Мир остывает, но в нем еще остались островки тепла. Она сможет, эта порочная жрица с губами невинного ребенка. Нет, мы разожжем пожар, мы вернем всему этому дерьму изначальный смысл. Чип чувствовал, что уже скоро его член взорвется спермой и они оба взорвутся солнечными брызгами, и северный ветер, пронизывающий это обжигающее закатное небо, станет их зеркалом, когда они будут тонуть друг в друге. Два зеркала, смотрящихся одно в другое, бесконечный Лабиринт... Чип понял, что он уже видит выход, Чип понял, что там, где заканчивается Лабиринт, их ждет огромное пылающее Солнце.
      Оставалась одна минута. Одна. Уже меньше. И тогда какой-то пламень начал заливать пространство, такой же густой и смеющийся, как и на тепловозно-рибоковском ролике.
      "Что это, я неправильно поставил часы? - подумал Чип. - Это начался взрыв?"
      Четверг, 29 февраля
      16 час. 58 мин. (до взрыва 00 часов 2 минуты)
      КОДА ОТКЛЮЧЕНИЯ БОМБЫ ВСЕ ЕЩЕ НЕТ.
      Сон, этот последний сон о Чудовище, вот что по-настоящему важно. Ведь папа выстрелил из ружья и убил Чудовище. И показал ему ружье, то самое детское ружье, стреляющее разноцветными шариками, только во сне оно превратилось в настоящее оружие. Значит, как бы их ни обманывала нить, ружье может убить Чудовище. Папа не бросил мальчика одного, вовсе нет... Ружье! Он должен был его запомнить и что-то понять. Ружье... Они тогда зашли в Лабиринт и потерялись там на три года, но было еще и ружье. И каждый из этих кошмарных снов о приближающемся Чудовище заканчивался оглушительным выстрелом, в котором тонул крик мальчика. Но выстрел - это спасение, потому что стрелял папа, и он убил Чудовище. Нить хочет обмануть нас, мы должны будем сделать выбор... Ружье - оно убьет Чудовище.
      Мальчик вдруг снова вскочил с кресла - почему они его постоянно отправляют к маме? Чтобы он был с ней? Да, конечно. Чтобы он был с нею в... в эту минуту... Но это все ерунда! Мы не можем умереть, мы просто не умеем этого делать. Что за нелепость, куда же все денется? Куда же денется дверь, и человек, спустившийся с неба, выход из Лабиринта, и живой свет, ждущий там... И папино ружье, которое выстрелило. Куда денется мама7
      Мальчик быстрым движением отстегнул ремень безопасности. Запах уже не просто сгущался, запах становился удушьем. Только что между рядами появиласьэта красивая тетя стюардесса. Мальчик слышал, что ее называли Мамнадь. Теперь от ее красоты ничего не осталось. Она ждет - внутри ее сердца поселилась бомба с убывающими часами. И это самое страшное. Чудовище уже завладело ею. Оно выпило ее возраст, и стало ясно, какая она старая. Мальчик двинулся к кабине пилотов.
      - Сиди, пожалуйста, - проговорила Мамнадь выцветшим голосом. - Нельзя вставать.
      Мальчик подошел к ней ближе и горячо прошептал:
      - Не бойтесь. - Потом коснулся ее руки - она была влажной и холодной. Пожалуйста, не бойтесь.
      Она посмотрела на него со слабо выраженным удивлением. Мальчик улыбнулся ей в ответ.
      "Не бойся, не бойся, - думал мальчик, - не бойся!"
      "Уже слишком поздно", - говорил ее взгляд.
      "Нет, не бывает поздно. Пожалуйста, улыбнись!"
      - Мне нужно пройти. - Мальчик продолжал смотреть на нее.
      Она ничего не ответила. Только посторонилась. И стала снова красивой. Лишь только краешки губ и мгновенные теплые искорки в глазах. Но мальчик знал, что иногда улыбка может быть и такой.
      Он что-то забыл сказать, но, возможно, еще успеет. Ведь никогда не поздно. Выстрел из ружья убил Чудовище. Именно это он забыл сказать человеку с серо-голубыми глазами. И это - самое главное.
      Четверг, 29 февраля
      16 час. 58 мин. (до взрыва 00 часов 2 минуты)
      КОДА ОТКЛЮЧЕНИЯ БОМБЫ ВСЕ ЕЩЕ НЕТ.
