Стилет - Обратный отсчет

      Затем задняя дверца открылась - груда каких-то чемоданов, какие-то нелепые тюки, ковровая дорожка...
      - Вытаскивай все.
      - А за порчу имущества кто ответит? - Лютый подцепил носком своего дорогого ботинка комок снега и откинул его в сторону. - Не май месяц... Или это грабеж средь бела дня?
      - Вытаскивай!
      - Что погубит Россию, - глубокомысленно изрек Лютый, - так это вековое бесправие перед лицом властей... Ты как считаешь, брат? А?
      Лютый извлек ковровую дорожку и бросил ее на снег, чемоданы, тюки автомобиль был пуст. Майор Бондаренко смотрел на лежащую перед ним груду вещей, затем поднял глаза.
      - Сука, - процедил он. - Так...
      Все пятеро пассажиров больших американских джипов лишь вежливо и спокойно улыбались.
      - Какого же хера вы убегали, товарищ Лавренев? Или господин Лавренев?
      - Тебе виднее, брат. - Лютый еще больше расплылся в улыбке. - Я техосмотр не прошел. Бабок - кормить всех ментов - у меня нет... Человек я небогатый. Думал - сорвусь. Ну ладно. - Лютый подвинул ключи. - Выписывай штраф, и мне пора... Или как?
      - Вот они, товарищ майор! - раздался голос. - Вон!
      С правой стороны, там, где сосны ближе подходили к бетонному ограждению объекта "Л-III", на опушке леса появились два лыжника. Один шел уверенными быстрыми шагами, второй - с трудом, пошатываясь, стараясь не отстать. "Успели, - подумал Лютый, - слава Богу, успели... Смог я потянуть время. И высадили их в правильном месте".
      - Ах, суки... - Майор вдруг полоснул Лютого испепеляющим взглядом и одновременно, словно отдавая должное шутке, улыбнулся. - Суки... - Но в следующее мгновение он уже не тратил время на эмоции - перед ними было снежное поле, а лыжники уже приближались к дорожке, а потом сотня метров и КПП... Майор посмотрел на "уазик" и тут же перевел взгляд на иномарку Лютого. - Ключи! - выдавил майор. - Быстро, сука!
      И вот тогда улыбка сползла с лица Владимира Ильича Лютого и беззаботная чудаковатая веселость ушла из его взгляда. Нет больше глуповатого рыжего мужичка, словно и не было его вовсе.
      - Моя машина, что хочу с ней, то и делаю! - проговорил Лютый жестко. И он вдруг взял да и закинул ключи далеко в снег. - Надо тебе, сам и ищи... Мусор херов. Выкуси!
      Второй раз за этот очень неудачный день майору Бондаренко говорят "выкуси". Ну что ж, теперь он выкусит. Майор Бондаренко, быстро выдохнув, нанес Лютому серию молниеносных ударов.
      - Ах ты, падаль!
      Это был удачный симбиоз восточных единоборств с русской классической школой самообороны без оружия, и секундой позже лицо Лютого уже представляло собой кровавое месиво. Последний из серии ударов был нанесен в "отключающую" точку, все перед глазами Лютого поплыло, и он тяжело осел на колени. В это же мгновение прикладами автоматов спецназовцы выключили охрану Лютого удары были быстрыми и страшными, и вся работа заняла не более двух секунд.
      - Я тебе выкушу, падаль, - произнес майор Бондаренко, почти не разжимая губ.
      Все! Майор Бондаренко уже забыл об этом развязном рыжем криминале. Но кому-то еще сейчас придется выкусить за все это говно сегодняшнего дня:
      - Быстро в "козел"! Два бойца и... - Он кивнул. - Карпов. Бегом! - И уже тихо добавил: - Сейчас, сейчас выкусим... Сейчас они выкусят у меня Карпова.
