– Это север, погода может измениться в любую минуту.
– Да, – уныло сказала она. – Конечно, я буду готова.
Рука, скрытая от его глаз, сжалась в кулак от усилия сохранять спокойствие.
Кайлмор нахмурил брови.
– Что случилось? – Он снова поцеловал ее пальцы. – Не беспокойся, mo gradh. Тебе понравится замок. Из него открывается вид на море, его окружают акры садов, которые будут в твоем распоряжении.
Она не смогла выдавить из себя улыбку. Сейчас рушился весь ее мир.
– Да, – равнодушно сказала Верити.
Кайлмор помолчал, озадаченно глядя на нее.
– В замке легче получить медицинскую помощь, если она тебе потребуется, – медленно произнес он.
Это вывело ее из состояния тупого отчаяния.
– Я не больна. Я никогда не болею.
Он улыбнулся улыбкой самого счастливого человека на свете.
– Конечно, но, может быть, ты уже носишь моего ребенка.
Вырвав у него свою руку, Верити встала.
– Нет. Нет, это невозможно.
Он не сводил с нее своих ярко-синих глаз.
– Я бы сказал, это более чем возможно.
Она глубоко вздохнула, чтобы приглушить волнение.
– Вы не понимаете. Я – бесплодна.
Глупо было стыдиться признания в том, с чем она давно смирилась, и все же ей было стыдно.
– Ты не можешь этого знать, – спокойно ответил он.
Она сжала руки с такой силой, что ногти впились в ладони.
– Нет, могу. Я спала с мужчинами с пятнадцати лет. Сейчас мне двадцать восемь, и никогда не было зачатия. – Сначала ее бесплодие казалось благом, но проходили годы, и Верити начала с отвращением думать о своем неестественном состоянии.
– Это все догадки, – твердо заявил Кайлмор.
– Нет, это уверенность, – так же твердо ответила она.
Он поднялся и встал перед ней. Ее решимость покинуть его была недостаточно твердой, Верити это понимала.
– Верити, сэр Элдред уже утратил мужскую силу. Мэллори, как я понял, не был страстной натурой. А мы с тобой в Лондоне были осторожны. В этом же доме мы оба были во власти страсти и не думали об осторожности. – Его глаза сияли от радости. – Счастливое прибавление вполне возможно будущей весной.
Неужели это правда? Могли ребенок Кайлмора расти в ее теле?
О, пусть так и будет! Верити отдала бы все, только бы почувствовать, как его ребенок шевельнется в ней. Она окружит сына или дочь такой любовью, которой так не хватало Кайлмору в его тяжелом детстве.
А герцог продолжал, словно не он только что разрушил убеждение, на котором была построена вся ее жизнь.
– Я не хочу, чтобы ты оказалась здесь в середине зимы.
Сердце, почувствовавшее надежду, снова сжалось от безысходности.
Если каким-то чудом Верити родит его ребенка, ей придется растить его без отца, потому что вероятность беременности никак не меняла главного. Она лишь прибавляла горечи ее страданиям.
Верити пыталась скрыть, насколько велико ее горе. Когда-то это ей удалось бы. Теперь же она сомневалась, что сможет обмануть его.
Но должна попытаться. Ради него должна попытаться. Верити еще раз глубоко вздохнула.
– Я не поеду в замок Кайлмор.
Он не сразу понял ее. Почему он был должен понять?
– Ты хочешь поехать в какое-то другое место? У меня есть и другие дома. Или можем отправиться в путешествие. Или вернуться в Лондон, если хочешь.
Боже, как это трудно. Она облизнула пересохшие губы.
– Нет, я вернусь к моему брату, в Уитби. По крайней мере на время.
– В Уитби? – повторил Кайлмор, и в этот момент она увидела, что он понял. Его лицо окаменело от потрясения. – Ты хочешь покинуть меня. – Слова прозвучали так резко, что Верити почти пожалела о своем решении.
Но она напомнила себе, что делает это ради него самого. Когда-нибудь, в унылые годы, ожидавшие ее впереди, она, может быть, найдет утешение в этой мысли.
