаза, вернулся в гостиную и налил себе солидную порцию виски.

В гостиную проник луч яркого солнца, и в голове Дэна вспыхнула острая боль. Он застонал, крепко зажмурился и схватился за голову.

– Доброе утро, гepp Уэстбрук!

Раздвинув тяжелые портьеры, Грета остановилась у окна. От ее зычного голоса у Дэна снова застучало в голове, и он скрипнул зубами.

– Сколько времени, Грета?

– Половина десятого. – Она громко фыркнула. – Очевидно, фрау Уэстбрук уже встала.

Услышав имя Джеки и мгновенно вспомнив события прошедшей ночи, Дэн стремительно вскочил с дивана, но тут же покачнулся и ухватился за его спинку.

– Кофе, – едва выдавил он. – Мне нужен крепкий кофе, Грета, скорее.

– Кофе готов... Он в столовой, – выразительно сказала Грета, подозрительно всматриваясь в растрепанного Дэна. – Вместе с обильным завтраком. Я приготовила взбитые сливки, жареный бекон, свежий хлеб с маслом...

– Прекратите! – Дэна затошнило. Поймав неодобрительный взгляд Греты, он понял, что она отлично представляла, какое действие должен был произвести на него разговор о еде.

– Фрау Уэстбрук будет завтракать с вами? Значит, все-таки Грету прежде всего волнует Жаклин.

Что ж, она будет рада это узнать.

– Нет, Грета. – Дэн кое-как встал и посмотрел ей в глаза. – Фрау Уэстбрук не будет со мной завтракать. Она уехала на несколько дней в Гринхиллс. – Он в ярости уставился на экономку налитыми кровью глазами.

– Понятно.

– Это все? – спросил Дэн, которому не терпелось принять ванну и сменить одежду.

– Нет, – буркнула в ответ Грета. – Вам принесли записку от министра Гамильтона. – Она достала ее из кармана передника. – Вот она.

Дэн устало потер лоб и развернул записку. Александр просил его зайти как можно скорее. Дэн крепко стиснул челюсти. Что ж, он и сам хотел видеть Александра и рассказать ему, к чему привели его подозрения, а главное, внушить ему, что, хотя Джеки и оказалась этим пресловутым Джеком Лэффи, во всем другом она не виновата. Пусть Гамильтон поищет предателя где-нибудь в другом месте.

– Его статьи с каждой неделей становятся все более провокационными! – Гамильтон швырнул номер «Дженерал эдвертайзер» на стол.

Дэн взял газету, быстро просмотрел содержание статьи, затем положил ее на место.

– Да, – спокойно сказал он. – В свете происходящих в западной Пенсильвании событий она в лучшем случае несвоевременна. – Он прислонился к стене, сложив руки на груди. – Ты из-за нее хотел меня видеть?

– Отчасти да, – отвечал Гамильтон, озадаченный невозмутимой реакцией Дэна. – Статьи Лэффи, да и вся эта проклятая газета Бейча, только разжигают волнения в Питсбурге. Настроения там доходят уже до взрывной точки. Фермеры убеждены, что имеют право отказываться платить установленные налоги. Их подбивают на бурные восстания радикальные республиканцы, которые только и мечтают о том, чтобы вытеснить все федеральные власти.

– Да, я знаю, – произнес Дэн.

– Фермеры избивают акцизных чиновников, разоряют хозяйства тех производителей виски, которые подчиняются закону и платят налоги. Только на прошлой неделе группа вооруженных людей напала на почтовую карету и захватила всю почту. – Он раздраженно взмахнул рукой: – Мы не можем допустить, чтобы эти безобразия продолжались! Они уже достигли такого размаха, что мы вынуждены как-то противодействовать.

– И как именно ты себе это представляешь?

Гамильтон нерешительно повертел в руках перо, затем поднял на Дэна холодный взгляд:

– Если собрать крупные военные силы, это само по себе может привести к устрашению повстанцев и предотвратить дальнейшее кровопролитие. Президент Вашингтон уже распространил прокламацию, в которой требует от мятежников прекратить бунт и предупреждает, что в противном случае объявит о мобилизации войск и в середине сентября выдвинет их в Пенсильванию, чтобы силой обеспечить исполнение законов. – Он вздохнул. – Так уж получилось, что Генри Нокс, наш военный министр, только что ушел в отпуск, и до его возвращения придется мне выполнять его функции.

