Цветок Прерий

      На половине пути до фишина Маккензи споткнулась, схватилась за Кэла и тут же отпрянула от него, как от раскаленной плиты. Не сумев сохранить равновесие, она упала, увлекая за собой Кэла – он едва не оказался на ней верхом. Только кошачья ловкость Кэла позволила ему удержаться на ногах. Не желая сдаваться, Кэл быстро подхватил Маккензи за талию и потащил дальше. Она даже не успела понять, что произошло, как оказалась в воздухе, а Кэл скакал, волоча одной ногой привязанную ногу Маккензи. Зрители смеялись и гикали, наблюдая за этим смешным подобием бега. Пара «Лейзи Би» финишировала второй.
      Смеясь, Кэл поставил Маккензи на землю. От того, что он все еще обнимал ее за талию, у Маккензи бегали мурашки по спине. Она резко отстранилась, не удержалась и упала на бок. Не ожидавший такого Кэл свалился на нее. Их связанные лодыжки образовали какое-то интимное сплетение, а колено Кэла оказалось прижатым к внутренней стороне бедра Маккензи, и она ощутила его тепло даже сквозь ткань юбки. Кэл балансировал на руках, а Маккензи была под ними, как птичка в клетке. Его теплое дыхание ласкало ее лицо. Внезапно увидев в голубых глазах загоревшийся огонек желания, Маккензи почувствовала, что ее тело стремится ответить ему. Все было так, как много лет назад, только тогда под ними была не твердая земля, а жесткая кровать управляющего. Маккензи снова почувствовала, что трепещет от волнующего ощущения, которое возникло, когда он осторожно раздвинул ее ноги бедром и, часто дыша, опустился на нее.
      Губы Кэла разомкнулись и очень медленно стали приближаться к ее губам. Маккензи забыла обо всем на свете. На какую-то долю секунды она поверила, что Кэл сейчас поцелует ее при свете дня на глазах у всех. Этот миг длился вечность. Он висел над ней с напряженными мускулами, сверкающими глазами и вздымающейся грудью. И не только от этих дурацких гонок он дышал так часто.
      Внезапно Кэл улыбнулся и поднялся.
      – Что-то не верится, что в прошлом году ты победила.
      Маккензи покраснела и не сумела найти подходящий ответ, потому что очень часто дышала.
      Фрэнки бросилась к ним, чтобы помочь отвязать веревку с ног.
      – Вы не выиграли, – разочарованно сказала девочка.
      Наконец, их ноги отделились друг от друга, и Маккензи почувствовала себя так, будто лишилась чего-то важного и необходимого. У нее сильно билось сердце и дрожали колени. Но самым страшным было то, что Кэл так посмотрел на нее, что сразу стало ясно – он точно знает, что она ощущает.
      Фрэнки потянула Кэла за руку.
      – Идем, Калифорния! Сейчас будут соревноваться стрелки. Ты можешь победить!
      Кэл предложил Маккензи руку, чтобы опереться, но она оттолкнула ее. Маккензи смотрела, как он уходил, держа в большой руке маленькую ручонку Фрэнки. Она все еще не могла успокоиться, испугавшись того безумного желания, которое увидела в глазах Кэла, и предательского поведения своего тела, которое откликнулось на его призыв.
 
      Состязание в меткой стрельбе, которое устраивалось ежегодно четвертого июля, было гораздо более серьезным занятием, чем бег со связанными ногами. Посмотреть на это соревнование собирались чуть ли не все, кто выехал на пикник. Иногда проходили соревнования для женщин. Мужчины состязались в умении быстро вытащить пистолет и выстрелить, а те, кто предпочитал скорости меткость, стреляли из винтовок.
      Кэл не послушался Фрэнки и не принял участие в соревновании на реакцию: пистолет никогда не был его любимым оружием. Целиться он умел хорошо, но не учился быстро выхватывать револьвер, потому что такое умение могло понадобиться только в сражении лицом к лицу на близком расстоянии. А Кэл считал, что если мужчинам приходится выяснять, кто сильнее, один на один, то это следует делать при помощи мускулов или, на худой конец, ножей, когда можно проявить и свою храбрость и умение. Револьверы же существуют для налетов или таких сражений, когда гораздо важнее четко прицелиться, чем просто моментально вытащить оружие.
