Война с персами. Война с вандалами. Тайная история

(29) Римляне, не выдержав нападения врага, бросились изо всех сил бежать, не помышляя об отпоре и забыв стыд и все другие благородные чувства. (30) Персы же, не подозревая, что римляне обратились в такое позорное бегство и думая, что они хотят завлечь их в какую-то засаду, преследовали их до конца крутых склонов, а потом повернули назад, не решаясь вступать в сражение на ровном месте немногими против многих. (31) Однако римляне, и особенно все военачальники, полагая, что враги все еще гонятся за ними, бежали без оглядки и передышки, плеткой и криком понукая скачущих лошадей, торопливо в смятении снимая с себя панцири и другое оружие и бросая его на землю. (32) У них не хватило смелости выстроиться против настигавших их персов, но, заботясь о спасении, они полагались только на своих лошадей. Одним словом, это бегство было таким, что из коней не остался живым ни один, ибо как только они останавливались, то падали и тотчас же издыхали. (33) Столь страшного поражения римляне никогда раньше не испытывали. Многие оказались убиты, еще большее число было взято в плен. (34) Враги забрали у них такое количество оружия и вьючного скота, что персы, надо полагать, после этого сражения стали много богаче. (35) Во время этого отступления Адолий, проезжая мимо одного укрепления, расположенного в Персоармении, получил удар камнем в голову от одного из тамошних жителей и умер. А люди Юста и Перания, вторгшись в область Таравнон и взяв небольшую добычу, тотчас вернулись назад[160].

XXVI. В следующем году <544 г.> Хосров, сын Кавада, в четвертый раз вторгся в землю римлян, двинув войско в Месопотамию. (2) Это вторжение было совершено Хосровом не против Юстиниана, василевса римлян, и не против кого-либо другого из людей, но исключительно против Бога, которому единому поклоняются христиане[161]. (3) Ибо когда после первого нашествия Хосров отступил, потерпев неудачу под Эдессой, и его самого, и его магов охватило глубокое уныние: они считали, что были побеждены Богом христиан. (4) В своем стремлении рассеять это уныние Хосров грозился у себя во дворце, что всех жителей Эдессы обратит в рабство и приведет в персидские пределы, а город превратит в пастбище для овец[162]. (5) Итак, оказавшись со всем войском около Эдессы, он послал некоторых из сопровождавших его гуннов к городской стене, возвышавшейся над ипподромом, приказав им не причинять никакого иного вреда, но только отнять стада овец, которые пастухи, собрав в большом количестве, разместили у самой стены, понадеявшись на сильное укрепление, стоявшее на очень крутом подъеме, и, кроме того, считая, что враги не осмелятся так близко подойти к стене. (6) Итак, варвары уже начали захватывать стада, но пастухи оказывали им сильное сопротивление. (7) На помощь гуннам пришло много персов. Варварам уже удалось отогнать одно стадо, но тут римские солдаты и горожане, выйдя из города, вступили в рукопашный бой с врагами, и стадо само собой вновь вернулось к пастухам. (8) Один из гуннов, сражавшийся впереди других, больше всех причинял римлянам неприятностей. (9) Тогда какой-то крестьянин, метнув камень из пращи, попал ему в правое колено. Тот тотчас же свалился с коня головой вниз, и это еще больше воодушевило римлян. (10) Битва, начавшаяся рано утром, кончилась среди дня. Те и другие разошлись, и каждая сторона считала, что она одержала верх в сражении. (11) Римляне ушли за свои стены, а варвары стали лагерем, расположившись от города в семи стадиях.

