Лоскутное одеяло

      1967
      [11 марта. Накануне был Параджанов, который очень интересно рассказывал о съемках своего фильма "Киевские фрески". Фильм ему закрыли. Теперь он снимает "Саят-Нова"* в Армении. Сергей необыкновенно яркий, интересный, самобытный, оригинальный.
      С 19 февраля по 22 февраля снимал в Ленинграде Райкина. Снимали всякие игровые вещи - специально. Днем или ночью после спектакля. Работоспособность у него поразительная. Память тоже - все свои монологи, даже игранные давно, он помнит наизусть - только пхни его. Артист он удивительный.
      Был у Нины Черкасовой. Интересный она человек. Рассказывала про Эйзенштейна и показывала его письма. Одно письмо - он пишет Нине, почему он хочет пригласить Н.К. на роль Грозного (перечисляет достоинства Ч.), - и просит благословения Нины, с мнением которой, как это видно из письма, он считался.
      Вот один из ее рассказов:
      "Когда мы прочли сценарий "Александра Невского", я сказала Серг. Мих.: "А ведь роль Александра получилась голубая, теноровая... Она повлечет за собою девочек-поклонниц". С.М. со мною спорил, но я осталась при своем мнении. И вот мы поехали к Ламановой, которая занималась костюмами для картины. Примеряли плащ Невского. Он был ярко-синий, бархатный. Ламанова очень красиво приспособила его на Черкасове. Вошел Эйзенштейн, посмотрел, сделал две-три складки, по-другому застегнул его, и сразу все изменилось - плащ, фигура стали изумительными...
      Потом С.М. стал шарить по углам мастерской, что-то выискивая. На мой вопрос он ответил: "Ищу, где тут поклонницы. Что-то их не видно..."
      Он помнил все, всегда".
      Понравилось в музее-квартире Некрасова.
      В Музее Бродского. Бездарный художник. Но в коллекции есть интересные Шагал, Кустодиев.
      Сейчас мусолю рекламный "Кинофестиваль".
      Инна в Таллине.
      Элик поменял квартиру.
      Майя репетирует "Кармен".
      23 апреля. С 19 марта по 20 апреля были в Ленинграде по "Райкину". Райкин репетирует очень ярко - фантазирует, импровизирует, меняет, загорается, придумывает бесконечно.
      "Мещане" у Товстоногова. Тоска смертная, но играют очень здорово.
      Концерт Лусены Теры, испанской танцовщицы. Мы в восторге.]
      8 мая. Вдруг ужасная жара - плюс 29!
      27 апреля Инуся защищала кандидатскую диссертацию. Все было здорово, быстро и единогласно!!! Все говорили только хорошее. Потом все пошли в "Арагви" (двадцать два - двадцать четыре человека), а потом у нас дома было девять человек. 29-го мы устроили бал дома, где было восемнадцать человек - то есть, короче говоря, с нами пировало пятьдесят человек! Несколько дней мы не могли прийти в себя!
      Смотрели у Любимова спектакль - "Послушайте - Маяковский". Потрясающе.
      14 мая. Снимаем в Баку. Съемок не было, и вечером пошел я в Бакинский оперный на "Лакме". В городе - эпидемия гриппа, который часто кончается воспалением легких. И лечат - ставят банки. Во втором действии - балетный номер. Танцуют шесть "индусов" в набедренных повязках. Все тело вымазано морилкой - смуглые. И вот в одном месте они дружно поворачиваются спиной и все видят, что пятерым из них ставили банки - они как лошади в яблоках, и никакой смуглый грим не в состоянии этого скрыть. На спине много четких кружков от медицинских банок. А шестой - судя по отсутствию оных - здоров.
      4 августа. Приехал я в Ленинград и остановился по приглашению Райкиных у них. Сами они все были в Москве, и жили мы в квартире вдвоем с домработницей. Потом она Роме обо мне сказала:
      - Ночевал тут пять дней, барин такой!
      - Почему барин?
      - А как же. Утром спрашиваю его: будете завтракать? Он говорит - буду. Барин такой! - Яичницу из двух или из трех яиц сделать? - Из трех, говорит. Барин такой!
