Когда гимн закончился, наступила невыносимая тишина. Раздался вздох, как стон, потом стала всхлипывать какая-то женщина.

— А теперь сыграйте что-нибудь веселенькое! — воскликнула Бесси. — Например, “Позабудьте неприятности!”

Оркестр снова заиграл, и большинство стоявших в зале людей, на минуту позабывших о своих горестях, подхватило зажигательную песню:

Неприятности забудьте,

Спрячьте их в мешок,

Улыбайтесь чаще, люди,

Смех кругом, дружок!

Тысячи несчастных, обездоленных людей стояли, гордо подняв головы, выпятив грудь вперед; многие снимали с головы свои потертые мягкие шляпы и прикладывали их к сердцу; они вспоминали, что они, в конце концов, тоже люди, — и, клянусь Богом, вполне приличные люди! — и, поддерживая друг друга в тяжелую годину, все они вместе пели: “...Смех кругом, дружок!”

Со слезами на глазах обиженные судьбой мужчины и женщины вставали на цыпочки, пытаясь получше рассмотреть Бесси и молчаливо, в мыслях, поблагодарить ее.

Ей самой хотелось расплакаться, но она, рупором приложив руки ко рту, крикнула во все еще застывшую, зачарованную толпу:

— Приветствую всех вас, и вы поприветствуйте друг друга! Вы молодцы!

Гэс, подхватив Бесси под руку, вывел ее на привокзальную площадь. Толпа в огромном зале зашевелилась, зашаркали ноги по замусоленному бетонному полу, забормотали голоса:

— Двигайся, двигайся, здесь спать нельзя!

— Мистер, пожалуйста, мне очень неудобно просить, но не могли бы вы...

— Подайте, подайте Христа ради...

— Я очень голоден, подайте хоть десять центов!

Когда Гэс и Бесси подошли к машине, чемоданы были уже уложены в багажник.

— Поехали домой. Лаванда, — сказал Гэс, обращаясь к водителю, который обычно обслуживал Фитцджеральда.

— Нашего водителя действительно так зовут? — спросила Бесси игриво.

— Да, Джеймс Лаванда. Но эта фамилия не должна вводить тебя в заблуждение. Он участвовал в бесчисленных схватках. К тому же, он большой знаток взрывчатки.

— Мой дорогой, дорогой, дорогой белый мальчик с золотыми волосами! Мой дорогой петушок с веснушками! — шептала Бесси, улыбаясь,покусывая ему мочку уха и закрывая сонные глаза.

Водитель был в черных очках, кепка для гольфа низко надвинута на лоб; глядя прямо перед собой, он улыбался. Да, шикарная дамочка, думал он. Просто потрясная. Барышня — просто обалдеть. Прямо тебе черный сапфир. Не женщина — пантера. А пахнет как! Белыми гардениями!

Водитель восхищался этой женщиной, как восхищаются цветами; у него и в мыслях не было, что можно попытаться отбить ее у другого мужчины. Конечно, если бы она была свободной, он бы постарался завоевать ее, он бы сделал для нее что угодно — даже украл бы самый шикарный автомобиль. Но она не свободна, она принадлежит Гэсу. Ну и прекрасно! Гэс хороший человек, он ее заслуживает на все сто. И сам он, Лаванда, хороший человек, и если ему повезет, он и себе найдет достойную красавицу. Белую брать себе стремно, но уж зато среди черных можно найти настоящее чудо, кого-нибудь вроде этой Бесси.

— Мистер Гилпин, я вам еще сегодня вечером понадоблюсь? — спросил Лаванда, когда они подъехали к дому, где жил Гэс.

— Думаю, что нет, — сказал Гэс, помогая Бесси выйти из машины.

— Мистер Фитцджеральд попросил, чтобы я отвез его на званый ужин.

— Тем более. Если нужно будет куда-нибудь поехать, я всегда могу воспользоваться своей машиной.

Гэс и Бесси вошли в выложенный мрамором вестибюль; швейцар в ливрее очень тепло их приветствовал и проводил до лифта.

— Однако, мистер Красавец, ты пошел в гору! — сказала Бесси, с иронической улыбкой оглядывая роскошь и помпу, которые окружали их.

