– Так и надо этому Уткинсу! – встрял Джонас. – Вечно норовит отхватить кусок за безделье! На сей раз его мечта исполнилась. Ей-богу, помрешь со смеху!
Мамуля наградила его гримаской, которая у нее считается улыбкой.
– Бездельником родился и не думает менять род занятий! – продолжал бушевать Джонас. – Шляется тут расфуфыренный, в берете и шелковом галстуке, фу-ты ну-ты, ни дать ни взять – из Франции привезли в бочке с лягушачьими лапками! А я вам скажу, что люди и за меньшее в тюрьму попадали!
Тут как нельзя кстати на пороге кухни возник мистер Уткинс. Из-за его плеча выглянула ухмыляющаяся физиономия Фредди – кузен, разумеется, не мог упустить многообещающего зрелища.
– Вам лучше? – спросила я балконного страдальца.
– Ему жуть как скверно! – удовлетворенно выдохнул Фредди.
– Я прочитаю две «Богородице, дево» и три «Отче наш», раз уж я виновата!
Мамуля распрямилась, вытянула руки по швам, словно приготовилась принять на себя град упреков. Мистер Уткинс уставился на нее. Правда, не с обожанием, но и не так уж грозно. Он прижал руку к берету и снова покачнулся, как тростинка на ветру.
– Позвольте мне присесть, миссис Хаскелл…
– Конечно! – Я поспешила к качалке. Тобиас наотрез отказался покинуть насиженное место, и я взбила его вместо подушки. – Так вам будет удобно?
– Большое спасибо…
Фредди, актер погорелого театра, старательно помог мистеру Уткинсу опуститься в кресло.
– Элли, скамеечки под ноги не найдется? Человек трижды упал в обморок, пока добрался сюда!
Бывают в жизни огорчения… Мне удалось избавиться от Джонаса (он закатывал глаза и издавал неприлично грубые звуки), послав его за скамеечкой. Я знала, что он не станет торопиться. Разобравшись с Джонасом, без лишних слов вытолкала Фредди. Кузен не пожелал понять тонкий намек, что его обеденный перерыв вот-вот кончится, поэтому я распахнула дверь пошире и велела ему проваливать.
– Но Бен велел бы мне остаться, – обворожительно улыбнулся Фредди. – Мой босс и твой обожаемый супруг послал меня взглянуть, что делается у его домашнего очага.
В глазах Мамули стояли слезы, но я сумела удержать собственные чувства под контролем.
– Тем более отправляйся к начальнику и доложи!
Не успела я досчитать до десяти, как Фредди, к моему изумлению, все-таки спустился со ступенек. Я вернулась в кухню, где Мамуля с видом великомученицы готовила чай мистеру Уткинсу.
– Вам лучше? – в очередной раз спросила я.
– Говорят, время – великий целитель, миссис Хаскелл, но я сомневаюсь, что мне суждено когда-либо снова взобраться по этой лестнице… – Мистер Уткинс в ужасе схватился за подлокотники вздрогнувшей качалки. – Вот видите! Мне страшно даже на такой высоте. Что со мной будет? Вот вопрос, который не дает мне покоя. В последнее время я начинал подумывать о женитьбе, но какая женщина в здравом уме выберет себе в мужья жалкого инвалида?
– По-моему, вы несколько сгущаете краски… Я избегала смотреть на Мамулю из страха, что она принесет себя в жертву и предложит мистеру Уткинсу жениться на ней. А что, это мысль! Вероятно, только так и можно вразумить Папулю…
– Между нами говоря, – мистер Уткинс поуютнее устроился в кресле, что вызвало бурный протест Тобиаса, – я всегда считал, что мы с Рокси Мэллой составили бы прекрасную пару…
– Что ж, для нее это неплохой выход, – заметила Магдалина.
– Да? – удивилась я и в следующий миг вздрогнула от ужасной догадки.
Моя свекровь, стоявшая у плиты с чайником, который в ее крохотных лапках смотрелся десятигаллонным ведром, казалась такой безобидной. И вот это крошечное создание преспокойненько сбросило на Мерлин-корт атомную бомбу:
– Я выгнала эту женщину.