      На банкете в честь Райкина в Германии какой-то военный, подняв бокал, сказал: "Дорогие немецко-фашистские друзья!"... Поднялся хохот, и он, смутившись, предложил выпить "За дорогого Исаака Андреевича Райкина!"
      18 сентября. Элик рассказал про Пырьева:
      "На съемках "Кубанских казаков" привели массовку, снимали в павильоне "Мосфильма". Он взглянул и закричал: "Почему набрали этих случайных людей, а не наших товарищей, которые в беде? Вы что, не знаете, что закрыли Еврейский театр и актеры остались без куска хлеба? Как же вы могли? Я отменяю съемку! Завтра же приведите их, этих безработных артистов!""
      И тут же я прочел у Козинцева: "Маркс писал о казарменном коммунизме. Пырьев выстроил на экране гармошечно-ернический. Его стараниями при всеобщей радости опять понесли с базара "Милорда глупого""*.
      Одно другому не мешало.
      21 октября. Отдыхаем в Эльве, чудесный сосновый лес и красивое озеро. Ездили в Вильянди. Живописные развалины замка и подвесной мост. Долго обедали в ресторане, очень вкусно и изысканно, после чего Инну два дня тошнило.
      [4 декабря. 11 ноября прошла пышная премьера "Райкина" в Доме кино. Мы все были нарядные. Успех был большой, зал битком набит. После просмотра фильма мы пировали в ресторане - Райкин с Ромой, Оття*, Лена, Шергова с мужем, Кассиль и Собинова, Инна и я. Угощали я и Шергова.
      Картину - еще до выхода - смотрят всякие клубы. Я несколько раз выступал на устных журналах. Появились рецензии, и вдруг...
      Главк говорит, что надо сократить "Юбилей". Кто сказал? Намекают, что кто-то приказал Романову. Начинается обычная история - не дают справку для выплаты денег. Сокращаю номер на 70 метров. Райкин как-то вяло реагирует на это. Ждут Романова. Был безобразный разговор с Романовым и еще один, в присутствии Райкина... В конечном счете обещали кое-что сократить. В конце разговора Романов благодарит Райкина и меня за картину, говорит, что выпустят ее как художественную. Собираемся расходиться. И вдруг Головня:
      - Не сочтите меня перестраховщиком, но вот эту фразу о слабом звене в цепи империализма я бы посоветовал убрать. Вы поймите меня правильно - вашу картину увидят миллионы, будут над этой репликой хохотать. А потом они придут в Университет марксизма, в школы, услышат эту ленинскую фразу и снова будут смеяться. Нехорошо.
      Романов, конечно, поддержал это предложение, я начал было спорить, но Райкин тоже стал на их сторону: "Конечно, ее можно вырезать. Даже будет лучше..."
      А когда мы одевались внизу, он говорит: "Очень прошу, Васенька, вставьте обратно фразу, которую вы раньше вырезали: "В искусстве я продержался долго с той поры, когда сатиру ругали, и до той поры, когда ее вновь стали ругать". Умоляю. Они же никогда больше не увидят картину".]
      "5.9.67 Сочи
      Здравствуйте, дорогой Василий Васильевич!
      Конечно, очень, очень жаль с Вами расставаться, и это первый признак настоящего творческого содружества, которое не должно на этом кончаться грех! Ведь это первая - ощупью - работа и уже интересная. Вчера я говорила с Катенькой, она мне рассказала о просмотре. Им картина очень понравилась. Она жалеет, что рано кончается. Это сожаление только доказывает интерес, который все повышается от начала к концу. Я думаю, что Вам есть смысл "опименизировать" дальнейшую судьбу Райкина. Мне кажется, что есть смысл.
      Мы здесь живем, как ходячие цветы в оранжерее. Нас поливают, подкармливают, лечат, мажут и даже подстригают. Если понадобилось бы, то нас и окучили бы.
