На следующее утро настроение Маккензи было таким же мрачным, как восход солнца в кроваво-красном небе. Она вышла из спальни с бледным лицом и кругами под глазами. Проходя через цветник внутреннего садика, она не стала беседовать, как обычно, с гладиолусами и душистым горошком, а направилась через двойные двери прямо в столовую, где Лу и Фрэнки уже поджидали ее за большим дубовым столом.
      – Неужели я должна все это съесть? – спросила Фрэнки вместо приветствия.
      Девочка зачерпнула полную ложку густой овсянки и показала ее матери.
      – Да, – коротко ответила Маккензи.
      – Тошниловка!
      – Посыпь ее сахаром и добавь молока, так будет вкуснее.
      – Молоко прокисло, – Фрэнки скривила личико.
      – В таком случае попроси у Кармелиты свежего.
      Из кладовой комнаты появилась Кармелита, ее пухлое смуглое лицо сияло приветливой улыбкой.
      – Доброе утро, синьорита!
      «Ничего себе, доброе», – с горечью подумала Маккензи.
      – Кармелита, у нас есть свежее молоко? В кувшине кислое.
      – Si, сеньорита, – она взяла кувшин, понюхала содержимое и сморщилась. – Сейчас принесу другое.
      – И еще, – Маккензи вздохнула. – С сегодняшнего дня в бараке появился еще один рот.
      – Si, – лицо мексиканки расплылось в улыбке. – Сеньор Калифорния вернулся! – она выразительно округлила глаза. – Он все так же красив! И уже не мальчик! Он стал настоящим мужчиной, правда?
      Маккензи отодвинула стул так резко, что он со скрежетом процарапал пол.
      – Он пробудет здесь всего несколько дней, так что не стоит поднимать шум из-за этого.
      Шесть лет назад Кармелита тоже бурно восторгалась Калифорнией Смитом. В то время Маккензи ревновала ее к Кэлу, теперь это восхищение раздражало. А от него Маккензи хотела только одного – чтобы он поскорее уехал.
      Лицо Кармелиты стало серьезным, и она снова удалилась в кладовку. Лу сразу повернулась к Маккензи и удивленно спросила:
      – Почему несколько дней?
      – Будет странно, если он сможет выдержать и этот срок. Он не понравился ребятам.
      – Им не нравятся все, кого они не могут поколотить, застрелить или кто не станет с ними пить. Конечно, – она сделала паузу, – ты не считаешь нужным помочь ему, подтвердив его полномочия.
      Маккензи молча смотрела на порцию овсянки в своей тарелке.
      – Так ты не даешь ему ни малейшего шанса, Маккензи.
      – А я не особенно хочу давать ему шанс. Я вообще не знаю, зачем позволила уговорить себя.
      Маккензи снова почувствовала приступ гнева. В ее памяти возникло лицо отца. За что его убили? Как мог Кэл способствовать, возможно, даже подстрекать дикарей, которые сделали это?!
      – Никогда не защищай его при мне!
      – Маккензи, мы в нем нуждаемся. Неужели ты сможешь пожертвовать ранчо из-за ссоры шестилетней давности – ссоры, которая произошла из-за страшной ошибки?
      – Я видела, как он беседовал с апачем перед тем, как индеец выскочил из конюшни с кровожадной улыбкой на лице.
      – И ты поняла, о чем они говорили? Смышленные глазки Фрэнки бегали туда-сюда. Она смотрела то на Лу, то на мать.
      – Кто такой Калифорния Смит? – спросила она наконец.
      – Он…
      – Тебе незачем это знать, – Маккензи взглядом не дала Лу договорить. – Он новый работник.
      – И Кармелита его знает? Он должен быть красивым, раз Кармелита становится веселой и хихикает, когда говорит о нем, – сказав это, Фрэнки чихнула и улыбнулась.
      – Вытирай нос носовым платком, а не салфеткой, – проворчала Лу.
      – У меня нет носового платка.
      – Тогда сходи за ним, – приказала Маккензи. Фрэнки соскочила со стула и выбежала во двор.
