- Я не охотник до водки. А вот чай люблю. Пью в день не меньше пяти-шести стаканов.
      - Может, сейчас выпьешь, а? У меня есть в термосе. Налить? Не стесняйся, сынок.
      Юноша не стал отказываться. Рахман налил два стакана чаю.
      - Я потому и потревожил тебя... - Рахман встал, закрыл дверь купе. Чтобы извиниться... Я ведь не какой-нибудь грубиян... - Рахман пододвинул юноше круглую жестяную баночку с сахаром. - Если не секрет, откуда и куда едешь?
      - Я студент, учусь в Москве. Сейчас каникулы. Еду в Баку.
      - Молодец! Мой сын тоже в Москве учится. Ты женат?
      - Стопроцентный холостяк, - улыбнулся юноша. - Потому-то я и обрадовался выигрышу: теперь есть деньги на свадьбу. А то жди до окончания учебы.
      - Судьба...- Рахман задумчиво покачал головой. - Пей чай, сынок, остынет. Скажи, кем тебе приходится девушка, которая едет с тобой?
      - Мы с ней вроде как жених и невеста,
      - Вот оно что! Да ты не смущайся. Тут нет ничего стыдного. Рано или поздно каждая девушка будет принадлежать какому-нибудь парню. Так-так, понятно...
      Юноша подул в стакан, взял из банки кусочек сахару, обмакнул в чай и поднес ко рту.
      - Сынок... - у Рахмана заколотилось сердце. - Если я попрошу тебя об одной услуге, не откажешь?
      Парень поставил стакан на столик и недоуменно глянул в лицо проводника. Наступило молчание. Стучали колеса. Под лавкой звякали пустые бутылки. Наверху мирно похрапывал напарник Рахмана.
      - Понимаешь, сынок, у меня есть немного чужих денег. Дали мне, чтобы я купил в Москве это самое... ну, как его... забыл название... Рахман поморщился, защелкал пальцами. - Да, пианино!.. Прихожу в универмаг, вижу: есть. Только неважное. Я решил, что лучше посоветоваться с заказчиком, а тогда и покупать. Скажи, верно я поступил, сынок?
      - Конечно, верно. Ты купишь, а хозяину не понравится.
      - Вот именно! - Рахман был явно доволен ходом беседы. - Но возить чужие деньги из Баку в Москву, из Москвы в Баку и обратно - опасно. Мало ли что может случиться. То да се... Я человек бедный. Не дай бог, стрясется что-нибудь, чем рассчитаюсь?..
      - Что ж, верно.
      - Вот я и говорю, сынок... Ты выиграл по облигации. Государство должно заплатить тебе десять тысяч. Я предлагаю: дай мне свою облигацию, а я тебе десять тысяч наличными. Какая разница, в сберкассе получишь или у меня? Разве не так, сынок?
      На этот раз юноша ничего не ответил, только растерянно заморгал глазами.
      - Что задумался, сынок? Может, в чем сомневаешься? - Рахман помолчал. Посуди сам, деньги тебе сразу не дадут. Приедешь в Баку, сдашь облигацию, они напишут в Москву... Жди, когда придет ответ. Словом, длинная история. На все уйдет минимум месяц, а то и полтора. К тому временя каникулы кончатся. Так ты, студент, и свадьбу не сыграешь. Слышишь, что я говорю?
      - Да, я слушаю.
      Юноша задумался. Действительно, проводник был прав. В Баку так быстро не оплатят облигацию, А как было бы неплохо получить выигрыш прямо сейчас, наличными, без всякой волокиты. Приезжаешь с любимой в чужой город, а деньги уже у тебя в кармане!
      - В самом деле, разницы нет никакой...- вслух подумал юноша. - Все равно рано или поздно деньги придется получать.
      - Вот именно! - заерзал на месте Рахман, - Да и оттого, что ты будешь таскать облигацию в кармане, проценты не нарастут. Разве не так, сынок? Хи-хи-хи... А где газета, с тобой?
      Смех прозвучал фальшиво. В следующую минуту лицо проводника сделалось серьезным. Его руки в желтых веснушках с длинными тонкими пальцами, похожими на змеенышей, потянулась к двери. Щелкнул замок. Из-под рукава рубахи сверкнула пара дамских золотых часов. Рахман быстро опустил руку.