      На недалеком лежаке утром возлежит госпожа министерша в трусиках и бюстгальтере - костюм, в котором ее редко видят подчиненные. А когда видят, то находят ее бледной, худой и голенастой. Кроме того, она и здесь недалеко плавает. По правде сказать, мне ее стало ужасно жалко, она, очевидно, очень больной человек. При встрече с нами она сразу, без долгих разговоров, предложила Аркадию организовать в санатории вечер самодеятельности. "Знаете, НАДО, Аркадий Исаакович", - сказала она со значением. Аркадий промычал что-то кисло и бессмысленно. Но в душе он, конечно, был в восторге еще раз продемонстрировать свое мастерство. Пока мы сидим тихо и отодвинули подальше свои лежаки. Но, возможно, если он откажется, ему опять не дадут Ленинскую премию или народного Союза. А что? Возможно, вполне возможно. Ну ладно, все это шуточки. А вообще - это райское место - специально для Райкина.
      Дорогой Вас. Вас.! Спасибо Вам за то, что Вы так точно и быстро все сделали, как обещали.
      Целуем Вас и Инночку, большой привет Нине Алексеевне, Отте, всей группе, а также Галине Шерговой. Она молодец. Я думаю, Вас. Вас., что мы еще должны вместе работать, театр и Вы. Письмо Семину напишем, в нем выскажем пожелание продолжать работу с Вами.
      Любящие Вас Рома и Аркадий".
      1968
      Новый год встречали у Нины Герман в соседнем подъезде, шумно и весело, был Миша Богин с польскими операторами, он снимает совместную "Зосю". Миша принес польский "Экран", где проведен опрос зрителей - три лучшие картины. Среди советских названы "Тени забытых предков" Сережи, "Двое" Миши и моя "Майя Плисецкая".
      10 января. "Аркадий Райкин" идет очень хорошо, в художественных кинотеатрах. В Москве, например, на вторую неделю демонстрации увеличили количество кинотеатров. Обычно такого не бывает, фильм сходит "на второй экран". А нам денег положили как за вторую категорию документального фильма (а не надо спорить с начальством!). Начну хлопоты, кроме меня, хлопотать некому.
      15 января. Был у Виолетты Бовт, прима-балерины театра Немировича-Данченко. Она пригласила меня и оператора Тафеля с ТВ, о ней там будут снимать картину и она, видимо, хотела, чтобы я рассказал оператору, как надо снимать фильмы про балерин... Мне было неловко выступать в роли "мэтра", я не рассчитывал на это, а то не пришел бы. Она разговаривала резко, обрывала Тафеля. Очень было неприятно.
      Монтирую фильм о фестивале самодеятельности. Снимали три дня и три ночи во Дворце съездов.
      29 марта. Сдал Худсовету "В концерте 100 000 номеров". Не плевали в экран, как на немом варианте. Ведь самодеятельность никто терпеть не может, я первый. Но - социальный заказ: профсоюзы хотят, чтобы все видели, какие они молодцы, и чтобы были отражены все без исключения республики!!! Теперь пойдет по инстанциям - почему Молдавии много, а Литвы мало?
      Замечательная документальная картина Майи Меркель об ансамбле Моисеева "Вечное движение". Очень интересно снята Борисом Лисицким. Мы так картин, к сожалению, не делаем.
      В Театре Сатиры прекрасный спектакль молодого режиссера Захарова "Доходное место", очень понравилось.
      Гонорар по "Райкину" увеличили на восемьсот рублей мне и Роме, соавтору сценария. Хоть шерсти клок.
      9 апреля. Неделю был в Киеве на зональном смотре документального кино. Были интересные картины: "Гренада..." Кармена-Симонова, "Усмешки Остапа Вишни" Юдина - остроумно и хорошо придумано, "Святослав Рихтер" - не музыкант, но человек. Картина А.Медведкина "Тень ефрейтора" - трескучая и ходульная.
      Киев как не нравился мне, так и не нравится. С Рюриком Немировским был в гостях у Виктора Некрасова. Мы с ним знакомы по Крыму. У него огромная комната с громоздкой мебелью и большими растениями. Рюрик с Виктором говорили о Набокове, которого я ничего не читал. Они считают его гениальным. Потом мы говорили о Саше Галиче, и Виктор прочел наизусть его стихотворение. Вдруг Некрасов упал плашмя на пол. Я испугался, а Рюрик сказал: "Сейчас поднимется". Я не успел к нему подойти, как он, как ни в чем не бывало, встал и я понял, что он ужасно пьян. Но это не мешало продолжать нам беседовать.
