21

Итак, приготовления к воскресенью.

Ингредиенты:

одна брошенная, отвергнутая двадцатидевятилетняя женщина, недавно родившая ребенка;

щедрая доза вины;

немного предвкушения;

пакетик беспокойства относительно вида своего тела;

веточка возбуждения (дикого, если возможно);

чайная ложка сконцентрированного глубокого отчаяния;

немного паники по поводу растяжек на коже;

две штуки черных чулок с кружевными резинками;

одни забавные черные трусики;

один черный бюстгальтер чудесного фасона;

одно платье;

одна пара туфель.

Украшения:

помада ярко-красного шлюшечного цвета;

несколько слоев черной туши.

Инструкция:

отложите пока в сторону чулки, трусы и бюстгальтер. Они понадобятся позже.

Начните с женщины.

Проверьте ее глаза и кожу, чтобы убедиться, что не истек еще срок годности.

Добавьте вину, предвкушение, беспокойство, возбуждение, отчаяние и панику.

Тщательно перемешайте.

Оставьте смесь на пару дней.

В ванной комнате средних размеров подготовьте женщину для бритья ног, окраски волос и покрытия лаком ногтей на ногах.

Перед началом обработайте тело дорогим лосьоном, время от времени переворачивая.

Добавьте чулки, забавные черные трусики и бюстгальтер чудесного фасона. Попрактикуйтесь перед зеркалом, принимая соблазнительные позы, позволяя волосам упасть на глаза, и поучитесь смотреть из-под ресниц.

Проверьте, что она все еще может ахать и выгибать спину и говорить нечто вроде: «Ох, милый, это было чудесно» или «О господи, только не останавливайся», при этом не меняя выражения лица.

Договоритесь с сестрой — лучше с Анной, — чтобы она присмотрела за вышеупомянутым ребенком.

Добавьте щедрую порцию ярко-красной помады, несколько слоев черной туши, короткое, на пуговицах, алое платье (красное — ведь цвет страсти?) и черные туфли с застежками вокруг щиколоток.

По желанию: презервативы в сумке не помешают.

Если нет возможности их приобрести — к примеру, не сезон, — придется воспользоваться самоограничением. Не идеальный способ, но иногда помогает.

Подавать в кровать с привлекательным мужчиной.

Я следовала этим инструкциям неукоснительно. Мне даже повезло, и я достала презервативы. Мне дала их Лаура. Что за женщина!

Я чувствовала себя превосходно.

Примерно в половине восьмого в воскресенье я была полностью готова.

Поцеловала на прощание Кейт.

Я уже пробиралась к двери, застегнув пальто практически до бровей, чтобы не увидела мама и не решила, что я похожа на потаскушку, когда зазвонил телефон.

— Клэр, это тебя! — крикнула Хелен.

О господи!

Но это была Лаура. Она звонила, чтобы пожелать мне удачи и поинтересоваться, научилась ли я надевать презерватив зубами, как она советовала.

— Нет! — крикнула я.

Мне до смерти хотелось поскорее закончить разговор и улепетнуть из дома, поскольку я боялась, что меня поймают.

— Почему? — удивилась она. — Ты же не можешь ждать, что он будет счастлив, если ты не предложишь что-нибудь новенького. Ты должна быть изобретательной.

— Но ты дала мне всею две штуки! — взволновалась я. — Я не хочу их испортить. И вообще, на ком мне прикажешь тренироваться?

— Ладно, будем надеяться, что ты не опозоришься в первый раз. Иначе тебе второй презерватив и не понадобится, — мрачно предрекла она.

— Прекрати, Лаура, я и так нервничаю.

— Прекрасно! — засмеялась она. — Всегда лучше получается, когда нервничаешь.

Я пообещала позвонить ей на следующий день и поведать все пикантные подробности.

— Ну а если я вернусь рано, то позвоню сегодня и все расскажу, — добавила я.

— Если ты вернешься рано, рассказывать будет нечего, — заметила Лаура.

Она была, как всегда, права.

— Слушай, я побежала, — раздраженно сказала я и повесила трубку, хотя Лаура еще что-то говорила о каком-то сложном сексе, который она наблюдала в Бангкоке. Но для этого требовалась более смелая женщина, не мне чета.

Понимаете, я в курсе дела, как заниматься сексом. Я ведь уже успела родить ребенка. Как бы иначе это случилось? Но что касается постельной акробатики, то тут я должна повиниться. Я предпочитаю обычную позицию.

