Не горюй!

— Ох, Джеймс, — сказала я с притворным сочувствием, — ты так ничего и не понял?

— Чего не понял? — осторожно спросил он.

— Я не приеду во вторник. И ни в какой другой день тоже.

— Ради бога, что ты опять затеяла? — закричал он. — Мы обо всем договорились, а ты теперь…

— Нет, Джеймс, — холодно произнесла я, — мы ни о чем не договорились. Абсолютно ни о чем. Может, ты для себя что-то и решил и твой имидж хорошего парня остался в целости и сохранности, но я так ни в чем и не разобралась.

— Тогда о чем мы говорили последний час? — воинственно спросил он.

— Вот именно! — сказала я.

— Что? — рявкнул он, глядя на меня так, будто я сошла с ума.

— Я сказала «вот именно». О чем мы с тобой говорили, черт побери? Что касается меня, то мне все это время казалось, будто я обращаюсь к стене.

— Ты снова за свое! — мерзким голосом сказал Джеймс. — Об одном только думаешь: о себе и своих чувствах…

Ну, все.

— Заткнись! — приказала я неожиданно громко.

Джеймс так удивился, что действительно заткнулся.

— Не хочу, чтобы ты продолжал вешать мне лапшу на уши насчет того, какая я плохая! — закричала я. — Я ни с кем не трахалась. Это ты трахался. И ты настолько слаб и эгоистичен, что даже не можешь в этом признаться и попросить прощения!

— Я слабый и эгоистичный? — поразился Джеймс. — Я?! — добавил он, драматическим жестом тыкая себя пальцем в грудь. — Ты случайно не перепутала?

— Нет, черт возьми! — заорала я. — Я знаю, что не идеальна. Но я, по крайней мере, могу это признать.

— Тогда почему ты не признаешь, что в нашем браке именно ты была эгоистичной и легкомысленной? — с победным видом спросил он.

— Потому что это неправда, — сказала я. — Я с самого начала знала, что это ложь, но любила тебя и убедила себя, что это правда. Думала, что, если смогу исправиться я, у нас все наладится тоже. Но со мной все в порядке. Ты просто мною манипулировал.

— Как ты смеешь?! — разъярился он. — После всего, что я для тебя сделал. Я был идеальным мужем!

— Джеймс, — сказала я с ледяным спокойствием, — никто не отрицает, что ты в течение нескольких лет очень хорошо ко мне относился. Мне думается, что если ты оглянешься назад, то поймешь, что это было взаимно. Мы любили друг друга. Но ты, очевидно, переоценил себя. Тому, что ты завел роман с другой женщиной, нет оправдания. — Я помолчала. На этот раз у Джеймса не нашлось презрительного ответа. — Но, — продолжила я. — не ты первый, кто повел себя отвратительно. Черт побери, это же не конец света! Мы могли бы все пережить. Дело в том, как ты ведешь себя сейчас. Ты хочешь выглядеть чистеньким, белее белого! Что ж, это твой выбор.

Я направилась к двери.

— Не могу понять, почему ты уходишь, — сказал он.

— Знаю, — бросила я, не оборачиваясь.

— Тогда объясни.

— Нет.

— Почему нет, какого черта?! — возмутился он и схватил меня за руку.

— Потому что я пыталась. И не раз. С чего бы ты стал слушать сейчас, если не захотел слушать раньше? Я не хочу больше тратить на это время. Отпусти меня.

— Я тебя люблю, — тихо сказал он.

Негодяй!

Это прозвучало довольно убедительно.

Я закусила губу, решив, что не время сдавать позиции.

— Нет, не любишь, — твердо заявила я.

— Люблю! — громко возразил он.

— Нет, не любишь, — повторила я. — Если бы ты меня любил, то не завел бы роман.

— Но… — начал было он, однако я его перебила:

— Если бы ты меня любил, ты бы не хотел, чтобы я превратилась в вечно ноюшую женщину, боящуюся тебя. Если бы ты меня любил, ты не стал бы мною манипулировать и пытаться управлять. И ты не побоялся бы признать, что был не прав. Если бы ты меня любил, ты наплевал бы на свое чертово «эго» и попросил бы прошения.

