Хроники XXXIII миров (№3) - Джейтест

Том не успел возразить — Циньмэй, став вдруг кроткой китайской девочкой, присела в подобии церемонного реверанса и бесшумно скрылась за тяжелой двойной дверью. Что ж, генерал только твердо следовал установленному на сей счет протоколу, и Тому просто второй раз за эти сутки напомнили, что в чужой монастырь не следует ходить со своим уставом.

Некоторое время Кановер то вообще не замечал следователя, сосредоточившись на созерцании сомкнутых перед собой пальцев, то неожиданно пронзал его испытующим взором — пристальным и отрешенным одновременно. Такой взгляд пресекал попытки начать разговор.

Тут — на редкость вовремя — выполз из стенной панели сервисный автомат и доставил по назначению пару дымящихся чашек кофе. Сделав маленький глоток неплохо приготовленного напитка. Том, как показалось ему, вновь усмирил непокорного черта праздного любопытства и взял себя в руки. Он, чуть обжигаясь, залпом выпил свою порцию и попробовал поставить вопрос ребром:

— Мне кажется, вы не совсем уверены в том, что имеете дело с лицом, наделенным... соответствующими полномочиями. Я бы попросил вас в таком случае связаться непосредственно с отделом специальных расследований Федерального управления.

Генерал решительно поставил свой кофе на стол...

— Нет. Ваши... м-м... полномочия, господин следователь, не вызывают у меня никаких сомнений. Тем более что ваша миссия в здешних краях не оставлена вниманием спецслужб Республики, что, впрочем, находится в полном соответствии с существующими договоренностями и с принятой в делах такого рода практикой.

Генерал откинулся в кресле и, не уделяя особого внимания реакции собеседника, прикрыл тяжелые веки и предался каким-то своим внутренним борениям, которые выражались в энергичном сжимании и разжимании кулаков до белизны суставов.

— Нет, — продолжил он, все так же не открывая глаз и делая время от времени паузы, чтобы спазматически глотнуть очередную порцию воздуха. — Нет. Дело в том, господин следователь, что я сам лично, как человек, а не как представитель системы, далеко не уверен, что кому бы то ни было стоит хоть что-то знать об этой истории. В свое время я высказался по этому поводу... в самых высоких инстанциях. В двух словах мое мнение в то время было таково: все материалы по... интересующему вас вопросу должны быть уничтожены, а участники работ по этой программе — подвергнуты «психологическому пломбированию». Забыть нам надо было этот... эпизод. Он, как говорится, не содержит позитивного опыта.

— Однако это ваше мнение, — осторожно подтолкнул начавший снова буксовать разговор Том, — ваше мнение, видимо, не получило поддержки.

— И это — верно! — резко выпрямился в кресле генерал. — Мне все-таки не хватило мудрости тогда... в тот период, когда я носился с этими идеями. Я-то, старый дурак, воображал, что дело уже закончено. А оно, оказывается, только начинается!

С минуту или около того Кановер молча постукивал кончиками пальцев по тяжелой древесине подлокотников. Потом глубоко и тоже чуть прерывисто вздохнул.

— Однако все мои сантименты действительно не имеют никакого значения. Начнем сначала. Препарат «Линчжи» был предложен для испытаний в системе нашей Академии военно-космической медицины госпожой Луюнь из фирмы с тем же названием. Впрочем, для вас это не новость. Дело было около десяти лет назад. Дату можно уточнить.

Том знал дату.

— Сопровождающая вас дочь госпожи Луюнь позже представляла... м-м... интересы своей матери в контактах с министерством.

Роббинс подумал, что местные нравы довольно своеобразны, если бюрократы из министерства терпят в своих кабинетах едва достигших совершеннолетия девиц дикого нрава. Впрочем, деньги есть деньги. Ради сохранения хороших отношений с «Линчжи» можно и разговор с юной ведьмой вытерпеть.