      Все внутри Лютого наполнилось ватной шуршащей пустотой. Он получил очень серьезный и опасный удар и как бы находился в пограничном состоянии его сознание балансировало, нужно было немедленно заставить легкие наполнить кровь кислородом, но центры нервной деятельности находились в заторможенном состоянии. Лютый куда-то проваливался, и тогда его обступал хор голосов, затем он возвращался и в эти мгновения видел Стилета и Зелимхана - они уже почти достигли дорожки. Лютый улыбнулся: "Давай, Игнат, давай, брат..." А потом сознание сжалилось над ним, и он впал в забытье. Но в самый последний момент, перед тем как отключиться, Лютый почему-то увидел Игната с его Кристинкой на руках.
      "Моя девочка... Мои дорогие..." - мелькнуло в голове у Лютого, и его окутал мрак.
      Стилет и Зелимхан приближались к дорожке, когда "козел" рванул с места по снежному полю им наперерез.
      На КПП объекта "Л-III" видели приближающихся к ним лыжников, но и видели, как проводилось задержание каких-то преступников. У старшего лейтенанта, командующего группой спецназа, были четкие инструкции - он поступал в распоряжение капитана Воронова, конвоирующего сейчас заключенного. Здесь два лыжника, следующих один за другим. Может ли заключенный добровольно бежать за своим конвоиром? Плюс группа захвата, задержавшая сейчас два джипа, несется им наперерез. Но все же...
      - Подъем, бойцы, - скомандовал старший лейтенант, - готовность...
      Стилет и Зелимхан бежали уже по обочине дороги, до КПП оставалось не более ста метров, когда "козел" выбрался на шоссе. Он тут же развернулся и, забирая колесами подтаявшую слякоть, понесся за лыжниками. Майор Бондаренко видел появившуюся на КПП группу спецназа и понял, что капитан Воронов направляется именно к ней. Ага, значит, поддержку тебе прислали, капитан... Что ж, будем играть ва-банк.
      - Задержание особо опасных преступников, - произнес он в громкоговоритель. - Прошу оказать помощь!
      ВЫКУСИ? СЕЙЧАС ВЫКУСИМ...
      А потом он обратился к своему снайперу:
      - Карпов - огонь на поражение! Первый - чеченец, успеешь - обоих.
      Старший сержант Карпов тоже видел группу спецназа. "Чуть ли не "Альфа", - мелькнуло у него в голове. К тому же Карпов был неглупым малым, всегда беспрекословно подчиняющимся и готовым к выполнению любой работы, но... Сегодня они целый день делают что-то не то. И Карпов слышал: на физическое устранение капитана Воронова и заключенного пришел официальный отбой. Недоразумение? Да, на недоразумение можно было бы все свалить там, когда они брали джипы с конторой Лютого. Там, но никак не здесь, на глазах у профессионалов. Карпов обязан выполнить любой, даже преступный приказ, но есть в Уставе одна зацепочка... Плюс он просто не хочет участвовать во всем этом дерьме. И Карпов решился:
      - Я прошу вас дать мне письменный приказ, товарищ майор.
      - Что?!
      - Письменный приказ.
      - Ты что, сынок, сошел с ума?! Ошалел? Нет у меня времени на эту х...ю. Я приказываю - огонь на поражение.
      - Так точно! - спокойно возразил Карпов. Он понял, что это все, крест на дальнейшей совместной службе. Майор Бондаренко для многих чуть ли не отец родной. Но сейчас они делают полное дерьмо. - Я прошу письменный приказ.
      Майор Бондаренко горько посмотрел в глаза Карпову - черт, а ему всегда нравился этот парень, может, чуть больше других...
      - Ты об этом пожалеешь, сынок, - устало проговорил Бондаренко.
      Карпов, Карпов... Слабак - он никогда не станет настоящим профессионалом, хотя очень способный был пацан. У майора Бондаренко вовсе не вызывает удовольствия то, что ему приказано сделать. Но он это сделает. И вот в этом вся разница. Хорошо, сынок, что ты не прокололся в более серьезный момент... Что ж, я все сделаю сам...
      Ворон и Зелимхан были от них не более чем в тридцати метрах, больше медлить нельзя. Майор Бондаренко вытащил пистолет и передернул затвор.
      - А теперь плавнее, - обратился он к водителю.
