Ложь и секреты - Леди и авантюрист

Кэтрин кое-как поднялась на ноги и вылезла из клумбы на дорожку. Неловко поправив правой рукой съехавший набок капор, она бросила сердитый взгляд наверх на стену и направилась к двустворчатой двери балкона. Она вновь остановилась в нерешительности, но тут же для храбрости закусила нижнюю губу и сильно и громко постучала в оконное стекло.

– Черт бы тебя побрал, стекло разобьешь! – прокричал из глубины комнаты хриплый, исполненный неприкрытого раздражения голос.

Решив, что ей разрешили войти, Кэтрин толкнула створки и просунула голову в комнату. В гостиной никого не было. Молодая женщина вошла, прикрыла за собой створки, освободилась от плаща и ридикюля, бросив их на скамейку, решительно прошла в коридор, дошла до двери спальни и открыла ее. Все в груди у нее сжалось от ужаса.

– Боже мой, Макс, – шепотом вскрикнула она, бросаясь к его кровати, – что с тобой случилось?!

Макс, лежавший на своей постели и подпертый со всех сторон полудюжиной подушек, приоткрыл один глаз.

– Ты! – рявкнул он. – Господи! Что ты здесь делаешь?

Голос его, однако, не казался сердитым. Скривившись, он зашевелился на кровати, пытаясь сесть, и лежавшие на одеяле две немыслимо затертые пухлые тетради соскользнули на пол.

Кэтрин подняла их и положила обратно.

– Лежи спокойно, – потребовала она – Тебе же больно, дурачок.

Макс что-то неразборчиво проворчал и, упершись руками в постель, попытался сесть повыше.

– Наверное, именно твоя отзывчивость меня и привлекает в тебе, Кэтрин, – сухо заметил он. – Твое подкупающее умение выразить симпатию и привязанность. – Он упал обратно на подушки и посмотрел на нее ищущим взглядом. На его лице появилось выражение неприкрытой нежности. – Случаем, твой братец прошлой ночью не пошел за мной следом и не исполнил обещанную месть, а?

Кэтрин холодно посмотрела на него и поднялась на ноги.

– Он не мог сделать подобного ни под каким видом! – горячо воскликнула она. – Бентли не отходил от меня до тех пор, пока ... ну, очень долго. «До тех пор, пока я не перестала рыдать», – договорила она про себя.

Макс поднял руку и выставил ладонь вперед, как бы успокаивая ее.

– Я сразу подумал, что это не он, – признался он и осторожно взял ее за руку, – хотя какое-то время желал, чтобы так оно и оказалось. Всегда как-то немного не по себе, когда не знаешь, кто твои враги.

В голосе его явно слышался упрек в свой собственный адрес, и Кэтрин смягчилась.

– Ну тебе и досталось, не приведи Господи, – сочувственно проговорила она и бережным жестом убрала у него со лба волосы. – Получилось намного хуже, чем ты, как мне казалось, заслуживал. У тебя не может быть сотрясения мозга?

Макс отрывисто рассмеялся.

– Зависит от того, сколько прекрасных женщин склонилось надо мной.

– Так, так. Ты, пожалуй, прав. – Она с тревогой принялась вглядываться в его зрачки.

Он будет жить, решила она, но повезло ему сказочно, что и говорить. Если бы один из ударов угодил на дюйм левее, то глаз ... Кэтрин поспешила отогнать эту мысль прочь.

– Не задумывался, кто это мог быть?

По губам его скользнула какая-то странная усмешка.

– Целый список уже составил, – негромко ответил он. – Все подозреваемые по делу об убийстве Джулии Сэндс.

Кэтрин приподняла брови:

– Хочешь сказать, кто-то занервничал?

Макс досадливо поморщился.

– То, что сделал я, оказалось невероятно глупым промахом, – проворчал он, – само собой, что кто-то и разволновался сверх всякой меры. Я разослал письма чуть ли не каждому из подозреваемых, в которых упомянул про фальшивые драгоценности, в надежде, что убийца не выдержит и вылезет на свет Божий из кустов, в которых он затаился. Весьма действенно, не так ли?