— Как вы знаете, на планете... — Генерал кашлянул. — Точнее, в пределах собственно территории Республики Джей вооруженных столкновений за этот период не было. Это не значит, что военной медицине у нас тут делать нечего: во-первых, за эти годы около двадцати тысяч военнослужащих Республики приняли участие в военных действиях вне планеты — в договорных миротворческих операциях, санкционированных решениями Совета безопасности и Федеральным директоратом. — Речь генерала-профессора катилась теперь по явно хорошо проторенной колее. — Кроме того, — чуть отрешенно продолжал он, рассматривая осадок на дне своей кофейной чашки с таким выражением лица, словно обнаружил там битое стекло, — примерно такое же количество наших солдат и офицеров приняли и принимают участие в военных действиях согласно двусторонним договорам с различными... м-м... субъектами Федерации. Кроме того, вооруженные силы Джея участвовали в ликвидации последствий разного рода стихийных бедствий на самой планете и в тех из Миров, где дислоцированы наши подразделения. Всего за эти десять лет — в сорока относительно крупномасштабных акциях. Это не так мало. К сожалению, процент пострадавших во всех этих... м-м... действиях довольно высок, так что и для нас проблема разработки и внедрения новых средств медицинской помощи — вовсе не праздный вопрос.

Том уже понял, что выступления в комиссиях и комитетах парламента были тяжким крестом, который приходилось нести по жизни его собеседнику. Выслушанный им пассаж был явно опробован не на одной сотне слушателей. Он позволил чуть заметным покашливанием направить поток генеральского красноречия в нужное русло.

Тот решительно перешел к делу:

— Препарат проявил себя самым наилучшим образом. Он очень удачно сочетал... сочетает в себе разные... м-м... качества. С одной стороны, это — отличный «фиксатор», то есть «Линчжи» останавливает развитие процессов разрушения и саморазрушения организма после получения... э-э... травмы. А с другой — это высокоэффективный активатор процессов репарации и регенерации. С точки зрения профанов, это неудивительно. Но на самом деле эти... м-м... свойства противоположны. Взаимоисключающи. — Генерал на секунду прервался, чтобы ласково кинуть взгляд вслед убывшему за новой порцией кофе груженному опустевшими чашками мини-роботу, и тут же, пресекая зарождавшееся в горле Тома вопросительное «э-э-э?», поспешно продолжил: — Да-да, вы не ослышались — я говорил именно о регенерации. Не о той, которую проводят в клиниках с применением громоздкой и дорогостоящей техники, а о естественной, доставшейся нам от каких-то далеких предков. Той, которую надо было только разбудить для того, чтобы... Да что мне секретничать с вами! Происходили просто чудеса: необратимо разрушенные ткани сердца, костного мозга, сосудов восстанавливались буквально в считанные дни и часы. Более того, в опытах на животных, а затем на добровольцах, из тех, что согласились на проведение экспериментального курса лечения в случае потери ими конечностей в бою, при других обстоятельствах или при иных серьезных травмах... Так вот, в этих опытах удалось добиться буквально в полевых условиях начального периода регенерации утраченных... м-м... органов.

— То есть как это? — не сдержал удивления Том. — У людей руки-ноги начинали отрастать прямо на поле боя?

Он поймал себя на ранее не замечавшейся склонности задавать собеседнику вопросы, которые подсказывал ему усмиренный еще в детстве, как ему казалось, демон любопытства, а вовсе не царивший в его уме уже много лет суровый и безжалостный бог профессиональной Истины — тот, который больше сродни Безумному Богу из пантеона пестрой веры. Вовсе не он. Вдобавок речь его с древнеоксфордским произношением стало прерывать аристократическое блеющее заикание.

— В госпиталях, конечно, в госпиталях, — поморщился от бестактного вопроса генерал. — А потом процесс удавалось вполне успешно довести до конца... м-м... в стационаре. До восстановления функционально активных органов и конечностей. Не столь совершенных, конечно, как те, что бывают у пациентов клиник столицы, но... Но и калеками люди не оставались. И это только одна сторона дела.

— Послушайте, — снова не сдержался Том. — Вы десяток лет экспериментировали с препаратом, который иначе как чудодейственным не назовешь, и все эти годы не обмолвились всему остальному миру о том, за что вам памятники при жизни воздвигли бы?!

— Да и надгробной плитой потяжелее нас прихлопнуть стоило бы тоже — еще при жизни. За эти наши заслуги. — Кривая усмешка означала наличие у генерала еще сохранившейся под напластованиями чинов и званий доли черного юмора. — Дело в том, молодой человек... — Кановер несколько неожиданно и резковато встал и, повернувшись к собеседнику спиной, стал рассматривать тщательно выполненные копии пейзажей Метрополии, украшавшие противоположную стену.

На картинах преобладали пасторальные пейзажи.

Комнату вновь заполнил аромат свежеприготовленного кофе, доставленный услужливым автоматом, который приволок новую пару чашек и терпеливо ждал, когда же генерал соизволит взять с подносика свою.

