От ненависти до любви

Изо всех своих сил она пыталась оттолкнуть его, но его руки сжимали ее, словно железные оковы.

Неожиданно он поднял ее и, будто не слыша вопля ужаса, который вырвался у девушки, бросил на кровать. Обезумев от страха, она взмолилась:

— Прошу вас… Пожалуйста… Вы пугаете меня! Вы не можете… делать это… пожалуйста… пожалуйста…

На мгновение у нее оказались свободны руки, и Атейла изо всех сил толкнула его, попыталась подняться. Но не успела. Он снова повалил ее на кровать и набросился на нее. Его пальцы скользнули по ее плечу и с силой впились в только что затянувшуюся рану.

Острая боль пронзила тело, будто ее снова ударили ножом. Сдавленный крик вырвался из груди, и наступила темнота…

Атейла медленно приходила в сознание, хотя темнота обволакивала ее, лишала способности двигаться и даже думать.

Потом она вспомнила, что была чем-то напугана, и тихо застонала. Случилось что-то ужасное, но она не знала, что это было. Только ощущение страха и полной безнадежности не покидало ее.

Потом она услышала чей-то низкий голос — она не узнала его:

— Все в порядке, с вами ничего не случится. Спите.

Подчиниться было легче, чем сопротивляться, и девушка закрыла глаза, вновь проваливаясь в темноту.

Когда Атейла проснулась снова, занавески были отдернуты, солнце светило в окна. Возвращаться к реальности ей не хотелось, и она лежала с закрытыми глазами, слыша, как Дженни осторожно двигается по комнате.

Наконец горничная удивленно спросила:

— С вами все в порядке, мисс? Вы так и не легли в постель прошлой ночью.

Атейла открыла глаза и поняла, что лежит на неразобранной кровати, одетая в халатик.

Внезапно все события прошлой ночи встали у нее перед глазами. Девушка не помнила только, что произошло, когда она лишилась чувств от боли.

Она не помнила, чтобы сама поднималась к себе в спальню. Значит, это граф принес ее?

Надо было что-то ответить Дженни, и Атейла неуверенно проговорила каким-то чужим голосом:

— Я очень устала… Когда я… поднялась наверх… Было так жарко…

Дженни отошла от кровати.

— Извините, что пришлось разбудить вас, мисс, но я не сумела бы перевязать руку ее светлости так аккуратно, как вы.

Она поставила медный кувшин на умывальник и прикрыла его махровым полотенцем, чтобы вода не остыла.

— Вам, наверное, не хочется вставать, после такой беспокойной ночи, мисс. Полежите, а я пойду проведаю ее светлость.

— Спасибо… Дженни, — с трудом выговорила Атейла.

Оставшись одна, девушка потрогала больное плечо и обнаружила, что кружевная оборка халата порвана. Постепенно она вспомнила все, что говорил ей граф, и смысл его слов медленно начал доходить до нее.

Когда-то она слышала, то ли от матери, то ли от отца, что в Англии женщина, чтобы получить развод, должна доказать неверность мужа и его жестокое обращение с ней. Теперь Атейла понимала, чем объяснялась нарочитая грубость графа и его постоянные оскорбления.

«Как… как только он мог… думать обо мне… такое?»— с негодованием думала она.

Потом Атейле пришла в голову мысль, что ее дорогие красивые платья, подаренные графиней, тоже убеждали графа в том, что его хотят заманить в ловушку.

— Это… это невозможно! — вслух сказала она. — Как кто-нибудь мог в такое поверить?

Она вспомнила вчерашний прием у графа и себя в платье с золотыми блестками, похожую, как сказал сэр Кристофер, на солнечный луч. Как смел граф заподозрить ее, дочь своего отца, в том, что она способна на подобную низость! Да, но граф понятия не имеет, чья она дочь. Для него она лишь незнакомка, которая неожиданно явилась в его дом с ребенком, похищенным у него три года назад.

Все это было как ночной кошмар, от которого никак не можешь освободиться.