(12) Тогда Хосров то ли увидел сон, то ли ему пришла в голову мысль, что если он, сделав дважды попытку, не возьмет Эдессу, он навлечет на себя страшный позор. (13) Поэтому после этого сражения он решил продать свое отступление за большие деньги. (14) На следующий день он велел своему толмачу Павлу подойти к стене и сказать, чтобы они прислали к Хосрову нескольких видных граждан. (15) Жители Эдессы, спешно выбрав среди знатных четырех лиц, послали их к Хосрову. (16) Когда они прибыли в персидский лагерь, их по царскому повелению встретил Заверган и со многими угрозами стал спрашивать их, что им более желательно, заключить мир или вести войну. (17) Когда они единогласно заявили, что предпочли бы мир опасностям войны, Заверган сказал: «Тогда вам следует купить его за большие деньги». (18) Послы заявили, что они готовы дать столько же, сколько они доставили ему прежде, когда он прибыл к ним после взятия Антиохии. (19) Заверган со смехом отослал их, сказав, чтобы они серьезно подумали о своем спасении и тогда вновь пришли к ним. (20) Немного времени спустя Хосров послал за ними, и, когда они явились, он стал перечислять, сколько римских местностей он покорил до этого и каким образом он это сделал; он грозил, что если они не отдадут ему все имеющиеся у них в стенах города богатства, им придется испытать от персов страшные жестокости. Он сказал, что только при этом условии войско уйдет отсюда. (21) Услышав это, послы единогласно заявили, что готовы купить у Хосрова мир, если он не потребует у них невозможного, исход же войны, говорили они, до битвы никому не может быть известен. (22) Ибо никогда не было войны, исход которой был бы для участвующих в ней делом совершенно решенным. Тогда Хосров в гневе отпустил послов.

(23) На восьмой день осады Хосров решил возвести напротив городской стены насыпной холм. Он приказал нарубить в окрестностях массу деревьев с сучьями и листвой и положить их в форме четырехугольника перед стеной в том месте, куда бы из города не могли долететь стрелы. Поверх этих деревьев он велел насыпать как попало побольше земли, а затем еще навалить массу камней, не тех, что годятся для постройки, но высеченных попросту, и заботиться только о том, чтобы холм как можно быстрее поднялся на большую высоту. (24) Он приказал также положить между землей и камнями длинные бревна, с тем чтобы придать сооружению большую прочность. Он опасался, как бы оно, по мере возвышения, не оказалось неустойчивым. (25) Римский военачальник Петр (он оказался в то время здесь вместе с Мартином и Перанием), желая отогнать работающих над этим сооружением, послал против них имевшихся в его распоряжении гуннов. (26) Те, внезапно появившись, многих из них поубивали, причем особенно отличился один из копьеносцев, по имени Аргик. (27) Он один убил двадцать семь человек. Однако поскольку в дальнейшем варвары стали тщательно охранять работников, никому уже нельзя было выходить против них. (28) Когда по мере приближения к стене строители оказались там, куда достигали стрелы, римляне, начавшие уже упорно защищаться, стали пускать в них камни из пращей и стрелы из луков. Поэтому варвары придумали следующее. (29) Перед строителями агесты (так римляне на латинском языке называют это сооружение)[163] они начали постоянно вывешивать на длинных шестах достаточно толстые и широкие прикрытия из козьей шерсти, которые называются киликийскими. (30) В результате ни зажигательные стрелы, ни другие снаряды не могли их достать, но отброшенные назад занавесом, так там и оставались. (31) Тогда римляне, охваченные великим страхом, в большом смятении отправили к Хосрову послов, а вместе с ними и Стефана, знаменитого врача своего времени. Он как-то раньше избавил от болезни Кавада, сына Пероза, который наградил его за это великим богатством. (32) Когда он вместе с другими явился к Хосрову, то сказал ему следующее: «Издревле все считают человеколюбие истинным признаком хорошего царя. (33) Поэтому тебе, о могущественный царь, совершающему убийства и сражения, порабощающему города, суждено в будущем получить много прозваний, но имени доброго ты никогда не будешь иметь. (34) Между тем из всех городов Эдессе менее всего надлежало бы видеть от тебя что-либо худое. (35) Ибо отсюда происхожу я, который, совершенно не ведая будущего, воспитал тебя и посоветовал твоему отцу назначить тебя своем преемником. Таким образом, для тебя я оказался главным виновником твоего воцарения, а для моей родины — источником теперешних бедствий. (36) Ибо люди по большей части сами навлекают на себя многие несчастия, которые с ними случаются в будущем. (37) Однако если у тебя осталась хоть какая-либо намять об оказанных мною тебе услугах, не причиняй нам больше никакого зла, воздай мне эту награду, за что ты, о царь, получишь возможность не считаться самым жестоким». Так сказал Стефан[164]. (38) Хосров же соглашался только тогда уйти отсюда, когда римляне выдадут ему Петра и Перания за то, что они, являясь рабами, полученными им по наследству, осмелились сражаться против него[165]. (39) Если же римлянам это не в радость, то пусть выбирают одно из двух: либо заплатить ему пятьсот кентинариев золота, либо принять в город некоторых из доверенных ему лиц, которые, разыскав все богатства города, все золото и серебро, которое окажется, доставят ему, оставив остальное во владении хозяев. (40) Такие оскорбительные слова сказал Хосров, надеявшийся без особого труда взять Эдессу. Послы, поскольку им показалось невыполнимым то, чего потребовал Хосров, в глубокой печали возвратились в город. (41) Когда они вошли внутрь укреплений и сообщили о том, что сказал Хосров, весь город преисполнился смятением в плачем.