– Да.
Слава Богу, Кайлмор не расслышал безграничное отчаяние в ее лжи.
Она готовилась к его гневу. Однажды она довела его до тяжкого преступления. Она понимала, что это предательство намного хуже, чем ее бегство из Лондона. За эти недели она не давала никаких обещаний, но каждая минута доказывала ее верность.
Кайлмор сохранял спокойствие, хотя его лицо побелело как мел.
– Ты не собираешься сказать мне почему?
Какую боль причинила она ему. Верити понимала это и ненавидела себя. Но она должна сделать это. У герцога и куртизанки не могло быть будущего. Каждый день, проведенный вместе, делал неизбежную разлуку все более мучительной.
Так говорил ей рассудок.
А сердце убеждало, что не может быть боли сильнее той, которую Верити испытывала сейчас.
Верити собрала всю свою храбрость. Теперь она должна стать только Сорайей. Гордой, решительной, холодной. Страдающее сердце Верити не должно помешать ей сделать то, что она должна сделать.
– В Лондоне мы заключили соглашение. Если любой из партнеров захочет прервать эту связь, она закончится. Так вот я хочу прервать ее, ваша светлость.
Кайлмор поморщился, когда она употребила его титул.
– И это лучшее, что ты можешь сделать? Прощай, удачи тебе, и разойдемся по разным дорогам? – сердито спросил он. – Черт подери, я думаю, ты должна мне больше, чем это. Что происходит, Верити? Почему все переменилось, как только я сказал, что мы уезжаем из долины?
Верити не могла сказать ему правду; он бы никогда с ней не согласился. Кайлмор верил, что нет ничего лучше, чем сделать куртизанку герцогиней.
Но Верити думала по-другому.
Она отвернулась, не желая видеть его боли и растерянности.
– Я давно знала, что должна уехать. – Верити с трудом владела голосом. – Пришло время вам вернуться к своей жизни, а мне – к своей.
– Ты – моя жизнь! Я не позволю тебе уехать, – страстно заявил Кайлмор, поворачивая ее лицом к себе. – Не делай этого, mo cridhe!
Она неподвижно смотрела на его искаженное мукой лицо.
– Вы ничего не можете требовать от меня. Вы сказали, что больше никогда не станете принуждать меня. Или ваше слово ничего не стоит? Если вы действительно изменились, то вы прекратите этот спор.
Верити поступала жестоко, упрекая Кайлмора в его грехах, жестоко было напоминать ему и о той сказочной ночи, когда она наконец отдалась ему по воле своего сердца.
Он отпустил ее.
– Итак, ты снова убегаешь от меня без всяких объяснений? По крайней мере на этот раз я, видимо, должен быть благодарен, что ты предупредила меня о своем отъезде.
– О, найдите в себе силы простить меня! – воскликнула Верити, ее решительность таяла.
Кайлмор отшатнулся прежде, чем Верити коснулась его.
– Мадам, ваше право – уехать, а мое – распорядиться своими чувствами, как я желаю.
– Так… так вы не будете настаивать, чтобы я осталась с вами? – неуверенно спросила она.
Он покачал головой.
– Мои преступления против тебя нельзя простить. То, что я делал, ставило под угрозу твою жизнь. Я признаю, что не имею права удерживать тебя. Я…
Ее сердце сжалось от жалости, когда его голос дрогнул, выдавая страшную муку, скрытую под спокойствием.
– Я надеялся, что ты останешься по собственной воле. Но это невозможно после всего, что я сделал.
Эти светские манеры напомнили Верити сдержанного любовника, каким Кайлмор был в Кенсингтоне. Контраст между ним и человеком, которого она узнала, был так велик, что ей хотелось закричать. Кайлмор всю жизнь скрывал свои истинные чувства. Верити чувствовала себя самой подлой предательницей, толкавшей его обратно в холодное одиночество.
– Мне очень жаль, Кайлмор, – сказала она, чувствуя себя несчастной.