Внезапно Атейла вспомнила, что прошлой ночью граф приказал ей убираться из замка. Но куда? К тому же у нее нет денег. При мысли об этом Атейла задрожала и, задыхаясь, без сил упала на подушки. Нет сил дышать, нет сил жить.

Немного успокоившись, она медленно поднялась с кровати, хотя ноги плохо держали ее. Она не знала отчего: от того ли, что произошло прошлой ночью, или от страха перед тем, что ее ожидало.

Мелькнула было мысль попросить сэра Кристофера помочь ей. Но после всех обвинений графа Атейла скорее умерла бы, чем обратилась к его другу, хоть они и оказались дальними родственниками.

«Если я обращусь за помощью к сэру Кристоферу, то граф окончательно убедится, что я безнравственная павшая женщина», — думала девушка.

Чудовищно было думать, что ее могут заподозрить в подобном, но постепенно Атейла начинала понимать поведение графа.

Если он подозревал, что ее прислали в Рот-Касл, чтобы соблазнить его, и видел, что весь вечер она провела, беседуя с его другом, нетрудно представить, что он подумал, когда среди ночи увидел ее в коридоре, неподалеку от спальни маркиза.

«Но это же ужасно, чудовищно, низко! — твердила про себя Атейла в полном отчаянии, уверенная, что переубедить графа ей уже не удастся. — Неудивительно, что он ненавидит меня», — думала она, хотя и не понимала, почему граф уверен, что Comtesse так хочет развода. По словам отца Игнатия, у Comte оставалась семья во Франции.

Девушка подошла к окну, чтобы глотнуть свежего воздуха. Потом, собравшись с силами, она вспомнила, что должна подать завтрак Фелисити, и с трудом заставила себя одеться.

— Вы выглядите уставшей, мисс, — сказала Дженни, входя в детскую. — Почему бы вам ни прилечь, а я присмотрю за ее светлостью.

— Со мной все в порядке, — ответила Атейла, — но я была бы признательна, если бы вы попросили Джеба покататься с ее светлостью сегодня утром. У меня много дел.

— Да, конечно, — кивнула Дженни, — я пошлю за ним в конюшни.

— Но я хочу кататься с вами, мисс Линдсей, — воскликнула Фелисити, поднимая голову от тарелки, — с вами интереснее!

— Я знаю, дорогая, — ответила Атейла, — но у меня болит голова. Так что покатайся с Джебом, а к обеду мне, может быть, станет лучше и мы поедем вместе.

— Это было бы замечательно! — сказала Фелисити. — И значит, у меня не будет уроков?

— Утром не будет.

Атейла хотела добавить: «Со мной — никогда», но ей было жалко расстраивать девочку, да у нее и самой слезы навернулись на глаза.

Она не хотела покидать замок. Она хотела остаться. Не только для того, чтобы иметь крышу над головой, но и из-за Фелисити, и из-за всего остального вокруг, что так отличалось от всего, что она видела прежде и что она успела полюбить.

Атейла выпила чаю, почувствовала себя немного лучше, хотя и подумать не могла о том, чтобы проглотить хоть кусочек.

Дженни надела Фелисити бархатную шапочку для верховой езды, жакет, принесла ее хлыстик и перчатки.

— Я отведу ее вниз, мисс, — сказала она, — а вы послушайтесь меня, поспите еще часок-другой. Я позабочусь, чтобы вас не беспокоили.

— Спасибо, — слабо откликнулась Атейла. Фелисити обняла ее и поцеловала.

— Я расскажу вам обо всем, когда вернусь, мисс Линдсей. Хотя, знаете, с Джебом ездить не так весело, как с вами.

— Делай все, как скажет Джеб, — напутствовала ее Атейла, — и будь осторожна, не падай. Это меня очень расстроило бы.

— Я очень хорошая наездница, прямо как папа, — ответила Фелисити и поспешила вниз вслед за Дженни.

Атейла вздохнула и прошла в свою комнату. Несколько минут она молча стояла, глядя на множество платьев в шкафу, думая, как все это упаковать.