      Соревнования же в стрельбе из винтовок носили совсем другой характер. К восторгу Фрэнки Кэл достал свою винтовку и присоединился к остальным мужчинам на линии огня, попросив Кармелиту не спускать глаз с Фрэнки. Уже заняв свое место среди соревнующихся, Кэл заметил, что пришла Маккензи и взяла Фрэнки за руку. Он посмотрел на мишени, расположенные на другом конце поля. Каким-то непонятным образом Кэл ощущал взгляд Маккензи. Он думал о том моменте, когда они оказались лежащими на земле… У Кэла до сих пор все пылало внутри. Ее стройная талия была податливой, а кожа – такой же мягкой и гладкой, как много лет назад. От ее волос пахло солнцем, а пьянящий запах ее тела совсем вскружил ему голову. Это был не тот приторный искусственный запах духов, который исходит от большинства белых женщин, а особый свежий запах поля с небольшой примесью мыла и шалфея.
      Кэл втянул Маккензи в бег «на трех ногах», потому что хотел, чтобы она наконец-то потеряла ледяное самообладание. А еще ему хотелось доказать, что ее отрицание всего, что связывало их в прошлом и настоящем, ложно. Однако он сам попал в свою ловушку – оказавшись так близко от нее, Кэл понял окончательно, насколько сильно влечет его к этой женщине.
      – Соревнующиеся готовы?
      Десять участников встали на линию огня. На дальнем конце поля их ожидали десять консервных банок.
      – Цельсь!
      Это было до смешного просто. Кэл поднес винтовку к плечу и, не торопясь, прицелился. Он по-прежнему чувствовал на себе взгляд Маккензи. Неужели это была игра воображения, когда ему почудились неуверенность и смущение в ее взгляде.
      – Огонь!
      От десяти одновременно прозвучавших выстрелов на прилавке с лимонадом и на столе с пирогами зазвенела посуда. Восемь консервных банок взлетели в воздух, две остались на месте – двое участников соревнований покачали головами и отошли в сторону.
      Кэл посмотрел на Фрэнки – она прыгала и хлопала в ладоши. Стоявшая рядом Маккензи улыбалась и гладила смешные косички дочери, выражение ее лица было теплым и ласковым. «Интересно, может ли мать, так любящая своего ребенка, не испытывать никаких чувств к его отцу?» – подумал Кэл.
      – Приготовиться!
      Банки отодвинули на пятьдесят шагов. Детские игры. Кэл вспомнил то время, когда в форте Бьюкенен сержант Джош Камерон заставлял его стрелять по едва заметным прутикам, крошечным комочкам грязи, брошенным в воздух, ведерку, привязанному к лошади, которая быстро мчится вдали.
      – Прицелиться!
      Кэл выполнил команду. Давно он не вспоминал о Джоше Камероне. Старый грубоватый солдат сержант был почти таким же отверженным, как и сам Кэл. Когда он «усыновил» Кэла на время стоянки в форте, он лишился уважения сослуживцев, но Джоша это не волновало. В течение шести месяцев, которые Кэл провел среди белых, он успел побывать в трех семьях, пытавшихся стать ему родными. Кэл был угрюмым, непослушным и опасным юношей. Джош взвалил на себя почти непосильную задачу по его воспитанию. Старый сержант применил ту единственную тактику, которую Кэл уважал и которой подчинился: железная дисциплина в сочетании с заботливым отношением. Джош сумел вбить в голову Кэла некоторые манеры цивилизованных людей, научил его понимать ход мыслей и образ жизни белых, а это было очень нелегко. Он же научил юношу стрелять из винтовки.
      Старику Джошу Маккензи понравилась бы, Кэл почти слышал его слова: «Она – крепкий орешек. Как раз подходит для такого чудака, как ты».
      – Огонь!
      Раздались выстрелы. Пять консервных банок упали с шестов – еще трое участников выбыли.
