Алекиан оглядел заполненную дворянами залу. По правую руку от него стоял трон чуть пониже того, на котором восседал сам император — там было место герцогини Тильской. Серая невзрачная женщина с очень резко выделяющимися на увядшем осунувшемся лице морщинами. Она старалась не подавать вида, как мучает ее унижение, но Алекиан знал, что герцогиня тяжело переживает резкую перемену судьбы — после мужниной победы над давним врагом, после торжества и триумфа — вторжение имперской армии, вести о разгроме и бегстве Фенгима, оккупация и мучительное ожидание суда. До Тилы уже докатились известия о суровости приговоров имперского суда в Ванетинии — сейчас жена мятежного герцога Тильского могла ожидать чего угодно. Алекиан вдруг ощутил, что получает удовольствие, наблюдая страх женщины и гнев ее сыновей. Юные наследники герцога стояли рядом с троном матери, старшему уже четырнадцать, почти взрослый парень. Император снова прислушался к себе — да, ему определенно нравится вызывать страх и ненависть в этих — еще вчера гордых и могущественных — людях. Герцогиня не выдержала его взгляда и опустила глаза. Император удовлетворенно улыбнулся и снова обратил взор в зал, окруженный по периметру гвардейцами в красно-желтом.
      Перед Алекианом толпились дворяне Тилы, разделенные на две группы. По одну сторону — пленники, захваченные в Тогерской битве, обобранные победителями, оборванные, некоторые — ранены. По другую сторону те, кто не принимал участия в сражении, либо сумел удрать из-под Тогера и теперь скрывает участие в военном предприятии Фенгима. Все явились сюда — кто под конвоем, кто под страхом конфискации владений и преследования со стороны имперского правосудия. Все ждут приговора Алекиана. На этих ему тоже приятно смотреть, так замечательно… ощущать… даже осязать и впитывать их страх и ненависть! Кто бы мог подумать, что чужая ненависть и страх будят в душе столь пряное и острое чувство… Неограниченная власть, оказывается, дарит совсем незнакомые ощущения.
      Император повернул голову и кивнул. Стоящий по левую руку от трона Валент откашлялся и объявил:
      — Сэр Фенгим, преступивший вассальную клятву и бежавший от имперского суда, объявляется отныне вне закона.
      Толстенькому герцогу, казавшемуся увальнем и недотепой, все же удалось уйти от погони. Когда Валент выслал погоню, беглец уже успел оторваться от преследователей и получить фору. Бежал он на запад, к морю, и проследить его путь оказалось несложно. Тогерцы охотно помогали имперским солдатам, указывая, в какую сторону направились чужаки, но… единственным трофеем преследователей стали загнанные лошади. Герцога подобрал энмарский корабль и теперь предатель, должно быть, затаился в вольном городе. Ловкач Фенгим вложил немало денег в морскую торговлю, и выдача его означала бы громадные убытки для многих членов энмарского Совета и влиятельных купцов. Выгодней оказалось спрятать беглого сеньора и не выдавать ни его, ни денег. Алекиан решил, что после, когда дойдут руки, он отправит сердитое письмо городскому Совету Энмара… но не теперь. Пока что его угрозы не будут приняты серьезно, а вот когда он снова железной рукой утвердит порядок в Империи — тогда и Энмар задумается, стоит ли ссориться с его величеством из-за вкладчика, пусть даже и выгодного. Ну а здесь Фенгим отныне — всего лишь «сэр», вовсе не «светлость».
      — Итак, — заговорил теперь сам Алекиан, — поскольку Фенгим вне закона, я вручу Тилу законному наследнику герцогства. Приблизьтесь, юноша. Преклоните колено. Ваши руки.
      Старший фенгимов сын настолько растерялся, что послушно подошел и опустился перед троном. Алекиан встал, протянул руки и взял дрожащие ладони. Валент склонился на будущим герцогом и шепнул:
      — Повторяйте за мной, ваша светлость…
      Алекиан был доволен — этого никто не ждал, все готовились к суровому приговору, казням, конфискации герцогства… Он, император, обманул всех! Его показная доброта к семье изменника… и будущая доброта к дворянам, вассалам Фенгима… никто не ждал!
      Когда паренек повторил за капитаном слова вассальной клятвы, император поднял его:
      — Встаньте, герцог Тильский… и слушайте волю вашего сеньора. Я выступаю в поход против вероломного Гюголана Гевского, вы пойдете со мной с рыцарством Тилы. Надеюсь, судьба вашего отца послужит уроком. Я не стану преследовать его, довольны ли вы, герцог?
      Затем обернулся к герцогине:
      — Довольны ли вы, мадам? Ежели угодно, можете отправляться к супругу, я не стану чинить препятствий.
      — Я не знаю, где Фенгим, — отрезала женщина и отвернулась.
      — Что ж, как угодно… — Алекиан в упор поглядел на юного герцога, — итак, вы, юноша, отправитесь со мной и, надеюсь, постараетесь геройским поведением на войне вернуть доброе имя Тильских герцогов.
      Затем, обернувшись к дворянам в зале и повысив голос:
      — Вы все отправитесь с новым герцогом. Я временно забуду о винах и проступках. Не сомневаюсь, господа, вы желаете доблестной службой заслужить прощение. Готовьтесь все. Через три дня жду всех здесь, в столице с конями, оружием и вашими людьми.
      «И попробуйте только не явиться», — мысленно закончил фразу император.
 

