Ложь и секреты - Леди и авантюрист

– Вот как! – протянула Кэтрин. Она начала догадываться о горечи в его словах. – А когда вы туда приехали? Сколько лет вам было тогда?

Макс снова надолго замолчал, и взгляд его потемнел.

– Задолго до революции, – наконец ответил он. – Я был тогда уже почти взрослым.

Тон его не располагал к дальнейшим расспросам.

– Хватит о грустном! – с живостью воскликнула Мария. – Скажите, миледи, вам нравится тосканская кухня?

Кэтрин пожала плечами и улыбнулась.

– Не знаю. Боюсь, я мало ездила по свету.

– Да, мир велик, верно? – спокойно заметила Мария. – Вот Мaкc повидал много всяких новых мест. Он вам может рассказать обо всем, что пожелаете. Я – другое дело! Я вам смогу рассказать только про еду.

И она начала рассказывать. Пока карета синьоры катилась по Флит-стрит, Мария Витторио расписывала массу кулинарных изысков, которые можно подавать на обед, – странные, с чудными названиями блюда, совершенно неизвестные Кэтрин, знавшей лишь вкус говядины с бараниной, но вызывавшие желание вдохнуть их аромат и попробовать. Путь оказался неблизкий. Мария все говорила, а они проехали Сити, потом Тауэр и углубились в кварталы Ист-Энда, про которые Кэтрин только слышала.

Макс на всем протяжении приятной болтовни Марии стоически просидел молча. Похоже, он ни на секунду не отвел взгляда от лица Кэтрин. А когда она время от времени поглядывала в окно кареты, то могла чувствовать, как его взгляд буквально прожигает ее насквозь. Внезапно ей захотелось, чтобы тогда они отмахнулись от стука в дверь. Они смогли бы подольше побыть вместе и еще раз предаться любви. Но у них не оказалось возможности закрепить нежные узы близости, которые возникают между любовниками, продремавшими в объятиях друг друга. Не оказалось и возможности пошептаться, пусть и неуверенно, о своем будущем.

А существовало ли у них будущее? Кэтрин чувствовала, как будто они не доделали до конца что-то очень важное. Вопросы так и остались без ответов. Теперь же к ней вернулись отчужденность и сомнения. То же самое она могла видеть в полуприкрытых веками глазах Макса. С чувством утраты и печали в душе Кэтрин обратила внимание на вид, который открывался ей из окна кареты. Т о, что она увидела, лишь добавило ей беспокойства.

Перемежаемые утонченной архитектуры домами, изящными церквами и частными садами, перед ее глазами тянулись целые кварталы жалких жилищ такой убогой бедности, которая Кэтрин и в самом страшном сне не могла привидеться. Неподалеку от Мейфэра располагались районы, которые заселяла беднота, но такой нищеты даже там она не видела. И даже здесь особняки богатых дельцов и процветающих торговцев соседствовали с неприкрытой нищетой лишь потому, что из восточных кварталов ближе добираться до Сити и доков.

Почему Макс здесь жил? Изабель называла его крестоносцем. Реформатором. Кэтрин была вполне согласна с ней. Проехав Тауэр, карета повернула в сторону от реки и двигалась теперь по совсем безрадостной местности. Канавы, переполненные черной зловонной водой, бегающие по улицам босые бледные дети с унылыми личиками маленьких старичков, худые, плохо одетые женщины, которые устало тащатся по мостовой мимо обшарпанных витрин и грязных кабаков и клянчат милостыню у каждого встречного. Плечи их сутулятся, глаза полны безнадежного равнодушия, и даже Кэтрин при всей своей наивности понимала, кто они такие. До глубины души потрясенная печальными картинами, она зажмурилась, но Макс понял ее жест неверно.

– Скажите, миледи, – спросил он, и голос его звенел от печали и сарказма, – что вы думаете об Ист-Энде? Такая панорама виделась вам хотя бы в воображении?