      Ни Стилет, ни Зелимхан никогда не узнают, чем они обязаны старшему сержанту Карпову. Майор Бондаренко открыл окно и спокойно прицелился расстояние близкое, промахнуться невозможно, но бить надо наверняка. Он автоматически выдохнул, задержал дыхание и плавно спустил курок. Отдача, пистолет дернулся. Еще раз. Еще. И еще. Все четыре выстрела в цель, и одно попадание - точно в область сердца. Отлично! Все! Все это дерьмо закончено. Ставим точку. И хрен с ней, с обидой, по большому счету, до Воронова ему никакого дела нет. И в этом тоже разница, Карпов, тоже разница, сынок... Спецоперация завершена - Зелимхана бросило вперед, неплохо бы контрольный в голову, но чревато... Ладно уж, а сейчас - снова громкоговоритель и эту бодягу о задержании особо опасных преступников и просьбу о помощи. О, группа спецназа очухалась, бежит навстречу... И Воронов остановился, оборачивается... Вот как, обыграл я тебя, капитан, все же обыграл...
      - Стой, - проговорил майор Бондаренко, - выходим и быстро к ним. Воронова - задержать.
      Зелимхан лежал, уткнувшись лицом в кашицу из снега. Четыре пулевых отверстия дымились в его казенной куртке из плотной ткани. Стилет тут же склонился над распростертым на земле чеченцем - как угодно, но только бы больше не стреляли, он обязан не допустить стрельбы, - закрывая его своим телом и подняв руку. В руке ничего не было. К ним приближалась группа спецназа, и Стилет понял, что это свои. Тот самый старлей, о нем предупредил Дед. Стилет обернулся - майор Бондаренко и трое автоматчиков бежали по дороге. Почему они не били из "Калашникова"?
      - Не стреляйте, - попросил Стилет. Он понял, что обе группы будут здесь одновременно.
      - Задержание особо опасных преступников! - кричал майор Бондаренко.
      Все же почему они не били из "Калашникова"? Тогда - все, конец. Но это был звук пистолетных выстрелов... А ты игрок, майор Бондаренко. Значит, "особо опасных преступников"... Зелимхана тебе мало, решил еще и со мной разобраться, голубь... и это после того, как Деду удалось все остановить. Похоже, чеченец прав, в этой истории совсем другой след. Пристрелить бы тебя, суку, да можно от своих пулю схлопотать...
      И группа спецназа, и люди Бондаренко были уже в нескольких шагах от них, и все происходило очень быстро. Ворон поднял вторую руку - только бы больше не стреляли, он сдается... Нога Зелимхана застряла в креплении широкой охотничьей лыжи, и Стилет почему-то подумал, что надо эту ногу освободить. Чеченец действительно никогда не ходил по нашему глубокому снегу. Обе группы окружили их, на мгновение повисла молчаливая пауза.
      - Спасибо за помощь, - быстро проговорил майор Бондаренко. - Я руковожу задержанием.
      Старший группы спецназа кивнул майору и тут же перевел взгляд на пулевые отверстия в казенной куртке Зелимхана:
      - Почему вы стреляли?
      - Особо опасные преступники, задержание любой ценой...
      - Мне казалось - не было необходимости...
      Стилет поднял голову и посмотрел на старшего группы спецназа - не торопись, парень, а то ты действительно окажешь ему (ИМ?) помощь.
      - Старший лейтенант, я - капитан Воронов. Удостоверение в нагрудном кармане. Спокойно: я опускаю руку за удостоверением.
      Майор Бондаренко сделал шаг вперед:
      - Так точно! Капитан - соучастник и организатор похищения заключенного... Карпов, наручники. Старлей, я благодарю, дальше мы разберемся сами.
      - Одну секундочку, товарищ майор. - Старший группы (его палец покоился на спусковом крючке автомата) следил за Стилетом. Вот в руке Стилета оказалось удостоверение, вот он раскрыл и, убедившись, что старший ознакомился с ним, быстро закрыл книжечку...
      - Не препятствуйте задержанию... - начал майор Бондаренко.
      И тогда Стилет произнес:
      - Товарищ старший лейтенант, я приказываю вам арестовать этого человека.