      23 апреля. В "Современнике" поставили трилогию: "Декабристы", "Народовольцы" и "Большевики". Интересные спектакли, больше всего понравились "Декабристы". В "Большевиках" весь спектакль ищут лимоны для больного Ленина. К нам приехала погостить из провинции тетя Церна, и мы пошли на спектакль с нею. Ее рецензия была такая: "Да, видно, и тогда было плохо с лимонами".
      В Большом "Спартак" Григоровича. Из трех "Спартаков" (Моисеев, Якобсон) этот лучший, хотя много войск... Вирсаладзе ничего особого не придумал. Но режиссура Григоровича и хореография - великолепны. Бессмертнова, Лавровский очень хороши. Лиепа - замечательный. Ну вот, всем расставил отметки.
      Касаткина и Василев показали "Бахиану" в полном виде. Как балет это неинтересно, только прелюд, который танцуют Майя с Фадеечевым, по-прежнему восхитителен.
      13 июля. Инна интересно слетала в Японию. Я бездарно сидел в Москве весь май - ждал поездку во Францию, а она все откладывалась из-за забастовок.
      "Золотой теленок" Швейцера. Мне понравилось - весело, хороший темп. Но сатира исчезла начисто - кто бы ее разрешил?
      "Зигзаг удачи" Рязанова долго мучили поправками, но все же не испортили. Картина сильнее, чем был сценарий, лучше "как", чем "что". Актеры все очень хороши - Леонов, Евстигнеев (этот хорош всегда), Талызина, Бурков.
      "Молодой балет" - новый театр Игоря Моисеева. Труппа средняя, из солистов нам понравились Миша Мессерер и Александр Годунов. 2-3 номера интересны, но постановки Моисеева - один сплошной зевок. Скучны, безвкусны, старомодны. Классика у него не получается, а у себя в ансамбле он гениален.
      С 5 сентября по 11 турпоездка в Париж, по профсоюзной линии, масса незнакомых, из своих - Нина Мжедлова, Рустам Ибрагимбеков и Лия Элиава.
      [После осмотра города мы поехали в Торгпредство, где было собеседование. После него все поехали ужинать, а меня ссадили перед мостом у площади Согласия. Такси было не поймать, и я пошел пешком до рю де Варенн, кое-как ориентировался по карте.
      Арагоны живут в старинном квартале Сен-Жерменского предместья. Тихая улица. Ворота открывает консьержка: внутренний двор, шикарный вестибюль диван, камин, люстра. Лестница с красным ковром. Я по ошибке звоню в дверь второго этажа, мне открывает горничная в наколке и выскакивают три уморительных пуделька - как в цирке. Оказывается, Арагоны живут выше, а здесь какая-то баронесса. Ни более, ни менее.
      Дверь открывает Эльза. В гостях у них Жорж Сориа. Они только что буквально за день до меня - вернулись из Швейцарии, где отдыхали. Но скомкали свой отдых и вернулись ранее срока из-за событий в Чехословакии.
      Вся квартира (кроме столовой) в мягком бобрике - шагов не слышно. В столовой пол в каких-то торцах - так выложены полы в старинных французских домах. Двери всюду двойные. Удобная мебель - кресла, диваны, стулья. Все старое, уютное, дорогое. Камины. Аксессуары все музейной работы. Картины Пикассо, Матисса, Леже, Шагала и Пиросмани.
      Идем обедать. В мою честь Эльза открыла гусиный паштет с трюфелями, но я из-за замороченности (утром была еще Москва!) как-то не прореагировал на него. Пили красное вино (только я), воду (только они). Ели по куску ветчины с горошком, салатом. Арагон напирал на пюре. Но сначала был шпинатный суп. На третье - компот из персиков.
      Долго говорили о том, о сем. Эльза рассказывала о забастовках, студенческих волнениях. Из того, что запомнил:
      - Вчера весь вечер по телевидению выступал де Голль. Совершенно нас занудил.
      - Марина Цветаева? Препротивная была баба, вешалась на всех мужиков подряд. Злющая!
      - Но поэтесса была прекрасная, - замечаю я.
      - Еще бы! Иначе я ее не переводила бы.]