      Стилет, Зелимхан и командир экипажа склонились над бомбой - красный огонек продолжал мерцать. Стилет уже набрал ключами три единицы, и у них оставалось две минуты, чтобы поставить четвертую цифру. Потом две минуты превратились в 1:59, потом в 1:58...
      - Только что передали с земли - вот-вот будет запущена программа. Связь ни на секунду не прерывается. Но, по их мнению, это девятка...
      - Почему? - спросил Зелимхан, и его глаза насмешливо блеснули.
      Игнат подумал, что этот человек отличается завидным самообладанием; видимо, чувствуя некоторую неприязнь со стороны командира экипажа, он над ним еще и иронизирует, а на таймере бомбы - 1:49...
      - Таково их мнение, - спокойно проговорил командир экипажа.
      - Теперь мне ясно. - Зелимхан кивнул. И вдруг спросил: - Когда вы родились?
      - Что?
      - Дата вашего рождения? Эти люди всегда что-то к чему-то привязывают. Я имею в виду коды. Все эти минеры-шифровщики помешаны на цифрах. Может, здесь поискать?
      Командир экипажа одну короткую секунду смотрел на Зелимхана, потом понимающе кивнул:
      - Нет, не я. Я летний, августовский.
      - Да, это может быть восемнадцатое или девятнадцатое декабря. Я апрельский. Кто еще?
      - Кто-то из членов экипажа?
      - Нет, другое. Выше.
      - Ввод войск в Чечню? Дата?
      - Не получается. Что еще?
      Они все смотрели на мерцающий красный огонек. Если он погаснет - бомба остановится. Но для этого надо сделать выбор - восемь или девять. Только если выбор будет неправильным, то бомба может сработать раньше времени. До семнадцати ноль-ноль.
      - Какой ваш бортовой номер? - быстро спросил Стилет. Выбор, им предстоит сделать выбор, потому что нить должна обмануть... Это имел в виду мальчишка?
      - Нет, не это. - Командир экипажа отрицательно покачал головой. Совсем другой номер.
      - Мальчишку! Надо сюда немедленно этого парня, он дол...
      Игнат вдруг увидел, как в буквальном смысле слова округлились глаза командира экипажа, а потом он услышал его растерянное:
      - Боже мой...
      Игнат заметил капельку пота, появившуюся на сухой прежде коже лба.
      - Да ведь это... - Командир экипажа обвел их взглядом. - Боже мой! Один, один, один, девять - это одиннадцать - девятнадцать...
      - Хорошо.
      - Одиннадцать - девятнадцать! Время нашего взлета по Москве. Понимаете меня?!
      - Время взлета?
      - Одиннадцать часов девятнадцать минут утра - время нашего взлета по расписанию. Сегодня мы взлетели тремя минутами позже, но в расписании одиннадцать - девятнадцать! Девять, капитан, девять!
      Выбор... Игнат посмотрел на таймер бомбы: 1:17... И нить должна обмануть. Может, она нас уже обманывает?
      - Хорошо, очень хорошо, - негромко проговорил Игнат, - возможно, девять.
      - Это девятка, капитан! Иначе зачем было писать три единицы? Они... они все любят поиграть.
      - Возможно... На таймере 1:08...
      - А если они продолжают игру?
      - Капитан, что вы предлагаете? Только быстро!
      - Если они нам выдали решение, кажущееся правильным? Одиннадцать девятнадцать, мы должны были догадаться о времени взлета.
      На таймере бомбы сейчас была разменена последняя минута, электронные цифры показали 0:59, затем 0:58... Последняя минута.
      - Капитан, - неожиданно сухо проговорил командир экипажа, - вы должны были выполнить их условия и получить коды! Вот что вы должны! А не разгадывать здесь головоломки. Они не предполагали, что мы о чем-то будем догадываться, потому что вы должны были выполнить их условия!
      На таймере - 51 секунда...
      - Я знаю, - совершенно спокойно проговорил Стилет.
      - Никто не предполагал, что вы окажетесь на этом лайнере. Нет никакой интеллектуальной дуэли, капитан. Этот код должны были выдать просто мне. Мне, а не вам! Вы не должны были здесь находиться.