Ну вот, я все сказала.

Мне так часто бывало за это стыдно!

Я не говорю, что не знаю других позиций. И в принципе я не возражаю против них…

Впрочем, сейчас не время обсуждать любимые позиции в сексе. Я только быстренько доложу вам, что ненавижу каннилингус. Видит бог, я предпочту что угодно пяти минутам этой гадости. Ведь после пяти минут чавканья они ведут себя так, будто ты должна им быть по гроб благодарна. Сияют так, что можно подумать, они медаль заслужили. И считают, что после такого «подвига» могут рассчитывать как минимум на год безропотного минета.

Разумеется, некоторым очень нравится, но… Уж извините.

Я наконец вышла из дому и поехала к Адаму.

22

Я оставила машину прямо у дома и направилась к двери, испытывая одновременно страх и возбуждение.

Адам открыл дверь сразу же. Я даже могла бы предположить, что он прятался в холле и из-за шторы следил за улицей в ожидании моего появления.

Кто знает, может, и так. Выглядел он, во всяком случае, таким же возбужденным, как я.

И явно волновался.

Передумал?

Струсил?

— Привет, — улыбнулся он. — Ты прелестно выглядишь.

— Привет, — ответила я и тоже улыбнулась, хотя и очень нервничала.

«Мне когда-нибудь нравился кто-нибудь так сильно, как Адам?» — спросила я себя и вздохнула.

Наверное. Надо быть реалисткой. Но в данный конкретный момент мне казалось, что раньше мне не нравился вообще никто.

Интересно, скоро мы окажемся в постели?

А вдруг я потерплю там полное фиаско?

Я могу показаться ему безобразной, особенно если вспомнить недавние роды. Или он мне покажется безобразным, потому что совсем не похож на Джеймса?

О господи! Надо было остаться дома. Посмотреть спокойно что-нибудь по телевизору…

Прежде чем я успела рвануть к двери, бормоча, что все это ужасная ошибка, Адам обнял меня за плечи и повел в кухню.

— Сними пальто, — предложил он. — И выпей немного.

— Но… Ладно, налей мне красного вина, если есть, — сказала я и села за стол. Адам засмеялся.

— Нервничаешь, дорогая? — спросил он ласково и налил мне бокал вина.

Бог мой, только не надо говорить со мной таким ласковым тоном! Я и так достаточно напугана. Если он начнет вести себя как опытный соблазнитель, я сбегу.

Ему оставалось только сменить джинсы и свитер на шелковый халат и взять в зубы мундштук из оникса.

— Я не нервничаю, — промямлила я. — Я подыхаю от страха.

— Чего ты боишься? — насмешливо удивился он. — Не так уж плохо я готовлю.

Значит, вот в какие игры мы играем?

Я натянуто улыбнулась — и зачпом выпила весь бокал вина, не успев сообразить, что делаю.

— Расслабься, — заботливо сказал он, подошел, сел рядом и взял меня за руку. — Я не кусаюсь. Мы немного поедим и поговорим. Не о чем беспокоиться.

— Ладно, — согласилась я, изо всех сил стараясь расслабиться. — Кстати, что у нас сегодня на ужин?

— Мускатный суп с вырезкой и мясо по-бургундски.

— В самом деле? — удивилась я.

Я не думала, что Адам такой затейливый кулинар. Считала, что он скорее склонен к отбивным с пюре — в первую очередь количество, а не качество.

— Да нет, — усмехнулся он. — Я пошутил. Ты получишь макароны с соусом. Тебе еще повезло, что я с этим справился.

— Понятно, — засмеялась я.

Он был так мил!

— И если ты будешь вести себя хорошо… — Он замолчал и многозначительно взглянул на меня. — Я хочу сказать, очень-очень хорошо, то я угощу тебя шоколадным муссом.

— Да? — обрадовалась я. — Обожаю шоколадный мусс!

— Я знаю, — сказал он. — Зачем бы иначе я его покупал? Ну а если ты будешь очень-очень хорошей, — продолжил он дразнить меня, — позволю тебе слизать этот мусс у меня с живота.

Я расхохоталась. До чего же он мил. И не могла сдержать дрожь похоти при мысли о его плоском, мускулистом животе.

Хотя он скорее всего такой реакции и добивался.

Я поспешно налила себе еще бокал вина, но на этот раз принялась пить его маленькими глотками.

