В рабстве у бога

      Кресло, следующее за Каллиопой, наконец дождалось награды повелительница грациозно опустилась на подъехавшее сидение, поблагодарила. Задняя спинка тут же изогнулась, принимая её обнаженную спину. Подлокотники приняли невесомую тяжесть её рук.
      - Являясь арендатором подземных помещений, - обратилась она к пышногрудой красавице, изображенной на картине, - вы имеет право использовать на поднаемной площади любые, не противоречащие договору объекты. Вплоть до флуктуаций в виде светящихся человеческих фигур, бродящих по ночам безголовых тел, проб голоса в коридорах... Однако, как сообщают зайцы и прочая местная живность в окрестностях сопки появилось неизвестное человеческое существо. Что бы это значило, госпожа целительница?
      Красавица вздохнула, отложила карты, ответила напевным, низким голосом.
      - Мы готовы дать самые подробные объяснения, сольветера. Но при этой церемонии должен присутствовать и ваш супруг.
      - За ним дело не станет. Куда прикажете следовать?
      - Все в тот же тупичок, за которым с такой тщательностью следил уважаемый фавн.
      Василь Васильевич заерзал на стуле. Тот едва стерпел подобную наглость.
      - Мы ребята сельские, простые, - подал голос лешак. - Куда нам до звездных технологий.
      - Вот именно, - сделала замечание целительница ди.
      Всей гурьбой мы направились в назначенном направлении. По дороге к нам присоединился сонный Георгий. Был он в махровом, до пят халате, часто позевывал, спросил у фавна, куда это они в такую рань.
      Тот с гордостью объяснил.
      - С привидением знакомиться. Это я его обнаружил.
      - До утра нельзя было подождать! - рассердился Георгий.
      - Ты что, царевич! Какие же утром привидения. Они же пол-ноч-ные существа!..
      - Какие полночные! Сейчас половина третьего!..
      Всю дорогу Властелин меча бормотал что-то невразумительное. Примолк только, когда замыкавшая тупик стена отъехала в сторону.
      Мы вступили в просторный сводчатый зал. В полутьме едва угадывались плавные обводы какого-то оборудования, расставленные вдоль стен. Посередине стол. На столе что-то длинное, узкое, накрытое покрывалом.
      Вспыхнул свет. Каллиопа, приблизившись, дрогнувшей рукой откинула покрывало. Тут же попыталась зажать рот, однако её глухой стонущий всхлип раздался в помещении.
      На лабораторном столе лежал человечий труп. Хорошо развитое, молодое тело без всяких признаков жизни. Это был Дружок, я сразу узнал его. Милый юноша, весь в отца, с богатой русой шевелюрой и наметившейся щеточкой усов. Василь Васильевич деловито приблизился, приподнял его правое веко, заглянул в зрачок. Удовлетворенно кивнул.
      - Мертвяк. Вне всякого сомнения...
      В следующее мгновение мертвец внезапно открыл глаза и сел. Потом ловко, бездумно соскочил со стола и, размахивая руками, как бы маршируя, прошелся по комнате. Наконец улегся на прежнее место, сложил руки на груди и замер.
      - Как видите, - раздался голос знахарки, - двигательная система, вестибулярный аппарат, внутренние органы работают идеально. К тому же он силен, как бык.
      Георгий не выдержал и сердито спросил.
      - Кто же это, можете вы сказать?
      - Сергей Очагов, - ответила знахарка. - Вернее, его биокопия.
      * * *
      В ту ночь Каллиопа долго не могла успокоиться - грозила фламатеру разорвать подписанный договор, устроить в долине Джормина локальное землетрясение и навсегда погубить это чудовище, посмевшее поднять руку на человеческое существо.
      Слышали бы вы, как возмутилась знахарка! Она обвиняла нас в черной неблагодарности, в следовании низменным инстинктам, склонности к варварским пережиткам. Сгоревшие останки не подлежали восстановлению. Биокопию она назвала наилучшим в этих условиях подарком человеческой расе, которая до сей поры с такой преступной небрежностью обращается со своим наследственным аппаратом.