— Да, вроде бы. И представляешь, чтобы достичь этого, понадобилось всего три года. Но прожитых под чужим именем, — сказал Гэс, глядя на лифтера, мужчину средних лет, обритого наголо. Лифтер нажал нужную кнопку. Двери закрылись, и лифт пошел вверх.

— А теперь мне приходится осваивать науку управления. Нужно знакомиться с бухгалтерским делом, беседовать с менеджерами, ну и все такое прочее.

— Насколько я знаю, ты теперь вроде как вице-президент корпорации?

— Да, что-то вроде того. И знаешь, я сам был удивлен тому, насколько большой стала наша корпорация.

Во время этого разговора Гэс неотрывно смотрел на лифтера, стоявшего к ним спиной. Ему показалось, что уши лифтера слегка покраснели.

— Но первое, что я выучил у этой жизни — что стукачей, неважно, кто они, убирают немедленно, — сказал Гэс и, выхватив пистолет, приставил его к бритой голове.

— Сэр, я не... я совсем... — Голос лифтера дрожал.

— Слушать ты умеешь, а говорить ты тоже можешь? Стучишь?

— Нет, нет, что вы, сэр! Я — никогда...

— Я раньше тебя никогда не видел. А где наш обычный лифтер?

— Он заболел! Но ему не хотелось терять такую хорошую работу, и он попросил меня подменить его. Он муж моей сестры, у него четверо детей. Знаете, сэр, сейчас очень трудно найти работу...

Гэс вернул пистолет в кобуру. Он уже пожалел, что повел себя так. Но он чувствовал, что что-то не в порядке, хотя и не мог определить, что именно. Он вытащил из кармана деньги и засунул купюру в дрожащую руку лифтера.

— Никто ничего обо мне не должен знать, понятно?

— Не сомневайтесь, сэр, я никому ничего не скажу, — сказал лифтер, слегка заикаясь.

Гэсу поведение этого человека не нравилось все больше. Ему казалось, что лифтер плохо играет свою роль; инстинкт говорил ему, что его обманывают, но пока он не мог ничего с этим поделать. Бесси была уже напугана и явно нервничала.

Гэс в упор посмотрел в налитые кровью глаза лифтера.

— Если ты чего-то задумал, поверь мне, лучше для тебя будет, если ты откажешься от своей игры. И считай, что тебе повезло. Обычно я стреляю без предупреждения.

Гэсу показалось, что в глазах лифтера затаилась ненависть и решимость не отступать от задуманного.

Двери лифта закрылись. Гэс и Бесси прошли по небольшому коридору, застеленному ковром, и подошли к двери из орехового дерева.

— А чего это ты набросился на этого лифтера? — спросила Бесси, когда они вошли в большую гостиную.

— Мне показалось, что я расслышал раскаты грома, — сказал Гэс, снимая шляпу. — Я всем нутром чувствую — что-то зреет. Я всегда чувствовал, когда работал на ферме, что приближается гроза. Такое странное чувство. Чувство приближающейся опасности. Старик тоже обеспокоен.

— Гэс, дорогой, я тебя люблю, — сказала Бесси хрипловатым, но ласковым голосом. Она прильнула к нему и поцеловала его. Поцелуй был долгим и страстным. Гэс чувствовал, как вибрировало ее тело.

— Хочешь выпить? А может быть, хочешь порцию? — спросил Гэс.

— Нет, не хочу.

Бесси, открыв стеклянные двери, вошла в зимний сад. Зазвонил телефон. Звонил Фитцджеральд. Его тоже мучило ощущение приближающейся грозной опасности.

— Да, — подтвердил Фитцджеральд, — меня тоже что-то беспокоит. Мы можем отправиться на охоту прямо сейчас, а можем на время залечь на дно и потом нанести неожиданный удар.

— А вы знаете, по кому наносить этот удар?

— Мне только что сообщили, что Мики Зирп, Джо Винтергрин, Марти Лэнски, Фрэнки Мэдиген; Пузо Гатт, Прыткий Лукези и еще один... как его... а, Горилла Бонзо! — сегодня утром прибыли из Чикаго.

— А где они сейчас? — спросил Гэс, чувствуя, как внутри у него все сжимается.