Адам начал накрывать на стол, и сразу стало ясно, что ему редко приходится этим заниматься. У плиты он выглядел явно не на месте. Он метался от плиты к раковине и обратно, а макароны переваривались, и салат начал вянуть. Нет, определенно, стряпня с ним никак не сочеталась. Тем трогательнее было его желание приготовить для меня ужин. Он выглядел так неуверенно, пока нес тарелку к столу и торжественно ставил ее передо мной!

— Выпей еще вина, — предложил он, доливая бокал.

Замечательная перемена. Еще десять минут назад он вел себя как местное отделение общества анонимных алкоголиков.

— Уж не пытаешься ли ты меня напоить? — спросила я, делая вид, что сержусь.

— Я действительно хочу тебя напоить, чтобы ты не разобрала, какой ужасный я приготовил ужин, — рассмеялся он.

— Уверена, что все очень вкусно, — вежливо возразила я.

Должна признаться, что я смогла съесть совсем немного. И не из-за плохого вкуса. Хотя вполне возможно, что макароны действительно были невкусными, не могу судить. Просто я так нервничала, обстановка была такой напряженной, что мне хотелось сказать: «Слушай, Адам, дорогой, мы оба знаем, зачем я здесь, Так давай кончим играть в догонялки!»

Он тоже не мог есть.

Но в данном случае, возможно, из-за вкуса еды, а не из-за нервов.

Мы сидели за столом друг напротив друга и возили по тарелкам макароны. Нетронутый салат вял в миске и выглядел одиноким и потерянным.

Разговор не клеился.

Я время от времени поглядывала на него и видела, что он за мной наблюдает. От выражения его лица мне становилось жарко и неловко. О еде вообще не могло быть и речи.

Кстати, то, как я реагирую на пищу в компании с мужчиной, является верным показателем моих чувств к нему.

Если я не могу есть, значит, я от него без ума.

Если мне удается выпить апельсинового сока и утром съесть тост, это означает конец начала.

А если я доедаю еду, оставшуюся у него на тарелке, можно считать, что роман завершился. Или что я выхожу за него замуж.

Во всяком случае, так бывало раньше.

— Это все, что ты можешь съесть? — спросил он, глядя на гору макарон на моей тарелке.

Он выглядел разочарованным, и мне стало неловко.

— Адам, — попробовала я объясниться, — ты меня извини… Я уверена, что паста замечательная, но я не могу есть. Не знаю почему. Мне очень жаль. — Я с мольбой взглянула на него.

— Пустяки, — сказал он, убирая тарелки.

— Ты больше никогда не будешь для меня готовить? — печально спросила я.

— Обязательно буду, — успокоил он меня. — И ради бога, не смотри на меня так жалостливо.

— Я нервничаю, вот и все, — сказала я. — Дело не в том, что еда невкусная.

— Нервничаешь? — Он подошел ко мне и сел рядом. — У тебя нет причин нервничать.

— Разве? — спросила я, глядя ему прямо в глаза. Совсем стыд потеряла! И первая в этом признаюсь.

— Нет, — пробормотал он. — У тебя нет причины нервничать.

Он очень нежно обнял меня за плечи и положил одну руку мне на затылок.

Я закрыла глаза. Не могла поверить, что так поступаю, но останавливаться не собиралась.

Его лицо приблизилось к моему, я вдохнула запах его кожи — и стала ждать поцелуя.

Когда он меня поцеловал, я оказалась на седьмом небе. Это был нежный, мягкий и настойчивый поцелуй. Так целуются люди, которые умеют это делать, но не из-за того, что ранее напрактиковались на тысячах других женщин.

Адам вдруг отстранился от меня, и я с тревогой открыла глаза.

Что бы это могло значить?

— Все в порядке? — тихо спросил он.

— В порядке? — удивилась я. — Больше чем в порядке!

Он засмеялся.

— Нет, я хотел спросить, ничего, что я тебя поцеловал? Понимаешь, я не хотел бы переступать какие-то границы.

— Все хорошо, — уверила я его.

— Я знаю, тебя очень обидели, — сказал он.

— Но ты ведь мой друг, — напомнила я ему. — Так что все в порядке.

— Я хотел бы быть для тебя больше, чем другом, — сказал он.

— И это годится, — согласилась я.

— Правда? — спросил он, ища в моем лице подтверждения.

— Чистая правда, — сказала я.