(42) Между тем постройка насыпи поднималась все выше и выше, и с большой спешкой работа продвигалась вперед. Римляне, не зная, что делать, вновь отправили послов к Хосрову. (43) Когда они оказались в лагере неприятеля и сказали, что они пришли просить о том же самом, они не услышали от персов ни одного доброго слова, но изгнанные оттуда с грубостью и шумом, были вынуждены возвратиться в город. (44) Сначала римляне пытались надстроить стену, расположенную против насыпи, другой постройкой; но когда сооружение персов превысило и ее, они отказались от этой работы в склонили Мартина уладить дело о мире любым образом, каким он пожелает. Тот, подойдя близко к вражескому лагерю, вступил в разговор с некоторыми из персидских военачальников. (45) Они, вводя Мартина в заблуждение, стали говорить ему, что их царь настроев мирно, но, что он, Мартин, никак не может убедить римского автократора отказаться от стремления соревноваться с Хосровом и заключить с ним мир. (46) Ибо и Велисарий, который намного превосходит могуществом и саном его, Мартина, чего он, впрочем, и не отрицает, и который недавно смог убедить персидского царя, находившегося уже в центре римских владений, отступить оттуда в персидские пределы[166], пообещав, что в скором времени прибудут к нему послы из Византия и установят на прочной основе мир, ничего не сделал из того, за что ручался, поскольку оказался не в состояния преодолеть волю Юстиниана.

XXVII. В это время римляне придумали следующее. Они сделали подкоп из города под неприятельскую насыпь, приказав копавшим его не прекращать работы, пока они не дойдут до середины холма. Таким образом они собирались поджечь эту насыпь. (2) Когда подкоп дошел почти до середины холма, до персов, стоявших наверху, дошел какой-то шум. (3) Догадавшись о том, что происходит, они сами начали копать сверху, делая ров с обеих сторон от центра, чтобы таким путем захватить римлян, затевающих против них зло. (4) Узнав об этом, римляне прекратили работу, навалили земли в уже пустое место и стали действовать у нижней части насыпи, которая подходила к стене. Вытащив снизу дерево, камни и землю, они сделали своего рода комнатку, набросали туда стволы легковоспламеняющихся деревьев, облив их кедровым маслом, серой и асфальтом. (5) Все это у них было уже наготове, а тем временем персидские военачальники, часто встречаясь с Мартином, вели с ним разговоры, о которых я сказал, делая вид, будто бы они хотят принять предложение о начале мирных переговоров. (6) Когда же насыпь у них была доведена до конца и приблизилась к городской стене, высотой намного ее превышая, они отослали Мартина, явно отказавшись от заключения мира и вознамерившись далее приступить к активным действиям.