      Банки отодвинули снова, затем еще раз и еще. Их отодвигали до тех пор, пока Кэл не остался вдвоем с каким-то мужчиной. Две банки висели на нитках, привязанных к веткам можжевельника, и покачивались. После двух раундов Кэл остался один. Побежденный пожал ему руку.
      – Я никогда не думал, что такой день придет, – сказал он грубовато, но дружелюбно. – Я выигрывал эти состязания пять лет подряд. Мистер, Вы – лучший стрелок из всех, кого я когда-либо видел. Надеюсь, что Вы научились так великолепно стрелять не у проклятых апачей? Иначе мы находимся в более серьезном положении, чем предполагали.
      – Меня научил стрелять один пожилой сержант, – ответил Кэл.
      – Господи, благослови нашу армию! – мужчина улыбнулся, зубы его были испачканы табаком. – Эти слова заставили меня вздохнуть с облегчением.
      Еще несколько человек пожелали поздравить Кэла с победой, пожали ему руку и похвалили его умение. Фрэнки вырвалась от Маккензи и обхватила колени Кэла, чуть не свалив его с ног от радости. За девочкой побежала Кармелита, но смотрела она только на Кэла.
      – Ты выиграл! – визжала Фрэнки в восторге.
      – Да, – он широко улыбнулся ей в ответ.
      – Что ты получишь?
      – Думаю, мне дадут один из конкурсных пирогов.
      – Выбери пирог Литы! Он самый лучший!
      – А ты их все пробовала?
      – Нет, не все! Я кое-что оставила для тебя!
      – Тогда все в порядке – мы выберем пирог Кармелиты.
      Услышав это, Кармелита зарделась.
      Большинство же зрителей отнеслись к Кэлу с какой-то враждебностью, смешанной с восхищением. Но его интересовало мнение одного человека – Маккензи. По ее глазам невозможно было что-то понять, но он чувствовал ее смущение, как свое собственное, а, может быть, оно и было его собственным.
      И когда же он понял, что все еще любит ее? Кэл вернулся на «Лейзи Би», чтобы заплатить долг чести – так ему казалось. Все эти годы он считал, что испытывает к Маккензи только одно чувство – жалость. Ему было жаль, что он обидел ее, жаль, что ушел от нее, не разубедив в той лжи, так ничего и не объяснив. Тяжело было внезапно обнаружить, что страсть не угасла. Каждый раз, когда он смотрел на нее, Кэла окатывало какой-то теплой волной.
      – Вы, молодой человек, здорово стреляете.
      Кэл мгновенно сосредоточился. Он был настолько увлечен размышлениями о Маккензи, что не заметил, как к нему подошел Натан Кроссби.
      «Такой промах может когда-нибудь стоить жизни», – подумал Кэл.
      – Вы так же хорошо владеете револьвером?
      Кэл внимательно посмотрел на стоящего перед ним человека. Эймос Гилберт показывал ему Кроссби и раньше, но с большого расстояния. Разглядев Натана вблизи, Кэл решил, что ничего хорошего сказать об этом человеке не может. Натан был неряшливо одет и неровно выбрит; взгляд его колючих глаз был проницателен, а подбородок решительно выдавался вперед. Это был серьезный враг.
      – Я умею обращаться с револьвером, – уклончиво ответил Кэл.
      – Могу держать пари, что умеете, – Кроссби улыбнулся, как старый лис. – Вы не похожи на человека, которому по душе выполнять приказы женщины. Когда Вам надоест работать на «Лейзи Би», приходите на «Бар Кросс» – мне всегда пригодится человек, умеющий обращаться с оружием.
      – Я буду работать там, где работаю, – спокойно ответил Кэл.
      Кроссби хмыкнул.
      – Преданность – хорошая вещь, когда ее правильно понимают. Подумай об этом, сынок! А пока что будь осторожен: эта мисс Батлер – симпатичная бабенка, но ты можешь попасть с ней в неприятную историю, – он взглянул на Фрэнки, все еще прижимавшуюся к ноге Кэла, потом перевел внимательный взгляд на лицо Смита и отошел, довольно усмехаясь.
      – Что тебе говорил Натан? – резко спросила Маккензи; она оказалась рядом с Кэлом, как только ушел Кроссби.