Дэн тихо чертыхнулся, понимая, что внутренние разногласия в пору нестабильной международной обстановки только осложнят положение Америки. А что касается самой стратегии действий и нового назначения Гамильтона, то Дэн целиком их одобрял: президент Вашингтон не мог выбрать более подходящей кандидатуры для выполнения столь серьезной задачи.

– Нам грозит серьезная опасность гражданской войны, Дэн, – озвучил Гамильтон размышления Дэна. – И это в самый трудный момент, принимая во внимание тяжелые переговоры с Англией. Мы должны установить личности Лэффи и предателя раньше, чем внутренние волнения зайдут слишком далеко. А эта задача снова заставляет меня думать о Джордже Холте и... о твоей жене.

– Вот здесь остановись, Александр!

Гамильтон только сейчас заметил напряженную позу друга и сообразил, что она показалась ему странной еще до того, как он сообщил ему волнующие политические новости.

– Дэн, в чем дело?

– Дело в том, что Жаклин ушла.

– Ушла? – насторожился Гамильтон.

– Не бойся, мой друг! – с горечью усмехнулся Дэн. – Она не сбежала, прихватив с собой национальные секреты. Она находится в Гринхиллсе, у моей матери.

– Почему?

– Потому что я обвинил ее в предательстве, в том, что она передает англичанам секретные сведения. Она не смогла перенести такие обвинения от своего мужа.

– Ты выступил против нее? – Гамильтон был поражен.

– Да. И она не виновна... по крайней мере в предательстве. – Дэн проигнорировал скептический взгляд Гамильтона. – Думай что хочешь, Александр. Моя жена не предавала свою страну. Однако ей удалось направить нас по ложному следу. – Он едва заметно усмехнулся, представив себе гордое лицо Джеки, когда она заявила ему о своем занятии.

– Откуда ты знаешь, что она невиновна?

– Оттуда же, откуда ты считаешь ее виновной. Инстинктивно. В данном случае мой инстинкт говорил правду, а твой – ошибался.

– Понятно. – Гамильтон был озадачен решительным заявлением Дэна. Однако он давно уже убедился в безошибочности инстинкта Дэна, чтобы отмахнуться от него на этот раз... И все же... – В таком случае как ты объясняешь странные ночные вылазки Жаклин? И что ты имеешь в виду, когда говоришь, что она направила нас по ложному следу?

Дэн крепко стиснул челюсти. Он знал, что разговор будет нелегким.

– Я могу ответить на оба вопроса как на один. Ночные вылазки Жаклин преследовали единственную цель – втайне от всех передавать результаты своей работы посыльному, тщательно скрывая сам характер работы, поскольку она совершенно не доверяет своему мужу... Говорю об этом с глубоким сожалением, потому что в остальном моя жена обладает множеством положительных качеств... – Лицо Дэна помрачнело. – Короче, я только что открыл ее тайну.

– Ну, говори же!

– Она и Джек Лэффи – одно и то же лицо.

Гамильтон ошеломленно уставился на него.

– Джек Лэффи Жаклин?

– Да, Жаклин. Моя собственная Jacques la fille. Мы с тобой были настолько уверены, что этим несчастным репортером был Джордж Холт, что просмотрели очевидное... хотя она была все время у нас на глазах!

– Jacques la fille! – повторил Гамильтон и внезапно все понял. Как он мог просмотреть столь точный перевод? Джек-девушка. Но Лэффи – женщина?! Гамильтон с трудом осознавал этот факт. – Жаклин сама тебе это сказала?

– Да.

– И ты считаешь, что ее единственная вина – статьи Лэффи?

– Я это знаю наверняка. – Лицо Дэна мучительно исказилось. – Нужно было видеть ее лицо... и лицо Джорджа, когда я обвинил их в предательстве. Как будто их ударили! Такой шок невозможно подделать, Александр! Ни у Жаклин, ни у ее отца нет доступа к тому, о чем мы с тобой говорим. Да, я совершенно уверен, что тайное занятие моей жены является ее единственным прегрешением. – Он нервно поменял положение и взглянул в окно... в сторону Гринхиллса. – Жаль только, что она не решилась мне довериться.

Александр в изумлении покачал головой:

– Выходит, за этот месяц мы ни на шаг не приблизились к раскрытию личности предателя. – Он нахмурился. – Чертовски досадно! Слава Богу, мы решили хоть одну часть нашей проблемы! Наконец-то мы сможем прекратить подстрекательства Лэффи.