– Не… не может быть!
Все ужасы последнего дня ни на йоту не уменьшили моей поистине младенческой наивности. Невероятным усилием я сдержалась и не затопила кухню потоками горьких слез. Спасла меня мысль о том, что я не знаю, куда миссис Мэллой девала швабру… разве что сломала ее о голову Мамули.
– У меня в голове не укладывалось, Элли, как ты выносишь эту ужасную особу. – Магдалина недрогнувшей рукой подала мистеру Уткинсу чашку чаю. – В те далекие времена, когда мы еще общались с Папулей, я всегда ему говорила: ведь за милю видно, что она пьет. – Поджав губы, свекровь хладнокровно протирала плиту.
– Все мы пьем! Поглощение жидкостей – необходимое условие человеческой жизни! – В подтверждение своих слов я дрожащим пальцем ткнула в мистера Уткинса, который поглощал чай с таким сосредоточенным видом, словно от этого зависело его будущее.
– Джин – вот о чем я говорю! – Мамуля сложила мокрую тряпку и аккуратно повесила на край плиты, явно собираясь потом ее заштопать.
– Миссис Мэллой на работе в рот не берет! Мне приходилось напрягать всю свою волю, чтобы не шмякнуться на пол и не забиться в яростных конвульсиях. Мало того что я стала бы посмешищем, но еще наверняка вытряхнула бы из качалки мистера Уткинса. Не хватало только сломать ему позвоночник.
– Мамуля, неужели вы действительно считаете, будто я способна оставить детей с человеком, который тут же окажется под столом с бутылкой виски? Рокси Мэллой совершенно переменилась с тех пор, как записалась на курсы чистильщиц медной посуды при церкви Святого Ансельма.
– Очень жаль, что она не практикуется на твоей посуде! – Магдалина саркастически шмыгнула носом. – А эта ее прическа!
Я едва не брякнула, что уж кого-кого, а миссис Мэллой Господь Бог наградил буйной шевелюрой, пусть и двухцветной, но промолчала. В конце концов, предо мной стояла женщина, породившая моего Бена.
– Она выглядит как… как особа легкого поведения! – Лицо Мамули перекосилось от омерзения. – А эти ее прозрачные платья с декольте до колена!
– У вас случайно нет тюбика пчелиного яда? – пропищал из качалки мистер Уткинс. – Ревматизм разыгрался…
Я бы с радостью засунула его в улей с головой, но нельзя было упустить ни слова из того, что говорила Мамуля.
– Право, я не удивилась, когда застала ее… – Магдалина многозначительно замолчала.
– Застали ее за чем?
– За чтением этой грязной книжонки!
Глазки Мамули уперлись в полку с поваренными книгами, и я поняла, что в спешке не успела протереть от жира и томатной пасты переплет любимого шедевра Магдалины – «Путь к желудку мужчины».
– Действительно, она несколько грязновата…
– «Грязновата»! – Магдалина так и подпрыгнула.
Прошествовав к полке, она двумя пальцами, словно опасаясь подцепить какую-нибудь малоприличную хворь, извлекла упомянутую книжицу.
– Да тут каждая страница кишит развратом! Я раскрыла книжку, чтобы вспомнить, как шпигуют баранью ляжку, а тут совсем другие ляжки! Они непристойно ерзают, раздвигаются и вообще ведут себя неподобающим образом!
Мистер Уткинс сполз на край качалки, спихнув Тобиаса на пол.
– О господи! – Щеки мои запылали.
– А уж насчет того, как суют вертел в печь, я промолчу! – Мамуля возмущенно уставилась на меня. – Не подумай, Элли, что я критикую, но как ты могла позволить ей принести в дом подобную книгу, когда у тебя такой молодой и впечатлительный муж! Этого я не могу понять! Тут на каждой странице «зрелые сочные ягоды ее сосков»!
– Я весь горю!
Мистер Уткинс действительно выглядел больным. Но сейчас мне было не до него.
– Право, Мамуля, вы все перепутали… – Я стыдливо хихикнула. – «Письма леди Летиции» – это моя книжка.