— Но я на самом деле тебя люблю, ты должна мне верить!

— Нет, не верю, — ответила я; мне наконец удалось вырвать руку. — Не знаю, кого ты любишь или что ты любишь, но точно не меня.

— Тебя!

— Нет, Джеймс, не меня, — очень спокойно сказала я. — Тебе нужна слабоумная идиотка, которой ты бы мог командовать. Почему бы тебе не вернуться к Дениз?

— Я не хочу Дениз! Я хочу тебя!

— Что ж, очень жаль, — ровным голосом заявила я, — потому что меня ты не получишь.

У него был такой вид, будто кто-то лягнул его в живот. Почти такой же, какой был у меня, когда он заявил мне, что уходит.

Но не подумайте, что я решила отомстить, ничего подобного.

— Знаешь, что во всем этом самое плохое? — спросила я.

— Что? — спросил, повернув ко мне бледное лицо.

— Ты заставил меня сомневаться в самой себе. Ради тебя я даже собиралась сделать попытку измениться. Ты хотел уничтожить меня как личность!

— Для твоей же пользы, — сказал он, но без особой уверенности.

Я прищурилась.

— Выбирай слова, ублюдок! Они могут стать для тебя последними, — прошипела я.

Он стал еще белее, если только это возможно, и промолчал.

— Никогда больше не позволю собой помыкать! — решительно заявила я. Мне нравилось думать, что в данный момент я напоминала Скарлетт О'Хару, когда она провозгласила: «Бог свидетель! Я никогда больше не позволю себе замерзать или голодать!» — Я всегда буду верна самой себе, — продолжила я. — Буду самой собой, хорошая я или плохая. И если какой-нибудь мужчина, даже Эшли, попытается меня изменить, я избавлюсь от него так быстро, что у него голова закружится!

Джеймс не обратил ни малейшего внимания на мое упоминание «Унесенных ветром». Никакого воображения у человека.

— Я никогда не пытался тобой помыкать, — пробормотал он.

— Все, Джеймс, — сказала я, начиная уставать. — Разговор окончен.

— Ладно, забудем о прошлом, — заторопился он. — Что, если… что, если я пообещаю никогда больше не помыкать тобой?

Он сказал это так, будто ему в голову внезапно пришла совершенно новая оригинальная идея. Архимед, выпрыгнувший голышом из ванны, в сравнении с ним показался бы сдержанным.

Я взглянула на него с презрительной жалостью.

— Разумеется, ты никогда больше не будешь помыкать мною, — сказала я, — потому что у тебя не будет такой возможности.

— Ты ошибаешься, — заявил он, — ты обязательно передумаешь.

— Ни за что, — засмеялась я.

— Передумаешь! — продолжал настаивать он. — Ты без меня не продержишься.

Зря он это сказал.

— Куда ты идешь? — в ярости воскликнул Джеймс, видя, что я беру сумку.

— Домой, — просто сказала я. — Если я уйду сейчас, я успею на последний рейс до Дублина.

— Ты не можешь уйти! — заявил он, вставая.

— Еще как могу! — возразила я. И сделала крутой разворот, для которого так подходили мои высокие каблуки.

— А как насчет квартиры? И… насчет Кейт? — спросил он.

Приятно было слышать, что среди его приоритетов квартира на первом месте.

— Я с тобой свяжусь, — пообещала я, вспомнив, как он сказал мне то же самое в тот ужасный день в больнице, и направилась к двери.

— Ты вернешься! — заявил он, выходя за мной в холл. — Ты без меня не сможешь.

— Ты это уже говорил, — заметила я. — Но я на твоем месте не слишком бы надеялась. — С этими словами я захлопнула за собой дверь.

Мне удалось добраться до станции подземки, прежде чем я начала плакать.

35

Я совершенно не помню, как добиралась на подземке до аэропорта Хитроу.

