Чем лучше голова, тем меньше при этом ощущаешь ее. Поэтому думанье, покуда оно не завершено, есть по сути весьма жалкое состояние, похожее на колику всех мозговых извилин, а когда оно завершено, оно имеет уже не ту форму, в какой оно происходит, не форму мысли, а форму продуманного, а это, увы, форма безличная, ибо теперь мысль направлена уже наружу и препарирована так, чтобы сообщить ее миру. Когда человек думает, нельзя уловить, так сказать, момент между личным и безличным..." (Музиль Р. Человек без свойств: Роман. Кн. I. / Пер. с нем. С. Апта; предисл. Д. Затонского. - М.: Ладомир, 1994. - С. 141-142).
      48 Подобно тому как онтологическое бытие само по себе не тождественно гносеологическому бытию самому по себе, так и бытийствование сущего социального мира не тождественно бытийствованию сущего-в-опыте. Иными словами, сверхпредметное, само по себе бытийствование сущего не совпадает с выявлением сущего в качестве предмета социологического познания. "...Задачей науки вовсе не является "снятие" предмета и превращение в предмет того, что не является предметом. Но что не является предметом, то, само собой разумеется, и не дано, поэтому всякая наука начинается без даты, начинается, не имея никакого основания. Ведь что такое непредметное? Все, что существует, - и чувственная, и самая обычная будничная вещь, покуда она является объектом жизненных интересов или общераспространенных точек зрения, - не есть предмет науки" (Фейербах Л. О "Начале философии" / Пер. П.С. Попова // Фейербах Л. Избр. филос. произв.: В 2 т.: Пер. с нем. - Т. 1. М.: Госполитиздат, 1955. - С. 97).
      49 "...Поскольку социальная жизнь во всей полноте своей выходит за пределы сознания, последнее не обладает достаточной силой восприятия для того, чтобы чувствовать ее реальность. Так как для такого восприятия у нас нет достаточно тесной и прочной связи с ней, то она легко производит на нас впечатление чего-то плывущего в пустоте, чего-то полуреального и крайне податливого. Вот почему столько мыслителей видели в социальных устройствах лишь искусственные и более или менее произвольные комбинации. Но если детали или конкретные и частные формы ускользают от нас, то мы, по крайней мере, составляем себе самые общие и приблизительные представления о коллективном бытии в целом, и эти-то схематичные и общие представления являются теми "предпонятиями", которыми мы пользуемся в обыденной жизни. Мы не можем, стало быть, и помыслить о том, чтобы усомниться в их существовании, так как замечаем последнее одновременно с нашим. Они существуют не только в нас, но, будучи продуктом повторных опытов, они от повторения и происходящей отсюда привычки получают известного рода влияние и авторитет. Мы чувствуем их сопротивление, когда стараемся освободиться от них. А мы не можем не считать реальным того, что нам сопротивляется" (Дюркгейм Э. Метод социологии // Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии / Пер. с фр. и послесл. А.Б. Гофмана. - М.: Наука, 1990. - С. 424-425).
      50 Доксический опыт не может быть отождествлен с конструктивным и техническим опытом мышления, дающим "само сущее" социального мира. Принципиальная невозможность сведения доксического опыта к социальному познанию заключается в том, что познание предполагает, чтобы агент и социальный мир (смысловой горизонт практик) уже были сформированы, тогда как доксическое отношение содержит в себе проблему их становления. (Если бы становление субъекта и объекта социального познания не было проблемой, т. е. неопределенным состоянием, допускающим взаимоисключающие возможности, то они были бы природой.) В тотальности научного производства субъект познания, как необходимый момент целого, отличает себя от объекта, как другого необходимого момента, и противопоставляет себя ему. Интериоризация/экстериоризация социальных отношений, опредмечивание/распредмечивание практик, социализация и т. д. - эти процессы, реализуемые в доксическом отношении, так или иначе трактуются социальной наукой, но не могут быть воплощены ею, как и вообще акт познания не может заменить собою социального действия.