      Маккензи взяла дочку за руку и мягко отстранила ее от Кэла.
      – Он предложил мне работу, – ответил он с насмешливой улыбкой.
      Лицо Маккензи побледнело.
      – Прекрасно. Пойди поработай у него.
      – Не сейчас.
      Не сказав больше ни слова, Маккензи удалилась вместе с дочкой. Кэл покачал головой. За прошедшие годы Маккензи научилась, конечно, скрывать свои чувства, но она не хочет, чтобы он ушел.
      Кэла тронула за руку Кармелита.
      – Идемте, сеньор Калифорния. Пора подкрепиться. Все еще думая о Маккензи, Кэл позволил мексиканке увести себя к жаровням.
 
      – Маккензи Батлер! Ты всю жизнь удивляешь меня!
      В небольшую уютную гостиную отеля вошла Нелли Кэшмен, неся в руках две фарфоровые чашечки с блюдцами.
      – Давай выпьем чаю, и ты расскажешь мне о твоем новом ковбое, о котором сегодня все сплетничали на пикнике.
      – А я и не знала, что ты тоже была на пикнике, – Маккензи устало откинулась на подушки дивана.
      – Я была там совсем недолго, – Нелли подала ей чашечку и уселась рядом. – К сожалению, заботы, связанные с моим рестораном и отелем, не позволяют расслабиться даже в такой день. Но не будем менять тему! Расскажи мне об этом человеке.
      Маленькое овальное личико Нелли светилось дружеским интересом. Маккензи вздохнула – впервые за весь день она почувствовала себя свободно: Лу ушла обедать с Эймосом, Фрэнки уложили спать, а Кармелита отправилась куда-то с Кэлом. Маккензи видела, как они вместе пошли неизвестно куда после того, как отведали жареного мяса.
      – Боже мой! – воскликнула Нелли. – Как ты сморщилась! Неужели сегодня был такой неприятный день?
      – Да, денек выдался никудышный. Натан Кроссби предложил мне продать «Лейзи Би», а когда я отказалась, начал открыто угрожать. Выяснилось, что Джефф Морган теперь работает на «Бар Кросс», а сын Лу устроил пьяный скандал, оскорбив Летти Грин.
      – И ты проиграла в забеге «на трех ногах», – с улыбкой добавила Нелли. – Это я видела. Теперь расскажи о Калифорнии Смите. О нем ходят какие-то скандальные сплетни. Хорошо ли ты знаешь его?
      – Слишком хорошо.
      Нелли вопросительно вскинула брови.
      – Калифорния Смит – отец Фрэнки.
      На лице Нелли не отразились ни удивление, ни осуждение.
      – Ты, Нелли, единственный человек, которому я могу это сказать, кроме Лу, конечно; хотя Джефф Морган давно уже обо всем догадался, а теперь это известно и Натану Кроссби. Да и вообще… Любой, кто увидит их стоящими рядом, поймет все без лишних слов.
      Нелли немного помолчала. Как-то раньше Маккензи поведала ей историю о том, как человек, которого она любила, предал ее отца. Она говорила об этом с болью и гневом, но только однажды; с тех пор подруги не возвращались к этой горестной теме.
      – Значит, это он и есть, – сказала Нелли мягко. – Они действительно очень похожи.
      – Так чего ты прикидываешься незнайкой, если сама обо всем догадалась? – обиделась Маккензи.
      – Успокойся, Маккензи! У меня была кое-какая информация. Джон Слотер как-то говорил о том, что Смит раньше работал у твоего отца. Почему ты снова приняла его, Маккензи? Мне казалось, что этого человека ты готова столкнуть с обрыва.
      – Я наняла его, потому что так хотела Лу, и потому что мне нужен человек, способный заставить моих ковбоев заниматься тем, чем нужно. Пока Кроссби преследует нас, ни один нормальный человек не захочет работать на «Лейзи Би», – она вздохнула и рассеянно поправила выбившуюся прядь волос. – Уже прошло столько времени, как мой папа умер… Я думаю, тот день был для Кэла не менее ужасным, чем для меня. Не знаю, почему я так легко поверила, что все случилось по его вине, – она нахмурилась. – Я была неправа. Сама не знаю, почему обвинила Кэла, но в любом случае это не делает мне чести. Теперь я понимаю, что он не виноват в смерти отца, он не желал ее, поэтому у меня нет права сбрасывать его с обрыва. Но если бы появился какой-нибудь другой человек, способный управлять на ранчо, я сразу же выгнала бы Кэла из своей жизни и – что намного важнее – из жизни Фрэнки.