Кэтрин не ответила и снова обратила свой взор в окно кареты. Ей нетрудно догадаться, о чем сейчас думал Макс. Часть его души хотела верить, что увиденное вызывает в ней отвращение и что ее мнение о нем будет теперь зависеть и от тех мест, где ему довелось жить. Возможно, Макс каким-то образом ожидал, что она направит все свое презрение на тех, кому он столь усердно служил.

Наконец они повернули на север, на узкую и ухоженную дорогу, которая вывела их на широкую площадь, окруженную высокими городскими домами, трудно отличимыми от таких же собратьев из Уэст-Энда. Кучер синьоры остановился напротив особенно импозантного дома, из которого тут же вышел слуга, чтобы увести лошадей. Вскоре Кэтрин стояла рядом с Максом в полумраке просторной, тускло освещенной прихожей. Мария протараторила какие-то распоряжения, и высокий пожилой лакей подошел к ним забрать верхнюю одежду. Кэтрин воспользовалась задержкой и огляделась по сторонам. По обе стороны вестибюля виднелись многочисленные комнаты с распахнутыми настежь дверями. Комнаты напоминали кабинеты, в которых, она заметила, стояли письменные столы, а вдоль стен книжные шкафы и комоды.

Внезапно рядом с Максом оказался худой мужчина в очках. Локтем руки он прижимал к себе толстую бухгалтерскую книгу, а за ухом у него виднелся остро заточенный карандаш.

– Мистер де Роуэн! – вскричал он. Одежда его была едва ли не такой же, как на Максе, только голос содержал в себе нотки почтения. – Как я рад вас видеть!

– Опять засиделись допоздна, Трамбл? – пробурчал Макс.

Мистер Трамбл слабо улыбнулся.

– Мистер де Роуэн, позвольте пару слов о складе, который нам нужен? Я кое-что подыскал, но ваша бабушка считает, что цена слишком высокая.

Макс пристально посмотрел на него.

– Вот и торгуйтесь с ней, а не со мной, Трамбл.

Улыбка сползла с лица Трамбла.

– Так ведь каждый дюйм недвижимости расхватывают, как горячие пирожки, а новые доки еще не достроили!

Макс повернулся к Кэтрин, чтобы помочь ей снять плащ.

– Синьора прекрасно осведомлена о планах строительства, – вежливо, но твердо ответил он. – Отправляйтесь лучше домой, Трамбл. Ваша семья, пожалуй, важнее, чем новый склад.

Покосившись на Кэтрин, Трамбл почтительно поклонился и ретировался. Макс, не удосужившись объяснить произошедшее, галантно предложил Кэтрин руку. Ведомые Марией Витторио, они направились в глубь дома и поднялись по скрипучим лестничным ступеням на второй этаж. С каждым новым шагом у Кэтрин где-то под ложечкой возникала нервная дрожь, и унять ее никак не удавалось. Дом показался большим и плохо освещенным. Едва ли не каждая комната заставлена тяжеловесной, идеально отполированной мебелью. Пышные драпри и гобелены закрывали окна и стены, в воздухе стоял приятный запах незнакомых душистых ароматов. Похоже, дом знал достаток, имел изящный вкус и таинственную скрытность. Кэтрин чувствовала себя здесь и потерянной, и заинтригованной.

Вдруг у них над головой раздался какой-то жуткий топот, потом он переместился уже на лестницу. Встревоженная Кэтрин вгляделась в полумрак впереди. Из-за стойки перил следующего лестничного марша выскочило какое-то черное существо неясных очертаний и устремилось в их сторону. Макс тут же отпустил руку молодой женщины и встал на колени прямо на лестничной площадке.

– Люцифер! – крикнул он неожиданно радостным голосом. – Ко мне!

– Скверная псина! – принялась распекать ее миссис Витторио, когда громадный пес с визгом бросился к Максу, чуть не сбив того·с ног. – Скверная, очень скверная псина! У нас, между прочим, гостья.

Впрочем, Люцифер, отчаянно виляя задом и мотая свисающими подгрудками, видел только своего хозяина. Да и сам Макс, увлеченный мгновением встречи, все гладил пса да чесал ему за ушами, как будто старался себя уверить, что все в полном порядке.