* * *

 
      Проснувшись, Ингви невольно потянулся пощупать голову. Хорошо вчера посидели… Бормоча оздоровительные заклинания, сел в постели. Боль и сухость во рту отступали, хотя и медленно…
      Ннаонна, уже полностью одетая, сидела спиной к нему, подобрав ноги, и глядела в штопаный гобелен на противоположной стене. Гобелен изображал грандиозное побоище сил Света и Тьмы. С одной стороны подступали орки и тролли, с другой — пускали тучи стрел эльфы, тяжелыми рядами надвигались одинаковые аккуратные гномы с белыми бородами и скакали на поджарых конях люди. Олифеннча Прекрасная, должно быть, здорово повеселилась, расшивая разноцветное оперение эльфийских стрел, а тролли, все как на подбор, получились у нее зеленоглазыми.
      Взгляд Ннаонны блуждал по Наездникам-на-волках, мчащихся на тесные ряды белобородых гномиков. Сегодня девушка натянула обычный костюм воинственного вампира — не платье.
      — Хорошо посидели, — повторил Ингви вслух.
      — Кто — как, — отрезала Ннаонна, не оборачиваясь. — Кто-то хорошо, а кто-то не очень!
      Спина девушки излучала раздражение, а в раздраженном тоне слышалось желание поругаться как следует.
      — Это ты к чему? — осторожно осведомился король. — Я, наверное, чего-то не помню? В чем дело-то? Или вчера было не весело?
      — Весело, весело, — передразнила Ннаонна, — вы-то все напились и куролесили, кто во что горазд. Кендаг ножи в стену метал, хоть это ты помнишь? Рыжая Агриста ему аплодировала… Никлис на спор бранился пять минут, не повторяясь, а Мертенк, хотя и лыка не вязал, просил научить его такому. Даже записать хотел… Мернин ему даже клочок пергамента подсовывал. Не помнишь? А Филька с эльфийской своей королевной…
      Ннаонна умолкла — должно быть, старательно напоминала себе о вчерашней обиде, чтобы не потерять боевого настроения.
      — Что — Филька с королевной? На столе плясали?
      — Нет… не на столе… — потом, подумав, пояснила. — И танцем я бы это тоже не назвала. А ты на эльфийку пялился — я видела! В общем, вы все напились, и вам было весело. А на мне — твой дурацкий амулет. Ему, видишь ли, вздумалось, что мне вредно пить! И вы все!.. А я… Мне амулет не давал пить!
      — Бедная моя…
      — Не трогай меня! Все твой дурацкий амулет! Я его даже снять не могу! Он что, так и будет меня всю жизнь угнетать? Я не ребенок, мне нужна дурацкая забота дурацкого амулета!
      — Конечно, ты не ребенок…
      — Да! И я не потерплю…
      — На, послушай! Это же здорово, у нас первая семейная ссора!
      — Ты слышишь, что я говорю?.. Я не желаю… Стоп, как ты сказал?
      — Семейная ссора. Иди сюда, будем мириться.
      — Отпусти меня!.. Слышишь… Ты… Слы… шишь…
      Получасом позже Ннаонна села и принялась разгребать скомканный ворох одежды и постельного белья, вытаскивая то, что было черного цвета.
      — Ну вот, — произнесла она с досадой, — теперь второй раз одеваться… Ингви, так и знай: ты — тиран!
      — Разумеется, — согласился тиран, — меня к этому национальность обязывает. Демон не может быть добросердечен… Ты не видела, куда я вчера зашвырнул сапоги?
      — Вот они, — Ннаонна уже пребывала во вполне нормальном настроении. — Пожалуй, в семейных ссорах есть определенный смысл — потом можно помириться. Как ты думаешь, сегодня под дверью много народу тебя ждет?
      — Не знаю… Король — опасная профессия! Никогда не знаешь, кто подстерегает за дверью.
 