Кэтрин улыбнулась и подтянула ему одеяло чуть выше.

– Ты такой отважный, – прошептала она. – А теперь, сэр, не заключить ли нам перемирие? Я пришла предложить вам свою помощь, а весь вид ваш говорит о том, что вы в ней ой как нуждаетесь.

Макс подозрительно покосился на нее.

– Какое такое перемирие? Черт побери, Кэтрин, тебе вообще здесь не следует находиться.

Кэтрин покусала губы.

– Прошлой ночью мой брат не замышлял нападать на тебя, – спокойно начала она. – Честное слово, в своей злости так далеко он не заходил. Он и убивать никого не собирался. А то, как тебе вчера досталось, только подтверждает мои слова, иного я не вижу.

Макс молча разглядывал одеяло, явно раздумывая над сказанным ею.

– Дело в том, Кэтрин, что официально он остается подозреваемым, – негромко заметил он, – потому что человек, который напал на меня прошлой ночью, имел причину для совершения такого действия. Сама моя работа плодит мне моих врагов.

– Я не из их числа; Макс.

Он покачал головой, и устало прикрыл глаза.

– Я никогда не хотел считать твоего брата виновным, Кэтрин, – хрипло проговорил он, – но неужели тебе не ясно, что такое желание и может заставить человека потерять бдительность. Значит, нужно хорошенько постараться и еще раз постараться, прежде чем стать непредвзятым ...

– Но послушай, Макс, – перебила она его, – я от тебя что-нибудь скрывала? Я когда-нибудь уклонялась от ответа на твои вопросы? Нет, поэтому ты и не спрашивал меня ни о чем! Напротив, ты пользовался каждой благоприятной возможностью, чтобы мы отдалились друг от друга. И про себя ты мне ничего не рассказывал, Макс, вообще ничего! Мне приходилось узнавать хоть что-то о человеке, которого я ... который мне нравится, от его бабушки!

Глаза Макса вдруг полыхнули яростью.

– Вот как! Представляю, какой романтической дрянью она тебя накормила! – проворчал он. – Но дело в том, что я совсем не тот, кого с такой благостью рисует бабушка София. Если я и был таким когда-то, но только не сейчас. Не придавай значения болтовне сующей нос во все дела старушенции.

Несмотря на всю резкость его слов, Кэтрин успела заметить в его глазах скрытое неохотное признание бабушкиной правоты. Она глубоко вздохнула и перевела дыхание.

– Макс, ты – это ты, – согласилась она. – В душе ты тот, кто мне нравится. То, каким ты выставляешь себя перед всем миром, меня не интересует. Будь для всех остальных кем хочешь, но только не пытайся одурачивать меня.

Наконец-то выражение его лица смягчилось, как будто он что-то решил про себя.

– Мир, Максимилиан, – протянула она ему руку.

Он взял предложенную руку и, к изумлению Кэтрин, легонько коснулся губами тыльной стороны ладони.

– Тогда присаживайся, – предложил он и слегка привлек ее к себе. – Мне нужна твоя помощь, чтобы разобраться с ними, – он кивнул головой в направлении тетрадей.

Кэтрин, удивленно приподняв брови, поудобнее устроилась на краю кровати, взяла первую из них, раскрыла и в недоумении посмотрела на Макса.

– Так это же, кажется, старые записи судебных дел, Макс! И все на итальянском!

– Да, я попросил Нейта откопать их для меня. Вот только он не умеет читать, а у меня перед глазами все расплывается, – проворчал Макс. – Отыщи, пожалуйста, дело Мэри О’Гейвин. Нашла? Оно должно быть где-то на первых страницах.

Кэтрин сосредоточенно полистала тетрадь и, наконец, удовлетворенно кивнула.

– Вот. О Боже! Убийство?

Макс кивнул.

– Давнишнее, – коротко объяснил он. – Теперь просмотри записи, пока не найдешь ту, где записано про корабль. Смотри на левой странице, в самом верху. Если не ошибаюсь, на английском. «Королева ... » чего-то там. И дата постановки судна в док. Найди мне дату.