      – Мне бы не хотелось говорить о Кэле при девочке. Не стоит разжигать ее любопытство.
      – Но он ее отец, – напомнила Лу.
      – Я хочу забыть об этом, а ей нет необходимости знать. Пусть продолжает думать, что ее папа умер.
      Маккензи со злостью воткнула ложку в кашу.
      – И ты думаешь, что Кэл ни о чем не догадается, когда увидит ее? Они же похожи, как две капли воды!
      – Он не увидит девочку. Лу негодующе фыркнула.
      Фрэнки ворвалась в комнату, размахивая платочком.
      – Не маши им, это не флажок, – стала выговаривать Маккензи, – лучше вытри им нос.
      – А я уже вытерла нос салфеткой!
      Маккензи вздохнула, и Фрэнки услужливо чихнула еще раз и вытерла нос платком.
      – Ты что, простудилась? – задумчиво спросила Маккензи.
      – У меня что-то щекочет в носу.
      – Значит, ты простудилась. Придется несколько дней посидеть дома.
      – Нет! – завопила Фрэнки и сердито шлепнула ложкой по тарелке с кашей. – Я не простудилась!
      – Но я не хочу, чтобы ты заболела. Побудь пока дома.
      – Нет!
      – Юные леди так не разговаривают!
      – Ты несправедлива!
      – Несправедлива, как и все в жизни, – огрызнулась Маккензи. Сначала Лу, теперь Фрэнки.
      – Ты должна простить маму – она сегодня нездорова.
      – А я здорова! – настаивала Фрэнки.
      – Мама желает тебе только добра. Она права – побудь несколько дней дома, и твой насморк исчезнет.
      Насморк-то исчезнет, но Маккензи хотелось, чтобы и Калифорния Смит тоже исчез. Она покончила со своей порцией каши, выпила кофе с поджаренным хлебом и, как обычно, пошла смотреть, как Тони объезжает дикую кобылицу.
      Кроваво-красный цвет неба постепенно превратился в бледно-голубой, лишь настроение Маккензи никак не хотело меняться.
      Сэм Кроуфорд и Спит Маккалох, все лицо которого было в кровоподтеках, тоже пришли посмотреть на работу Тони и стали возле забора. Даже Джефф Морган притащился на костыле, его сломанная нога не доставала до земли. Маккензи приветливо поздоровалась с ним, они виделись в первый раз после того, как Эймос принялся за лечение.
      – Как Вы себя чувствуете? – спросила она. Джефф скорчил гримасу; похоже, его настроение мало чем отличалось от настроения Маккензи.
      – Что с лицом Спита?
      – Подрался в бараке.
      – Не пора ли мне приступить к работе? Маккензи не стала напоминать ему о том, что даже когда его нога была в порядке, Джефф был не в состоянии справляться с этими людьми.
      В разговор вступил Сэм Кроуфорд:
      – Булл и Джордж чинят изгородь. Мы со Спитом и остальными ребятами собираемся отправиться на южное пастбище и отобрать двухлеток для того контракта с армией. Но сначала хочется посмотреть, как Тони свернет свою глупую башку с этой кобылой.
      – Если уж Тони не сумеет с ней справиться, не думаю, что это вообще кому-нибудь удастся.
      Тони всегда доставлял множество неприятностей из-за своей горячности, но объезжать лошадей он умел. Однако, эта лошадь была не такой, как все. Когда Тони гнал ее вокруг площадки для выгула, она не давала приблизиться к себе. Каждый раз, когда он поднимал кнут, она раздувала ноздри и прижимала уши к голове, делая сердитое предупреждение. Она уже несколько раз набрасывалась на Тони и тот едва успевал увернуться от ее копыт.
      Сегодня такая же бесполезная игра длилась минут десять, затем Тони отошел в сторону, досадливо хлопнув себя по ноге кнутом. В тот момент, когда он отвернулся, лошадь удовлетворенно заржала и победно вскинула голову. Маккензи сухо улыбнулась – Лу, споря с сыном, часто вела себя таким же образом.
