В течение всей картины Лалочка ни на секунду не отпускала руку Адиля. Больше того, раза два она клала ее себе на колени.
      Только ночыю в общежитии, растянувшись в постели, юноша вспомнил Джейран, и ему стало стыдно за проведенный вечер.
      На другой день Лалочка сама пришла в университет проститься с Адилем. Она дала ему свой адрес, попросила чаще писать и поскорее возвращаться в Баку.
      МЕДАЛЬОН
      Лалочка опять стала частым гостем в доме с красной черепичной крышей. Она почти не расставалась с Дилефруз. Приятельницы могли с утра до вечера болтать на различные темы, не зная усталости.
      Каждый день Лалочка повторяла свой рассказ о встрече с Адилем в Москве, о том, как они ходили в кафе, в кино.
      Вот и сегодня она завела об этом же разговор.
      Дилефруз поморщилась:
      - Э, тоже мне, нашла пару! Уж я - то его знаю, как облупленного. Разве такой может любить? Тебе нужен парень, понимающий толк в женщинах, который будет носить тебя на руках.
      В ответ на эту нравоучительную тираду Лалочка решила открыть свои карты
      - Ах, Дилушечка, ведь я хочу породниться с вашим домом, с тобой, дядей Рахманом. Хочу всегда бывать у вас, хочу, чтобы мы стали одной семьей. Летом мы отдыхали бы с тобой на курорте, вместе гуляли, одинаково одевались... И все о нас говорили бы: "Это невестка и свекровь".
      Лалочку неудержимо влекло к дому с красной черепичной крышей, этой полной чаше, где жизнь была поставлена на широкую ногу. Еще во время первого посещения ее покорили роскошная обстановка комнат и богатые туалеты хозяйки. Мечта породниться с этой семьей причиняла ей много беспокойства, лишала сна по ночам. Конечно, Адиля нельзя было назвать лалочкиным идеалом. В отличие от парней, с которыми она привыкла проводить время, он был слишком прост и серьезен. Лалочка прекрасно понимала, что они никогда не найдут с ним общего языка, но на первых порах готова была на любые жертвы. Лишь бы породниться с Дилефруз! Тогда сбудутся ее давние мечты. Она будет утопать в шелках, бархате, носить меховые шубы, модные туфли, прекрасные, как у Дилефруз, шляпы. Все девушки и женщины Баку, умирая от зависти, станут показывать на нее пальцами.
      На пути к осуществлению этих планов Лалочки стояла вражда между Адилем и Дилефруз. Но девушка решила добиться своего во что бы то ни стало. В день рождения Мамеда она зашла в комнату Адиля, выкрала из альбома его маленькую фотокарточку и вставила в свой медальон. Она хотела при встрече с Адилем открыть медальон, показать ему карточку и упрекнуть: "Ты на меня смотреть не хочешь, а я тебя ношу в сердце". Однако на другой день, когда Лалочка с этой целью пришла в дом с красной черепичной крышей, ей сообщили новость: "Адиль ушел из дому". А через неделю она услышала еще одно потрясающее известие: "Адиль в Москве!"
      Это было давно. Вернувшись из Москвы, Лалочка опять зачастила к Дилефруз. Ее любовь к приятельнице вспыхнула с новой силой. Всякий раз, приходя в гости, она делала ей какой-нибудь подарок, старалась задобрить.
      Поболтав с часок, Лалочка предложила:
      - Дилушенька, пойдем, пройдемся, приглашаю тебя на пломбир.
      - Что ты! Разве я могу в такую жару выйти на улицу? Хочешь прохладиться - угощу лимонадом. Еще утром велела опустить в колодец сетку с бутылками. Лучше твоего мороженого.
      - Что же, я не против.
      - Мансура! - крикнула Дилефруз.
      Лалочка впервые слышала это имя.
      - Кто такая? - удивилась она.
      Дилефруз просияла:
      - Наша новая домработница.
      Мансура с утра прибирала в доме, мыла посуду, подметала пол, а сейчас сидела в гостиной, готовила уроки. Услышав, что ее зовут, она отложила книгу, вышла в галерею и вежливо поздоровалась с гостьей.