(7) Поэтому римляне тотчас же подожгли стволы деревьев, заготовленных ими для этого случая. Огонь разрушил некоторую часть насыпи, но еще не успел полностью в нее проникнуть, как все дерево сгорело. Однако римляне, не теряя времени, беспрерывно бросали в подкоп новые дрова. (8) Огонь уже разгорелся подо всей насыпью, и ночью повсюду над этим холмом показался дым. Не желая позволить персам заметить это, римляне предприняли следующий маневр. (9) Наполнив маленькие сосуды горящими углями, они начали в большом количестве бросать их вместе с зажигательными стрелами по всей насыпи. Персы, стоявшие здесь на страже, стали быстро ходить туда-сюда и тушить их. Они думали, что дым поднялся по этой причине. (10) Но поскольку он продолжал распространяться, варвары в большом числе бросились туда на помощь. Римляне же, пуская в них стрелы со стены, многих из них поубивали. (11) С восходом солнца сюда прибыл и Хосров, сопровождаемый большей частью войска. Поднявшись на холм, он первый понял причину несчастья. (12) Ибо он обнаружил, что дым идет изнутри, а не от того, что метали враги. Он тотчас приказал всему войску спешно идти на помощь. (13) Римляне, воспрянув духом, бросали им оскорбительные слова; из варваров же одни засыпали землей, другие заливали водой те места, где показывался дым, надеясь, таким образом, одолеть беду, но им это совершенно не удавалось. (14) Там, где насыпали землю, естественно, дым прекращался, однако, вскоре он появлялся в другом месте, поскольку огонь заставлял его искать себе выход, где только можно. Что же касается воды, то чем больше ее куда-либо попадало, тем больше увеличивалось действие смолы и серы, отчего еще сильнее охватывались огнем попадающиеся бревна, и она гнала огонь все дальше, поскольку нигде не могло проникнуть внутрь насыпи такое количество воды, которого хватило бы на то, чтобы погасить пламя. (15) К вечеру дым стал настолько сильным, что оказался виден в Каррах и других более отдаленных городах. (16) Поскольку множество персов и римлян взобралось на насыпь, между ними завязалась битва; они сильно теснили друг друга, но победа осталась за римлянами. (17) Тогда и яркое пламя показалось над насыпью, и персы отказались от этого предприятия.

(18) На шестой день после этого, ранним утром, персы с лестницами в руках подошли к той части стены, которая называется крепостью. (19) Римляне, которые несли здесь стражу, спокойно спали, так как ночь была уже на исходе. Персы, тихо поставив лестницы к стене, начали уже подниматься вверх. (20) Но случилось так, что один из всех римлян, некий крестьянин, не спал. Он-то криком и большим шумом всех и поднял. (21) Произошла ожесточенная схватка. Персы оказались побеждены и удалились в свой лагерь, оставив там лестницы, которые римляне втащили в город, когда им никто не мешал. (22) Около полудня Хосров послал большой отряд к так называемым Большим воротам[167] для штурма этого места. (23) Навстречу им выступили не только солдаты, но и крестьяне и некоторые из горожан. Одержав победу в битве с варварами, они далеко прогнали их. (24) В то время, когда они еще преследовали персов, среди римлян оказался толмач Хосрова Павел, который сообщил им, что из Визнтия прибыл Рекинарий для заключения мира. Тогда обе стороны разошлись по своим местам. (25) На самом же деле Рекинарий прибыл в лагерь варваров за несколько дней до этого. (26) Однако персы совершенно не давали римлянам знать об этом, явно выжидая исхода своего коварного нападения на стену с тем, чтобы, если им удастся ее взять, не показалось, что они таким образом нарушили соглашение о мире, а если же они потерпят поражение, как это и случилось, приступить к мирным переговорам, к которым их призывали римляне. (27) Когда Рекинарий оказался внутри городских стен, персы потребовали, чтобы те, которые будут вести переговоры о мире, немедленно прибыли к Хосрову. Но римляне сказали, что послы будут отправлены через три дня; ибо в тот момент их стратиг Мартин был болен.

