Глава 3

Его громовой голос заполнил комнату. Атейла буквально лишилась дара речи. Потом, собравшись с духом, девушка прошептала:

— Я привезла вашу дочь… домой.

— По чьему указанию? — прогремел граф. — Впрочем, зачем спрашивать? Отправляйтесь обратно, туда, откуда приехали.

Атейла в немом оцепенении уставилась на него. Когда она заговорила, ее голос звучал очень тихо и робко:

— Это… невозможно!

— Нет ничего невозможного! — оборвал ее граф. — И скажите той, кто прислала вас сюда, что у меня нет ни малейшего желания общаться с ней, кроме как через адвокатов.

Он повернулся и направился к двери, коротко бросив через плечо:

— Убирайтесь отсюда и побыстрее! Было очевидно, что, сказав это, он собирался уйти. Не в силах сдержаться, Атейла с криком ужаса бросилась к нему:

— Вы не можете… так поступить! Вы не можете… вот так вот, просто прогнать нас в такое время, ночью!

— А почему нет? — спросил граф. — Я вас сюда не приглашал. Уверен, вы можете найти более подходящее место для ночлега.

Он говорил нарочито оскорбительным тоном, но Атейла была слишком взволнована, чтобы обращать на это внимание. Чувствуя себя совершенно беспомощной, она взмолилась:

— Пожалуйста… Мы были в пути много дней… Я не смогла бы сейчас забрать Фелисити отсюда, даже если бы нам было куда идти… Она слишком устала.

— Это ваши проблемы!

— Вы не понимаете, мы без перерыва проделали весь путь от Танжера.

Граф обернулся к ней, и на его лице девушка прочла явное удивление.

— Из Танжера? — переспросил он. — Я думал, что она сейчас в…

Он оборвал себя и язвительно произнес:

— В любом случае это не мое дело! Она забрала у меня ребенка три года назад, пусть сама и воспитывает ее.

— Вы не можете так говорить! — возразила Атейла. — Фелисити… не была счастлива там, где жила… Поэтому ее мать настояла на том, чтобы девочка вернулась сюда… домой.

Граф засмеялся:

— Домой?! А вы не находите, что уже поздновато для этого? Нет уж! Забирайте этого ребенка обратно, к ее матери, и будь она проклята!

Может, именно это последнее проклятие окончательно вывело Атейлу из терпения.

Она была напугана, но в то же время ненавидела графа за его грубость и жестокость по отношению к Фелисити.

Она понятия не имела о том, каким бешеным огнем горели ее серые глаза, когда она бросила ему в лицо:

— Хорошо, ваша светлость, если это ваше последнее слово, то мы с Фелисити немедленно покинем ваш дом. Но, так как нам совершенно некуда идти, я думаю, вы не будете против, если мы переночуем у вас на лестнице или в конюшне. Боюсь, что в такой поздний час другого пристанища нам не найти.

В этих словах было не меньше злости, чем в словах графа, и это ошеломило его. Он сказал:

— Но вы же как-то добрались сюда!

— Мы наняли экипаж на станции, где, кстати, еще остался наш багаж. Нас привез один из местных жителей, но сейчас, я думаю, он уже вернулся домой.

Будто посчитав ее объяснение достаточно убедительным, граф отошел от двери и прошел к камину. Он встал к нему спиной, внимательно глядя на спящую девочку. Сходство между ними было совершенно очевидным, но лицо графа ничуть не смягчилось. Он смотрел на Фелисити так, будто всей душой ненавидел девочку и горько сожалел о том, что она вновь оказалась в замке.

Атейла медленно отошла от двери и вернулась к дивану. Когда она присела на краешек, где сидела раньше, Фелисити потянулась и приоткрыла глаза. Сначала она удивленно обвела глазами комнату, словно вспоминая, где она, потом увидела графа. Внимательно посмотрев на него, она полувопросительно произнесла:

— Папа?

— Так ты еще помнишь меня? — мрачно спросил он.

— Вы мой папа! — сказала Фелисити, словно убеждая себя. — А мама сказала, что вы подарите мне пони, потому что у вас много лошадей.