Все было как в тумане.

Я знала, что поступила правильно. Во всяком случае, я так думала. Ведь в реальной жизни трудно четко определить, правильно поступаешь или нет. Так не бывает — сделал правильный поворот, и ты всю оставшуюся жизнь счастлива, а повернешь не в ту сторону, и вся жизнь идет насмарку. В реальной жизни чаще всего бывает, что от одного и того же решения ты одновременно и приобретаешь, и теряешь.

Откуда мне знать, правильно я поступила или нет? Мне хотелось, чтобы кто-нибудь подошел ко мне с золотым кубком или медалью, пожал мне руку и поздравил с правильным решением. Я хотела, чтобы моя жизнь напоминала компьютерную игру. Неправильное решение — выбываешь из игры. Правильное решение — набираешь очки. Я хотела все знать точно. Хотела быть уверенной.

Я продолжала в уме перебирать причины, по которым я не могла остаться с Джеймсом. Джеймс хотел, чтобы я перестала быть самой собой. С такой, какая я есть, он не был счастлив. А я не буду счастлива, если изменюсь в угоду Джеймсу! Так что, пожалуй, к лучшему, что нашему браку пришел конец.

Беда в том, что всегда оставалось сомнение. Понимаете, я думала о том, что, может быть, смогла бы спасти свой брак, будь я мягче, сильнее, добрее, настойчивее, терпеливее, злее…

Я изводила себя такими мыслями.

Ведь в конечном итоге решение приняла я. Это я сказала, что у нас ничего не получится. Конечно, Джеймс не оставил мне почти никакого выбора, но, как говорится, на курок нажала я.

Я чувствовала себя такой виноватой! Но тут же уговаривала себя не глупить. То, что предлагал Джеймс, было абсолютно неприемлемо. Какое-то подобие отношений, причем только на его условиях. Да меня на неделю бы не хватило! А если бы наши отношения затянулись, то только за счет моего счастья. Так что это была бы пиррова победа.

Мысли все кружились и кружились, наступая друг другу на хвост.

Господи, как же я ненавидела быть взрослой! Я терпеть не могла принимать решения, когда не знала, что прячется за поворотом. Я мечтала о мире, где все хорошее и все плохое имеет соответствующие этикетки. Чтобы, как только на экране появлялся злодей, начинала играть зловешая музыка. Тут уж вы не ошибетесь! О мире, в котором тебя спрашивали, что ты предпочитаешь: играть с прекрасной принцессой в душистом саду или быть съеденной отвратительным монстром в вонючей яме? Не так уж сложно выбрать, верно? Тут вы не будете мучиться сомнениями и не спать ночами.

И еще. Наверное, я была разочарована. Очень разочарована. Ведь когда-то я так любила Джеймса! Я совсем не была уверена, люблю ли его до сих пор. Но помириться мне было бы приятнее, чем окончательно разругаться. Только помириться по-настоящему. А не просто достигнуть компромисса.

Сначала мне было грустно. Потом я разозлилась. Затем снова ощутила вину. После этого опять загрустила. Какой-то кошмар!

Одна мысль останавливала меня от того, чтобы окончательно свихнуться. Я вдруг поняла, что ничто не мешает мне вернуться к Джеймсу. Вот прямо сейчас я могу выйти из поезда, пересечь платформу, вернуться в нашу квартиру и сказать, что была не права и хочу попробовать еще раз.

Но я не вышла.

И тогда я осознала нечто важное. Если бы я действительно любила его и хотела быть с ним, я бы вернулась… В Хитроу оказалось намного тише в этот поздний час. Я купила билет на ближайший рейс. В самолете практически никого не было. Весь ряд оказался в моем распоряжении, так что я могла от души нареветься и шмыгать носом, сколько мне заблагорассудится.

Стюардессы поглядывали на меня с интересом и некоторым беспокойством.

Скорее всего они решили, что я только что сделала аборт.

