От ненависти до любви

— Как… жестоко.

— Я уверен, что это граф уговорил ее. Он ненавидел меня, и ему было приятно причинить мне боль. Впрочем, это неудивительно. Я говорил о нем Надин немало гадостей, а она, несомненно, передала все ему.

— И что ты сделал, когда узнал, что она сбежала.

— Когда я понял, что граф и она уехали из Англии в Париж, то решил не делать ничего.

— Ничего?

— Сначала, я говорил всем, что Надин с ребенком уехали отдыхать и скоро вернутся. Проходили месяцы, начались пересуды. Тогда я решил не обсуждать это ни с кем и предоставить всем вокруг думать, что кому заблагорассудится.

— И ты не получал никаких известий от своей жены?

— Ничего, пока десять месяцев назад не пришло письмо из Франции от адвоката Comte. В нем сообщалось, что его жена умерла и он просит меня оформить развод, чтобы он и Надин могли пожениться.

— Так значит, жена граф умерла! — воскликнула Атейла. — Отец Игнатий ничего не знал об этом.

— Да, он был свободен и готов жениться, но Надин оставалась связана со мной.

— И ты не захотел дать ей развод?

— Почему я должен был это делать? Развод, не важно по чьей вине, — это всегда скандал. Личные отношения между двумя людьми становятся достоянием гласности. О них сообщают в газетах, и каждый кому не лень может обсуждать их сколько захочет.

— Значит, ты отказал.

— Да, отказал совершенно категорически. Я не собирался жениться еще раз, пока не встретил тебя.

— Как я могла допустить мысль, что ты любишь меня, — сказала Атейла, — если в твоих глазах не было ничего, кроме ненависти.

— Я ненавидел тебя за то, что ты растревожила мое сердце, за то, что каждый раз, когда я смотрел на тебя, оно разрывалось от страсти и нежности.

Он улыбнулся:

— Я ведь был убежден, что ты змея-искусительница, подосланная, чтобы соблазнить меня и таким образом вынудить дать развод Надин.

— Я что-то не понимаю, о чем это ты? — спросила Атейла.

— Если бы у нее были доказательства моей неверности, она смогла бы добиться развода. До того, как она уехала, мы с ней часто ссорились, вот она и привлекла бы слуг в качестве свидетелей моей жестокости.

Он замолчал на секунду, а потом сказал:

— Наверное, она правда очень хочет стать женой Comte.

— Но теперь… ты дашь… ей развод?

— Я уже отправил письмо своим адвокатам в Лондоне и просил их сообщить моей жене, что она будет свободна, как только оформят документы.

С этими словами, он обнял Атейлу:

— А потом, мое сокровище, я смогу просить тебя удостоить меня чести стать моей женой.

— Ты же знаешь… Ничего прекраснее не может быть для меня.

— Клянусь, я сделаю тебя счастливой! Но, моя дорогая, пока ты должна немедленно уехать.

Атейла застыла в изумлении, надеясь, что ослышалась.

— Уехать? — переспросила она. — Но… почему?

— Потому, моя радость, что я хочу заключить настоящий брак. Было бы большой ошибкой, если бы ты осталась здесь, хотя бабушка и присматривает за нами.

— Но… почему? Почему? — снова спросила Атейла.

— В Англии есть чиновники Высокого суда, которые в течение шести месяцев после того, как принято решение о разводе, следят за тем, чтобы не было никаких любовных связей.

— Шесть месяцев! — в смятении воскликнула Атейла.

— Это будет тяжело, очень тяжело, но потом мы будем вместе до конца жизни.

— Я не могу… потерять тебя, я не переживу, если потеряю тебя!

— О, моя дорогая, если бы ты знала, как много значат для меня эти слова! Но я должен на время расстаться с тобой, потому что я хочу защитить тебя не только от скандалов и сплетен, но и от себя.

Граф усмехнулся и добавил:

— Неужели ты думаешь, что я смогу жить в замке, рядом с тобой, и скрывать от всех, как сильно я люблю тебя и как безумно хочу?

Атейла понимала, что он прав, но ей было страшно расстаться с любимым.

— Ты говоришь, развод займет много времени. А вдруг, когда все закончится… ты поймешь, что больше не любишь меня?

— Этого не случится. Я люблю, обожаю, боготворю тебя. Я знаю — мы принадлежим друг другу и никто никогда не встанет между нами:

Он приподнял подбородок девушки и сказал:

— Поклянись, что любишь меня так же сильно, как я люблю тебя, и что никакой другой мужчина никогда не войдет в твою жизнь.