      Инна дала мне телефон своей таллинской знакомой, Зельмы - старой дамы. Ей под 80, она всю жизнь жила в Прибалтике, под конец ее выписал брат ее покойного мужа, и теперь она тут. Позвонил, передал привет, она очень захотела меня видеть, чтобы поговорить подробнее, и пригласила обедать. Живет она у брата, богатого фабриканта, у них целый этаж в доме возле Эйфелевой башни. За обедом прислуживал лакей в белых перчатках, все очень чинно, фамильное серебро, но старый фабрикант все время что-то ронял на пол или проливал на скатерть, не обращая никакого внимания на окружающих. За обедом была какая-то приезжая дама из Израиля, толстая и шикарная. Разговор такой:
      - Дорочка, я сегодня на Риволи зашла в бутик, и ты знаешь, кто его хозяйка? - спрашивает Зельма. - Анна Брунэ! Ты ее помнишь?
      - Анну Брунэ? Это та белокурая дама, которая работала с нами на лесоповале? Конечно, помню!
      Зельма ужасно скучает, и глаза ее заполняются слезами, когда она говорит про Ригу и Таллин, хотя она хлебала там полными горстями.
      Могила Эдит Пиаф, она только что похоронена, еще лежат свежие цветы. Кто-то из наших украинцев недоумевает: "Как?! Разве Эдита Пьеха умерла? Я ее только что видел". И так всюду.
      Перед Нотр-Дам кто-то возмущенно воскликнул: "Так это же не замок, а церковь!"
      В Лувре одна армянка перед "Джокондой" пришла в восторг: "Какие краски!"
      Прямо за углом нашего отеля "Лувр" - Чрево Парижа! Говорят, что его скоро снесут, но пока мы ночью там гуляем, едим устрицы и луковый суп. Я не представлял, что может быть прилавок длиной с километр, а на нем только языки!
      В "Гранд-Опера" я пошел, только чтобы посмотреть зал и, главным образом, плафон, расписанный Шагалом. Театр, как и полагается оперному, пышный, а потолок словно бы разрисовали дети... Не очень стыкуется. Как только началась "Тоска", я тут же ушел.
      Кабаре "Мадам Артюр" на бульваре Пигаль. Самые знаменитые мужчины, переодетые женщинами, очень невиданно: красивые, шикарные, поют женскими голосами. Мы сидели, раскрыв рот...
      Представление в "Фоли-Бержер" ошеломляет - вкус, выдумка, красота, невиданные костюмы, потрясающие девки - дорогое шоу! Майя мне сказала: "Больше никуда не ходи, ни в какие "Мулен руж" или "Казино де Пари"". Но мне предложили - и я, дурак, не послушался ее и пошел в "Казино де Пари", очень уж увлекательно звучит. Ушел после первого отделения - пыльно, разболтанно, халтурно (декорации передвигаются со скрипом), провинциально. Например, на музыку "Вестсайд стори" с полуголыми танцорами поставлен дуэт "Ромео и Джульетта", который кончается лучезарно.
      Но это так - блестки с бала. Несколько раз был еще у Эльзы и Арагона...
      18 ноября. Позавчера на каком-то пионерском сборище пионервожатая мне говорит: "Жалко, что вы не снимали вчера в Доме пионеров. Там была встреча с первыми пионерами. Среди них была Лиля Брик".
      Я рассказываю это Лиле Юрьевне и говорю:
      - Странно. Я же вчера был у вас, и вы были дома, а не у пионеров.
      - Даже если бы я и не была дома...
      Майе нужно было срочно в "Националь", машины не было, такси проносятся мимо - она и села в троллейбус, всего-то ехать две остановки. Какой-то дядька уставился на нее и говорит: "Ну, знаете ли! Увидеть вас в троллейбусе, это все равно, что Брежнева в очереди за картошкой".
      27 декабря. Приезжал Канадский балет, танцевали в филиале Большого. Снимал для "Новостей", очень понравилось "Любите ли вы Баха?"
      Еще раз смотрел "Касабланку". В войну это было откровение, а сейчас устарело.
      1969
      Новый год встречали у Руфины, я страшно назюзюкался, так как были напряженные "Новости дня" и я еле успел и очень устал. Инна меня отправила домой с мамой, сказав: "Вы его родили, этого пьяницу, вы и отдувайтесь", а сама осталась веселиться. По пути домой я валился в сугробы, а мама лупила меня сумкой по голове, приводя в чувство.