      - Знаешь что, давай еще разок сверим, номера, а то, не дай Аллах, выйдет ошибка...
      Парень вытащил из кармана пижамы газету и развернул на столе. Достал из пиджака бумажник, порылся в документах, вынул облигацию.
      - Пожалуйста.
      Рахман несколько раз проверил номер по таблице. Ошибки не было. Он глубоко вздохнул и сел на место,
      - А я что говорю, сынок?.. Верно, выиграл... Но, как говорится, осторожность украшает джигита.
      Лицо у Рахмана заблестело от пота. Щеки как-то странно подрагивали. Он еще раз прислушался к безмятежному храпу товарища на верхней полке, проверил, заперта ли дверь, затем отстегнул с нагрудного кармана булавку и вынул толстую пачку денег. Купе наполнилось запахом духов и нафталина. Проводник послюнявил пальцы и, не торопясь, принялся отсчитывать сотенные бумажки.
      Наконец, на столик шлепнулась пачка сторублевых.
      - Вот, сынок, получай десять тысяч!
      - Большое спасибо, очень вам благодарен, - юноша потряс руку проводника. - Теперь живем!..
      - Только у меня к тебе большая просьба... - Раххмая перешел на шепот. Об этом никто не должен звать. В купе никому ни слова. Как говорится, если спросят про верблюда, отвечай, что даже волоска его не видел...
      Едва юноша вышел в коридор, проводник нарочно громко крикнул ему вслед:
      - Захочешь еще чаю, сынок, - милости прошу, не стесняйся.
      Не успел парень закрыть за собой дверь купе, как в верхней полки раздался шепот:
      - Где ты пропал, Боря? Полчаса тебя жду.
      - Спи, Наташа, спи... - ответил юноша.
      Через день все, начиная от сослуживцев, родственников, соседей, кончая привокзальными носильщиками, знали, что проводник Рахман выиграл десять тысяч.
      КАЖДЫЙ РАДОВАЛСЯ ПО-СВОЕМУ
      Борису и Наташе не разрешили поселиться в Интуристе в одном номере.
      - Но ведь мы почти женаты, - уговаривал Борис девушку-администратора. Мы убедительно просим: не разлучайте нас. Мы приехали издалека...
      - Нельзя, товарищ!
      Услышав столь решительный отказ, юноша обиженно покачал головой и вздохнул:
      - Представьте себя на месте Наташи...
      Борис пытался этим убедительным аргументом смягчить сердце девушки. Но ничего не помогло.
      - Товарищ, думайте, что вы говорите! - девушка нахмурилась. - Прежде всего, я не желаю быть на месте вашей Наташи. А во-вторых, да будет вам известно, мы можем поселить в одном номере только супругов. Понятно?
      - Понятно... Только... У меня к вам вопрос... Нельзя ли сделать так: сегодня вы нас поселите вместе, а завтра мы вам принесем из загса брачное свидетельство?
      Наташа дернула Бориса за рукав.
      - Что ты говоришь, бессовестный? Девушка-администратор отклонила и этот вариант.
      - Будь у вас такие намерения, вы бы давно женились.
      Борис даже побледнел от обиды.
      - Что?!
      - Я говорю, будь у вас такие намерения, вы давно бы женились.
      Борис вспыхнул.
      - Ладно ничего... Посмотрим... Можете разлучать нас с Наташей. Я на зло вам сделаю так, что мы все-таки будем вместе.
      - Это ваше личное дело.
      Тут уж и Наташа не выдержала.
      - Если это наше личное дело, почему же вы вас лишаете возможности жить так, как мы хотим?
      - Пожалуйста, как хотите! Но здесь вам не загс, и я не могу взять на себя обязанности по оформлению вашего брака.
      - Ладно... - Борис повысил голос. - Мы и без вас это сделаем!
      Всю дорогу юноша мечтал, как они с Наташей поселятся в одном номере, будут с утра до вечера спорить, шутить, разговаривать... А теперь... Упрямая девушка-администратор расстроила все его планы.
      Им отвели две разные комнаты. Молодые люди в мрачном расположении духа поднялись на третий этаж.