– Вот, «Королева Кашмира»! Третье декабря ...

– А год? Какой год? – нетерпеливо перебил он ее.

– ... тысяча восемьсот двадцать четвертого года, – торопливо дочитала Кэтрин.

Макс неожиданно с обессиленным видом откинулся на подушки.

– Так я и думал, – пробормотал он скорее самому себе и протянул руку, чтобы забрать тетрадь. – Прости, Кэтрин. Голова просто раскалывается, но это слабое извинение за мою несдержанность.

Кэтрин склонилась к нему.

– Я вижу, что ты успокоился, – заметила она. – Можно спросить, что означает дата?

На лице Макса проступило выражение воодушевления.

– Дата означает день возвращения твоего брата из Индии, – сказал он. – Почти год спустя после того, как леди Сэндс начала распродавать свои драгоценности.

Кэтрин озадаченно нахмурилась.

– Я не понимаю.

– Кто бы ни украл сапфир Сэндсов, вор прекрасно знал, что сапфир – единственный оставшийся у нее настоящий драгоценный камень, – объяснил Макс. – Кража вовсе не случайна. И ее не мог совершить твой брат.

Кэтрин с раскрытым ртом изумленно уставилась на Макса. Одна ее половина сгорала от желания узнать, зачем он выяснял дату возвращения Бентли из Индии, но вторая половина до смерти боялась этого. Макс снова уставился на одеяло.

– Все недели я мучился, пытаясь вспомнить что-то важное в отношении твоего брата, – негромко сказал он. – Похоже, мне нужно было хорошенько врезать по голове, чтобы я, наконец, вспомнил. – Он с видимым облегчением вздохнул и поднял глаза. – Так что, скорее всего я должен ему – и тебе – принести свои извинения.

Кэтрин в волнении принялась разглаживать складки на юбке.

– Извинение принимается, – быстро ответила она. – Значит, с перемирием мы договорились. Но предложение помощи остается в силе.

– Значит, перемирие, – хмуро проговорил он и бросил на нее испытующий взгляд. – Но никакой помощи, Кэтрин.

у Кэтрин от неожиданности округлились глаза.

– Каков негодяй! – вскричала она, вскакивая на ноги, как если бы под ней загорелась кровать. – Самодовольный пес! Исхитрился пролезть ко мне в постель, а теперь имеет наглость ...

– Что?! Я исхитрился пролезть к тебе в постель?! – перебил ее Макс, вновь пытаясь сесть. – Мне отчего-то припоминается, что я туда попал по приглашению.

– ... и теперь после всего имеешь наглость считать, что ты мне по-прежнему нужен?

С неожиданной для избитого человека стремительностью и силой Макс сумел сесть и, схватив Кэтрин за запястье, рванул ее к себе так, что она повалилась на него и оказалась нос к носу с больным.

– Вот как я тебе нужен! – прорычал он, хотя в глазах прыгал и скакал сдерживаемый смех. – О да, Кэтрин, я тебе нужен, иначе ты бы сюда не прибежала. Женщине не требуются неимоверные усилия, чтобы перелезть через забор к мужчине ...

– Да как ты смеешь! – вскрикнула она и яростно задергала рукой, стараясь освободиться от его хватки.

Макс осуждающе посмотрел на нее.

– Кэтрин, твое прелестное заднее место испачкано травой.

– Скажите, какой сыщик! – Она почувствовала, что щекам ее стало жарко. – Между прочим, это вовсе не трава, а пионы! Но я ничего другого не могу вам, сэр, предложить, кроме как свою помощь. Мне хотелось просмотреть письма и дневники Джулии. Я подумала, что ты вряд ли мне откажешь, после ... ну, после того как ты обвинил моего собственного брата.

Макс изучающе вгляделся ей в лицо, затем взгляд его скользнул по ее шее, еще ниже.

– Я их все уже просмотрел, и не один раз, – сообщил он отчего-то охрипшим голосом. – Ничего достойного внимания там нет.

Должно быть, сотрясение мозга оказалось не очень серьезным, потому·что Кэтрин увидела, как во взгляде Макса все отчетливее проступает желание.