      – С меня достаточно, – крикнул Тони Маккензи через забор. – Я знаю, что ты хотела, чтобы я мягко обращался с этой бестией, но из этого ничего не вышло. Пусть Сэм и Спит притащат сюда пару веревок, и мы привяжем ее к столбу. Тогда она поймет, что нужно делать. Привет, Джефф!
      Маккензи вздохнула – Тони был прав. Кобыла не откликалась на доброе отношение и была слишком хороша и ценна, чтобы просто так отпустить ее.
      – Будьте осторожны, – предупредила Маккензи, – я не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал.
      – Ты беспокоишься обо мне или о кобыле? – спросил Тони.
      – Похоже, что кто-то успел потрудиться над твоим лицом, – заметил с усмешкой Джефф.
      Тони кисло взглянул на него и отвернулся.
      – Еще одна драка? – поинтересовался Джефф.
      – Всегда одно и то же, – ответила Маккензи.
      – Спит и Тони?
      – И Джордж Келлер и… новый работник.
      – Здорово, должно быть, они его встретили! Лицо Маккензи ничего не выражало.
      – Наверное, да.
      Тем временем Тони, Спит и Сэм набросились на лошадь с трех сторон так же, как они это делали, когда нужно было отправить «гостью» обратно на пастбище. Но эту лошадку ожидал не отдых – ее собирались приручать. Кобыла вскинула голову и захрапела, завертелась, но ее окружили со всех сторон. Тони первым бросил лассо, сделав петлю вокруг ее шеи, и туго затянул ее. Затем Сэм и Спит сделали то же самое со своих сторон.
      – Вот что бывает с теми, кто упрямится, – злорадно сказал Тони, когда они втроем оттащили лошадь к столбу в дальнем конце площадки для выгула. Кобыла пронзительно заржала и попыталась встать на дыбы, стуча передними ногами, но мужчины проворно увернулись от ее страшных копыт и прижали пленницу к столбу, привязав так крепко, что она могла двигать только задними ногами. Лошадь тщетно пыталась высвободиться и отчаянно храпела.
      – Что, попалась? – засмеялся Тони. – Вонючка! Принесите мне то седло, что лежит на перилах.
      – Сейчас что-то будет, – ухмыльнулся Сэм Кроуфорд.
      Тони набросил седло на спину лошади, и она громко негодующе заржала.
      – Пора тебе кое-что усвоить, – шепнул он с довольной улыбкой.
      Надевая уздечку, Тони засунул в рот лошади стальную пластинку и резко дернул вниз.
      Маккензи было неприятно смотреть на все это.
      – Не хотел бы я быть на месте этой кобылицы, – сказал Джефф. – Тони – парень с характером.
      – Эта лошадь тоже с характером, – буркнула Маккензи.
      Тони вскочил на лошадь, прочно уселся в седле и дал знак Спиту и Сэму снять веревки с головы лошади. Как только кобыла почувствовала свободу, она сразу же перешла к активным действиям – высоко подпрыгнула, изогнулась в воздухе и приземлилась на все четыре ноги.
      – Вот это да! – крикнул Сэм.
      Лошадь громко ржала, становилась на дыбы, прыгала и извивалась и так, и этак. Тони все еще был в седле, хотя лицо его было мрачно. Сэм и Спит быстро отскочили, чтобы не попасть под копыта.
      – Тони! Да не пришпоривай же ты ее? – крикнула Маккензи. – Черт его возьми! Как он рассчитывает успокоить лошадь, царапая ей бока!
      – Я же говорил, – напомнил Джефф, – у парня крутой нрав.
      – Но нельзя же так обращаться с животным!
      Не думая об опасности, Маккензи пролезла между планками изгороди, чтобы прекратить это дурацкое состязание. Ничего страшного не случится, если эта лошадь не будет работать у нее.
      В это время кобыла, заржав, встала на дыбы и замахала в воздухе передними ногами.
      – Она сейчас опрокинется! – закричал Сэм Кроуфорд. – Тони, прыгай!