— Я бы это тоже хотел знать. Я посадил на них все свои хвосты, но они сумели уйти от них и исчезнуть... Гэс, — тон голоса Фитцджеральда изменился, — будь очень осторожен.

— Знаете, я думаю, что они охотятся за вами, а не за мной. Я еще слишком зелен. Может, мне все это время быть рядом с вами? На всякий случай, а?

— Гэс, — сказал Фитцджеральд после очень небольшой паузы; голос его был твердым, и в нем совершенно не слышалось страха, — Гэс, если со мной что-то случится, ты немедленно занимаешь мое кресло. Немедленно! А я сейчас попытаюсь выяснить, где они все. Если я что-то узнаю, немедленно позвоню тебе и остальным нашим людям. Ты же, в случае чего, должен вести себя так, будто у тебя на руках все козыри.

— Не беспокойтесь, сэр, я не подведу, — сказал Гэс. Он восхищался мужеством этого человека, который жил под угрозой смерти столько лет — и ни разу не сник, не поддался страху. — До свиданья, сэр.

Серый, скучный день незаметно превращался в прохладный вечер. Но глядя на Бесси, стоящую на террасе, Гэс почувствовал прилив бодрости и радости.

Через дорогу возвышалась гостиница “Мюльбах”; вдалеке виднелись массивные здания боен и огромные элеваторы, переполненные дешевым зерном. Через город змеей вилась река Миссури, унося свои воды дальше на юг, туда, где она впадала в Миссисипи.

Этот ранний прохладный февральский вечер был на удивление хорош. В воздухе пахло свежевыпавшим снегом и дымом, но чувствовалось, что весна уже близко — она придет неожиданно; не успеешь оглянуться — а она здесь.

— Так замечательно, Гэс, — сказала Бесси после долгого молчания. — Смотришь на это все, дышишь этим воздухом — и будто вино пьешь...

— Жаль, что над этим всем мы не властны, — отозвался Гэс. — Можем лишь глядеть. А изменить ничего не можем.

— Ну и что? Так уж устроено. Но пойдем — я не люблю смотреть на закат солнца.

Он приготовил коктейли, а Бесси бродила по огромной квартире и время от времени восторженно восклицала:

— Боже мой, золотые краны!.. Ой, ты только посмотри — вот так кровать!.. Какие удобные кресла... Нет, но лучше всего — кровать! фантастика!

Гэс рассмеялся и пошел в спальню, где Бесси восхищалась ложем невероятных размеров.

— Ты, наверно, этому не поверишь, но после тебя я ни с кем из мужчин не была. А ведь прошло столько времени!

— Я тоже ни с кем не был, — сказал Гэс, — и я верю тебе, потому что я люблю тебя. Ты для меня — вроде как часть меня самого.

Они лежали на шелковых простынях, которыми была застлана огромная овальная кровать. На белом фоне ее тело отливало цветом древней бронзы; ее руки и длинные ноги были раскинуты в позе полного расслабления; Гэс в восхищении смотрел на ее крутые бедра, плотный, круглый живот, высокие, упругие груди. Бесси повернулась на бок, провела рукой по его телу, по его мускулистым рукам, широким плечам. Золотисто-белое и дымчато-огненное. Она считала его шрамы. Ей было немножко грустно и больно за Гэса, но она скрывала свои чувства за притворным подтруниванием.

— Мистер Красавец, я уже насчитала тридцать семь!

— А что будет, когда я наберу достаточное количество очков? — спросил Гэс, улыбаясь.

— Приз.

— Тогда это должен быть особый приз.

— А ты не думал о том, чтобы носить пуленепробиваемый жилет? — спросила Бесси, придвигаясь к Гэсу еще ближе, отдавая ему жар своего тела.

Она, мурлыча как кошка, продолжала свои подсчеты; она была похожа на девочку, подсчитывающую свои фантики; она целовала каждый шрам, он чувствовал горячий язык на своей коже; она ласкала его грудь, заросшую волосами, его мускулистый живот...

— Теперь насчитала шестьдесят девять, — прошептала она. Чуть приподнявшись на локте, она смотрела на него и улыбалась загадочной Улыбкой.