– Я так и знала!..
– Тогда в чем…
– Я так и знала, что ты станешь защищать Эту Особу! Но все бесполезно, Элли! Она призналась, что книжка принадлежит ей, когда я застала ее на месте преступления.
На глазах у меня выступили слезы.
– Разумеется! Она из породы верных старых слуг!
Как об стенку горох. Свекровь не собиралась выслушивать меня. Она решительно подошла к плите – я и пикнуть не успела! – изорвала книгу и швырнула ее прямо на горящие угли!
– Теперь книга точно пахнет жареным, – пробормотал мистер Уткинс.
– Это же библиотечная книжка! Теперь библиотекари всех стран соединятся, разыщут меня через Интерпол и потребуют смертной казни!
Магдалина передернулась.
– Я так и знала, что против меня все ополчатся! – Горький слабый всхлип. – Одинокую женщину так легко затравить… Можешь не говорить мне, что я ничуть не лучше бесстыжей героини паскудной книжонки, это у тебя на лице написано. Но позволь мне только сказать, Элли, что за все годы, что мы с Папулей прожили вместе, я никогда не показывала ему свои ляжки.
Не успела я ответить, как дверь распахнулась и вплыла Рокси Мэллой во всей красе. Пуся пыталась отодрать подол ее платья.
– Вот и вы! – еле выговорила я.
– Какое трогательное приветствие! – Миссис Мэллой нарочито медленно принялась натягивать черные шелковые перчатки.
От меня не укрылось, что она очень взволнована. Мушка, которую миссис Мэллой обычно наклеивает на верхнюю губу, теперь переместилась на лоб. Я бросилась к Рокси, но она отстранила меня твердой рукой.
– Прошу прощения, миссис X., но я в последний раз посидела с близнецами, моими сладкими… Они-то всегда любили свою старую Рокси, ненаглядные мои Эбби и Тэм.
Мамуля стояла так прямо, словно ее набил чучельных дел мастер. Я готова была пасть на колени в присутствии мистера Уткинса и Пуси, которая загнала Тобиаса в угол и теперь упоенно заливалась визгливым тявканьем.
– Миссис Мэллой, мы должны поговорить…
– Спасибо, миссис X., не надо. Если бы вы подали мне на серебряном блюде голову этой, – испепеляющий взгляд в сторону Магдалины, – миссис Мак-Киавелли, – и то я не осталась бы. Завтра по почте вы получите мое заявление об уходе.
– Господи, какое ужасное недоразумение! Я объяснила Мамуле, что «Письма леди Летиции» в библиотеке взяла я, простите, что Магдалина на вас напустилась…
– Я смотрю, она своей злостью уже подавилась. – Миссис Мэллой процокала каблучками к качалке мистера Уткинса и склонила к нему свою двухцветную головушку. – Пошли, дружок, подвезешь меня в своем фургончике.
Я попыталась выиграть время.
– Мистер Уткинс себя неважно чувствует…
– А если просидит тут сиднем весь день, его и вовсе паралич разобьет.
– Он застрял на балкончике, – прокричала я, стараясь заглушить тявканье Пуси, норовившей вырвать из пасти Тобиаса какую-то кость.
– А-а, – понимающе протянула миссис Мэллой. – Наш малыш Уткинс не смог нашарить лесенку своей маленькой лилейной ножкой…
– Это я виновата, – голосом великомученицы вмешалась Мамуля. – Еще один пример того, как я хотела сделать как лучше…
– Я все еще в шоке! – Беретик несчастной жертвы скатился с поникшей головы. – У меня все косточки болят – так я промок.
– Ай-ай-ай! – Буйные космы Рокси укоризненно качнулись. – Сейчас поедем в аптеку, голубчик, купим хорошенькой вонюченькой мази.
– Не знаю, смогу ли я встать…
Мистер Уткинс скособочился и как-то странно сунул мне руку, держа ее ладонью вверх.
Меня осенило: я ведь так и не заплатила ему! Схватив кошелек, я вынула было двадцать фунтов, но мистер Уткинс издал душераздирающий стон, и я поспешно протянула пятьдесят – уж на этом инцидент будет исчерпан! Спрятав деньги в карман без слова благодарности, мистер Уткинс кое-как встал на ноги.