      Потом женщины начали язвить. Опять посыпались упреки в приверженности к кровавым ритуалам древних веков. Каллиопа в свою очередь, спокойно, как и подобает настоящей леди, объяснила, что согласие на подобный эксперимент есть первейшее условие всякого эксперимента с разумной личностью. Наконец мужчинам с обеих сторон удалось кое-как успокоить дам, перевести разговор в нормальные рамки.
      Синклит ди отметал всякие упреки в преступном небрежении обязанностями гостя. Кто же гость на этой планете-старушке, деланно изумился начальник вооружений. Уж не мы ли? Именно, заявила Каллиопа. А вы, малолетки, в таком случае кто? Мы - закономерный итог эволюции. Ну, знаете, сделал замечание библиограф, нас тоже не в капусте нашли! Капитан и знахарка настаивали, что собственное сознание подростка, которое через несколько дней в целости и сохранности будет переписано в клетки его девственного мозга, является сертифицированным, единичным, полностью соответствующим требованиям цивилизованных рас и Галактического синклита разумом. По всем параметрам он изначально принадлежал гражданину Сергею Очагову.
      Я невольно представил, как спеленатая в нейроэлектронных цепях целительница заламывает от негодования руки, электрическим шепотом делится со своими товарищами, - ах, какое невежество! Что за дикарское племя!..
      Какой смысл, обратился к Каллиопе капитан, цепляться за сменяемую физическую плоть! У них, на Ди, это обычное явление - межзвездный перелет есть перенос идеальной копии сознания. Это только в ваших примитивных фантастических сочинениях материальные объекты способны перемещаться в нуль-пространстве. Это же нонсенс! Все происходит в информационном поле! Каждый астронавт проходят через подобную стадию. После каждого межзвездного прыжка мы меняем личины, и никому в голову не приходит горевать по прежнему подобию. Пусть оно даже является подобием божьим!.. А тут на тебе! Целое море негодования! У вас на Земле тоже существуют организмы, которые развиваются посредством стадий. Те же бабочки, например... Что в этом случае считать особью? Куколку? Порхающее насекомое? Может ли куколка подать на бабочку в суд?
      Я сидел в уголке лаборатории и, стиснув зубы, вслушивался в их спор.
      Каллиопа настаивала на правах личности распоряжаться собой и невозможности даже минимального покушения на святая святых - на человеческий образ.
      - Послушайте, сольветера! - вступил в разговор явно державшийся на грани гневливой истерики библиограф. - Мы предупреждали вас, что вы сами загоняете себя в угол, подмешивая к технической проблеме соображения морали, человеколюбия, некоей даже фобии. Мы умываем руки - в любом случае вы получаете готового Сергея Очагова. Не желаете - не берите! Только учтите - это существо в точности повторяет того Очагова, каким он был раньше! В известном, конечно, приближении... В любом случае ни один врач не сможет отличить его от прежде существовавшей особи. У вас существуют истории болезней? Так вот, никому и никогда в голову не придет усомниться, что перед ним настоящий Очагов, разве что идеально здоровый. Даже в Галактическом синклите вам подтвердят, что это обычная операция, и физическое совершенство - достаточная плата за отсутствие его письменного согласия на перемещение на Беркту. А вот каким образом объяснить его повторное появление на белом свете - это уже ваша забота. Придется извернуться, господа.
      - Что значит, в известном приближении? - возмутилась Каллиопа, - Вы имеете в виду, что этот вновь народишийся субъект в чем-то непредсказуем?
      - А как же, сольветера, - объяснила знахарка ди. - При любом переносе возможны те или иные отклонения. Важно, чтобы они были в пределах официальных допусков.
      - Хватит! - рявкнул начальник вооружений. - Хватит оправдываться!.. Мы предупреждали, стоит ли теперь оправдываться перед этими?..