— С чего это ты решила, что я подарю тебе что-нибудь? — резко спросил граф, будто перед ним был взрослый человек. — Ведь ты сбежала и бросила меня!

— Но я вернулась, — ответила Фелисити. — И я очень устала и хочу пить.

Атейла взглянула на графа. Через минуту неохотно, словно не желая сдаваться, он сказал:

— Что ж, придется вам остаться здесь на эту ночь. Я скажу Доусону, чтобы он проводил вас к управляющему домом.

Прежде чем Атейла успела что-либо ответить, он вышел из комнаты, громко хлопнув дверью. Фелисити зевнула и сказала:

— Я хочу пить! Я очень хочу пить!

— Я уверена, тебе что-нибудь сейчас принесут, — успокоила ее Атейла.

Она чувствовала, что выиграла эту битву, хоть она и истощила все ее силы — и моральные и физические. Только сейчас девушка осознала, что могло бы случиться, если бы граф выгнал их из замка.

В комнату вошел дворецкий и проводил их наверх, где пожилая женщина в черном платье, со связкой ключей на поясе, ждала их.

Поднимаясь по лестнице, Атейла про себя благодарила Бога за то, что тот не отвернулся от них и не позволил выкинуть их на улицу без гроша в кармане.

«Как может он быть таким агрессивным, таким злым и циничным?»— думая про графа, спрашивала она себя.

Уже лежа в кровати, Атейла почувствовала, что готова понять графиню, которая сбежала от этого монстра, пусть даже и с женатым мужчиной. Девушка вспомнила красоту белоснежной спальни и золотых ангелочков над кроватью графини и подумала, что у бедной женщины было достаточно причин, чтобы бросить и мужа, и его мрачный замок.

Спальня, в которую поместила их управляющая, миссис Брайерклифф, внушала благоговейный ужас, хотя была вполне удобной.

Высокий потолок, огромные окна с тяжелыми гардинами, массивная дубовая кровать с пологом — все это представлялось Атейле седой древностью в не лучших ее проявлениях.

— Завтра, — сказала миссис Брайерклифф, — я открою детскую и комнату для гувернантки. Но сегодня, думаю, не стоит заставлять девочку ждать. Вы обе слишком устали. Переночуйте здесь.

— Хорошо, — согласилась Атейла, — мы действительно очень устали после такого долгого путешествия.

— Вы приехали из Парижа? — спросила миссис Брайерклифф, и Атейла поняла, что название именно этого города было готово сорваться с языка графа.

— Нет, из Танжера, из Марокко, — ответила она.

— О Господи, — воскликнула женщина. — Я и не думала, что ее светлость заберется так далеко!

Потом, словно почувствовав, что слишком разговорилась, управляющая смущенно отвернулась и начала давать указания служанкам, которые распаковывали багаж.

Фелисити выпила молока с бисквитами и, казалось, была вполне довольна, но поднявшись наверх, стала жаловаться, что кровать слишком большая.

— Я хочу спать в другой комнате, в той, где спала раньше, — сказала она, словно вспоминая. — А где моя лошадка-качалка?

— Все на месте, ваша светлость, — ответила миссис Брайерклифф. — Завтра, когда я уберу и проветрю там, вы увидите, что они остались такими же, как были до вашего отъезда.

— Я хочу свою лошадку и пони, — ныла Фелисити.

Атейла, раздевая ее, ответила:

— Я уверена, ты получишь все это завтра, но сегодня ты должна поспать здесь. Когда проснешься, увидишь, все не так уж плохо!

На самом деле Атейла не забыла, что граф разрешил им остаться только на одну ночь, и боялась, что завтра им придется покинуть замок.

Только после того, как Фелисити уснула, девушка поняла, насколько устала сама. Миссис Брайерклифф заметила это и сказала:

— Я прикажу, чтобы вам принесли чего-нибудь поесть, мисс, а вы скажите Дженни, что из ваших вещей надо распаковать сейчас. Остальное, я думаю, подождет до завтра.