— В целом мире… нет для меня… никого, кроме тебя, — прошептала Атейла. — Я люблю тебя всем сердцем и душой и ужасно боюсь потерять.

Граф прижал ее к себе, и их губы слились в поцелуе.

Вновь словно солнечные лучи пронизали ее тело, огонь охватил их сердца, тела и души. В экстазе они парили на крыльях любви.

— Я люблю тебя… я люблю тебя… Когда ты целуешь меня… нет в мире ничего больше, — только ты и моя любовь, — шептала Атейла.

Граф продолжал ее целовать, и девушке казалось, что они больше не люди, а частицы звезд, неба, солнца, и нет им пути обратно на Землю.

Прошло немало времени, прежде чем граф смог выговорить тихо и неуверенно:

— Радость моя! Я должен рассказать тебе о том, что намерен предпринять.

— Что же? — спросила Атейла, испугавшись серьезности его тона.

— У меня есть тетя, которая живет примерно в пяти милях отсюда. Она вдова и очень добрая женщина. Я знаю, ей одиноко, потому что у нее нет детей. Она будет рада принять и тебя, и Фелисити.

— А… я смогу видеть тебя? Граф улыбнулся:

— Можешь быть уверена. Я буду приезжать полями, и мы будем встречаться несколько раз в неделю. Ну конечно, ты будешь привозить сюда Фелисити повидаться с прабабушкой.

— Ты… действительно… будешь приезжать?

— Не сомневайся! Нам будет тяжело, моя дорогая, но мы подождем. А потом, когда наконец мы будем вместе, мы быстро забудем все, что нам пришлось вытерпеть ради нашей любви.

— Ты уверен… что это самый лучший… путь?

— Это единственный путь. Если бы жена возбудила дело о разводе, вряд ли она выиграла бы. Всем известно, что она бросила меня и живет, как говорится, «в грехе». Могло случиться так, что мы остались бы в браке до конца жизни.

Атейла вскрикнула от ужаса, а граф продолжал:

— Не бойся, этого не случится! Но я борюсь за наше будущее, и мы должны быть очень, очень осторожны.

— Я сделаю все, как ты скажешь, — кивнула девушка.

Граф нежно посмотрел на нее.

— Любовь моя, когда ты станешь моей женой, я докажу, как сильно люблю тебя. У тебя будет все, о чем ты мечтаешь.

— Я мечтаю только о том, чтобы ты поцеловал меня, — прошептала Атейла.

Она увидела, как вспыхнули глаза графа. Он целовал ее до тех пор, пока оба они не задохнулись. Когда наконец она смогла заговорить, Атейла спросила:

— Как скоро нам с Фелисити придется… уехать?

— Я все устрою завтра и предупрежу тетю, чтобы на следующий день она была готова вас принять.

Увидев, как погрустнели глаза девушки, он добавил:

— У нас еще две ночи и целый день, моя дорогая. Ведь ты поужинаешь со мной сегодня?

— А разве я могу?

— Никто еще не знает о наших планах. Возможно, кое-кто из слуг удивится, что гувернантка ужинает с хозяином, но я надеюсь, что в будущем для них все станет ясно. Кроме того, я же сказал: за тобой присматривает моя бабушка.

— Ты не скажешь ей о нас?

— Зачем? — улыбнулся граф. — Уверен, она уже и так все знает.

Он заметил, как в страхе замерла девушка, и добавил:

— Не волнуйся! Бабушка так мечтает, чтобы я снова женился и чтобы у меня был наследник, что была бы рада любой женщине, а тебе, мое сокровище, особенно!

— Почему ты так думаешь?

— Потому что она уже давно любит тебя, хотя и не сомневается, что ты не гувернантка. Я представляю, как счастлива она будет узнать, кто ты на самом деле и кем был твой отец.

— Разве она тоже слышала о папе?

— А почему тебя это так удивляет? Я лично удивлен только тем, что она не узнала обо всем уже давно, — засмеялся граф. — Бабушка была в Северной Африке несколько раз вместе с моим дедом. Он был неутомимым путешественником и ужасно интересовался обычаями мусульманского мира.

— Это же замечательно! А ведь папа думал, что его книги читают только старые профессора да студенты, которым это положено по программе. И вот здесь, где я никак этого не ждала, я узнаю, что и сэр Кристофер, и ты, даже твоя бабушка знали о нем!

— И кто из нас важнее для тебя? — спросил граф.