      - Перед какими это "этими"!.. - неожиданно завопил Василь Васильевич. - Вы того, господин хороший, говорите, говорите, да не заговаривайтесь. Мы тоже кое-что могем! Как шваркнем на вас цидульку куда следует, вам мигом хвосты накрутят. А до той поры никакого вам отлета, никакой помощи.
      - Вам бы, бессмертный, - в лаборатории раздался наполненный сарказмом басок начальника вооружений, - следовало помалкивать. Вы, помнится, однажды в присутствие Иисуса из Назарета уже открыли хайло, за что и получили достойную награду. Вы ещё не прощены - запомните это...
      Я кивнул и обратился к Каллиопе.
      - Повелительница земли и воды, трав и цветов, живое дыхание июньских лугов, запах моря, свежесть горного воздуха. Королева фей...
      Длиннющее перечисление титулов Каллиопы заставило всех замолчать. Обычно при подобном обращении присутствующие обязаны встать, однако хранители остались сидеть. Затем я перечислил членов синклита и в конце спросил - о чем спорите, господа? Неужели непонятно, что в конце концов вопрос о допуске этого монстра или, если хотите, супермена в наше, эта, сообщество будет решать сонм старейшин и хранителей. Я со своей стороны готов взять на себя ответственность за ложь во спасение. Горе матери перевешивает все соображения личного порядка. В нашем нынешнем положении, согласно обычая, только особа царской крови имеет право дать разрешение на воскресение из мертвых или наложить запрет на возвращение до окончательного выяснения дела в Светлых мирах.
      - Вы имеете в виду Каллиопу? - спросил капитан.
      - Нет, повелитель. Царица фей проходит по другому ведомству, ей не дано решать эти вопросы. С растениями и животными она может поступать как ей заблагорассудится, но человеческие судьбы - это удел царей.
      Наступила тишина. Царевич Георгий скинул халат и принял свой обычный вид - златокудрый, чернобородый, он сжимал в руках рукоять двуручного меча. В его крупных, чуть прикрытых веками зрачках стыла небесная синь. Все мы обрели исконный облик - его жена, в венке из полевых цветов, сияющем прозрачном покрывале с волшебной палочкой в правой руке встала возле супруга. Я - мохнатой лобастой головой под потолок, нервно постукивая хвостом, - лег у ног. Тут же поместился обтянутый кожей скелет в одеянии римского легковооруженного воина - кожаный колет, короткая юбка с нашитыми металлическими пластинами, кожаные сандалии, на голове парадный шлем. Георгий коснулся лезвием меча обнаженной груди мертвяка и гулким комковатым баском загудел нараспев.
      - О Пресвятая Госпоже Богородице (сноска: звательный падеж русского языка, теперь не употребляемый.) выше еси всех ангел, архангел, всех тварей, честнейше помощница еси обидимых; убогих одеяние, больных исцеление, грешных спасение; христиан всех поможение и заступление; спаси Господи и помилуй раба божия Сергия, ризою твоею честной защити. Умоли, госпоже, тебе бессменного, воплотившегося Христа Бога нашего.
      О, Всемилостивейшая Госпожа Богородица, воздвигни его из глубины греховные, избави от глада, губительства, от всякого зла, от всех скорбей; от уклада, стали, от силы электрической, луча фотонного, захвата гравитационного. Просвети ему ум, вновь даденный и очи сердечные, еже ко спасению, сподоби его, грешного, царствия Сына твоего, Христа, Бога нашего, яко держава его непоколебима, благословенна и прославлена, со единоначальным его Отцом, со Пресвятым, Благим и Животворящим Его Духом, и ныне, и приисно, и во веки веков.
      Аминь!
      Он сделал паузу, набрал полную - гигантского объема - грудь воздуха и продолжил уже более высоко, более ясно.