Господи, я не оставила себе никакого шанса на маневр.

Да я и не хотела.

Раз я начала, то закончу.

Адам снова поцеловал меня. Мне было так же приятно, как и в первый раз.

Слегка отодвинувшись, он изумленно смотрел на меня.

— Господи, какая ты красивая!

— Да нет, ты ошибаешься, — смутилась я.

— Нет, очень красивая, — убежденно повторил он.

— Да нет, — возразила я. — Вот Хелен — та красивая.

Адам помолчал.

— А ты очень милая.

— Какая жалость, что ты такой урод!

Теперь засмеялся он.

В этом человеке не было ни капли тщеславия! Хотя, кто знает, может, в тщеславии и нет необходимости, если ты так хорош собой.

Он снова поцеловал меня. Это было чудесно. В его объятиях я чувствовала себя в полной безопасности. И еще я понимала, что тоже нужна ему — не меньше, чем он мне.

— Ты помнишь, что мы знакомы всего две недели? — спросил он.

«Господи, нет! — подумала я. — Неужели он хочет этим сказать, что нам рано в койку? Не собирается ли он установить какой-то временной барьер? К примеру, что мы можем переспать только после того, как будем встречаться в течение, скажем, трех месяцев?»

— Да, — осторожно подтвердила я. — Точнее — десять дней.

— Но кажется, что много дольше, — сказал он. — Много, много дольше.

Слава богу!

— Я так рад, что тебя встретил, — продолжил он. — Ты не похожа на других.

— Да нет, — снова возразила я. — Я самая обыкновенная.

— Для меня ты особенная.

— Почему?

— Да не знаю, — сказал он и, откинувшись на спинку стула, посмотрел на меня. — Ты интересная, имеешь свое мнение и с чувством юмора. Но самое главное — ты милая… Ну, в смысле, по своей сути ты очень порядочный человек.

— Далеко не всегда, — заявила я. — Видел бы ты меня две недели назад! Я была настоящим антихристом.

Он засмеялся, а я разозлилась на себя. Что же это такое? Сижу здесь, рядом с красивым мужиком, который говорит мне комплименты, а я из кожи лезу вон, чтобы доказать ему, что он ошибается. Обычно бывает наоборот. Я вначале говорю мужчине всякие приятные вещи о себе, а он весь остаток времени пытается убедить меня, что все неправда.

Он наклонился и снова поцеловал меня.

Божественное ощущение!

Мне хотелось сдаться — быть с ним, не чувствуя никакого беспокойства и никакой вины.

«У тебя восстановительный период», — строго напомнила я себе.

Ну и что? Я же не собираюсь за этого парня замуж. Почему я не могу получить удовольствие?

Но, с другой стороны, не могу же я ложиться в постель с каждым мужчиной, который меня туда пригласит!

Опять же, он вовсе не каждый мужчина. Он милый, приятный, я ему нравлюсь — во всяком случае, мне так кажется, — и он мне тоже нравится.

Я слегка вздрогнула, поняв, что он мне действительно нравится.

Я не хочу сказать, что я его полюбила, это было бы неправдой. Но что-то в нем задевало меня за душу.

И я не хотела его обидеть.

Но я ведь и не собираюсь? Разве, если я с ним пересплю, это накладывает на меня какие-то обязательства? Он знает, что я замужем; он полностью в курсе моего отношения к Джеймсу…

А может быть, он тоже не хочет брать на себя какие-то обязательства? Может, он и выбрал меня по единственной причине, что я замужем, то есть принадлежу другому, а это значит, что он не попадется на крючок?

О господи!

Надо что-то решать.

Я встала и взяла его за руку.

Он вопросительно взглянул на меня.

— Чего-нибудь хочешь?

— Да, — пробормотала я.

— Чего же?

— Тебя.

Я произнесла это очень тихо. Не хотела показаться ему вульгарной.

Я ведь совсем не вульгарна.

По крайней мере, не всегда.

Я двинулась к двери, все еще держа его за руку и чувствуя себя свободной и отважной.

— Куда мы идем? — спросил он с наигранной невинностью.

— Как — куда? За выпивкой! — ответила я.

Взглянув на Адама, я увидела глубокое разочарование в его глазах.

— Да шучу я, глупыш, — улыбнулась я. — Мы идем наверх.

Мы поднялись по лестнице — я впереди, держа его за руку. С каждым шагом я все больше убеждалась, что поступаю правильно.