      19 февраля. Ездил в Ленинград снимать фигуристов Москвину и Мишина, они катают здорово, мастерски, но больно уж некрасивые.
      Был на приеме у Романова относительно пересмотра категории "Райкина". Отнесся благосклонно, сказал: "Пусть студия напишет письмо, я поставлю на комитет, и мы пересмотрим". И пересмотрели: 6 февраля снова - сволочи утвердили лишь вторую категорию. И это несмотря на то, что картина собрала 18 миллионов зрителей, а для первой категории ХУДОЖЕСТВЕННЫХ фильмов нужно всего 17 миллионов!
      И Меркель за ее "Вечное движение" тоже дали вторую, тоже сукины дети.
      24 февраля. В Консерватории слушали "Поэторию" - концерт Щедрина для Вознесенского с оркестром и хором. Замечательно и впервые. Потом все поехали кутить к Л.Ю. - Андрей, Робик с Майей, Зыкина, Рождественский, мы с Инной и оператор Вадим Дербенев.
      9 апреля. Был в Новосибирске на конференции. Отвез сыну Эль Лисицкого какие-то вещи, которые оставила в наследство ему Валя Мильман. Борис Лисицкий очень интересный, талантливый оператор, мы говорили с ним целый день. Рассказывал, как они с матерью несколько лет жили здесь в ссылке и отмечались в милиции. Его мать Софью Христиановну я помню, когда я приезжал в Новосибирск в командировки, то всегда привозил ей от Перы Аташевой тяжелые продуктовые посылки. А Борис стал фотографом и потом самоучкой оператором, работал на хронике, а позже замечательно снял "Вечное движение".
      Он послал со мною Инне автолитографию Лисицкого.
      С 22 мая по 5 июня командировка от Союза кинематографистов в Румынию - с показом и обсуждением их и наших работ. Ездили вдвоем с Четверяковым, режиссером из Минска. Бухарест мне снова понравился - уютный, зеленый, с красивыми домами.
      Смотрели и обсуждали много фильмов. Среди них были интересные, но не потрясающие. Хроника, как у нас. Игровое, как у итальянцев, но много хуже. Лучше всего мультики.
      Принимал нас Попеску Гопо, под его эгидой нас всюду возили и многое показывали, но очень замучили банкетами "с румынскими оркестрами", я часто сматывался и просто сидел на бульваре.
      Жили на квартире, под нами был кинотеатр, где шла "Дольче вита", которую я ухитрился посмотреть еще два раза - так она мне стала нравиться. В комнате у меня все время был сумрак - окно закрывали огромные груди Аниты Экберг, рекламной фанерной фигуры. Сквозь них я смотрел на улицу...
      Однажды квартирная хозяйка пригласила меня пойти к ее подруге (Четверяков отправился на банкет). М-м Баянова жила в собственном небольшом доме с большой открытой террасой, где мы пили чай. Она из России и, узнав, что моя мать работала на эстраде, закидала меня вопросами. Я рассказал о реперткоме: что можно, чего нельзя, об условиях работы - что знал. Дело в том, что сама она всю жизнь работает в кабаре, поет и хотела бы вернуться, но вот не знает... Ей под пятьдесят, и в ее годы начинать карьеру у нас на эстраде?.. Посоветовать я ничего не мог, да и что ей мой совет? Но вечер мы провели симпатично, она была знакома с Вертинским, и тут уж я ее закидал вопросами.
      Выступали мы в их "Синематеке", где нам показали "Молчание" Бергмана, которое мне очень понравилось. Потом я выступал по ТВ. Меня поразило огромное число охранников с автоматами, буквально перед каждой дверью, на всех этажах студии.
      По возвращении работаю над сценарием о Щедрине.
      "В огне брода нет" - удивительная картина с удивительной актрисой. Огромное впечатление.
      27 сентября. Готов широкоформатный фильм Дербенева о Майе - "Балерина". Очень эффектно. Но она поносит. Кое в чем и справедливо.