      - Именем земли и воды разрешаю вдохнуть в чужака жизнь. Быть ему под опекой сонма. Имя ему даст родная мать. Если примет, быть чужаку родичем всем живущим на Земле, тверди и хляби, обильным дождям и буйным ветрам. Каждой песчинке и капельке, каждой травинке и клеточке. Повелением твоим, Создатель.
      Тихонько завыла - совсем по-звериному - притаившаяся в углу Земфира. Потом принялась всхлипывать... Я подошел к ней, погладил лапой по голове.
      - Не плачь, девочка. Вот и брат тебе, а может, муж. Наплодите вы деток. Они будут сильные, добрые, разумные, не нам чета...
      * * *
      Вся подготовительная работа по возвращению Сергея Очагова в человеческое сообщество была возложена на Василь Васильевича как знатока всех бюрократических тонкостей. Ему пришлось потрудиться - подправить сданное в архив дело о пожаре на даче, исправить записи в регистрационных книгах в кое-каких отделениях милиции, основательно поработать с персоналом местной поликлиники в Усть-Нере, где якобы и был обнаружен бомжующий подросток. Он страдал потерей памяти и только в последнее время кое-какие воспоминания стали пробиваться в его сознание. Нам трудно было понять логику, которой руководствовался фламатер, разработавшего этот план. Каким образом, спрашивал я, шестнадцатилетний подросток, обгорев на пожаре, мог оказать за шесть тысяч километров от родного дома в таежном поселке, куда только самолетом можно долететь?
      Звездолет второго класса только усмехнулся в ответ.
      - В этом все дело, - объяснил он. - В этой истории обязательно должно быть какое-то темное место. Мало ли кто когда-нибудь заинтересуется биографией этого юнца. Вот пусть он и поломает голову, как тот очутился за тридевять земель. Парень будет отвечать - не помню, и все тут. Он и в самом деле не будет помнить. В этом и будет заключаться загадка, которая полностью прикроет тайну его происхождения. Зато это приключение полностью освободит его от всевозможных государственных секретов, "почтовых ящиков", шарашек и прочих контор. Он потом вас ещё и благодарить будет.
      С Очаговыми я встретился на даче, куда с помощью "Быстролетного" были доставлены работы Виктора Александровича. Начальник вооружений уверил меня, что теперь это не больше, чем плоскости, измазанные краской, и с отлетом фламатера станут раритетными свидетельствами необузданности человеческой фантазии. Блажен, кто верит, усмехнулся я. Теперь на родине, в окрестностях Снова, расставив полотна в небольшой комнатушке садового домика, в ночной тьме, задумчиво наблюдал, как прежней сильной жизнью наливаются картины. Наполняются светом и движением. Конечно, подобные превращения были едва заметны и ощущались только посвященными, но я знал и верил, что стоит выставить их, и в толпе всегда найдется зритель, который проникнется их тайным смыслом.
      Виктор Александрович и его жена Наташа долго молча рассматривали картины. Разговор не начинали. У меня было очень мало времени - уже через несколько дней я уже должен был находиться на территории Соединенных Штатов, на краю Большого Каньона реки Колорадо.
      - По всей вероятности, мы нашли его, - сообщил я родителям. - Совсем недавно в больницу в поселке Усть-Нера был доставлен паренек, страдающий потерей памяти. В последний месяц воспоминания стали возвращаться к нему. Он называет себя Сергеем, описывает страшный пожар, рассказывает о каком-то неизвестном, проникшем в дом. Тот оказался грабителем... Все это смутно, на грани бреда. Между ними вышла драка. Парень ударил взломщика, затем плеснуло пламенем, спасая картину, он выскочил в сад. Затем полный провал. Мы потратились на проведение генной экспертизы. Анализ подтвердил предварительное заключение, что это ваш сын Сергей Викторович Очагов, однако окончательное решение можете принять только вы сами, вернее Наталья Павловна. Знаете, человек с неуравновешенной психикой... С ним столько хлопот. Кроме того, нет полной уверенности, что в психическом отношении он осознает себя Сережей...