Тут-то Кэтрин увидела, что это та самая жуткая зверюга, которая трусила следом за Максом в то мглистое утро в Гайд-парке. Сейчас пес не производил такого устрашающего впечатления, как тогда. Макс что-то негромко и ласково сказал собаке на языке, которого Кэтрин не понимала, последний раз взъерошил ей шерсть на загривке и поднялся на ноги. Люцифер незамедлительно пере катился на спину, совсем по-щенячьи вывалил из пасти розовый язык и выжидательно уставился на де Роуэна.

– Какой замечательный зверь! – сказала Кэтрин и присела на корточки, чтобы получше разглядеть Люцифера. – А какой же он породы? Мастиф? Я никогда не видела черных мастифов.

– Он из Кампаньи, – объяснил Макс с неожиданным воодушевлением. – Он добрее, чем французская или английская порода, и его легко натаскать для работы в полиции.

Макс еще раз почесал собаку за ушами, а потом прищелкнул пальцами:

– Люцифер, место!

Пес вскочил на ноги, весь подобрался и выжидающе уставился на Макса. Куда только подевалась щенячья беспечность! Они начали подниматься на следующий этаж. Люцифер ни на шаг не отставал от де Роуэна. На лестничную площадку третьего этажа выходили широко распахнутые двойные дубовые двери, и за ними виднелась просторная, богато обставленная гостиная. Как везде в доме, в ней царили полумрак и прохлада.

Тут Кэтрин наконец увидела синьору. Она сидела с чопорно-прямой спиной в кресле с высокой спинкой неподалеку от камина. Одета синьора была в строгое платье из черного шелка и вид имела такой, как будто она только что вышла из сказки братьев Гримм, причем явно не самой веселой. Длинное лицо, острый, как нож мясника, нос, на голову и плечи накинута черная же кружевная мантилья. Картину царственной презрительности завершал громадный гербовый щит, висевший высоко на стене над массивной каминной полкой. Расписанный в лазурных и траурно-черных тонах, на нем красовался герб, на котором ясно просматривалось изображение стоящего на задних лапах черного льва в жемчужном чепце. Зрелище было настолько необычное, что Кэтрин невольно замедлила шаг.

Мария тоже стала идти медленнее и с большим почтением, вот только Люцифер в несколько прыжков пересек комнату и с довольным ворчанием плюхнулся у ног синьоры.

– Ах, синьора, – воскликнула Мария, – вы задремали и уже проснулись?

Старуха оборвала ее нетерпеливым резким взмахом руки.

– Проснулась, проснулась, – проворчала она, – и убедилась, что меня все бросили – не только внук, но и кузина тоже.

Макс быстро прошел вперед и склонился над сухой старческой рукой.

– Не сердитесь, бабушка, – мягко проговорил он. – Меня задержали дела. И посмотрите, Мария перевыполнила ваше поручение и привезла к вам гостью.

Старуха, не выказав ни удивления, ни обиды, перевела взгляд на Кэтрин и оглядела молодую женщину с ног до головы.

– О, и кто же она? – Синьора поманила ее скрюченным пальцем: – Подойдите ближе, милочка, чтобы я могла вас видеть.

Мария поспешила шагнуть вперед.

– Леди Кэтрин Вудвей, она дружит с Максимилианом, и нанесла сегодня ему визит! возвестила она с нотками торжества в голосе. – Миледи, это бабушка Максимилиана, синьора Кастелли.

Кэтрин приблизилась и взяла сухую костлявую руку хозяйки дома. Ощущение было такое, что от нее ожидают, чтобы она присела в глубоком реверансе, поцеловала старческую руку и, пятясь, почтительно отступила назад.

– Очень рада знакомству с вами, – справилась она с волнением. – Надеюсь, я не нарушила ваше уединение. На визите настояла миссис Витторио.

Синьора Кастелли согласно кивнула.

– Мария частенько так делает, – признала она, – а вы, дорогая? Ведь вы друг моего внука, не так ли? Но как я полагаю, познакомились вы с ним не так давно.