– Придется поберечь эти жалкие гроши, – умирающим голосом проговорил он, – не знаю, когда я снова смогу взяться за работу.
– Веселей, голубчик! – Миссис Мэллой ободряюще стукнула его по спине своей бездонной торбой. – По дороге мы с вами поразмыслим над достойной местью.
Кто-то взвизгнул. Возможно, Мамуля, но скорее всего – Пуся. Милая собачка, оставив в покое Тобиаеа, настырно путалась у нас под ногами, пока моя бывшая работница не то вела, не то волоком тащила угасающего мистера Уткинса к нише, где мы держали болотные сапоги.
– Не будет ли кто-нибудь столь любезен открыть нам дверь? – леденящим душу голосом воззвала миссис Мэллой.
– Иду!
Горло мое сжалось, и я не могла выговорить даже прощальных слов. Бессильно свесив руки, я смотрела в мрачное будущее, в котором нет места Рокси Мэллой. Кто станет теперь командовать мной?!
– Ну, выскажи все, что думаешь! – раздался сзади замогильный голос Мамули. – Ты винишь меня во всем, что произошло. Но ты не волнуйся, Элли! Я никогда не причиняла никому зла и не собираюсь начинать в старости. Поднимусь наверх и упакую свой чемодан.
Я не поддалась соблазну немедленно согласиться. Никогда себе не прощу, если Магдалина вот так уедет. У Бена и без того хлопот полон рот. Я подошла к Мамуле и попыталась ее обнять. Она оттолкнула меня под тем предлогом, что у нее слишком расстроены нервы, а Пуся радостно решила, что я нападаю на ее хозяйку. Взвившись в воздух, мерзкое животное вцепилось в мое платье. Мамуля жалобно пискнула, а Тобиас, испустив истошный вопль, который разбудил бы и мертвого (не говоря уже о близнецах в детской), яростно кинулся мне на выручку. Защелкали челюсти, засверкали когти. Во все стороны полетели клочья шерсти.
Мамуля в ужасе прижала руку к губам.
– Пуся! Место!
Прелестное создание с визгливым рыком метнулось за комод, дабы, воспользовавшись моментом, схватить кость, оставленную Тобиасом. Вот только то была не кость, а порядком обгрызенный святой Франциск. Даже гром небесный, даже глас самого создателя «Мерзкая псина!» не остановил бы Пусю, которая в мгновение ока выскочила за дверь и вместе со святым Франциском растворилась в зеленых лугах.
– Бедная малышка, у нее помрачение ума! – пролепетала Магдалина. – Кто знает, на что она способна в таком состоянии.
– Съесть святого Франциска? – предположила я.
– Нет! Покончить с собой! Не подумай, Элли, что я тебя обвиняю, но я не переживу, если моя Пусенька прыгнет с обрыва в море!
Глава десятая
Вечером, когда вернулся Бен, я с трудом поборола соблазн вызвать полицию и арестовать его за вторжение в частные владения. Даже ежу известно, что всему свое время и место, а мой ненаглядный явился в самый неподходящий час и в такой дом, где мужья, право, были не к месту. Я уложила Эбби и Тэма в постель, покормила Джонаса наскоро сварганенными голубцами и отправила его в гостиную отсыпаться. Но как поступить с Мамулей, так и не придумала. Она покоилась в качалке, прижав Пусю к своей, с позволения сказать, груди, и от выражения ее лица я готова была лезть на стену. Но Бен ничего не заметил.
– И как поживают мои девочки? – Жестом фокусника Бен извлек из-за спины два букетика фиалок. – И почему на меня никто не набрасывается с поцелуями? Я уверен, что во всем мире миллионы женщин умирают от желания заключить меня в объятия!
Черт его побери, ведь он прав! Никогда еще мой муж не был так прекрасен. Черные кудри смочены дождем, изумрудные глаза сияют не хуже фарфоровой миски на валлийском комоде. Ах, какая же элегантная у него осанка, как безукоризненны манжеты брюк! А я даже не помыла голову и не накрутила бигуди! От одного этого женщине впору уйти в монастырь. Мамуля не отрывала глаз от своей шавки.