      - Я хочу взглянуть на него, - сразу заявила Наталья Павловна.
      - Да, конечно, - кивнул я.
      - Но как он мог оказаться в каком-то поселке?... - неуверенно спросил Очагов.
      Я развел руками.
      Она узнала его сразу. Парнишка сидел в приемном покое, страшно исхудавший, подстриженный под нулевку - сидел и разглядывал навещавших других больных посетителей. Изношенный до последней степени, сизый халат был ему короток, из-под полы торчали высохшие до костей ноги. Обут он был в грубые полуботинки без носков - старушка-сестра побеспокоилась, принесла оставшуюся после умершего мужа обувку.
      Некоторое время мы - Очаговы, я, Каллиопа с мужем, Василь Васильевич томились в коридоре. Я прикидывал, как нам поступить, если Наталья Павловна начнет испытывать сомнения, и Очаговы попросят время на размышления. В этом случае как нам сообщили из сонма, им никогда больше не увидеть своего сына. Он немедленно "сбежит" из лечебницы и за его дальнейшую судьбу будут нести ответственность хранители.
      Ей хватило нескольких мгновений, что узнать своего ребенка. Никаких сомнений она не испытала. Сразу бросилась к нему, села рядом - нарядная, в светлом брючном костюме, - прижала его голову к своей груди. Так и сидели долго, молча. В приемном покое собрались врачи и сестры. В другом углу стояли Земфира и Джордж с сестрой.
      Я все ждал, кто же первым разрыдается.
      Оказалось, я... Первым не выдержал, вытер тыльной стороной ладоней глаза и вышел на крыльцо. День был теплый. Снег полосами сползал с ближайших сопок. Небо было ясное и прозрачное на всю глубину - по крайней мере, мне удалось в тот миг через толщу атмосферы увидеть звезды.
      Из приемного покоя донеслись громкие голоса. Женщины плакали все поголовно. Сергей на негнущихся ногах, поддерживаемый матерью и Каллиопой, вышел на балкон, глянул вверх. Я освободил ему место - пусть мальчик посмотрит днем на звезды. Уверен, ему была дана такая способность.
      Василь Васильевич, успокоившись, принялся объяснять Виктору Александровичу, что в интересах скорейшего выздоровления - а врачи не сомневаются, что к Сергею вернется память, - Очаговым желательно сменить местожительства, переехать в другой город. С документами он, Василь Васильевич Фавн, поможет.
      Виктор Александрович усмехнулся, оглядел старика, особое внимание уделил грязным резиновым сапогам. Василь Васильевич удивленно следил за ним.
      - Что вы меня разглядываете? - спросил он.
      - Смотрю, как же вы ухитряетесь копыта в сапоги засовывать?
      - Элементарно, - пожал плечами фавн. - Оборачиваю в портянки...
      Они засмеялись, пожали друг другу руки.
      - Да, вот что еще, - добавил Василь Васильевич. - Насчет копыт... Не следует задавать много вопросов. Среди них могут оказаться лишние...
      * * *
      Местный врач, сухонький старичок в истертом донельзя, чистеньком белом халатике, посоветовал не спешить с отъездом. Малого - так он почему-то называл Сережу - неплохо бы подкормить. Пусть пообвыкнет. И вы, родители, строго приказал он Очаговым, первое время не досаждайте ему с чувствами. Не надо его расспрашивать, тем более пытать - что да как? Пусть попытается сам вспомнить, что с ним приключилось Побольше спокойствия, выдержки. Ну, а через недельку, думаю, можно в путь-дорогу...
      Родители были готовы на все - и недельку подождать, и вести себя ненавязчиво. Поселились они в соседнем номере все той же пустующей гостиницы. Меня же старенький доктор попросил побыть рядом с Сережей. Не могу сказать, почему он остановил свой выбор именно на мне. И на Земфире, которая на смену со мной должна была присматривать за найденышем.
