В рабстве у бога

.. Другие мысли занимали её в тот момент - я видел её насквозь. Она страшно, до дрожи, трусила, что я не вернусь с задания и её тут же переработают на биомассу. Она ходила за мной по пятам, смотрела глазами раненой лосихи и даже не собиралась покидать мой отсек. В конце концов, забралась ко мне под одеяло, ладная такая, жаркая. Такая бездуховная... Ничего не получалось у меня с гармоничным отношением к миру. Я растаял, погрузился в её девственное лоно и все творил и творил любовь. В редкие минуты отдыха, которые она, случалось, выделяла мне, эта... уже не знаю, как и назвать подобное создание... все пыталась добиться, чтобы я её как-нибудь назвал. Ну, милый, ну, назови ... Лосихой? Ну-у, лосихой, это не интересно, ведь у вас есть другие слова. Киской, мышкой... Крыска ты моя ненаглядная! У-у, какой ты, волчара, противный.
      Милый, а какое женское имя тебе больше всего нравится? Мне больше всего цыганские по душе. Земфира, например. Милый, можно я буду Земфирой? Ну-у, милый, выговори наконец - Зем-фи-ра. Или Зем-фи-роч-ка... Видишь, как просто - Земфирочка. Изабелла лучше. Фу-у, Изабелла! Какое-то претенциозное. И глупое, на булку похоже. Все-таки Земфира лучше. Ну, назови?.. Все равно ведь окликнешь... Так? Ой, милый, тебе хорошо? Я просто балдею...
      Она почти поминутно получала удовольствие. Заканчивала часто, мощно, сладостно постанывала и тут же вновь вцеплялась в меня.
      Я твоя, я вся твоя... Я - твоя Земфира. Наконец я не выдержал и согласился - хорошо, Земфира так Земфира. Нет, ты поласковей скажи. У-у, Земфирка-дура. Сам дурак, волчара!.. Послушай, мне надо отдохнуть, отоспаться, у меня впереди трудный день. Милый, а ты скажи этим, синклиту, чтобы меня не перерабатывали на биомассу. Ладно?
      Она тут же выскользнула из-под одеяла, сбегала в душ, накинула комбинезон, потом с коленями забралась на постель, чмокнула в губы.
      - Только не забудь, милый... Я тебя вовремя разбужу. Мне это раз плюнуть, я - двужильная.
      Действительно разбудила она меня точно в срок. Ее было не узнать тупой, бездумный взгляд, механически точные движения. Она помогла мне натянуть ковчег и уже в шлюзе, занеся ногу в распахнувшийся люк койса, я обратился к фламатеру.
      - Послушайте, есть просьба. Нельзя ли последнюю биокопию не превращать в биомассу?
      - Это ваше единственное пожелание?
      - В общем-то, да...
      - Что ж, просите и по заслугам обрящете.
      Мне стало не по себе - прощание вышло скомканным, тревожащим.
      Ладно, чему быть, того не миновать!
      Глава 9
      Мы стартовали на исходе ночи, когда начали тускнеть звезды. Койс отправился в путь в своем естественном виде. Для начала совершил несколько оборотов вокруг Земли, потом, прикрываясь Луной, "Исчезающий мгновенно" лег на орбиту коротко периодической кометы Бизмы и начал постепенно увеличивать скорость. Действовал строго по инструкции. Перелет должен был занять пару недель, все это время "Быстролетный" постоянно находился на вахте, при этом неутомимо, в специально сооруженной печи-давильне выделывал алмазы, гранил их, и странным, необузданным образом размещал по каюте. Тончайший лазерный лучик подсвечивал самоцветы, так что в рубке от радужного блеска рябило в глазах. Вернослужащий обожал раздробленное, многоцветное сияние.
      Я тем временем доводил до ума защитную систему своего скафандра составлял программу, позволившую бы в любом случае сохранить живучесть. Пусть даже с жертвой поврежденных членов. "Быстролетный" одобрил эту работу, назвал её "полезной", хотя скептически заметил, что нам, людям, в этом смысле далеко до ди. Мы не умеем моментально сворачиваться в защитную форму. Да, согласился я, неплохо иметь такую природную способность. При чем здесь природа - это искусственное состояние. В нем можно пережить вечность.