В Дублине шел дождь. Посадочная полоса сверкала и казалась скользкой. В зале для прибывающих было пусто. Я прошла мимо карусели, стуча по кафельному полу своими высоченными каблуками.

Я никому не сообщила, что возвращаюсь, так что никто меня не встречал.

И вообще, по-моему, никто никого не встречал.

Я заметила одинокого носильщика. Он терпеливо объяснял удивленному пассажиру, что пропустить один рейс большая неудача, но пропустить два — просто непростительно.

Я прошла мимо закрытых киосков, мимо конторы по обмену валюты, прячущейся в темноте, и пустых окошек, где в приличное время можно взять машину напрокат. Наконец я добралась до мокрого выхода.

У подъезда стояло одно-единственное такси. Водитель читал газету. У него был такой вид. будто он стоял здесь уже несколько дней.

Он вез меня домой и, что удивительно, молчал. Единственными звуками были поскрипывание «дворников» и стук дождевых капель по крыше.

Наконец он высадил меня у моего дома. Ни в одном окне не горел свет. Я вежливо поблагодарила его за поездку, он так же вежливо поблагодарил меня за чаевые. Мы распрощались.

Было десять минут второго.

Я вошла очень тихо — мне не хотелось никого будить. И, боюсь, не из бережного отношения к их покою. Мне не хотелось отвечать на неизбежные вопросы.

Мне не терпелось увидеть Кейт, но ее в комнате не оказалось. Мама, очевидно, решила, что я останусь ночевать в Лондоне, и перенесла ее корзинку в свою спальню.

Но мне так хотелось подержать ее! Я так по ней скучала…

Я на цыпочках прокралась в мамину комнату, отчаянно надеясь, что не разбужу ее.

Я удачно выкрала собственного ребенка. И без сил свалилась на кровать. Заснула, так и не выпуская Кейт из рук.

36

На следующее утро я проснулась, чувствуя себя немного лучше. Я не излечилась полностью, но была готова ждать. Ждать, когда станет лучше, ждать, когда пройдет боль.

Я приняла твердое решение расстаться с Джеймсом, но, будучи девушкой нетерпеливой, ждала немедленных положительных результатов. Мне хотелось, чтобы плоды моего решения без всякого промедления свалились в мои руки. Мне хотелось оставить свою печаль под полушкой, чтобы она к утру исчезла. Я бы даже не расстроилась, если бы вместо печали там не оказалось денег.

Но чудесных излечений не существует, я поняла это очень давно. Мне придется выбираться самой. Потребуется терпение. И только время покажет, насколько правильным было мое решение.

Я все еще не была уверена, что поступила разумно, бросив Джеймса. Но точно знала, что не могла с ним остаться.

Попробуйте разобраться, что я хочу сказать.

И если вам это удастся, не соблаговолите ли разъяснить все мне?..

Джеймс позвонил в восемь часов утра. Я отказалась с ним разговаривать. Он позвонил еще раз — без двадцати девять. Я снова не подошла к телефону. Затем он позвонил в десять минут десятого — с тем же результатом. После этого наступила неожиданная пауза почти до одиннадцати часов — и опять три звонка практически один за другим. Результат тот же. Весь день он звонил каждые полчаса, но я не подходила к телефону. Последний звонок прозвучал в шесть вечера.

Бедная мама безропотно отвечала весь день на эти звонки. Должна сказать, что в критических ситуациях эта женщина вполне стоит груды шоколадных батончиков «Марс», равной по весу ее собственному.

Папа вернулся с работы в двадцать минут седьмого, а без двадцати семь ворвался в комнату, где я сидела с Кейт, рассматривая документы на квартиру, и заорал:

— Клэр, ради всего святого, поговори с ним!

— Мне нечего ему сказать, — мило улыбнулась я.

— Мне плевать! — взревел он. — Это зашло слишком далеко! Он говорит, что будет трезвонить всю ночь, пока ты не подойдешь и не поговоришь с ним!

— Не вешай трубку, — предложила я, вновь погрузившись в изучение бумаг.