— Ты, конечно! — Атейла потерлась щекой о его плечо. — Я так рада и так горда тем, что ты понимаешь, каким умным человеком был мой отец и какое значение будут иметь его труды об африканских племенах для тех, кто действительно захочет узнать больше об этом, пока совсем не известном континенте.

— Я узнаю, насколько популярны книги твоего отца, и, когда в следующий раз буду в Лондоне, постараюсь убедить издателей увеличить тиражи его книг.

— Это было бы для меня самым лучшим подарком! — воскликнула Атейла. — Спасибо… Спасибо тебе за то, что ты понимаешь меня.

Граф молча поцеловал ее.

Потом, взглянув на часы над камином, Атейла поняла, что пора подниматься наверх и укладывать Фелисити.

— Я действительно могу поужинать с тобой сегодня? — спросила она.

— Поверь, я не собираюсь сидеть в столовой в одиночестве, — ответил граф. — И нам еще многое надо сказать друг другу после ужина, хотя, возможно, не словами.

Он смотрел на ее губы, и Атейла ощутила сладость его поцелуя.

Но пора было уходить. Атейла улыбнулась графу и вышла из комнаты прежде, чем он успел остановить ее.

Поднимаясь наверх, Атейла повторяла про себя благодарную молитву за то счастье, которое она обрела так неожиданно в тот момент, когда, казалось, впереди у нее не было ничего, кроме страха и нищеты.

Фелисити уже поужинала и, готовая ко сну, сидела на кровати, когда Атейла вошла в детскую.

— Представляете, — воскликнула Фелисити, — мы с Дженни угощали кукол, и они так объелись, что теперь, я боюсь, у них заболят животы!

— Надеюсь, что с тобой такой же беды не случится, — ответила Атейла.

— Конечно, нет! Ведь вы обещали, что завтра мы с вами поедем кататься. И может, даже папа поедет с нами?

— Я уверена, он будет рад присоединиться к нам, — сказала девушка, и Фелисити запрыгала от радости.

— Я люблю папу, когда он катается со мной, — весело заявила она. — И когда все эти глупые люди уедут из замка, он, может быть, будет кататься каждый день!

Атейла почувствовала, как ее сердце переворачивается при мысли о том, что скоро им с Фелисити придется уехать в чужой дом. Она постаралась не думать об этом сейчас, прочла вместе с Фелисити молитву и поцеловала ее перед сном. Фелисити обвила ручками шею и поцеловала, прошептав:

— Я люблю вас, мисс Линдсей. И всех остальных тоже, как вы говорили мне.

Она замолчала, словно что-то обдумывала про себя, потом добавила:

— Я люблю вас, и папу, и бабушку, потому что она разрешает мне играть ее драгоценностями, а еще Дженни и Джексона и, конечно же, Стрекозу, хотя и не так сильно, как вас.

Атейла засмеялась:

— Спасибо, моя дорогая! Фелисити снова поцеловала ее. Девушка подоткнула одеяло и прошептала:

— Спокойной ночи, моя хорошая. Пусть Бог хранит тебя и ангелы берегут твой сон.

Так в детстве говорила ей мама, когда укладывала спать. И сейчас, выходя из комнаты, Атейла подумала, что Бог и его ангелы действительно защитят девочку, и еще, что больше никогда в жизни она сама не усомнится в могуществе Того, кто не отверг ее молитвы.

Дженни уже приготовила для нее ванну, и они долго обсуждали, какое платье лучше надеть к ужину. Атейла впервые рассказала Дженни о своем отце, о его статьях для Королевского географического журнала и о том, что граф читал их, потому что он президент общества.

— Вы понимаете, как приятно и неожиданно для меня, что в замке есть люди, которые знают, кем был мой отец и как много он сделал для изучения Африки.

— Да не важно почему, мисс, но очень хорошо, что вы будете ужинать внизу. Ваше место там. Мы все вчера заметили, что вы были красивее всех остальных дам на приеме, — ответила Дженни.

— Спасибо, — улыбнулась Атейла. Они выбрали серебристо-белое платье, в котором Атейла казалась совсем молоденькой. Ей казалось, что графу такой и хотелось ее видеть: молодой и не тронутой никем до него.

Когда она уже была готова, девушка на секунду остановилась перед зеркалом. Ее показалось, что глаза так ясно говорят о счастье и любви, что, пожалуй, граф поступает мудро, отсылая ее. Невозможно было бы скрыть, что они любят друг Друга.

— Я люблю его! Я люблю его! — прошептала она своему отражению и вышла из комнаты. В коридоре она встретила Дженни.

— Да, кстати, мисс, я совсем забыла, ведь вам пришло письмо. Сегодня, после обеда. Я положила его на камин.