Его глаза мгновенно потемнели от гнева, в них сразу же появилось мрачное выражение.
– Мне тоже, мадам. – Он шагнул к двери. – Завтра мы уезжаем. А из замка Кайлмор я провожу тебя до Уитби.
Затянувшееся прощание лишало ее последних сил.
– Вам нет необходимости провожать меня.
– Нет, есть! – гневно отрезал он. – Я силой увез тебя из дома. Я обязан позаботиться, чтобы ты добралась благополучно. – Кайлмор холодно кивнул в ее сторону и вышел из комнаты прежде, чем Верити успела возразить.
Она не думала, что когда-нибудь так сильно полюбит его.
Глава 22
Никогда еще долина не была так прекрасна, как в это утро. Листва на деревьях только начинала менять цвет, а склоны холмов, заросшие вереском, казались пурпурными. Дул свежий ветер, и судно скользило по гладкой поверхности озера.
Кайлмор смотрел на это великолепие и желал, чтобы все провалилось в преисподнюю.
В нескольких футах от него стояла Верити. Она была бледна и молчалива, казалось, ей, как и ему, не спалось прошлой ночью.
Прошлой ночью они спали отдельно.
Или, вернее, он лежал на своей узкой неудобной кровати и, глядя в пустоту, проклинал ее, любил, жаждал. И понимал, что совершенно ничего не сможет с этим поделать.
Никакие уговоры не могли отнять у нее право на свободу. И Кайлмор страдал молча, страдал в одиночестве.
Ему следовало бы привыкнуть к мукам одиночества. Только на этот раз его подняли из ада в рай, а затем так же быстро сбросили обратно.
Кайлмор вынесет это. Всегда выносил.
Он протянул руку, чтобы успокоить волновавшегося жеребца, который не любил путешествий по воде. Поглаживая нос большого серого животного, Кайлмор устремил взгляд на Верити. Она не выглядела счастливой.
Он не понимал этого. Он ничего не понимал в происходящем.
Вчера они были вместе. Сегодня – нет. И Кайлмор не имел представления почему.
Последние три недели были самыми счастливыми в его жизни. И он, глупец, даже начал строить какие-то планы.
Из-за того идиотского предложения в Лондоне – неудивительно, что она прогнала его, ведь он повел себя как самонадеянный идиот, – Кайлмору не хотелось говорить о браке. Он предполагал, что введет Верити в свою жизнь, приучит ее к мысли, что она навсегда останется с ним, и уговорит стать его женой.
Слишком поздно менять свое прошлое. Нельзя надеяться, что Верити полюбит его так, как он любил ее. Но их соединяли страсть и дружба. Он мог бы удовлетвориться этим.
Ребенок был бы счастливым дополнением к той жизни, которую он задумал. Законнорожденный ребенок, конечно.
Кайлмор не горел желанием сохранить отравленную кровь Кинмерри, но маленькая Верити была бы великолепным даром.
Как бы он гордился, зная, что она вынашивает его ребенка.
Его пустые мечты о жизни с Верити рассеялись как утренний туман, сопровождавший их отъезд. Жестокая истина заключалась в том, что Верити не любила его.
Он, черт побери, без труда может заставить ее остаться. Когда они приедут в Кайлмор, он запрет ее в самой высокой башне, пока она не образумится. Пока не пообещает выйти за него замуж, стать его герцогиней и навсегда прогнать призраков прошлого.
Кайлмор тяжело вздохнул. Он не мог делать из нее узницу. Он уже применял силу, чтобы удержать ее. И не мог поступить так еще раз.
Но ему было больно. Чертовски больно.
На второй день, еще до полудня, они добрались до родового гнезда предков Кайлмора. Он мрачно смотрел на показавшиеся на берегу причудливые башенки и трубы.
Здесь он собирался начать новую жизнь с Верити. Но все его мечты рассыпались в пыль.
Ветер был довольно сильным, и они быстро подплывали к Инверати, деревне, лепившейся вокруг замка.
Хэмиш подошел к Кайлмору, стоявшему у борта. Ангус и Энди вводили судно в гавань с искусством, говорившем о долгой практике.