— Бесси, о Бесси, о Бесси, — сказал Гэс, будто вздохнул. Позже, много позже он первый нарушил тишину.

— Бесси, выходи за меня замуж.

— Нет, мистер Красавец, нет, сэр, ни за что. Разве нам плохо сейчас? Пойти в церковь — значит все испортить.

— Я боюсь за тебя, Бесси. Я не могу тебя защитить так, как мне этого хочется.

— Защищать меня не нужно.

Она сползла к краю кровати и включила радиоприемник. Передавали джазовую программу: Пола Уитмэна, Кинга Оливера, Альвино Рея.

— Ты знаешь, — сказала она в темноте, — я снова села на листик.

— Знаю, — тихо сказал Гэс.

— А тебя это что, не беспокоит?

— Ты самая красивая женщина в мире.

— И ко всему прочему, это стоит много денег.

— Я могу покупать тебе порошок оптом. — Он улыбнулся в темноте.

— Гэс, ты просто чудо! Но почему ты так обо мне заботишься? И почему ты мне ничего не рассказываешь... о том, что с тобой было?

— Бесси, я мог бы тебе столько рассказать... Я мог бы тебе рассказать о Перли, о Коули, о Чарли, о Хесусуе, о Вилли, о Роки... но все это очень печально. Нам с тобой очень повезло. У тебя есть я, а у меня есть ты.

По радио передавали композицию джаз-блюза.

— Послушай, — сказала Бесси.

— Что послушать? — спросил Гэс сквозь сон.

— Музыку послушай. Это для тебя, — сказала она. И он услышал ее голос, вырывающийся из радиоприемника — Бесси пела в сопровождении большого оркестра.

Я люблю его, он меня тик восхищает,

Но этого он никогда не узнает...

— Это действительно ты поешь? — спросил Гэс, с которого тут же слетел сон. — Правда ты?

— Это я, я, и я пою специально для тебя, мистер Красавец! А теперь вот слушаю, и хочется плакать.

— А я и не знал, что ты записывала пластинки.

— Еще сколько! Мне кажется, у меня неплохо получается. Ты, наверное, единственный, кто этого не знает.

— Тшш, дай мне послушать. Я тысячу лет не слушал, как ты поешь блюзы.

У Бесси был сильный голос, и она использовала его силу очень умело — песня наполнялась живым дыханием жизни.

Когда песня закончилась, ведущий сказал:

— Для вас пела Бесси Криспус, наша соловушка из Канзас-Сити. Исключительная девушка, кстати! Сплошные гардении. Хочу напомнить нашим слушателям, что ее пригласили дать концерт в Карнеги-Холл, а Карнеги-Холл, леди и джентльмены, располагается не где-нибудь, а в самом Нью-Йорке!

Гэс в изумлении уставился на Бесси.

— Ты знаешь, Бесси, я все же, наверное, единственный, кто не очень удивлен. Я всегда знал, что в пении тебе нет равных. Но однако — Карнеги-Холл! Там же обычно играют симфонические оркестры!

Бесси улыбнулась.

— Теперь там будут играть джаз! После моего концерта, после того, как там спою я и сыграют Бенни, и Каунт, и Джек Тигарден, и Бикс, и Тедди Вильсон, и Прес — там останется только джаз! Никто больше туда не попадет. Мы всех выкурим, всех! Наша музыка вытеснит всю остальную!

— Я думаю, что так и будет. И вы выиграете сражение.

— Гэс, знаешь, так одиноко было в какой-нибудь дыре, за кулисами маленького клуба. Наверное, в тюрьме не так одиноко. Вроде смотришь на мир в подзорную трубу, но не с той стороны... — Бесси пыталась объяснить Гэсу нечто важное. — Вокруг тебя грязь, всякая гадость, запах... застоявшийся запах старой пудры в актерских уборных... думаешь о всех тех, еще полных надежд, кто выступал там до тебя, а остался от них один только запах... И рядом нет твоего мужчины, и каждый владелец такого клуба пристает, считает, что у него есть на это право... Вечное сражение... Неудивительно — потянет к порошку, уносящему в мир грез... а потом все, что было на душе, попадает в песни...

— Выходи за меня замуж, — сказал неожиданно Гэс.