— Письмо? — удивилась Атейла.

— Да, мисс, с иностранной маркой. Вы же заходили в комнату ее светлости, я думала, вы заметите его.

Атейла прошла в детскую и взяла письмо, которое лежало рядом с каминными часами. Как она и ожидала, оно было из Танжера. Почему-то Атейла решила, что оно от графини. Ей было страшно вскрывать его. Она боялась прочесть что-то, что могло испортить им с графом этот вечер. Но и спуститься к нему, не прочитав письмо, она не могла.

Медленно, потому что пальцы у нее дрожали, Атейла вскрыла конверт. Там лежал тонкий, сложенный пополам листок бумаги. Развернув его, девушка узнала почерк отца Игнатия.

Она подумала, как он добр, что не забыл о ней, и начала читать письмо, написанное мелким красивым почерком. +++

Моя дорогая Атейла, Я молюсь Господу, чтобы он помог вам благополучно добраться до Англии. Надеюсь, что ты уже в Рот-Касле и что граф был рад вновь увидеть свою дочь.

К сожалению, поводом для моего письма послужили весьма печальные события. Вчера умерла графиня, завтра состоятся ее похороны.

Доктор считает, что у нее было сильно поражено легкое и не было никакой надежды, что она поправится. Туберкулез, увы, отнимает жизнь у многих людей, потому что лекарства от него не существует.

Я надеюсь, ты сумеешь сообщить Фелисити о смерти ее матери как можно осторожнее. Все мы знаем, как бедная женщина любила девочку, и Фелисити очень любила свою маму. Но теперь она с отцом, и я думаю, что это Господь в неизреченной мудрости своей сделал так, чтобы дитя могло вернуться на родину, прежде чем случилось несчастье.

Напиши мне, если у тебя будет время. Ты знаешь, я молюсь за тебя каждый день, чтобы Господь не оставил тебя, а Его любовь бесконечна.

Остаюсь, моя дорогая Атейла, твой во Христе отец Игнатий. +++

Атейла перечитала письмо, с трудом веря, что эти строки не плод ее воображения. Потом перечитала еще раз. Когда наконец она убрала письмо обратно в конверт, она была полна уверенности, что отец Игнатий прав: Господь не оставил ее. Будущее представилось ей, наполненным счастьем и светом.

Граф посмотрел на Атейлу и нежно сказал:

— Я думаю, дорогая, нам пора ехать.

— Да, конечно, — ответила Атейла.

Она до сих пор не могла поверить, что стала женой графа и что через несколько минут они покинут замок, чтобы отправиться в свадебное путешествие.

Они обвенчались в маленькой церквушке в парке. Фелисити разрешили быть подружкой невесты и дали подержать ее букет, пока граф надевал кольцо на палец Атейлы.

Служба была простая и недолгая, но ее искренность глубоко отзывалась в сердце девушки. Ей слышалось пение ангелов, и райские врата, казалось, распахнулись перед влюбленными.

Прочитав письмо отца Игнатия, граф решил, что они должны пожениться немедленно, втайне от всех. О смерти Надин он решил сообщить позже, после возвращения из свадебного путешествия.

— Насколько я знаю, имя Надин практически не упоминалось в светских кругах в последние три года, — сказал он Атейле. — Надеюсь, все подумают, что она умерла еще до того, как Фелисити вернулась в Рот-Касл, и сочтут, что, как любой свободный мужчина, я имел право жениться.

Он засмеялся и добавил:

— А главное, мое сокровище, ты станешь моей женой и мы будем вместе до конца жизни.

Он поцеловал ее, и все вопросы исчезли сами собой. Она лишь хотела, чтобы его объятия навсегда избавили ее от страха перед будущим.

Вдова, как и ожидал граф, обрадовалась известию об их свадьбе.

— Ты действительно полна сюрпризов, дитя мое, — сказала она Атейле, — но я всегда знала, что ты не простая гувернантка, какой хотела казаться.

— Я очень хотела бы, чтобы вы узнали моего отца, — ответила Атейла. — Уверена, он мог бы заинтересовать и развлечь вас гораздо лучше, чем я.

— Я живу сейчас лишь для того, — ответила вдова, — чтобы увидеть, как бегает по замку сын Вейлора. — А потом я раздам все свои драгоценности: половину ему, половину Фелисити.

— Вы должны жить еще долго, чтобы ваш правнук мог наслаждаться вашим обществом, так же как и я.