– И охотник вернулся с холмов? – Я клюнула Бена в щеку, его улыбка обернулась горестной гримасой.
– Трудный выдался день. Томатный соус не загустел, а трюфеля разварились, но после прошлой ночи чего и ждать!
Он подошел к Мамуле, чмокнул в скорбно склоненную макушку и положил ей на колени букетик цветов. Только потом вручил и мне фиалки.
– Вы похожи на невест, – выдавил мой ненаглядный.
– Какие красивые цветочки…
Я ждала отклика из качалки, но оттуда веяло гробовым молчанием. Налив воды в вазу, я принялась терзать букет. Атмосфера сгустилась, как обойный клей.
– И что ты сегодня делала весь день? – спросил мужчина моей мечты.
– Как обычно, – я свирепо свернула голову фиалке, – таращилась из окна на соседей.
– У нас нет соседей…
Только тут мое терпение лопнуло – должно быть, у меня не все в порядке с реакцией. Швырнув цветы в мойку, я огрызнулась:
– Большое спасибо, что просветил меня на сей счет!
Я собиралась объявить, что по горло сыта всем и всеми, но Мамуля меня опередила, восстав из кресла-качалки.
– Прости меня, сынок, ты сам создал себе семью, а как постелишь – так и выспишься. Но я не могу жить в атмосфере постоянных скандалов и подвергать Пусю стрессам, – она покрепче прижала к груди мерзкое животное, – иначе бедняжка может повторить свою попытку.
На этой мрачной ноте Мамуля с шавкой на руках покинула комнату.
Когда сковородки прекратили пляску на плите, Бен рухнул в качалку, смяв отвергнутые фиалки. Запрокинув голову, он воззвал к потолку:
– Элли, больше так жить нельзя!
– Не то слово!
– А что такое Мамуля говорила насчет этой собачонки? – Бен просунул палец под воротник рубашки, словно галстук его душил.
– Пуся вроде как кинулась под колеса проезжавшего мимо автобуса. Несчастной пришлось делать искусственное дыхание.
– Выглядит эта дрянь вполне цветущей.
– Это еще вопрос. Последние два часа я поневоле слушала рассуждения твоей матери о том, что ей придется давать Пусе свою кровь, если страдалице станет совсем плохо. Впрочем, меня тоже не мешало бы подключить к системе жизнеобеспечения.
– Солнышко, тебе надо отдохнуть.
Бен поднялся с качалки и заметался по кухне. После третьего круга он остановился и нежно обнял меня за плечи.
– Уж сегодня ты могла бы плюнуть на все хозяйственные дела! Черт с ним, с порядком.
Взглянуть бы хоть одним глазком на чудовище, которое обитает внутри моего супруга! Я только сморгнула слезы бессильной ярости и ткнула пальцем в мойку:
– Ввдишь эти посудные горы? Видишь, сколько барахла испакостили близнецы? Неужели не понятно, что я занималась отнюдь не домашними делами?
– Бедняжка, тебе тоже досталось, но и у меня денек выдался не дай бог. Утром я отправился к Папуле в «Темную лошадку», но все впустую. Самолюбие моего родителя до сих пор саднит от того, что его поймали без штанов. В отместку он во всем винит Мамулю.
– Мне жаль твоего отца. Черт с ней, с Пусей, вот Папуля точно может с горя оказаться под колесами автобуса. Уверена, что его загрызла совесть.
– Ушам не верю! Неужто ты его защищаешь?! – Бен грохнул кулаком по столу, так что чашки с блюдцами затрепетали от страха. – Мне начинает казаться, что я не знаю собственного отца.
– Только потому, что он купался нагишом с Беатрис Таффер?
– Нет! Потому что ему не хватило деликатности жениться на моей матери.
– Когда они сошлись, она была уже взрослая.
– Элли, тебе совсем ее не жаль.