      51 "...Понять нечто можно лишь благодаря заранее имеющимся относительно него предположениям, а не когда оно предстоит нам как что-то абсолютно загадочное. То обстоятельство, что антиципации могут оказаться источником ошибок в толковании и что предрассудки [Vor-urteil - дорефлективные содержания сознания], способствующие пониманию, могут вести и к непониманию, лишь указание на конечность такого существа, как человек, и проявление этой его конечности" (Гадамер Г.Г. Философские основания XX века / Пер. В.С. Малахова // Гадамер Г.Г. Актуальность прекрасного / Пер. с нем. - М.: Искусство, 1991. - С. 18-19).
      52 Агент с неизбежностью вовлечен в доксическое отношение, он соучаствует в нем, а не всего лишь затронут им. Прежде, чем стать предметом исследования и для того, чтобы им стать, доксическое отношение должно быть принято, признано и присвоено. Доксическое отношение не есть нечто созданное агентами в соответствии с их понятиями, что-то такое, что можно целиком опредметить/распредметить. Посему оно предстает как необъективированное, т. е. как пространственно-временная структура, опространствливание-овременение, опосредствование практик агента, - и в таковом качестве обладает по отношению к нему самостоятельным бытийствованием.
      53 Так, "понимающая социология" А. Шюца есть лишь совокупность "конструктов второго порядка", неотделимых от мысленных объектов, сконструированных здравым смыслом ("конструктов первого порядка"), и как таковая сводится к специфическому (страдающему дефицитом по сравнению с повседневностью) "миру опыта", вырастающему из повседневности как "верховной реальности" [23]. "Объясняющая социология", напротив того, объективирует объективирующего субъекта, превращая доксу в предмет исследования и совершая эпистемологический разрыв со спонтанными воззрениями на социальный мир. Она включает в себя социологию восприятия социального мира, изучающую доксическое отношение и его роль в конструировании социальной реальности, но именно как социологию. То есть "объясняющая социология" утверждает, во-первых, необходимость соотнесения доксических представлений агентов с их социальными позициями, и, во-вторых, существование объективных, а не только интерсубъективных, социальных структур, оказывающих причинное воздействие на восприятие и выражение агентами социального мира.
      54 "Отказываясь от иллюзии прозрачности сознания самому себе и от общепринятого среди философов представления о рефлективности... нужно довольствоваться предположением... что самой действенной рефлексией является та, что заключается в объективации объективирующего субъекта. Под этим я понимаю рефлексию, которая, лишая познающего субъекта его обычной привилегии, вооружает его всеми доступными инструментами объективации (статистические данные, этнографические наблюдения, историческое исследование и т. д.), чтобы пролить свет на допущения, которые объективирующий субъект получает при его включении в объект познания.
      Эти допущения принадлежат трем различным разрядам: прежде всего, начиная с лежащего на самой поверхности, ассоциирующегося с занимаемой в социальном пространстве позицией и со своеобразной траекторией, приведшей к данной позиции, а также с принадлежностью к определенному полу (которая может массой способов влиять на отношение к объекту, в той мере, в какой разделение труда между полами вписано в социальную структуру и в когнитивные структуры, направляя, например, выбор предмета исследования). Существуют, далее, допущения, основополагающие для доксы, особенной для каждого из различных полей (религии, искусства, философии, социологии и т. д.), а точнее - те, которые должен иметь каждый отдельный мыслитель в силу своей позиции в поле. И, наконец, допущения, основополагающие для доксы, обычно ассоциирующейся с schole, со свободным временем, являющимся условием существования всякого научного поля" [19, с. 21-22].
      55 Отдалено напоминающая "предустановленную гармонию" (prastabilierte Harmonie Г.В. Лейбница) "истин разума" (verites de raison) и "фактических истин" (vertes de fait). Выступая в роли characteristica universalis, доксическое отношение соединяет эти разнящиеся элементы как моменты целого.
      56 Обоснование социологии есть социально обусловленное согласование познающего субъекта с объектом познания. (Практические схемы агентов являются продуктами интериоризации социальных отношений, образующих подлежащую изучению действительность. Отсюда практические схемы принуждают агентов принимать социальный мир таким, каков он есть, воспринимать его как нечто само собою разумеющееся, присваивать его, а не противопоставлять ему другие "возможные миры".) В этом отличие социолога от антрополога: если социолог находится в доксическом отношении с исследуемой "своей" действительностью, то антрополог изучает "чужую" и его практические схемы не согласуются с объективными структурами, с которыми взаимодействуют.