      Вожусь с ТВ передачей о Рине Зеленой. Смотрю ее архив, кино, разговариваем. С одной стороны она хочет, с другой стороны - упирается и замыкается. Пригласил Зяму Гердта в соавторы сценария и комментатором, теперь справляемся с нею вдвоем. Пока много неясного.
      6 ноября. Для киноальманаха ездил в Палех, снимал мастеров. Очень это красивые места. Потом был в Косове, что в Закарпатье. Полное бессортирье, зато ослепительная осень - оранжевые леса и ярко-голубые скалы. Скалы расписал Параджанов несколько лет назад для "Теней", и они так и стоят. Видно, хорошая краска попалась.
      Инна ездила с лекциями в Таллин.
      21 декабря. Затевался фильм о гастролях французского балета, затем я написал заявку "Музы в шинелях" - об искусстве в войну - но все как-то мимо.
      Видел "Дневную красавицу" Буньюэля с Катрин Денев - шикарная картина. Очень понравилась "Необыкновенная выставка" Эльдара Шенгелая.
      Ходили на вечер Вознесенского в цыганский театр, а оттуда с Беллой Ахмадулиной, Волшаниновыми и молодыми цыганками поехали к Виктору Урину и пировали с Вознесенским до утра за свежевыструганным столом. И почему-то пробки открывали топором. Урин веселый, любезный, а "цыганки плясали и визжали заре о любви..."
      У Инны было обсуждение книги, Юренев разругал, но все остальные хвалили и приняли.
      Работаю над "Риной Зеленой" и готовлюсь к "Щедрину".
      1970
      Новый год встречали на Пахре у Ореста Верейского. Он очень славный, нарисовал каждому приглашение. Были Гердты, Элик с Зоей, М.В.Миронова, Андрей Миронов, А.С.Менакер, Ширвиндты, Майя Рошаль с Некричем, Галлай с женой, еще кто-то.
      30 января. Летал в Ленинград на премьеру оратории Щедрина "Ленин в сердце народном" - съемка. Очень необычно. Потом поехали ужинать к Андрею Петрову Майя с Робиком, Людмила Зыкина, к которой Щедрин сватает меня снять картину. "Я давно хочу, а он не хочет", - сказала она, что было для меня полным откровением.
      10 февраля. Были на балетах "Гранд-Опера". "Собор Парижской богоматери" Ролана Пети. Замечательная постановка, хореография, декорации и костюмы Ива Сен-Лорана. Здорово танцуют мужчины (Атанасов, Бонфу), а прима Клер Мотт сильная, но неинтересная. Успех обвальный.
      "Опус № 5" Веберна, хореография Бежара. Очень понравился.
      12 февраля. Сегодня на ТВ привезли все картины, где снималась Рина. Всюду эпизодики, но талантливые, незабываемые, всегда непохожие друг на дружку. Чувствуется, что многие реплики она изобретала сама. Например, в "Дайте жалобную книгу" она придумала этот бюллетень по обмену жилплощади, и за этим сразу вставала ее неустроенная судьба. Очень любила сниматься. Рассказывали, как Александров сказал ей, что в новом сценарии для нее не написали роль, есть только гример, но это мужчина. "Я согласна!" - заявила Рина.
      16 февраля. Идут съемки "Рины Зеленой". Дома снимали ее рассказ, как она выступала на Северном полюсе. В Доме учителя - ее детские рассказы, делает это она замечательно. А в Доме литераторов снимал Ираклия Андроникова - он листал ее записную книжку и рассказывал о каждой записи, там сделанной, - Чкалов, Немирович-Данченко, Утесов, Отто Шмидт и т.д. Как он всегда интересно говорит!
      5 марта. Позавчера прошла моя передача о Рине Зеленой. Отзывы хорошие, но ведь обычно звонят те, кому понравилось, кому же нет - те не звонят. Но я сам увидел затяжки и что Гердт местами мрачноват - там, где надо было говорить с улыбкой, с юмором, он говорил излишне серьезно (хотя юмора ему, как известно, не занимать стать). Это моя вина, я на съемке не заметил и не поговорил с ним.