— Клэр, так нельзя, — взмолился он. — Хелен все время кладет эту проклятую трубку на место.

— А почему, собственно, я должна страдать из-за того, что она вышла замуж за придурка? — раздался приглушенный голос Хелен откуда-то из-за двери.

— Пожалуйста, Клэр! — продолжал умолять отец.

— Ох, ну ладно, — вздохнула я, положила на стол ручку, которой делала пометки, и сказала в трубку: — Что тебе надо, Джеймс?

— Ты уже пришла в себя? — обиженно отозвался он.

— Я не знала, что была не в себе, — вежливо ответила я.

Джеймс мой ответ проигнорировал.

— Я звонил весь день, и твоя мать утверждала, что ты не хочешь говорить со мной, — раздраженно продолжил он.

— Совершенно верно, — подтвердила я.

— Но нам нужно поговорить! — настаивал он.

— Нет, не нужно, — ответила я.

— Клэр, я тебя люблю! — пылко сказал он. — Мы должны помириться.

— Джеймс, — холодно заявила я, — я не собираюсь с тобой мириться. Я сделала все возможное для этого — и с меня хватит. Ты считаешь, что ты прав, я же так не считаю. И я не собираюсь тратить время и силы, чтобы убедить каждого из нас изменить свое мнение. Я желаю тебе всех благ и надеюсь, что ради Кейт наши отношения останутся цивилизованными. Но обсуждать я больше ничего не буду.

— Что с тобой случилось, Клэр? — удивленно спросил Джеймс. — Ты никогда такой не была. Ты так изменилась…

— Как, разве я тебе не сказала? — насмешливо спросила я. — Мой муж мне изменил. И знаешь, это произвело на меня впечатление.

Знаю, не стоило злобствовать, но я не могла удержаться.

— Не смешно, Клэр, — сказал он.

— Конечно, нет, Джеймс, совсем не смешно.

— Послушай, — сказал он, начиная раздражаться, — так мы ни до чего не договоримся.

— И чудесно, — заметила я, — потому что нам не о чем договариваться.

— Очень остроумно, Клэр! — ехидно отозвался он.

— Благодарю, — сказала я с преувеличенной вежливостью.

— Послушай, — Джеймс неожиданно сменил тон на официальный и еше более напыщенный, чем обычно. — У меня к тебе есть… предложение.

— Вот как? — удивилась я.

— Да, — подтвердил он. — Клэр, я тебя люблю, я не хочу с тобой разводиться, так что, если хочешь, я могу… пойти на уступки.

— А именно? — спросила я без всякого интереса.

Откровенно говоря, мне было почти наплевать. Я вдруг поняла, что он не может сказать абсолютно ничего такого, что заставило бы меня изменить свое решение.

Я его больше не любила.

Вот только не знаю, почему и когда именно я перестала его любить.

Джеймс продолжал говорить, и я попробовала прислушаться к его словам.

— Я готов отказаться от своих слов о том, что ты должна измениться, — говорил он. — Тебе явно не пришлось по душе мое предложение повзрослеть и стать более серьезной и заботливой. Так вот. Если ты откажешься от решения разойтись со мной, я готов мириться с тобой такой, какой ты была раньше. Наверное, ты была не такая уж плохая, — расщедрился он.

Меня охватил гнев. Я даже забыла на минуту, что мне на все наплевать. Надо же быть таким наглецом! Я с трудом верила своим ушам.

— Ты рада? — осторожно спросил он.

— Рада? Рада?! — завопила я. — Ни черта я не рада! Так еще хуже!

— Но почему? — заныл он. — Я же сказал, что прощу тебя и все будет хорошо.

Я едва не взорвалась.

— Простишь меня? — изумилась я. — Ты простишь меня! Нет, нет и нет, Джеймс! Ты опять все перепутал! Уж если говорить о прощении, то это я должна прощать тебя. Только я не собираюсь.

— Подожди минуту… — попытался перебить меня Джеймс.