      Геррера выругался и успел выпрыгнуть из седла за секунду до того, как лошадь потеряла равновесие и опрокинулась на спину. Упав на землю, Тони откатился в сторону – это спасло ему жизнь, потому что кобыла свалилась на то самое место, где только что был он. Но все-таки одно из дергающихся копыт задело его по спине.
      – Проклятая злобная тварь! Чуть не убила меня! Пристрелить ее! Черт возьми, дайте мне ружье!
      Маккензи взглядом велела Сэму и Спиту подойти к Тони, а сама протянула ему руку, чтобы помочь подняться, но он так отчаянно ругался, что даже не заметил этого.
      – Тебе очень больно? – спросила она.
      – Чтобы ее черти съели, конечно, больно! Сейчас я возьму ружье и…
      Маккензи с облегчением подумала, что если бы он действительно серьезно пострадал, Тони было бы не до ругательств. Маккензи повернулась к лошади, которая уже вставала на ноги. Кобыла вся судорожно подергивалась, на шее и боках выступила пена, которая местами порозовела от ран, нанесенных шпорами Тони; седло отстегнулось и съехало под вздувшийся живот, а переднее копыто как-то странно висело. Сердце Маккензи дрогнуло, она пожалела о том, что позволила Тони сделать это.
      Спит с веревкой в руках подошел к кобылице. Она резко подняла голову с расширенными от ужаса глазами. Прихрамывая на одну ногу, шарахнулась в сторону и ударилась крупом об забор. Испуганно заржав, кобылица бросилась вперед, разогнав всех предполагаемых врагов.
      Сэм посмотрел на свой пистолет.
      – У нее сломана нога. Остается только пристрелить ее.
      Маккензи схватила его за руку.
      – Не смей, Кроуфорд. Возможно, она только ушиблась или растянула связки.
      – Она хотела убить меня! – взревел Тони. – Пойди и пристрели ее!
      Маккензи была в смятении, но грозно взглянула на Тони и твердо сказала:
      – Я здесь приказываю!
      И вдруг раздался еще один голос:
      – Что здесь происходит?
      У Маккензи сильно забилось сердце. Она ни у кого не спрашивала о Кэле, как будто он мог исчезнуть, если не упоминать его имени. Она надеялась, что благодаря какому-нибудь счастливому стечению обстоятельств он сам уберется подальше отсюда. Но, видимо, этим надеждам не суждено было сбыться. Пытаясь взять себя в руки, она повернулась к Кэлу.
      Высокий и стройный, он стоял в своих проклятых индейских мокасинах и с тряпкой на голове; его волосы так же отливали золотом на солнце, как и тогда, когда она впервые увидела его на этой же площадке шесть лет назад. Маккензи отметила про себя, что на его лице тоже видны следы ночного побоища.
      Сэм и Спит осторожно покосились на Кэла, а Тони глянул на него с явной враждебностью. Джефф напряженно всматривался в появившуюся фигуру. У Маккензи не было никакого желания объяснять Джеффу ситуацию, когда он узнает Кэла, а он, конечно, сразу узнает его, когда Кэл подойдет ближе. Эти золотистые длинные волосы и ясные голубые глаза не спутаешь ни с чьими другими.
      – Это не касается нашего нового управляющего. Спит подкрепил высказывание, сплюнув табачную жвачку. Этой привычке он и был обязан моим именем.
      Пока Спит и Кэл обменивались взглядами, в голову Маккензи пришла шальная мысль.
      – Мистер Смит, может быть Вам удастся с ней справиться, – она кивнула в сторону лошади, – бедняжка повредила ногу.
      – И чуть было не убила меня, – вставил Тони.
      – И мы никак не можем помочь ей, потому что она испугана, – закончила Маккензи, вызывающе глядя на Кэла.
      Кэл смотрел то на лошадь, то на Маккензи. Выражение его невозмутимого лица не менялось.
      – Что вы с ней сделали? – спросил он.