      – А Фрэнки знает?
      – Конечно же, нет!
      Нелли улыбнулась смущенному виду подруги.
      – Мне он показался хорошим человеком, хотя люди перестают дышать, едва завидев его.
      Маккензи встряхнула головой и невесело засмеялась.
      – Я уже сказала, что больше не обвиняю его в убийстве отца, но не собираюсь наделять его положительными качествами, – Маккензи опустила голову и принялась изучать дно своей чашки, потом невинно подняла глаза на подругу. – Почему ты решила, что он хороший человек?
      – Я видела, как он смотрел на тебя, – Нелли сделала глоток чая и серьезно посмотрела на Маккензи, – и я видела, как он смотрел на Фрэнки. Люди здесь настолько привыкли ненавидеть апачей, что не думают о том, что для выживания среди такого дикого племени ребенок должен обладать необыкновенной силой и храбростью. Они забыли и о том, что мистер Смит порвал с жизнью индейца и возвратился в цивилизованный мир. Думаю, сделать это было очень трудно – у него должен быть сильный характер.
      Когда Маккензи ставила чашку на блюдце, рука ее дрожала. Она поднялась с дивана и медленно подошла к большому пустому камину, облокотилась на деревянную полочку, хмуро рассматривая холодную сажу на решетке.
      – И Лу, и Эймос, и ты теперь, – произнесла она со вздохом, – почему все хотят, чтобы я поверила, что Калифорния Смит – образец совершенства?
      – Лу любит тебя. Возможно, она боится, что ты останешься одна до конца своих дней.
      – С помощью Кэла эту проблему не решить. Он никогда по-настоящему не любил меня. Ведь он собирался покинуть ранчо еще до нападения апачей, хотя накануне мы провели ночь вместе, – Маккензи слегка порозовела.
      Нелли взглянула на нее с участием.
      – А ты уверена в том, что он собирался сделать это потому, что не любил тебя?
      Маккензи почувствовала, что сомневается. Она вернулась к дивану и упала на него со стоном.
      – Если он даже любил меня тогда, он не сможет любить меня теперь – после того, как я поверила в те выдумки и оскорбила его.
      – Любовь – странная вещь. Она часто удивляет нас.
      Маккензи начала раздражаться. Когда-то она считала, что любовь способна победить все на свете, но больше она не верила в это так же, как и в чудеса.
      – Что плохого в том, что женщина не хочет усложнять себе жизнь заботами о мужчине? – Маккензи пристально посмотрела на Нелли. – Ты же живешь одна, без мужчины.
      Нелли рассмеялась.
      – Но я же не ты! Я всего-навсего ирландка, страстно любящая путешествовать. Я приезжаю вслед за землекопами в те города, в которых кипит жизнь, потому что мне нравится чувствовать себя необходимой, а им всегда требуется такой человек. До Тумстоуна была золотая лихорадка в Касьяре в Британской Колумбии. Скоро я покину Тумстоун и поеду опять за землекопами куда-нибудь еще, чтобы кормить их и выслушивать их рассказы, а когда потребуется, лечить их раны. Эти люди только делают вид, что могут все, на самом деле они нуждаются в добром участии и квалифицированной помощи. Мне не нужен один мужчина, когда у меня их так много.
      – Ты потратишь на них всю свою жизнь и ничего не получишь взамен, – заметила Маккензи.
      Нелли Кэшмен, прозванная «ангелом золотоискателей», была, пожалуй, единственной женщиной в городе, которая могла спокойно ходить по улицам Тумстоуна в любое время, не рискуя быть оскорбленной или униженной. Ее душа была так же прекрасна, как и точеное личико. Любой мужчина или женщина, терпящие нужду, могли прийти к ней и получить еду, место для ночлега или дружеское участие человека, умеющего лечить и телесные, и душевные раны. Нелли постоянно занималась сбором средств для церкви и различной благотворительностью. Маккензи завидовала благородству ее души и иногда чувствовала себя грубой и циничной в сравнении с Нелли.