      - Что? - Майор Бондаренко в недоумении сделал шаг назад.
      - Арестовать за попытку срыва спецоперации, - спокойно закончил Стилет.
      Вскинутое оружие тут же обратилось на группу Бондаренко:
      - Есть, товарищ капитан.
      - Старлей, - взревел майор Бондаренко, - да ты у меня под трибунал полетишь! Капитан Воронов - соучастник...
      - Товарищ майор, прошу сдать ваше оружие. - Старший группы говорил тихо. - И не делайте глупостей. - Взгляд старшего лейтенанта вдруг сфокусировался на груди майора - по его камуфляжу бежала светящаяся точка, затем она остановилась. Ровно в области сердца. Майор Бондаренко понял, что это за золотистая муха бегает по его форме, - на лбу мгновенно выступила холодная испарина. - Вы и ваши люди находитесь под прицелом снайперов.
      - Ты у меня ответишь за это, - выдавил майор.
      Стилет осторожно перевернул Зелимхана - лицо чеченца было очень бледным - серо-белым, как и этот начинающий таять снег вокруг. И почему-то Воронов вдруг принялся делать ему интенсивный массаж сердца - он что, с ума сошел? Четыре попадания...
      - Твоя охота закончена, майор... А я тебе говорил, что пять минут - это море времени. Просто море времени.
      - Что ж, Воронов, - устало улыбнулся майор Бондаренко, протягивая пистолет, - хорошо смеется тот, кто смеется последним. - И он кивнул на лежащего на сыром снегу пленника. - Операция закончена. Через пятнадцать минут твоему старлею позвонит ваше же начальство - проблема исчерпана, все утрясли. И нечего улыбаться, никто не превышал полномочий... - И майор снова указал на Зелимхана. - Ты еще говорил, что не получал официального отбоя, помнишь? Правильно?! Так вот - я тоже ЕЩЕ не успел получить официального отбоя... Так кто будет смеяться последним - неизвестно, Воронов.
      И тогда Зелимхан застонал. Майор Бондаренко в недоумении вскинул брови, затем перевел взгляд на Стилета:
      - Что это еще за говно? - И в следующую секунду догадка, очень нехорошая, в которую лучше было бы не верить, мелькнула в удивленных глазах майора. - Нет, - выдохнул он. - Не может быть...
      - Все верно. - Игнат спокойно улыбнулся. - Приходит в себя. Бронежилет. Всего лишь кевлар. А почему вы не стреляли из автомата? Спокойно, майор, без глупостей, точка лазерного прицела все еще под твоим сердцем...
      Залимхан открыл глаза.
      Игнат посмотрел на него, кивнул головой и тихо произнес:
      - С возвращением, бледнолицый. Сейчас дышать станет легче...
      А потом старший группы, отдавая честь, произнес:
      - Товарищ капитан, все готово. Борт ждет вас.
      Самолет
      Четверг, 29 февраля
      15 час. 03 мин. (до взрыва 1 час 57 минут)
      Мальчик поднял солнцезащитную шторку на иллюминаторе, опущенную мамой, пока он спал. Таким было солнце после выстрела? Таким или еще более красным? Там, во сне, когда Чудовище настигло его, но потом вдруг все изменилось... И впервые в этом сне появился папа, и папа выстрелил. Прямо в Чудовище, разрывая его сердце, разрывая стены Лабиринта, и вот - таким было солнце? Таким или еще более красным?
      Теперь мальчик знал что-то.
      И это страшное объявление, сделанное красивой тетей стюардессой, объявление о том, что самолет вынужден возвращаться в Москву, потому что им не дают посадки (а что значит "не дают", мама?), объявление, так перепугавшее многих пассажиров, - и мама очень побледнела; мальчик увидел, что она тоже боится, но боится прежде всего из-за него, и мальчик подумал, что папа выстрелил и вот теперь мама возвращается, так вот, это объявление самое настоящее вранье! Мальчик не понимал, что означают слова "контрабандный груз", произнесенные красивой тетей стюардессой, но знал, что возвращаются они вовсе не из-за этого. Потому что здесь, рядом с ними в самолете, притаилось Чудовище, и пока оно спит, но скоро проснется - густой удушливый запах багряного полыхающего заката все более усиливается, проснется и сожрет всех, кто летит вместе с ними. И язык этого Чудовища называется ОГОНЬ, и желудок его называется огонь, и самолет возвращается именно из-за этого. Контрабандный груз? Может, так красивая тетя называет Чудовище? Она ведь знает о нем, знает и очень боится. Но она красивая и пытается улыбаться, чтобы никто не догадался, что контрабандный груз - самое настоящее вранье.