      - Хорошо, - улыбнулся Стилет. Зелимхан посмотрел в его серые, ставшие вдруг ледяными глаза и быстро произнес:
      - Неправильно говорим. Сорок три секунды... Есть еще варианты?
      - Извините, капитан. - Командир экипажа вдруг неожиданно смягчился и стал таким, как на фотографии в окружении внуков, и Игнат понял, что это была короткая вспышка страха. - У меня нет. И если вы не возражаете, за безопасность этого воздушного судна отвечаю я. И мне принимать окончательное решение. Еще раз извините, капитан. - Командир экипажа улыбнулся и мягко добавил: - У нас просто нет другого выхода - лишь восемь или девять. И осталось всего тридцать секунд.
      - Я понимаю вас, - кивнул Стилет.
      Сейчас, сейчас командир экипажа дотянется до кнопки - ключа "девять". Стилет не знал, что с ним происходит. Он не чувствовал, как ему поступить, не ощущал вызова. Знаки... Потом неожиданно что-то родилось: он ошибается, командир экипажа, он выглядит так, как на фотографии с внуками, пожилой, размякший человек. И это не его форма, потому что он совсем недавно был другим. Это не та форма, чтобы принимать решения. Не боевая стойка. И даже если цифрой окажется девять, он все равно ошибается, командир экипажа. Он просто смирился с неизбежным. Стилет посмотрел на таймер: 0:27... Игнат понял, что это ошибка и решение придется принимать ему. И он не знал восемь или девять.
      Когда на таймере бомбы появилось 0:25, мальчик сбегал по лестнице, ведущей на нижнюю палубу самолета. Он все понял, он понял этот сон - папа выстрелил из ружья, и именно двухствольное ружье способно остановить Чудовище. Папа показал ему два ствола, две черные бездны, блеснувшие холодным огнем, и теперь мальчик все понял. Он пробежал к отсеку, где находился этот блок - пульт управления бомбой, а запах становился просто непереносимым - сейчас Чудовище проснется, и увидел, как на таймере цифра 0:23 превратилась в 0:22... Сейчас! И еще он увидел склоняющегося к бомбе командира экипажа.
      - Стойте! - закричал мальчик. - Ружье, двухствольное ружье! Оно остановит бомбу - это и есть выбор!
      - Что? - произнес Игнат, и на картинке в его голове сквозь слово "ошибка" стало проступать слово "решение".
      - Двухствольное ружье - это очень важно! Все остальное - обман.
      - Все, - прозвучал голос командира экипажа, - я принял решение.
      Голографический рисунок местности: в центре мальчик, голос командира экипажа - голос постороннего. И еще таймер: 18 секунд...
      - Два ствола, - проговорил Зелимхан и быстро поднял перед собой ладонь с двумя разведенными пальцами...
      16 секунд...
      - Двухстволка... - Потом Зелимхан повернул ладонь вертикально. А если так, то "БОКФЛИНТ" тоже двухстволка. У отца был. Ходили на охоту в горы. Два вертикальных ствола. - И он пристально посмотрел на Стилета. - Быстро!
      9 секунд...
      Голографический рисунок местности: "бокфлинт", двухствольное ружье, о нем твердил парень. Оно убьет Чудовище. И таймер - 0:8, 0:7... Двухствольное ружье, два кружочка, если вертикально, то "бокфлинт"... Рядышком два кружочка, но если их повернуть вертикально, то получаем некоторую цифру, два кружочка один над другим...
      4 секунды...
      И эта цифра - "восемь". И все остальное - ошибка. Лишь цифра "восемь" в центре голографического рисунка.
      3 секунды...
      И еще рука командира экипажа, его палец, который сейчас ляжет на кнопку-ключ "девять"... И уже совсем нет времени...
      Если забыть лицо Учителя и забыть, как можно останавливать время.
      ... Левая рука Стилета движется к пульту управления бомбой, она чувствует, что возможно сопротивление, поэтому ее движения точны: простите, командор, но все потом, - большой палец командира экипажа перехватывается на болевой, какой-то крик, наверное, крик боли...
      2 секунды...
      И правая рука Стилета движется к ключам на блоке, его указательный палец ложится на такую яркую цифру "восемь".
      1 секунда...
      Крик боли или рев просыпающегося Чудовища, чей язык, чей желудок называется "огонь".