      57 Бытийствование сущего социального мира устраняет его инобытие или небытие - таков один из онтических принципов социологии. "Устойчивость или субстанция наличного бытия есть равенство с самим собой, ибо его неравенство с собой было бы его растворением. Но равенство с самим собой есть чистая абстракция; последняя же есть мышление" [29, с. 29].
      58 Всякое конкретное присутствие есть со-присутствие по отношению к какому-то другому присутствию сущего социального мира.
      59 Под адекватным социологическим опытом имеется в виду феноменологический опыт, т. е. совокупность интенциональных актов чистого сознания.
      60 Социологическое пред-ставление ставит перед социологом сущее социального мира в качестве предмета его познавательных практик. Такое пред-ставление выступает представлением самого социолога, но не восприятием социального мира.
      61 Из приведенной цитаты явствует, что распускаемые постмодернистами слухи о "логоцентризме" как суверенитете разума [100, с. 11-12] и гиперрационализме европейской метафизики, оказываются "несколько преувеличенными". "Сами сущие социального мира, взятые сами по себе" не существуют. И конкретно-историческое государство, и отдельная семья, и акты практик - все это конструкты, а не данные в непосредственном созерцании абсолютные сущности.
      62 В акте адекватного познания "...мы "заняты предметным", которое в нем... мыслится и полагается; и если это есть познание в строжайшем смысле, т. е. если мы судим с очевидностью, то предметное дано. Соотношение вещей здесь уже не только предположительно, но и действительно находится перед нашими глазами, и в нем нам дан сам предмет как то, что он есть, т. е. именно так и не иначе, как он разумеется в этом познании: как носитель этих качеств, как член этих отношений и т. п. Он не предположительно, а действительно обладает такими-то свойствами и в качестве действительно обладающего этими свойствами дан в нашем познании; это означает только, что он не просто вообще мыслится (обсуждается), а познается, как таковой; что он таков - это есть осуществленная истина, есть переживание в очевидном суждении. Когда мы размышляем об этом акте, то вместо прежнего предмета сама истина становится предметом, и она дана предметным образом" [37, с. 335].
      63 Понятие "научное производство" возникает как следствие соотнесения познавательных практик с их условиями и предпосылками, результатами и способом (средствами и механизмами) осуществления. Данное понятие отражает не только саму деятельность по созданию нового знания вкупе с ее моментами, но и другой план: социальные отношения. Под "научным производством" мы понимаем познавательные практики, взятые в единстве с теми социальными отношениями, которые являются условиями их действительности и которые они воспроизводят как свои предпосылки.
      64 Метафора - "...несвойственное имя, перенесенное с рода на вид, или с вида на род, или с вида на вид, или по аналогии" (Аристотель. Поэтика, 1557b 10) - строится на сближении сущностей "сродных, но явно не схожих" (Аристотель. Риторика, 1412a 5).
      65 Социологический опыт всегда есть, с одной стороны, собственный или внутренний опыт социолога, с другой - встреча с чем-то внешним, самостоятельным, неотчуждаемым.
      66 При этом не стоит забывать, что сами априорные понятия социальной науки социально и исторически условны и онтологически относительны.
      67 "Бытие есть трансценденция", но не в схоластическом смысле, а как пространственность-временность, "горизонт"; его открытость трансцендентальное познание [25, с. 38].
      68 Социальная реальность открывает сущее социального мира, она и есть открытость. Трансцендентальная истина принадлежит не социологу, но социальной реальности, притом, что социальная реальность столь же открывает себя, сколь и скрывает.
      69 Будучи однажды открыты, социальные факты обусловливают дальнейшее развитие знания, навязываются сознанию как членов социологического сообщества, так и потребителей научной продукции.
      70 Отметим здесь особо, что не существует абсолютного a priori, созидающего социальный мир. Созерцание и мышление также не полагают сущих социального мира.
      71 Поскольку "...каждое чувство обращено на воспринимаемый предмет, находясь в своем органе как таковом, и распознает различия в воспринимаемом им предмете..." [48].