      Но мальчик знал что-то.
      НИТЬ, КЛУБОК НИТИ. ИЛИ КАТУШКА.
      НИТЬ НАДО СМОТАТЬ - ОНА ЗНАЕТ ВЫХОД ИЗ ЛАБИРИНТА.
      Этот сон про Чудовище был последним, и больше никогда он не повторится. Папа выстрелил, и, может быть, он убил Чудовище. А может быть, скоро, уже очень скоро, там, в темном чреве самолета, в своем пропитавшемся сладковато-тлетворным запахом логове, проснется Чудовище и язык его будет называться "огонь"... И мальчику надо с кем-то поговорить об этом, с кем-то, кто бы ему поверил. Не с мамой, нет, она еще больше перепугается. Но с кем-то, кто бы ему поверил и кто, мальчик теперь это знает наверняка, тоже находится здесь, в самолете.
      Несколько последних дней мальчик ощущал какой-то невероятный подъем. Ему казалось, что вот-вот - и что-нибудь произойдет, очень значительное и... радостное. Вот-вот - и папа окликнет его... Или он встретит кого-то и отыщет наконец выход, ту самую дверь, несущую избавление.
      Но ничего не происходило.
      Ожидаемая мальчиком радость (путь из Лабиринта?) ускользала, избавление, до которого, казалось, всего лишь один шаг, словно насмехалось над ним, звало - вот я, рядом, смелее, лишь протяни руку, видишь, символов становится все больше, иди, следуй за мной, но потом все рассыпалось, будто с мальчиком играли в какую-то жестокую игру. И теперь, в довершение ко всему, о его проблемах стали догадываться окружающие. Потому что раньше это был лишь сон, кошмарный сон, где его настигало Чудовище, оно становилось все ближе, мальчик все отчетливее видел его контуры и ощущал его зловонное дыхание, ночная погоня, где исход схватки был предрешен и лишь утреннее пробуждение все еще отодвигало развязку. Но об этом знали только мама и бесконечные люди в белом, доктора с внимательными глазами безумцев, пытающиеся ему помочь. Но их вопросы лишь удивляли мальчика, и часто он с трудом сдерживал себя, чтобы не рассмеяться прямо в их кабинетах, окрашенных в пастельные тона, - нет, право, в помощи нуждались сами эти люди, потому что они считали его сумасшедшим, психом, а в их мире все люди делились на психов и психиатров, но мальчик никогда не был частью их чокнутого и весьма печального мира. Они не знали и никогда бы не поверили в то, что в мире существует Чудовище, превратившее этот самый мир в незримый Лабиринт, в незримый, пока ты не вошел в него и не оказался в самом его сердце. Поэтому никакие самые известные доктора мальчику не помогут. Ему не поможет никто, кроме... быть может, его самого и тех, кто знает о Лабиринте. И все более охватывающее мальчика ощущение радости говорило о том, что они (кто? мальчик не понимал этого) рядом, что сейчас за следующим поворотом откроется выход из Лабиринта, и события последних дней складывались во все более яркие символы. Кто-то, кого он обязательно узнает, поможет ему смотать клубок ниток, но... все еще ничего не происходило. А о его проблемах стали догадываться окружающие.
      И в общем, здесь нет ничего удивительного, особенно после того, что случилось в школе.