      До самого позднего вечера Борис просидел у Наташи. На свои десять тысяч он готов был купить полмира.
      - Ну, говори, Наташенька, что ты хочешь? Не стесняйся... Лично мне ничего не надо. Куплю только пару туфель.
      Борис сел за стол и обмакнул ручку в чернила:
      - Записываю... Первое: мне пара туфель. Вот я и готов к свадьбе. Теперь говори, что тебе.
      - Спасибо, Боря, у меня дома все есть... Я ни в чем не нуждаюсь...
      Видя, что Наташа стесняется, Борис сам занес в список вещи, без которых, по его мнению, невеста не могла обойтись. Сбоку он написал предполагаемую цену. Подытожил. Оставалось еще около пяти тысяч.
      - Если считать и мои туфли, в твоем списке двадцать девять вещей. Слышишь, Наташа? Назови еще что-нибудь, пусть будет тридцать.
      Наташа, сидевшая на кровати, облокотилась на подушку и зевнула.
      - Ничего не надо, Боря...
      - Слушай, я прочту. Чего не хватает-скажешь. Борис начал читать список.
      - ... Двадцать восьмое... Не называю. Двадцать девятое- пояс с резинками. Ну, что еще?
      Ответа не последовало. Борис поднял голову и увидел, что Наташа спит. Он укрыл девушку своим пиджаком и двинулся к выходу. Однако тут же вернулся, подошел к столу и приписал в самом конце списка: "чемодан". "А то в чем же мы повезем из Баку столько вещей?"
      Проснувшись рано утром, Наташа оделась и вышла на балкон. Солнце, казалось, вставало со дна моря. Водяная гладь, залитая серебряными лучами, слепила глаза. Воздух был чист и прозрачен. Недалеко от берега тихо покачивалось несколько парусных лодок. Еще дальше прямо из воды поднимались десятки нефтяных вышек. Наташа залюбовалась: "Как здорово! Словно великаны шагают по морю!" По обеим сторонам пристани стояли грузовые и пассажирские пароходы. Справа до самого берега на склоны голых серых гор тянулся густой лес нефтяных вышек. Это был участок того самого треста, где Наташе предстояло проходить практику. Голубоватое асфальтовое шоссе рассекало его территорию на дзе части. До вчерашнего дня Наташа была знакома с Баку и его нефтяными промыслами только по книгам, киножурналам да рассказам Адиля. А теперь она все это видела своими собственными глазами.
      Вчера прямо с поезда они с Борисом отправились в нефтетрест. Наташа побродила среди вышек, познакомилась с некоторыми прославленными мастерами по добыче нефти. Как это было интересно! Вокруг кипела работа. Вращались стальные маховики, ритмично кланялись неутомимые качалки. Неподалеку бурили новую скважину. Подъезжали грузовики. Рабочие сгружали большие длинные трубы.
      Наташа в душе благодарила Адиля. Какой чудесный город! Действительно, здесь есть чему поучиться, чем полюбоваться.
      Вдали дымили трубы нефтеперегонных заводов Черного города. Там шла своя трудовая жизнь.
      Слева от гостиницы выстроились в ряд красивые жилые дома. Почти все они были только недавно заселены. Каменные стены еще не успели потускнеть от дождя и снега.
      Наташа вспомнила, как Адиль расхваливал бакинские кинотеатры, парки, пляжи.
      Сзади скрипнула дверь. Наташа обернулась. На пороге балкона стоял Борис.
      - Доброе утро, Наташенька! Как себя чувствуешь?'
      - Спала, как убитая, Боря!
      - Про себя я этого не могу сказать. Заснул под утро. - Борис схватил Наташу за руку, втащил в комнату и усадил рядом с собой на диван. - Вчера вечером мы упустили из виду одну очень важную вещь.
      - Какую?
      - Кровать! Спать на чем будем?
      Девушка расхохоталась.
      - Да, да, не смейся, кровать. Я взял из правого кармана пятьсот рублей и переложил в левый. Вот только... Знаешь, Наташа. - Борис замялся: - Я не включил в список постель. Думаю, ты принесешь из дому...