Дэн поднял брови:

– Ты так считаешь?

– Боже мой, Дэн, это же твоя жена!

– Не стану отрицать, – подтвердил Дэн, представив себе лицо Джеки, объясняющей свои поступки.

– Значит, ты можешь просто запретить ей писать и покончить с этим Джеком Лэффи!

– Ты полагаешь, могу? – спросил Дэн и глубоко задумался.

Да, если он настоит на своем, то Лэффи замолчит, волнение населения несколько успокоится и одновременно прекратятся опасные ночные вылазки Джеки. Было только логично так поступить, ибо так поступил бы на его месте любой муж. И именно этого и ожидала от него Джеки.

Но Дэн не собирался это делать.

Глава 16

Считая, что на сегодня он выпил уже достаточно, Дэн отодвинул стакан с виски и заказал чашку черного кофе. Ему предстоял серьезный разговор с Джеки, а для этого требовалась свежая голова. Откинувшись на спинку кресла, Дэн устало прикрыл глаза. В кофейной комнате «Сити-Таверн» не было никого, кроме него самого и сонного официанта, который лениво подошел убрать стакан с виски и поставить на стол чашку кофе.

Дэн взвешивал в уме все варианты, которые помогли бы ему как можно безболезненнее выйти из затруднительного положения. Александр ясно дал ему понять, что категорически возражает против продолжения работы Жаклин.

Дэн решительно этому воспротивился. В тот день, когда он попросил Джеки стать его женой, он поклялся уважать ее личность, принять ее независимые взгляды. Если сейчас он воспользуется правом супруга и прикажет ей оставить работу в газете, то нарушит свое обещание, И таким образом подтвердит все обвинения, которые она бросала ему в лицо.

С другой стороны, Джеки его обманывала, вела свою, скрытую, жизнь и упорно верила самому худшему в нем, потому что была непреклонной бунтаркой... Которая любила своего мужа.

Дэн улыбнулся. Он уже давно это подозревал, но прошлой ночью окончательно понял по выражению ее глаз. Она его любит, однако по каким-то непонятным причинам боится его любить. Дэн мог только догадываться об этих причинах, но осознавал, что любовь к нему Жаклин зародилась совсем недавно и пока еще очень хрупка. Он не допустит, чтобы она погибла.

– Дэн?

Дэн открыл глаза.

– А, привет, Томас!

– Я увидел тебя издали, но не был уверен. – Томас уселся рядом с другом. – А почему ты в середине дня не в своей конторе? Что-нибудь случилось?

Дэн хотел ответить отрицательно, но тут же передумал. Он очень нуждался в объективном мнении и в друге.

– Да, Томас. Кое-что случилось. Но это не имеет отношения к компании.

Томас жестом попросил себе кофе, затем переключил внимание на друга.

– Значит, дело в Жаклин?

– В общем, да.

– Это неудивительно, – усмехнулся Томас. – Твоя жена весьма серьезная дама. Буду рад выслушать тебя и помочь, если смогу.

– Боюсь, это посерьезнее, чем обычная супружеская ссора. – Дэн помедлил. – Томас, дай мне слово, что этот разговор останется между нами.

– Конечно. – Томас принял от официанта кофе и кивком поблагодарил его. – Так в какую передрягу попала твоя Жаклин?

– В «Дженерал эдвертайзер».

– Как это понимать?

– Понимай так, что моя жена связалась с этой газетой.

– То есть написала для нее какую-нибудь статью?

– И не одну. – Дэн криво усмехнулся. – Только не упади со стула, Томас. Жаклин и есть Джек Лэффи.

Томас ошарашен но уставился на него:

– Что ты сказал?!

– То, что слышал. Моя жена – не кто иной, как Джек Лэффи, а правильнее – Jacques la fille. Каждую неделю она пишет по статье, а ночью потихоньку исчезает из дома, чтобы передать ее посыльному, который относит их в редакцию. Так что понимаешь, в чем мои проблемы?

– Жаклин – Лэффи?! – никак не мог опомниться Томас.

– Ты воспринял это так же, как Александр.

– А министр об этом знает? – живо спросил Томас.

– Я сказал ему об этом. Он очень интересовался моей женой и ее поведением.