Потом она открыла верхний ящик комода и достала свою сумку, нашла кошелек и высыпала на кровать его содержимое. Там были три купюры по одному фунту, две монеты по полсоверена и три шиллинга — все, что осталось от тех денег, которые Comtesse дала ей перед отъездом из Танжера.

В отчаянии Атейла смотрела на эти жалкие гроши, думая, что вряд ли она сможет уехать далеко от замка с такими деньгами, и как ей теперь жить, пока найдется какая-нибудь работа. Теперь она жалела, что не узнала, как далеко отсюда Нортумберленд.

«Может быть, — думала девушка, — там я нашла бы кого-нибудь из родственников папы. А теперь что мне делать? Куда идти?»

Вопросы повисали в воздухе. Ответов не было. Атейла подумала, что лучше бы ее убили вместе с отцом в арабской пустыне.

Потом она открыла шкаф, куда Дженни сложила чемоданы, нашла самый маленький и решила упаковать в него самые необходимые вещи.

Опустившись на колени перед чемоданом, она размышляла, что взять с собой. Конечно, о прекрасных платьях нужно было забыть.

Но Атейла понятия не имела, что ей может пригодиться, и, чувствуя себя слабой и беспомощной, она не выдержала и заплакала. Слезы сначала капали медленно, одна за одной, а потом хлынули неудержимым потоком.

Атейла услышала, что кто-то вошел в детскую, потом вышел в коридор. Она решила, что это Дженни. В оцепенении девушка осталась сидеть перед открытым чемоданом, а слезы ручьем текли и текли по ее щекам. Дверь в комнату открылась.

Атейла поискала носовой платок, не желая, чтобы Дженни увидела ее плачущей, но в этот момент мужской голос негромко спросил:

— Что ты делаешь?

На мгновение ей показалось, что все это происходит во сне. Атейла, медленно подняла глаза и увидела графа. Он закрыл дверь, подошел к ней и стоял, глядя сверху вниз на девушку у своих ног, плачущую над открытым чемоданом.

— Почему ты плачешь?

Ей показалось, что на самом деле он собирался сказать что-то другое. Запинаясь, она ответила:

— Я… я… уезжаю.

Слезы застилали ей глаза. Граф достал из нагрудного кармана и подал девушке свой носовой платок. Неловко она взяла его, вытерла мокрые глаза и щеки, пытаясь понять, что привело его к ней в спальню.

Атейла чувствовала, что сейчас она не в силах отвечать на его обвинения, объяснять ему, насколько он ошибается, подозревая ее Бог знает в чем.

Граф подождал, пока она уберет платок, затем сказал:

— Я пришел извиниться.

Подобных слов Атейла никак не ждала. Ее глаза расширились от изумления.

— Я узнал от Элизабет Уик, что ты сделала для нее прошлой ночью. Она чрезвычайно благодарна тебе и просит, чтобы ты зашла к ней попрощаться перед отъездом.

— Да, да… конечно, — выдавила из себя девушка.

— Я не заслуживаю прощения, но я обезумел от ревности!

Атейла, не в силах понять ни слова из того, что он говорил, только смотрела на него, и в глазах ее застыл немой вопрос.

Граф резко сказал:

— Ты заставляла меня страдать тысячей разных способов с того самого момента, как появилась здесь. А прошлой ночью, когда я подумал, что ты была с Хогартом, я не мог это больше выносить.

— Я… я не понимаю, — пробормотала Атейла. Неожиданно граф улыбнулся:

— Я тоже. Я никогда не испытывал ничего подобного раньше, и я ничего не могу объяснить. Он перевел дыхание и продолжал:

— Мне бы следовало попросить тебя рассказать о себе. И почему ты так не похожа на гувернантку и откуда у тебя такая одежда… Но ты очень напугала меня, когда впервые появилась в доме.

— Напугала… в… вас? — тихо, почти неслышно переспросила Атейла.

Она ничего не понимала.