— Спасибо, так будет лучше всего, — согласилась Атейла, — я действительно очень устала.

— Вы выглядите совсем измученной, — озабоченно сказала миссис Брайерклифф.

Она поторопила Дженни и распорядилась, чтобы Атейле принесли в комнату поднос с горячей едой.

Пока Дженни возилась с вещами, Атейла не решалась приступить к ужину, чувствуя какую-то неловкость. Но когда горничная вышла, девушка, едва прикоснувшись к пище, поняла, что совсем не хочет есть. Утомительное путешествие и разговор с графом, вымотали ее до крайности. К тому же она не переставая думала о том, что с ними будет, если граф выкинет их на улицу, не дав даже денег на проезд до Танжера.

«И почему я заранее не подумала, что так может случиться?»— в отчаянии корила себя Атейла.

Наконец Атейла легла, чувствуя, что еще немного и она упадет в обморок от усталости и нервного истощения. Лежа под одеялом, она со страхом думала о завтрашнем дне. Мысли путались, она не знала, как вести себя, что предпринять. Неожиданно сквозь тьму и страх она услышала последнее напутствие отца Игнатия:

— Молись, если тебе понадобится помощь, и Бог не оставит тебя!

«Мне очень нужна помощь сейчас!»— в отчаянии подумала Атейла, и она молилась, пока не заснула.

Атейла проснулась от того, что Фелисити прыгала по ее кровати и громко кричала:

— Проснитесь, мисс Линдсей, я хочу пойти посмотреть на своего нового пони. Мама сказала, что папа подарит мне пони, но я выглянула в окно и почему-то не увидела его в саду.

Атейла заставила себя сбросить остатки сна и вернуться к реальности.

— Ну, пони, наверное, в конюшне, — улыбаясь, ответила она.

— Тогда пойдемте поищем его, — радостно воскликнула Фелисити.

— Сначала надо позавтракать, — попробовала охладить ее пыл Атейла.

Она села на кровати, стараясь окончательно проснуться. Потом она вспомнила, что Дженни, уходя вечером из спальни, сказала ей;

— Если вам что-нибудь будет нужно, мисс, позвоните в колокольчик. Мне передадут, что я вам нужна, и я постараюсь прийти как можно скорее. Правда, замок такой большой!

Атейла поискала глазами звонок и заметила длинный плетеный шнурок, рядом с кроватью. Она несколько раз дернула за него.

Фелисити тем временем соскользнула с кровати, подбежала к окну и приподняла угол шторы.

— Я не вижу никаких лошадей, — сказала она, — но зато там бегает кто-то, похожий на коз. Атейла выглянула в окно.

— Это олени.

— А какие они вблизи?

— Очень красивые. Они живут в лесу.

— Олени! — повторила вслух девочка, и Атейла поняла, что Фелисити пытается вспомнить, видела ли она их раньше.

Вошла Дженни, и Атейла спросила у нее, где бы они могли позавтракать.

— Детская еще не готова, мисс, и миссис Брайерклифф решила, что вы можете позавтракать внизу. Его светлость завтракает в столовой, но миссис Брайерклифф подумала, что он не захочет присоединиться к вам.

— Нет, конечно же, нет! — ответила Атейла.

При одной мысли о завтраке в компании графа она пришла в ужас. Девушка боялась встречи с ним и, взяв, Фелисити за руку, постаралась как можно скорее прошмыгнуть вниз по лестнице.

Лакей в холле провел их по длинному коридору, где на стенах висело старинное оружие, в небольшую комнату. Там стол уже был накрыт к завтраку и в воздухе плавали аппетитные ароматы. Все вокруг было мало похоже на скудость и убожество, которые окружали девушку в миссии.

Фелисити чувствовала себя почти как дома. Не стесняясь, она попросила вторую порцию какого-то блюда, которое ей особенно понравилось, и толстым слоем намазывала мед на поджаренный хлеб.

— Этот мед, — сообщила девочка, — намного вкуснее, чем в Танжере.