«Это мне отлично известно»; – подумал Томас, вспомнив разговор между Дэном и Гамильтоном, свидетелем которого он стал незадолго до женитьбы друга. Очевидно, Томас не ошибся в своем заключении, что Гамильтон подозревает Холтов в предательстве. И хотя он был до крайности поражен сообщением Дэна, вместе с тем его охватило невероятное облегчение. Все встало на свои места. Установление личности Джека Лэффи даст Гамильтону еще больше оснований сомневаться в лояльности Жаклин и отвлечет его от истинного положения вещей.

Томас с трудом скрывал свою радость.

– И как ты намерен поступить с Жаклин?

– Понимаешь, никак не могу решить, сохранить ли за ней право вести самостоятельную жизнь или запретить ей это, таким образом лишив ее самой жизни.

– Да, тяжелый вопрос!

– Куда уж хуже, – хмуро согласился Дэн.

Томас испытал невольное сочувствие. Дэн Уэстбрук не мог найти момента хуже, чтобы влюбиться. Томас лучше иных представлял себе, какую боль может принести любовь.

Томас недолго раздумывал, прежде чем решил предать Дэна ради своего будущего. Последнее время он пребывал в радостном волнении, ожидая, что со дня на день переговоры Джея с англичанами будут прерваны. Тогда Америка окажется в состоянии войны с Англией и будет вынуждена заключить союз с Францией. На этом работа Томаса закончится, он получит деньги и возможность начать новую жизнь, а главное – с Моникой! Больше всего его пугала мысль потерять ее.

– Она стала твоей женой, Дэн, значит, она тебе небезразлична, верно? – вкрадчиво заговорил он, видя искаженное болью лицо Дэна и подавляя охвативший его стыд.– Я не знаю, что двигало Жаклин. Но я хорошо знаю женщин... а ты и того больше, чтобы позволить жене завладеть твоим сердцем. Бог знает, что еще и почему она утаивает от тебя. На твоем месте, Дэн, я бы повнимательнее следил за Жаклин.

Томас встал, чувствуя себя последним подлецом, и, не смея смотреть в глаза Дэну, взглянул на свой хронометр, напоминая себе о счастливом свидании.

– К сожалению, мне пора идти... Я уже опаздываю на деловую встречу. – Он нерешительно положил руку на плечо Дэну, сожалея, что иначе не может достичь того, чего так жаждет.

– Спасибо, Томас, за твою заботу. – Не замечая внутренних терзаний Томаса, Дэн допил свой кофе и отставил пустую чашку. – Мне тоже нужно идти. Мне предстоит долгий разговор с женой.

Моника торопливо схватила записку от Томаса и отослала посыльного, с досадой думая, что еще взбрело ему в голову. Ей некогда было уделять внимание его романтическим бредням, потому что как раз сейчас она продумывала очередные пункты своего быстро осуществлявшегося плана. И так уж удивительно было, как ей удавалось выполнять свою миссию, когда, с одной стороны, ей не давал покоя страстно влюбившийся в нее Томас, а с другой – докучал своей нежностью и признаниями в любви Джордж. С каждым днем ее жизнь в Америке становилась все более напряженной.

Вскрыв конверт, она прочитала записку, и ее голубые глаза зажглись интересом. Выходит, своевольная дочурка Джорджа и была тем радикальным репортером «Дженерал эдвертайзер»! Это значительно меняло дело.

Моника прошла в гостиную и уселась на диван, машинально потирая виски. Нужно было тщательно обдумать эту новость. Она еще дважды перечитала записку. Томас правильно предполагал, что участие Жаклин в издании республиканской газеты заставит Гамильтона серьезнее, чем прежде, предполагать, что она и есть предательница, которая пересылает англичанам секретные сведения. Это выведет Томаса и Монику из-под подозрений, и они смогут спокойно закончить свою работу и отослать донесения в Англию. Все устраивалось просто замечательно!

Затем Моника стала размышлять о более серьезной проблеме, о которой ей напомнила предполагаемая вина Жаклин, – относительно связи с Францией. По мере того как благодаря шпионским действиям Моники Америка все больше приближалась к началу войны с Англией, ей необходимо было все чаще пересылать информацию об этом на родину. Ибо, когда Америка наконец вступит в союз с Францией, не только Франция завоюет давно заслуженное господствующее положение в мире, но и выдающийся человек, который скоро встанет во главе Франции, человек, которого Моника любила преданно и самоотверженно.

Но как ее сообщения окажутся у Бонапарта, если их нельзя будет пересылать вместе с товарами Джорджа Холта?