– Не в бровь, а в глаз! – Голос мой истеричной чайкой взмыл вверх. – К твоему сведению, твоя мать сегодня днем выгнала миссис Мэллой. Да-да! Я могу понять, что Мамуле пришлась не по душе леди Летиция, – должно быть, она опасается, что в глубине души мечтает походить на нее.
– На какую еще леди? – ошарашенно переспросил Бен.
– Распутная героиня порнографической книжонки, которую Мамуля предала очистительному огню нашей плиты. Мало того, Магдалина отказалась извиниться перед миссис Мэллой, даже когда я сказала, что сама принесла книжку в дом. Твоя родительница заточила мистера Уткинса на балкончике в башне на полдня, обвинила меня, что я довела до самоубийства ее Пусю, и… охаяла мои голубцы!
– Элли, я ее не защищаю, я просто прощу тебя быть снисходительнее. Ведь я с таким ангельским терпением выношу всех твоих свихнувшихся родственничков.
Удар ниже пояса. Бен намекал на мамашу Фредди, тетушку Лулу, которая подвизается на кражах в супермаркетах, и тетушку Астрид, уверенную, что в прошлой жизни была королевой Викторией, а также дядюшку Мориса – его можно оставить наедине с женщиной, только если та покоится в гробу.
– Ах ты… ах ты, ублюдок! – Мерзкие слова вылетели раньше, чем я сообразила, что они значат.
– Ах вот как! – Бен попятился в глубь кухни. – Я знал, что рано или поздно ты начнешь тыкать мне в лицо моим происхождением!
– Ради бога, Бен!
– Что тут происходит?
В кухню ворвалась Магдалина, за ней по пятам следовал Джонас. Волосы Мамули были растрепаны, словно она методично их рвала, аккуратный носик подергивался, как прутик лозоходца.
– Я только что уложила Пусю спать и услышала какие-то душераздирающие вопли. Сынок, я понимаю, – она даже не смотрела на меня, – что это не мое дело…
– Совершенно верно! – выплюнула я жестокие слова. – Это абсолютно не ваше дело!
Воцарилась гнетущая тишина, но я не окаменела от ужаса, хотя Мамуля с редким мастерством и прикинулась потерянной страдалицей. Точная копия святого Франциска. Вот только стряхнуть с нее пыль и задвинуть подальше в угол, увы, не представлялось возможным.
– Я знала, что этим кончится, – тихо прошелестела Магдалина, – я знала, что когда-нибудь меня выгонят на улицу…
– Да бросьте вы убиваться! – Джонас ободряюще хлопнул мою свекровь по плечу. – Стоит ли здоровье портить? Элли чуток погорячилась, так ведь она у нас еще совсем малолетка. Она не хотела сказать ничего плохого.
– Неужели? – изрек Бен с каменным лицом.
Я выскочила в холл и вихрем взлетела по лестнице, по дороге наступив на брошенную Тэмом игрушечную машинку и совершив жуткий кульбит. Никто и не подумал броситься за мной вдогонку. Секунду спустя я снова была внизу – с чемоданом в руках. Как жаль, что у меня нет ажурных перчаток, которые можно демонстративно натянуть!
– Близнецы крепко спят, – скрипучим голосом сообщила я. – В холодильнике остались пакостные голубцы и салат. А я ухожу, прощайте!
Брови Джонаса взлетели вверх, да там и остались. А на Мамулю и ее сыночка, как-бишь-его, я не стала тратить времени.
– Постой!
Бен выскочил за мной в серую пелену дождя. Мы уставились друг на друга, разделенные длинным двориком. Точь-в-точь дуэлянты, одному суждено покинуть поле боя на носилках, а другому – сломя голову бежать во Францию, чтобы не угодить в тюрьму за убийство. Не хватало только секундантов. Но ничего, Мамуля и Джонас вот-вот вручат Бену дуальные пистолеты и подскажут, как лучше целиться.
– Ты хочешь узнать, куда я положила твои запонки?
Я из последних сил старалась не поддаться умилению, о котором взывали намокшие черные кудри и полыхающие изумрудные глаза.
– Я не могу отпустить тебя, Элли!
Ну вот, теперь совсем другое дело!