      - Даже гравитационный удар архонтов?
      - Даже его, - ответил койс. - Конечно, при определенных условиях. Я-то пережил.
      - Кто такие архонты? - осторожно поинтересовался я.
      - Цивилизация древних, - ответил он. - Пытаются изменить физику мира... Я, впрочем, не очень верю в эти побасенки, мое дело маленькое, но повелители считают, что ответ лежит за пределами Большого взрыва или точки Сотворения. Хотя, с другой стороны, может и так - уж больно они безжалостны. Этих не уговоришь, не разжалобишь. У них и гены другие. Прут лобом! На Галактический синклит идут. Мир наш всего лишь звено в цепи кармических превращений, и, рожденный взрывом, он должен отжить свое и вновь сжаться в точку. Это случится, когда материальное переплавится в духовное, вселенная станет мыслью. Единой, слияной многомерной... Одушевленной природой. Мир станет синонимом Разума. Чтобы очиститься и безгрешно, в сиянии добра, возродиться вновь, нужно пожертвовать собой и пройти очищение посредством священного Огня.
      - Кто же по доброй воле согласиться жертвовать собой?
      - Вечно жить невозможно. Что лучше - обратиться в хаос, слиться с серым лимбо и так исчезнуть, или попытаться дать жизнь тем, кто, может, будет лучше нас, ответственнее, добрее? Не будет топать по коридору, разбрасывать инструменты, хватать сияющие камни и тем самым тревожить мою ауру. Я, может, жениться хочу! - неожиданно заявил голос. - Вот вернемся на... одним словом, домой. Обернусь Серым волком - очень мне, Вовик, шкура твоя нравится. И пасть! Как разину да рявкну, все койсыни третьего ранга со страха попадают. Возьму себе такую, как Каллиопа - пусть сотворят за мои заслуги. Мечта, а не женщина. Я никогда раньше об этом не задумывался, а теперь словно проснулся и догадался - это здорово! Конечно, она из первых повелителей, в общем, и наш синклит ей не указ. Куда мне до нее! Нам что-нибудь попроще.
      - Вон, Земфиру возьми. Вылитая Каллиопа.
      - Сам с этой шлюхой возись. Ей до Каллиопы... как мне до попы. Зря ты с ней спутался. Она хоть из лосиных мослов изготовлена, но хищница ещё та.
      - О, злые языки!.. Что ты в этом понимаешь, железяка медная!
      - Сам ты... трескослюнявчик клееглазый.
      - Кто, кто?
      - Дед Пихто! - тут аппарат опять впал в задумчивый, рассудительный тон. - С другой стороны, хорошо, что я столько повидал. Раньше, ну, вернулся бы я на... одним словом, домой, разве захотел бы жениться? И кого бы создал? Такую же чурку металлокерамическую. Нет, Каллиопа - это вещь! он вздохнул с затаенной грустью.
      - А я никогда не женюсь! Не желаю!.. - неожиданно заявил мой скафандр, стоявший в углу.
      Я в тот момент занимался его блоком питания. Надо же - немые заговорили!
      - Ишт ты, не желает! - возмутился койс. - Кто тебе разрешит! Тебе ещё шестнадцать годков не стукнуло.
      - А я в мусульмане запишусь, там, говорят, можно пораньше.
      - Ладно, придержи язык, мальчишка. У тебя ещё женилка не выросла.
      Ковчег обиженно засопел, но возразить не решился.
      - Так, что там насчет пожертвовать собой? - спросил я. - Насчет вечной жизни?
      - Я и говорю. Все равно конец наступит. Лучше уж пройти обряд очищения в священном пламени, чем раствориться в пустоте. Так хоть какая-то надежда есть. Может, детишки получше нас будут и не придется им сиднем сидеть шесть миллионов лет на поганой, должен заметить планете.
      - Ну, ты не очень-то! - я повысил голос.