– Тогда ты не будешь возражать, если я их полистаю? – еле слышно прошептала она. – Я могу тихонько посидеть на другой стороне твоей кровати. В конце концов, ты другой половиной не пользуешься.

Глаза Макса блеснули, и он крепче сжал руку Кэтрин.

– Значит, не пользуюсь? – переспросил Макс. – Большая глупость с моей стороны.

Его слова прозвучали как повторное приглашение. Кэтрин порывисто сбросила туфли, приподняла юбки, с осторожностью залезла на матрас и уселась у него в ногах. Она взглянула на его лицо, и дыхание у нее перехватило, когда она неожиданно для себя почувствовала через одеяло силу его желания.

– Я думала, что тебя совсем вывели из строя, – негромко заметила она.

Макс отпустил ее руку, положил свои широкие ладони ей на бедра и медленно начал вести их вверх по гладкому шелку ее чулок, потихоньку приподнимая ей юбку.

– А я думал, – дрогнувшим голосом ответил он, – что больше тебе не нужен.

Кэтрин попыталась припомнить, чем она, собственно говоря, собиралась сейчас заняться.

– Так мне нужно посмотреть письма Джулии, – напомнила она вновь. – Макс, ты разрешаешь?

– Да, возьми их, Кэтрин, – хрипло разрешил он и принялся поглаживать нежную кожу над ее подвязками, – но чуть позже, хорошо?

Она блаженно наслаждалась его настроением.

Господи, как хорошо! Она и не представляла, как отчаянно ей не хватало Макса. Как страшилась потерять его навсегда. Возможно, он ей до конца и не доверяет, вернее – боится вообще кому-либо доверять. Но в душе она его понимала и принимала таким, какой он есть.

Пришла она сюда сердитая и возмущенная. Но увидела его на кровати, где они совсем недавно любили друг друга, такого беспомощного, такого обессиленного, с лицом землистого цвета и ужаснулась до глубины души. Она любила его. Любила без памяти. И прошлой ночью у него вырвался такой всплеск чувств и тоски, искаженной гримасой мучительной душевной боли, что Кэтрин поняла – Макс к ней относится гораздо серьезнее, чем она могла предполагать.

У Кэтрин возникло странное ощущение, что ей, наконец, удалось уцепиться за настоящую жизнь, и выпускать ее из рук она не собиралась. Она смотрела и смотрела на Макса долгим и исполненным нежности взглядом. Когда он схватил ее за руку, одеяло сползло вниз, открыв скульптурные грудные мышцы. Он был великолепен, но любила она его отнюдь не за его красоту, хотя выглядел он сейчас грубым и устрашающим типом. Она еще раз всмотрелась в его лицо, испещренное ссадинами, со здоровенным синяком на левой скуле, но неодолимо соблазнительное.

– Макс, – неуверенно спросила она, – ты что, лежишь под одеялом без одежды?

– Да, – ответил он дрогнувшим голосом. Тогда она молча распустила ленты накинутой на плечи кружевной косынки и скинула ее на пол. Сиплый вздох вырвался у Макса, и руки его сами собой обхватили ее лицо, скользнули трепетной лаской на шею, а затем его ладони осторожно легли ей на плечи. Холодные пальцы коснулись ткани корсажа.

– Тебе на самом деле не следовало приходить сюда, – шелестящим шепотом проговорил он, – не следовало тебе и забираться ко мне на кровать. Я даже не уверен, что смогу встретить тебя так, как ты достойна. Но, Боже мой, Кэтрин, как же мне хотелось тебя увидеть!

Кэтрин посмотрела в его бездонно-черные глаза и молча кивнула, не совсем понимая, с чем, собственно говоря, она соглашается.

Резким движением он дернул корсаж вниз, и Кэтрин услышала, как затрещал шов. Ее полная грудь оголилась почти полностью.

– Какая же ты красивая, – выдохнул Макс и потянул корсаж еще ниже, пока не открылись начавшие напрягаться соски. В глазах Макса плескалось уже неприкрытое желание.