Атейла радовалась, что Фелисити здесь что-то нравится, потому что до этого ребенок только и делал, что жаловался на холод и необходимость тепло одеваться. Как раз одежда Фелисити внушала беспокойство Атейле. Девочка выросла из тех платьев, которые она носила здесь несколько лет назад, а все, что они привезли из Танжера, совсем не соответствовало английской погоде. Хотя, насколько помнила Атейла, для этого времени года было еще довольно тепло.

Она ждала, когда Дженни распакует чемоданы, чтобы и самой снять дорожное платье, но, с другой стороны, зачем распаковывать вещи, если в любой момент ее и девочку могут выгнать из замка?

Атейла не забыла про ту часть багажа, которую они оставили на станции, но, когда она и Фелисити, позавтракав, выходили из комнаты, к ним подошел Доусон:

— Ваши чемоданы прибыли, мисс, я поблагодарил Робертса за доставку. С ним нелегко договориться. Иногда нам приходится ждать полдня, пока он привезет товары со станции.

— Я бы хотела сама поблагодарить его, — сказала Атейла. Прошлым вечером он был очень добр к нам.

— Он уже уехал, мисс, но не волнуйтесь, я хорошо заплатил ему.

— Я хочу увидеть своего пони, — твердила Фелисити.

В этот момент показался граф, и сердце Атейлы сжалось от страха. Он, очевидно, шел из столовой. Лицо его было также мрачно и сурово, как прошлым вечером.

Атейла замерла, а Фелисити вырвала свою ручку из ее ладони и побежала навстречу отцу.

— Я хочу увидеть моего пони, папа! — воскликнула она. — А мисс Линдсей сказала, что он в конюшне. Пожалуйста! Можно мне пойти посмотреть на него прямо сейчас?

Граф посмотрел на девочку сверху вниз, как показалось Атейле, с неприязнью. Затем он обратился к дворецкому.

— Пусть кто-нибудь из слуг проводит ее светлость в конюшню, а лучше сделайте это сами. Я хотел бы поговорить с леди Линдсей.

При этом он так сурово смотрел на Атейлу, что она с радостью ускользнула бы от этого разговора. Но слова застряли у нее в горле, возразить она не осмелилась.

Доусон взял девочку за руку и сказал:

— Пойдемте, ваша светлость, я покажу вам лошадей. Уверен, они вам понравятся.

Фелисити подпрыгнула от восхищения. Прежде чем они успели выйти, Атейла сказала:

— Я думаю, ее светлости стоит надеть плащ. Не сходит ли кто-нибудь за ним?

— Я принесу, мисс, — ответил Доусон. Когда они с Фелисити ушли, Атейла вопросительно взглянула на графа.

— Идите за мной, — приказал он.

Граф шел впереди, а Атейла, чувствуя себя провинившейся школьницей, со страхом следовала за ним. Почему-то она подумала, что именно так женщины в Северной Африке следуют за своими мужьями в ожидании приказаний.

Граф открыл дверь и, войдя за ним в комнату, Атейла поняла, что оказалась в библиотеке. Именно такой она представляла себе библиотеку в английском замке. Многие представители английского дворянства владели поистине бесценными коллекциями книг, которые собирались столетиями.

Атейла осмотрелась вокруг. Тысячи книг заполняли шкафы, от пола до потолка. Узкая винтовая лесенка вела на галерею. Неожиданно Атейла представила, как был бы счастлив ее отец, окажись он в подобной библиотеке.

На секунду она даже забыла о предстоящем графе и о малоприятном разговоре. Просто думала о том, какое это счастье владеть таким сокровищем.

— Боже мой, здесь невозможно вести серьезные научные исследования, — говорил он в Алжире, Тунисе, Танжере и других больших городах, где они останавливались, чтобы обработать материалы экспедиций.

— А у тебя дома была большая библиотека? — как-то спросила Атейла.

— Да, но я с удовольствием ее увеличил бы, — ответил тогда отец. — Понимаешь, твои дед и прадед больше интересовались английской литературой, поэтому в нашей библиотеке почти нет иностранных авторов.