Кэтрин бросила на Макса встревоженный взгляд.

– Да, недавно.

– Ладно, бабушка, – решительно вмешался в разговор Макс, прерывая начавшийся допрос с пристрастием. – Мы заставили вас ждать так долго, что время обеда давным-давно прошло. Отчего бы нам не перейти в столовую?

Все вместе они вернулись назад, спустившись по лестнице. Синьора Кастелли тяжело опиралась на руку своего внука; тот бережно ее поддерживал, давая лишь надежную опору и нисколько не пытаясь контролировать или вести ее. Кэтрин чувствовала, сколько любви у них друг к другу. Столовая имела обстановку в соответствии с принятым в доме стилем: мебель темного дерева, бархатные драпри цвета бургундского вина и яркий огонь в камине. Они двинулись вокруг стола, чтобы рассесться, и тут у Кэтрин перехватило дыхание, когда взгляд ее остановился на поразительном портрете, который висел над каминной полкой и господствовал в столовой.

С первого взгляда становилось ясно, что портрет работы кисти не заезжего художника, а настоящего мастера. Краски были темными и насыщенными, вся сцена – само совершенство домашнего уюта. Поразительно красивый юноша сидел в похожем на трон кресле, одетый с небританской европейской элегантностью; ворот и манжеты его костюма утопали в Кружевах. На одном колене лежала открытая книга, щеку вяло подпирала сжатая в кулак рука, на пальце которой виднелся крупный изумрудный кабошон цвета его глаз, которые горели непонятным рвением. Слегка квадратный подбородок говорил о врожденном упрямстве. Длинные волосы цвета воронова крыла отброшены назад, открывая высокий лоб и нахмуренные черные брови.

Рядом с ним сидела изумительной красоты женщина с едва заметной улыбкой на губах. На ее коленях уютно устроилось маленькое дитя. У их ног лениво растянулась темно-коричневая пастушья овчарка, и, что было совсем уж странным, позади них на стене висело точно такое же оружие, которое Кэтрин видела в гостиной синьоры. Если бы не зеленые глаза и прозрачно-бледная кожа, мужчину на портрете с легкостью можно было принять за Максимилиана де Роуэна. Кэтрин бросила быстрый взгляд на латунную пластинку внизу картины, но надпись на ней, похоже, сделана на французском. Однако дату и часть надписи она все же разобрала: Луи Арман де Роуэн, виконт де Венденхайм, 1792.

Вот оно что! Значит, изображенный дворянин является предком Макса. Такое открытие Кэтрин совсем сбило с толку. Вспомнив, где и с кем она находится, она на время отложила свои размышления. Люцифер протиснулся под стол и улегся как раз между синьорой и ее внуком. Кэтрин опустилась на свое кресло и тут же почувствовала на себе прожигающий насквозь, оценивающий взгляд синьоры. Макс галантно усаживал Марию и ничего не заметил. Кэтрин чуть вздернула подбородок и с доверительной улыбкой ответила хозяйке таким же въедливым взглядом. Она кожей чувствовала, что ей ни в коем случае нельзя пасовать перед такой женщиной. В ответ по лицу миссис Кастелли проскользнула тень легкого изумления, и она, отвернувшись, заговорила с дворецким о содержимом супницы, которую только что торжественно внес лакей.

Кэтрин окинула взглядом изысканно сервированный стол. Еда оказалась необычной, пикантной и восхитительно-вкусной. За столом поначалу велись милые пересуды ни о чем, но очень скоро, как Макс ни старался увести разговор в сторону, беседа переместилась на Кэтрин. К четвертой перемене блюд синьора Кастелли уже сумела выведать, что ее гостья из Глостершира, что она бездетная вдова, что в Лондоне ей бывать не приходилось и приехала она совсем недавно, чтобы ухаживать за тетей своего покойного мужа. Пока синьора удовлетворенно кивала, Кэтрин все посматривала на Макса, который со всеми оставался предупредительно-вежлив, но и предельно сдержан. От того, что она пришла сюда, ее начали мучить угрызения совести. Ну почему она все никак не научится сдерживать свое глупое любопытство? Она вполне могла отказаться от приглашения миссис Витторио. Макс – скрытный человек и, возможно, имел на то весьма веские причины.

