На его сердце камнем легло отчаяние: Верити уходила. Она распрямила спину, как будто готовясь к встрече с непобедимым врагом.
      Это был поступок одинокого благородства. Это был поступок поразительного милосердия. Глядя, как она уходит, Кайлмор невольно вспомнил, что когда-то весь блистательный мир лежал у ее ног.
      Мерцающий свет свечей помог ему увидеть, что она не так хорошо владеет собой, как ей хотелось думать. Рука, протянутая к замку на двери, дрожала.
      – Трусиха, – тихо, но очень четко сказал он ей вслед.
      Сначала ему показалось, что она не услышала. Верити наклонила голову, открывая тонкую нежную шею под высоко уложенными волосами. Это была последняя отчаянная попытка удержать ее.
      – Как вы меня назвали? – неуверенно спросила она.
      Кайлмор откинулся назад и сложил на груди руки.
      – Я назвал тебя трусихой, – упрямо повторил он. – Видит Бог, в пятнадцать лет ты была смелее.
      – В пятнадцать у меня не было выбора, – глухо сказала она, все еще не поворачиваясь к нему.
      – Нет, был. Выбор есть всегда. И, сделав выбор, ты нашла в себе смелость и сообразительность, чтобы создать нечто великолепное. Из праведной крестьянки – самую известную в Европе куртизанку? Я восхищен.
      От его слов плечи Верити напряглись, но, к счастью, она не убежала.
      – Я говорила вам, почему так поступаю. Только ради вас, – тихо сказала она.
      – Чепуха. Ты поступаешь так, потому что боишься. – Его тон несколько смягчился. – Ты меня любишь, Верити?
      При этом вопросе она резко повернулась. Глубокое страдание наложило печать на ее милое лицо.
      – Это несправедливо, – дрожащим голосом возразила она.
      Да, несправедливо. Но если он вынужден, он будет играть нечестно ради выигрыша.
      По правде говоря, заглянув ей в глаза, он уже знал ответ на свой вопрос.
      Но безжалостно продолжал:
      – Ты дала мне так много – свое тело, свое доверие, свой покой, свое прощение, много своих тайн. И все же остается что-то, чего ты никогда не говорила.
      Она прижалась спиной к инкрустированной двери. В развевающемся розовом платье Верити походила на бабочку, приколотую булавкой. Кайлмор подавил еще одну волну сострадания.
      – Вы мне тоже никогда не говорили, что любите меня, – с вызовом ответила она.
      Кайлмор пожал плечами.
      – Я тебя люблю, – сказал он.
      Это прозвучало у него так естественно.
      На мгновение ее серые глаза ярко вспыхнули, остановившись на его лице. Неужели так просто и так мгновенно признание в любви привело его к победе?
      Верити покачала головой и отвела глаза.
      – Одной любви недостаточно.
      – Это чертовски много. Ты меня любишь, Верити?
      Она беспомощно махнула рукой, и этот жест пронзил его сердце, но Кайлмор напомнил себе, что не должен поддаваться жалости. Ради них обоих.
      – Вы знаете, что люблю, – с грустью призналась она.
      Еще минуту назад он не был в этом уверен.
      «Она меня любит, она меня любит!» – Его сердце пело радостную победную песню.
      Теперь Кайлмор уже не потеряет ее.
      Он всеми силами старался скрыть свое торжество. Он еще не победил.
      – Я знаю, что ты всегда готова принести себя в жертву ради того, кого любишь. Но в данном случае ты заблуждаешься.
      Он набрал в грудь воздуха и постарался найти слова, которые убедили бы ее остаться.
      – И если уж ты должна приносить себя в жертву, то сделай это, выйдя за меня замуж. Со мною жить нелегко. Ты заслужишь ореол мученицы еще при жизни. Не обрекай нас обоих на вечные страдания только потому, что ты слишком высокомерна, чтобы терпеть осуждение общества.
      – Вы изображаете меня такой мелочной, – возмутилась она. – Но я знаю, как высоко вы цените собственный престиж. Вы горды, как Люцифер. Но общество более жестоко, чем вы себе представляете. Вам никогда не приходилось страдать от остракизма. Мне приходилось.
      – Я могу жить и со сплетнями, и с намеками. Я не могу жить без тебя, – мрачно ответил он.
      То, что она сказала о его тщеславии и мелких интересах, было правдой. Вернее, когда-то было. Лицо Верити выдавало ее волнение.