      – Попытались сделать то, что делают с любой лошадью, когда ее объезжают, – зло ответил Тони. – Маккензи, дай мне ружье, и мы покончим с этой проблемой.
      Маккензи не совсем поняла, какую проблему Тони хотел решить: избавиться от кобылицы или от нового управляющего. Разумеется, она не собиралась допускать, чтобы лошадь пострадала.
      – Тони, пойди попроси у Лу мазь для ран.
      – Чушь собачья!
      Кэл не обратил внимания на этот выпад, он медленно приближался к лошади.
      Спит, Сэм и Маккензи следили за ним, прислонившись к забору. Тони угрюмо перелез через изгородь и стал в стороне.
      В душе Маккензи боролись противоречивые чувства. Одна ее половинка желала, чтобы Кэл потерпел поражение, и кобыла выпотрошила все его внутренности. Другая – наоборот, переживала за него и за лошадь и хотела, чтобы все кончилось хорошо.
      Возмущенный Джефф захромал к Маккензи.
      – Неужели это он? Я не верю своим глазам! А если это действительно он, какого черта его принесло на ранчо? Он находится рядом с нами, и никто до сих пор его не прихлопнул? Маккензи, Вы…
      – Я все сейчас объясню, – сказала Маккензи, не отрывая глаз от Кэла и лошади.
      – Я слышал, что Спит назвал его управляющим. Вы что…
      – Джефф, прекрати. Потом.
      Когда Кэлу оставалось пройти шагов пять, лошадь внезапно шарахнулась в сторону.
      – Что-то ты оплошал, – крикнул Спит, – говорят, что вы – апачи – в родстве с лошадьми.
      Глаза Кэла не отрывались от кобылицы. Еще секунду назад ничего не выражающее лицо озарилось мягкой улыбкой.
      Как хорошо Маккензи помнила эту улыбку! Так же он улыбался и ей, когда она спорила или упрямилась.
      – Они должны быть наполовину лошадьми, – вступил в разговор Сэм, – или ослами, потому что часто едят их мясо.
      – Черт побери! – продолжал Спит. – Эти индейцы еще и трахаются с ними. Немудрено – эта лошаденка куда симпатичнее их баб.
      Джефф нахмурился.
      – Что вы себе позволяете, ребята?
      – Ерунда! Мисс Батлер слышала и не такое.
      – Я сказал…
      – Ты хочешь со мной о чем-то побеседовать, Морган? – у Спита всегда чесались кулаки.
      – Твою физиономию еще недостаточно разукрасили? – огрызнулся Джефф.
      Маккензи подала голос:
      – Прекратите. Сэм и Спит, возьмите с собой несколько человек и отправляйтесь за теми двухлетками прямо сейчас.
      Ковбои ушли, Джефф угрюмо молчал, и Маккензи снова сосредоточила внимание на том, что происходило на площадке.
      Кэл разговаривал с лошадью на каком-то странном языке. Речь его текла спокойно плавно и действовала успокаивающе, хотя Маккензи не понимала в ней ни слова. Зато кобылица, кажется, понимала. Она прядала ушами и тихонько пофыркивала.
      На мгновение Маккензи показалось, что она вернулась в прошлое. Ведь это было то самое место, где она впервые увидела Кэла, работавшего с лошадью. Она прекрасно помнила, как он прямо-таки очаровал норовистую кобылку. То же самое он пытается проделать и теперь с этой насмерть перепуганной кобылицей. Тогда Маккензи показалась, что ничего более замечательного она никогда не видела и не слышала. Кэл так нежно обращался с лошадкой, так необыкновенно ласково уговаривал ее! И все это с целью завоевать доверие животного. Какой же наивной и доверчивой она была!
      Кэл медленно шагнул к лошади. Та отошла. Но он не торопился. Идя так же медленно с протянутой рукой, Кэл постепенно загнал кобылицу в угол, но остановился до того, как она уперлась в забор. Теперь отступать ей было некуда, оставалось только идти вперед.