      - А что? Скажешь райский уголок? Зверство кругом кипит. Вы себя называете разумными называете, а только о том и мечтаете, как глотку ближнему перегрызть. И ладно бы ради корысти, а то просто так, из интереса. В то же время всякая пакость - те же игвы и прочая бесовщина - жируют у вас под ногами.
      - Я с ними и воюю. И предки мои воевали.
      - Что с ними воевать? Вывести их под корень - и хорошо! Трудно, что ли, двухмерное пространство третьим измерением насытить. Поди, им там тоже не сладко по плоскости ползать. Они потому и пояс твой сперли, что посредством кольца Мёбиуса хотели объемными стать. Конечно, скопом их на волю нельзя выпускать. Надо по одному перевоспитывать. А ты тоже, защитник, окрестил подружку. Тьфу! Блудница поганая!..
      - А как это, женилку вырастить? - задумчиво спросил скафандр.
      - Попробуй только ещё раз заикнись об этом! - рассвирепел я, - с меня одной паршивой биокопии за глаза хватит!..
      - А-а, - обрадовался койс. - Свербит сердечко-то. Не будешь грешить.
      - Ладно, - прервал я его. - Хватит этого театра абсурда. Пора что-нибудь порубать.
      Так, с разговорчиками мы добрались до Сатурна. Увидев его с расстояния в несколько миллионов километров - сразу, после долгого, провального сна я онемел от восторга. Уже шарообразная внушительная глыба Юпитера потрясла меня. Кровавым оком зрило в космос обширное красное пятно, по краям его лежало цветастое покрывало облаков, ясно различимые гигантские атмосферные вихри поражали мощью скованных в теле исполина сил.
      Но Сатурн!.. Это было зрелище! Мы подплывали к нему под таким углом, под которым его царственный пояс был видим особенно отчетливо. Есть впечатления, которые навечно застревают в памяти - может, слой подобных зримых образов и составляют естественную биографию любого существа, самый заветный клад, который распахивается перед смертью и приносит облегчение измученной душе. Как бы там ни было, а мне повезло увидеть Сатурн во всем его блеске. Его щелястая корона-кольцо была чуть сдвинуто набекрень - сияла и перели - валась в солнечных лучах. Я невольно подумал, что мы с ним одной крови. Оба стоим на страже. Эта мысль наполнила меня гордостью. Компания у нас, в общем-то, подобралась неплохая - все было запросто. Койс и ковчег были свои ребята, без претензий. Да и синклит, казалось, в последнее время подобрел, уже менее дичился меня, представителя homo sapiens. Пусть в чем-то я не дотягивал до их уровня, пусть временами был своеволен, недоверчив, однако, общаясь с фламом и засевшими в его лоне придурковатыми богами, я никогда не испытывал того благоговения, которое испытал при виде неспешно разворачивающейся в пространстве исполинской планеты.
      Конечно, такому коронованному созданию и свита была под стать. Особенно Титан - единственный в Солнечной системе спутник, обладавший атмосферой. Воздух там был цвета спелого апельсина, снег из аммиака ослепительно бел, а скалы отливали первобытной благородной охрой. Там я вновь услышал скрип шагов, похрустывание наста смерзшегося метана, перестук камней, медленно осыпавшихся со склона. Это был звучный, неспешный мир.
      Работал я с воодушевлением. Когда прояснилась картина повреждений и поломок, стало понятно, что при свертывании в исходную форму, при острой нехватке времени, в интеллектуальных цепях, ответственных за обеспечение спецсвязи произошел сбой. Толком я в этом не очень-то разобрался - у меня даже сложилось впечатление, что интеллектуальные цепи стартового комплекса, ощущая резкий недостаток энергии, которая шла на создание защитного экрана, спасающего от обстрела архонтов, решили пожертвовать наименее важной своей составляющей - узлом связи. Важно было сохранить производственный потенциал - оборудование для удвоения и телепортации деталей, создания оболочек и энергетических машин, а также навигационный комплекс. Туда, к моему сожалению, меня не допустили, так что откуда прибыли гости и куда они направляются, я так и не смог определить.
      Вся эта махина - или махины, не знаю! - ухитрились свернуться в три многотонных, размером в несколько десятков метров яйца. Или, как выражались ди, "оболочки".