– А мне завтра возвращаться в долину, ваша светлость? – спросил Хэмиш.
Даже старый наставник обращался к Кайлмору, соблюдая условности.
– Да, – ответил он. – Возьми с собой Ангуса. Энди поедет со мной, я буду сопровождать мадам обратно в Уитби.
– В Уитби? – растерянно нахмурился Хэмиш. – Миледи не останется в Инверати?
– Разве она тебе не говорила? – В вопросе слышалась горечь. – Ты достаточно долго кудахтал вокруг нее, как наседка, а она не доверила тебе свой секрет?
В нем заговорила ревность, и Кайлмор понимал это.
– Миледи мне ничего не говорила. Даже когда я застал ее плачущей.
Сердце Кайлмора мучительно сжалось. Он больше не мог этого вынести. Он обязан вернуть ее брату живой, и здоровой.
– Полагаю, слезы дамы – ее личное дело, – сквозь зубы проворчал Кайлмор.
– Ее и ваше, ваша светлость.
– Ты слишком много позволяешь себе, – холодно оборвал он.
Суровые черты Хэмиша выражали разочарование, равное неодобрению.
– Да, я позволяю себе думать, что ты, молодой дурак, не понимаешь, какое сокровище теряешь. И, ваша светлость, не надо мне указывать место.
Кайлмор не потрудился отчитать старика за его наглость. Конечно, он знал цену тому, что терял. Но, несмотря на свой ум, Кайлмор не мог придумать, как вернуть Верити.
Спускаясь по сходням на маленькую пристань, Кайлмор заметил волнение в толпе, собравшейся вокруг причала. Но не обратил на это особого внимания, поскольку оно было поглощено Верити, слегка опиравшейся на его руку.
Впервые после разрыва она прикасалась к нему. Кайлмор боролся с желанием схватить эти тонкие пальцы и утащить ее в такое место, откуда она никогда не сможет убежать. Верити была так близко и в то же время так недосягаема, что это казалось пыткой более изощренной, чем он мог бы придумать, даже когда кипел от гнева и жажды мести.
Шум внизу становился все громче. Кайлмор полагал, что довольно редкое появление герцога в своем фамильном имении возбудило любопытство местных жителей. Он посмотрел поверх голов кланявшихся и приседавших перед ним крестьян, чтобы понять, чем вызван весь этот шум.
– Мы сразу же отправимся в Уитби, ваша светлость? – хрипло спросила Верити.
Это были первые за весь день слова, с которыми она обратилась к Кайлмору. По голосу чувствовалось, что она плакала. Боль пронзила сердце Кайлмора.
Он сразу же забыл про шум у дока, он думал только о ней. У Верити был бледный, усталый, печальный, но решительный вид.
Какие же мысли бродят в ее голове? В тот безжалостно короткий период времени, когда они были так близки, он бы сразу понял ее.
– Может, тебе сегодня отдохнуть?
Они уже шли по причалу. Кайлмор ожидал, что она отстранится. Но она этого не сделала, и он не мог подавить вздох облегчения. Верити так отчужденно держалась последние дни, что даже такая маленькая уступка казалась очень значимой.
– Я по-прежнему думаю, что нет необходимости сопровождать меня, – уже тверже сказала она.
– А я думаю, есть.
Раньше такая высокомерная уверенность вызвала бы возражения. Теперь же Верити только склонила голову в молчаливом согласии. Рука, касавшаяся рукава Кайлмора, дрожала.
Он не мог этого понять. Верити получила то, чего хотела, – возможность покинуть его. Она должна радоваться в предвкушении новой жизни.
Может быть, Верити просто больна. Он с беспокойством нахмурился и попытался заглянуть под поля ее соломенной шляпки, чтобы увидеть ее лицо, и смутно ощутил за спиной чье-то присутствие.
– Ах, ты, ублюдок!
Мощная рука схватила его за плечо и развернула, Кайлмор успел заметить пару горящих черных глаз перед тем, как огромный кулак ударил его по лицу.