Потом он рассмеялся и добавил:

— Ты же знаешь, я пишу о том, о чем, пожалуй, еще вообще не написано книг. Так что, надеюсь, мои труды неплохо дополнят наше собрание.

Из прошлого в настоящее ее резко вернул грозный голос графа.

— Садитесь!

Граф указал ей на стул, напротив старинного стола времен короля Георга. Сам он сел за стол.

Через высокие окна, на разноцветных стеклах которых был изображен герб семьи Рот, в комнату пробивались солнечные лучи, освещавшие золотистые рыжеватые волосы Атейлы. Если волосы графини были бледно-золотые, цвета неспелой пшеницы, у Атейлы под лучами солнца они казались почти огненными. Серые глаза девушки, с золотистыми крапинками, казались огромными на бледном, похудевшем после болезни лице.

Граф молча разглядывал ее, и так же, как прошлым вечером, в его взгляде ей чудилось что-то оскорбительное и пугающее, что было трудно объяснить словами.

— Теперь, — резко начал он, — я бы хотел получить от вас объяснения, почему вы здесь и почему вы решили, что я приму свою дочь Фелисити обратно после того, как у меня ее забрали три года назад.

Атейла было собралась ответить, что ей ничего не известно, что она познакомилась с графиней и Фелисити за день до отъезда, но потом спохватилась, что в таком случае граф скорее всего уволит ее.

— Я, ваша светлость, всего лишь гувернантка, я должна выполнять указания своих хозяев.

Мне было приказано доставить девочку сюда, я это сделала.

Граф посмотрел на нее так, словно не верил ее словам.

— Так вы утверждаете, мисс Линдсей, что находитесь здесь на правах платной прислуги.

Он был нарочито груб, Атейла опустила глаза, чтобы граф не заметил, какую ярость вызывают у нее его оскорбления.

— Я думаю, ваша светлость, — как можно спокойнее ответила она, — что вы довольно точно хоть и нелестно определили мое место.

— Тогда позвольте узнать, если бы я выгнал вас вчера, куда бы вы пошли?

— Если честно, то я не знаю, — ответила Атейла. — Но, возможно, у Фелисити здесь есть и другие родственники, кроме вас. Не знаю, правда, как бы мы объяснили свое появление в их доме.

Губы графа сжались в ниточку, и Атейла поняла, что теперь ему трудно будет выгнать их с Фелисити из замка.

Последовала долгая пауза. Затем граф спросил:

— Если я оставлю свою дочь здесь, вы тоже намереваетесь остаться?

— Именно об этом я надеялась узнать у вас, ваша светлость. Но, конечно, вам и только вам решать, кто и как должен учить Фелисити.

Граф встал из-за стола и прошелся по комнате. Он остановился у камина, в котором горело неяркое пламя.

— Я нахожу это недопустимым! — проговорил он несколько минут спустя, будто сам себе.

Атейла промолчала, чувствуя, что не стоит мешать его раздумьям. Резко повернувшись к девушке граф спросил:

— Ради всего святого, а чего вы ожидали от меня? Я ничего не слышал о своем ребенке в течение трех лет. Я понятия не имел, где она, с кем она. И вдруг ваше с ней появление вчера вечером.

— Теперь она вернулась домой, — тихо сказала Атейла.

— Меня удивляет, что та, которая забрала ее у меня и не позволила мне даже видеться с моей дочерью, теперь присылает ее обратно. Если играть по ее правилам, я должен отослать девочку обратно в Танжер или откуда вы там приехали.

Атейла уже открыла рот, собираясь сказать, что, если он так поступит, то к их возвращению матери Фелисити может уже не быть в живых, но потом передумала. Да, графиня, по словам отца Игнатия, серьезно больна, но пока она жива, и не стоит давать графу повод считать себя свободным.

«Может, он хотел бы жениться вторично, — подумала Атейла, — и тогда он будет чрезвычайно раздражен, если окажется, что его жена не собиралась умирать, и все его раздражение выльется на меня».

Прошло несколько минут. Потом граф спросил:

— Ну а что вы-то думаете обо всем этом?