Моника озабоченно нахмурилась, уверенная, что если в измене подозревают Жаклин, то и за Джорджем будет установлена тщательная слежка. Удастся ли ей по-прежнему использовать Джорджа для отсылки важных сведений во Францию? Это слишком рискованно! С другой стороны, как найти другой способ? Не могла же она просить Томаса использовать его связи с Францией! Она не смела заговорить с Томасом о затруднительном положении, опасаясь выдать свои отношения с Джорджем. Но и Джордж не должен был узнать о ее отношениях с Томасом. Иначе рухнет весь ее хитроумно спланированный замысел.

Моника глубоко задумалась над поисками выхода...

– Вы уверены, что готовы к встрече с Дэном? – спросила Леонора, направляясь с Джеки к ожидавшей их карете.

Джеки кивнула:

– Да. Я вам очень благодарна, Леонора, за все, что вы сделали, но не могу же я вечно скрываться в вашем доме. Хотя я не очень уверена в том, какой прием ожидает меня дома.

Леонора остановилась и взяла Джеки под руку.

– Жаклин, помните о нашем разговоре. Дэн – человек сильного характера и строгих принципов. Он может не соглашаться с вашими взглядами, но глубоко вас любит и уважает. Не относитесь к этому легкомысленно, потому что тогда вы окажетесь в очень сложном положении. Отстаивайте свою независимость, но считайтесь и с независимостью Дэна. Самое главное, не бойтесь своих чувств, – тихо добавила она, коснувшись главного вопроса, который ее беспокоил. – Любить и быть любимой – величайшее счастье, которое только может подарить нам жизнь!

– И которое в любой момент может исчезнуть... и без предупреждения, – с грустью ответила Джеки.

– Возможно. Но без любви жить еще труднее. – Леонора обрадовалась, что ей удалось смягчить сдержанность Джеки. – Потому что без нее, Жаклин, жизнь представляется пустой и бесцельной, и сердце человека не можете этим смириться.

Джеки задумчиво вслушивалась в слова Леоноры.

– И помните, Джеки, – ласково улыбнулась Леонора, – если вам понадобится помощь, в Гринхиллсе для вас всегда найдется уютный уголок!

Джеки была глубоко взволнована.

– Благодарю вас, Леонора, – неловко произнесла она, жалея, что не может найти более прочувствованных слов.

Леонора помедлила, затем решительно заговорила:

– Дэн сказал мне, что в юном возрасте вы потеряли свою мать... Я знаю, никому не занять ее место в вашей душе. И все же надеюсь, что когда-нибудь вы подумаете обо мне не как о своей любимой маме, которую знали с детства, а как о близком друге и матери, которую вы приобрели, будучи уже взрослой женщиной.

Лицо Джеки отражало полное смятение. Она подняла взгляд на неуверенное лицо Леоноры, и ее окатило волной теплого чувства.

– Я тоже надеюсь на это, – искренне проговорила Джеки, сердце которой подталкивало ее полюбить Леонору.

И вдруг ее осенило! Она знала, как ответить взаимностью на доброту Леоноры, как вселить радость в ее сердце... и в жизнь Дэна.

Ее охватило нетерпение.

Джеки порывисто обняла Леонору, затем быстро поднялась в экипаж.

– Передайте Дэну, что я его люблю! – крикнула Леонора.

– Если мы с ним договоримся, – осторожно заметила Джеки.

Леонора засмеялась:

– Желаю вам удачи!

– Спасибо!

Экипаж отъехал, Джеки помахала Леоноре рукой и уселась поудобнее. Для подготовки к встрече с Дэном у нее был час езды.

Час, который она использует для послания, которое ей так хочется отправить.

* * *

– Ну все! Достаточно! Я еду за ней! – вслух пробормотал Дэн, расхаживая по гостиной.

Исполнительный Стиверс, как всегда, убирался на втором этаже дома, а Грета, которая после завтрака ни к чему не притронулась, только что вернулась к себе после своего очередного ритуала. На протяжении всего утра она через каждые пятнадцать минут появлялась в гостиной, с обвиняющим видом выгладывала в окно и неистово взбивала подушки на диване, как подозревал Дэн, представляя вместо них его голову и что-то бормоча себе под нос про фрейлейн. Затем кидала на Дэна уничтожающий взгляд и, тяжело ступая, выходила, чтобы через четверть часа снова вернуться.