— Дело в том, — после некоторой нервной паузы продолжил Кановер, — что кроме обычной — режимной, так сказать, — секретности нас удерживали еще и определенные условия нашего... м-м... соглашения с концерном «Линчжи». Это, к вашему сведению, — наш старый и постоянный партнер, и мы... м-м... меньше всего склонны подводить их. Есть и еще два обстоятельства, связанных с «Линчжи». Одно социального, скажем так, плана, другое — скорее... м-м... интимного.

— Что значит интимного?

— Связанного с определенными обстоятельствами личной жизни участников этой истории. С обстоятельствами личной жизни господина Цзун Вана. Его жизни и... м-м... смерти. Вам это будет трудно понять, молодой человек. Поэтому давайте начнем с того, что будет полегче.

Том пожал плечами.

Генерал поморщился, словно в кофе, который он позволил себе отпить, был добавлен хинин. Сервисный робот с опаской ретировался.

— Дело в том, — Кановер говорил медленно, подыскивая слова, — что концерн не имел возможности обеспечить все потребности армии — я имею в виду всего лишь армию Республики Джей — в препарате, о котором я вам рассказал. Ни за какие деньги. Мы принципиально лишены были — и до сих пор лишены — возможности обеспечить более ста — ста двадцати полноценных курсов лечения в год. Дело в том, что в качестве компонентов препарата использовали некоторые... м-м... соединения, получаемые из каких-то ископаемых объектов. Из тех, что остались со времен войн Звездных Империй.

— Ну, надеюсь, они там не додумались извлекать жизненную силу из праха покойных Воинов Империи Зу? — опять не удержался от мрачноватой, но все-таки слишком иронической реплики Том.

И тут же понял, что ирония опять оказалась не к месту. Уголок рта генерала чуть дернулся.

— Не стану зарекаться. Могу сказать только, что для «Линчжи» мы выполнили ряд работ... м-м... не совсем характерных для нашего ведомства. Пришлось даже привлекать специалистов-археологов со стороны. Поисковые раскопки — у них своя специфика, знаете. Что именно они там выкапывали и как это использовали — это секрет, который «Линчжи» охранял очень хорошо.

— К господину Васецки, декану из университета Вестуича, вы не обращались? — высказал Том наобум неожиданно пришедшую ему в голову догадку.

— К сожалению, мало что могу вам сказать на этот счет вот так — по памяти. Да и, признаюсь честно, наше участие в этих работах ограничилось выделением транспорта, некоторого количества военнослужащих — как рабочей силы, — и главным образом мы просто оплатили расходы нашего субподрядчика — все того же концерна «Линчжи». Конкретных специалистов нанимали они. И многие вещи в этой деятельности — это их конфиденциальная сфера.

— А что-нибудь конкретное я все-таки получу возможность от вас узнать? — с чувством, что он пытается удержать в руках нечто очень скользкое и холодное, спросил Том.

— Да, получите. — Уголок рта генерала снова дернулся. — Если воздержитесь от своих вопросов. Они уводят нас в сторону. А мне и без того нелегко вести разговор на... на интересующую вас... тему. — Он пожевал свои сухие, почти совершенно бесцветные губы и продолжил: — Как вы понимаете, хотя клиническое применение препарата, предложенного «Линчжи», и было существенным образом ограничено, мы применили его с успехом примерно в тысяче случаев. Значительное количество препарата было, конечно, израсходовано и для чисто экспериментальных целей: исследовали возможность возникновения разного рода... м-м... побочных эффектов. Это была долгая и сложная работа.

— И тем не менее вы все-таки приступили к применению этого... лекарства в госпиталях?

— По жизненным показаниям, молодой человек, по жизненным показаниям. Вам знаком такой термин?

— То есть в тех случаях, когда речь шла уже не просто о здоровье, а о необходимости спасти пациенту жизнь и всякие побочные эффекты уже в расчет могли не приниматься?

— Вот именно, молодой человек, вот именно. Собственно, сам господин Ван и испытал его на самом себе именно в такой ситуации. Препарат буквально вытащил его с того света после истории с его ранением. Впрочем, об этом потом. В конце концов мы настолько уверились в возможностях препарата, что пошли навстречу нескольким... э-э... клиентам... со стороны. Клиентам, которым никак нельзя было отказать. К сожалению, не удается все удерживать в секрете. Применение дало самый благоприятный результат.