      72 Также см.: Терборн Г. Принадлежность к культуре, местоположение в структуре и человеческое действие: объяснение в социологии и социальной науке / Пер. с англ. Е.В.Ананьевой // Теория общества. Сборник / Пер. с нем., анг. / Вступ. ст., сост. и общ. ред. А.Ф. Филиппова. - М.: Канон-пресс-Ц, Кучково поле, 1999. - С. 73-102; Гемпель К.Г. Логика объяснения // Гемпель К.Г. Логика объяснения: Пер. с англ. / Сост., пер., вступ. ст. О.А. Назаровой. - М.: Дом интеллектуальной книги, Русское феноменологическое общество, 1998. - С. 99-105. Само полагание некоторой границы социологического объяснения внутренне противоречиво, ибо в нем эта граница уже нарушается. Например, когда утверждают необъяснимость мотивов социального действия, ее обосновывают, тем не менее, в терминах причина/следствие: "Мотивы необъяснимы потому, что...", а это и есть превосхождение установленного предела объяснения.
      73 Опосредствование означает взаимосвязь и взаимопереход, взаимопроникновение; это почти синоним обусловливания. Поэтому некая сущность абсолютна в той мере, в какой она непосредственна, т. е. является причиной самой себя, безусловна. И обратно, данная сущность относительна в той мере, в какой она имеет причину вне себя, обусловлена. Логически первое не может быть опосредствовано какой-либо предшествующей ему основой и в этом смысле является непосредственным. Непосредственность представляет собой безотносительность, абсолютность и элементарность. Непосредственная сущность ничего не должна предполагать и ничем не должна быть опосредствована, однако абсолютная определенность в действительности есть ни что иное, как бытийствование относительного, определенного, конкретного сущего.
      74 Так, "наличность" (Vorhandenheit) осуществляется лишь через "подручность" (Zuhahdenheit) ("Бытие и время", с. 88), а к "бытийному строю" Dasein принадлежит "набросок" (Entwurf) (цит. соч, с. 221). Социологическое высказывание, подобно всякому высказыванию, "...не есть свободно парящее поведение, способное из самого себя раскрывать первично сущее вообще, но оно держится всегда на базисе бытия-в-мире" (цит. соч., с. 156), т. е. не имеет значения вне социально обусловленных практик. Возведение непроходимых барьеров между ratio cognoscendi, ratio agendi и ratio essendi на самом деле, гипостазируя мышление и/или язык, ограничивает познание, чтобы освободить место трансцендентальному означаемому.
      75 Абсолютность ансамбля социальных отношений выражается в том, что эти отношения являются необходимым и всеобщим, обязательным условием существования сущих социального мира. Тем не менее, наличное сущее социального мира вовлечено в социальное отношение лишь, говоря словами Г.В.Ф. Гегеля, со "своими другими". То есть любое социальное отношение конкретно, качественно определено, несводимо к другим отношениям и как порождающий механизм производит специфические социальные различия (практики, предметы, представления, диспозиции, коммуникации...). Все сущие социального мира взаимосвязаны между собой. Однако всеобщее существует лишь через отдельное сущее социального мира. В движении производства событий социального мира одно сущее превращается в другое, но в этом наличии сущих и в их последовательных изменениях сохраняется нечто абсолютное - безусловное, самостоятельное, безотносительное, которое для своего существования не нуждается в существовании других, т. е. универсальное, однозначное и инвариантное. В этом плане абсолютное в обществе - supremum, максимальное множество относительных, оно реализуется как ансамбль социальных отношений. Любое сущее социального мира принципиально предполагает существование других сущих социального мира и обусловлено социальными отношениями. Отсюда следует, что любое сущее-в-опыте конечно и относительно. Как относительное, сущее-в-опыте обретает свое существование в социальных отношениях и не обладает субстанциальным существованием. Напротив, ансамбль социальных отношений, выступающий ключевым инвариантом системы превращений сущих-в-опыте, бесконечен в том смысле, что он, будучи органическим моментом Универсума, необусловлен и неограничен.