Она только знала, что страшный кошмар прошлой ночи превращается в сказочный сон, который наполняет комнату солнечным светом и заставляет ее сердце биться так странно и сладко, как ему никогда еще не случалось.

— Если даже ты действительно пыталась соблазнить меня, чтобы моя жена получила развод, это не имеет значения. Кто бы ты ни была, что бы ты здесь ни делала, ты — это ты, и мне от тебя не уйти.

— О чем… о чем вы говорите? — прошептала Атейла.

— Я говорю, что так вот странно, непредсказуемо, необъяснимо я влюбился в тебя, и, хотя мне самому в это трудно поверить, я ничего не могу с собой поделать.

— Не может быть!

— Это правда! — сказал граф. — И это единственное оправдание тому, как я обращался с тобой и что говорил.

Он улыбнулся, и оказалось, что его улыбка может быть чарующей.

— Так сможешь ли ты простить меня? Атейла с трудом поднялась с пола и не в силах отвести глаза от графа так и стояла, глядя на него снизу вверх.

— Я не думаю… что правильно поняла… то, о чем вы говорили. Может, я просто сплю… и это все мне… снится.

Граф придвинулся поближе к ней.

— Это не сон, это правда. И если ты думаешь, что я отпущу тебя, ты очень ошибаешься.

— Но… вы же приказали… мне уйти, — по-детски пролепетала Атейла.

— Только потому что ты так мучила меня, что я больше не мог терпеть! Ты представляешь, что я вообразил, когда увидел тебя в коридоре? Я подумал…

— Как вы могли… думать… такое… такое обо мне? — прервала его Атейла.

— Я задавал себе тот же вопрос, когда узнал, где ты была на самом деле, — признался граф. — Я пытался ненавидеть и презирать тебя с того самого момента, как ты появилась здесь, но у меня ничего не вышло!

Атейла смотрела на него широко раскрытыми глазами, пытаясь понять, о чем он говорит. Вдруг совсем другим тоном граф попросил:

— Помоги мне, пожалуйста, понять, расскажи, зачем ты приехала сюда вместе с Фелисити, — Я хотела… рассказать вам об этом… прошлой ночью… но вы не стали слушать меня.

— Я знаю. Но когда ты потеряла сознание и я нес тебя сюда, я увидел эту рану у тебя на плече и вдруг понял, что ты чиста и невинна и просто не можешь быть другой.

Он протянул руки Атейле и повторил:

— Доверься мне. Расскажи мне правду. Я знаю, ничто не помешает мне продолжать любить тебя.

Атейла не думая вложила свои пальчики в его протянутые к ней ладони. От этого прикосновения девушке показалось, что теплый солнечный лучик пробежал по ее телу. Она поняла, что как бы ни старалась она ненавидеть его, ее чувство к нему отнюдь не было ненавистью.

И не только потому, что он был красив и внушителен и ей нравилось смотреть на него, даже когда он хмурился. Когда его не было, замок казался пустым. Ей не хотелось признаваться в этом даже самой себе, но она скучала по нему и с нетерпением ждала его возвращения.

Прошлым вечером, разговаривая с сэром Кристофером о своем отце, она краем глаза видела графа во главе стола. Он показался ей похожим на короля, но, главное, она восхищалась этим человеком, этим мужчиной, и чувствовала, что ее тянет к нему. Не важно, смотрела она на него в этот момент или нет.

Теперь, когда ее пальцы лежали в его ладони, Атейла живо чувствовала, что между ними существует какая-то невидимая связь и ничего не требуется объяснять.

Она принадлежала ему, она была частью его, и нежное прикосновение его руки подтверждало это. Атейла взглянула в лицо графа и поняла, что он думает о том же, что она.

Опустив ее руки, осторожно, словно боясь напугать ее, граф обнял девушку.

— Мне действительно больше ничего не надо знать, — сказал он. — Я знаю, что люблю тебя больше жизни, моя дорогая, ты моя, а все остальное не имеет значения.