      Я занялся ремонтом и подготовкой станции к развертыванию. К моменту прибытия спасательной капсулы, схоронившейся на Земле, весь комплекс должен был развернуться и в считанные часы составить межзвездный корабль. По моему мнению, подозрительность фламатера и синклита не знали границ. Кто бы мог усидеть в засаде в течение шести с половиной миллионов лет? А если даже так, то вблизи базы обязательно обнаружились следы их пребывания. Ничего подобного следящие системы комплекса за этот срок не зафиксировали. "Вблизи" понималось как объем, в пределах которого ощущалось тяготение Сатурна. Естественно, до пороговой величины...
      Вот и койс, облетавший планету по очень вытянутой орбите, не отметил никаких следов враждебной деятельности. На окраинах Солнечной системы царили покой и тишина. Понятно, засечь стартовый комплекс, место приземления фламатера, приводную станцию на Луне можно было только по всплеску активности, поэтому все эти части сидели тише воды, ниже травы. Но их противники?! Они должны были обмениваться информацией. Как там, возле желтой звезды, все тихо? Разве можно, не имея связи, организовать облаву, успеть развернуться из скрытого состояния? Одним словом, я не верил в существование врага, наша бригада могла работать спокойно, без оглядки на события миллионолетней давности. И все равно мысль о том, что в этих краях когда-то произошло космическое сражение, не давала мне покоя. Следы битвы должны были сохраниться на Гиперионе, седьмом спутнике Сатурна. Вот где стоило поискать! Тогда сразу бы многое стало понятно, и легенды, рассказываемые фламатером обрели весомость действительного события. Манила меня и поверхность Сатурна или то, что приблизительно можно было считать твердью. Как хотелось погрузиться в его атмосферу, глянуть изнутри на, вероятно, ослепительное зрелище - его кольца. Я тайно поговорил на эту тему с ковчегом, мы решили, что можем рискнуть. Жаль, что мне было запрещено даже мечтать об этом. Такой крюк - на Гиперион ли, к поверхности планеты ли, - как бы нарушал соразмерность моего задания, где четные "туда" и "обратно" иерархически согласовывались с работой внутри стартового комплекса. Правда, у меня была лазейка - в плане предусматривалось окно, точнее, два окна, для окончательной калибровки систем скафандра, однако заняться этим мне было позволено только в Поясе астероидов. Там, в скопище небесных камней легче и цель подобрать для окончательной доводки систем наведения и скрыть следы испытания оружия. Так что посещение Сатурна и любого его спутника, кроме Титана, исключалось.
      Жаль! При моих теперешних возможностях я бы за несколько часов обернулся. Тем более нельзя же сутками сидеть в аппаратной и общаться с бездушным автоматом. Я замучился посекционно сличать характеристики, ковыряться в какой-то тухлой, дурно пахнущей слизи, которую ведрами заливал в особый автоклав-удвоитель - в нем по образцам воспроизводились твердые, по большей части, металлокерамические детали. Это было удивительное зрелище - предметы удваивались на глазах. Жесткие конструкции ди использовали куда реже, чем особые, всевозможных размеров полости, заполненные вязкой средой. Взвесь, в которой плавали крупные узлы, была чуточку пожиже. Под воздействием особых полей эта похлебка совершенно преображалась. Из подобной субстанции можно было лепить все, что угодно. Любая заложенная схема могла измениться в мгновение ока. В результате получалось изделие, совершенно непохожее на первоначальный предмет. Другими словами, подобный технический уровень позволял, например, на наших глазах превратить бульдозер в экскаватор. В буквальном смысле слова!.. Со всем его техническим оснащением, готовый к работе... Понятие "ремонт" относилось только к искусственным интеллектуальным цепям. Сами по себе взвесь и плавающие в ней узлы принципиально не могли выйти из строя. Всякий находящийся на грани поломки узел заменялся мгновенно. Удивительный материал!..
      По окончанию работ на стартовом комплексе мне было предоставлено двое земных суток для отдыха. Даже было позволено в темное время побродить по поверхности Титана. Через несколько часов "Быстролетный" должен был закончить обследование прилегающего к Сатурну пространства. И я рискнул. Скафандр не посмел возражать...