      76 Между прочим, это означает, что окружающий мир социолога и окружающий мир любого другого агента - это практически один и тот же социальный мир, хотя их жизненно важные миры могут существенно отличаться.
      77 Которое В.В. Бибихин в [25] переводит как "встреча".
      78 См.: Cassirer E. Substanzbegriff und Funktionbegriff. - Berlin: B. Cassirer Verlag, 1910. - Kap. 2.
      79 С той, однако, разницей, что процедура отделения социальной реальности от сущих должна раскрыть онтологические истоки социального мира, а не пытаться, как "феноменологическая редукция", обнаружить последние основания сознания - допредикативные структуры трансцендентального субъекта, т. е. онтический базис социального мира.
      80 Продукт объективации - предмет познания - противопоставляется субъекту (сознанию), в то время как социальная реальность не противостоит сознанию, но заключает его в себя.
      81 "Модус бытийствования" социологических практик подразумевает действия с некими "вещами", внеположными сознанию социолога.
      82 Социальное отношение - присутствие отсутствия. Но присутствие социального отношения разнится от присутствия любого сущего-в-мире, поскольку представляет собой универсальную пространственно-временную структуру - перманентное отсрочивание и разъятость, - несводимую в опыте. (См. Гл. 11.)
      83 Здесь имеется в виду, в первую голову, истина трансцендентальная. Открытость как трансцендентальная истина неподвластна концептуализации. То, что оставлено потаенным в непотаенности, сокрыто в несокрытости, замкнуто в разомкнутости, то отсутствует в присутствии социолога.
      84 Поэтому социологи, понимавшие истину как соответствие, могут, несмотря на возможность трансцендентального истолкования истины, не беспокоиться: "But I have lived and have not lived in vain".
      85 Присутствие-arche одновременно является эпистемологическим и онтологическим началом (и постулатом/гносеологическим принципом, и "началом сущности"/"причиной"). Присутствие роднит с arche и то, что оно не может быть выведено логически, но наделяется самоочевидной достоверностью. Продолжая аналогию, можно отметить, что присутствие - это своеобразная социологическая ????, ?бладающая статусом изначальной действительности.
      86 Практики всегда предметны, они являются конститутивным моментом присутствия (бытийствования агента) в социальном мире.
      87 Мы помним, что "...индивиды, хотя их взаимоотношения и кажутся более личными, вступают друг с другом в общение только как индивиды в той или иной (социальной) определенности..." [77].
      88 Это единство имеет аффективный аналог, создающий ощущение присутствия, и кинестезический аналог, экстериоризирующий присутствие и придающий ему зримую предметность.
      89 В силу того, что присутствие социолога всегда включает в себя как необходимый момент отсутствие.
      90 "...Говоря о времени, мы понимаем не что иное, как само расположение или ряд изменений, которые могут случиться в его продолжении... под пространством мы понимаем не что иное, как возможное расположение тел. <...> Протяженность является не каким-то абсолютным предикатом, а относительным к тому, что протягивается..." [81].
      91 "Раскрывающее событие" есть понятийное определение конечности. Противоречивость присутствия выражает его конечность.
      92 Согласно К. Манхейму, всякая социологическая теория выражает определенный тип действия, присущий соответствующей социальной группе и приобретающий наиболее выраженную форму в политике [17, с. 109-110].
      93 Предполагается, что агенты, исходя из своих субъективных свойств и находящихся в их распоряжении объективных (материальных и социально-культурных) ресурсов, создают схемы восприятия, оценивания, мышления и действия, а затем осуществляют практики в соответствии с этими схемами (Giddens A. Profiles and critiques in social theory. - London: Macmillan, 1982. - P. 38).
      94 См., например: Balibar E., Wallerstein I. Race, nation, classe: les identites ambigues / Trad. en partie de l'anglais par L. Soliman. - Paris: Ed. La Decouverte, 1997; Thiesse A.-M. La Creation des identites nationales. Europe XVIII-XX siecle. - Paris: Ed. du Seuil, 1999.
      95 "Ведь только впрямь значительный предмет / Способен мир глубоко взволновать, / А тесный круг сужает нашу мысль, - / Дух рвется встать с великой целью вровень!" (Шиллер Ф. Валленштейн. Драматическая поэма / Пер. с нем. Н.А. Славятинского. - М.: Наука, 1981. - С. 9).