      Мальчик ходил в частный колледж, и его маме это стоило 800 долларов в месяц. Это было несколько больше, чем во многих подобных колледжах, и это было той самой причиной, по которой большинство учащихся и их родителей просто распирало от бурлящей, маслянисто-самодовольной и с трудом сдерживаемой гордости. Нет, мы должны оставаться в рамках приличий, все должно оставаться в рамках приличий - это основной закон нашего заведения. Ведь вокруг нас находится множество детей, чьи родители не в состоянии позволить себе подобный частный колледж, они недостаточно упорно работали (а работать надо очень упорно - ворк хард - фраза, усвоенная мальчиком с первого класса) и недостаточно воспитывали своих чад. Потому что, если честно признаться, наш колледж не просто какая-то коммерческая лавка, нет, ребенок должен пройти собеседование, весьма жесткое собеседование, и, говоря начистоту, лишь только мозги позволят вашему малышу стать студентом нашей скул.
      Конечно, вслух не стоит говорить о некоторой элитарности, можно лишь покивать головами, но вы абсолютно правы - лишь мозги чад и их родителей, способных выкладывать за начальные классы по 800 долларов, открывают двери нашего учебного заведения. Но уж если мы приходим к выводу, что ваш товар отменный, то и за нами не заржавеет.
      В классах - мальчик ходил уже в четвертый, потому что у него-то с мозгами полный порядок, и можем вас уверить, дорогая наша мама, ваш парень является гордостью нашего колледжа, но об этом тоже вслух говорить не принято, ибо все должно оставаться в рамках приличий, - в классах не более восьми - десяти человек, с первого класса инглиш, английский, со второго обязательный японский и с четвертого, по желанию, еще какой-нибудь европейский язык. Эстетическое воспитание - музыка, живопись, кино - все в виде игры, физкультура, свой бассейн, аэробика для девочек и карате для мальчиков, зимой - горные лыжи, самые блестящие педагоги по основным предметам плюс трехразовое домашнее питание (отметьте - домашнее, боюсь, что и по субботам и воскресеньям вам придется готовить для ребенка что-нибудь из нашей кухни), восточный уклон нашего колледжа, погружение в восточную культуру, в иное созерцание мира и расширение представлений малыша о сущем (знаковая система мышления, другая вербальность и т.д. и т.п.)... И конечно, самое главное - наши пять школьных автобусов, настоящих желтых скул-басов, заберут ваше чадо в восемь тридцать утра и вернут к семи вечера накормленным, сделавшим все уроки и уже отдохнувшим, так что полный цикл, а после семи ребенок абсолютно свободен.
      И вот в этом роскошном учебном заведении и преподаватели, и школьные друзья начали догадываться, что у мальчика проблемы.
      - Костик, иди-ка сюда, что это ты весь сияешь? - спросил его несколько дней назад учитель японского языка. - Скажи честно, случилось что-то очень хорошее? Мама подарила новую "Супернинтенду"?
      Мальчик смутился. Он действительно не знал, что случилось, что происходит и хорошо ли это. Хорошо ли, что сегодня утром он чуть не выпрыгнул из школьного автобуса, потому что увидел на улице одного человека... И ему показалось...
      По пути он наступил на ногу Маше Кудряшовой:
      - Ой, какой же ты все-таки слон, - насупилась Маша, а мальчик с этой новой и непонятной ему улыбкой смотрел в окно, но автобус уже проехал, и никакого человека на перекрестке не было...
      - Вот, еще и улыбается, - не успокаивалась Маша, а мальчик посмотрел на нее, как будто увидел впервые, и, еще более расплываясь в улыбке, вдруг произнес:
      - Ой, какая же ты красивая, Машка.
      - Вот дурак-то, - прыснула Маша Кудряшова краснея, и, довольная, уселась на свое место.
      Потом ощущение радости стало нарастать, и, когда мальчик шел к школьным дверям, он почему-то был уверен, что именно за ними находится выход из Лабиринта и именно там его ждет человек... с серо-голубыми, как выцветшие джинсы в заплатках, глазами. Мальчик не знал, что это за человек и существует ли он на самом деле, но улыбка, совершенно беспричинная и потому, наверное, ненормальная, занимала уже половину его лица. И даже баба Наташа, их школьная нянечка, очень добрая, - наверное, это был единственный человек в частном колледже, которого любили все без исключения, - глядя на него, поинтересовалась:
      - Что, Костик, радуешься утреннему снежку?