      ... Палец вдавливает кнопку-ключ "восемь", мгновение растянуто, и они все закрывают глаза, а потом...
      Когда Игнат открыл глаза, красный мерцающий огонек погас, а на таймере бомбы застыло 0:1...
      И ватное молчание, заполнившее пространство, сейчас взрывалось криками радости. Игнат не понял, как мальчик повис у него на шее и что это за голос, такой великолепный, голос обретенного мужества:
      - Чертов ты дурень, палец-то отпусти! А может, ломай, ломай мою глупую руку!
      И смех, смех командира экипажа, и что-то удивительное, что приходит лишь в очень редкие минуты, промелькнуло в глазах Зелимхана.
      А мальчик плакал, повиснув на шее у Игната, и повторял одну и ту же фразу:
      - Его больше нет, больше нет, оно ушло, Чудовище... его больше нет...
      - Эй, джигит, - проговорил Зелимхан, - ты уже мужчина, перестань плакать.
      - Его больше нет, понимаете? - Мальчик посмотрел на голубоглазого чеченца. - Больше нет...
      А потом он почувствовал руку Стилета, потрепавшую его по волосам, и услышал голос человека с серо-голубыми глазами:
      - Да, парень, его нет. Ты прав, краснокожий, и больше никогда не будет.
      Четверг, 29 февраля
      17 час. 01 мин. (00 минут после взрыва)
      Нет, это был не взрыв. Просто таким ярким может быть Солнце, когда выходишь из Лабиринта... Чип посмотрел на часы.
      - Одна минута шестого, - тихо произнес он. Жанна открыла глаза, и Чип чуть не утонул в них.
      - Что? - прошептала она. - Что ты сказал?
      - Одна минута шестого, милая. - Чип все еще не покинул ее. - Все уже позади. Взрыва не будет!
      - Как?!
      - Мы несколько задержались в туалете.
      - Одна минута шестого? Значит... они... Уже все?!
      - Да. Они, и мы тоже.
      - Мы?
      - Ну, если совсем чуть-чуть. По-моему, самолет идет на посадку.
      - Точно? Этого всего... нет? Не будет?
      - По крайней мере не сейчас.
      - Да... - Она подалась к Чипу. - Обними меня крепче. Все? Все закончено? Скажи мне, что все закончено.
      - Хорошо - все закончено. Вот. Я забыл тебе сказать еще одну вещь - ты просто великолепна.
      Чип прижал ее к себе, чувствуя ни с чем не сравнимое тепло, удивляясь этому забытому ощущению, обретая его заново. - Хочешь, я буду говорить тебе это по четырнадцать раз в день?
      - У тебя шальные глаза.
      - А у тебя замечательная задница. А глаза - развратные. И пухлые детские губы.
      - Как?
      - Просто так. Хочешь? По четырнадцать раз?
      - Где-то я слышала, - она поцеловала его, - что все происходящее в экстремальных ситуациях потом оказывается недействительным.
      - Да? А что у нас такого произошло в экстремальной ситуации?
      - Ну... - Она снова поцеловала его, потом коснулась языком шеи, груди в том месте, где была расстегнута рубашка, и подняла глаза.
      - Ну вот, - сказал Чип, - раскосые и развратные.
      - Ну и ладно.
      - И очень теплые. Девушка, вы всегда трахаетесь в авиатуалетах с незнакомыми мужчинами?
      - Нет, только в тех случаях, когда самолеты должны взорваться.
      - Вместо этого.
      - Что?!
      - Да так, ерунда... Что там у нас такого стряслось в экстремальной ситуации?
      - Некоторые обещания, числом до четырнадцати.
      - А, это... Есть выход - каждый день по небольшой экстремальной ситуации. Если ты, конечно, не против гетеросексуальных отношений. А? Как?
      Четверг, 29 февраля
      Вечер
      Когда самолет коснулся земли, солнце давно уже скрылось и последний день зимы закончился. Самолет отрулили на запасную полосу, к нему тут же двинулся автомобиль "Скорой помощи", мощная аэродромная пожарная машина, саперы. Чуть поодаль стоял "уазик" для конвоирования заключенных и несколько человек в форме внутренних войск, вооруженных автоматами.