Когда мы добрались до лестничной площадки, он притянул меня к себе и поцеловал. Нет слов! Я чувствовала, какой он большой и сильный.

Адам взял меня за плечи, повернул и направил к своей комнате.

— Моя обитель, — сказал он. — Или ты привела меня сюда, чтобы я показал тебе дом?

— С этим можно подождать, — пролепетала я, с трудом выговаривая слова из-за волнения и предвкушения.

У него оказалась довольно милая комната.

Там было так чисто, что я сразу же поняла (не то чтобы я в этом раньше сомневалась), что он заранее планировал затащить меня в постель.

В комнате у мужчины бывает чисто только в первый раз, когда ты собираешься с ним переспать. Как только это происходит, комната превращается в помойку. Такое впечатление, что, едва отношения завершились постелью, мужчина кричит:

— Эй, ребята, теперь вы можете показаться!

И из-под кровати выходят целые армии грязных трусов и носков, тарелки и чашки, журналы для водителей, скомканные свитера, порнографические календари, книги Стивена Кинга, мокрые полотенца, банки из-под джема. Они все гремят, толкают друг друга и жалуются, что им столько времени пришлось прятаться. Они отряхиваются и в художественном беспорядке располагаются на ковре, довольные, что попали на свое привычное место.

Адам облегчал мой путь к кровати по чистому полу поцелуями, так что мне не пришлось самостоятельно добираться до нее, усаживаться и ждать. Нет, он меня целовал и вел к постели, так что в конце концов идея лечь показалась вполне естественной: в противном случае нам пришлось бы ходить вокруг кровати.

Чуть позже он начал расстегивать пуговицы моего платья. Я же сунула руки под его свитер, положив их на голую грудь.

Он очень медленно и осторожно расстегнул все пуговицы и начал меня раздевать. Мне было приятно и одновременно непривычно. Прошло уже очень-очень много времени с тех пор, как я ложилась в постель с каким-нибудь мужчиной в первый раз. Ну, вы понимаете, что я хочу сказать.

Непривычно, потому что он не был Джеймсом.

Нет, не ужасно, не неприятно.

Просто странно.

Я немного стеснялась своего тела, беспокоилась, что подумает Адам, увидев его.

Признаться, даже в лучшие времена я не была развязной. К примеру, никогда не могла танцевать голышом. С Джеймсом все было проще. Никаких проблем. То есть до поры до времени. Но даже с ним я часто смущалась.

Адам продолжал говорить мне, какая я красивая, гладил меня, ласкал и целовал. Вскоре я полностью расслабилась. Если хотите, называйте меня старомодной, но ничто меня так не заводит, как комплименты и ласки.

Можете оставить акробатические этюды себе. Пять минут лести действуют на меня куда сильнее. На мгновение Адам отодвинулся от меня.

— Господи! — сказал он. — Ты просто ведьма, ты с ума меня сведешь.

Я немного приподнялась и взглянула на него. Он был сногсшибателен. Прекрасное тело и великолепное лицо. К тому же такой милый…

Что я сделала, чтобы это заслужить?

Мои глаза пробежали по его груди, плоскому животу, но тут я отвела взгляд, не позволила ему спуститься ниже.

Как мне описать то, что находилось ниже пояса, чтобы не показаться грубой и вульгарной?

Вообще, очень трудно описать секс, не ударяясь в порнографию или, наоборот, не превращаясь в сдержанную, суровую викторианку, которая зовет своего мужа мистером Клеменсом после двадцати семи лет замужества.

Мне кажется, что никому не будет резать слух, а, с другой стороны, все ясно объяснит, если я скажу, что у Адама наблюдалась такая эрекция, что его членом можно было обрабатывать алмазы.

Фу, все равно вульгарно!

Но уж раз мы об этом говорим, разрешите вам доложить, что он у него был таким большим, что я боялась за сохранность потолочных осветительных приборов, если он сделает резкое движение.

Да нет, я шучу, он вовсе не был таким большим! Скорее среднего размера. Самое оно, по правде сказать.

Разумеется, среди женшин много таких, которые, с кем бы они ни спали, всегда утверждают, что у него самый большой пенис, какой им только приходилось видеть. Они пятятся в ужасе, смотрят на мужчину круглыми от наигранного ужаса глазами и восклицают:

— О боже! Не подходи ко мне близко с этим своим монстром! Что ты собрался делать? Заняться со мной сексом или выбить дверь?