      96 Не всякую практическую схему можно легитимировать. "Легитимные практические схемы" потому и легитимны, что являются результатом интериоризации объективных социальных структур. Следует помнить, что в силу социально-структурных детерминаций агент осваивает и присваивает, делает формой собственной индивидуальности, отличая от других, не все структуры, а лишь необходимые и "ближайшие". Поэтому практические схемы проявляют позиционный интерес агента и легитимные практические схемы всегда легитимны относительно: относительно социальной позиции.
      97 "...Исследование оснований знания, или морали, или языка, или общества может быть просто апологетикой, попыткой увековечения некоторой конкретной во времени языковой игры, социальной практики или самоимиджа" (Рорти Р. Философия и зеркало природы / Пер. с англ. В.В. Целищева. - Новосибирск: Изд-во Новосиб. ун-та, 1997. - С. 7).
      98 Будучи "субъективным модусом" объективных социальных отношений, составляющих государство, легитимные практические схемы государства заведомо согласуются с ними. Российская социология, коль скоро она их не объективировала, вовсе не стремится сообщать о государстве нечто совершенно новое, такое, чего бы агенты уже не знали из политических документов, сообщений СМИ и массовой литературы. Она пытается обнаружить то, что уже было "известно", но еще не было отчетливо "объяснено". Мы имеем в виду само собой разумеющееся, ясное из самого себя, но, тем не менее, "кем-то кое-где у нас порой" неверно понимаемое. Иными словами, б?льшая часть социологических трудов представляет собой работу по легитимации уже и без того легитимных практических схем, произведенных государством. Просто социальная наука посредством "рациональной рефлексии" делает "абсолютным знанием" непосредственность легитимных практических схем. Ср. у П. Бурдье: "Пытаться осмыслить, что есть государство, значит пытаться со своей стороны думать за государство, применяя к нему мыслительные категории, произведенные и гарантированные государством, а следовательно, не признавая самую фундаментальную истину государства. Такое утверждение может показаться одновременно абстрактным и категоричным, но оно будет восприниматься более естественно, если мы допустим, говоря языком доказательства, необходимость возвратиться к исходной точке задачи, но уже вооруженными знаниями об одном из важнейших видов власти государства - власти производить и навязывать (в частности, через школу) категории мышления, которые мы спонтанно применяем ко всему, что есть в мире, а также к самому государству" (Бурдье П. Дух государства: генезис и структура бюрократического поля / Пер. с фр. Н.А. Шматко // Альманах Российско-французского центра социологии и философии Института социологии Российской Академии наук. - М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 1999. - С. 127).
      99 Самые значительные символические действия сокрыты; они заключаются в навязывании того, что не вполне или вовсе не осознается как условие возможности любых мыслительных практик - здравого смысла, основывающегося на легитимной системе социально-политической классификации. Кроме того, политическое бессознательное социологов играет гораздо более существенную роль, нежели принято думать, хотя бы потому, что само его существование отрицается "обыденным социологическим сознанием".
      100 Политика есть в одно и то же время условие возможности и условие невозможности социологии. Противоположный подход развивает, например, Р. Мертон: Merton R. The sociology of science. Theoretical and empirical investigations / Ed. and with an introd. by N.W. Storer. - Chicago-London: Univ. of Chicago press, 1973. (См. также: Агацци Э. Моральное измерение науки / Пер. с англ. И.В. Борисовой под ред. В.А. Лекторского. - М.: МФФ, 1998.)
      101 Включая самую непримиримую оппозицию, поскольку она не есть вневластность, но форма непосредственной борьбы за господство.
      102 Все социологические теории в конечном счете основаны на доксе, и различие доксическая теория/парадоксальная теория только акцентирует характер связи - непосредственный или опосредствованный.
      103 "Энкратический" дискурс наивной социологии основывается на презумпции, что сумма всех возможных репрезентаций социального мира конституирует его всеохватывающую картину. Поэтому такой дискурс в первую очередь борется за признание представления о тотальности его репрезентации. Отсюда вытекают бесконечные споры о репрезентативности опросов, возведение техники зондажа общественного мнения в ранг науки и т. д.