      Подали трап. Дверь утонула в покатом боку серебристого лайнера. По согласованию с землей первым должен был покинуть самолет капитан Воронов с заключенным. Когда Игнат и Зелимхан появились на трапе, к самолету быстро подъехал еще один автомобиль. Это была черная "Волга". Внизу к трапу подошла группа автоматчиков. Было молчание. Игнат слышал, как под их ногами скрипел трап.
      - Постой, неизвестно, что у них на уме, - бросил Игнат Зелимхану, затем он сделал еще несколько шагов по лестнице.
      - Я капитан Воронов, - обратился Игнат к старшему группы. - Я лично конвоирую заключенного...
      Дверцы черной "Волги" открылись, и в появившейся фигуре Игнат узнал Деда.
      - Павел Александрович, - проговорил Игнат. Дед быстро подошел к трапу, махнул рукой автоматчикам.
      - С возвращением, сынок... - Он вдруг раскрыл объятия, и Игнат подумал, что это как-то странно и не похоже на всегда сдержанного Деда. - Не беспокойся, все нелепые приказы на сегодня отменены. С возвращением, Ворон. - Потом Дед посмотрел на Зелимхана. - Полковник Бажаев, Государственной Думой объявлена амнистия. Остались формальности, думаю, день-два.. Я лично обещаю вам свести этот срок к минимуму. И... спасибо. Потом он перевел взгляд на Игната: - Пойдем, сынок, отвезу тебя домой. Много чего придется рассказать... Но уже все позади.
      - "Заячьи уши"? - Игнат вдруг вскинул голову и пристально посмотрел на Деда. - Это кто-то из наших? Да?
      - Пойдем, сынок, в машину. Тебя ждут дома. Все уже позади.
      - Павел Александрович, а не знаете вы. Лавренев?
      - Лютый? - Дед усмехнулся. - Так его называют?
      - Так точно, товарищ генерал.
      - Ну и дружки у тебя... Друг детства?
      - Так точно. Майор Бондаренко...
      - Не волнуйся, говорю же тебе, все плохое уже позади. Совсем позади. Ему оказали помощь, и сейчас, насколько я знаю, он уже готов продолжать свой благородный труд.
      - Он очень мне помог. Может, его труд не... он не совсем законопослушен, но эти триста человек сейчас в самолете...
      - Я все знаю, сынок. Предлагаешь наградить братву орденами за личное мужество? - Дед мягко улыбнулся. - Поедем, сынок. Тебя ждут дома. Все закончилось.
      Ворон сделал шаг за увлекающим его Дедом, потом вдруг остановился. Обернулся - автоматчики окружили Зелимхана, сейчас ему наденут наручники. День-два..
      Они смотрели друг на друга, ветер был холодным, сырым, совсем не таким, как в небе, когда рядом с ними двигалось огромное пылающее Солнце.
      - Ну, прощай, - проговорил Игнат.
      - Да... Прощай.
      Внезапно включили яркий прожектор, он ударил Ворону по глазам, ослепляя. Игнат заслонился рукой от искусственного электричества:
      - Зелимхан, можешь пообещать одну вещь?
      Майор, командующий группой автоматчиков, терпеливо ждал. Потом он посмотрел на Деда и вдруг, отступив на шаг, повесил наручники на пояс.
      - Смотря что. - Зелимхан чуть насторожился.
      - Не входи больше в самолеты в воздухе, не надо - Игнат поднял руку, указывая на небо, и улыбнулся. - Договорились?
      Зелимхан посмотрел по сторонам сквозь морозный и ставший искрящимся воздух, поднял голову, вздохнул и с улыбкой проговорил'
      - Ладно, пора.
      - Будь - Свет больше не слепил, и они хорошо видели друг друга Постой.. - Игнат покопался в карманах, - держи. - Он протянул ему пачку сигарет "Кэмел". - Выходит, что наши любимые. Как ты сказал? "Верблюд"?..
      - Получается так. Спасибо.
      Раздались голоса - по трапу начали спускаться первые пассажиры большого лайнера, аэробуса "Ил-86".
      - Ну все, пора. Прощай.
      Они еще несколько мгновений смотрели друг на друга, а потом, перед тем как разойтись, вдруг одновременно шагнули вперед и крепко обнялись
      - Давай, братуха, Аллах даст, свидимся. Береги себя.
      - И ты тоже. А потом их развела ночь.
      Через несколько часов началась весна. Весна второго года чеченской войны.