— Ни за что! Ты слишком хороший мужчина. Я не хочу, чтобы мне выдавали разрешение на то, чтобы заниматься с тобой любовью. А если мужчина выдает такое разрешение, он считает, что его можно и забрать.

— Но я люблю тебя, Бесси! Люблю, люблю!

— А нам больше ничего и не нужно. Ты и я — что еще нужно? И пока мы вдвоем — нам ничего не страшно. Ничего! Бесси стала тихо напевать:

— Камни, ветер, печальный ручей,

Плакучая ива темных ночей,

Женщина бьется как рыба об лед,

Птицы над ней манят в дальний полет...

Мелодия песни была ненавязчивая, щемящая и простая. Бесси полностью отдавалась пению, создавая мелодию прямо на ходу, экспромтом.

— Получилась бы хорошая песня, а? — спросила она.

— Я никогда не слышал печальнее — и лучше!

Проходил час за часом; им хотелось так насытить каждый час, чтобы он восполнял каждый год. И каждый следующий час становился еще более прекрасным, еще более наполненным нежностью, еще более чистым и преисполненным значения, чем предыдущий. Каждый час уводил их все дальше в запредельные миры, туда, где дет ни времени, ни пространства, срывал с них слои налипшей на них грязи мира, освобождал от притворства, приближал к состоянию первичного творения, к райскому блаженству, все более залечивал раны, нанесенные расставанием. Каждый час уменьшал страшную боль, жившую в них, возвращал их друг у другу после страшной потери, соединял их, сплавлял их в единое целое, сдвигал разверзшиеся пропасти, приближал их к состоянию полного, нерасторжимого единения, делал из них единое, совершенное существо...

Зазвонил телефон; он звонил упорно, настойчиво и, наконец, вырвал Гэса из глубочайшего сна, в который он погрузился. Гэс поднялся и побрел в комнату, где стоял трезвонящий аппарат. Поднял трубку.

— Алло, я слушаю.

— Гилпин! — прохрипел Зирп; когда-то пуля навечно повредила ему гортань. — Гилпин, у меня для тебя отменный подарочек! Спустись-ка и прими его.

Трубку на другом конце провода повесили. С Гэса мгновенно слетел весь сон. Он быстро оделся, проверил, заряжены ли его “кольты”, и бросился к лифту.

Лифтер был все тот же — лысый, с желтыми глазами.

Гэс пока не понимал, что происходит, но времени для раздумий не было. Его немного беспокоило, что он оставляет Бесси одну — когда он выходил, она крепко и безмятежно спала.

Вряд ли Зирп звонил бы ему, если бы речь шла о Соленом или о ком-нибудь другом из рядовых членов организации. Скорее всего, что-то случилось с Фитцджеральдом.

Спускаясь в лифте вниз, Гэс думал о том, что все было бы намного проще, если бы ему еще тогда, давно, удалось убить Зирпа; но убивать человека, который вдруг оказался беззащитным, он тоже не мог! А вот если бы Зирпу угодила пуля меж глаз, тогда, в ночном сражении... Если бы, если бы...

Дверь лифта раскрылась, и Гэс через вестибюль бросился к входным дверям. Швейцара на месте не было. В такой час все уже давно спят... Странно, а почему остался на своем месте лифтер?

Гэс оглянулся — загорающиеся лампочки показывали, что лифт пошел вниз, в подвал. Гэс выскользнул на улицу. Он шел, слегка пригибаясь, избегая освещенных мест, ожидая самого худшего. Но вряд ли они вызвали его на улицу, чтобы просто устроить ночной фейерверк, позабавиться стрельбой. Нет, у них совсем иное чувство юмора — не телефонные звоночки, а нечто более существенное, вроде тюрьмы или подброшенного трупа.

Гэс услышал, как со стороны безлюдного в эту пору ночи бульвара Линвуд приближается автомобиль с мощным мотором. Из темноты выскочил огромный черный лимузин и, казалось, помчался прямо на него. Его ноги хотели бежать сами по себе, но он оставался на месте, держа в каждой руке тяжелый пистолет и выжидая, что будет дальше. Бронированный автомобиль, с отверстиями в бортах для оружейных стволов, приближался со скоростью около ста километров в час. Вряд ли из машины видели его, прячущегося в плотной темноте. Тем не менее из машины начали стрелять, но наугад. Гэс, стоя на колене, несколько раз выстрелил в приближающегося монстра. Загремел автомат; Гэс отпрыгнул в сторону и скрылся за большой декоративной вазой; в лицо ему полетели осколки бетона.