– Господи! – Он отпустил Верити и пошатнулся.
– Лучше зови сатану, своего хозяина!
Бенджамин Эштон снова ударил Кайлмора по лицу, и на этот раз, неловко споткнувшись, герцог свалился на булыжную мостовую. Толпа взревела, но, никто не выступил вперед, чтобы оттащить нападавшего или помочь Кайлмору встать на ноги.
– Эштон… – сказал Кайлмор, пытаясь сесть.
Он потряс головой, чтобы вернуть ясность мыслей, и трясущейся рукой ощупал челюсть.
– Бен, остановись! – откуда-то из толпы закричала Верити.
– Остановлюсь, когда прикончу его, – прорычал Эштон. – Вставай, сукин сын.
– Бен! – Сквозь звон в ушах Кайлмор услышал, как Верити защищала его. – Бен, он привез меня обратно.
Кайлмор, пошатываясь, поднялся и отряхнулся.
– Не мешай, Верити.
– Да, Верити, не мешай, – угрюмо кивнул Эштон. – Мне надо проучить его светлость.
Он сжал кулаки, готовясь к новому нападению. Несмотря на то что Кайлмор приготовился к отпору, сердце не лежало к драке с Беном. Эштон имел полное право превратить его в котлету.
Черт, Кайлмор надеялся, что этот мужлан убьет его.
Герцог снова тряхнул головой, чтобы привести мир в порядок. Все плыло перед глазами, а в ушах жужжала тысяча злобных пчел.
Взмахнув темно-красной шерстяной юбкой, Верити бросилась между ними.
– Бен, если ты хочешь убить его, то сначала тебе придется прикончить меня, – предупредила она.
– Так он теперь прячется за женскими юбками, – ухмыльнулся Бен.
– Ты слышал меня, Бенджамин Эштон, – строго сказала она.
– Верити, отойди в сторону, – устало попросил Кайлмор. Гул в его голове постепенно затих, но челюсть страшно болела. – Он ничего мне не сделает.
– Он убьет вас, – упрямо возразила она, не двигаясь с места. – Вы слышали, что он сказал.
– Верити, сотня людей смотрит на нас. Кто-нибудь остановит его, не даст совершить убийство.
Теперь, когда Кайлмор пришел в себя, его действительно удивило, что до сих пор никто не попытался сдержать врага.
Но вот появилась и помощь.
Прискакал управляющий, за которым следовали двое работников. На причал выскочили Ангус и Энди.
Хэмиш с непроницаемым выражением наблюдал за этой сценой с борта судна.
Гнев Эштона продолжал сверкать в черных глазах, но Бен наконец взглянул на сестру, стоявшую между ним и ее похитителем.
– С тобой все в порядке? Видит Бог, если он обидел тебя, истинно говорю, я убью его.
– Ваша светлость! – Примчавшийся управляющий тяжело дышал в тяжелом черном пальто и старомодных штанах до колен. – Этот негодяй бродил вокруг имения, обвиняя вас в ужасных преступлениях. Я предупреждал, что вы посадите его в колодки за клевету.
– Ага, а я позабочусь, чтобы этого перекормленного щеголя повесили за изнасилование и похищение, – закричал Эштон. – Верити, милая, расскажи им, что он сделал с тобой.
– Бен… – нерешительно сказала она.
– Давай расскажи им, как он натравил на меня этих здоровых ребят и под дулом пистолета похитил тебя. Я неделями не находил себе покоя, представляя, как ты страдаешь.
Кайлмор приготовился к жарким обвинениям, которых заслуживал. Если Верити захочет обвинить его, ему нечем защищаться.
Она подняла голову и до боли знакомым движением вскинула подбородок. Ее лицо было бледно и выражало гордую решимость.
– Я – любовница герцога Кайлмора и нахожусь вместе с ним по своей собственной воле, – заявила Верити достаточно громко, чтобы услышали все собравшиеся. Затем тихо, дрогнувшим голосом, она добавила: – Прости, Бен.