      - Какая красивая девушка! - Лалочка оглядела Мансуру с головы до ног. Глаза, как у Дины Дурбин! Ты откуда, детка?
      Мансура краем глаза, в котором нетрудно было прочесть иронию, посмотрела на Лалочку. Кажется, ей не понравилось, что ее сравнили с какой-то незнакомой женщиной, не понравился покровительственный тон.
      - Я оттуда, откуда и мой дядя, - девушка повернулась к Дилефруз. - Вы меня звали?
      Лалочка, ничего не поняв из ответа Мансуры, пожала плечами:
      - Откуда нам знать твоего дядю?
      Дилефруз поспешила объяснить:
      - Ты задаешь ребенку странные вопросы. Это же племянница Рахмана... Приехала на деревни. Будет учиться в техникуме.
      Лалочка хотела еще что-то спросить, но ее удержал многозначительный взгляд приятельницы.
      - Доченька, достань из колодца бутылку лимонада, - обратилась Дилефруз к Мансуре. - Из тех, что ты утром спустила.
      Девушка вышла во двор.
      - Что ты, не понимаешь?.. - зашептала Дилефруз. - Я говорю, это племянница Рахмана. Будет жить у нас и работать прислугой.
      - Ах, вот как! - Лалочка закивала головой, и ее серьги закачались, словно церковные колокола. - Что же ты мне раньше не сказала?
      Бежали минуты, а Мансура не появлялась. Дилефруз, желая продемонстрировать свою власть, заворчала, высунулась из окна галереи и крикнула:
      - Эй, Мансура! Куда пропала? Что с тобой? Мы умираем от жажды.
      Мансура медленно поднялась по лестнице.
      - Где же лимонад? - раздраженно спросила Дилефруз.
      Мансура смущенно молчала.
      - Тебя спрашивают!
      - Мамед перерезал веревку... - пробормотала девушка. - Сетка с бутылками упала в колодец.
      - Что?!
      Даже Лалочка вздрогнула от этого возгласа.
      - Что случилось, Дилуша?
      - Как что?! - Дилефруз, размахивая руками, подскочила к Мансуре. - Так бывает всегда, когда за ребенком не смотрят. Ты слышишь, Лале? Мамуля перерезал веревку, и теперь лимонад вместе с сеткой лежат на дне колодца. Бедный ребенок ни при чем. Откуда ему знать, что на конец веревки привязан груз? Я еще не видела пользы ни от одной из этих домработниц!..
      Слова Дилефруз кинжалом вонзились в сердце Мансуры. Глаза засверкали ненавистью.
      - Благодарю за откровенность. Легче со змеей ужиться, чем с вами... Прошу вас...
      Слезы душили девушку. Она закрыла лицо руками и, всхлипывая, кинулась во двор.
      У ворот стоял почтальон с кожаной сумкой через плечо.
      - Вам письмо! - он протянул девушке голубой конверт.
      Мансура узнала почерк матери. Ее мокрые от слез глаза заулыбались. Она дрожащими руками распечатала письмо.
      Мать писала:
      "Моя дорогая дочь Мансура!
      Шлю тебе привет. Я жива и здорова. Письмо твое получила. Как я рада, что Дилефруз-ханум хорошо тебя встретила..."
      Взор Мансуры опять затуманился. Буквы расплылись. Хорошо встретила!.. К горлу подкатил комок... "Лучше б я совсем не появлялась в этом доме!.." подумала она.
      Голос Дилефруз возвратил девушку к действительности.
      - Эй, Мансура, сбегай, купи пару бутылок лимонада!
      Из окна выпорхнула пятирублевая бумажка.
      ...Мансура просидела на каменных ступенях до тех пор, пока Лалочка не ушла.
      Захлопнув калитку дома с красной черепичной крышей, Лалочка лицом к лицу столкнулась с девушкой, которая вышла из соседнего двора. Она не могла не отдать должного красоте девушки, особенно, обворожительной черной родинке на левой щеке. "Интересно, настоящая или искусственная? - подумала Лалочка. - Как бы мне пошло! Что, если подойти и спросить..."
      - Послушай, девушка, можно тебя на минуточку?..