      Из песни слова не выкинешь! Нагулявшись между глыбами кольца, осмотрев щель Кассини, я по пологой параболе устремился к поверхности планеты. Намеревался пролететь по касательной... Прежде всего меня поразил удивительный серебристый блеск наиболее высоких перистых облаков. Чем ниже, тем гуще и слоистей залегала облачность. Ни радиолокационный, ни телепатический луч не мог её пробить. Скоро я потерялся в жуткой, буроватого оттенка, призрачной взвеси, мчавшейся с огромной скоростью. Только изредка в тучах появлялись широкие разрывы - так случилось, что меня вынесло в одно из таких окон, позволявших заглянуть вниз на десятки километров. Странные, причудливые, ячеистые шестигранники открылись передо мной. Немногочисленным стадом они проплывали далеко внизу. В следующее мгновение плотная аммиачная муть закрыла видимость. Ковчег напомнил, что давление нарастает, и я тут же с ускорением рванулся вверх. Промчался сквозь щель Кассини и за несколько десятков минут достиг орбиты Гипериона. Отступать было поздно, и на километровой высоте я облетел этот угловатый, скальный, неправильный шарик. Ничего примечательного не обнаружил, на это было глупо надеяться. Я едва удержался от искушения, чтобы не приземлиться на его поверхность и не расписаться где-нибудь лазерным лучиком: "Здесь были Вовик и Ковик, февраль 199... года". То-то будет потеха, когда полвека спустя сюда доберутся первые исследователи.
      Смех смехом, но когда койс узнал о нашей экскурсии, о замеченных в атмосфере планеты шестиугольных структура, он буквально дара речи лишился. До самого Пояса астероидов твердил одно и тоже - он никак не ожидал от меня подобное легкомыслие. Уже после испытаний, когда я полностью обесточил ковчег на стрельбах по мелким астероидам, вернослужащий неожиданно напрочь замкнулся. Замолчал, как истукан! Более того, поставил ментальную защиту от проникновения в его нейронные цепи. Это было удивительно! Я пытался расшевелить его анекдотами, рассказами о женщинах...
      Никакого ответа. Неожиданно я почувствовал себя замурованным внутри неживого механизма. Голос его потерял оттенки, стал насквозь информативен. Однажды после ночного отдыха я обнаружил, что исчезли украшавшие рубку бриллианты. Это навело меня на грустные размышления. Я энергично, как было предписано, принялся сканировать окружающее космическое пространство нигде никаких признаков проявления враждебной активности. В чем же дело? Скоро Земля ущербным с правого бока, голубоватым, с обширными серовато-белыми пежинами шаром подвисла на обзорном экране. До неё было рукой подать, тем не менее койс начал совершать сложные маневры, и мы ещё почти сутки, маскируясь под искусственный спутник, кружили возле родной планеты. В рубке уже который час стояла мертвая тишина. Ковчег был свернут в исходную оболочку и представлял из себя что-то похожее на большой рюкзак. "Быстролетный" перестал информировать меня о принимаемых решениях. Мне было неловко беспокоить его вопросами.
      Приземлились мы у подножия сопки, до шлюза было топать метров сто. По глубокому снегу... Я растерялся, с некоторым недоумение оглядел стены рубки, потом дал команду открыть люк и выбрался наружу. На востоке светлело - чистая бирюзовая завесь висела над сопками, в той стороне лежала скованная льдом Брюнгаде. Прямо - долина Сейкимняна. Позади уже отчетливо читались стволы лиственниц в пойме Джормина. Было не так уж холодно что-то около минус двадцати. Я обнажил голову и глубоко вдохнул воздух Земли. Это было необычное состояние - мелькнула мысль, что мне впервые довелось ощутить всю сладость земного воздуха. Всей атмосферы. Теперь домом для меня являлась вся планета - не какое-то определенное место: село, город, округа, страна, но весь наш шарик. Даже высадившись на Южном полюсе мне следовало с благодарностью повелич(ть дзядов и домовых..