Лимузин замедлил движение, задняя дверца открылась. Из машины на асфальт выбросили что-то тяжелое, снова взревел мотор, будто захлебываясь от идиотского восторга, — словно вампир, опьяневший от свежей крови, словно шакал, разодравший кому-то горло, — и чудовищный автомобиль унесся в ночь.

Гэс подбежал к тому месту. Издалека казалось, что на дороге лежат два тюка... Два тела. Он перевернул одно из них. Фитцджеральд. Отверстие между глазами. Выстрел с близкого расстояния... Перевернул второе тело на спину. Лаванда. Вся грудь у него была изрешечена пулями. Но он еще был жив.

Ему хватило последних сил лишь на то, чтобы сказать:

— Гэс, бери “банджо” и...

Шофер Лаванда умер. Умирая, он знал, что сделал все, что смог — он сумел сказать мастеру смерти то, что ему так хотелось сказать.

Гэс оттащил оба тела к бровке. Тишину ночи разорвали сирены. Полицейские, машины скорой помощи. Теперь они займутся теми, кто еще совсем недавно был жив, а теперь мертв. Два хороших человека превратились в груды бесчувственной материи.

Фитцджеральд... единственный человек, к которому он, Гэс, что бы ни произошло, мог всегда обратиться за помощью, и который всегда был готов эту помощь оказать. Гэсу было очень горько, что он так мало знал его. Их всегда разделяли разница в возрасте, жизненный опыт, положение, которое они занимали. Они никогда не были близки, они никогда не беседовали о делах семейных, о вере, о Церкви, о природе, о бессмертии. Между ними были только деловые отношения, они обсуждали лишь текущие дела. Так было и тогда, когда Фитцджеральд подобрал сельского парня с улицы, и тогда, когда он завещал ему дела своей организации как наследнику. Фитцджеральд всегда думал о будущем, всегда беспокоился о своих людях, всегда полностью посвящал себя делам своей организации, которая выстояла в самые тяжелые времена.

Гэс кончиками пальцев коснулся седых волос, убрал прядь, упавшую на лоб.

— Все будет в порядке, мистер Фитцджеральд, все будет в порядке. Я обо всем позабочусь.

На улице, ведущей к дому, показался небольшой автомобиль. Гэс быстро вернулся в дом. Лифт стоял на первом этаже, но лифтера нигде не было видно.

И Гэса озарило — он знал, что ему нужно сделать в первую очередь.

Он свернул в коридор и увидел человека в красной форменной одежде, скрывающегося за следующим поворотом коридора. Несмотря на то, что одна нога у Гэса так и не приобрела прежней силы, он стремительно бросился вдогонку.

Коридор привел его к запертой двери. Света в этом отрезке коридора не было. Инстинкт подсказал Гэсу, что в темной нише кто-то стоит. Гэс бросился на пол. Прогрохотал выстрел, пуля с воем пронеслась мимо головы Гэса. Второй раз выстрелить лифтер не успел — его уже крепко держали могучие руки Гэса, а оружие было отобрано. Лифтер попытался укусить Гэса, но получил сильнейший удар локтем по вставным зубам. И прекратил сопротивление.

— Пошли наверх, — сказал Гэс. — Поедем на грузовом лифте.

Грузовой лифт натужно, с шумом полз вверх. Они приехали под самую крышу. В лифте Гэс молчал. А что ему было говорить? Не он начал эту смертельную игру.

На крыше они вышли на площадку надстройки для лифта. Горизонт на востоке уже посветлел — приближался рассвет. Под ногами все было заляпано голубиным пометом; пахло гудроновым покрытием крыши.

— Давай, выкладывай все, — сказал Гэс.

— Ага, напугал! — Лифтер попытался говорить тоном зэка, с соответствующим выражением на лице. У него это не очень получилось. Он сразу понял, что ничего не получится, но как актер, которому нужно довести до конца свою ремарку, он продолжал что-то мямлить.