(28) Хосров, предполагая, что в этом доводе нет здравого смысла, стал готовиться к нападению. Приказав навалить на насыпь огромное количество кирпичей, он два дня спустя со всем войском подошел к городским укреплениям, намереваясь подвергнуть их штурму. (29) У каждых ворот он поставил кого-либо из военачальников с отрядом войска и, окружив таким образом всю стену, стал пододвигать к ней лестницы и машины. (30) Позади он поставил всех сарацин с некоторым количеством персов не для того, чтобы они нападали на город, но для того, чтобы после того, как город будет взят, они ловили и брали в плен тех, кто будет убегать из него. (31) С таким намерением Хосров и расставил так войско. Битва началась ранним утром, и поначалу преимущество было на стороне персов. (32) Будучи столь многочисленными, они сражались против малого числа защищавшихся, ибо большинство римлян ничего не слышали о происходящем и вообще они были совершенно не подготовлены. (33) Но чем дальше разгоралась битва, тем больше весь город наполнялся шумом и смятением, и все население, даже женщины и малые дети, стало подниматься на стены. (34) Взрослые мужчины вместе с солдатами мужественно отражали врагов, и многие крестьяне проявили в борьбе с варварами удивительную храбрость. (35) Дети же и женщины вместе со стариками собирали для сражавшихся камни и помогали им в других отношениях. (36) Некоторые, наполнив множество котлов маслом, поставили их по всей стене, долгое время кипятили, а затем совсем еще горячее масло выливали на приближавшихся к укреплениям врагов какими-то разбрызгивателями, тем самым причиняя им еще больший вред. (37) И персы, уже падая духом, стали бросать оружие, и, являясь к царю, заявляли, что они не в состоянии выдержать такого сражения. (38) Охваченный страшным гневом, побуждая их угрозами, он двинул всех на врагов. (39) Итак, они со страшным криком и шумом начали придвигать к стене башни и другие машины, а также приставлять лестницы с тем, чтобы взять город единым штурмом. (40) Однако римляне, осыпая их градом стрел и камней, защищались изо всех сил, и варвары, понеся страшное поражение, были обращены в бегство. Римляне издевались над отступающим Хосровом и звали его еще раз штурмовать стены. (41) Один лишь Азарет[168] сражался со своим отрядом у так называемых Соинских ворот[169], в том месте, что зовется Трехбашеньем. (42) Поскольку римляне здесь не были по силе равны персам и уже уступали их натиску, варвары проломили во многих местах внешнюю стену, называемую протейхисмой, и сильно наседали на тех, кто защищал основную стену до тех пор, пока Пераний не напал на них, совершив вылазку со многими солдатами и некоторыми эдесситами, и не прогнал их, победив в сражении. (43) Этот штурм, начавшийся совсем рано утром, закончился поздно вечером. Обе стороны провели ночь спокойно, без боя, персы, страшась уже за свои лагерные укрепления и за самих себя, а римляне, собирая камни на стены и приводя в полную готовность все остальное с тем, чтобы на завтра вновь сражаться с идущим на штурм врагом. (44) На следующий день никто из врагов уже не подходил к укреплениям. На третий день часть войска по приказу Хосрова совершила атаку на так называемые Варлайские ворота[170], но римляне выступили им навстречу в победили их в схватке, нанеся им большой урон, так что персы скоро отступили в свой лагерь. (45) Тогда Павел, толмач персов, подошел к стене и стал звать Мартина, чтобы тот позаботился о переговорах. (46) Мартин вступил в беседу с персидскими военачальниками, и Хосров, взяв от эдесситов пять кентинариев, дал им грамоту с обещанием не причинять больше римлянам никакого зла. Затем он сжег лагерные укрепления и со всем войском удалился домой.

XXVIII. Около этого времени умерло два римских военачальника: двоюродный брат василевса Юст и Пераний, родом ивир. Юст погиб от болезни, а Пераний разбился, упав на охоте с коня. (2) Поэтому вместо них василевс назначил других, послав Маркелла, своего племянника, только что вошедшего в возраст[171], и Константиана, который немного раньше вместе с Сергием отправлялся с посольством к Хосрову[172]. (3) И теперь василевс Юстиниан направил к Хосрову Константиана и Сергия в качестве уполномоченных для заключения мирного договора. (4) Они застали Хосрова в Ассирии, там, где находятся два города — Селевкия и Ктесифон. Их построили македоняне, которые после смерти Александра, сына Филиппа, правили персами и другими живущими там народами[173]. (5) Два этих города разделяет река Тигр, ибо другой промежуточной полосы земли между ними нет. (6) Встретившись здесь с Хосровом, послы предложили ему возвратить римлянам земли Лазики и заключить с ними прочный мир. (7) Но Хосров сказал, что нелегко им будет заключить между собой мир, если прежде не будет установлено перемирие, в течение которого они постоянно могли бы безо всякой опаски посещать друг друга, разрешить таким образом все разногласия и прочно установить на будущее договор о мире[174]. (8) Однако за перемирие на все это время римский автократор должен заплатить ему деньги и прислать врача по имени Трибун с тем, чтобы он оставался при нем назначенное время. (9) Этому врачу удалось в прежнее время излечить его от тяжелой болезни, чем он заслужил его расположение и стал ему очень желанным человеком[175]. (10) Когда об этом услышал василевс Юстиниан, он тотчас послал ему Трибуна и вместе с ним деньги — двадцать кентинариев. (11) Так между римлянами и персами был заключен мирный договор на пять лет, произошло это на девятнадцатом году <545 г.> самодержавного правления василевса Юстиниана.