      Я попытался вызвать фламатер, окликнуть синклит. Чужедальние боги словно в воду канули. Уже совсем посветлел купол неба, начали таять звезды, где-то ниже по течению печально взвыла волчица, а те, кого я в душе посчитал ровней, помалкивали.
      - Серый волк! - неожиданно кто-то окликнул меня. Я резко обернулся. Одетая в шубу, песцовую шапку, модные сапожки, проваливаясь в снег, ко мне пробиралась Земфира. Ходьба давалась ей с трудом, но она была сильная, выносливая девушка. Золотистые волосы выбились из-под шапки, глаза обмерли от страха. Она слезливо всхлипывала и поочередно вытирала глаза то левой, то правой рукой.
      - Что случилось? - воскликнул я.
      - Не знаю.
      В нескольких шагах от меня Земфира споткнулась, плашмя рухнула на снег и завыла в полный голос. Совсем по-звериному. Тотчас ей откликнулась волчья стая. Я бросился к ней, помог встать, заглянул в заплаканные глаза. На ресницах и бровях посверкивал снег.
      Край солнца неожиданно вспрыгнул над седловиной, осветил её заплаканное лицо. Девушка зажмурилась, потом наконец вымолвила.
      - Подняли ночью. Дали мысленную команду подготовиться к выходу на поверхность. Я была готова через несколько минут - ты знаешь, я всегда в форме. Приказали пройти в твой отсек. Захожу - в кресле эта шуба, ну, и все, что под ней. Сверху меховая шапка. Как отрезанная голова... Приказали - переодевайся. Я переоделась... Вот гады - обо всем позаботились, даже утепленные стельки в сапоги положили. Не забыли накормить. Потом коротко в шлюз! На волю марш! Я, как дура, послушалась. Вышла, отошла на положенное расстояние, села не пенек и жду. Вдруг среди ночи зарево, такое синтесивное, яркое сияние...
      - Какое? - не понял я.
      - Синтесивное.
      - Может, интенсивное?
      - А, плевать!
      - Дальше? - потребовал я.
      - Ну, это, интенсивное свечение. Я даже зажмурилась, а когда открыла глаза, уже ничего не было.
      - Что значит ничего?
      - Ну, свечения.
      - А сопка?
      - Все на месте - и сопка, и горы, и снега не растаяли, и кусты целы...
      - Что ж, они взлетели?
      - Не знаю, гора на месте. Слушай, - до неё внезапно дошло. - Если они улетели, что же со мной будет?
      - Не знаю. Шерстью вновь обрастешь, лосихой станешь.
      Она - в рев!
      - Не хочу лосихой!..
      - Ладно, успокойся. Что-нибудь придумаем. Не могли они вот так сразу взять и улететь. И что, никакого землетрясения, извержения вулкана?
      - Ничегошеньки! Только яркий, жгучий свет. А тебе просили передать вот это, - она протянула волшебный пояс.
      Я онемел. Это точно был он, я узнал его сразу. Живой, невредимый, с той же самой щербинкой на золотой бляшке, с редкими трещинками на покрытой обливной эмалью орнаменте. Готовый к употреблению... Выходит, я получил плату, выходит, мы в расчете? Свершилась мечта идиота? Стоит только нацепить этот предмет, перекувырнуться через голову, я вновь стану волком. Еще раз совершу кульбит и обрету наконец свою изначальную, человечью форму? Но зачем это мне сейчас? Цивилизованные ди так не поступают! Вот и Ковчег совсем обессилил, койс наотрез отказался хотя бы частично заправить его энергией.
      Я загрустил - почему собственно не может быть? Они же оставили койс. В качестве премии? Тот же скафандр!.. Штучки-то любопытные во всех отношениях. То-то "Быстролетный" заткнулся на середине пути. Видимо, получил приказ и всю оставшуюся дорогу пережевывал его. Прощай, молодая койсиха, никогда не видать ему гурьбу койсят. Ладно, успокойся, только без истерики. Значит, сами испарились, а койс бросили? Он никогда не нарушит приказ.