Он говорил глубоким негромким голосом, медленно наклоняясь к ней. Наконец их губы соприкоснулись. Он нежно целовал ее. И от этого поцелуя ее сердце, казалось, готово было выпрыгнуть из груди от счастья.

Любовь, о которой она мечтала, пришла к ней. Такая любовь, какая связывала ее родителей, такая, которая и есть главная драгоценность в жизни.

Граф прижал ее к себе. Его губы становились все более требовательными, более настойчивыми, и все-таки очень нежными. Этот поцелуй был так прекрасен, что слезы снова покатились по щекам девушки.

Он поднял голову.

— Не надо плакать, моя дорогая! Гоблины исчезли, больше они никогда не напугают тебя.

Она попыталась улыбнуться, но почувствовала, что больше не выдержит такого напряжения, и спрятала лицо на его плече.

— Я… я думала, мне придется уехать… и я больше не увижу тебя! — прошептала она. Его объятие стало еще крепче.

— Я бы никогда не отпустил тебя. Я был вне себя прошлой ночью, когда произнес эти безумные слова. Я знаю, что не могу жить без тебя.

Неожиданно он замолчал, потом заговорил снова, и голос его звучал невесело.

— Ты знаешь, несмотря на мою любовь, я не могу сейчас просить твоей руки. Но я дам Надин развод, которого она так жаждет.

Атейла подняла голову.

— Ты… что, действительно думаешь, что… я приехала сюда… с такими низкими целями?

— Зачем же ты приехала?

— Все гораздо… проще, чем ты думаешь, — ответила Атейла. — Графиня, как называют твою жену в Танжере, попросила отца Игнатия найти англичанку, с которой она могла бы отправить Фелисити в Англию.

Граф внимательно слушал, а его руки по-прежнему обнимали ее.

— Я была очень больна. В пустыне разбойники напали на наш караван… убили моего отца… и ранили меня… Меня подобрали и принесли в Танжер. Отец Игнатий приютил меня в миссии, главой которой он был.

— Так вот откуда эта страшная рана у тебя на плече, — воскликнул граф. — Я понял прошлой ночью, почему ты потеряла сознание, когда я дотронулся до нее.

— Она только что зажила, — ответила Атейла. — Я хотела вернуться в Англию, но у меня не было денег. И отец Игнатий отвел меня на виллу, где жила мать Фелисити. На следующий же день началось наше путешествие.

— Но, почему вдруг моя жена решила возвратить мне ребенка, которого три года назад так жестоко похитила у меня, — спросил граф.

— Графиня очень больна, и она говорила, что Фелисити осложняет ее отношения с Comte. А сама девочка… была… не очень счастлива с ним.

Она почувствовала, как замер граф, и испугалась, что он вновь начнет оскорблять Comte, как он делал это не раз, но тот промолчал. Тогда Атейла продолжила:

— Я согласилась с предложением графиня, потому что надеялась в Англии найти своих родственников, а деньги на дорогу графиня дала мне.

Она взглянула на кровать и добавила:

— Но к тому времени, как мы добрались сюда, деньги почти кончились. На кровати это все, что осталось.

Граф улыбнулся, а потом нежно сказал:

— И ты серьезно думала, мое сокровище, что сможешь уехать и жить на эти деньги?

— Мне было очень страшно, я не знала, куда идти, — призналась Атейла.

— Поверь мне, больше тебе не придется бояться. Теперь я все понял и умоляю простить меня за то, что я мог заподозрить тебя. И все из-за того, что ты необычайно красива и, конечно, так великолепно была одета.

Он замолчал, словно обдумывая что-то, потом сказал:

— Как же я глуп, что не догадался сразу, откуда у тебя такая дорогая и красивая одежда. Это моя жена подарила тебе?

Атейла кивнула:

— У нас отняли все. В миссии мне дали платье, но оно больше всего было похоже на безобразный серый мешок.