— Нет, это ты подожди! Ты ведь завел роман с той толстой коровой. Потому что я легкомысленная и эгоистичная, не так ли? Теперь же ты готов об этом забыть. Хотя тогда тебе это казалось настолько важным, что ты мне изменил. Реши же для себя, Джеймс, важно это для тебя или нет?

— Важно, — признался он.

— Ну, тогда ты не сможешь не обращать на мой характер внимания, — заявила я. — И что у нас будут за отношения в этом случае?

— Ладно, — согласился он с отчаянием. — Неважно.

— А если неважно, то почему ты мне тогда из-за этого изменил? — торжествующе произнесла я.

— Разве нельзя забыть? — Я уловила панику в его голосе.

— Нет, Джеймс, нельзя. Я, во всяком случае, не смогу.

— Клэр, — взмолился он, — я сделаю все, что ты хочешь.

— Наверное, — печально сказала я. Мне надоело с ним препираться. — Джеймс, я вешаю трубку.

— Но ты подумаешь о моих словах? — спросил он.

— Подумаю, — согласилась я. — Но не слишком надейся.

— Я знаю тебя, Клэр, — сказал он. — Ты передумаешь. Все будет хорошо.

— Прощай, Джеймс.

Если честно, то я действительно некоторое время думала о том, что он сказал. Ради Кейт. Все «за» и «против» крутились в моей голове, как теннисные мячики. Но с одним аргументом я не могла спорить, и он мешал мне изменить решение. Я больше не любила Джеймса.

То есть я нормально к нему относилась. Не хотела, чтобы с ним стряслась какая-нибудь беда. Но я перестала его любить. Я не могла точно сказать, чем это было вызвано. Вряд ли я на самом деле не могла простить ему измены. Но он разрушил мое доверие к нему. Да еще пытался обвинить во всем меня же. Возможно, дело в том, что он оказался слабаком, не нашедшим в себе мужества признать свою вину и попросить прощения. И я перестала его уважать. Даже сейчас он отказывался признать, что виноват. Даже сейчас он выдвигал какие-то условия и пытался представить все так, будто он делает мне одолжение.

Он меня предал. И усугубил свою вину тем, что обращался со мной как с идиоткой.

А может, мне просто перестали нравиться невысокие мужчины?

Одно я знала точно: если любовь умерла, она останется мертвой. Никому не удастся вдохнуть в нее жизнь, если она испустила дух.

Через два дня я позвонила Джеймсу и сказала, что не буду с ним мириться.

— Тебе твоя гордость мешает, — сказал он. Будто его кто-то подучил.

— Ничего подобного, — устало возразила я.

— Ты хочешь меня наказать? — предположил он.

— Да нет, — соврала я. (Разумеется, приятно наступить кому-то больно на ногу.)

— Я буду ждать, — пообещал он.

— Пожалуйста, не надо, — ответила я.

— Я тебя люблю, — прошептал он.

— Прощай, Джеймс.

Он продолжал звонить по два-три раза в день. Проверял, не передумала ли я. Или, как он выражался, не взялась ли за ум. Я очень вежливо говорила с ним. Разве мне трудно? Он говорил, что скучает. Наверное, он действительно скучал.

Бесконечные звонки меня немного раздражали. Трудно было поверить, что всего три месяца назад я готова была убить кого-нибудь, лишь бы он мне позвонил. Теперь же я скорее была готова на убийство, если эти звонки не прекратятся.

Потом я перестала раздражаться, осталась лишь печаль.

Жизнь — довольно странное существо.

37

Не могу сказать, что я была счастлива. Но и несчастной я себя не чувствовала. Наверное, я просто была спокойной. Я смирилась с тем, что моя жизнь уже никогда не будет такой, как раньше, и такой, как я планировала. Мечты мои никогда не сбудутся. У меня уже не будет четверых детей от Джеймса. И нам не суждено стариться вместе. Хотя я всегда клялась себе, что мой брак будет прочным, я без особой сердечной боли поняла, что ошибалась.