      Как-то все нескладно получилось! Посещение Сатурна, Гипериона, эта Земфира. Что мне с ней делать? "Просите и по заслугам воздастся", - таков, кажется был их ответ. Ребята, я готов покаяться! Немедленно!! Прямо здесь!..
      Я поворотился к горе, вперил в сопку самый мощный, рожденный в глубине несогласной с приговором души, ясновидящий взгляд. Плотное каменное месиво... Порода, только порода, никакого намека на полость, на клейкую, вяжущую субстанцию, заключенную в непробиваемую упругую скорлупу. Как я был глуп, наивен, самонадеян, когда с такой силой рвался побывать "на боту звездного корабля". С какой же силой запечатала мне мозги эта гнусная литература вымысла, читанная мной в школьные годы! Вспомнился Рогулин, его вечная, терзающая душу попытка разгадать - за что? Кому это надо, чтобы человеку небо показалось с овчинку, а смерть - желанным выходом. На что руку поднял, Серый? На Промысел Божий?! Явил тебе лик посланец небес, а ты его хаять! Теперь жри снег, жри прах свой, посыпай голову пеплом, молись, взывай, бейся лбом о пень - это все человеческие деяния. Вряд ли они тронут непостижимые сердца синклита.
      - Серый волк, - окликнула меня девушка. Я повернулся к ней - она отшатнулась, увидев мое залитое слезами лицо. Наконец мне удалось взять себя в руки.
      - Одежонки мне никакой не оставили? - спросил я.
      - Возле пенька. В корзине.
      Койс по-прежнему помалкивал. Я глянул в его сторону, потом заковылял к редкой стайке лиственниц. Добрался до пенька, перебрал вещи в корзине, которую оставила в подземелье Каллиопа. Они вернули все в целости и сохранности - сувениров им не надо.
      Я глянул вверх. Голубела высь, завесой отгораживая другую глубь, другие пространства и времена, другие расстояния и сроки. Все прошло, как с белых яблонь дым. Что мне оставалось? Только обнажиться, накинуть пояс, перекувырнуться через голову и обрести подлинную, волчью суть.
      Я направился в сторону койса, очень не хотелось кувыркаться в присутствии биокопии, камнем повисшей у меня на шее.
      Койс покорно отодвинул створку люка. Превращения и прочие манипуляции с одеждой я совершил механически. Выпрыгнул наружу - Земфира с перекошенным от страха лицом бросила бежать, но тут же увязла в снегу, заревела в полный голос. Должно быть, было чего пугаться - огромных размеров волк стоял возле летающей тарелки и держал в зубах корзинку с одеждой.
      Я приблизился к девушке. В этот момент со звонким щелчком захлопнулась створка люка. "Быстролетный" - приятель и верный служака - воспарил над землей и брошенным вдаль камнем исчез за чередой сопок. Я на мгновение опешил, потом непроизвольно скакнул за ним. Койс преодолел километров триста и нырнул за хребет Черского. Там, наверное, свернулся яйцом и навечно ушел под землю.
      Злобно рыча, я принялся разгребать вечные снега, где, как мне показалось, спрятался этот ублюдок. Я жаждал отыскать его, прихватить лапами, потребовать ответ - где его хозяева, что за комедию они разыграли со мной? Как они посмели?..
      По склону покатила снежная лавина. Я бросался то к одной расщелине, то к другой, устраивал обвалы, грыз камень... В безумной попытке попытался взять штурмом небо, преодолеть слой атмосферы, выйти в космос взвился вверх. Я знал, где была спрятана приводная станция. Дайте срок, я и до стартового комплекса доберусь. В лепешку расшибусь, но узнаю - исчезли они или нет. Рухнул я на вершину горы Победа и скатился к подножию...
      Опомнился к полдню. Похмелье было горьким. Долго сидел и выл, глядя на солнце. Подступило отчаяние, положение казалось безвыходным. Мысль о биокопии отрезвила меня - я глянул на свои израненные до крови лапы. Тело ныло - падение с такой высоты не прошло для меня даром. Ради чего? Чтобы несчастное существо без роду и племени замерзло в тайге? Ты просил сохранить ей жизнь, чтобы потом погубить? Такова цена твоему безумству, скачкам в небо?