      Вот как мы расположились: Виктор Александрович, Сережа и я заняли трехместный номер, рядом поселились Наталья Петровна и Земфира.
      Скоро всеобщее возбуждение, охватившее Усть-Неру при известии об удивительной, трогательной встрече подростка с родителями, улеглось. Местный газетный листок поместил несколько материалов на эту тему Каллиопа сделал все возможное, чтобы далее этого медвежьего угла информация не просочилась.
      Связно Сергей заговорил на второй день пребывания в гостинице, до того все больше помалкивал, порой начинал что-то путано объяснять - насчет пожара, прыжка в окно. Тут же начинал с сожалением вспоминать о потерянном в детстве складном ножике, о велосипеде. Виктор Александрович шепнул.
      - Когда ему было десять лет, у него украли велосипед...
      На третий день он уже явственно начал узнавать отца, мать, отвечать на вопросы, которые доктор задавал ему в присутствии родителей. Речь его стала вполне осмысленной, правда, несколько медлительной, но со временем, уверил нас доктор, затруднения исчезнут. Память возвращалась к нему не по дням, а по часам, потом хлынуло обильно. Скоро он, поминутно хватая за руки заливавшуюся слезами, смеющуюся мать и сам хохоча от души, начинал рассказывать о ссадинах, шраме на брови - он рассек её о ветку, о каком-то необыкновенном воздушном шарике, который ему купили в цирке. Врач-старичок ежедневно колдовал над ним, задавал малопонятные окружающим вопросы: что-то из школьной программы, что-то из детских книг, интересовался, кто такой Буратино, мастер Самоделкин, Чипполино и прочая братия. Сергей розовел день ото дня, и спустя неделю пребывания в Усть-Нере старичок дал согласие на поездку. Он вручил Наталье Петровне листок о нетрудоспособоности и, глядя на Очагова, развел руки.
      - А вам, батенька, не положено.
      Тот замахал руками - побойтесь Бога, доктор - предложил гонорар. От вознаграждения старичок - глаза у него обильно слезились - отказался, попросил только подсобить в ремонте больницы, и ладно!
      Вечером последнего перед отлетом дня, когда мы остались втроем - я, Земфира и Сережа, - он спросил, не встречались ли мы раньше? Потом признался, что глядя на меня, его так и тянет, эта, рассказать анекдот, а вот какой, никак не может припомнить. То ли про Ганнибала, то ли про каннибалов?.. Вспоминая, он разволновался - пришлось заверить его, что мы не знакомы, однако ему, по-видимому, до смерти хотелось рассказать какую-нибудь забавную историю. Задумавшись на мгновение, он вдруг начал.
      - Жили-были в многоквартирном доме, эта, два человека по фамилии Дюран. Один из них футболист, другой вернулся из командировки...
      Он задумался, потом решительно подправил.
      - Нет, другой Дюран наоборот - отправился в командировку. Или это был Ганнибал?.. - вдруг засомневался он и начал водить указательным пальцем по одеялу.
      Я, откровенно говоря, почувствовал себя неуютно и попытался объяснить, что этот анекдот мне известен, однако молодой человек загорелся.
      - Нет, это точно был Дюран. И никакой он не Ганнибал и не футболист, просто Дюран. А-а, он умер!.. И вдове приносят телеграмму... Почтальон, эта, перепутал.
      - Послушай, - я перебил его. - Что такое телеграмма? Кто такой почтальон?..
      - Вы меня совсем за дремучего считаете? - Сережа постучал костяшками пальцев по голове и вновь принялся водить указательным пальцем по свесившемуся с кровати одеялу. - Почтальон - это человек, который разносит корреспонденцию, а телеграмма - это такая бумажка...
      Далее я не слушал - у меня перехватило дыхание, когда я обнаружил, что вслед за его двигающимся пальцем на одеяле из верблюжьей шерсти появляется прожженный след. На моих глазах прореха увеличивалась, края её обугливались, зловоние начало распространяться по номеру.
      Спустя мгновение и сам Сережа обнаружил, что он творит. Заворожено он следил за своим, как бы сам по себе, двигающимся и прожигающим одеяло насквозь тоненьким пальчиком.
      - Что это вы тут палите? - встрепенулась сидевшая поблизости Земфира и, увидев мой изумленный взгляд, деловито наставила свой указательный, розовенький, с накрашенным ноготочком палец на дыру и, водя им взад и вперед принялась соединять края прорехи. Шерсть затягивалась охотно, без швов, рубцов или каких-либо иных отметин...
      Я глянул на нее, потом перевел взгляд на Сережу. Тот немо смотрел на меня.
      - Вот так, теперь не заметно, - как ни в чем не бывало сообщила Земфира и, удовлетворенная проделанной работой, показала нам край одеяла.
      Итак, мы распахнули перед ними дверь в наш мир.
      Перед кем или перед чем?..
      Глава 9
      За полчаса до рассвета мы с Дороти вышли из отеля и, поеживаясь, позевывая, проследовали на смотровую площадку, нависшую над Большим Каньон, где уже начали собираться туристы. Многие желали присутствовать при потрясающем зрелище, уловить тот краткий миг, когда первые лучи солнца, сметая остатки ночи, накрывшей плато Коконина, обнажат плотно забитую непроницаемой мглой пропасть.
      В небе ярко горели звезды. Было тихо, безветренно. Я сразу отыскал созвездие Лебедя - ближе к зениту полыхала Вега, чуть дальше к горизонту Альтаир. Именно в том треугольнике должен был появиться "Быстролетный". Оставалось только ждать, всякий обмен мыслями, любые телепатические переговоры и связь были запрещены. Я прислушался к обрывкам разговоров, приглушенным возгласам, шуткам, ментальному шуму, облачком накрывшим толпу туристов. Все, как обычно, разве что повышен порог предвкушения, ожидания странного. Глянул на циферблат звездных часов, указывавший местное семнадцатого пояса - время, показал стрелки Дороти, державшей меня под руку. Она кивнула. До восхода оставалось минут двадцать минут - тусклая синева уже наползала с северо-востока. Звезды начали меркнуть, и когда пропитанная золотом и охрой полоса осветила горизонт, я вскрикнул и указал пальцем на небо.
      - Дороти, что это? Смотри, вон там?!
      Королева фей поднесла бинокль к глазам, повела им в указанную сторону и коротко ахнула.
      - Они движутся!
      Привлеченная нашими возгласами соседка заинтересовалась.
      - Что движется?
      - Звезды.
      - Дай-ка я посмотрю! - решительно заявил я и протянул руку к биноклю.
      Туристы между тем начали кучковаться вокруг нас, головы их были повернуты в северо-восточном направлении. Многие принялись рассматривать тот участок неба в оптические приборы.
      - Е-е, они даже перемигиваются! - кто-то громко объявил у меня за спиной.
      - Точно, - подхватил я, наблюдая за небом в бинокль. - Похоже на сигнальные огни. Бог мой, - выдохнул я, - это же летающее блюдце!..
      - Где? Где? Где? - зазвучало со всех сторон.
      Я указал на уже ясно видимый, расцвеченный радужными огнями аппарат, стремящийся к земле. Неожиданно из него ударил яркий луч света, прорезал тьму до самого дна ущелья - внизу, в четком световом овале что-то слепяще заискрилось. Затем луч начал перемещаться в нашу сторону - люди врассыпную бросились прочь от смотровой площадки. Мы с Дороти переглянулись - она не смогла скрыть победную улыбку - потом отбежали и спрятались за ближайшим киоском. Всю эту мизансцену с освещением придумала она. "Надо, - повторяла она, - навести страху, нагнать ажиотаж. Все, как в самом задрипанном фантастическом боевике..."