— И никаких... побочных эффектов так и не обнаружилось? — Том искренне хотел воздержаться от своей реплики, но уж слишком затянулась очередная пауза генерала.

— В том-то и дело, что побочный эффект обнаружился. — Кановер изучал теперь небо за окном. — Но побочный эффект особого рода.

— Что значит — «особого рода»? — напряженно спросил следователь.

— Этот эффект проявляется только после смерти клиента, — сухо пояснил генерал.

Том непонимающе тряхнул головой:

— После смерти? Но сам-то он — этот препарат — смерть не вызывает, надеюсь?

— Нет. Наоборот, я уже пояснил вам, молодой человек, что препарат как раз способен спасти смертельно травмированных людей от гибели. Но мы отслеживали его действие на пациентов на протяжении многих лет, после того как их выписали из госпиталей. Многих лет. За это время некоторые из них умерли. По различным причинам. Военнослужащие — специфический контингент, знаете ли. Образ жизни, постоянно связанный с риском, лишениями. Даже здесь — на мирном Джее. Одни уходят служить по контрактам в Миры, обремененные вооруженными конфликтами, другие...

— Я уже понял. Речь, значит, идет о погибших и умерших не от препарата. Ну так что — после него чаще погибают?

— Нет. Статистика этого не показывает. И потом — погибают живые, а то, о чем говорю вам я, происходит уже только с мертвыми.

— Ну, если речь идет о каких-то посмертных изменениях... Так что тут может быть особенно страшного — потом? — Том пожал плечами. — Ну, понятное дело, что родным и близким покойного, должно быть, очень неприятно, если его, покойника, облик...

— С обликом покойных, молодой человек, как раз ничего особенного и не происходит, — криво улыбнулся какой-то своей мысли генерал. — Большие изменения действительно... м-м... имеют место в клетках и тканях умерших. Еще более заметные — на биохимическом уровне.

— Может быть, это и трагедия для паталогоанатомов, но...

— Для них — тоже. Эти прозекторы — настырный народ, господин Роббинс. — Генерал сел наконец за свой стол и стал копаться в его выдвижном ящике. — От них мы и получили первые сигналы о неблагополучии. Дело в том, что трупы и части тел погибших, которые в свое время проходили лечение препаратом «Линчжи», необыкновенно долго сохраняли состояние окоченения. А затем не подвергались разложению. Даже в самых неблагоприятных условиях. И мумификация их тканей проходит совершенно иначе, чем в... э-э... чем в случае обычных тканей.

— Значит, обработанные «Линчжи» пациенты, — начал о чем-то догадываться Том, — становятся, так сказать, нетленны?

— Если бы этим дело ограничилось, то можно было бы лишь возблагодарить Бога. — Генерал вытащил из ящика пачку топографических снимков, с силой задвинул его и принялся выравнивать стопку пластиковых карт, постукивая ее торцами по столешнице.

— Они обретают не только способность сопротивляться тлению. Они обретают... м-м... новую жизнь!

— Как? — Том снова потряс головой. — Они...

Это была та самая дикая мысль, которая возникла у него, казалось, задолго до того, как он вошел в кабинет Кановера.

— Они воскресают?!

Генерал продолжал молча тасовать снимки.

— Происходит полная регенерация их... их организмов?

Кановер поднялся и бросил стопку снимков на стол несколько нервно — они разлетелись веером. Несколько карточек слетели на пол. И на колени к Тому.

— Я бы не назвал то... то, что случилось с ними, воскрешением.

Сказав это, хозяин кабинета помолчал с минуту.

Том рассматривал снимки. Разное было на них: в основном — непонятное. Но было и жутковатое. И страшное — тоже было.

— Как человек верующий, — генерал машинально скользнул взглядом по стенам кабинета, словно отыскивая затерявшееся на них распятие, но его здесь не было, оно висело где-нибудь в другом месте, — как человек, верующий в истинного Бога, — продолжил он, — я под воскрешением понимаю возвращение души в тело. А этого нет. Не чудо Господне — бесовство и некромания.

Том сосредоточенно смотрел в остававшееся стерильно-пергаментным лицо заместителя министра. Словно врач в лицо больного.