      Рина Зеленая была очень популярна и прославилась главным образом детскими рассказами и стихами, которые она читала с эстрады так, как их читали бы маленькие дети. Со всеми их интонациями, запинаниями и смешными ошибками. Конечно, тексты писали для нее мастера своего дела, а иногда и она сама. Вообще она человек литературно одаренный, достаточно перечесть ее книгу "Разрозненные страницы", написанную прекрасно. За всю ее долгую жизнь на эстраде, в кино и на радио никто не слышал от нее сомнительной остроты или же просто пустой фразы. Я очень прислушивался к ее оценкам того или другого явления, и они не вызывали во мне желания спорить.
      Когда мы с нею работали над телепередачей, она вела себя очень требовательно, даже придирчиво, часто не принимала моих предложений и постоянно вышучивала меня.
      "Конечно, первым делом вы процитируете Станиславского, что нет, мол, маленьких ролей, а есть маленькие актеры. Во-первых, это неверно, маленьких ролей сколько угодно. А во-вторых, разумеется, приведете в пример Тусузова, что уж совсем смехотворно. Ведь в Театре Сатиры, где он сто лет играет маленькие роли, никто в связи с ним не вспоминает Станиславского, а с ужасом говорят: не страшно умереть, страшно, что в почетном карауле будет стоять Тусузов... И не спорьте со мною (я и не собирался), так оно и есть. И вообще учтите, что про актеров надо рассказывать интересные житейские истории, а не искусствоведческие изыскания. Представьте, приходит человек с работы, садится усталый есть, включает телевизор, видит меня и хочет улыбнуться, а я ему этак доверительно говорю: "Разрешите мне рассказать вам о моем творческом методе". Он, конечно, не разрешит и тут же выключит ящик! На этом наша передача и кончится.
      Я, например, ничего не знаю о творческом методе замечательной Массалитиновой, царствие ей небесное, а знаю кучу всяких историй про нее, от которых она для меня стала еще более яркой и интересной. Как-то раз мы с нею оказались в одном купе, ехали в Горький, она снималась там, у меня были концерты. Я думала - корифейка Малого театра, играла при императоре, взгляд строгий, говорит басом - словом, я забилась в угол. А она так весело заговорила, столько в ней оказалось юмора - и ни слова о театре, никакого искусствоведческого шаманства... - Рина Васильевна строго на меня посмотрела, внутренне грозя пальцем. - Так вот, у Массалитиновой была старая домработница Ксюша, которая очень ее любила и была ей предана, но иногда взбрыкивала. Завязывала пожитки в узел и просила расчет. Варвара Осиповна уточняла: "Уходишь? Ну-ну". Она подходила к телефону, набирала номер и говорила: "Кремль? Это говорит Массалитинова. Позовите, пожалуйста, к телефону товарища Сталина..." Ксюша тут же бросала узел, развязывала платок и сдавалась: "Я остаюсь"".
      Рина Васильевна очень общительная, любит компании, заразительно смеется низким голосом и легка на подъем. Однажды звонит, просит меня к телефону. Инна отвечает, что я не могу подойти.
      - Интересно, чем же это он так занят, что не может поговорить со мною?
      - У него руки в тесте, он делает вареники.
      - Я еду!
      И приехала, мы весело пировали. Приехала вместе с Коте, любимым мужем. Коте был архитектором и очень любил рисовать портреты Пикассо. А внешне был вылитый Штраус из "Большого вальса".
      У Рины Васильевны масса друзей, начиная с академиков и кончая малыми детьми. Пятилетняя Светлана Брюханенко была одной из таких подруг. Рина Васильевна любила ее за то, что она была смешная, толстая и симпатичная девочка. И за то, что она сочиняла прелестные сказки, вполне в духе городского ребенка.
      Так вот, в 1944 году мы пошли на концерт Рины Зеленой в Дом ученых и услышали сказку, которую ей рассказала пятилетняя Светлана. Это было первое исполнение, и сказка имела такой успех у московских ученых, что Рина Васильевна читала ее много раз и в других концертах. Я слышал ее еще в Колонном зале и хорошо запомнил:
      "Жили-были дед да баба. У бабы был плохой характер, и она была очень злая. Все время ругала деда и даже иногда била его! И он часто плакал. Однажды пошел дед в лес за дровами. И хотел он срубить засохшую елку, но вдруг елка заговорила человеческим голосом: