И в ту же минуту Верити поняла, что совершила ошибку.
      Она хотела бороться с ним, наносить удары, ранить. А вместо этого получилось приглашение к близости. И конечно, Кайлмор не оскорбился и не рассердился.
      Хищная торжествующая улыбка озарила его лицо.
      – Значит, мне надо быть настойчивее?
      Она закрыла глаза, стараясь не замечать ударения, которое он сделал на слове «настойчивее».
      – Не надо, – прошептала она. – Пожалуйста.
      Он тихо рассмеялся.
      – Уже просишь прощения, Сорайя? Я думал, ты дольше будешь сердиться на меня.
      – Я не Сорайя, – отрезала она со всей решимостью, на какую еще была способна.
      Потому что он прав. Она сделает все, пожертвует своей гордостью. Чтобы избежать того медленного совращения, которое он задумал.
      – Нет, ты Сорайя. – Он обхватил ее голову и, запустив пальцы в простые вдовьи косы, повернул Верити лицом к себе.
      Она приготовилась к грубому нападению. Но герцог был для этого слишком утонченной натурой. С мучительной медлительностью он провел губами по ее губам. Это даже нельзя было назвать поцелуем. Скорее продолжение прежней ласки. Только теперь он касался ее губ.
      Верити пыталась отвернуться, но его рука удерживала ее голову. На этот раз, прикасаясь к губам, он задержался на мгновение, только на мгновение, она даже не поняла, был ли это поцелуй.
      Она издала слабый звук, в котором не было желания, только страх.
      – Пожалуйста, не надо.
      Он поднял другую руку и убрал с ее лба выбившиеся пряди.
      – Почему? Я всего лишь целую тебя. После того, что было между нами, это едва ли имеет значение.
      Но, конечно, он понимал, что имеет. Она видела это в его ярко-синих глазах. Понимание и никакой искренней нежности, хотя ласки его лгали и говорили о другом. Кайлмор решил взять власть над Верити, и успех свидетельствовал о том, что он нашел единственный способ покорить ее.
      Она могла бороться против силы, но ее жизнь была лишена нежности. Даже фальшивая ласка, похожая на нежность, могла найти путь к ее сердцу.
      И все же у нее хватило воли противостоять ему.
      – Ладно! Берите меня, – равнодушно сказала она и огляделась. – Если вы развяжете мне ноги и посадите к себе на колени, я смогу удовлетворить вас. По крайней мере настолько, чтобы вы перестали досаждать мне хоть ненадолго. – Это было сказано намеренно грубо, но ей до отчаяния хотелось потушить разгоравшееся желание, притягивавшее их друг к другу.
      Он снова рассмеялся тем самым коротким смехом, от которого у нее шевелились волосы.
      – Может быть, позднее, мадам. А сейчас я совершенно удовлетворен радостью невинных поцелуев.
      – Но мне не нравится, когда меня целуют, – беспомощно ответила она.
      Он погладил ее по щеке, а затем взял в ладони ее лицо.
      Как она жалела, что не прислушалась к своей интуиции, подсказывавшей, что ни за что на свете ей не следует брать в любовники герцога Кайлмора.
      С самого начала, с самой первой встречи с ним внутренний голос предупреждал, что он, только он один сумеет пробить броню, которой служила ей Сорайя. Но, к несчастью, она пренебрегла своими предчувствиями. Став его любовницей, она целый год упорно противостояла симпатии, которую испытывала к нему. Это чувство было абсурдно. У куртизанки и герцога не могло быть ничего общего.
      Долгие годы он преследовал ее, а она ускользала. Каждое искушение, возникавшее по его воле на ее пути, было лишь ходом в игре. В некотором отношении этот поединок доставлял ей удовольствие. Даже последний ход в этой игре был вызовом – она потребовала баснословную плату за свое согласие, такую сумму ни один мужчина, будучи в здравом уме, не заплатил бы за женщину.
      Но ни один Кинмерри никогда не отличался здравым умом.
      Герцог принял ее вызов. Неожиданно для себя она оказалась в долгу перед ним. Она убеждала себя, что сможет потерпеть годик в его обществе, всего лишь один короткий год, а затем выйдет из этой игры и останется такой же независимой. И ей это почти удалось.
      Почти.
      Но она еще не сдалась. И герцог Кайлмор должен об этом узнать. На этот раз, когда он прикоснулся к ее губам, Верити оставалась бесчувственной как камень. Она закрыла глаза и про себя сосредоточенно перечисляла все причины для ненависти к этому человеку.
      Его высокомерие.
      Его себялюбие.
      То, как он вырвал ее из жизни, о которой она так долго мечтала.
      Его руки, лежавшие на ее голове, стали осторожно массировать кожу, каждым движением снимая напряженность. Одновременно он покусывал и поглаживал ее губы.
      Верити его ненавидела.
      Она сжимала связанные руки, стараясь оставаться бесчувственной.
      Несмотря на то что она оставалась холодной, он явно был возбужден. В любую минуту он откинет ее юбки и овладеет ею. Верити почти хотелось, чтобы он сделал это, тогда бы ей не оставалось ничего, кроме ненависти.
      По крайней мере насилие прекратит эту муку, которая напоминала опьяняющее наслаждение. Верити старалась пробудить в себе отвращение. Но, к сожалению, он был удивительно нежен.
      Кайлмор, черт бы его побрал, знал, что нежность – его самое сильное оружие.
      От него так чудесно пахло. Чистым, сильным, здоровым мужчиной, не прибегавшим к помощи туалетной воды, как многие особи его пола. От него пахло свежим воздухом. На какую-то минуту, забывшись, она потянулась к нему, привлеченная этим запахом, но вовремя вспомнила, что сделана из камня, а камень не привлекают запахи.
      Но он, так хорошо знавший ее, так близко сидевший к ней в этом замкнутом пространстве, заметил минутную слабость.
      – Знаешь, я могу заниматься этим всю дорогу до Шотландии, – прошептал он, не отрываясь от ее губ.
      – Я вам не игрушка, – сердито ответила она.
      – Такова плата за предательство.
      Несколько движений его ловких пальцев, и ее волосы рассыпались по плечам. Он провел пальцами по запутавшимся прядям.
      – Вот так лучше. Теперь ты похожа на мою любовницу. Хотя признаюсь, что нахожу совращение добродетельной вдовы довольно пикантным. Мы должны отложить это до следующего удобного случая.
      Его непринужденные уверенные манеры раздражали, и Верити догадывалась, что именно этого он и добивался.
      – Я больше не ваша любовница. Я сказала – Сорайя исчезла навсегда.
      Он только на мгновение перестал гладить ее по волосам. Она пыталась убедить себя, что это поглаживание не возбуждает ее, но каждое движение было обещанием наслаждения.
      Ложные обещания, напомнила она себе.
      – Сорайя просто спряталась, вот и все. – Он определенно добивался, чтобы она ударила его.
      – Вам это надоест. – Она надеялась, что права.
      – Возможно. Но неужели ты на самом деле не знаешь, чья воля сильнее? – Он положил руки ей на плечи.
      Если бы он хотя бы на дюйм сдвинул эти руки, то они обхватили бы ее горло. Он уже угрожал. Она старалась использовать свой страх как защиту от него, но это оказалось невозможным, его прикосновения были полны нежности.
      Нежное обладание?
      Как же она была глупа.
      Он все время стремился погубить ее, а она в это время обманывала себя мыслями о том, что он относится к ней с некоторым уважением. Она заслуженно оказалась в этом положении, если позволила себе поверить в такую сентиментальную чушь.
      Верити услышала, как вздохнул Кайлмор.
      – Я заключу с тобой сделку, мисс Эштон.
      Она вскинула голову.
      – Я уже знаю, что вы выполняете условия сделок, ваша светлость.
      Уже хорошо, что, разговаривая, он не целовал ее. Но даже его звучный голос растекался по ее венам, как разогретый мед.
      – Так вот мое предложение. Поцелуй меня по-настоящему, и ты избавлена от моего внимания до тех пор, пока мы не приедем в охотничий домик.
      – По-настоящему – как это понимать? – с подозрением спросила она.
      Он засмеялся.
      – Это так знакомо, ты прячешься за общепринятыми определениями. Тебе уже пора знать, что они не защитят тебя.
      Черт бы побрал его уверенность.
      – А если я подчинюсь, вы меня развяжете? – Ей нечем было торговаться.
      Они оба знали, что она полностью в его власти.
      – Это зависит от того, насколько искренним будет твой поцелуй.
      Он откинулся на спинку сиденья, а она глубоко вздохнула. И невольно вдохнула его запах. Казалось, им пропиталась даже обивка кареты. Она с отчаянием подумала, не пропитал ли он и ее саму. Освободится ли она от него когда-нибудь, даже тогда, когда закончится это испытание?
      А когда-нибудь оно неизбежно закончится.
      На его лице отражалось недовольство ее словами.
      – Ты моя пленница. И не тебе решать, что мне с тобой делать.
      Негодяй был прав. На этот раз ей уже было нетрудно возненавидеть его.
      – Значит, я позволю вам поцеловать меня, а за это вы больше не будете мучить меня, пока мы не доберемся до места.
      Он снова скривил губу.
      – Если твой ответный поцелуй удовлетворит меня, то клянусь, что не опрокину тебя на спину и ты не получишь то, что заслуживаешь.
      Она нервно сглотнула.
      – Это не то.
      – Нет, но предложение сделано. Принимай или не принимай.
      Он скрестил руки и ждал ее решения с плохо скрываемым нетерпением. Решение было неизбежным. Один поцелуй в обмен на возможность свободно дышать? А когда она сможет свободно дышать, то найдет способ сбежать. Ей оставалось лишь согласиться.
      Верити в полумраке встретила его взгляд.
      – Согласна.
      – Хорошо.
      Она ожидала, что Кайлмор обнимет ее, но он не изменил своей расслабленной позы, откинувшись на блестящую темную кожу обивки. Хотя Верити говорила себе, что должна быть благодарна за любую передышку, какой бы короткой она ни была, его неподвижность очень скоро начала раздражать ее.
      – Я готова, – резко заявила она.
      Он поднял надменные брови.
      – Мы договорились, что ты поцелуешь меня.
      Неужели это унижение никогда не кончится?
      Нет, оно только начинается, – прошептал бесстрастный внутренний голос.
      – Будьте вы прокляты, – тихо сказала она ледяным тоном. – Будьте вы прокляты.
      – Боюсь, что уже поздно. – Он холодно улыбнулся. – Ты отказываешься от своего слова? Подумать только, какой-то поцелуй сокрушил великую Сорайю.
      Раньше она касалась губами всего его тела. Но никогда с любовью не целовала ни его, ни какого-либо другого мужчину.
      Это было несвоевременным и грустным воспоминанием.
      Кайлмор сидел, прислонившись к мягкой стенке кареты, наискосок от нее. Подвинуться поближе и упереться связанными руками в его бедра было нетрудно. Мышцы его длинных ног шевельнулись под ее пальцами. Он не оставался таким бесчувственным, как ему хотелось казаться. Инстинкт подсказал ей, что она все делает правильно.
      Господи, это же всего лишь поцелуй. Она оставалась пресловутой Сорайей. Конечно, она могла поцеловать мужчину, оставаясь равнодушной.
      Верити нерешительно прикоснулась губами к его губам. Ощущение было знакомым. Вполне понятно. Они целый год были любовниками. Она провела губами по его губам, ощущая их вкус, но Кайлмор оставался бесчувственным. Его губы, твердые и гладкие, были сжаты. Ее поцелуй совершенно не возбуждал его.
      Что ж, он добивается, чтобы она потрудилась ради предоставляемой передышки.
      Это не вызывало сомнений. Она должна помнить, что это только месть и ничего больше. Сделка, заключенная между ними, ее поцелуй были лишь извращенной идеей, возникшей в запутанном лабиринте его ума.
      Но если она после ранних неудач смогла стать самой известной куртизанкой Лондона, то, конечно, смогла бы своими поцелуями заставить мужчину забыть о его жестоких замыслах.
      Верити глубоко вздохнула, давая волю своему воображению. Она стала целовать Кайлмора, подражая тому, как он раньше целовал ее. Ее руки ощущали, как напряглись мускулы его ног.
      Но он по-прежнему не отвечал на ее поцелуи.
      – В чем дело, ваша светлость? – тихо поддразнила она, почти не отрываясь от его губ. – Ведь это была ваша идея, если помните.
      – Ты еще недостаточно заинтересовала меня, – сказал он с пренебрежением.