      - Тогда и кровать вычеркни, - в тон пошутила Наташа. - Отец давно уже купил,
      Борис вынул из левого кармана пятьсот рублей и переложил в правый.
      После завтрака Наташа поехала в трест, а Борис - в центр за покупками.
      Когда Рахман, тяжело дыша и отдуваясь, ввалился с чемоданами во двор, он увидел у калитки Мансуру.
      - Ты что здесь стоишь, доченька?
      - А где Адиль?
      Рахман покачал головой и двинулся к лестнице.
      Как Mанcypa ждала двоюродного брата! И вот, оказывается, все напрасно... Девушке даже не пришло в голову помочь дяде поднять наверх чемоданы. Она села на край бассейна и грустно понурила голову. Думала, приезд дяди принесет радость, а вышло совсем наоборот!
      Войдя в спальню, Рахман запер дверь на ключ. Это удивило Дилефруз, которая, несмотря на поздний час, все еще продолжала нежиться в постели.
      - Что случилось? - встрепенулась она. - Зачем ты запер дверь?
      - Я без Адиля. Не хочет ехать в Баку.
      - А ну его к черту! - выругалась Дилефруз. - Пусть хоть совсем не приезжает!
      Рахман рассказал жене про облигацию. Ах, что тут было! От радости Дилефруз запрыгала в постели, обняла мужа, поцеловала в лысину.
      - Ну, теперь мы вздохнем спокойно. Не будем дрожать. Разве это жизнь? Ешь и оглядывайся...
      Обычно Дилефруз все скрывала от соседей. Но на этот раз муж получил задание говорить про выигрыш где только можно.
      Супруги сели завтракать.
      - Ты знаешь, Мансура, твой дядя выиграл по займу, - обратилась Дилефруз к девушке.
      Она на минуту задумалась, потом встала из-за стола, подошла к шкафу: вынула оттуда отрез зеленой "шотландки".
      - Вот, возьми... Дядя привез тебе подарок. Перехватив многозначительный взгляд жены, Рахман
      смекнул, в чем дело.
      - Бери, бери, доченька. В Москве перед тем, как проверить облигации, я поклялся: если выиграю - куплю всем подарки. Твое счастье, бери!
      - Большое спасибо, дядя! - Мансура взяла отрез. - Очень вам благодарна. Пусть не сносится до свадьбы Мамеда, - и добавила: - А как там Адиль?
      - Кто его разберет? - горестно вздохнул Рахман. - Не знаю, доченька... Как я ни просил, как ни умолял, слушать ничего не хочет. Словно мы ему не родные. Забыл нас. Верно говорят: "С глаз долой - из сердца вон".
      Мансура регулярно переписывалась с Адилем. Но ей было неудобно приглашать брата в его же родной дом. О своих отношениях с Дилефруз она стеснялась писать. Что касается писем Адиля, они сначала попадали в руки Дилефруз. Мансура имела неосторожность еще в самом начале намекнуть об этом брату. С тех пор его письма сделались скучными, бесцветными, превратились в формальные отписки. Адиль уже не мог вкладывать в них свою душу. Девушка ждала от него других, интересных писем. Правда, она и сама понимала, что это невозможно. Именно поэтому ей так хотелось личной встречи!
      Настал день, когда чаша терпения девушки переполнилась. Больше она не могла выносить оскорблений Дилефруз.
      После занятий в техникуме Мансура ушла с подругам и в общежитие.
      Оставшись в тот день без обеда, Дилефруз вечером: вылила всю злость на мужа:
      - Вот она, твоя хваленая племянница! Уже одиннадцать часов, а ее все нет! Наверно, кокетничает где-нибудь с мальчишками.
      Рахмана охватило беспокойство. Он не думал, как Дилефруз, что Мансура где-нибудь развлекается в такой поздний час. Но почему все-таки ее до сих пор нет? Идти на поиски было бесполезно. Вряд ли он нашел бы кого-нибудь в это время в техникуме. Да и где находится сам техникум? Рахман этого не знал. За два года он ни разу не был на родительском собрании.
      Утром Мансура тоже не пришла. Беспокойство Рахмана возросло.
      - Ума не приложу, Дилефруз-ханум, что делать? Куда идти? Где искать? Может, ты знаешь, где она учится?.. В Баку сколько техникумов...