      – Взамен я получаю все, в чем нуждаюсь, Маккензи. Мне необходимо быть кому-то нужной. Но ты… – она продолжила раньше, чем Маккензи успела сменить тему, – я не думаю, что ты имеешь то, чего хочешь. Пожалуйста, не позволяй прошлому лишать тебя будущего. Зачем сражаться одной, если рядом с тобой может встать добрый сильный мужчина?
      Этот образ вызвал у Маккензи улыбку.
      – Если ты думаешь, что этого сильного доброго мужчину зовут Кэл Смит, то могу тебя уверить, что большинство сражений будет происходить у нас друг с другом. Кроме того, я уже говорила, что это невозможно. Чем скорее он уйдет, тем лучше будет и для меня, и для Фрэнки, и для него.
      – Ну, ладно, – сказала Нелли с лукавым огоньком в глазах, – предположим, что ты действительно знаешь, как будет лучше для тебя и для дочери – тут мне нет смысла поучать тебя понапрасну. Но ты не можешь винить нас за то, что мы любим тебя и время от времени вмешиваемся в твою жизнь.
      В этот момент в отель вошла Кармелита, напевая какую-то песенку на испанском языке. С выражением счастья на лице она прошла прямо в гостиную. Маккензи ощутила жгучую досаду и разозлилась сама на себя, потому что причины для такого чувства у нее не было – что плохого или недозволенного в том, что девушка ушла с пикника, чтобы пококетничать с Калифорнией Смитом.
      – Ой, сеньориты, здравствуйте! – воскликнула Кармелита. – Какой чудесный вечер!
      Она взлетела по лестнице в комнату, где спала Фрэнки.
      Маккензи проводила мексиканку прищуренными глазами, которые стали еще зеленее, чем обычно. Нелли заметила это и лукаво улыбнулась.
      Аллен-стрит освещалась газовыми фонарями, но в проходе сбоку от платной конюшни было достаточно темно, чтобы трое стоявших там мужчин оставались незамеченными. О причине этого «собрания» легко было догадаться по звуку жидкости, плескавшейся в бутылке, которая переходила из рук в руки.
      – Тише ты, пьяница! Хочешь, чтобы он нас услышал? – отчитывал в темноте Тони Геррера Спита Маккалоха.
      – Я не пьян, мексиканский ублюдок! По крайней мере, не настолько, чтобы не смог раскроить пару черепов.
      – Заткнитесь вы оба, – хрипло шепнул Билл Дарнелл. – Он выходит из салуна. Идет сюда.
      – Собирается улечься рядом со своим мерином! – с издевкой зашептал Тони.
      Спит и Билл не стали напоминать Геррере о том, что Кэл будет не единственным ковбоем с их ранчо, которому предстоит провести ночь в конюшне. Один Тони остался сегодня с пустыми карманами, а когда этот парень в плохом настроении, у него есть привычка отвечать на подобные замечания кулаками. Сейчас с ним лучше не ссориться.
      Спит и Билл не возражали против того, чтобы поставить на место Калифорнию Смита. Своим наглым, несносным поведением этот апач-недоделок давно напрашивался на нож. Когда Тони ввалился в салун прямо из приемной доктора Гилберта, они с радостью предложили ему свои услуги. «Проклятый желтоволосый апач набросился на меня, – так сказал им Тони, – набросился без всякой причины, просто чтобы отвести на мне душу». Спиту и Биллу хорошо было известно, что значит «отвести душу», но они предпочитали делать это сами и не желали, чтобы кто-то проделывал это с ними.
      – Будьте готовы! – предупредил Геррера. – Спит! Убери эту проклятую бутылку. С этим парнем тебе понадобятся обе руки.
      – Черт! Я дам ему по голове бутылкой!
      – Дьявол! – выругался Тони. – Из оружейной лавки вышел Тэд Грин, они со Смитом разговаривают.