Гэс сильным ударом в лицо заставил его замолчать; лифтер отлетел на низенькую стенку и только чудом не сорвался вниз. А лететь бы пришлось восемь этажей.

— Все, все, я твой, — быстро проговорил лифтер. — Что ты от меня хочешь?

— Все, что знаешь.

— Да я просто сидел у тебя на хвосте! И должен был сообщать Мики о всех твоих перемещениях. Вот и все.

— Ну, не совсем все, — сказал Гэс. — Дай мне номер телефона, по которому ты должен звонить. И как ты себя при этом называешь?

— Поплар 4711, — сказал лифтер. — А зовут меня Чарли.

— Сейчас полетишь вниз!

— Поплар 3711, — выкрикнул лифтер. — Меня зовут Шерман! Вот — все. Честно, клянусь святым Петром! Все сказал как есть.

— Кто был в машине? И где они сейчас?

— Ничего об этом не знаю.

Гэс, охваченный слепой яростью, обхватил Шермана за пояс и поднял над низенькой стенкой, чтобы швырнуть вниз.

— Подожди! — взвизгнул Шерман; повернув голову, он с ужасом смотрел на далекую землю вниз. — Они все из Чикаго! Шестеро! Здоровяк Джо, Лэнски, Фрэнки, Дино Лукези, Пузо Гатт и Бонзо!

— А где они теперь?

— До них уже не доберешься. Они должны были оставить машину в Центральном городском гараже, а потом тут же сесть на поезд и ехать назад в Чику. Ну, по крайней мере, я слышал такие разговоры.

— Ну что ж, спасибо, — сказал Гэс и опустил Шермана на площадку.

Увидев, что Гэс расслабился, Шерман отступил на шаг, и, высоко махнув ногой, нанес Гэсу удар в шею концом остроносого ботинка. Удар пришелся прямо в адамово яблоко. На несколько мгновений Гэс оказался совершенно парализованным, его руки безвольно опустились; но Шерман не смог нанести следующий удар — не удержавшись на ногах, он с криком перевалился через низкую стенку на краю площадки. Каким-то чудом он успел ухватиться за самый край. Гэс смотрел на руки, держащиеся за кирпичи, но не мог сдвинуться с места. Он видел, как пальцы царапают кирпич, видел, как один из кирпичей начинает раскачиваться. Шерман снова издал вопль; казалось, длинные, пожелтевшие от никотина пальцы выдавливают из кирпича кровь; известка, державшая кирпич на месте, была уже старой, и к тому же была тонко положена — стенка была просто декоративной, — кирпич сдвинулся и полетел вниз, вместе с ним полетели руки; вместе с руками — тело, а вместе с телом полетел вниз протяжный вопль.

Боже, Боже, когда закончится этот ужас, когда прекратятся эти убийства? Гэс прислонился к трубе, глубоко вдыхая воздух — горло болело и дергалось при каждом вздохе. Увы, убийства пока будут продолжаться. Пока не...

Отдышавшись, Гэс прошел по крыше, перелез через другую кирпичную стенку, спустился на свой балкон и через открытую дверь зимнего сада вошел в квартиру.

Бесси, укутанная ароматом белых гардений, спала спокойным, безмятежным сном.

Гэс перезарядил пистолеты. Руки уже не дрожали. Пошел к телефону и набрал номер “Поплар 3711”.

Мужской голос ответил:

— Фирма по производству тоника для волос “Канзас-Сити” слушает.

— Говорит Шерман, — сказал Гэс. — Гилпин там же, где и Фитцджеральд. Теперь все наше.

— Прекрасно сработано, Шерм! — обрадовался голос в трубке. — Двигай к нам. Мы будем в гараже. Откроем пару бутылочек.

— Я пошел. — Гэс нажал на рычаг телефона, потом набрал другой номер.

— Транспортная компания “Пендергаст” слушает.

— Мне нужно поговорить с боссом, — сказал Гэс.

— Он во Флориде. Может быть, кто-нибудь другой сможет вам помочь?

— Я сам себе помогу. — Гэс повесил трубку.