Кэтрин казалась себе самой настоящей развратницей. Но когда рука его проникла в кружевную пену ее нижних юбок и скользнула еще выше, отыскивая путь под панталоны, что-то прорвалось из самой глубины ее сердца.

– Макс ... Макс ...

Макс почувствовал, как их обоих бьет мелкая дрожь желания с самого первого мига прикосновения к Кэтрин. Он заставил себя сдерживать так и рвущуюся наружу страсть и начал ласково водить пальцем по завиткам шелковистого кустика. Лицо Кэтрин залила краска смущения. Она как-то по-особому посмотрела на Макса. В глазах ее начала проступать робкая радость. Она тихонько и коротко простонала, чуть неуверенно прижалась к его руке. Теперь Макс начал ласкать ее более интимно. Он слышал, как учащенно и со всхлипами она задышала, и вдруг понял, что удивляется, чем же занимался с ней в постели ее покойный муж. Ничем особенным, если судить по его вдове. Большинство англичан, насколько он мог судить, не озадачивали себя тем, чтобы доставить женщине в постели должное удовольствие и радость.

Возможно, и сейчас ему не следовало этого делать. Господи Боже мой, а то он не знает, что не должен! Но остановиться Макс уже не мог. Кэтрин, следуя безошибочному женскому чутью, села на его налившуюся силой мужскую плоть и принялась двигаться по ней взад и вперед. Тогда он продвинул палец еще глубже, пока не отыскал тугой бутон ее сладострастия. Кэтрин ахнула от такой откровенной ласки и попыталась приподняться.

– Не надо! – выдохнул он и, схватив за бедро, заставил ее опуститься обратно. – Не бойся, милая, не стесняйся, дай мне полюбоваться тобой.

Он снова прикоснулся к ней, и она задрожала и свободно опустилась на его руку. Макс даже простонал от переполнявшего его желания. Он желал ее. Желал безумно и страстно. Кэтрин, запрокинув голову, то и дело вскрикивала от наслаждения, и скоро его пальцы и вся ладонь покрылись ее любовной влагой. Кэтрин замолчала, а потом после довольно долгой тишины издала глубокий стон, и он, наконец, поднял глаза.

У нее между губ выскользнул розовый кончик языка и лизнул левый уголок рта; в глазах Кэтрин плескалось откровенное желание.

– Насладись, Кэтрин, ради меня, насладись, – горячо зашептал он. – Ты красавица! Позволь, я помогу тебе, будь свободной.

– Я не могу ... вот так, – простонала она, смотря на него так, как будто он незнакомец, который ее пугает. Но она желала близости с ним. Он начал ласкать ее еще настойчивее, и Кэтрин с широко раскрытыми глазами, потемневшими и бездонными, принялась жалобно постанывать.

Свободной рукой Макс ласкал ей грудь, перекатывая между пальцами тугой сосок, до тех пор, пока она не выгнулась и не вскрикнула.

– Кэтрин, дорогая, не пугайся, – тихонько успокаивал он ее, ни на миг, не приостанавливая свою ласку в глубине ее бедер. – Насладись ради меня. Мне так приятно видеть твою радость. Мне хочется любоваться тобой.

От его прикосновении она отчаянно заерзала; из прически выбились длинные пряди, и со своими поднятыми юбками, нагой тугой грудью, лежащей на приспущенном корсете, с горящим любовной страстью лицом выглядела она одновременно невинной и распутной.

– О, Макс, о! – громко вскрикнула она.

– Да! Вот так, милая, вот так, – подбодрил ее Макс, – вот так, любовь моя ... Тебе приятно, когда я трогаю тебя вот так? Да, да, дай мне увидеть, как тебе приятно!

Боже, как прекрасна она в своей страсти! Он все гладил ее, ласково шептал, мешая итальянские и английские слова, сам не очень понимая, что именно он ей говорит, и утопал в карих озерах ее глаз. И, наконец, внезапно Кэтрин откинула голову назад, и рот ее раскрылся в беззвучном крике. От наслаждения ее всю трясло, и она непроизвольно несколько раз опускалась на его руку. Макс поспешил погрузить в зовущий вход два пальца, они проникли глубоко и тут же были стиснуты горячими и узкими ножнами, в которые так сладостно вкладывать мужской меч.