      До притаившихся в тени ковбоев долетали обрывки беседы оружейника и их будущей жертвы: заказал Винтовку – еще не готова. Через минуту Грин запер свою лавку.
      – Спокойной ночи, мистер Смит. Винтовка будет примерно через неделю, так что заходите.
      Обязательно зайду. Дружески помахав друг другу, они расстались.
      – Приготовьтесь! – прошипел Тони.

ГЛАВА VII

      Кэл направлялся к тому отсеку платной конюшни, где стояли беговые лошади. Мысленно он уже в который раз убеждал себя, что нельзя рассчитывать на то, что кто-то отнесется к нему, как к нормальному, но прошедшему суровую школу человеку. Четырнадцать лет назад, когда он покинул лагерь апачей вместе с генералом Говардом, оставив там все, к чему привык, Кэл с юношеской наивностью думал, что если он станет жить, как белые люди, и сможет хорошо разговаривать на их языке, то ничем не будет отличаться от других белых.
      Апачи всегда относились к нему справедливо и воспитывали его так же, как своих детей. Но все-таки светловолосый голубоглазый Кэл был слишком непохож на них, хотя сердце его, как говорил отец Даклудж, было сердцем апача.
      Проведя несколько лет среди цивилизованных людей, Кэл понял, что для белых он такой же чужак, как и для апачей. Хотя несколько белых людей, лишенных предрассудков, чуть не убедили его, что это не так. Одним из них был Джош Камерон, вторым – Фрэнк Батлер. Но по-настоящему он почувствовал себя полноценным белым человеком только с Маккензи Батлер. Она стала для него таким искушением, что у него не хватило духу отказаться; но судьба и обстоятельства были против Кэла. Тогда он твердо усвоил, что от цивилизованного мира ему ждать нечего, кроме страха, презрения, любопытства и недоверия. Он был, есть и всегда будет аутсайдером.
      Кэл намеренно отбрасывал все мысли о Маккензи, как только они возникали. Он заставлял себя думать о Кармелите – простой, приятной и веселой девушке. Она пригласила его провести сегодняшний вечер в доме ее родителей. Они жили в доме из необожженного кирпича, состоящем из двух комнат, на окраине города. Кэл принял ее приглашение, так как делать ему все равно было нечего. Родители Кармелиты вели себя сдержанно, но радушно, три младшие сестры улыбались и хихикали исподтишка, а десятилетний брат старался изо всех сил сыграть роль верного стража Сестры. Кармелита явно не спешила перейти к плотским утехам, но Кэл подумал, что если она этого захочет, ему не следует отказываться. Кармелита была хорошенькой, чистенькой девушкой и, что было особенно приятно, честно давала понять, чего хочет. У Кэла очень давно не было женщины, а если он будет дожидаться ту, которую любит, то может состариться. Кэл кисло улыбнулся своим мыслям: даже когда он строил планы относительно другой женщины, все равно думал о Маккензи.
      Перед Кэлом вырисовывались очертания конюшни и загона для скота. Ему давно уже хотелось спать – вино, которое заставил выпить отец Кармелиты, сделало свое дело. Кэл пил крайне редко и, если уж такое случалось, спиртное сразу ударяло ему в голову.
      Подойдя к загону, Кэл насторожился. Ему показалось, что в проходе между конюшней и мастерской послышался какой-то шорох. Кэл замедлил шаг и стал внимательно вслушиваться в ночные звуки. Все было спокойно, в теплом пыльном воздухе не было ни малейшего движения. Отдаленные звуки музыки, игравшей в салунах, только подчеркивали тишину. Вся Аллен-стрит была освещена газовыми фонарями, которыми жители Тумстоуна очень гордились, но в подозрительном проходе царила непроглядная тьма.
      Шестое чувство – чувство самосохранения – которое апачи развили в нем, говорило Кэлу, что тот шорох не могла произвести собака или спящий пьяный. Кэл мог бы повернуться и уйти, возвратиться в салун «Блади Бакет» и спокойно отсидеться среди шумной пьяной публики, но он пошел вперед. Когда-то Даклудж объяснил ему, что от опасности нельзя ни спрятаться, ни убежать. Если человек побежит, его догонят; если попытается спрятаться, то рано или поздно его найдут. Более того: отец учил Кэла, что надо собрать все силы, чтобы, встретившись с врагом, одержать над ним победу, а не бежать от своей судьбы, растрачивая силы понапрасну.