Подумав несколько мгновений, набрал еще один номер.

— Соленый? Это Гэс, Нужно кое-куда съездить.

— Хорошо, — ответил хриплый голос Солтца.

— Поедем вдвоем, ты и я. Возьми самую быструю машину. Я буду ждать у парадной двери нашего офиса.

Гэс подошел к большому платяному шкафу, вытащил свое старое, похожее на шинель пальто, набил карманы автоматными обоймами, взял футляр с “банджо”; потом прошел через зимний сад, вышел на балкон, вылез на крышу и подошел к надстройке грузового лифта. Спустился на лифте в подвал, прошел по подземному коридору к боковому выходу — там, где заканчивался мусоропровод, — тихо выскользнул на темную аллею. Полицейские, стоявшие вокруг изувеченного падением трупа Шермана, не заметили широкоплечей фигуры, которую быстро поглотила предрассветная мгла. Полицейские притоптывали ногами, пытаясь согреться, и грели дыханием замерзшие руки.

Идя по пустынной улице, Гэс старался держаться поближе к стенам домов; в правой руке, спрятанной в рукав, он сжимал пистолет, а в левой он держал футляр с автоматом, действительно похожий на футляр банджо. Он был похож на музыканта, возвращавшегося домой после того, как всю ночь играл в оркестре на каких-нибудь танцульках.

До здания “Юнион Бэнк” нужно было пройти всего лишь квартал Гэс хорошо понимал, что Зирп не просто хотел убрать Фитцджеральда и его непосредственного заместителя — он хотел овладеть организацией, которая действовала на обширных территориях в Миссури Оклахоме, Небраске, Канзасе, Техасе и Арканзасе.

Гэсу пришлось ждать совсем недолго. Через несколько секунд после того, как он подошел к ступеням, ведущим к главному входу “Юнион Бэнк”, к бровке подъехала длинная двухместная спортивная машина, похожая на зеленую змею. Гэс никогда раньше ничего подобного не видел. За рулем сидел Соленый — значит, все было в порядке.

Гэс, не открывая дверцы, запрыгнул прямо с тротуара на кожаное сиденье.

— Фитцджеральд убит, — сказал он тихо. — И Лаванда. Минут десять-пятнадцать назад. Теперь босс я. Ты со мной?

— Конечно, Гэс. Мог бы и не спрашивать.

— Я хочу совершить быстрый налет. Думаю, ждать нас не будут. Поехали в Центральный гараж. И очень быстро.

Машина рванула с места. А Гэс уже доставал из футляра автомат. Он вставил полную обойму, взвел затвор — оружие было готово к стрельбе. Из мертвого куска железа автомат превратился в орудие смерти. Взбешенные гремучие змеи были готовы вырваться из его пасти.

— Жаль Фитцджеральда и Лаванду, — сказал Солтц хрипло, быстро ведя машину по еще не проснувшемуся городу.

— Такое у нас дело, — ответил Гэс. — Но я надеюсь, что в будущем подобное не повторится. Лишь бы Зирп пришел отметить победу вместе с остальными. А эта машина надежна?

— Абсолютно. Принадлежала когда-то одному сицилийцу. Итальянского производства. Привезли в Штаты через океан. Была нашпигована наркотой.

— Тот самый сицилиец?

— Нет, другой. Перебрал своего же товару и отбросил копыта.

Машина ревела как разъяренный лев и мчалась по улицам города, над которым занимался рассвет; Гэс и Соленый проносились мимо грузовиков, развозящих молоко, хлеб. Они ехали в западную часть города, которая считалась нейтральной территорией.

Хотя солнце еще не взошло, было достаточно светло, чтобы не включать фары.

— Подъезжать к главному входу? — спросил Соленый, когда до гаража оставалось не больше квартала.

— Да. Потом объедешь гараж и будешь ждать меня у задней двери.

— Гэс, я буду на месте. Но и ты должен выбраться оттуда живым, — сказал Солтц, выключая мотор. Длинный автомобиль бесшумно, по инерции, словно каноэ, подплывающее к берегу, подкатил к главному входу.

Гэс выскочил из машины, держа автомат под мышкой; пистолеты удобно разместились в больших боковых карманах шинели.