Кайлмор был так тронут, что не находил слов. Как он любил ее. Он сделает для нее все. Все, что она захочет. Вопреки их отчужденности он заключил Верити в объятия. Она без колебаний прильнула к нему.
Растерянность сменила ожесточенность в выражении лица Эштона.
– Верити, милая?
Кайлмор нашел в себе силы пожалеть смущенного драчуна. Бенджамин Эштон вовсе не был негодяем. Он только защищал свою сестру. И не его вина в том, что игра стала значительно сложнее после того штормового дня в Уитби.
– Пойдем в дом, приятель. – Кайлмор кивнул Бену.
– Ваша светлость, этот хам – угроза обществу, – вмешался управляющий. – Вы, конечно, хотите его арестовать.
Кайлмор сердитым взглядом заставил управляющего замолчать.
– Нет, не думаю. Мы возьмем твою карету. Я пришлю ее обратно.
Управляющий в волнении ломал руки.
– Ваша светлость, я должен вам кое-что сказать.
Он был разумным человеком, не склонным поднимать шум из-за пустяков. Вопросы по управлению имением могли подождать.
– Потом, Макнаб, – перебил его Кайлмор.
– Но, ваша светлость… – Управляющий просто задыхался от волнения.
– Я сказал: потом. Энди повезет нас. Эштон, не поедешь ли с нами?
Властный тон герцога производил нужное впечатление на всех, включая раздраженного мистера Эштона и трепещущего мистера Макнаба. Толпа разошлась, когда Кайлмор очень осторожно взял на руки Верити.
– Я могу идти, – сказала она.
– Я знаю, mo cridhe. – Ласковое слово соскользнуло с его языка, хотя Кайлмор знал, что уже не имеет права так ее называть. – Но позволь мне оказать тебе эту услугу.
Верити кивнула и обвила руками его шею, а он, прихрамывая, понес ее по каменным плитам мостовой к карете Макнаба. После ударов Эштона у него болело все тело, но ни за что на свете он не опустил бы Верити на землю. Держать Верити на руках было блаженством. Больше никогда он не будет вот так держать ее на руках.
То, что она сказала брату, все еще звучало в его голове – и будет звучать всегда.
Он оглянулся посмотреть, собирается ли Эштон присоединиться к ним. Бен поколебался, а затем пошел с лицом, застывшим от едва сдерживаемого гнева.
* * *
Сидя в карете рядом с Кайлмором и напротив Бена, Верити все еще дрожала. Экипаж не был рассчитан на двух таких крупных мужчин, в нем было тесно. И казалось еще теснее из-за враждебности, исходящей от ее спутников.
– Прекратите, вы, оба! Ведете себя как мальчишки! – рассердилась Верити, когда дверца кареты закрылась. – Кайлмор, он имел полное право ударить вас. Бен, если я простила ему похищение, то ты тоже можешь простить.
– Я извелся, разыскивая тебя по всей стране, – так же сварливо ответил Бен. – Я побывал в Лондоне и по крайней мере в дюжине имений этого ублюдка. Мерзавец захватил в свои грязные лапы половину королевства.
– Поосторожнее с вашими выражениями, сэр! – возмутился Кайлмор. – Здесь присутствует леди.
– Я-то это знаю. А ты обращался с ней не лучше, чем с какой-то проституткой, которую за шиллинг подобрали в Ковент-Гардене.
– Заткнись, приятель, или я сам заткну тебя.
– Верити была на моем попечении последние четыре года. И нечего учить меня, как о ней заботиться, – презрительно усмехнулся Бен.
– Да, я знаю о Бен-Ахаде, знаменитом арабском евнухе, – с таким же ехидством ответил Кайлмор.
– Там я оберегал ее от таких своекорыстных красавчиков, как ты, ваша светлость. – Бен произнес его титул так, как будто это было оскорбление.
– Ну, тогда ты удивительно плохо делал свое дело, – холодно заметил Кайлмор.
– О, перестаньте! Пожалуйста, перестаньте! – в отчаянии воскликнула Верити.