      Девушка с родинкой обернулась.
      - Салам алейкум... - Лалочка решила начать издалека. - Ты живешь в этом дворе? - и кивнула головой на дом учителя Салеха.
      - Нет, а что?
      - Да так просто... Извини, пожалуйста, эта родинка искусственная?
      - Не понимаю вас...
      Разглядывая родинку, Лалочка чуть ли не носом коснулась щеки девушки.
      - Я думала, в самом деле искусственная;... - развязно засмеялась она. А сейчас вижу нет, твоя собственная...
      Девушке с родинкой был неприятен весь этот глупый разговор. Да и Лалочке самой стало неловко. Она заговорила о другом.
      - Значит, ты здесь не живешь?
      - Нет, просто иногда бываю в этом доме.
      - А-а-а-а... Я сама хожу сюда в гости. Видела откуда я вышла?
      - Не обратила внимания. Из двора, где виноградный навес?
      - Да, от Дилефруз-ханум.
      Девушкам было по пути. Завязался разговор.
      - Ах, если бы у меня тоже была такая родинка! Хи-хи-хи! - Лалочка ткнула пальцем себе в скулу. - Ты не обижаешься?
      Девушка неопределенно пожала плечами.
      - Разве все счастье, в родинке?
      - Ну, конечно! Еще спрашиваешь! Ясно, ты счастливая. Будто сама не знаешь...
      На углу они остановились.
      - Извините, я тоже хочу вас спросить...- обратиласъ к Лалочке девушка и смущенно заморгала глазами:
      - Кем вы приходитесь Адилю?..- голос ее дрогнул.
      Лицо Лалочки выразило недоумение. Глаза округлились.
      - А ты его откуда знаешь? Вы с ним учились? - Видя, что девушка не отвечает, Лалочка поспешно добавила: - Кто мне Адиль? Жених.
      - Жених? - девушка нахмурилась. У рта залегла печальная складка.
      - Да, жених. Только сейчас его здесь нет. Я послала его учиться в Москву. На прошлой неделе была там. Знаешь, что он мне сказал? Говорит: "Лалочка, я по тебе с ума схожу! Никакие занятия в голову не лезут..." Подарил мне свою карточку, чтобы я не скучала.
      Лалочка открыла медальон. Действительно, на одной стороне была фотография Адиля, на другой - Лалочки.
      Девушка с родинкой на мгновение закрыла глаза, сжала губы.
      - Откуда ты его знаешь? - Лалочка настороженно посмотрела на незнакомку.
      Но ее вопрос остался без ответа. Девушка с родинкой круто повернулась и зашагала вниз по улице.
      Лалочка так и застыла на месте. Потом тоже повернулась и чуть ли ни бегом пустилась назад к дому с красной черепичной крышей, чтобы поскорее сообщить Дилефруз о загадочном разговоре с незнакомкой.
      СЛАВНЫЕ СТУДЕНЧЕСКИЕ ГОДЫ
      Профессор в очках медленно прохаживался перед доской. Его ботинки легонько поскрипывали. Время от времени он останавливался и, неподвижно уставясь в одну точку, потирал подбородок. Казалось, этот жест помогал ему собраться с мыслями.
      Шла лекция.
      - ... Стоять на страже советских законов, соблюдать их святость - долг каждого юриста, - говорил профессор. - Юрист обязан, наказывая по заслугам преступника, в то же время воспитывать его. Именно поэтому наш суд называется судом справедливости, - профессор принялся снова потирать подбородок, обдумывая следующую мысль.
      Воспользовавшись паузой, Борис толкнул Адиля локтем.
      - У меня тетрадь кончилась. Дай лист бумаги. Быстро!
      - То, что я сейчас буду говорить, можете не записывать, - профессор подошел к столу. - Недавно я прочел одну из последних книг по праву. Любопытная книга.
      - Как называется? - с места спросил Адиль.
      - Книга называется "Незаконные приговоры".
      Не успел профессор сказать это, как Борис добавил:
      - Автор книги кандидат юридических наук Константин Могилевский.