Идиотская тактика — но мужчина, о котором идет речь, в полном восторге. Он верит, что обладает оружие-подобным членом, и чувствует себя непобедимым Мужчиной с большой буквы.

Но такая тактика не для меня!

Мне трудно описать, что было у Адама ниже пояса, еще и потому, что я никак не могу подобрать слово, каким назвать его… ну, вы знаете.

Разумеется, правильным будет называть его пенисом. Но это слово носит такой клинический оттенок… Не думаю, что мне понравится, если кто-нибудь скажет:

— Какое у тебя прелестное влагалище!

Не слишком романтично, верно?

К тому же мне кажется, что слово «пенис» слишком уж напоминает об уроках биологии в школе, на которых красный от смущения учитель торопливо и схематично объясняет хихикающим подросткам сущность человеческой системы воспроизводства.

Но как еще я могу его назвать?

Я знаю не меньше сотни слов, но ни одно не кажется мне подходящим.

Как насчет «петушка»? Сейчас очень даже модно.

Ну нет, не годится!

Может, член?

Нет, тоже не нравится. По непонятной причине это слово напоминает мне о стареющих рок-звездах с лондонским акцентом и длинными серыми волосами в ужасных отбеленных джинсах.

Еще хуже, когда мужчина дает своему органу имя. Вы, наверное, тоже таких встречали?

— Мне кажется, Джордж просыпается. — Косой взгляд в вашу сторону.

— Я думаю, Джорджу хочется выйти и поиграть. — Попытка поймать ваш взгляд и выражение надежды на физиономии.

Фу! Джордж может отправляться искать себе кого-нибудь другого, чтобы поиграть. Такое поведение всегда вызывает у меня стремление к безбрачию.

Ладно, раз ничего придумать не удается, будем называть это Пульсирующим мужским достоинством.

К счастью, Адам не представил мне свое мужское достоинство по имени. Признаться, я не была уверена, что жажду подружиться с его Пульсирующим мужским достоинством, не откладывая дела в долгий ящик. Я вроде бы как привыкла к МД Джеймса. Оно меня вполне устраивало. Я ничего не имела против МД Адама, но все равно нервничала перед первым знакомством.

Он, кажется, почувствовал мои колебания и схватил за руку. (Нет, Адам, только не за руку, ради бога! Там нет ни одной эрогенной зоны.)

— Нам необязательно что-то делать, Клэр. Если хочешь, мы можем просто полежать…

Если бы я получала пенни за каждый раз, когда мне мужчины обещали «просто полежать», я была бы очень богатой женщиной. Я не могу сосчитать случаи, когда мне обещали «просто полежать», если я опаздывала на последний автобус, а на такси не было денег. И мне приходилось остаться на ночь у мужчины.

— Ты можешь переночевать у меня. Мой дом за утлом, — говорил он.

— Я буду спать на диване! — быстро отвечала я.

— Ну, ты можешь спать и на кровати со мной… Там значительно удобнее.

— Нет-нет, диван вполне меня устроит.

— Слушай, я не собираюсь тебя трогать.

И затем эти привычные слова:

— Мы можем просто полежать вместе.

И, разумеется, заснуть так и не удавалось, потому что всю ночь приходилось с ним бороться. Или лежать, прижавшись лицом к стене, в бесполезной попытке отдалиться от этого мужчины и задыхаться, чувствуя прижатый к спине стоящий пенис. И при этом бояться пошевелиться или двинуться хоть на сантиметр, потому что он может принять это за поощрение и согласие.

Наконец, если я так и не поддалась на его уговоры, то весьма вероятно, что джентльмен, о котором идет речь, будет потом поносить меня всюду, называя «фригидной лесбиянкой» и награждая другими не более приятными эпитетами.

Например:

— Она всю ночь ко мне приставала. Можно подумать, что я купился на ее утверждение, что она опоздала на автобус!

Мне до сих пор кажется, что у меня на спине сохранилась небольшая вмятина в форме пениса…

Но Адаму я поверила. Потому что я ему доверяла.

Знала, что, если он сказал, что мы можем просто полежать, он действительно имел это в виду.

Но разве я этого хотела?

Честно говоря, нет.

Да, я нервничала, но, черт побери, я хотела заняться с ним любовью! Мне казалось, что, если он будет продолжать относиться ко мне с таким уважением, я закричу.