      Я побрел на юг. Нашел Земфиру в зарослях стланика - она лежала, свернувшись в клубок. Рядом стояла корзинка с вещами. Я с трудом растолкал её, попытался было растереть обмерзшие руки. Лапами это было несподручно. Кувырнуться здесь? Зачем? В человеческом обличьи я здесь к вечеру околею. Синклит все продумал заранее - и расплатился, и просьбу мою исполнил, и дал нам возможность сохранить жизнь. Я кое-как привел женщину в чувство, закинул на спину и скакнул на запад.
      Часть III
      Глава 1
      Домой я вернулся спустя несколько дней после исчезновения фламатера. Первым делом доставил Земфиру к Василь Васильевичу, там мы её подлечили. Помогла Каллиопа - стоило наложить ей руки на обмороженные места, как Земфира уже к вечеру следующего дня поднялась, прилипла к окну и, потрясенная увиденным, начала допытываться - неужели двуногие, что расхаживают по лощинам, проложенным между многоэтажных сопок, тоже биокопии? Или они боги, как мы? Объясняться с ней я оставил Василь Васильевича, лешака нашего, а сам рысью устремился в заволжские чаши и там надежно спрятал скафандр. Обернувшись человеком, направился прямиком к Змею Огненному Волку.
      Евгений Михайлович Неволин, работник одного из академических институтов, встретил меня холодно. Жестом, молча, пригласил войти. После смерти жены он так и жил холостяком в большой кооперативной квартире.
      В начале сообщил, что отыскал адрес офицера МВД, тоже когда-то побывавшего в недрах горы. Теперь офицер на пенсии, тронулся умишком и, будучи неопасен для окружающих, превратился в городского дурачка.Ничего любопытного в его судьбе нет. Разве что его история может сослужить добрую службу тем, кто, испытав головокружения от встречи с тайной, теряют ощущение реальности, слишком много на себя берут. Это был камень в мой огород, однако теперь его местечковые упреки меня не задевали. Я понимал Змея, прямого потомка Даждьбога - он вырос с убеждением, что смысл жизни заключается в спасении человечества. Исполнение долга прежде всего! Конечно, в первом приближении это можно было считать истиной, но мне эта одежонка уже была тесна. Я готов был поспорить, постоять за себя, за свое будущее...
      - А на других махнуть рукой? На обязательства,на предначертанное судьбой? На идеалы, в конце концов?.. - прищурившись, спросил он.
      - В чем меня можно упрекнуть? Разве я позволил себе преступить заветы?
      - Послушай, Володя, - ответил Змей Огненный Волк. - Я прекрасно понимаю, даже сочувствую, но надо смириться - их нет на Земле. Они исчезли. Каллиопа может подтвердить мои слова. Мы вдвоем просвечивали гору. Ничего, кроме обычного залегания пластов, нескольких подземных туннелей и полостей, не имеющих выхода на поверхность. Просвечивали дважды... Правда, ни с помощью воды, ни с помощью кореньев добраться до сердцевины нам не удалось. Сезон не тот и силенок не хватает, чтобы создать необходимое давление и просочиться между пластами. Однако общая аура местности подтверждает наш вывод.
      - Но как же им удалось исчезнуть, не оставив никаких следов?
      - Как исчезает мираж?
      Я недоверчиво усмехнулся.
      - Да, - уточнил Змей Огненный Волк, - я верю в их реальное существование. Глупо было бы отрицать очевидное! Но представь себе, что берега Джормина всего лишь сценическая площадка, где разыгрывалось представление, а режиссер или кукловод находится за многие сотни километров оттуда. Фламатер, исходя из каких-то собственных соображений просто-напросто перешел в другое измерение, сменил начало координат. Стоит ли объяснять, что с нашей точки зрения - это чудо, а с точки зрения ди всего-навсего технологический прием. Вот она, пропасть, что лежит между нами... До противоположного края рукой подать, а вот попробуй перепрыгни. Ничего враз в этом лучшем из миров не происходит. Придется попотеть, поработать.