Разумеется, я грустила. Мне было жаль ту романтичную дурочку, которая так много ждала от своего брака. Мне даже было жаль Джеймса…

Я на самом деле чувствовала, что стала старше и мудрее. И если я слышала, как кто-нибудь говорил: «Всему есть причина» или «Когда господь закрывает одну дверь, он отворяет другую», мне уже было не так трудно удержаться и не вмазать кулаком по физиономии говорящего. Совсем не трудно, по правде говоря.

Мне не казалось, что жизнь моя кончилась.

Изменилась — да, но не кончилась.

У меня нет мужа, зато есть прелестный ребенок. У меня прекрасная семья, хорошие друзья и работа, на которую я вернусь. Кто знает, вдруг наступит день и я встречу славного человека, которому буду нужна я вместе с Кейт. Или когда-нибудь Кейт встретит славного парня, который не будет возражать, чтобы я жила вместе с ними… А пока я буду жить спокойно, и, если мистер Идеал появится, я найду ему место в своей жизни.

Я проделала все скучные юридические процедуры, которыми должна была заняться давным-давно. Хотя вряд ли. Тогда я скорее всего была еще не готова. А сейчас как раз пришло время.

Я требовала опеки над Кейт. Джеймс сказал, что он возражать не будет, если он сможет видеть ее, когда захочет. Я обрадовалась, я хотела, чтобы девочка знала своего отца. Еще я понимала, что мне повезло. Джеймс повел себя разумно, хотя мог бы помотать мне нервы. Надо признать, он не стал этого делать.

Договорились мы и насчет квартиры. Решили ее продать. А пока он будет там жить.

Несмотря на то что именно я затеяла этот развод, я ощущала глубокую печаль. Мне было ужасно жаль, что все так повернулось. Но что случилось, то случилось.

Никто не высказывал особого интереса к нашей квартире. Впрочем, этому я даже была рада, потому что мысль о том, что кто-то будет жить в квартире, которую я считала своим домом, была нестерпима. Хотя, с другой стороны, пора было начать беспокоиться, так как с деньгами приходилось туго. Наверное, это Джеймс виноват в том, что квартира не продается. Он скорее всего мучает возможных покупателей долгими и скучными разговорами про налоги по закладным и так далее. Они наверняка засыпают, так и не добравшись до спальни! Но я опять злобствую. Он же хочет как лучше.

Я позвонила своей начальнице и сообщила, что выйду на работу в начале августа. Признаться, эта мысль меня не особенно вдохновляла. Если раньше я не чувствовала себя несчастной, то напоминание о том, что мне снова придется вернуться к работе, снова чуть не выбило меня из седла.

Может, у меня неподходящая работа? Или я просто слишком ленива. Короче, я не относилась к тем счастливым людям (хотя мне они всегда казались странными), которые получают радость от работы. В лучшем случае я относилась к работе как к средству для достижения цели, в худшем — как к геенне огненной. Не могла дождаться, когда можно будет уйти на пенсию. Ждать осталось всего тридцать один год. Разве только мне повезет и я умру раньше.

Шучу.

Итак, через пять недель мне придется вернуться, в офис. Семь часов в день, пять дней в неделю, сорок восемь недель в год бумажной работы…

Господи!

Почему я не богата?

Простите, я знаю, что не должна жаловаться. Это прекрасно, что у меня есть работа. Просто мне хотелось, чтобы кто-нибудь позаботился обо мне и Кейт. Можно ведь помечтать? Впрочем, даже если бы я осталась с Джеймсом, мне пришлось бы вернуться на работу. Просто все это напомнило мне, как я одинока, какая ответственность теперь лежит на моих плечах. Теперь я буду работать не только для себя. У меня ребенок на иждивении.

Я не говорю, что Джеймс жадный; я знала, что он обеспечит Кейт. К тому же у меня был очень дорогой адвокат, который об этом позаботится. Но дни, когда я могла потратить свою месячную зарплату на помаду, журналы и выпивку, давно прошли.

Я нашла для себя и Кейт квартиру в Лондоне.