— Впрочем, это все эмоции. — Генерал потер длинными сухими пальцами веки. — А документально все это выглядело так. Чистый, так сказать, клинически безупречный случай воскрешения описали впервые Устинов и Николсон из Военно-Морского госпиталя. Сначала происходит восстановление всех функций организма. За исключением высших — психических. Если имело место повреждение коры больших полушарий, то... Восстанавливается та часть психического мира... м-м... пациента, которая не была уничтожена. А остальное замещается психикой младенца. Кстати, такой пациент вполне может пройти курс реабилитации и жить среди людей. Но затем наступает следующая стадия, когда он становится опасен. В организмах... э-э... воскрешенных стали находить некие образования. Вот. — Генерал протянул сухую, костлявую руку и взял с полки стояк с пробирками. Вытащил одну из них и протянул Тому. — Это — инактивированный облучением образец. Совершенно не опасен. Теперь. Напоминает кокон тутового шелкопряда. А внутри — пыль. Такая белесая пыль. Паразиты второго поколения. Постепенно этих мини-коконов становится все больше. Но не всегда это кончается разрушением. Смертью. В определенных условиях можно долго поддерживать жизнь в таком.... в таком носителе. Правда, происходит распад психики... всех функций. Человек превращается в ходячий инкубатор этой заразы.

— И те, кто с ними контактировал, — предположил Том, — превращаются в таких же...

— Нет, не в таких же. — Кановер подтянул к себе по столу белый листок бланка и быстро стал заполнять его. — Хуже, все много хуже. Вот... — Он поднялся и протянул Роббинсу листок: — С этим отправляйтесь в штаб по борьбе с эпидемией. Это — в новых клинических корпусах, на Озерном шоссе. Там профессор Гримальди ответит на все ваши вопросы, связанные с развитием болезни, вызываемой... э-э... вторым поколением паразита. У меня много работы. И будет еще больше. Настоящая Эпидемия еще впереди.

* * *

Профессор поднял на вошедших глаза, темные мешки под которыми старили Гримальди лет на двадцать.

— Право же, господа, — глухо сказал он скорее самому себе, чем прибывшим визитерам, — не могли бы вы как-то согласовать ваши действия таким образом, чтобы наведаться ко мне все разом, а не делегациями каждые четверть часа?

Том постарался как мог вежливее объяснить уважаемому профессору, что компетентные службы Республики Джей и Федерации не всегда находятся должным образом в курсе дел друг друга, и поэтому...

Гримальди остановил его движением руки:

— Ваши вопросы, господа... Я вижу вашу карточку, представляю себе уровень вашего доступа к классифицированной информации, и поэтому не станем тратить время на ненужные формальности. Если вас интересует динамика... э-э... заболевания, то с периода Изоляции, то есть более пятидесяти лет, на планете наблюдали не более десятка случаев достоверного «синдрома кокона». До этой весны. Первый вызов относится к шестому числу — всего три недели назад. С этого момента количество вызовов идет по нарастающей. Всего госпитализировано свыше шестисот человек. Речь идет не только о столице. Общее впечатление такое, что очаги заболевания... э-э... равномерно распределены по территории Республики. Ложных вызовов было только три или четыре.

Вас, разумеется, интересует, имеет ли заболевание инфекционный характер. Так вот — точного ответа нет. Среди лиц, непосредственно общавшихся с заболевшими, как до, так и после обнаружения синдрома, не выявлено большего процента поражений, чем среди населения в целом. Почти не подвержены заболеванию дети — только два случая. Все остальные в большинстве своем — в возрасте около сорока лет. Есть и несколько стариков. Нет никаких данных, что заболевание более опасно для представителей одного какого-нибудь пола. И мужчины и женщины среди пораженных представлены примерно в одинаковых количествах.

Профессор устало встал, поправил халат, сморщившись, посмотрел на донышко опустевшей кофейной чашки. Потом надавил клавишу на полускрытом пульте и произнес в воздух:

— Джерри, три кофе ко мне в кабинет. Минут через тридцать, пока я буду знакомить наших гостей с... с музеем... — Потом повернулся к посетителям: — Наденьте вот эти респираторы, господа. Я уже сказал, что выраженной инфекционности нами не обнаружено, но... Береженого, знаете, сам Бог бережет.

Снова последовала анфилада коридоров, залитых призрачным светом флюоресцентных ламп, тамбур и — палата.

— Это первые стадии заболевания, — чуть понизив голос, сказал профессор. — Точнее, та стадия, в которой больных доставляют к нам. Не бойтесь говорить вслух — пациенты практически лишены способности к восприятию. Да и болевая чувствительность у них порядком снижена. Однако они еще сохраняют способность к движениям конечностями, реже — телом. Обычно — в ответ на внешние раздражители, когда медсестра меняет им, например, позу.