      Его ответ возмутил бы ее, если бы она не услышала неуверенности в его голосе. Заставить ее ублажать его, очевидно, было частью наказания. Ублажать его, когда он оставался равнодушным.
      Но он далеко не был равнодушным. Она на минуту подумала, не поднять ли свои руки повыше, чтобы убедиться в этом.
      Сорайя, не колеблясь, так бы и сделала. Верити была более осторожной. Ведь сделка включала только поцелуй. Она не хотела в конце концов оказаться лежащей на спине, чтобы герцог мог с лихвой возместить ей то, чего, как он говорил, она заслуживала.
      Она принялась выполнять свою задачу с укрепившейся решимостью. А он все еще не сдавался.
      – Я знаю, вы пытаетесь проучить меня, – выдохнула она, касаясь его щеки.
      Он не счел нужным это отрицать.
      – И ты чему-то учишься?
      – Узнаю, что вы не единственный, кто обладает упрямством мула.
      Он невольно рассмеялся, и этот неожиданный проблеск человечности смягчил ее.
      – Знаешь, Верити или Сорайя, кем бы ты ни была в данный момент, иногда у меня дух захватывает от твоей наглости.
      Вопреки всему она улыбнулась.
      – Надеюсь, не только от моей наглости, ваша светлость.
      Он собирался ответить, но она страстным поцелуем зажала ему рот. На этот раз Кайлмор охотно ответил на поцелуй. Не потому, что ему этого хотелось, просто у него не было другого выхода.
      Это была ее последняя здравая мысль за то долгое время, когда поцелуй увлек ее в жаркое пламя неведомого прежде наслаждения. В эту огненную бурю, жаркую и опасную, она бросилась, забыв о собственной безопасности. Он обхватил ее и бросил себе на колени.
      Кайлмор первым отстранился от нее.
      Она лежала на сиденье. В какой-то момент этого бурного поцелуя она оказалась лежащей под ним. Еще несколько мгновений, и он овладел бы ею. Тяжесть его тела, твердого и горячего, говорила о том, что это еще возможно.
      Но даже этого оказалось недостаточно, чтобы она опомнилась. Без единого звука протеста она лежала под ним во власти наслаждения.
      – Если я не остановлюсь сейчас, то уже не остановлюсь, – сказал Кайлмор. Его лицо исказилось от напряжения. Опираясь на руки, он словно держал ее в клетке, из которой она не испытывала большого желания убежать. – Или ты хочешь, чтобы я не останавливался?
      – Хочу? – тупо повторила она, глядя на него.
      Верити чувствовала, как распухли ее губы, а сердце стучало так, как будто она бежала от него изо всех сил, а не бездумно уступила домогательствам.
      – Следует ли мне перейти от этого объятия к его естественному завершению?
      На какое-то короткое мгновение он стал любезным любовником, которого она знала в Лондоне.
      Она прерывисто вздохнула, пытаясь успокоить бушевавшее возбуждение. Под скрип кареты, громко звучавший в ее ушах, Верити пыталась собрать разбегавшиеся в смятении мысли и, что было более важно, силы для защиты. В голове промелькнуло воспоминание о том, что герцог назвал свой поцелуй невинным. Он был настолько же невинным, как взгляд Люцифера, наблюдающего за оргией в аду.
      – Мадам? – спросил он, решительно прижимаясь к ее животу.
      Ничто не могло бы привести Верити в чувства быстрее, чем это грубое движение. Вся приятная расслабленность покинула ее тело, Верити застыла в молчаливом протесте.
      – Нет, – удалось произнести ей хриплым голосом. Затем, на грани отчаяния, она храбро добавила: – Но я считаю, что за искренние старания я заслужила освобождение от пут.
      Он бросил на нее удивленный взгляд.
      – Я развязал тебе руки, когда ты целовала меня.
      – Что? – неуверенно спросила она, но тут же увидела, что это было правдой.
      Хуже того, ее руки обнимали его и, лаская, поглаживали спину.
      Верити была на волосок от того, чтобы не попросить у него еще более губительных поцелуев. Она смутно помнила, как во время их страстных объятий он дергал ее руки. Должно быть, тогда он их и развязывал.
      Она почувствовала, как краснеет. Из всех унижений, которые были связаны с ее похищением, она сильнее всего ненавидела эти узы. И все же так увлеклась поцелуем, что даже не заметила, что ее руки свободны.