Зато его бабушке до всего было дело и характер у нее не сахар. Тем не менее, Макс держался твердо и обращался с престарелой родственницей с ласковой решительностью. Кэтрин вдруг страстно захотелось поговорить с ним, ослабить отчужденность между ними, но никакой возможности не представлялось. К тому же синьора теперь выспрашивала ее о религии и детях, которые ее как-то особенно интересовали, и, прежде всего, отчего ее гостья их до сих пор не завела. Кэтрин почувствовала, что начинает неумолимо краснеть. Макс снова ловко перевел разговор на погоду. Он встретился с ней взглядом, и она увидела в нем чувство смущения и громадной симпатии.

Весь обед дворецкий и лакей простояли около камина, спеша всякий раз помочь с переменой блюд, которых насчитывалось аж восемь, причем к каждому подавался новый графин вина. Время от времени синьора прерывалась и начинала обсуждать с Марией и своим внуком достоинства того или иного марочного вина, употребляя выражения, которые Кэтрин совершенно не понимала. Трижды синьора давала распоряжения дворецкому, и тот заносил их в обтянутую кожей книгу, которая лежала на каминной полке.

– Ваши познания в винах просто удивительны, – заметила Кэтрин, поднимая голову от тарелки с потрясающе вкусными мидиями, запеченными в сладком горячем соусе.

Синьора весьма величественно приподняла бровь.

– Моя забота – досконально разбираться в собственном торговом деле! – ответила она, и в голосе ее прозвучало легкое удивление. – Мы виноторговцы и продаем прекрасные вина. Ты разве не знала? – добавила она и почему-то в упор посмотрела не на Кэтрин, а на Макса.

Тот положил вилку.

– Дело в том, леди Кэтрин, что моя семья занимается винодельчеством вот уже целое столетие, – спокойно объяснил он. – Моя бабушка по справедливости гордится своей империей.

При словах внука глаза синьоры сердито сверкнули.

– Нашей империи, Максимилиан! – резко поправила она. – Той самой, которой ты пренебрегаешь в погоне за собственной глупостью. Что вы подумаете, миледи, о человеке, который отмахивается от собственного наследства ради такой безнадежной цели?

На Кэтрин как озарение сошло, и она вдруг все поняла. Кашлянув, она отложила вилку.

– Я думаю, что понимаю ваше разочарование, мэм, – осторожно ответила она, – но то, чем занимается ваш внук, жизненно важно для каждого из нас. Я не могу согласиться с тем, что слова «безнадежная цель» выбраны правильно.

– А наша торговля – она что, не жизненно важна? – спросила синьора с нескрываемой горечью, продолжая сверлить взглядом внука. – Я думаю ...

– Хватит, бабушка! – перебил ее Макс. Лицо его исполнилось суровой решимости. – Мы обсудим все в следующий раз и не на людях.

Какое-то мгновение синьора явно колебалась, а потом втянула когти.

– Ладно, – примирительным тоном согласилась она и показала рукой, чтобы убрали последнюю смену блюд. – Мой внук позволит составить ему компанию, пока он будет смаковать портвейн?

Макс коротко кивнул. Его бабушка заулыбалась.

– Тогда для присутствующих дам замечательный херес, – сказала она и щелкнула пальцами в направлении дворецкого: – Будьте любезны, бутылочку колеиты и графин амонтильядо. – Она устремила пронзительный взгляд своих черных глаз на Кэтрин. – Не возражаете, милочка, если мы немного развлечемся?

Кэтрин отчего-то заколебалась. Не дай Бог, если ее попросят спеть или сыграть на фортепьяно. Впрочем, Макс уже смотрел на Марию, которая поднялась со своего места и. подошла к буфету.

– О нет, бабушка, – запротестовал он, – и думать не смейте!

Мария довольно нервно извлекла на свет Божий из бокового ящика небольшую деревянную коробочку. Синьора сидела совершенно спокойно и приняла самый что ни на есть умиротворенный и невинный вид.