Терпение Дэна истощилось, и он решительно устремился вниз, намереваясь вернуть домой строптивую жену. Он почти дошел до парадной двери, как вдруг она распахнулась и на пороге появилась Джеки. Увидев мужа, Джеки остановилась и нерешительно произнесла:

– Здравствуй, Дэн.

– С тобой все в порядке?

Джеки наклонила голову:

– Разве ты не получил записку из Гринхиллса?

– Получил... вчера ночью.

– Тогда ты знаешь, что я была у твоей матери. – Джеки едва заметно улыбнулась. – Леонора была так добра ко мне.

– Нам нужно поговорить. – Дэн не желал терять ни минуты.

– Да, конечно.

Дэн указал на гостиную, и, не поднимая на мужа глаз, Джеки прошла вперед и опустилась на диван, но сразу потонула в подушках.

– Что-то я не помню, чтобы на этом диване было столько подушек.

Дэн закрыл за собой дверь и, подтащив стул, уселся напротив.

– Да нет, их всегда было много, только сегодня твоя экономка постоянно взбивала их... По-моему, таким образом она вымещала на них свою злость и желание поколотить меня.

– А... понятно. – Джеки рассмеялась бы, не будь она настроена так серьезно.

– Жаклин, – начал Дэн, – у меня к тебе два вопроса. Первый – есть ли у тебя еще какие-то тайны от меня? И второй – почему ты скрывала от меня, что пишешь статьи в газету? – Он торопливо продолжал, видя, что она хочет его прервать: – Я знаю, мой первый вопрос тебя рассердил, но если ты непредвзято оценишь свои поступки, думаю, ты согласишься, что он вполне оправдан.

Сдерживая волнение, Джеки сложила руки на коленях.

– Со вчерашней ночи я только и думала о своем поведении. И отвечу тебе на оба вопроса. Но сначала, если не возражаешь, я бы тоже хотела спросить тебя.

– Пожалуйста.

Впервые с момента появления в доме она посмотрела Дэну прямо в глаза.

– Ты считаешь меня предательницей?

– Нет! – без малейших колебаний ответил Дэн.

Ее лицо сразу расслабилось.

– Спасибо тебе. А что касается твоих вопросов... Да, теперь ты знаешь все. Разве ты не понимаешь, почему я это скрывала?

– Ты думала, что я запрещу тебе писать в газету.

– А разве нет? Разве ты разозлился на меня не потому, что я оказалась Лэффи?

– Нет, не поэтому. Я разозлился, потому что ты мне не доверяешь, не хочешь верить моим обещаниям. Как может наш брак стать счастливым, если ты совершенно не желаешь мне верить?

Джеки не поднимала взгляда от переплетенных на коленях пальцев.

– Мне нелегко кому-то довериться, Дэн. – Она искоса взглянула на него: – Так ты не станешь требовать, чтобы я отказалась от своей работы?

– Я буду с тобой спорить, но вовсе не по тем причинам, о которых ты думаешь. Я чертовски горжусь твоими способностями... и той независимостью, с которой ты излагаешь свои взгляды.

– Но?

– Но я очень тревожусь за стабильность в стране, да и за тебя. Твои статьи у многих вызывают бешенство, и ты окажешься в опасном положении, если будет установлено твое авторство. – Он задумчиво потер подбородок. – Но теперь, когда я об этом знаю, я смогу защитить тебя.

– Ты намерен поддерживать меня в работе?

– Это тебя удивляет?

– Конечно! – Она недоверчиво покачала головой.

– Не понимаю почему. Мне кажется, я дал ясно понять, что не собираюсь запрещать тебе писать статьи.

– Вынужденное согласие на мою работу совсем не означает, что ты ее одобряешь... особенно когда наши взгляды противоречат один другому. Я никогда не думала...

– Значит, ты ошибалась, верно?

Джеки растерялась.

– Дэн, а что, если об этом узнают министр Гамильтон и все твои друзья-федералисты?

– Александру я уже обо всем рассказал.

– Что?! И как он отреагировал?

– Он приказал мне запретить тебе работу в газете.

– И ты открыто отказался подчиниться его требованию?

– Уж не думаешь ли ты, что ты у нас одна такая независимая особа? – мягко поинтересовался он.

– Нет, конечно. Просто я думала...

– Что я предпочту поддержать своего друга, а не жену, да?

Джеки поднялась с кушетки и отвернулась от Дэна.

– Порой ты ставишь меня в тупик, – пробормотала она, теребя складки платья.