– Боже, Боже, о, Боже мой, о-о-о, – вскрикнула Кэтрин и упала на него, успев упереться руками по обе стороны его головы. – Макс, Макс, Макс!

Макс испытал чувство настоящего триумфа, и тут же его охватило неудержимое желание любовного слияния. Он втянул ноздрями аромат Кэтрин, ощутил под пальцами пушистость ее волос, шелковистость ее кожи, вдохнул дразнящий мускусный запах ее тела, и страсть захлестнула его обжигающим пламенем.

– Милая, любовь моя, – простонал он, – я больше не могу! Если даже я умру, я все равно буду сейчас любить тебя!

Чуть приподнявшись на руках, Кэтрин с умиротворенным лицом посмотрела на Макса и слегка нахмурилась.

– Макс, тебе же нельзя двигаться, – прошептала она и села на колени. На ее губах заиграла лукавая улыбка. – Вообще-то сейчас ты мой пленник, разве не так?

Затем пальцы ее легли ему на грудь и скользнули под укрывавшее его по пояс одеяло. Второй рукой она стала с мучительной медлительностью тянуть одеяло вниз. Прикосновение прохладного воздуха к голой коже приятно холодило живот. Его уже окатывали волны жара, когда он любовался, как Кэтрин содрогается в любовном экстазе, повинуясь поглаживаниям его руки, и сейчас, когда одеяло скользило по его напрягшейся мужской плоти, он не смог сдержать тихого стона наслаждения. Еще одно тянущее усилие, и плоть его, исполненная непреклонности и настойчивости, вознеслась над животом.

У Кэтрин вырвался тихий то ли смешок, то ли вздох, и он тут же схватил ее за запястье.

– На меня, прошу тебя, – умолял он, – сейчас, красавица, пожалуйста, если у тебя есть хоть чуточку сострадания!

Макса просто потрясло, когда Кэтрин отпрянула от него.

– Макс, а если я все еще сержусь на тебя? – прошептала она, водя вверх и вниз горячими ладонями по его напряженным бедрам. Ладони переместились ему на живот, и вскоре Макса просто затрясло. – И потом, мой милый, я вовсе не уверена, что обязана проявлять к тебе сострадание.

Макс, чертыхнувшись, обессиленно уронил голову на подушку. И тут же дернулся, когда ее ладони двинулись ниже и пальцы одной ее руки зарылись в окружающий его плоть кустик жестких и густых курчавых волос, а вторая рука скользнула ему между ног.

– Господи, Кэтрин! Что ты надумала со мной делать?

– Может быть, помучить тебя? – промолвила она и обхватила правой рукой его плоть у самого основания. – Получится?

Получится? Дурацкий вопрос, когда при каждом ее прикосновении по телу его пробегала непроизвольная дрожь. Но Кэтрин, похоже, с ним еще не разобралась. Ладонь, что прижималась ему между ног, была ласковой и прохладной. Второй своей рукой она неторопливо повела сначала вверх, а потом вниз, проделав такое движение еще раз, и еще, и еще.

Макс шумно втянул воздух сквозь стиснутые зубы.

– Милая, пощади!

Кэтрин выпустила из пальцев его плоть.

– Тебе не нравится?

Он стремительно схватил ее за руку, чтобы удержать.

– Нравится! Очень нравится! – прошипел он и зажмурился. – Господи, не останавливайся, пожалуйста, не останавливайся!

Какое-то время он продолжал удерживать ее руку, потом отпустил. И рука Кэтрин возобновила·неторопливое скольжение. Макс шумно выдохнул и в очередной раз откинулся на подушку. Каждая ее ласка доставляла ему острейшее наслаждение. Ничего подобного ему еще не доводилось испытывать, и он весь отдался блаженному чувству. Вдруг что-то мягкое и соблазнительно-юркое коснулось оконечности его напрягшейся плоти.

– О-о-о! – дернулся Макс и раскрыл глаза, чтобы увидеть боязливое прикосновение кончика ее розового языка.