– В чем же вред невинного развлечения? – поинтересовалась она, разводя руками и нарочито пожимая плечами. – Леди Кэтрин не будет возражать. Всем английским леди это всегда нравится.

– О чем идет речь? – поинтересовалась Кэтрин. – Что так нравится всем английским леди?

Старуха косо посмотрела на нее.

– Карты таро, – заговорщически прошептала она. – Я узнаю ваше будущее. По картам.

Макс громко закашлялся. Кэтрин повернула голову, посмотрела на него, потом перевела взгляд обратно на синьору.

– Вы про предсказывание судьбы? Вроде как цыганки гадают?

С нескрываемым отвращением на лице синьора покачала головой.

– Нет, нет, что за глупости! Цыганки предскажут судьбу, только если карманы ваши раздуваются от денег, а в голове ветер гуляет.

– Э! Одинаковая глупость, – вмешался в разговор Макс. – Совсем не важно, кто занимается предсказанием.

Но Кэтрин была заинтригована.

– Тогда, если это глупость, – спросила она, – вы не будете возражать, если я все же не откажу себе в удовольствии?

Макс хмуро посмотрел на нее через стол.

– Сделайте любезность, – проворчал он. – Хотите совсем запутаться, тогда доставьте себе удовольствие.

Мария вернулась за стол, неся с собой маленькую деревянную коробочку и несколько медных тарелочек, на которых кучками лежали какие-то травы. Синьора сначала подожгла травы, потом, бормоча что-то себе под нос, принялась водить колодой таро через поднимающийся с блюдец дым.

Дворецкий с невозмутимым видом, как если бы такое он видел по десять раз на дню, поставил на стол вино как раз в тот момент, когда синьора положила колоду перед Кэтрин.

– Притронься к ней, – приказала она глухим голосом. – Да, милочка, погладь их, погладь ласково. Всегда очень хорошо передать часть себя картам. Замечательно! Теперь разложи их на три кучки. Нет, нет, что ты! Только левая! Клади их влево от себя. Только левой рукой.

Отчего-то волнуясь, Кэтрин сделала так, как ей сказали. Синьора переложила карты на противоположную сторону, а потом длинными узловатыми пальцами легко их перетасовала.

– Теперь, милочка, скажи мне, о чем бы тебе хотелось узнать?

Кэтрин исподтишка бросила взгляд на Макса, но тот сидел, потягивая свой портвейн, и даже не смотрел в ее сторону.

– Мне хотелось бы узнать про мое будущее, – подумав, с некоторым вызовом сказала Кэтрин.

Старуха покачала головой.

– Иногда, милочка, мудрее сначала рассказать о прошлом.

И начала выкладывать карты по кругу рубашкой вверх. Разложив карты, она выложила поперек круга еще семь карт и положила последнюю в самый центр. Отчего-то дрогнувшей рукой она взяла карту, что лежала в центре, и, помедлив, перевернула ее картинкой вверх.

Мария, сидевшая на противоположном конце стола, громко вскрикнула, молитвенно сжала руки и возвела глаза к небу. Макс с кислым видом посмотрел на нее и допил из бокала остатки порто.

– Что за карта? – спросила Кэтрин. – Что она означает?

Старуха улыбнулась, не скрывая своей радости.

– Это Королева Пентаклей, – спокойно объяснила она. – Королева Пентаклей – замечательно хорошая карта. Она олицетворяет великодушие, бережливость и мудрость, все добрые и благоприятные качества. Но, прежде всего она приносит великое плодородие.

– Плодородие? – пролепетала Кэтрин.

Синьора проницательно прищурилась.

– Великое плодородие, – поправила она гостью, и в словах ее явно звучало предостережение.

Макс презрительно фыркнул, но синьора предупреждающе подняла руку.

– Пожалуйста, ни слова, пока я не закончу.