      Луч шмыгнул по кромке обрыва, переместился вглубь плато, за городские строения и, обежав полукруг, снова начал что-то высматривать на дне каньона. В серых сумерках пропасть едва просматривалась, скорее угадывалась. Аппарат в этот момент завис над самым руслом реки, в устье бокового каньона Светлого Ангела. Значительно увеличившаяся толпа вновь прихлынула к перилам, ограждавшим смотровую площадку. На всех балконах нашего и соседних отелей стояли люди.
      На краю пропасти я кинул якобы первое, пришедшее на ум объяснение.
      - Это скорее всего маневры или испытательный полет.
      - Парень, слышишь как странно гудят двигатели? - возразил мужчина одних со мной лет. - Словно поют... Я работаю на "Локхид", авиаинженер, и до сих пор не встречал летательный аппарат, способный совершать подобные эволюции.
      - Это ни о чем не говорит! - как можно громче вскричал я. - Возможно, это экспериментальный самолет. Суперсекретный...
      - И чиновники из министерства авиации не нашли другого места для его испытаний, как только в Большом Каньоне? Где собираются тысячи людей?..
      - Но ведь не из космоса они же явились? - Дороти неопределенно пожала плечами.
      - Почему бы и нет?! - неожиданно взъярилась стоявшая впереди дама средних лет. - Я знала, я верила, я слышала их зов. Я пришла сюда с надеждой!.. Наконец-то я увижу их!
      Она была сверх меры возбуждена, руки благоговейно сложены для молитвы. Я удовлетворенно хмыкнул, подмигнул Дороти - неплохо поработали наши товарищи-хранители. Толпа с нескрываемым интересом слушала испытавшую прилив восторга женщину.
      - Покайтесь! - неожиданно громко взвизгнула она и тут же встала на колени. - Опуститесь на колени! Они явились, чтобы возвестить - скоро придет час расплаты, и каждому воздастся по грехам его...
      На колени никто не опустился, но толпа зевак увеличивалась на глазах.
      Между тем странный летательный аппарат, напоминавший два сложенных краями блюдца с выпуклостями, наростами, наплывами на верхней и нижней поверхностях, начал плавно смещаться вниз и в сторону гигантской скальной, усеченной пирамиды, которая согласно карты-путеводителя называлась храмом Брахмы. Теперь в ясных светлых сумерках неопознанный летающий объект был виден особенно четко. Я отдал должное художественному вкусу Флоры и Джорджа. Они действительно соорудили из койса нечто потрясающее. Глядя на пульсирующий, источающий переливчатое многоцветное сияние диск, у любого захватило бы дух. С первого взгляда было ясно, что подобный аппарат не может быть делом человеческих рук. В том-то и заключался наш тайный замысел - с виду диво дивное, чудо чудное, а на поверку во всей этой феерии нельзя было обнаружить и намека на факт или конкретное действие, которое нельзя было бы объяснить с позиций современной науки и техники.
      Толпа была взбудоражена до предела, и когда черная, полыхающая светом машина, изящно выдвинула четыре опоры, мягко коснулась бесплодной, чуть покатой площадки на вершине скалы, - раздался оглушительный свист и вопли несказанной силы и ликования. В этот момент над землей выглянул край солнца, брызнул лучами. Огни на корпусе аппарата тут же погасли. Крики, свист стали ещё громче, слились в единый восторженный гул. Люди бросились вперед, перила на смотровой площадке затрещали. Дороти испуганно схватила меня за руку, однако наконец-то появившийся полицейский наряд принялся отгонять зрителей от края пропасти. Я облегченно перевел дух.
      Появление стражей порядка явно успокоило толпу. Крики стихли. Вокруг стрекотали видеокамеры. В этот момент опоры, на которых покоился аппарат, начали осторожно втягиваться, и койс, совсем как кот, опустился брюхом на землю и замер. В ярком утреннем свете его поверхность приобрела угольный, в заметную фиолетовую блестку, цвет.