      – Вы словно сам дьявол. – Она отвернулась и, казалось, была готова заплакать. – Вы соблазняете и искушаете меня.
      – Выйди за меня замуж, стань герцогиней. Какое значение имеет все остальное? Мы можем поселиться в Шотландии, далеко от сплетен и мирского суда. Мы сделаем свою жизнь полной, интересной и полезной. Основанной на любви.
      В ее потемневших глазах было столько муки, что сердце Кайлмора дрогнуло от сознания собственной вины.
      – Перестаньте, Кайлмор. Вы – герцог. У вас есть обязательства перед титулом.
      Неожиданно он разозлился. Всю жизнь титул был для него проклятием и тяжким бременем. А теперь этот титул грозил лишить его единственного, чего он хотел иметь.
      – А как же мой долг перед самим собой? А твой долг? – с яростью спросил Кайлмор.
      Он выпрямился и рискнул сделать шаг к ней. Короткая вспышка гнева угасла, когда он увидел, как она несчастна.
      – Ты изменила меня, Верити. Сделала из меня другого человека, лучшего, чем я был, пробудила во мне чувство чести, которого не было.
      – Честь была всегда, – прошептала она сквозь слезы.
      – Если и была, то только ты смогла обнаружить ее. Ты не можешь бросить то, что сделано лишь наполовину. – Он умоляюще протянул к ней руки. – Не отвергай меня, не вынуждай снова стать испорченным герцогом Кайлмором. Раз уж ты занялась моим спасением, твой христианский долг вывести меня на свет Божий.
      – Не надо, – попросила она. – Это жестоко. Вы знаете, что между нами возможны только незаконные отношения. А я не смогу быть вашей любовницей после того, как вы женитесь, Кайлмор. Я совершила много грехов, но этого я не совершу.
      – Если я не женюсь на тебе, то я не женюсь ни на ком, – тихо сказал он. – После меня больше не будет никаких Кинмерри. Титул умрет вместе со мной.
      – Пожалуйста, не говорите так, – взмолилась Верити, отступая от него. – У вас должен быть наследник, чтобы занять законное место в этом мире. Даже если мы поженимся и каким-то чудом я забеременею, наших детей не примут в обществе.
      – Наши дети будут красивыми, как и их мать. И достаточно сильными, чтобы добиться своего.
      Верити бессознательно поднесла руку к талии, как будто уже носила его ребенка.
      Может быть, так и было.
      Кайлмор подавил естественный порыв, вызванный этой мыслью, и постарался сохранить рассудительный тон. Угрозы и грубая сила не подействуют на нее. Он добьется согласия Верити лишь тогда, когда она признает, что ни один из них не обладает властью или правом отказаться оттого, чего требует любовь.
      – Все равно я уверена, что бесплодна, – с горечью сказала Верити.
      – Если это правда, тогда в шотландском замке будут жить только безумный герцог и его красавица жена. – Он сделал еще шаг. – Ты говоришь, общество будет насмехаться над нами. Думаю, ты ошибаешься. По крайней мере все мужчины будут завидовать моему счастью.
      Он постарался придать суровую искренность своему голосу.
      – Верити, будь смелой. Я люблю тебя. Не сомневайся, это стоит дороже, чем презрение общества.
      – Не трогайте меня. – Она отступила назад, хотя он остановился в нескольких футах от нее. – Когда вы касаетесь меня, я не могу думать.
      Впервые он улыбнулся.
      – Я знаю. Ты должна принять это решение сама. Видишь, какое бремя ты возложила на меня, когда извлекла честь из моей души.
      – Так легко было бы сказать «да», – грустно ответила она.
      – Так скажи «да», – попросил он, тихонько продвигаясь к ней. – Нам предстоит потрудиться, чтобы восстановить разоренные матерью имения. Нас соединяет любовь. Даст Бог, у нас будут дети, которых надо вырастить и помочь выбрать в жизни свою дорогу.
      Он замолчал, но она ничего не сказала.
      Он собрался с силами:
      – Будь смелой, Верити, ради них, ради меня. И прежде всего ради самой себя. – Затем тихо и настойчиво добавил: – Не покидай меня, mo cridhe. У меня разрывается сердце, когда я думаю, что придется жить без тебя.
      Он протянул ей руку. Его рука дрожала. Но что сейчас значила его гордость?
      Она отвернулась, сдерживая слезы. Он лихорадочно искал чего-нибудь, что бы окончательно убедило ее остаться.