      - Верно, - улыбнулся профессор. - Он приводит интересный случай, который имел место в одном из американских штатов. Некий мистер Эрнест Фултон, выйдя из ресторана в пьяном виде, свалился посреди улицы. Сердобольная негритянка по имени Джесси Бреккел, опасаясь, как бы мистера не раздавил автомобиль, подняла его и правела на тротуар. После ухода негритянки мистер Эрнест некоторое время ковылял по тротуару, держась руками за стену. Вскоре пьяный опять попал на середину улицы и был сбит грузовой машиной.
      - Умер? - нетерпеливо спросил Адиль.
      - Нет, получил легкое ранение в левое плечо. Шофер успел скрыться. Теперь слушайте, чем все это дело кончилось. Прежде всего, разыскали негритянку Джесси Бреккел, затем пригласили несколько свидетелей. Суд приговорил женщину к лишению свободы.
      - Негритянку? - удивился Адиль. - За что же ее?
      - Да, негритянку, - горько улыбнулся профессор. - Суд, выслушав мистера Фултона и допросив свидетелей, пришел к следующему выводу: если бы негритянка не потревожила Эрнеста Фултона и оставила спокойно лежать на дороге, возможно, с ним не произошло бы несчастья. А чтобы обосновать приговор, суд выдвинул версию, будто Джесси Бреккел издавна питает к Эрнесту Фултону вражду. В конечном счете, суд вынес решение о двойном наказании и приговорил негритянку Джесси Бреккел к десяти годам тюремного заключения.
      - Бедняжка! - послышался чей-то девичий голос.
      - Суд в капиталистических странах часто нарушает священные принципы справедливости, оправдывая представителей капитала...
      Прозвенел звонок.
      Вечерние сумерки опустились над Москвой. После ужина каждый студент в комнате, где жил Адиль, занимался своим делом. Один, разбросав по столу книги и тетради, писал конспекты, другой гладил брюки, третий собирался на свидание: брился, приводил себя в порядок.
      Бориса не было.
      В последнее время Адиль получал письма не только от учителя Салеха, но и от Мансуры. Он был рад, что двоюродная сестра приехала учиться в Баку. Одно волновало юношу: как она уживется с Дилефруз? Он осторожно, намеками, спрашивал об этом в письмах. Мансура отвечала, что в доме к ней относятся неплохо. Адиль не особенно верил.
      Сейчас, сидя на подоконнике, он читал письмо, только что полученное от учителя Салеха.
      Старик писал:
      "Дорогой сынок Адиль!
      Шлю тебе искренний привет и крепко целую. Сынок, вчера опять получил твое письмо и очень обрадовался. Ты ведь знаешь, я всегда любил тебя, как родного. Твои письма доставляют мне много радости.
      Милый Адиль! В моей жизни произошло большое событие. За долголетнюю педагогическую деятельность правительство наградило меня орденом Ленина. Мне кажется, я помолодел на тридцать лет...".
      Адиль был рад за старого учителя. Он вспомнил Баку, свой дом, виноградный навес во дворе. Вспомнил, как впервые увидел Джейран. Она стояла, облокотившись на перила балкона соседского дома. Он играл на таре. Девушка смотрела на него и улыбалась...
      Адиль глубоко вздохнул, сунул письмо в карман, оделся и побежал на почту дать учителю Салеху поздравительную телеграмму. Через полчаса он снова был в общежитии.
      В их комнате стояло шесть кроватей. Все, кроме одной, принадлежащей Борису, были аккуратно заправлены. Возле каждой стояла тумбочка. В углу красовался огромный, в рост человека, фикус. Над кроватью Адиля рядом с портретом матери висела тара.
      Юноша опять подошел к окну.
      В городе зажглись огни. Падал крупный пушистый снег. Казалось, большой двор общежития, деревья, забор покрыты толстым слоем ваты. Мороз причудливым узоpoм разрисовал окна. Луна, изредка проглядывающая сквозь серую мглу неба, походила на уличный фонарь, закутанный газовым шарфом. А снег все шел и шел...
      Это была вторая встреча Адиля с русской зимой, В прошлом году, увидев однажды утром, что вся Москва лежит под снегом, Адиль испугался. Он слышал, что зимой в стужу можно легко отморозить нос и уши. Товарищи, видя, как Адиль старательно натягивает варежки, завязывает под подбородком концы ушанки, прячет нос в меховой воротник, подняли его на смех:
      - Посмотрите, человек в футляре!