– Тебе меня не остановить!
Покрепче сжав чемодан, я скачками понеслась к дверям конюшни, которую мы использовали как гараж. Поперек дороги стоял автомобиль Бена, развалина «хайнц». Мой драгоценный кузен Фредди любезно бросил драндулет где пришлось. Я украдкой улыбнулась, представив, как Бен кинется за мной, развернет лицом к себе и вопьется в мои алые губы страстным поцелуем, от которого я лишусь чувств в его объятиях… Я замедлила шаг, но мой муж не торопился меня догонять и впиваться в мои алые губы. Только у мостика через ров меня настиг его голос.
– Как я и говорил, я не могу отпустить тебя, пока ты не удовлетворишь мое любопытство насчет одной вещи…
– Какой именно?
– Что это за тип разбил лагерь у нас на чердаке?
– Ты имеешь в виду того, кто похож на школьного учителя?
– А что, там не один постоялец?
– Насколько мне известно, один. – Я устало обернулась. – Какой безумный день… Но ты можешь не беспокоиться и не точить бритву. Мистер Дик абсолютно безвреден.
– Он представился мне как рок-звезда, когда я разминулся с ним по дороге домой.
– Так оно и будет, когда он научится петь и бренчать на гитаре.
– И где же ты его откопала?
– Это приятель Фредди.
Бывший мужчина моей мечты не спросил, почему мой человеколюбивый кузен не предложил другу поселиться с ним в сторожке. Он и сам знал почему. Вместо этого Бен назидательно сказал:
– Элли, нельзя же превращать дом в постоялый двор.
Теперь мы смотрели друг на друга так свирепо, как умеют только очень любящие супруги.
– Ах как интересно! Да что вы говорите! – Я подбоченилась а-ля Лайза Минелли и изобразила улыбку. – Прости, но я-то думала, что мы как раз именно этим и занялись.
Гадюка из меня вышла преотменная. Самое удивительное, я даже не чувствовала раскаяния, а посему повернула нож в ране:
– В защиту мистера Дика позволь заметить, что он не переворачивает дом вверх дном и не настраивает против меня всех поголовно.
Я понурила голову и принялась ковырять каблуком землю. Через минуту искоса глянула на Бена, но увидела лишь, как захлопнулась дверь кухни. Неблагодарный! Как он мог уйти от меня, даже не оглянувшись!
Успешно выставив самое себя на мороз, я оказалась перед неразрешимой дилеммой: либо вернуться домой, либо выйти на большую дорогу. Напомнив себе, что мученикам уготовано царствие небесное, я шагнула было к дверям, но тут же остановилась. Ну уж нет! Лучше до конца дней хлебать дихлофос, чем испить чашу унижения.
Машину Бена я решила взять не только потому, что Фредди так удобно ее бросил. «Хайнц» всегда был скотиной с норовом и готов был сломаться всякий раз, как другая машина корчила ему рожу на дороге. Если мне повезет, не успею я доехать до ворот, как «хайнц» взорвется и Бен ринется меня спасать.
Пусть помучается! Дождь почти прекратился, значит, огонь так легко не погаснет, а легкий ветерок его и вовсе раздует. Я повеселела, представив, как сгораю в смрадном пламени «хайнце-вых» внутренностей, зашвырнула чемодан на заднее сиденье и плюхнулась за руль. Повернула ключ в зажигании, и машина немедленно вознаградила меня целой симфонией: от скромных «чх-чх-чх», «др-рынь-др-рынь» и «бум-м-м» до солидных взрывов. Дыма пока что не было, но нельзя получить все удовольствия сразу. В том числе мужа, который кинется спасать от неминуемой гибели если не жену, то машину.
Кто бы мог поверить? Бен, который просыпался в холодном поту, если вспоминал, что не закрыл дверь в конюшню и «хайнц» может простудиться, сейчас даже носа не высунул. А ведь стоило ударить легкому морозцу, как он на всех парах мчался укутывать аккумулятор грудой шерстяных одеял. По-моему, мой супруг даже упомянул «хайнц» в своем завещании. И где же наш спаситель, где, скажите на милость, наш рыцарь Галахад? Рискуя свернуть шею, я косилась на дом. Все двери закупорены, все занавески словно окаменели. Только лестница мистера Уткинса укоризненным бельмом маячила возле балкона.