И она начала переворачивать одну за другой карты, лежащие по кругу, двигаясь по часовой стрелке. Время от времени она останавливалась, вглядывалась в открывшуюся карту, задумчиво барабанила пальцами. Наконец она открыла самую последнюю карту и откинулась на спинку кресла. Вид у нее стал совсем измученный.

Взяв графин, чтобы добавить себе вина, Макс бросил на Кэтрин мрачный взгляд.

– Я же говорил вам, что все полная глупость.

– Хватит! – воскликнула его бабушка, прижимая кончики пальцев к вискам и пристально вглядываясь в разложенные перед ней карты. – Я должна подумать. Поразительно!

Вдруг она резко вскинула голову и посмотрела на Кэтрин пронзительным взглядом.

– Боже, да у тебя в жизни много мужчин, негромко проговорила она и, проведя пальцем по картам, остановилась на одной из них слева от нее. – Но вот этот, милочка – да, вот этот, – был отвратительным.

– Был? – переспросила Кэтрин. Макс резко выпрямился в своем кресле, и его ревнивый взгляд разве что не прожигал ее насквозь.

Старуха торжественно закивала.

– Очень дурной и очень красивый мужчина. Но его больше нет. Смерть изъяла то, что не сумела сделать жизнь.

Кэтрин перевела взгляд с синьоры на Макса.

– Нет! – Она даже головой затрясла. – На моего покойного мужа совсем не похоже.

Синьора Кастелли согласно кивнула.

– Конечно, нет, дорогая моя, конечно, нет. Он же вот здесь. – Она вытянула палец, указала им на верхнюю часть круга и постучала по карте ногтем. – Крупный светловолосый мужчина с добрым сердцем. Ты знала его много лет, верно? Но вот эта карта – Десятка Скипетров ... О-о! Слишком много бремени возложил он на твои плечи. Но на жизнь твою он будет иметь мало влияния.

Кэтрин мимолетно почувствовала, что она начинает волноваться. Кажется, такие игры в гостиной ей чем дальше, тем меньше нравились. Судя по лицу Макса, он уже откровенно злился. Но время упущено. Синьора теперь вела пальцем по картам обратно справа налево.

– Но вот этот вот дурной мужчина, милочка, он тебе много горя причинил, – сказала она, возвращаясь к первой карте. – Видишь – Четверка Пентаклей? Он забрал то, что принадлежало тебе – деньги или что-то еще ценное, – и очень тебя огорчил. Нет, нет! Ты хочешь что-то сказать!

Кэтрин стиснула в руках салфетку.

– Теперь уже не важно, – ровным голосом признала она. – Думаю, это мой отец.

Макс с громким стуком поставил бокал на стол.

– О чем ты говоришь, Кэтрин! – воскликнул он. – Не принимай так близко к сердцу. Обычная карточная игра. Часть старушечьей забавы, и больше ничего.

– Господи, внук, ты же знаешь, я никогда не ошибаюсь, – сказала синьора.

– Я просто не хочу, чтобы вы и дальше продолжали расстраивать свою гостью, бабушка! – стоял на своем Макс. – А этому семейству досталось много неприятного, чтобы начать бояться всего и вся, – хмуро договорил он.

Несмотря на растущую непонятно отчего душевную тревогу, Кэтрин наклонилась вперед, не в силах устоять перед искушением.

– Синьора, доскажите мне, пожалуйста, остальное.

Шишковатый старушечий палец опустился у нижней части карточного круга.

– Еще один мужчина, очень красивый, очень суровый. Может быть, любовник? – Она бросила на Макса быстрый взгляд, потом покачала головой. – Нет, кто-то еще. Вам вместе многое пришлось пережить. И ты ищешь у него поддержки.

– Может быть, мой старший брат? – выдохнула Кэтрин.

– Очень может быть, – кивнула старуха, – но видишь выше вон ту карту? Это Мудрец, карта тайных дел. Он говорит, что близок обман. Ты делаешь что-то не очень хорошее. Что-то такое, что ты будешь стараться скрыть от человека, которого уважаешь.