      - Вот так кавказец, холода боится...
      В довершение всего маленькая русская девушка, однокурсница Адиля, так залепила снежком между лопаток, что он чуть не заревел от злости. Ему хотелось догнать девушку, повалить на землю и натолкать за воротник снегу. У нее от мороза раскраснелись щеки, глаза озорно блестели, она весело смеялась и кричала на всю улицу: "Что, больно? Так тебе и надо!" Неожиданно Адиль сам расхохотался. Гнев как рукой сняло.
      Со временем Адиль привык к московской зиме, полюбил прогулки на морозном воздухе и даже ходил с Борисом на каток. Правда, бакинец не сразу овладел этим увлекательным видом спорта, часто падал, вываливался в снегу, вызывая смех у окружающих. Но в конце концов он научился и стал кататься нe хуже Бориса.
      Адиля вывел из задумчивости чернявый небольшого роста паренек, только что закончивший гладить брюки.
      - А ну, красавец, может, ты нам сыграешь что-нибудь на таре? Скучища без Бориса Васильевича!
      Другой парень, Володя, который только что брился, а сейчас старательно расчесывал обильно политые одеколоном волосы, поддержал его.
      - Правильное предложение, - он снял со стены тару и протянул Адилю. Только прошу, настраивай не больше получаса. А то я опоздаю на свидание.
      Адиль засмеялся, спрыгнул с подоконника и взял тару.
      - Сыграть - сыграю, а вот с пением не приставайте.
      - Нет уж, дудки! Тогда лучше пой, а не играй. Настроив тару, Адиль обернулся к товарищам:
      - Ну, что же вам сыграть?
      - Сыграй из "Аршин мал алана", а спой из "Мешади Ибада", - пошутил чернявый парень. - Он еще нас спрашивает! Играй что хочешь...
      Наступила тишина. В комнате зазвучала живая, веселая мелодия, которая сразу захватила слушателей.
      Сыграв вступление, Адиль вскинул голову и запел, несколько изменяя строчки стиха, некогда выученного наизусть:
      Я не видел у красавиц глаз черней твоих,
      Нет ни у кого на свете и кудрей таких.
      Говорят, другая - ангел, хороша, стройна.
      Я сравнил ее с тобою - блекнет и она.
      Ты меня заворожила, сам хожу не свой,
      Господи, какую силу взгляд скрывает твой!
      Ты дотронешься рукою до цветов в саду,
      И листочки у цветочков век не опадут.
      Для Джейран пропел я песню, а она в ответ:
      "Ах, Адиль, газели лучше в целом мире нет!"
      Едва смолк Адиль, раздались одобрительные возгласы:
      - Браво, бакинец! Молодец!
      - Послушай, Адиль, умоляю, сыграй теперь какую-нибудь азербайджанскую песню.
      - А, разве я сейчас исполнял не азербайджанскую? - серьезно спросил Адиль.
      Володя хлопнул в ладоши и рассмеялся.
      - Ты смотри, а я - то думал...
      Открылась дверь. В комнату вошел Борис в желтом полушубке, валенках и шапке-ушанке, весь запорошенный снегом.
      - Здравствуй, профессор Борис Васильевич! - Адиль, весело улыбаясь, подошел к дружку и, увидев, что тот держит в руках старый ботинок, добавил: - Кажется, ты немкого свихнулся от усердной учебы. Сдается мне, Борис Васильевич, прокурор из тебя не получится. Торгуешь старыми ботинками?
      - Отдавал в ремонт. Только что из мастерской. Сейчас идем с Наташей гулять, - и он швырнул ботинок под кровать.
      - Борис Васильевич, прошу тебя, будь мужчиной, скажи откровенно: когда вы ходите в кино, театр, за билеты платишь ты или Наташа?
      - Когда в кино - я, а в театр - Наташа.
      - Это почему же? - спросил кто-то. Борис лукаво усмехнулся и поскреб затылок:
      - Вы, что, дети? Ведь билет в кино стоит дешевле!