Граф засмеялся:

— Каким бы безобразным ни было твое платье, оно не могло скрыть красоту твоих волос, твоих глаз, твоего очаровательного маленького носика и твоих губ, мое сокровище. Они были созданы для моих поцелуев.

Он поцеловал ее требовательно и страстно.

— Сколько мужчин целовали тебя до меня?

— Никто, — ответила Атейла. — Раньше я… не встречала никого… похожего на тебя.

— Уж я постараюсь, чтобы ты их не встретила, — ответил граф. — Но о чем же ты проговорила весь вечер с сэром Кристофером? Я ведь вообразил, что он влюбился в тебя!

Атейла засмеялась:

— Он знает все о моем отце, читал его книги и статьи в Королевском географическом журнале. Граф удивленно посмотрел на нее:

— Ты хочешь сказать, что твой отец — Гордон Линдсей?

— Да, но я не думала, что тебе что-нибудь говорит это имя.

— Я слышал о нем. Так уж получилось, что именно я президент Королевского географического общества, и, естественно, я регулярно читаю наш журнал.

— Я и представить себе этого не могла. Я ни за что не догадалась бы, что имя папы тебе известно.

— Его статьи читаются с захватывающим интересом. Но его дочь кажется мне просто восхитительной!

И он снова приник к ее губам долгим сладостным поцелуем. Атейле казалось, что вместе с поцелуем он взял ее сердце и теперь оно навеки принадлежит ему. И это было так прекрасно, что страшно было поверить. Она слегка прижалась к графу, а он все целовал и целовал ее.

А потом он спросил:

— Если никто не целовал тебя раньше, скажи, что ты чувствуешь?

— Это прекрасно! У меня нет слов… Твои поцелуи, словно звезды над пустыней, когда кажется, что вся Вселенная полна ими. А может, они словно лучи солнца, которое медленно поднимается над горизонтом, согревая землю. Это счастье, которое могла бы выразить только музыка.

Восторг, такая страсть слышались в ее голосе, что у графа дыхание перехватило.

Он целовал ее до тех пор, пока земля не закружилась у них под ногами. Они словно уносились в небо, навстречу солнцу, обжигаемые пламенем страсти.

«Я люблю тебя… я люблю тебя!»— кричало сердце Атейлы, и наконец она решилась произнести это вслух.

— И я люблю тебя, дорогая, — сказал он. — Но мне предстоит еще многое сделать, прежде чем я смогу назвать тебя своей женой.

— Я не уверена, что ты должен… жениться на мне.

— А я уверен и твердо намерен это сделать! Никто и ничто не остановит меня. Но развод займет немало времени и вызовет скандал в обществе. Для моей семьи это будет очень тягостно, но тут уж ничего не поделаешь.

Атейла услышала нотку горечи в его голосе и поняла, насколько графу ненавистна сама мысль о том, что его личные дела станут достоянием светских сплетников. Но тут, словно сказав себе, что ничто, кроме их любви, не имеет значения, он прижал девушку и снова поцеловал.

Атейла, не в состоянии ни о чем думать, лишь чувствовала, что внезапно очутилась на небесах, где нет ни страха, ни боли и где царит любовь.

Глава 7

Весь остаток дня Атейла жила как в волшебном сне. И все время, пока она была с Фелисити, она считала часы до встречи с графом.

Уходя от нее, он сказал:

— К сожалению, я должен тебя покинуть, дорогая. Уики уезжают после ленча, и Хогарт с ними. Я понимаю, что не должен ревновать тебя к нему, но мне не хочется, чтобы ты виделась с ним.

— А когда мы вновь сможем быть… вместе? — спросила Атейла.

— Я думаю, лучше всего после чая. Ведь ты сможешь попросить кого-нибудь побыть с Фелисити, а сама спустишься ко мне в гостиную, где мы все обсудим.

Она улыбнулась ему, и графу показалось, что вся комната наполнилась светом.

— Я должен о многом поговорить с тобой, хотя на самом деле важно только то, что ты любишь меня и всегда будешь со мной.