      - Вот еще не хватало! Прикажешь бросить все свои дела и искать техникум, где учится Мансура-ханум? Я не могу вовремя пойти к портнихе на примерку. Спроси у учителя Салеха. Он тебе все объяснит.
      Узнав об исчезновении Мансуры, старый учитель тотчас нанял такси и поехал в библиотечный техникум.
      Девушку он разыскал без труда. Она не стала ничего скрывать.
      - Салех-муэллим, в этом доме у меня нет возможности готовить уроки. Я должна заниматься, а Дилефруз сделала из меня домработницу. Целый день не дает покоя. Обед, стирка, уборка - все на мне. А ведь я приехала в Баку учиться. Пусть еще спасибо скажет, что я не отругала ее на прощание.
      Старик задумчиво покачал головой: "Выходит, теперь Дилефруз выживает из дому Мансуру! Как же быть бедняжке? Стоит ли ее уговаривать вернуться назад? Не будет ли это жестоко по отношению к девушке?"
      Ответ старика был краток:
      - Раз такое дело, доченька, ушла - постарайся не возвращаться!
      Известие о том, что Мансура решила поселиться в общежитии, привело Дилефруз в негодование. Но потом она успокоилась.
      - Тем лучше... Отдохну от нее. Скатертью дорожка.
      Однако через два дня горы немытой посуды на кухне, грязные полы, беспорядок в комнатах заставили Дилефруз опять вспомнить о Maнcype. Она узнала адрес техникума и командировала туда Рахмана.
      Уговоры дяди не дали результатов. Мансура наотрез отказалась возвращаться в дом с красной черепичной крышей.
      - В общежитии очень хорошо. Никто на меня не кричит, не ругается... Кровать мне, правда, еще не дали. Спим вместе с подружкой... Но ведь остался последний экзамен - и домой! А на сентябрь за мной закрепили место.
      Планы Дилефруз срывались. Лето она собиралась провести на даче в Сарае. Но кто останется стеречь дом? Отсутствие Мансуры могло испортить весь отдых.
      И Дилефруз была вынуждена лично отправиться в общежитие библиотечного техникума. По этому случаю она надела свое самое яркое платье, любимую зеленук шляпу, туфли на тонком высоком каблуке. В левой руке у нее была бордовая сумочка, в правой - лиловый китайский зонтик.
      Появление Дилефруз в комнате, где жила Майсура, вызвало оживление среди девушек. Кто-то прыснул со смеху.
      Дилефруз рассердилась.
      - Что с тобой, красавица? - набросилась она на смешливую студентку. Приехала из деревни и тебе не нравятся городские женщины? Чего зубы скалишь?
      Мансура с угрюмым лицом поднялась с кровати.
      Кто-то из девушек предложил гостье стул. Дилефруз села и, брезгливо морщась, принялась разглядывать, комнату, поворачиваясь вместе со стулом во все стороны. Ее внимание привлек портрет большелобого мужчины в очках, висевший на стене. Под ним на кровати сидела быстроглазая девочка с книгой в руках.
      - Наверно, твой папа? - обратилась к ней Дилефруз. - Похожа, похожа... Красивый мужчина.
      Раздался взрыв смеха. Дилефруз тоже засмеялась, хотя причины не поняла.
      - Это же Макаренко, - объяснила быстроглазая девушка, - знаменитый педагог.
      - А я почем знаю? - пожала плечами Дилефруз. - Вижу - мужчина. Думаю, наверно, отец. Чей портрет может повесить девушка у себя над кроватью? Она, поднялась со стула. - А теперь, девушки, всего хорошего! - И повернулась к Мансуре: - Выйдем на минуточку. Мне надо тебе кое-что сказать.
      Девушка молча двинулась за Дилефруз. В коридоре Дилефруз положила руку на плечо Мансуры и мягко сказала:
      - Хоть ты меня и обидела, но я не злопамятная. Сердце не выдержало. Думаю, все-таки двоюродный брат... Наверное, и ей захочется пойти его встретить...
      Мансура не дала ей договорить.
      - Адиль! Едет! Адиль?! - радостно воскликнул она.
      Дилефруз со свойственной ей невозмутимостью кивнула головой.