– Макс, не дергайся! – Кэтрин встала на колени, и на ее чувственных полных губах появилась лукавая улыбка. – Дай мне доставить тебе радость, как ты доставил ее мне. Милый, тебе будет хорошо? Ты меня научишь?

Макс почувствовал, что глаза у него потихоньку лезут на лоб. Всего двенадцать часов назад он боялся, что может умереть. Теперь же он не сомневался в этом.

– Всему, что хочешь, любовь моя! – с трудом прохрипел он.

Макс смотрел на ее приближающиеся полуоткрытые губы, замирающие над откровенной обнаженностью его желания, и ему вдруг вспомнились бесстыдные сны, которые так часто смущали его покой и ни один из которых не шел ни в какое сравнение с живой, реальной Кэтрин. А затем рука ее плотно сжала основание плоти, губы соприкоснулись с ней и медленно-медленно вобрали ее в рот. Макс запустил пальцы в густые волосы Кэтрин и не смог сдержать громкого стона наслаждения. Ноги его начала бить мелкая дрожь. В прямом смысле примитивное животное желание распаляло ему кровь, заняло все его мысли. Мужская его доблесть еще сильнее напряглась, если такое вообще возможно, и он непонятно каким чудом удержался от того, чтобы не двинуть бедрами и не погрузиться целиком в жаркий рот Кэтрин.

Так сладострастно его еще никогда не ласкали. Он напрочь позабыл о боли в сломанных ребрах, и лишь неодолимое желание обладать Кэтрин двигало им теперь. Сейчас. Прямо здесь.

Опрокинув Кэтрин на спину, путаясь в одеяле и простынях, он всем телом повалился на нее. В глазах молодой женщины вспыхнула неподдельная тревога.

– Макс, твои ребра! Перестань!

– Господи, Кэтрин! – простонал он.

Не обращая внимания на режущую боль в груди, он вдавил Кэтрин в мягкую постель. Постель, на которой он провел столько одиноких ночей, когда думал о ней и не мог ее коснуться.

Он проник в нее сразу и глубоко, одним сильным, жадным движением. Все окружающее вдруг разом исчезло, перестало существовать. Забыв обо всем, он как безумный с яростью вновь и вновь овладевал Кэтрин, всякий раз стараясь проникнуть еще глубже, не задумываясь о том, что она может ощущать боль, о том, что он сам себе может снова переломать ребра. Кровать, на которой они лежали, заходила ходуном и заскрипела. Кэтрин напряглась, громко вскрикнула, и ее ногти больно вцепились ему в плечи.

– Нет, Кэтрин, нет! – умоляюще просипел он. – Не останавливайся! Нет, нет! Только не ...

– Господи, – горячечно прошептала она. – Я не могу ... не могу ...

Макс уже не мог не овладеть ею. Не мог ее не взять. Он никогда ничего не желал так страстно, как лежавшую под ним женщину. Он устрашился силы и глубины своего чувства, желания и страсти, но лишь еще более остервенело стал овладевать Кэтрин.

– Макс, о, Макс, о-о-о!

Экстаз был неописуемо прекрасным. Долго-долго, на протяжении одного бесконечного мгновения, он парил в немыслимой вышине сияющих звездных небес, и счастье окутывало каждую частичку его тела.

– Дорогая, – хрипло прошептал он. – Я сделал тебе больно?

Кэтрин прижалась щекой к его груди и тронула губами сосок.

– Мне сейчас как-то все равно, – тихо призналась она, – Макс, Боже мой... Я никогда ...

Он поцеловал ее в теплый и влажный от пота лоб.

– Кэтрин, ты никогда – что? – спросил он.

Но она не ответила. Тогда он осторожно еще крепче прижал ее к себе и глубоко вздохнул. Пахла она, как всегда, весной. Чем-то родным. Лежа в ее объятиях, он мог помечтать о весне. Макс открыл глаза. Время перевалило за полдень, в комнате все еще было светло, но у него снова все начало плыть перед глазами. И медленно и неумолимо начала возвращаться боль, сначала режущая в перебитых ребрах, потом пульсирующая в голове. А потом пришла·боль совсем иного рода – боль от осознания реальности, от того, что с ним на самом деле произошло.