      104 Мы ограничиваемся лишь одним аспектом феномена ангажированности, поскольку эта проблема сравнительно хорошо проработана. См.: Може Ж. Социологическая ангажированность / Пер. с фр. М.М. Федоровой // Альманах Российско-французского центра социологии и философии Института социологии Российской Академии наук. - М.: Институт экспериментальной социологии; СПб.: Алетейя, 1999. - С. 294-324.
      105 "В большинстве наших обыденных поступков нами управляют практические схемы, т. е. "принципы, предписывающие порядок действия" ("principium importans ordinem ad actum", как говорили схоласты), информационные схемы. Это принципы классификации, принципы иерархизации, принципы деления, которые одновременно и принципы видения, короче - все то, что позволяет каждому из нас различать вещи, которые другие путают, оперировать diacrisis, разделяющими суждения" [103].
      106 Структурирующая структура (габитус) - порождающая основа структурированных, объективно унифицированных практик агента, непосредственно адаптированных к социальной действительности [104].
      107 См.: Heidegger M. Einfurung in die Metaphysik // Heidegger M. Gesamtausgabe / Hrsg. P. Jaeger. - Bd. 40. - Frankfurt am Main: Vittorio Klostermann Verlag, 1976. - S. 211-212.
      108 Помимо прочего, этим утверждается, что пространственность-временность не есть атрибут трансцендентального субъекта.
      109 "Схема субстанции есть постоянство реального во времени, т. е. представление о нем как о субстрате эмпирического времени вообще, который, следовательно, сохраняется, тогда как все остальное меняется" [40, с. 160].
      110 Прообраз онтологического определения агента через пространственно-временную структуру при желании можно отыскать уже в знаменитой формуле "Немецкой идеологии", утверждающей, что бытие человека есть временность как процесс его жизнедеятельности ("...das Sein der Menschen ist ihr wirklicher Lebensproze?").
      111 "Пространство-время означает... открытость, просвечивающую во взаимном протяжении наступающего, осуществляющегося и настоящего. Одна эта открытость и только она впервые вмещает привычно известное нам пространство во всей возможной для него широте. Просвет взаимопротяжения наступающего, осуществившегося и настоящего сам допространственный; только поэтому он может вмещать пространство, т. е. иметь место" [106, с. 399.].
      112 Практики (то, что произведено) не похожи на габитус (производство).
      113 "...Настоящее чревато будущим и обременено прошедшим..." (Лейбниц Г.В. Новые опыты о человеческом разумении автора системы предустановленной гармонии // Лейбниц Г.В. Сочинения в 4-х т. Т. 2. / Ред., авт. вступ. статьи и примеч. И.С. Нарский. - М.: Мысль, 1983. - С. 54).
      114 Мы выбрали предметом анализа "предпринимательство", как оно представлено в "экономической социологии" потому, что это дает возможность поставить действительно принципиальные научные вопросы, в то время как социологический "ширпотреб", сходящий с конвейера "опросов", просто не дотягивает до профессионального уровня. (Например, см.: Горшков М.К. и др. Есть ли в России средний класс? - М.: РНИСиНП, 1999.)
      115 Отсюда следует, что "предметное" существование "социального слоя предпринимателей" не нуждается в доказательствах - оно эмпирически очевидно.
      116 В обозримом прошлом восходящей, по-видимому, к Т. Гоббсу. (См.: Гоббс Т. Левиафан, или материя, форма и власть государства церковного и гражданского / Пер. А. Гутермана // Гоббс Т. Сочинения в 2 т. Т. 2 / Сост., ред., авт. примеч. В.В. Соколов; Пер. с лат. и англ. - М.: Мысль, 1991. - С. 174 и след.)
      117 Категория "предприниматели", которая порождает группу, создается в отсутствии собственного предмета. В этом смысле у "социальной группы предпринимателей" отсутствует значение.
      118 Функция присутствия "предпринимателей" состоит не в том, чтобы представлять или описывать некое означаемое, существующее до и вне социологической практики, а лишь в том, чтобы производить означающее; "экономическая социология" занимается именно таким означиванием этого пустого значения.