Он быстро поцеловал ее, повернулся и вышел. Несколько минут Атейла сидела неподвижно. Потом вскочила и подбежала к окну. Небо было ясное. Она поверила, что все темное и страшное ушло из ее жизни, и возблагодарила Бога за то счастье, что Он даровал ей.

Фелисити вернулась с верховой прогулки. После ленча Атейла решила читать ей. Книга была об Африке, и девушка поняла, что может сама рассказать Фелисити гораздо больше. Она рассказала девочке о пустыне, об арабских племенах, о необыкновенных городах, таких, как Фее и Марракеш, которые остались такими же, какими были несколько столетий назад.

От счастья, которое переполняло все ее существо, девушке казалось, прошлое — словно мираж в пустыне. По-настоящему реальными были только ее возлюбленный и его замок.

В три часа они с Фелисити опять поехали кататься. Чтобы девочка не устала, на этот раз Атейла не пускала лошадей в галоп, и они не торопясь ехали через парк. Все вокруг казалось Атейле на этот раз еще прекраснее, чем раньше. Словно почувствовав ее настроение, Фелисити спросила:

— Вам нравится замок, мисс Линдсей, ведь правда?

— Это самое красивое место, какое я когда-либо видела, — ответила Атейла, — и мы с тобой постараемся, чтобы оно стало таким же прекрасным, как снаружи.

Фелисити задумалась:

— С помощью любви?

— Да, — ответила Атейла, — любви. Тогда он станет просто великолепным.

Приближалось время встречи с графом, и девушка чувствовала, как колотится ее сердце. Она напоила Фелисити чаем, потом поиграла с ней в кукольный дом. Они переставили в нем мебель и усадили маленьких куколок, а Атейла сочинила какую-нибудь историю про каждую из них, так что они стали совсем как настоящие люди.

Когда пробило пять часов, пришла Дженни.

— Я догадалась, мисс, — сказала она, — что ее светлость будет играть в кукольный дом, и принесла для кукол еду на маленьких тарелочках. Повар специально приготовил.

Фелисити пришла в восторг, и пока они с Дженни расставляли тарелочки на столе, Атейла ускользнула. У себя в спальне она на секунду остановилась перед зеркалом. Глаза ее светились от счастья, а нежные губы казались созданными для поцелуев.

Она вспыхнула, вспомнив, как граф целовал ее, и подумала, что ничего прекраснее с ней еще не случалось.

Атейла почти сбежала по лестнице. Лакей хотел открыть перед ней дверь гостиной, но она не дожидаясь сама повернула ручку и вошла.

Граф ждал ее, стоя у камина. Их глаза встретились. На мгновение оба замерли, но вот он протянул руки, и девушка бросилась в его объятия. Граф обнял ее, но потом слегка отстранился и сказал странным изменившимся голосом:

— Прежде чем я скажу, как сильно люблю тебя, нам нужно поговорить. Я должен о многом рассказать и многое объяснить тебе.

Атейла с трудом понимала, о чем он говорит, потому что он обнимал ее, она слышала удары его сердца.

Граф нежно поцеловал ее в лоб и усадил на диван. Сам он сел рядом и взял ее ладони в свои.

— В этой комнате я впервые увидел тебя, — сказал он. — Ты была так красива, что я сразу почувствовал опасность. Поверь, я боролся не столько против тебя, сколько против себя самого.

— Теперь я понимаю это, — сказала Атейла, — но тогда ты очень напугал меня.

— Клянусь, я больше никогда не испугаю тебя! Но постарайся понять: я был напуган ничуть не меньше, чем ты.

Она удивленно взглянула на него, а он с улыбкой сказал:

— После всего, что мне пришлось пережить из-за Надин, я поклялся, что никогда больше не отдам своего сердца женщине, не буду так глуп, чтобы влюбиться снова.