      – Встаньте с меня, – сердито сказала она, поспешно снимая руки с плеч герцога.
      Кайлмор не пошевелился. Ей следовало бы догадаться, что он не подчинится приказу.
      – Я еще никогда не занимался любовью в карете, – задумчиво заметил он.
      Она тоже, но не хотела в этом признаваться.
      – Я предпочитаю кровать.
      Покачивания кареты подталкивали ее вверх, прижимая к его телу.
      – Означает ли это, что ты смирилась с возвращением ко мне?
      О, черт бы ее побрал за эти неосторожные двусмысленные высказывания. Сорайю бы никогда так легко не поймали на слове. Верити страшно разволновалась, похоже, каждым словом она лишь ухудшает свое бедственное положение.
      С запоздалым стремлением защититься она заговорила насмешливым тоном, каким могла бы говорить Сорайя.
      – У меня есть выбор, ваша светлость?
      Его глаза не выражали разочарования, или она ошибалась? Это мимолетное выражение исчезло, когда он скатился с нее и сел на прежнее место.
      – Нет, у тебя нет выбора, – сказал он.
      Она осторожно села и начала приводить в порядок свою одежду. Удивительно, кроме нескольких пуговок, расстегнутых на воротнике платья, одежда была в порядке. Верити знала, что у нее распущены волосы, но без шпилек и гребня с ними было невозможно что-либо сделать.
      Кайлмор протянул руку и поднял шторки. После мрачной полутьмы даже свет дождливого вечера резал глаза. Прищурившись, Верити взглянула на герцога.
      Даже в мятой одежде он выглядел элегантно. Как могло это исчадие ада быть таким прекрасным? Когда шесть лет назад она впервые увидела его, Кайлмору едва исполнился двадцать один год, его юность только что закончилась. Верити тогда подумала, что Бог еще никогда не создавал такого совершенства. Но даже в то время на его узком умном лице лежала печать жестокого собственника. Теперь с безжалостной честностью Верити признавала, что зрелость только прибавила Кайлмору очарования.
      Его называли Холодным Кайлмором, но никто по-настоящему не понимал его. В нем бушевали адские страсти, скрытые за безразличием. Верити могла только догадываться, какие усилия требуются, чтобы сохранять в тайне этот бездонный колодец страстей.
      Теперь это была уже не тайна, по крайней мере для нее.
      Он был разозлен, он был разочарован, он был оскорблен, хотя она знала, что лишь под пыткой он в этом признается. К тому же его, как зайца весной, мучила похоть. Верити удивило, что герцог сдержал обещание и не тронул ее. Она знала его достаточно хорошо, чтобы объяснить беспокойное поведение неудовлетворенной похотью. Когда Верити покинула его, то думала, что он скоро найдет другую любовницу, и если не забудет Сорайю, то по крайней мере постарается не придавать значения ее побегу. Герцога переполняла чувственная энергия. Такой мужчина, как он, всегда привлекал внимание женщин. Верити никогда не обманывала себя и не верила, что он хранит верность только ей одной.
      Но герцога, сидевшего напротив и пристально смотревшего на нее, почти трясло от вожделения. Она чувствовала исходящий от него запах похоти. Невероятная мысль, что он давно не был с женщиной, может быть, даже со времени ее побега, получала подтверждение.
      Абсурдная мысль. Этого не может быть.
      Хотя, думала она, наклоняясь, чтобы развязать ноги, этим можно объяснить грубое похищение.
      Так почему же он не выместил на ней эти три месяца воздержания прямо сейчас?
      В его поведении она не видела смысла. Как и не имел смысла этот бурный поцелуй, если Кайлмор всего лишь хотел на некоторое время оставить ее в покое. Удивительно, но он так и сделал.
      – Что это все значило? – спросила она после долгого молчания.
      – Поцелуй? Ты сама сказала. Он должен был послужить тебе уроком. – Он снова говорил холодно и резко, и она невольно вздрогнула.
      – Что вы можете овладеть мной, когда только вам вздумается? – Она постаралась, чтобы в голосе прозвучал вызов. – Я это и раньше знала.
      Слабая улыбка пробежала по лицу Кайлмора.