Затихшая ненависть грозила вырваться на поверхность. Верити решила вмешаться до того, как вспыхнет новая драка.
– Бен, со мной все хорошо. Разве ты не рад видеть меня?
Вопрос вызвал на лице брата знакомую улыбку, может быть, несколько принужденную, но искреннюю.
– Конечно, милая. Я рад. Это здорово.
– И это весь теплый прием, который мне оказан? – спросила Верити и тихо засмеялась, когда Бен перегнулся через разделявший их проход и крепко и надолго заключил ее в объятия.
Верити закрыла глаза и упивалась близостью брата. Он так долго был ее единственной защитой от мира, единственным человеком, знавшим правду о Сорайе. Ей так его не хватало, и вот он рядом. Сдерживая слезы благодарности, Верити уткнулась в его темное пальто.
Наконец Бен отстранился, в его черных глазах блестели непролитые слезы.
– Я не знал, жива ты или нет. Что он сделал с тобой, милая? Где ты была? Я ничего не слышал о тебе. Неужели ты не могла как-нибудь передать мне словечко? Я так беспокоился о тебе.
– О, Бен, это долгая история. – Большая часть которой, как Верити понимала, не годилась для ушей брата. – Но самое главное, мы можем уехать и навсегда забыть о том, что произошло.
Кайлмор пошевелился, не соглашаясь с ней, но что еще она могла сказать?
Они въехали через внушительные узорчатые ворота в просторный двор. Казалось, целая армия слуг хлынула из-под арки парадных дверей, бросилась открывать дверцы кареты и выстроилась на ступенях, чтобы приветствовать своего хозяина.
Серые каменные стены замка блестели в лучах солнца. Когда Верити вышла из кареты, эти стены возвышались над нею, словно смеясь над дурочкой, которая осмелилась полюбить такого великого человека, как их хозяин.
Кайлмор стоял рядом с Верити и явно не замечал величественных стен замка. Даже с синяками на лице и в грязной одежде он оставался самым красивым мужчиной на свете.
Ничего не видя от слез, которые пыталась сдержать, Верити оперлась на руку Кайлмора. Тяжелые двери были распахнуты в ожидании долго отсутствовавшего хозяина замка Кайлмор.
Необыкновенная женщина скользящей походкой вышла к дверям. Она была стройной и высокой, невероятно дорогое платье подчеркивало ее рост и прекрасную фигуру.
Даже на расстоянии нельзя было не заметить уверенного и властного выражения ее лица. Или испепеляющего гнева, с которым она смотрела на вновь прибывших.
– Джастин, Боже мой! Неужели ты настолько забыл о приличиях, что привез сюда свою шлюху? Сейчас же прогони эту потаскуху!
Верити, стоявшая рядом с Кайлмором, почувствовала, как напряглись его мышцы.
– Мать, – только и сказал он.
Глава 23
– Ваша светлость, – неуверенно сказала Верити, когда из кареты вылез Бен.
Кайлмор безжалостно сжал руку Верити, делая побег невозможным, и ей пришлось присесть в глубоком реверансе.
Герцогиня даже не взглянула в ее сторону. Соблюдение приличий. Знатные леди не замечают дам полусвета.
Кайлмор приподнял Верити и потащил вверх по лестнице, предоставляя Бену следовать за ними.
– Что вы здесь делаете? – ледяным тоном спросил Кайлмор у матери.
Его холодность не смутила герцогиню. Она гневно свела брови:
– Я – герцогиня Кайлмор. Я могу приезжать в фамильные имения, когда пожелаю.
Кайлмор невесело рассмеялся.
– Вы уж двадцать лет как не бывали в Шотландии, мадам. В последний раз вы поклялись, что ваша нога никогда больше не ступит на эти варварские земли.
– Отошли свою шлюху, и я скажу тебе, зачем приехала, – сказала мать, в ее голосе ясно слышались властные нотки.
Позади нее до самого неба вздымалось величественное здание, подтверждая, что герцогиня имеет все права, чтобы находиться здесь, а у Верити их не было.