Вернее, Джуди нашла: как я могла найти что-то в Лондоне, живя в Дублине? Если только не собиралась заплатить агентам сумму, равную национальному долгу.

Какой-то друг друга Джуди уезжал в июле работать в Норвегию и хотел, чтобы кто-нибудь присмотрел за его квартирой в течение девяти месяцев. Арендная плата была мне по карману, да и район неплохой Джуди квартиру видела и утверждала, что крыша, пол и стены имеются в полном наборе. Джуди наврала другу друга, что я аккуратная, чистюля и очень спокойная. Не уверена, что она вообще упомянула про Кейт.

Эндрю — так звали этого парня — позвонил мне, чтобы убедиться, что я не какой-то маньяк, который собирается облить его драгоценную квартиру бензином и поджечь, не успеет он еще добраться до второго терминала. По телефону я творила вежливо и сдержанно. Подчеркнула, что считаю чистоту одной из божественных добродетелей и что я за возвращение смертной казни для квартирных воров.

— Ну, возможно, достаточно публичной порки. Тогда они научатся уважать чужую собственность, — заметил он.

— Гммм, — произнесла я несколько неопределенно, так как не была уверена, шутит он или нет.

Эндрю выслал мне контракт, а я — всяческие рекомендации и банковские документы плюс, самое главное, часть денег. Взяла взаймы у папы. Интересно, я когда-нибудь вырасту?

Следующие десять дней мы с Эндрю подробно обговаривали, что мне делать с его почтой. И каким из его растений надо рассказывать анекдоты. Он дал мне массу полезных советов. Например, предупредил, что живущая внизу женщина — сумасшедшая.

— Не советую вам посещать забегаловку на углу, — сказал однажды он. — У них нашли собаку в морозильнике. Ресторанчик подальше значительно лучше.

— Спасибо, — сказала я.

— Можете воспользоваться всем, что осталось в буфете и баре, — предложил он.

— Спасибо, — поблагодарила я с энтузиазмом.

— И если что-то случится, не стесняйтесь, звоните мне, — сказал он. — Я оставлю свой номер.

— Спасибо, — повторила я.

— Уверен, вам там понравится, — заметил он. — Очень милая квартира, много воздуха.

— Надеюсь, — сказала я, проглотив комок в горле.

Я старалась не вспоминать о своей собственной милой квартире, которую я столько лет приводила в порядок. «Когда-нибудь у меня снова будет квартира», — пообещала я себе. Надо только подождать.

Мне немного поплохело, когда я сообразила, что на языке агентов по недвижимости «много воздуха» в квартире означает, что разбиты все окна.

О господи!

— Я заеду ненадолго в Лондон в октябре, — сказал он, — вот тогда и увидимся.

— Я буду рада, — отозвалась я.

«Славный парень, — подумала я, вешая трубку. — Интересно, как он выглядит?»

38

Мужчины.

Да, мужчины! Этот вопрос рано или поздно должен был возникнуть.

Поверьте мне, я вовсе не хочу сказать, что мне понравился этот Эндрю. С ним было приятно поговорить по телефону, а я уже официально была одинокой женщиной, так что мысли мои снова устремились в знакомое русло. Я ничего не могла с этим поделать. Нечто генетическое. Или гормональное.

Но это не означало, что я готова была прыгнуть в койку с первым же мужиком, который призывно на меня посмотрит!

Если бы мне так нужен был мужчина, я бы осталась с Джеймсом, верно?

Хотя я понимаю, что вы вряд ли мне поверите, если вспомнить, как я вела себя с Адамом.

Можете не верить, но Адам был исключением.

И ни на кого не похожим.

Кстати, вы не забыли, что у Адама оказались подружка и ребенок? Настоящая сенсация, верно?

Наверное, я зря удивляюсь. В его глазах всегда было что-то такое, что наводило на мысль о тайне. Но я думала, что эта ужасная тайна связана с наркотиками, коротким тюремным заключением — в общем, с чем-то этаким. Я никак не ожидала, что он окажется семейным человеком.