      И вот теперь Дмитрий Михайлович, учитель японского, возможно, и любимый преподаватель мальчика, но только, к сожалению, у него нет серо-голубых глаз, спрашивает то же самое...
      - Да нет. - Мальчик честно посмотрел в глаза учителю японского языка и тут же соврал: - Мама сегодня сказала, что довольна моими отметками и поэтому отпускает меня в нашу готовящуюся поездку в Диснейленд на весенние каникулы!
      - Вот и чудесно, - улыбнулся Дмитрий Михайлович. - Разве это не замечательно - провести каникулы со своими школьными друзьями, да еще не где-нибудь, а в самом Париже? Рад за тебя, Костик, и поздравляю, только передай маме, что она сама должна сообщить нам об этом. А теперь пошли на занятия.
      В их классе, да, говорят, и в других классах тоже, была заведена некая игра - каждый должен был вырезать собственноручно из ластика-стерки свой личный штамп. Иногда это называлось гербом. Маша Кудряшова вырезала профиль девочки с распущенными кудряшками - ходили слухи, что это за нее сделали родители, а может, просто отдали работу на заказ, уж слишком тонким и четким получилось изображение, - и теперь все ее вещи: тетради и даже учебники были проштампованы личной печатью; у Славика Огурцова был достаточно безыскусно вырезанный огурец - но ему проще, с такой-то фамилией, имелись и более сложные работы: цыплята, вылезающие из яиц (у Цыплаковой), какие-то дурацкие собачки, котики... Мальчик никак не мог придумать свой символ. Очень не хотелось, чтобы кто-нибудь узнал, что он оказался в Лабиринте, хотя подобный знак соответствовал его состоянию лучше всего; фамилия его была самой обычной и не предполагала ни котиков, ни собачек, а вырезать просто свои инициалы - совсем уж неинтересно... И вот сейчас, на уроке японского языка, после того отрывка, что прочитал Дмитрий Михайлович, мальчик вдруг все понял... Кабинет японского языка был со вкусом и стильно оформлен - в уголке, отгороженном от остального пространства, небольшой сад камней, карликовые восточные деревья на фоне свисающих табличек с иероглифами, желтая повязка (мальчик видел такую на фотографии японского летчика, машущего рукой перед вылетом), приколотая к знамени Страны восходящего солнца, хризантема - символ царствующей династии, макет чайной церемонии и самурайский меч, скорее всего ненастоящий, но все равно в целях безопасности подвешенный достаточно высоко... Сейчас внимание мальчика привлекала именно желтая повязка, даже не сама повязка, а то, что на ней написано...
      В начале урока, после церемонии приветствия, Дмитрий Михайлович всегда зачитывал им какого-нибудь японского автора или любого другого автора, пишущего о Японии. Сейчас перед ним лежала довольно объемная раскрытая книга. Учитель поднял глаза и улыбнулся (мальчик подумал, что он не знает больше никого, кто бы имел подобную улыбку - так, наверное, улыбаются люди, говорящие на загадочном языке, который они учат).
      - В прошлый раз, - проговорил учитель, - я прочитал вам стихи замечательного японского поэта Басе. Признаться, ваши рассуждения об услышанном меня очень заинтересовали, и мы еще вернемся к этому в ваших письменных работах. Да-да, было действительно много неожиданного... Дмитрий Михайлович несколько сдвинул от переносицы очки в тонкой металлической оправе. - А сейчас я хочу вам прочитать кусок из другого автора, принадлежащего, так сказать, совсем иной, западной культуре... Прошу тишины и сосредоточенности.
      В классе воцарилось молчание, все взгляды были устремлены на учителя, лишь мальчик как завороженный смотрел на желтую повязку...
      - Костик... - Учитель улыбнулся. - Константин. Видимо, аудитории (почему-то Дмитрий Михайлович да и все остальные называли классы только аудиториями; и вообще в их частном колледже был заведен свой особый язык) придется подождать, пока вы не убедитесь, что так неожиданно привлекший ваше внимание объект - всего лишь знамя, и позволю себе напомнить, висящее на этом самом месте больше двух лет...