– Мне лучше уйти, – шепнула она Кайлмору.
– Нет, ты остаешься, – упрямо возразил он.
– Мы с Беном вернемся в деревню. Открытая ссора с вашей матерью ни к чему хорошему не приведет. – Затем, чувствуя, что не вынесет новых эмоциональных бурь, умоляюще добавила: – Пожалуйста, прошу вас.
– Никуда ты не пойдешь.
Герцогиня смотрела на сына с нескрываемой враждебностью.
– Я приехала как раз вовремя. Этого я и боялась. Безумие твоего отца не умерло вместе с ним. Ты – гнилая ветвь гнилого дерева.
Шепот изумления пробежал по рядам слуг от такого обвинения. Верити не могла допустить продолжения публичного скандала.
– Я подожду вас в деревне, – настойчиво прошептала она. – Вы же не хотите, чтобы все обитатели вашего дома стали свидетелями этой ссоры, Кайлмор.
Герцогиня с аристократическим презрением поджала губы.
– Ты позволяешь этой распутной простолюдинке произносить наше фамильное имя?
Верити почувствовала, как стоявший рядом Кайлмор выпрямился в полный рост.
– Позволяю. И был бы счастливейшим человеком, мадам, если бы эта леди назвала меня своим мужем.
Это было уже слишком для ее светлости. Нарумяненное лицо побледнело.
Но едва ли это заявление удивило ее больше, чем Верити. После Кенсингтона Кайлмор больше не упоминал о браке. Мысль о ней как о герцогине по-прежнему была абсурдна, но ничто не могло помешать предательскому теплу его слов наполнить тоскующее сердце.
– Эта леди украсит любой дом, в который захочет войти, – сказал Кайлмор тихо и сурово. – Вы же, напротив, давно позорите ваше высокое имя и титул. Замок Кайлмор принадлежит мне. Ваше пребывание здесь нежелательно.
Герцогиня зашаталась. В какое-то ужасное мгновение Верити испугалась, что она упадет.
– Джастин! Я – твоя мать!
– К моему глубочайшему сожалению, – тихо подтвердил он.
– Кайлмор, вы не можете выгнать свою мать, – ужаснулась Верити.
Он имел право ненавидеть герцогиню, но полный разрыв вызвал бы на их головы лишь еще больший скандал.
Верити повернулась к герцогине и попыталась заговорить с ней миролюбиво:
– Ваша светлость, мы с братом сегодня уезжаем. Мои отношения с вашим сыном закончились. Я больше не буду смущать вас.
Выражение лица герцогини стало еще более устрашающим. Верити забыла легендарную красоту и видела только ожесточение и разрушительную волю.
Герцогиня отказывалась обращаться непосредственно к Верити.
– Джастин, твое поведение недопустимо, – сказала она диктаторским тоном. – Я настаиваю, чтобы ты вел себя подобающим положению образом. Сейчас же выгони эту распутницу, возвращайся в Лондон и выбери там себе невесту. Прошу, мальчик, не забывать, кто ты.
Ее слова не тронули его.
– Я – герцог Кайлмор. Это мои владения. Если вы к вечеру не избавите меня от своего присутствия, то слуги проводят вас до границы.
Он повернулся к слугам и, показывая, кто здесь главный, распорядился:
– Герцогиня поедет в экипаже мистера Макнаба в Инверати, остановится в гостинице и будет ждать, пока прибудут вещи.
– Джастин, ты это серьезно? – возмутилась мать и схватила его за рукав.
– Я еще никогда в жизни не был так серьезен, мадам. – Кайлмор стряхнул ее руку, словно герцогиня была назойливой просительницей. – Прощайте.
Он взглянул на Бена, который, объятый ужасом, стоял внизу у лестницы. Верити догадалась, что брата поразило упоминание Кайлмора о браке. Она никогда не рассказывала Бену о том, что произошло в Лондоне перед отъездом.
Кайлмор сказал тоном, не допускающим возражений:
– Эштон, не хотите ли присоединиться к нам?