      - Письмо прислал. Пишет: "Буду на днях в Баку". В эту минуту Мансура пожалела о том, что ушла в
      общежитие. Глаза девушки говорили об этом красноречивее слов.
      - Ладно, не переживай. Собирай вещи, пошли.
      На следующий день Мансура опять хлопотала по хозяйству в доме с красной черепичной крышей. До самого вечера Рахман и Дилефруз читали ей нравоучения. Несмотря на это, у девушки было чудесное настроение. Ведь скоро она увидит Адиля!
      Прошло два дня - Адиль не приехал. Три, четыре... Через неделю тоскующая по морю Дилефруз в сопровождении Лалочки и Мамеда переехала на дачу в Сарай.
      В тот же день Рахман отправился в очередной рейс.
      Мансура осталась одна в доме с красной черепичной крышей. "Впрочем, лучше одиночество, чем жизнь с Дилефруз!" - думала девушка.
      Вот уже несколько дней с наступлением темноты Мансура стелила себе на полу в галерее, ложилась и часами не могла заснуть. Ее одолевали мысли.
      Девушка с детства не боялась одиночества. Отец воевал на фронте, мать с утра до вечера работала в колхозе. Маленькая Мансура все время оставалась дома одна. Девочку не путали ни чудовищный грохот волн, ни завывание ветра, ни громовые раскаты, ни монотонный стук осеннего дождя по крыше. Когда с наступлением сумерек за дверью начинал ворчать Топлан, девочка громко кричала: "Кто там?" На звук ее голоса в соседнем дворе начинали тревожно гоготать гуси.
      Но в эти дни одиночество тяготило Мансуру. Тогда, в детстве, было совсем другое дело. Шла война. Иного выхода не было. Оставаясь дома, Мансура тем самым помогала матери. А теперь?.. Уезжая из деревни, девушка мечтала походить, в Баку в кино, театры, музей, побродить по паркам... Отправляясь в путь, она думала, что самым близким для нее человеком станет Адиль, что она подружится с ним... Но все получилось иначе. Адиля нет, а она - сторож в чужом доме.
      Хотя вечер был душный, Мансура закрыла в доме окна, заперла дверь и легла. Мысли не давали уснуть. Она ворочалась с боку на бок, комкала подушку. Чего только девушка не передумала! "Какая обманщица эта Дилефруз! возмущалась она. - Ничего, пусть вернется с дачи... В тот же день соберу вещи и уйду в общежитие к девочкам! Мама может обижаться сколько угодно!"
      Неожиданно в ворота постучали. У девушки защемило сердце. "Кто это может быть? Учитель Салех? Вряд ли. Он так поздно не станет беспокоить..."
      Волнуясь, девушка быстро накинула на плечи халат, приоткрыла окно, выглянула во двор и осторожно спросила:
      - Кто там?
      - Открой, это я...
      Нетрудно было определить, что голос принадлежал молодому парню. В голове Мансуры тотчас пронеслось множество страшных мыслей. Колени задрожали. "Кто может быть? Открывать или нет? Может, крикнуть через забор учителю Салеху... Разве он сам не велел мне так поступать? Нет, лучше не буду беспокоить, спрошу еще раз".
      - А кто вы такой?
      В ответ за воротами кто-то пропел:
      Ласточки поют,
      Хлебушек клюют...
      Мансура сорвалась с места, кинулась к двери галереи, рванула засов, скатилась вниз по лестнице, подлетела к калитке, распахнула ее и бросилась на шею парню, шагнувшему ей навстречу.
      НА ДАЧЕ И В ГОРОДЕ
      В тени развесистого инжирного дерева на ярком ковре нежились Дилефруз и Лалочка. После плотного завтрака разговор не клеился. Рядом была разостлана небольшая скатерть, вовсю пыхтел желтый самовар. На пестром подносе стояли тарелка с несколькими ломтиками семги, блюдо винограда и хлебница с мягким пышным чуреком, разломленным пополам.
      Дилефруз лежала на спине, закинув ногу за ногу. Подол легкого шелкового платья задрался, обнажив белые полные колени. Лалочка, упершись локтями в подушку, обхватив ладонями лицо, мечтательно смотрела в глубь сада.