      - Если говорить научным языком, Борис Васильевич, исходя из условий студенческой жизни, проводит курс на экономию личного капитала... - Адиль хлопнул друга по плечу. - За счет отца москвички Наташи копит деньги на свадьбу.
      - А после женитьбы сразу же переедет в их ванную комнату, - добавил чернявый паренек.
      - Когда коту не удается стянуть мясо, плут утверждает, что оно с душком. - Борис стащил с ног валенки и начал надевать ботинки. - Кажется, мое появление вас обрадовало. Искали, над кем посмеяться?
      - Ребята, Борис Васильевич прав. Будете приставать, он заберет свои книги и переедет к Наташе, - Володя скорчил такую гримасу, что присутствующие схватились за животы.
      - Тоже мне, сказал! - вставил Адиль. - Борису Васильевичу надо взять отпуск минимум на десять дней, чтобы собрать все книги, разбросанные по общежитию.
      Борис не обращал внимания на шутки товарищей. Он завязал ботинки и поднялся.
      - Не знаю, где мой галстук. Надену сегодня твой... Слышишь, Адиль? - и, не дожидаясь согласия, взял со спинки кровати голубой шелковый галстук приятеля.
      Володя спросил:
      - Какого цвета твой галстук, Борис Васильевич? Не черный ли?
      - Да, черный, - обрадовался Борис, не подозревав подвоха.
      - Засаленный немного, да?
      - Он самый! Где ты его видел?
      - Я вчера был в бане, так он за мной в очереди стоял. Помыться пришел.
      Володя отскочил в сторону, опасаясь, как бы Борис не учинил над ним расправу.
      - Итак, один ноль! - воскликнул он.
      Борис торопился. Адиль в дверях остановил его.
      - Послушай, шутки в сторону... Ты, что, ботинки перепутал?
      Борис глянул да ноги. Ботинок, принесенный из мастерской ярко блестел, как новый. Второй же выглядел совсем старым, казалось, был взят из другой пары. Действительно, идти на свидание в таком виде было неудобно. Борис на минуту задумался, потом воскликнул: "Сейчас!" - и выбежал из комнаты.
      - Пошел чистить. Все комнаты обшарит в поисках крема, - Адиль повалился на кровать. - Хороший парень. Скучно было бы без него!
      - Мало - хороший... Мировой! - добавил Володя. Через минуту Борис вернулся в комнату и, стоя в
      дверях, самодовольно посмотрел на товарищей:
      - Ну как, теперь хорошо?
      Ребята глянули на его ноги. Раздался взрыв смеха. Не желая затруднять себя чисткой, Борис вывалял в пыли и второй ботинок.
      Чувствуя по глазам Адиля, что тот не преминет прокомментировать это событие, Борис не стал ждать, толкнул дверь и выбежал из комнаты. Однако через минуту он опять вернулся.
      - Нужны четыре билета на метро. У кого есть?
      Адиль полез в карман пиджака.
      - Дать-то дам, Борис Васильевич, но с одним условием. Сначала выскажу все, что думаю. Только потом уйдешь.
      - Наташа ждет, я спешу.
      - Тогда до свидания.
      Борис поморщился:
      - Ну, ладно, говори... Только быстро.
      Адиль заложил руки за спину и зашагал взад и вперед по комнате, подражая старому профессору, читавшему лекцию перед большой аудиторией.
      - Да будет вам известно, уважаемый Борис Васильевич, от усердных занятий умнее не станешь. Ньютон тоже был великим ученым, но и он иногда, как ты, совершал странные поступки.
      - Интересно, какие же? - спросил Володя, стараясь подлить масла в огонь.
      - Говорят, у Ньютона жили две кошки: одна большая, другая маленькая. Всякий раз, когда кошкам надо было выйти на улицу, Ньютон отрывался от работы и открывал им дверь. Он долго ломал голову и, наконец, придумал способ, который, как ему казалось, должен был избавить его от хлопот.
      - Что же он сделал?
      - Пробил в низу двери два отверстия, одно большое, другое поменьше.
      - Зачем же два?
      - Большое - для большой кошки, маленькое - для маленькой.