— Я, конечно, уже слишком стара для подобных комплиментов, но все-таки надеюсь услышать еще не один, прежде чем сойду в могилу.

Они рассмеялись, потом старая леди поцеловала Атейлу и сказала графу:

— А теперь идите и наслаждайтесь жизнью. Я присмотрю за замком до вашего возвращения.

— А я присмотрю за вами, бабушка, — добавила Фелисити, — и я буду очень, очень хорошей, чтобы не расстраивать мою новую маму, потому что я ее очень люблю.

Атейла была так тронута словами девочки, что слезы показались у нее на глазах. Почувствовав это, граф положил руку ей на плечо и сказал:

— Мы знаем, что можем быть спокойны. А Фелисити посмотрит и за нашими лошадьми, не так ли, моя куколка?

Он поднял ее на руки, и девочка крепко обняла его.

— Я буду следить, чтобы Джексон не забывал прогуливать их. Когда вы вернетесь, они будут в полном порядке.

— Не сомневаюсь, — улыбнулся граф и поцеловал Фелисити.

Атейла подумала, что наконец он перестал стесняться проявлять свою любовь.

— Я была права, в замке не хватало именно любви, теперь здесь царит гармония, — сказала она сама себе.

Все слуги вышли на крыльцо, чтобы попрощаться с ними. Когда Атейла и граф начали спускаться, Фелисити первая кинула в них пригоршню розовых лепестков, а потом целый ливень лепестков и риса, которые были символом плодородия, обрушился на них.

Наконец они сели в экипаж, и он медленно двинулся по парку.

— Тебе понравилась наша свадьба, дорогая? — спросил граф. — Я всегда мечтал именно о такой. Сегодня мне казалось, что наша любовь затопила всю церковь.

— Я чувствовала то же самое, — прошептала Атейла.

Он приподнял ее подбородок и нежно поцеловал в губы.

— Я знал, что ты это чувствуешь! Я знаю все о тебе и даже удивляюсь, насколько совпадают наши мысли.

— Пусть так будет всегда, любимый! — сказала Атейла.

Ночью, специально заказанный для них поезд остановился на запасных путях, чтобы их не беспокоил стук колес. Они лежали рядом на огромной кровати, которая занимала купе почти целиком.

— Я люблю тебя так сильно… так сильно, а то, что ты заставил меня почувствовать… это так чудесно, что ни французский, ни арабский языки не смогут передать эти волшебные ощущения… — шептала Атейла.

— А зачем нам слова? — спросил тихо граф. — Скажи только, ты счастлива?

— Да, так счастлива, что мне кажется, я парю в небесах, — страстно ответила Атейла.

— Не пугай меня, — засмеялся граф. — Впрочем, я держу тебя так крепко, что не дам тебе улететь!

Он задумался о чем-то, а потом сказал.

— Воистину пути Господни неисповедимы! Я до сих пор не могу поверить, что все это случилось со мной! И я ли это вообще!

— О, как же я люблю тебя! Нет мужчины на свете красивее, чем ты.

— Ты так не думала, когда мы впервые повстречались.

— Я боялась тебя, но даже тогда я думала, что не встречала никого красивее и мужественнее, чем ты.

Она помолчала, а потом добавила:

— За ужином, в тот вечер, когда приезжал принц Уэльский, мне показалось, что не он, а ты королевской крови.

— Ты льстишь мне! — воскликнул граф. — Но я тоже знал, хотя и не решался признаться в этом даже самому себе, что ты с первой нашей встречи стала королевой моего сердца.

— А теперь ты льстишь мне. Я никогда не хотела быть королевой и сейчас не хочу. Для меня гораздо важнее быть твоей женой.

В темноте губы графа нашли ее нежные податливые губы, и, когда коснулись их, небывалый вихрь чувств захватил влюбленных.

Он прижал ее к груди, чувствуя, как жарко разгорается пламя их любви.

Любовь переполняла их, сливая воедино души и тела.

Эта любовь была священна. Атейла чувствовала, как потоки света омывают ее, пронизывают тело с ног до головы, как пламя страсти возносит ее все выше и выше, туда, где не было никого и ничего, кроме них.

— Ты моя! — слышала она срывающийся шепот любимого. — Ты моя единственная! Мы всегда будем вместе, и ничто не сможет разлучить нас.

— Я… твоя! Только… люби… меня… Люби меня… Твоя… Навсегда.

Огонь страсти разгорался в них все ярче, и не было вокруг ничего, кроме яркого света и пения ангелов.

1

Географическое общество (фр.).

2

Графиня Суассон (фр.).

3

Граф Суассон (фр.).