      Но слова были слабым оружием против ее воли.
      – О черт! – простонал Кайлмор и отвернулся.
      Надежды не оставалось. Он погиб.
      Их молчание длилось бесконечно.
      Он затаил дыхание, готовясь услышать, как откроется дверь.
      Но она не уходила.
      Чего Верити ждала? Кайлмор сжал кулаки.
      Он мог бы встать на колени и умолять ее, если бы знал, что это поможет, но в глубине души он понимал, что никакая мольба не изменит ее решения. Теперь Кайлмор не сомневался, что Верити любит его. Трагедия была в том, что она любила его недостаточно сильно.
      – Нет. – На этом слове голос у нее дрогнул.
      Конечно, это она и должна была сказать. Разве она не пыталась сбежать от него все время?
      Она отбросила его обратно, в вечный холод. В какой-то ослепительный миг любовь поманила Кайлмора ложными обещаниями жизни и тепла. А теперь судьба делала его жизнь невыносимой.
      С легким треском в камине рассыпалось горящее полено. Звук словно разбудил герцога, ему захотелось чем-то разрушить это мучительное оцепенение.
      – Храни тебя Господь, – хрипло сказал он и, ничего не видя перед собою, попытался вернуться к своему столу.
      – Нет, – решительно сказала она. – Не уходите.
      Он почувствовал, как она неловко, словно назойливый кредитор, потянула его за рукав.
      Ее прикосновение обожгло его как огнем. Этот жар был совсем лишним в том состоянии, когда он чувствовал, как смертельный холод прокрадывается в его душу.
      – Вы действительно меня любите, Кайлмор? – шепотом спросила Верити.
      Зачем она его так мучает? Она же видит, как велико его горе. К своему стыду, он ответил дрожащим голосом:
      – Я умираю от любви к тебе, mo leannan.
      Она сжала его руку.
      – Тогда помоги мне Боже. Помоги нам обоим. – У нее перехватывало дыхание. – Да, я буду герцогиней.
      – Что ты сказала? – вырвался у него изумленный вопрос.
      Кайлмор услышал, как она глубоко вдохнула, перед тем как сказать:
      – Я люблю тебя, Джастин Кинмерри, и выйду за тебя замуж.
      Господи, это не могло быть правдой. Неужели он победил? Он повернулся и грубо схватил ее за плечи, ибо в нынешнем состоянии нежность была ему недоступна.
      – Скажи это еще раз.
      Слезы блестели на ее щеках, но во взгляде Верити он прочитал уверенность.
      – Я выйду за тебя замуж.
      – И все остальное.
      – Джастин Кинмерри, я люблю тебя. – Странно было услышать ее смех сквозь слезы. – Я люблю тебя, и буду жить в твоей варварской стране, и, если смогу, подарю тебе стайку диких шотландских сорванцов, чтобы они мучили тебя до старости. Если это не приводит тебя в ужас, ты отчаянно смелый человек.
      Ей хотелось, чтобы он улыбнулся. Но Кайлмор был вне себя от радости.
      – О, Верити, – только и произнес он, заключая ее в объятия.
      С коротким рыданием она уткнулась в его плечо.
      Наконец он поднял голову и посмотрел ей в лицо. Никаких следов той бледной несчастной женщины, которая недавно вошла в его комнату. Румянец горел на безупречной коже, а прекрасные глаза, хотя и сквозь слезы, сияли от радости.
      Сначала Кайлмора захватила и удерживала ее красота. Но теперь он видел в Верити многое другое. Силу. Честность. Верность. Доверие. И любовь. Столько любви, что она навеки изгнала холод из его души.
      – Я думал, что потерял тебя, – с удивлением произнес он. – Я думал, что ты собираешься покинуть меня.
      – Никогда, – с жаром сказала она. – Никогда. Никогда.
      Верити притянула к себе его голову и неловко, страстно поцеловала его, у поцелуя был вкус слез и счастья. Когда она отстранилась, Кайлмор взял в ладони ее лицо и пристально посмотрел в прозрачные, как капли дождя, глаза. Никаких теней не пряталось в их сияющей глубине.
      Страсть манила его, как и всегда, когда они были вместе. Но сейчас Кайлмор сдерживал свои желания.
      – Клянусь, Верити, я сделаю тебя счастливой, – очень серьезно сказал он.
      В ее лице было столько любви, что он смутился.
      – Только люби меня, Джастин.
      – Вечно, – поклялся он.
      – Да, вечно.