      Все, кроме Бориса, засмеялись.
      - Выходка Бориса Васильевича напомнила мне этот исторический пример. Все происходит от избытка ума, поэтому...
      Адиль не заметил, как Борис подскочил сзади, выхатил у него из рук билеты и был таков.
      Жизнь в общежитии протекала беззаботно и весело. У Адиля не было времени скучать. Прежде он был только зрителем шутливых проделок своих товарищей, а сейчас сделался чуть ли не их главным участником.
      Друзья по университету не знали, как он еще в школе мечтал именно о такой жизни, но нам-то с вами это известно. Сейчас, когда Адиль весело смеется, уподобляясь счастливому ребенку, мое сердце радуется вместе с ним. Кто же не желает счастья своему герою?
      Еще в жаркие летние месяцы Наташа начинала мечтать о той поре, когда можно будет надеть коньки и выйти на лед. И сейчас вместе со многими тысячами москвичей она радовалась наступлению зимы.
      На катке Центрального парка имени Горького было оживленно и весело. Мощные репродукторы разносили удалые русские песни, от которых сразу поднималось настроение. Разноцветные лучи прожекторов освещали ледяные дорожки, придавали парку сказочную красоту.
      На открытие катка пришло много народу. Все были одеты легко, в свитеры, джемперы. Но никому не было холодно. Кто же стоял на месте?! Казалось, у каждого за плечами крылья.
      Борис потерял Наташу. Он метался по аллее из конца в конец, заглядывая в лица девушкам, но Наташа точно сквозь землю провалилась. Она нарочно убегала от Бориса. Когда он приближался, она делала круг и пряталась за покрытую снегом ель. Борис, пригнувшись, размахивая руками, проскакивал в самый конец аллеи, останавливался недалеко от девушки и, переводя дух, вертел во все стороны головой. Наконец, Наташа не выдержала, вышла из-за прикрытия и стрелой пронеслась мимо с криком: "Боря-а-а-а!".
      Как Борис ни старался, он не мог поймать девушку, которая с детства увлекалась коньками.
      Было уже довольно поздно. Чувствуя, что Борис устал, Наташа подъехала к нему и, описав коньками полукруг уцепилась за руку. Щеки ее пылали. Глаза сияли радостью. Изо рта вырывались клубы пара.
      - Не пора ли нам домой, Боречка?
      - - Торопишься?..
      Палисадник перед домом Наташи утопал в сугробах. Молодые люди подходили к подъезду. Борис замедлил шаг.
      - Ну, чего плетешься? - Наташа обернулась.
      Юноша не ответил.
      - Ты слышишь, Боря?
      Борис взял Наташу за руку, посмотрел в глаза, затем кивнул головой на скамейку, заваленную снегом.
      - Сядем, Наташа...
      Девушка поежилась.
      - С ума сошел! Там же снег.
      - Не бойся, Наташенька. Я распахну полушубок, ты сядешь на него, и будет тепло.
      - Что-нибудь очень важное?
      - Очень...
      - Лучше пойдем домой, Боря. Поздно... Ночь уже.
      - И хорошо, что ночь. Днем этого не скажешь.
      Девушка состроила гримаску.
      - Господи, чего ты хочешь? Посмотри, какая на небе луна...
      - Сядем, обьясню. Ты ничего не понимаешь.
      Борис волновался. Стучало сердце. Волнение передалось и Наташе.
      - Ты какой-то странный сегодня, Борис.
      Борис сел на скамейку и распахнул полушубок.
      - Ну, Наташа, я жду! - он тряхнул правой полой.
      Девушка, потупясь, разгребала снег носком ботинка.
      В палисаднике было светло, как днем. Кругом ни души. Снег на деревьях отливал голубоватым блеском.
      - Если не сядешь, я обижусь... - голос Бориса, дрогнул.
      Наташа медленно подошла. Послышался далекий бой кремлевских курантов. Мелодичный звон, казалось, шел откуда-то сверху, из самой глубины неба, и разливался по всему городу...
      - Одиннадцать... - сосчитала девушка.
      Пола полушубка приятно грела бок. Наташа совсем не чувствовала холода. Голова ее лежала на плече Бориса, сумочка валялась под скамейкой. Губы девушки машинально повторяли:
      - Боря, Боречка, вставай, пойдем...