      Так что засада для Кэла не была неожиданностью. Когда трое мужчин выскочили из темноты и набросились на него, Кэл был готов к борьбе. Воздух наполнился мерзким запахом винного перегара. Кэл не мог узнать никого из нападавших, но видел, что их трое, и дерутся они не в первый раз. Кэл сосредоточил все мысли и силы на борьбе. Он ускользал от ударов и захватов и даже умудрялся бить сам. Одного из бандитов удалось сбить с ног, а в следующую секунду Кэл нанес мощный удар в челюсть кому-то еще.
      Но на стороне нападавших было численное преимущество, и они постепенно заставляли Кэла отходить все дальше назад, в темноту до тех пор, пока он не уперся спиной в стену. Кто-то со звоном разбил бутылку из-под виски над его головой – Кэл успел вовремя нагнуться, иначе бутылка разбилась бы не о стену.
      – Пристрелите его.
      Кэл узнал гнусавый голос Спита Маккалоха.
      – Нет, мне достаточно собственных кулаков, чтобы справиться с ублюдком.
      Тони Геррера. Злобный мальчишка не сумел одолеть Кэла в одиночку и решил призвать на помощь друзей. Этого следовало ожидать.
      – Держите его, – велел Тони своей компании. – Я на нем живого места не оставлю!
      Голос подал Спит:
      – Я возьму его за эту руку, а ты за другую, Билл. Билл Дарнелл. Значит, все трое – работники «Лейзи Би». На мгновение Кэл подумал, а не подстроила ли это Маккензи, но тут же отбросил такое предположение. Нападение в темноте – это не в ее стиле. Если бы она захотела проучить Кэла, то не стала бы никого просить сделать это за нее.
      Спит и Билл осторожно заходили с двух сторон, а у Тони в это время кулаки наливались от злости. Кэл чуть было не потянулся за своим револьвером, но вовремя сообразил, что пока он расстегнет кобуру, его руку перехватят.
      – Сейчас я с тобой разделаюсь. Ты еще пожалеешь о том, что связался со мной, – мрачно пообещал Тони. – Сейчас мы увидим, чего ты стоишь на самом деле, Калифорния Смит.
      Маккалох и Дарнелл набросились на Кэла одновременно. Он стремительно нагнулся и двинул правым плечом в грудь Билла. В тот же миг Спит схватил и резко вывернул левую руку Кэла, но когда Кэл ударил Тони головой, Спит выпустил руку. Кэл игнорировал боль в плече и вывернутой руке, он сделал своим оружием собственное тело, заставив его стать бесчувственным и твердым, как камень.
      – Черт возьми этого-о-о!.. – заорал Геррера, когда Кэл бросился на него с кулаками, стараясь попасть в лицо.
      – Пристрелите… ублюдка, – выдохнул он между ударами.
      – Черта с два! – послышался новый голос.
      Кэл узнал оружейного мастера Тэда Грина. Вступив в драку, Тэд схватил Спита за воротник и обрушил здоровенный кулак на его челюсть. Спит упал, попытался подняться, но снова рухнул и затих.
      – Дьявол! – в голосе Билла Дарнелла слышался страх.
      Он вытащил из-за пояса нож и приготовился ударить Тэда в живот, но Кэл успел оттолкнуть Тони, схватить Билла за запястье и вывернуть ему руку. Нож оказался на земле.
      Двигаясь в каком-то бешеном ритме, Кэл встал между Тэдом и Биллом и всадил колено в пах Дарнелла, а когда бедняга согнулся пополам от боли, его физиономия повстречалась с мощным кулаком Тэда. Билл повалился в пыль.
      Тони, шатаясь, следил за избиением Дарнелла. А когда Тэд и Кэл повернулись к нему, разделавшись с остальными, глаза Герреры расширились от ужаса. Он потянулся за оружием, но нога Кэла двигалась проворнее – пистолет мексиканца улетел во тьму.