Увы, у бедняги не хватило сил отнести ее в свой фургон. Но моя натура куда сильнее. Я должна как-то выбраться из этого проклятого дома, даже если «хайнц» намертво загородил дорогу к моей собственной машине в гараже.
– Что-нибудь случилось, миссис Хаскелл?
Участливый голос меня совсем доконал. У открытого окна машины стоял мистер Дик. Он материализовался возле меня, как добрая фея, твердо решившая исполнить три моих желания. В последний раз я видела его много часов назад, но время оказалось к нему милостиво. Серый костюм в полосочку не измялся, волосы тщательно прилизаны, а на губах играет улыбка, достойная истинного трубадура. Эта любезная улыбка разогнала черные тучи, сгустившиеся в моей душе. Вот отчего я содеяла немыслимое: исповедалась в своих горестях постороннему человеку, с которым ничто меня не связывало, кроме крыши над головой.
– Ничего страшного. – Я сморгнула слезы, как истинная дева, попавшая в беду. – Я собиралась сбежать из дома, но чертова машина не желает заводиться.
За стеклами очков его глаза умоляли меня взять свои слова обратно. Потом он заметил на заднем сиденье чемодан и окончательно сник.
– Это все из-за меня… – Его подбородок задрожал. – У вас неприятности?
– Разумеется, нет, – отважно солгала я.
– Я здорово объел вас за завтраком?
– Прекратите городить чепуху! Мой муж (даже черту надо отдавать должное) не пересчитывает яйца в холодильнике.
– Значит… простите мне мою дерзость… – мистер Дик приставил ладошку ко рту, чтобы ветер не донес его слова к дому, – все дело в свекрови?
– Она переживает очень трудные времена, – уклончиво ответила я.
– Но это не повод превращать вашу жизнь в дерьмо! – Мистер Дик покраснел от собственной грубости. – Вы не заслуживаете такого обращения, миссис Хаскелл. Стоит провести с вами всего несколько часов… даже минут, да что там! – секунд, чтобы понять, что вы заслуживаете обожания… то есть уважения.
Я уронила голову на руль, чтобы мистер Дик пролил на мою истерзанную душу побольше бальзама, и он не заставил себя ждать.
– Если бы судьба благословила меня такой женой, как вы, – он коснулся моей руки с рыцарской деликатностью, – я заставил бы свою мать вымыть рот с мылом, скажи она хоть слово против вас. Для меня вы богиня, миссис Хаскелл!
– О, не преувеличивайте…
– Вы в бурю дали мне приют…
– Ну, это был всего лишь мелкий дождик.
– Ради вас я готов одолеть дракона! Иными словами, свекровь…
Настроение у меня поднималось с каждой секундой.
– Для вас я горы сверну! – У него даже очки запотели.
– Очень мило с вашей стороны, – чирикнула я, – но вполне достаточно, если вы заставите эту машину сдвинуться с места.
– Почту за счастье! – просиял мистер Дик, и я подвинулась, чтобы дать ему место за рулем.
Жизнь заиграла: краем глаза я заметила, что кухонная дверь приоткрылась на целый дюйм. Отлично! Пусть любопытный изверг гадает, что это творится на переднем сиденье его ненаглядного драндулета. Мистера Дика бездушные агрегаты явно любили: «хайнц» нежно заурчал, как кот, которого хозяин почесал за ушком. Я решила вознаградить своего рыцаря в полосатом костюме единственным доступным мне способом.
– Мистер Дик…
– Да, миссис Хаскелл?
– Вы не могли бы подвезти меня в деревню?
– Я… увы… сожалею, но я вынужден отклонить эту великую честь. – Его бледное лицо покрылось стыдливым румянцем.
Слегка обидевшись, я ответила, что вполне понимаю.
– О нет, что вы! – Мистер Дик затравленно взглянул на меня. – Такой талантливой даме, как вы, не придет в голову ужасная истина…