— Господи, — сказала Циньмэй, — это же Кун.

— Вы, видимо, знали этого господина? — сдержанно спросил профессор, нервно потирая ладони. — Разумеется, я ознакомлю вас с его историей болезни, если это потребуется. — Он сухо откашлялся и продолжил: — На этой стадии отсутствует членораздельная речь. Но больные еще способны выполнять некоторые свои... э-э... естественные надобности: опорожнять кишечник, мочевой пузырь. И — вот видите, уже на коже и вот тут, среди волос — на голове, лобке, под мышками... Возникают такие особые нити. Видите, они совершенно не похожи на волосы. Сначала мы их пытались удалять, но это было совершенно бесполезно. Они и внутрь прорастают, эти волокна. Что характерно — не причиняя вреда внутренним органам. Они —эти нити, гифы, я бы сказал, мы называем их здесь так, они как бы раздвигают клетки тканей, заполняют весь организм —до двенадцати — пятнадцати процентов его объема, и начинают затем соединяться между собой. Это уже — следующий этап. Пройдемте в следующий отсек.

В следующем отсеке на специальных кроватях-стеллажах лежали уже не люди. Точнее, уже не совсем люди. Белый мох, проросший из кожи, уже покрывал их целиком, стлался по телу и деликатно обходил воткнутые в кожу иглы каких-то инъекторов и датчиков.

Но еще можно было различить под этим белым саваном лица тех, кто были когда-то людьми.

— Такая фаза наблюдается на третьей-четвертой неделе заболевания, — продолжил глухим, бубнящим тоном профессор. — Внутренние ткани и физиологические системы больного продолжают функционировать, но очень слабо, вяло.

Цинь смотрела на эти полускрытые белесым пологом лица. Нет, они не были бесстрастно отвлеченными, погруженными в глубь себя, как у тех, из первого отсека. Разные были на них выражения — безмерного удивления; безмолвного, словно в стоп-кадре застывшего крика тупой, ничего не понимающей сосредоточенности; отчаянной, уже готовой принять отказ, мольбы. Тома слегка передернуло, и профессор, не то заметив это, не то по опыту прошлых экскурсий, пояснил:

— Не следует воспринимать эти... гримасы как действительное выражение чувств лежащих... людей. Нет, их энцефалограммы соответствуют глубокому — на грани комы — покою. Они не чувствуют и не ощущают ничего. По крайней мере, не должны ни чувствовать, ни выражать.

— Вы пробовали зондировать их... м-м... внутреннее состояние с помощью экстрасенсорики? — поинтересовался Том.

— Здесь не верят шаманам, мистер следователь. — Профессор неодобрительно посмотрел на него, словно на шаловливого ученика, нарушающего плавное течение экскурсии. — Гифы, — продолжил Гримальди, — пронизали на этой стадии все ткани больного. Мозг — в том числе. Но эти ткани еще продолжают выполнять свои функции. Минимально, на грани анабиоза. Физиологические выделения уже прекращены. Организм больного... Точнее, тот комплекс, который данный организм составил теперь с этой сетью гиф, переходит, так сказать, на «замкнутый цикл». В этом состоянии его можно поддерживать неопределенно долго.

— Запах... — чуть неожиданно сказала Циньмэй. — Здесь у вас запах, как... Мне трудно это сказать по-английски. Нет, не запах тлена. Какой-то чужой запах.

— Да, — подтвердил профессор. — И сами гифы, и вошедшие в контакт с ними клетки начинают вырабатывать некий комплекс химических соединений. Совсем не свойственный для того, с чем мы сталкиваемся в обычной жизни. Некоторые из соединений летучи. Но здесь мы все привыкли к этому. Они не вызывают дурных последствий — мы проверяли это. Так вот. — Гримальди на несколько секунд задумался, ловя какую-то ускользнувшую мысль. — Мы, конечно, поддерживаем функционирование тканей пациентов, вводя целый комплекс необходимых для этого веществ. Кстати, большинство тканей больного, если не считать костной и... и мозга, сильно редуцируются, уменьшаются в своих объеме и массе. Тем не менее мы продолжаем их подпитку. Но... Но если такая поддержка оборвется, это вовсе не будет обозначать полной гибели больного. Он... Он просто перейдет к последней стадии этой метаморфозы.