При мысли о том, что его первой любовью была графиня, Атейла ощутила легкий укол ревности. Она отвернулась, чтобы граф не заметил этого. Но он мягко сказал:

— Да, я любил Надин, но то чувство, было совсем не таким, как большая чистая любовь, которую я испытываю к тебе. Наверное, я любил ее только потому, что она была очень красива, а ее родители убедили меня, что она хочет выйти за меня замуж. Когда я попросил ее руки, она сказала «да».

Он помолчал.

— Сейчас трудно представить, насколько доверчив я был. Я воображал, что, поскольку я, что называется, «выгодная партия», она действительно любит меня и как мужчину.

Граф сказал это с такой горечью, что Атейла, тихонько сжав его пальцы, спросила:

— А почему она не любила тебя? Она искренне недоумевала, как могла молодая неопытная девушка не влюбиться в такого красивого и богатого молодого человека. Словно прочитав ее мысли, граф ответил:

— Когда я женился на Надин, она уже была влюблена в Comte de Soisson!

— О нет! — воскликнула Атейла, — тогда почему же она не вышла замуж за него?

— Он уже был женат, и давно. Во Франции женятся рано. Это был брак по расчету, и его жена была из такого же знатного рода, как Soisson.

— Ты не знал об этом?

— Я понятия не имел, что до меня у нее уже были отношения с мужчиной, пока мы случайно не встретили его в Лондоне, на одном из приемов.

На несколько секунд в комнате воцарилась тишина. Графу было нелегко вспоминать о прошлом.

— Только полный идиот не заметил бы, как ожила и похорошела моя жена, стоило ей увидеть его. Когда они смотрели друг на друга, у них были такие лица, что не нужно было никаких слов.

— Тебе, должно быть, было больно.

— Да, хотя, к тому времени я уже понял, что Надин не любит меня. Она была просто мила и любезна и делала все, о чем я просил ее. К тому же она носила нашего ребенка.

— А что потом?

— Ничего. Я попросил жену рассказать мне правду, и она призналась, что любит Comte. После долгих недомолвок и лжи я понял, что она влюблена в него с семнадцати лет и что он соблазнил ее, когда она была в Париже вместе с родителями.

Атейла с ужасом посмотрела на него, а граф продолжал:

— Граф тогда сумел как-то выпутаться из этой довольно скользкой ситуации. Он сказал Надин, что больше они не должны никогда видеться. Но вскоре после рождения Фелисити я узнал, что они переписываются и даже тайно встречаются, когда он бывает в Лондоне.

— И что же… ты тогда сделал?

— Я пригрозил, что убью его, и у него хватило ума не попадаться мне на глаза. Но мы с Надин с каждым днем все больше и больше становились чужими. В конце концов мы почти перестали видеться, не считая выездов в свет и приема гостей в замке.

Атейла, прижавшись к графу, прошептала:

— Тебе, должно быть, было очень… тяжело.

— Я говорил себе, что мне все равно. В действительности я уже давно не любил Надин. Но она была моей женой, и мне не хотелось, чтобы скандал коснулся моей семьи.

— Я понимаю, такая жизнь любого сделала бы очень… очень несчастным.

— Мне кажется, я стал более циничным и жестоким. Я сказал себе, что женщинам нельзя верить.

Атейла вздрогнула, но граф сказал:

— Все это теперь забыто, моя любимая. Я знаю, что ты не такая. В тебе я нашел все, что когда-либо мечтал найти в женщине.

При этих словах Атейла почувствовала глубокое волнение. Она повернулась к нему, ожидая, что он заключит ее в объятия. Но граф с усилием отодвинулся от нее и проговорил:

— Я должен рассказать тебе обо всем, что случилось со мной, чтобы ты поняла.

— Я понимаю… Продолжай.

— Три года назад я узнал, что граф в Англии и Надин регулярно встречается с ним. Я был почти уверен, что они любовники, но они ловко обманывали меня. Я не мог ничего доказать.

Губы графа сжались. Несколько секунд он молчал, прежде чем смог продолжать.

— Наши отношения накалялись. Однажды рано утром я уехал на охоту. Когда я вернулся, то обнаружил, что она сбежала, забрав с собой Фелисити.