      Мамед лазил по дереву, срывал спелый инжир и кидал вниз, стараясь угодить матери в лицо.
      По ясному небу медленно плыли бледно-голубые облачка с розовыми краями. Песчаные холмы, поросшие на склонах карагачем, были залиты ярким утренним солнцем. В саду царила приятная прохлада. Лужицы у колодца еще не успели высохнуть. Порхали пестрые бабочки, проносились быстрые стрекозы, стрекотали кузнечики. Вдаль меж садов и виноградников бежала извилистая караванная дорога, испещренная колесами арб.
      Солнце стояло еще невысоко. Длинные тени деревьев падали на дорогу, перекидывались из сада в сад. Налетал хазри*, ветки, отягощенные зелеными плодами айвы, раскачивались, листья инжирного дерева, похожие на лапы сказочных чудовищ, колыхались, словно аплодировали кому-то. Щебетали птицы. Вдали монотонно посвистывали дрозды.
      ______________ * Хазри - северный ветер.
      Дачи отделялись друг от друга либо колючей проволокой, либо низенькими каменными заборчиками, которые во многих местах были разрушены самими обитателями дач для удобства общения с соседями. От дома к дому меж виноградников были протоптаны узенькие тропинки. Они то разбегались во все стороны, то опять сплетались где-нибудь у колодца.
      Эти тропинки могут зарасти травой, совсем исчезнуть, но в моей памяти они будут жить вечно. Мне кажется, приехав сюда даже седым стариком, я снова почувствую себя маленьким босоногим мальчишкой в трусах и майке, испачканной черными пятнами тутовника, шалуном, бегающим по этим тропинкам с рогаткой в руках. Здесь протекли самые счастливые дни моего детства! Я запускал в небо бумажного змея, таскал на моджалан* инжир, виноград, айву, стрелял из рогатки птиц.
      ______________ * Моджалан - место, где сушат фрукты.
      Как мне дороги эти низенъкие невзрачные домики! В каждом жил кто-нибудь из моих друзей. Мы боролись на песчаных холмах, играли в лапту, ловили бабочек, лазили по деревьям.
      Я просыпался рано, до петухов. За окном светало. Меня будил скрип арбы, медленно плетущейся по песчаной дороге у нашего дома. Протирая заспанные глаза, я выбегал за ворота и стоял до тех пор, пока арба не исчезала вдали. Глухой тягучий скрип... Не знаю, почему я так любил его. Он до сих пор у меня в ушах. Мне были знакомы почти все аробщики, возившие в город инжир и виноград. Я вежливо здоровался: "Доброе утро, дяденька!" В ответ раздавалось: "Здравствуй, здравствуй, сынок! Как поживает отец?.." Арба проезжала. На коричневом, мокром от утренней росы песке оставались две глубокие борозды.
      Да, хотя с тех пор прошло много лет, я помню все до мелочей, словно это было вчера...
      Природа не интересовала Дилефруз и Лалочку. Если их что и могло волновать, так это шелковые платья, лакированные туфли, модные шляпки.
      Дилефруз повернулась к Лалочке и пожаловалась?
      - Стряпня отнимает столько времени и сил! С ума сойдешь... Если бы можно было оставить без присмотра дом, я забрала бы сюда Мансуру, чтобы она готовила нам.
      - А, к черту Мансуру! - поморщилась Лалочка. - Терпеть ее не могу. Тоже мне, нашла домработнищу. Хоть она и твоя родственница, Дилуша, но скажу; она недостойна вашего дома.
      - Какая она мне родственница?! - Дилефруз обиженно взглянула на Лалочку. - Будь она неладна Ты мне в сто раз ближе и роднее!
      Женщина затронула больное место Лалочки.
      - Эх, Дилуша!.. - девушка перевернулась на спину и глубоко вздохнула. Близким тебе человеком Я давно стала; а вот родственницей... Только напрасно осрамила себя перед дядей и матерью. Знала бы, что так получится, я бы им ничего не рассказывала!
      - Полно, что ты говоришь? Осрамила себя... Не волнуйся. Если Рахман и в этот раз приедет без Адиля, я ему покажу, где раки зимуют! Клянусь своей дорогой жизнью!