      – Да. Но теперь ты знаешь, что, когда я прикасаюсь к тебе, это тебя очень возбуждает. И эта мысль будет разъедать тебя как кислота.
      Он был прав, черт возьми. Впервые за этот длинный тяжелый день Верити испытала истинный ужас.

      Поцеловав ее, он совершил страшную ошибку.
      Кайлмор откинулся на спинку сиденья, стараясь сохранить на лице выражение безразличия. Внутри разгоралась беспощадная битва с основными инстинктами. Он до боли сжимал свои мускулы, заставляя обуздать желание овладеть Верити и довести до конца то, что начал. Обещание, данное ей, ничего не стоило. Но собственная способность победить животные страсти значила много.
      Обнимая Верити, он испытывал восторг, осуществлялись мечты, преследовавшие его в последние три месяца.
      Но она была слишком восхитительна. Если он овладеет ею сейчас, в чем же будет победа? Он снова неизбежно станет ее рабом, и Верити, умная маленькая кошка, это знала. Он выхватил ее из рук брата, чтобы показать свою власть над нею, а не для того, чтобы еще раз сделаться ее покорным рабом.
      И снова она разрушила так тщательно продуманные планы. Один поцелуй, полученный против ее воли, соблазняющий, обманчиво невинный аромат фиалковых духов, и Кайлмор снова оказался тем, кем он был с Сорайей. Снова томление. Снова нетерпение. Снова желание.
      Ад.
      Верити без малейшего усилия поставила его на колени, будь она проклята. Он всеми силами старался скрыть от нее свое смятение. Затем понял, что незачем беспокоиться.
      Сорайя-Верити не взглянула на него, она смотрела в окно на темнеющие окрестности, В слабом свете было видно, что она на грани безумия от горя и страха. Искра жалости пробилась сквозь темный океан похоти, захлестнувший Кайлмора, но он поспешил загасить ее. Верити оказалась в тяжелом положении по собственной вине. Если ему удастся запугать и покорить ее за несколько часов осады, ну что ж, прекрасно. Верити заслужила мучения, это только справедливо. Возможно, поцелуй не был такой уж непоправимой ошибкой.
      Испытывая некоторое неудобство, он пошевелился. Черт побери, он должен овладеть ею. Жгучее желание угрожало превратить его решимость в пепел. Три месяца мучительного воздержания требовали, чтобы он взял ее. Тем более что было несколько возбуждающих минут, когда она хотела этого не меньше, чем он сам.
      Кайлмор снова поерзал на сиденье и попытался успокоить бурю в крови, убеждая себя, что довольно скоро он получит удовлетворение.
      Но он хотел Верити сейчас.
      Он был готов доказать, что сейчас преимущество на его стороне. А доказал всего лишь то, что так же уязвим в отношениях с нею, как это было всегда. С унижающей его быстротой поцелуй превратился из проявления власти во что-то совсем иное, о чем ему не хотелось и думать.
      Ирония заключалась в том, что вся эта потрясающая встреча имела удивительно целомудренный конец. Они поцеловались. И это было все. Кайлмор едва дотронулся до ее изумительного тела. Тела, каждая линия и каждый изгиб которого запечатлелись в его памяти. Подавляя стон, герцог снова заерзал.
      Он поклялся, что не дотронется до нее, пока они не доберутся до Шотландии. Отсрочка была задумана для того, чтобы продлить ее страдания, чтобы к тому времени, когда он уложит ее в свою постель, Верити уже настрадалась и осознала свою вину.
      Так почему единственной жертвой, растянутой на дыбе, теперь оказался его светлость герцог Кайлмор?
      Поцелуй был необыкновенным.
      Чарующим. Опьяняющим. Колдовским.
      Загадочным.
      Он почти был убежден, что поначалу она не знала, как вести себя в такой ситуации. Что было просто смешно. Опытные, умелые губы Сорайи уже касались каждого дюйма его тела. От воспоминаний о том, что еще она проделывала с ним, боль в его возбужденном теле становилась невыносимой.
      Господи, если так будет продолжаться, они не успеют пересечь границу, как он окончательно станет калекой.
      Он бросил сердитый взгляд на Сорайю.
      Верити. Мисс Эштон.
      Она была готова сдаться. Он не мог рисковать и прикасаться к ней. Его самообладания едва хватило на час.