Дэн тоже встал, обнял жену за талию и зарылся лицом в ее густые волосы.

– Ты мне это уже давно говорила, – охрипшим голосом прошептал он. – Но вообще-то меня очень просто понять, я самый обыкновенный и простой человек.

Невольно улыбнувшись, Джеки повернулась к нему лицом.

– Не так-то ты прост, Дэн Уэстбрук.

Он нежно взял в ладони ее лицо.

– Дай нам шанс, chaton. Доверься мне.

– Я попытаюсь, – судорожно выдохнула Джеки. Он нагнул голову, чтобы поцеловать ее, но Джеки уперлась ему в грудь руками.

– Дэн, я знаю, тебе неприятно это слышать, но твой друг министр Гамильтон не из тех людей, которые мирятся с поражением. Если он хочет, чтобы я перестала работать, он не остановится, пока этого не добьется.

– Согласен.

– Он может сообщить Бейчу, кто является Джеком Лэффи. И что тогда?

– Думаю, в таком случае ты можешь потерять работу. – Дэн слегка коснулся ее губ своими.

Джеки отпрянула:

– Дэн! Ты же сказал...

Он улыбнулся и еще ближе притянул ее к себе.

– Бейчем я сам займусь... А если это не даст результата, куплю у него газету.

– У тебя ничего не получится!

– Ты так думаешь?

– Он ни за что не...

– А он об этом и не узнает. У меня много друзей, дорогая, и среди республиканцев, и среди федералистов. Успокойся, твоей работе ничто не грозит. – Он ласково провел рукой по ее волосам. – И тебе тоже, поскольку я знаю, против чего мы выступаем. – Серые глаза Дэна потемнели от страсти. – Полагаю, прелесть моя, мы ответили друг другу на все вопросы. Теперь мне хотелось бы продолжить наш обмен мнениями наверху, в спальне... если тебя это устраивает, моя упрямая и своевольная женушка.

– Нам еще так много нужно обсудить, – неуверенно проговорила Джеки.

– Да, конечно. – Дэн подхватил Джеки на руки и направился к лестнице. – Мы подробно поговорим обо всем... только позднее. Знаешь, без тебя эта ночь показалась мне бесконечной...

Джеки уловила исходящий от него знакомый запах, и ее решимость мгновенно испарилась.

– Мы не сможем разрешить все наши вопросы в постели, Дэн, – слабо возразила она.

– Верно. – Дэн не останавливался. – Зато сможем любить друг друга. Сейчас мне больше всего хочется...

– Фрейлейн! Простите, фрау Уэстбрук!

Громкое восклицание Греты, появившейся в холле, помешало высказаться Дэну.

– Наконец-то вы дома! – Грета остановилась у подножия лестницы, нисколько не смущенная интимной сценой.

– Да, Грета, фрау Уэстбрук дома, – ответил Дэн, намеренно подчеркивая обращение Греты к хозяйке. Он решительно протиснулся со своей ношей мимо массивной фигуры Греты и стал быстро подниматься по лестнице. – Возьмите со Стиверсом отдых до конца дня. – На его голос на площадку второго этажа выскочил Стиверс. – До завтра вы нам не понадобитесь, – сообщил Дэн ошеломленным слугам и озорно засмеялся, когда Джеки спрятала у него на груди смущенное лицо.

Перед распахнутыми дверями спальни он остановился.

– Желаю хорошенько отдохнуть, Стиверс! – весело крикнул он. – И не забудьте запереть за собой дверь.

– Да, мистер Уэстбрук.

Дэн подошел к кровати и бережно опустил на нее Джеки.

– Ох, Дэн, что подумают Стиверс и Грета?

Дэн начал раздеваться.

– А что они могут подумать? – Дэн быстро сбросил одежду и лег рядом с Джеки. – Я безумно хочу тебя, котенок! Безумно! Забудь про вчерашнюю ночь, – ласково попросил он, помогая ей снять платье. – Забудь о своей работе, о наших спорах, обо всем забудь. – Он прижался к ее губам в страстном поцелуе.

И Джеки с радостью подчинилась его ласковому приказу.

Потом она лежала, прижавшись к его горячему сильному телу, встревоженная своими ощущениями. Физически ничто не изменилось, их любовный акт оказался таким же неистовым и полным, как и прежде. Но ей этого казалось недостаточно, она хотела оставаться в объятиях мужа, продлить ощущение покоя, слышать его признания в любви.