      Лалочка отщипнула от виноградной грозди, лежащей на блюде, ягодку и положила в рот.
      - Ну, допустим, Рахман приехал и привез Адиля. Дальше что?
      - Дальше - не твое дело. Я еще жива! - Дилефруя ударила себя рукой в грудь. - Ты моя невестка, вот и все!
      Кроме основной причины - породниться с приятельницей, у которой есть высокопоставленный дядя, - Дилефруз желала этого брака и потому, что видела в нем лучший способ избавиться от Адиля, который скоро должен был окончить университет и вернуться в Баку. Не дай бог, он женится на какой-нибудь другой девушке и приведет молодую жену в дом! Ведь это ее, Дилефруз, так стеснит! Мужу о своих опасениях она ничего не говорила. Но это факт: появление Адиля в доме с красной черепичной крышей опять омрачило бы ее существование. У Лалочки же большая квартира. Девушка обещала взять Адиля к себе. Иначе и не могло быть. Разве Бановша-ханум согласится остаться одна? Когда во время последней встречи Дилефруз начала прощупывать почву, любящая мать заявила: "За кого бы моя дочь ни вышла, зять будет жить у нас. Я не отпущу свое единственное дитя в чужой дом!"
      Дилефруз одолевали большие сомнения. Она не верила, что Адиль согласится жить у Лалочки, хотя, с другой стороны, не представляла, как после всего случившегося он опять вернется в отчий дом.
      Лалочка ничего не знала о том, что творится в душа Дилефруз. Она ждала Адиля. Она надеялась.
      Адиль не меньше Мансуры обрадовался встрече.
      Было далеко за полночь, а девушка говорила, и говорила... Разве могла она заснуть, не излив всего, что накопилось на душе? Она рассказывала все по порядку, начиная с того момента, как уехала из деревни, о занятиях в техникуме, своих подружках...
      Адиль лежал, облокотившись на подушку на постели, приготовленной Мансурой еще с вечера для себя. Рядом остывал чай, который она подала ему после ужина. Адиль почти не слышал, о чем говорила сестра. Ои думал о Джейран. "Мужчина должен отвечать за свои поступки. Нельзя заставлять мучиться девушку, которой давал обещание". Эти слова отца заставили Адиля приехать в Баку.
      Неужели он завтра увидит любимую? Замирало сердце. "Спасибо, Джейран! Ты оказалась верней и преданней, чем я думал! Мне даже стыдно! Да, ты оказалась верней. Сколько ты, бедняжка, наверно, пережила, прежде чем решилась обратиться к посредничеству моего отца! Я был так несправедлив к тебе! Как я посмотрю в твои глаза?!"
      В комнате стало тихо. Адиль очнулся от своих мыслей.
      - Что случилось? Ты почему замолчала, Мансура?
      - Ты так сильно изменился, Адиль. - В голосе девушки прозвучала обида. - Совсем меня не слушаешь...
      - Да что ты, Мансура? Я слушаю тебя, продолжай... - Желая поддержать разговор, Адиль задал вопрос: - Как вы здесь ладили с Дилефруз? Ты что-то умалчиваешь... И в письмах ничего не писала.
      Мансуре показалось, что Адиль неспроста завел об этом речь.
      - Тебе, наверное, дядя что-нибудь говорил?..
      - Да нет же... Просто мне интересно.
      Мечтая о приезде Адиля, Мансура думала, как она расскажет ему о всех проделках Дилефруз. Однако сейчас ей не хотелось омрачать радость встречи. "Да и как бы там ни было, Дилефруз ему все-таки мать, пусть даже неродная, думала девушка. - Зачем его огорчать?"
      - Что мне умалчивать? - Мансура старалась сделать равнодушное лицо. Я с кем угодно могу поладить. А у Дилефруз-ханум дом - полная чаша: ни забот, ни печали. Дядя Рахман, наверно, уже рассказал тебе новость?
      - Какую новость?
      - Неужели не знаешь? Дядя выиграл десять тысяч.
      - Десять тысяч? Когда?
      - В прошлый рейс. Он и деньги в Москве получил. Привез мне в подарок шотландку на платье.
      Известие нисколько не обрадовало Адиля.