(12) Немного времени спустя сарацинские вожди Арефа и Аламундар начали между собой войну, одни, безо всякой помощи как со стороны римлян, так и со стороны персов. (13) Во время одного набега Аламундар взял в плен одного из сыновей Арефы, когда тот пас лошадей, и тотчас принес его в жертву Афродите[176]. Отсюда можно заключить, что Арефа не предавал персам интересы римлян. (14) После этого они со всеми своими войсками вступили в сражение друг с другом. Люди Арефы одержали решительную победу и, обратив врагов в бегство, многих из них убили. Арефа чуть было не взял живыми в плен сыновей Аламундара, однако, все же не взял. Так обстояли тогда дела у сарацин. (15) Между тем стало ясно, что царь персов Хосров заключил с римлянами перемирие с коварной целью, надеясь захватить их благодаря этому миру врасплох, причинив им ужасное зло. (16) Ибо на третьем году этого перемирия он задумал следующую хитрость. Было среди персов два брата: Фабриз и Исдигусна[177], оба занимавшие у них высокие посты, но по складу характера самые негодные из всех персов и имевшие славу как наиболее искусные во всякой низости. (17) Задумав внезапным нападением захватить город Дару и выселить из Лазики всех колхов, разместив на их месте персов, Хосров избрал себе в помощники для выполнения того и другого предприятия этих людей. (18) Ему казалось, что будет удачной и ценной находкой, если он присвоит Колхиду и упрочит обладание ею, поскольку, по его расчету, это во многих отношениях окажется полезным для персидской державы. (19) Ибо и Ивирией он сможет владеть в дальнейшем совершенно спокойно, поскольку им не у кого будет искать спасения на тот случай, если они восстанут против него. (20) Ибо с тех пор, как знатнейшие из этих варваров вместе с царем Гургеном задумали отпасть, как было сказано иной раньше[178], персы не позволяли им иметь своего царя, ивиры же подчинялись им против своей воли, и между теми и другими царило большое подозрение и недоверие. (21) Было ясно, что ивиры крайне недовольны и, если им представится какой-нибудь благоприятный случай, они в ближайшее время восстанут. (22) Кроме того, персидская держава навсегда избавится от опустошительных набегов соседствующих с Лазикой гуннов, которых ему [Хосрову] будет легче и без особого труда насылать на римскую державу, когда ему только заблагорассудится, ибо Лазика не что иное, как передовое укрепление против живущих на Кавказе варваров. (23) Но более всего, он надеялся, будет персам выгоды из-за обладания Лазикой потому, что, двигаясь из нее, они смогут совершать набеги и посуху, и по морю на местности, расположенные у так называемого Понта Эвксинского, покорить Каппадокию и соседствующие с ней Галатию и Вифинию и затем, не встречая ни от кого сопротивления, внезапным набегом захватить Визнтий[179]. (24) Поэтому Хосров и хотел подчинить своей власти Лазику, но на лазов он меньше всего полагался. (25) Ибо с того времени, как римляне удалились из Лазики, большинство лазов были самым решительным образом настроены против персов. Дело в том, что среди всех других народов персы отличаются исключительным своеобразием, и по своему характеру и образу жизни они чрезвычайно жестоки. (26) Их законы неприемлемы в а для кого из людей, а их повеления совершенно невыполнимы, В сравнении же с лазами отличие их образа мысли и жизни особенно ощутимо, поскольку лазы более всех других людей преданы христианству, в то время как религия персов прямо противоположна их вере. (27) Кроме того, в Лазике совсем нет соли, равно как и хлеба, вина и других земных благ[180]. (28) Все это ввозится к ним на судах римлянами, живущими у морского побережья, и лазы приобретают эти товары не за золото, а за кожи, рабов и все то, что у них здесь в излишке. (29) Естественно, что, лишенные всего этого, они в дальнейшем пребывали в сильном раздражении. Хосров знал об этом и поэтому спешил самым надежным образом предупредить их восстание. (30) Пока он обдумывал эти планы, ему казалось, что самым выгодным будет устранить как можно скорее царя лазов Гуваза, выселить оттуда лазов всем племенем и затем разместить в этой стране персов и какие-либо другие народы.