— Превращения, — тихо сказала Циньмэй.

— Да, — не особенно слушая ее, произнес профессор, — метаморфоза. Это — следующий отсек. Приготовьте свои нервы, господа.

* * *

Собственно, ничего очень уж страшного в третьем отсеке не было. Такие же или почти такие же стеллажи и совсем уж покрытые белым, отвратительно мохнатым саваном фигуры на них. Лиц теперь уже невозможно было различить.

— Иногда они переходят в это состояние спонтанно, — продолжал профессор. — Я, собственно, думаю, что по истечении какого-то промежутка времени каждый из них перейдет в это состояние Вот видите, теперь пациент практически утрачивает хоть какое-либо сходство с... м-м... человеческим существом. Рентгеновские снимки и ЯМР-томография показывают, что форма и консистенция скелета, других органов и тканей человека, точнее, того, что от него остается, начинают испытывать какие-то очень существенные изменения. Я бы... Я бы уподобил ЭТО тому, что происходит в куколке насекомого, которое из состояния личинки переходит в форму зрелого насекомого, в так называемое имаго.

— Господи, и что же собой представляет тогда эта... зрелая, как вы выразились, форма? — осведомился Том.

— Этого никто не знает, — косо улыбнулся Гримальди. — По крайней мере — никто из живущих. Вы... Ну, раз вы занимаетесь некими вопросами, связанными с особенностями нашей милой планетки и, может быть, с древней историей Джея, его реликвиями ..

Том заметил, что то ли он сам, то ли непроницаемая с виду Цинь чем-то выдали себя. Во всяком случае, это было заметно по чуть изменившемуся тону руководителя программы.

— Видите ли, со школьных лет вы должны помнить, что у человека, в отличие от, скажем, кишечной палочки, большая часть его генетической информации «молчит» — никак не проявляет себя в течение его жизни образованием каких-то в ней закодированных веществ или признаков, которые такие вещества могли бы вызвать у человека в процессе его созревания, развития. — Гримальди академично рассказывал о генетике. — Ну, несмышленым детям в школе или на факультативах по биологии, где глубокого познания природы человеческого естества с них никто не спрашивает, этот парадокс объясняют весьма просто. Все эти лишние нуклеотиды, вся большая часть информации, которая записана в каждой клеточке нашего тела, — это не структурные гены, не чертежи белков, которые будут затем спущены со стапелей рибосом и отправятся в бурное море цитоплазмы выполнять свое нелегкое дело.

— Вы так поэтически пересказываете введение в молекулярную генетику, — сделал Том усталому профессору комплимент, которого тому, чувствуется, недоставало.

— Что поделаешь, в наш век приходится иногда напоминать людям о том, чему их учили лет пятнадцать назад. — Ученый приободрился. — Так вот, обычно «немую», «молчащую» информацию человеческого генома оценивают не как описание каких-то структур, которые должны воплотиться в материале белков, ферментов или... Одним словом, в чем-нибудь материальном. Ее — эту информацию — оценивают как некие управляющие инструкции, согласно которым вся эта белковая машинерия осуществляет свое действие. Еще была и благополучно существует по сию пору теория так называемой «эгоистической ДНК». Мол, существует возможность бесконечного самовоспроизведения и самоумножения фрагментов ДНК, не несущих никакой смысловой информации. Осуществляющих свое бытие только ради продления этого бытия. Бессмысленного самого по себе.

— В этом есть своя философия, по крайней мере Мастер Лю сказал бы так, — оценила эту мысль Циньмэй.

— Но есть и другая точка зрения, я, правда, не ее сторонник. — Профессор чуть заломил седую бровь, как бы придавая оттенок некой иронии той теории, которую он собирался сообщить уважаемым слушателям. — Некоторые особо оригинальные теоретики считают, что человеческий организм, каким мы его знаем, — это всего — лишь личинка, которая разучилась превращаться в зрелую свою форму — в имаго. Принимать истинный облик, достойный человека. Это не столь оригинальная мысль, мисс, — заметил Гримальди, уловив тень какой-то странной улыбки на крепко сжатых губах китаянки. — Ювенильное существование, бытие в форме личинки, способной к размножению, ведут довольно много живых существ как на матушке-Земле, так и в иных Мирах. Самый распространенный пример — амбистома, которая может всю свою жизнь прожить, так и не став тем, кем ей предназначено, — аксолотлем.