      - Да-да, извините, - покраснел мальчик, - мне просто показалось, что...
      - Что оттуда вылезет Кинг-Конг! - закончила за него Маша Кудряшова.
      Легкий смешок прокатился по комнате. Учитель еще больше расплылся в улыбке:
      - Теперь, надеюсь, аудитория выполнила свою сегодняшнюю норму по развлечениям и мы можем приступить к работе. - Снова полная тишина. И голос учителя: - Спасибо... Ну что же, вот этот отрывок... "По нагорьям, избравшим, вслед за Верденом, оттенки, а не цвета, по письму, источающему учтивость и не ведающему преувеличений, по садам, где вода и камни значат не меньше, чем зелень, по рисованным тиграм, в которых сквозит не тигр, а какой-то древний прообраз, по дороге чести "бусидо", по памяти, бредящей клинками, по мостикам, рассветам и храмам, по музыке - роду безмолвия, по чуть слышно шепчущим толпам я представляю себе твой облик, Япония. В этот тончайший из Лабиринтов..." - Учитель поднял голову и повторил, снимая очки: - В этот тончайший из Лабиринтов...
      Мальчик почувствовал, как у него забилось сердце - сейчас оно выпорхнет из груди. Лабиринт! Ну конечно же, вот она дверь, эти два знака, два иероглифа на желтой повязке! Они тоже знают выход из Лабиринта, как и клубок нити... Сейчас, сейчас... Надо только их совместить, надо понять, найти точки их соприкосновения, и тогда это произойдет...
      - Сейчас! - вдруг закричал мальчик. - Это ведь означает "Священный ветер"?! - Мальчик не понял, как его правая рука поднялась и указательный палец оказался нацеленным в желтую повязку.
      - Банзай! - хихикнула Маша Кудряшова.
      Снова легкий смешок.
      - Костик... Аудитория! - Дмитрий Михайлович с недоумением посмотрел на мальчика. - Костя, что с вами сегодня?! Мне казалось, что прочитанный текст вызовет у аудитории что-нибудь еще, кроме желания выкрикивать воинственные лозунги времен императора Хирохито*. Костику и Маше Кудряшовой придется задержаться после урока. А пока, надеюсь, всем удастся сдержать свой боевой пыл и позволить аудитории перейти к обсуждению прочитанного текста. Учитель хлопнул в ладоши. - Ить, нить, санк...
      * Хирохито - император Японии, правивший во время Второй мировой войны.
      - Ить, нить, санк...
      Учитель сказал: "Раз, два, три...", только на преподаваемом языке. Сие означало, что с этого момента аудитория (да, заметьте, именно аудитория, а не что-нибудь еще) должна перейти только на японский язык и без разрешения учителя ни одного слова по-русски... Так Дмитрий Михайлович воспитывает самурайский дух. Мальчик вдруг почувствовал, как все внутри его словно оборвалось, и ощущение, что вот-вот случится нечто необыкновенное, чудесное, это ощущение рассеялось. Мир вокруг стал тусклее и словно сократился в размере. Самурайский дух... Мальчик вдруг впервые подумал, что так нравящийся ему учитель японского языка, возможно, тоже сумасшедший, как и бесконечные врачи со своими нелепыми вопросами. Одни пытаются вылечить, другие учат, но все делается с одной-единственной целью - чтобы он стал похож на них. Чтобы вся аудитория стала похожа на них. Ить-нить-санк... "Священный ветер"...
      Но все же одно ощущение осталось. Ощущение, что он должен вырезать эти два иероглифа с желтой повязки, что именно они станут его символами... По крайней мере до тех пор, пока он не выберется из Лабиринта. "Священный ветер"... Что это? Как в прочитанных на прошлом уроке стихотворениях Басе это может означать все, что угодно. Таков он, изучаемый язык... Я представляю себе твой облик, Япония. Этот тончайший из Лабиринтов...
      Мальчик извлек из кармана маленький складной швейцарский нож (перочинный ножичек), параллелепипед резинового ластика и принялся за работу.