      Слова Кэла на языке апачей трогали душу Маккензи. Эти необычные интонации имели такую волшебную силу, что вызвали воспоминания о той давней ночи, когда он был несказанно терпелив, а она – ужасно застенчива. Он превосходно владел собой и был потрясающе нежен. А когда страсть охватила обоих, как прекрасна была их любовь! Откуда было ей знать, что под маской нежности и благородства скрывалось ледяное сердце!
      Внезапно Маккензи поняла, что воспоминания завели ее слишком далеко. Она не должна забывать, что этот роман был глупой фантазией, и ее наивность довела до беды.
      Лошадь жалобно заржала и принюхалась. Кэл осторожно взялся за уздечку и, продолжая что-то нашептывать, бережно ощупал покрытую пеной шею, дрожащие бока и, наконец, поврежденную ногу.
      – Она не сломана, – крикнул он Маккензи.
      Все еще держа в руке уздечку, Кэл обследовал раны, нанесенные шпорами Тони. Кобылица лишь повела ушами и задергала хвостом.
      – По-моему, она жеребая.
      «Неудивительно, что она так боролась за свободу», – подумала Маккензи с симпатией.
      – Я отведу ее в стойло и обработаю копыто, – сказал Кэл. – Через несколько дней оно заживет.
      Маккензи следила за тем, как Кэл неторопливо снимал с лошади седло, и чувствовала на себе гневный взгляд Джеффа Моргана.
      – Он приехал только для того, чтобы помочь, пока Вы не можете работать, – попробовала она объяснить, не глядя на Джеффа.
      – Неужели Вы позволили ему вернуться? Не могу в это поверить!
      – Я и не позволяла. Это Эймос Гилберт послал его сюда, и Лу хочет, чтобы я дала ему шанс.
      – После того, что он сделал? Господи, Маккензи! Да его надобно повесить на первом попавшемся дереве! Мы же оба видели, как он разговаривал с тем апачем.
      – Никто не может сказать с уверенностью, что он замешан в той истории с нападением апачей или имеет отношение к смерти отца!
      Сейчас Маккензи говорила словами Лу и, хотя сама в них не верила, на этот раз ей показалось, что в них есть какой-то смысл.
      – Но мы же с тобой знаем! – настаивал Джефф. – Я бы пристрелил этого светловолосого дикаря при первой возможности.
      Маккензи не могла сказать Джеффу, что это его не касается. Морган слишком давно работал на «Лейзи Би»: он работал у ее отца еще тогда, когда Маккензи здесь не было. А когда отец уволил Кэла, Джефф был назначен управляющим. К тому же, он всегда хорошо относился к Маккензи, и ему было из-за чего злиться.
      – Джефф, послушай. Мне вся эта затея не нравится точно так же, как и тебе, но Лу хочет, чтобы он был тут. Это ранчо принадлежит не только мне, но и ей, и, возможно, у Лу даже больше прав распоряжаться здесь. Ты же сам понимаешь, что кто-то должен смотреть за этими людьми, потому что я не в состоянии, да и от тебя с твоим костылем толку маловато.
      – Ты могла нанять кого-то другого!
      – Вряд ли. Кроссби не допустит этого. Ты ведь лучше других знаешь, как он разогнал всех хороших работников. И теперь ни один нормальный человек сюда не сунется, а те, что приходят, не стоят и гроша.
      – А как ты думаешь, зачем Смит вернулся? – спросил Джефф с кислой миной.
      – Может, ему доставило удовольствие то, что я вынуждена снова принять его на работу.
      – Или у него есть какие-то другие причины… Ты же здорово нравилась ему. Может, в этом все дело?
      Маккензи не стала объяснять Джеффу, что об этом не может быть и речи. Шесть лет назад она уже предлагала ему себя на серебряном блюдечке, и он отверг ее предложение.
      – Если он только попытается подойти к тебе, я убью его!
      – Не будь дураком, – сказала она резко. – Он приехал сюда не за этим. Даже если он и попробует заигрывать, я сама с ним справлюсь. Мне не нужен охранник, я сумею постоять за себя.