Великий Боже, в его жизни просто нет места для любовной связи или, хоть это звучит чуть менее безвкусно, для любовного романа. Ведь он не обольститель, не записной красавец. Чуткости и такта у него тоже не так чтобы много. Он же на самом деле, как однажды ему сказала Кэтрин, бесконечно упрямый, безапелляционный и самоуверенный тип. Вот только без нее он уже не сможет жить. Макс погладил кончиками пальцев ее по щеке и откровенно испугался. А что, если, когда новизна близости с ним начнет ослабевать, она разглядит всю правду их отношений? Что, если в тот самый момент, когда их страсть должна будет превратиться во что-то более нежное, глубокое и постоянное, она поймет, что он всего лишь один из бесчисленных мужчин, что живут вокруг нее? Что тогда?

Ратледж презрительно кривил губы, называя его неджентльменом – унизительное оскорбление в высшем свете Англии. Макс не стал спорить, потому что, в конечном счете, Ратледж прав. Макс снова посмотрел на Кэтрин и удивленно подумал, почему она пришла к нему. Если не ретивым любовником, то кем еще он выглядел в ее глазах, чтобы она решилась заявиться к нему? Макс окинул взглядом Кэтрин и удержался от горького смешка. Вполне может быть, что все именно так и обстоит. Любовные утехи, и больше ничего, в которых, кстати, он пока не ударил в грязь лицом. Он осторожно подвинулся, чтобы Кэтрин было удобнее, и все-таки разбудил ее.

– Макс, – недовольно пробормотала она. – Макс, не уходи. Не надо.

От полусонной мольбы у Макса чуть не разорвалось сердце, и он почувствовал, как глаза его наполняются горячими слезами.

– Милая, милая моя, я тебя никогда не покину, – прошептал он ей по-итальянски и зарылся лицом в ее разметавшиеся по подушке волосы.

Зачем он ей сейчас солгал? Зачем? Гнева и недоверия в их отношениях сейчас, слава Богу, нет, но все остальное ничуть не переменилось. А сможет ли измениться он сам? Пожалуй, кое в чем сможет, если очень постарается. Но он опасался, что этих изменений будет недостаточно. И он продолжал держать задремавшую Кэтрин в объятиях, боясь пошевелиться. Он боялся, что если она сейчас проснется и посмотрит на него своими ангельскими карими глазами, то заметит, что еще немного, и он разрыдается, как ребенок; который страшится потерять то, что он и не чаял когда-нибудь обрести.

ГЛАВА 17

Истинный человек света и удовольствий блюдет благопристойность. Такого джентльмена всегда отличает изысканность в одежде.

Лорд Честерфилд. Этикет истинного дворянина

Кэтрин проснулась оттого, что ей на лицо упал пробившийся в щель между занавесками луч послеполуденного солнца. Поморгав, она села и сразу вспомнила, где находится. Макс спал рядом с ней на спине и дышал часто и поверхностно, как обычно дышат при сломанных ребрах. Одеяло сбилось комом у него в коленях, как если бы он долго ворочался и, наконец, улегся на спину, потому что не так больно. Она долго не могла оторвать взгляда от его обнаженного тела, которое привлекало настоящей мужской красотой, с мускулистыми руками, широкими плечами, поджарым животом, грудью в курчавых мелких черных волосах.

Однако при свете дня стало особенно заметно, какую травму нанесли обладателю такого красивого тела: одно плечо ему, по-видимому, раскроили чуть ли не до самой кости, потому что на месте грубо зашитой глубокой раны виднелся неприятного вида толстый пятидюймовый шрам. Под ребрами остался узкий след от удара ножом. Кэтрин предположила, что, скорее всего стилетом. Еще на руке сломанный палец, вправленный неаккуратно и оттого плохо сросшийся. Красный шрам сбоку, над бедром, – след глубокого пореза. Кэтрин потеряла терпение и перестала считать. Что заставляет человека подвергаться такому риску? Вероятно, как утверждала София Кастелли, чувство неизбывной вины?