(31) Решив так, Хосров под предлогом посольства в Виз[181]. (34) Встретив их на границе римских в персидских владений, Георгий сказал этому послу, что намерение его не соответствует посольским обычаям и никогда персы в таком количестве не получали ночлега в римском городе, (35) так что следует ему всех остальных оставить в местечке Аммодий, а самому войти в город Дару с немногими людьми. (36) Исдигусна негодовал в высказал большое неудовольствие, что он якобы незаслуженно получил оскорбление хотя он оправлен послом к царю римлян. (37) Но Георгий не обратил внимания на его раздражение и тем сохранил город для римлян. Только с двадцатью сопровождающими Исдигусна был принят в город.

(38) Потерпев неудачу в своей попытке, этот варвар отправился в Виз[182]. Этим закончились козни Хосрова против города Дары.

XXIX. В Лазику же Хосров первым делом отправил много леса, годного для строительства кораблей, никому не говоря, с какой целью он это сделал, на словах же заявляя, что он послал его для того, чтобы установить машины на стенах Петры. (2) Затем отобрав среда персов триста воинов и поставив во главе их Фабриза, о котором я только что упоминал, он направил их в Колхиду. Фабризу он поручил уничтожить Гуваза, но как-нибудь тайком. Все остальное будет уже его, Хосрова, дело. (3) Когда этот лес был доставлен в Лазику, то от удара молнии он неожиданно загорелся и обратился в пепел. Фабриз же, прибыв со своими тремястами войнами в Лазику, принялся за исполнение повеления Хосрова касательно Гуваза. (4) Случилось так, что одни из знатных колхов по имени Фарсан чем-то оскорбил Гуваза, вызвав к себе с его стороны столь сильную ненависть, что не смел показываться ему на глаза. (5) Узнав об этом, Фабриз позвал Фарсана к себе и в разговоре с ним сообщил обо всех своих намерениях, спрашивая его, как лучше взяться за это дело. (6) Посовещавшись, они решили, что Фабриз, оставаясь в городе Петре, позовет туда к себе Гуваза якобы для того, чтобы сообщить ему о том, что царь предполагает сделать в интересах лазов. (7) Однако Фарсан тайно дал Гувазу знать, что против него замышляется. Поэтому Гуваз к Фабризу вовсе не явился и решил уже открыто отпасть от персов. (8) Фабриз же, приказав остальным персам всеми силами заботиться об охране Петры и как можно тщательнее приготовиться к осаде, сам со своими тремястами воинами, ничего не добившись, возвратился домой. (9) Между тем Гуваз, доведя до сведения василевса Юстиниана, в каком положении находятся дела лазов, просил простить их за прежние проступки и всячески помочь им избавиться от власти персов, поскольку одними своими силами они не могут одолеть мощь персов.

(10) Услышав об этом, василевс Юстиниан был очень обрадован и послал <549 г.> на помощь лазам семь тысяч человек под командованием Дагисфея[183] и тысячу цанов. (11) Прибыв в землю колхов, они вместе с лазами и Гувазом стали лагерем возле укрепления Петры и приступили к осаде. (12) Поскольку находившиеся в Петре персы очень мужественно защищались и поскольку персам удалось запастись достаточным количеством продовольствия, на осаду пришлось потратить много времени. (13) Обеспокоенный этим, Хосров послал туда большое войско ив конницы и пехоты, командовать которым он назначил Мермероя[184]. Узнав об этом, Гуваз, посоветовавшись с Дагисфеем, сделал то, о чем я сейчас расскажу.

(14) Река Воа[185] вытекает из пределов армян, живущих около Фарангия, недалеко от пределов цанов. Сначала она довольно долго течет направо, будучи неширокой и для кого угодно легко преодолимой, вплоть до того места, где по правую сторону находятся границы Ивирии, а прямо — заканчивается Кавказский хребет. (15) Тут живет много различных племен, в том числе аланы и авасги, являющиеся христианами и издревле находящиеся в дружбе с римлянами, затем зихи, а за ними гунны, которые называются савирами[186]. (16) Когда же река доходит до того места, где находятся границы Ивирии и Кавказа, то тут в нее вливается много других водных потоков и она становится много шире и течет, получив отсюда название Фасиса вместо Воа; с этого места она судоходна вплоть до так называемого Понта Эвксинского, куда она и впадает.