      Они поднялись и медленно дошли до подъезда, освещенного яркой лампочкой. Наташа вынула из сумочки небольшое зеркальце и заглянула в него. Левая щека была бурачного цвета.
      Девушка растеряно заморгала глазами.
      - Как я пойду домой в таком виде?
      - А что случилось?
      - Не видишь разве?
      - А ну-ка...
      Борис схватил девушку за плечи. Наташа почти не сопротивлялась, только на этот раз подставила юноше, правую щеку.
      ТРЕВОЖНЫЕ ДНИ
      Вот уже три года в доме с красной черепичной крышей не слышно тары Адиля. Три года никто не сидит в тени под виноградовым навесом, не читает книг. В жизни обитателей дома не произошло никаких перемен. Только Лалочка опять перестала здесь показываться. Девушка поняла, что напрасно тратит время и решила вторично объявить бойкот. Больше того, желая позлить Дилефруз, она пустила слух, будто сосватана за молодого парня, еще более умного и красивого, чем Адиль. Дилефруз не поверила, но пойти к ней лично, узнать не осмелилась - стеснялась матери девушки.
      Несмотря на настоятельные требования жены, Рахман, встречаясь с сыном в Москве, не решался даже заикнуться о Лалочке. Именно поэтому Лалочка и ее мать - Бановша-ханум, обиделись на обитателей дома с красной черепичной крышей. "Пусть они нас умоляют! - заявила гордая мамаша. - Если ты еще хоть раз пойдешь к ним, скажу дяде, он тебе ноги переломает..."
      Дилефруз еще больше забрала бразды правления в свои руки. Коммерческая деятельность Рахмана полностью перешла под ее контроль. Женщина сама оценивала вещи, сама принимала покупателей, сама с ними торговалась.
      Прежде она, боясь Адиля, все, преднавначенное для продажи, прятала в подвале. Теперь это была опытная спекулянтка. Она понимала: если нагрянут с обыском, то найденное в подвале будет красноречивым доказательством их спекулятивной деятельности. Поэтому крупные вещи размещались по комнатам: электросамовар на подоконнике, радиоприемник - на письменном столе, чайный сервиз - в буфете, отрезы - в шкафу.
      Но вещички, о которых можно сказать: "Мал золотник, да дорог", по-прежнему хранились в тайнике под домом.
      Весь день звонок на воротах не знал покоя. Приходили клиенты, справлялись о заказах. Одних Дилефруз встречала приветливой улыбкой, приглашала в дом, другие уходили ни с чем.
      - Дилефруз-баджи, я заказал Рахману золотые часы для жены. Привез?
      - Привез, братец, проходи...
      - Дилефруз, милая, ну, как моя сумочка?
      - Не нашел какую ты просила. В следующий раз.
      - Эй баджи, муж дома?
      - Что вам? Говорите мне.
      - Я просил у Рахмана драп на пальто...
      - Есть только черный...
      Дилефруз души не чаяла в своей новой профессии, которая приносила тысячные барыши. Все у нее выходило легко, ладно, словно она занималась этим делом с пеленок.
      Что касается Рахмана, он жил в постоянном страхе: "А вдруг придут с обыском? Что тогда будет? Пропади все пропадом! Ведь шила в мешке не утаишь... Мало ли среди соседей завистников, недобрых людей? Эй, проводник, скажут, откуда у тебя столько добра? Кто поверит, если я начну рассказывать, что все это отцово наследство. Дилефруз все нипочем. От первого встречного принимает заказы. Эх, разве так можно дальше? Кусок в горло не лезет..."
      Опасения Рахмана оправдались.
      Однажды, открыв калитку, Дилефруз увидела перед собой незнакомого мужчину. Она сразу почувствовала недоброе. Растерялась.
      - Извините, баджи, ваш супруг дома? - вежливо спросил незнакомец.
      - Да, подождите, сейчас позову... - Дилефруз хотела броситься в дом, предупредить мужа.
      - Не беспокойтесь, - мужчина опередил хозяйку и первый поднялся в галерею.