Легкая дрожь скользнула вдоль спины у Кэтрин, потому что ей вдруг вспомнились слова, сказанные ею со смехом Изабель: «О, мой праведный брат ничего не узнает про моего тайного любовника. Я умею хранить тайны». Она опустила глаза, не в силах выдержать пристальный взгляд старухи.

– И насколько я преуспею в своем двуличии? – спросила она, стараясь говорить беспечным и шутливым тоном.

Синьора Кастелли усмехнулась.

– Преуспеешь, не волнуйся. – И продолжала: – Но вот эта! Эта карта мне кажется самой потрясающей – Валет Пентаклей! Но это ... как сказать sottosopra?

– Вверх тормашками, – раздраженно ответил Макс.

– Да! Вверх тормашками. Это очень важно. Он красивый молодой человек, черноволосый и очень задумчивый. – Она снова бросила взгляд на своего внука, покусала нижнюю губу и покачала головой. – Нет, этот, я думаю, расстался с тобой совсем недавно. Он предприимчив, расточителен. И опять в его сердце я вижу одну только печаль и вину.

Она внимательно разглядела следующую карту и издала какой-то странный негромкий горловой звук.

– Ага, вот молодой человек, который скоро к тебе вернется и принесет в твою жизнь массу хлопот. У него самого неприятности, и очень большие. И ты, дорогая моя, будешь спорить – о, просто яростно. Ты должна быть очень осторожной ради себя и ради него.

Кэтрин покачала головой.

– Я не представляю, кого вы имеете в виду, – тихо сказала она. – У меня, конечно, есть младший брат, но последний раз мы с ним ссорились совсем маленькими.

Синьора неопределенно пожала плечами.

– Ладно, тебе лучше знать. Давай теперь перейдем к будущему; – Она протянула руку над центром круга и по очереди перевернула семь карт, обрамлявшие Королеву Пентаклей. – Так-так, еще один мужчина, милочка. Видишь – il Rei di Spade?

– Что означает «меч», да? – прошептала Кэтрин.

Едва слышно выругавшись сквозь зубы, Макс резко отодвинулся вместе со своим креслом от стола. Ему до смерти хотелось вскочить и запустить бокалом в камин. Ей-богу, он теперь точно знал, куда клонит София. Его любимая бабушка намеревалась умышленно его мучить, и Макс не знал, как долго сможет ее вынести.

Но Кэтрин, кажется, угодила в сети Софии. Бабушка продолжала вещать:

– О да. Король Мечей, эта карта мне часто попадается. – Синьора бросила быстрый взгляд на своего внука. – Это тоже очень суровый господин. Но видишь вот здесь? – Она притронулась к следующей карте, на которой изображался раненый рыцарь в лиловых доспехах. – Она говорит нам, что Король Мечей обретет победу, но дорого за нее заплатит. Он одинок. И сильно страдает. Он будет частью твоего будущего, милочка, желает он того или нет. А вот здесь неприятности, но они не его рук дело.

Она замолчала и договорила на одном выдохе:

– Большое зло.

На другом конце стола Мария тихонько вскрикнула. Кэтрин не могла не почувствовать, как злится Макс, но остановиться уже не могла.

– Неприятности? – глухо повторила она. – Какие неприятности?

– Из-за женщины ... – София замолчала и постучала пальцем по еще одной перевернутой карте. На ней изображалась красивая женщина, сидевшая перед вазой, полном змей. – Опасность вокруг нее так и кишит. Но уже, кажется, поздно. Она оставила бренный мир, милочка. Эти карты – вон те, видишь? – о, они показывают совершенное преступление из-за страсти и алчности. Темноволосая леди, очень милая, но нелюбимая. Ты ее знала?

– Я ... я не знаю ...

Кэтрин выглядела явно глубоко потрясенной.

Макс чувствовал, что еще немного – и он сорвется. Что, черт возьми, задумала София? В своих уловках она зашла слишком далеко. Однако ceгoдня она разыгрывала свою шараду просто вдохновенно. Руки неподдельно дрожат, глаза широко раскрыты, лицо бледное как смерть. У него даже дыхание перехватило, когда он увидел, как артистично она притрагивается пальцем к рядом лежащей карте.