      А путешествие обещало быть очень долгим.
      Когда несколько часов спустя карета въехала в деревню Хинтон-Стейси, была уже ночь. Пленница Кайлмора по-прежнему молчала. Но его любовница никогда не относилась к очень разговорчивым женщинам. Он уверял себя, что его это не беспокоит – он похитил ее не для разговоров.
      – Протяни руки. – Кайлмор достал шнур.
      Он не связывал ее после того жгучего поцелуя, хотя и собирался это сделать.
      Она повернулась к нему и твердо ответила:
      – Нет.
      «Так вот к чему это привело», – подумал он с сожалением.
      Очевидно, все время после их поцелуя она восстанавливала силы для защиты.
      А чего он ожидал? Что одно объятие превратит ее в дрожащее покорное существо? Кайлмор взглянул на ее трагически сжатые губы и потерял всякую надежду снова испытать блаженство от поцелуя. Это было странно, он никогда особенно не жаждал поцелуев, когда она была его уступчивой любовницей.
      – Боюсь, что слово «нет» утратило свою силу после того, как вы убежали. – Грубо, потому что больше сердился на себя, чем на нее, он хотел схватить ее руки.
      – Я не позволю связывать себя! – закричала она, отодвигаясь от него.
      Мысль, что он вступит с ней в драку, была слишком низкой для его чувства собственного достоинства, чтобы возникнуть в голове.
      – Если я буду вынужден ударить тебя, я ударю, – сказал он, не веря самому себе.
      Она отреагировала на угрозу с заслуживавшим этого уважением.
      – О, прелестно.
      Боже мой, а она смелая. Всю свою жизнь он считал смелость качеством, достойным наибольшего уважения. В этот момент он с изумлением убедился, что низшее существо, какая-то куртизанка, проявляет больше храбрости, чем любой из знакомых ему мужчин.
      Каким же негодяем он оказался в этой драме.
      – Нас ожидает горячий ужин, ванна и все необходимое, мадам. Уверен, тебе, как и мне, хочется вылезти из этой кареты. Но предупреждаю, мы будем ехать всю ночь, нигде не останавливаясь. По разным причинам.
      Он догадывался, что она обдумывает его слова. Наконец Верити тихо сказала:
      – Я ненавижу узы.
      Совесть, которую он, к сожалению, не мог оставить в Лондоне вместе со своим роскошным домом и беспутными приятелями, вновь пробудилась. Он всеми силами старался затолкать ее обратно в дальние, уголки своего черного сердца, но ничего не выходило.
      – Дай мне слово, что не попытаешься сбежать. – Странно, он верил, что она сдержит любое обещание, которое даст, ему.
      – Я не могу этого сделать, – с грустью сказала она.
      – Тогда давай сюда руки. У меня нет никакого желания принуждать тебя, но придется.
      – Очень хорошо.
      Дрожа всем телом, она неподвижно ждала, пока он связывал ей руки и лодыжки. Как бы смело она ни говорила, ее охватывал страх. На этот раз совесть не просто колола Кайлмора, она била его ногами.
      – Вы не хотите заткнуть мне и рот? – Ее насмешливый тон не мог скрыть глубокой обиды.
      – Если ты будешь и дальше насмехаться надо мной, я могу это сделать. Так что будь осторожней.
      Он отодвинулся от нее, борясь с желанием заткнуть ей рот, но не кляпом, а поцелуем. Опускаясь на колени у ее ног, Кайлмор снова окунулся в ее дразнящий аромат, словно предлагающий обнять и еще раз поцеловать. А затем от поцелуев перейти к полному удовлетворению страсти.
      Верити, связанная Кайлмором, молча сидела и дрожала. По его словам она догадалась, что они направляются в гостиницу. В гостиницу с сомнительной репутацией, где похищенная женщина не вызовет особого интереса, тем более что это часто случается на дороге, ведущей на север, в Гретна-Грин.
      Но карета свернула с дороги и проехала через ворота, на которых был изображен золотой орел герба Кинмерри. Было слишком темно, чтобы разглядеть что-нибудь еще; дождь прекратился, но небо оставалось затянутым тучами. Фонари на карете освещали густой кустарник по краям подъездной дороги. Для женщины, находящейся на грани паники, этот вид был далеко не ободряющим.