* * *

 
      Ближе к границе Гевы рельеф стал меняться. Обычных для Андруха холмов встречалось все меньше, рельеф стал более пологим, а климат — влажным. Чаще попадались болота, к тому же небо затянуло тучами, время от времени срывался мелкий дождь. В эти края пришла осень. Проводники из местных вели армию мертвых глухими местами, вдали от поселений и замков. Но снабжение было поставлено отлично — по пути следования Гезнура и его союзников встречали небольшие провиантские обозы, а однажды наведался герцог Дригский — перекинулся парой слов с Гезнуром, поглядел, хотя и издали, на неупокоенных, марширующих идеально ровными колоннами — должно быть, это и было основной причиной его приезда. Выглядело войско Черного Круга достаточно внушительно — рослые, как на подбор, бойцы, в черных развевающихся просторных одеяниях, устрашающие лезвия счетверенных алебард, шлемы с мерзкими личинами… Трудно сказать, остался ли его светлость удовлетворен осмотром, однако поспешил покинуть Гезнура, заверив напоследок — армия Дрига уже собирается, чтобы присоединиться к гевскому войску хоть на том берегу Золотой, хоть на этом — где потребуется. Такой верный союзник!
      К ночи дождь прекратился, однако ночевка на мокрой земле, в сырости и холоде, вышла не слишком-то комфортной. В этот раз Гезнур не стал выпрашивать сеанс магии у маршала, а засел диктовать письмо отцу. До прибытия в столицу оставались считанные дни, и королю хотелось согласовать действия с Гюголаном. Несмотря на наблюдения за тем, что происходит на северном берегу Золотой, Гезнур не мог решить, куда лучше вести армию мертвых. К тому же он обещал маршалу отдать в его распоряжение какой-нибудь замок, следовало определиться с месторасположением таким образом, чтобы принадлежащая Черному Кругу крепость оказалась на пути вероятного вторжения врага. Для этого нужно разобраться, что предпринимает император Алекиан.
      Маршал, не дождавшийся в этот союзника в собственно стане, нашел его запечатывающим письмо.
      — Сегодня вам не хочется глядеть в толленорн? — осведомился некромант, присаживаясь чуть в стороне.
      — Нет, — отозвался Гезнур, обматывая шнурком письмо. — Скоро я увижу отца, и мы оговорим все друг с другом, нет смысла высматривать по крохам.
      Затем король выхватил из костра горящую ветку и принялся поджигать поданную оруженосцем свечу. Капнул воском на сгиб листа, на узлы. Отшвырнул тлеющую палку и приложил печать к бесформенной восковой блямбе. Письмо было готово.
      — Я спрашиваю отца, в частности, о том, какой замок выделить вам, маршал.
      — А что еще в этом письме? Если не в частности?
      — О, всякая семейная дребедень, — улыбнулся Гезнур. — Я спрашиваю старика о здоровье, интересуюсь, как дела у младших братьев… сообщаю ему, что веду непобедимую армию.
      — Непобедимую? — Задумчиво спросил некромант. — Что ж, мы, в Черном Круге, тоже обманываем своих. Непобедимую…
      Маршал тяжело поднялся и, не прощаясь, удалился. Гезнур подождал, пока колдун уйдет подальше, задрал голову и объяснил:
      — Он скромный, этот брат-маршал, понимает, что его войско не непобедимо. Должно быть, не забыл, как их побили в Ничейных Полях. Однако он меня неверно понял. Когда я говорил о непобедимой армии, имел в виду вовсе не его ходячих мертвецов. Я говорил о тебе и твоих парнях, Гырмынг.
      Темнота над головой короля Гевского со скрежетом сместилась, и тролль прогромыхал в ответ:
      — Моя тоже понимать, когда человека говорить сладкий неправда.
      — Это называется «лесть», — не смущаясь, пояснил Гезнур.
      — Моя нравится, когда сладкий неправда лесть слышать. Говорить иногда твоя — моя быть лучше. Радостней моя. Но еще больше радостней моя есть, когда человеков убивай. Когда начать?
      — Скоро, Гырмынг, совсем скоро.

      После победоносного завершения Тогерского похода все ожидали, что Алекиан возвратится в столицу. Однако вместо императора в Ванетинию явился гонец, привез приказ — маршалу ок-Икерну как можно скорее двигаться к Гевской границе со всем воинством, какое только удастся собрать — и ожидать, что дальнейшие указания он получит в пути. Сэр Брудо, прочтя письмо, растерялся, что случалось с бравым воякой нечасто. Он велел позвать гонца, уединился с ним в собственных апартаментах и долго расспрашивал. Мало-помалу маршал наконец сумел сложить в уме более или менее четкую картину происходящего.
      Насколько ок-Икерн понимал, план Алекиана был таков: войско, вышедшее из Ванетинии, гевцы примут (и не без основания!) за главные силы армии, брошенной против их мятежной страны. Армия, которую поведет маршал, разумеется, невелика — во-первых, жалкая горстка ванетских вассалов императора, явившихся в столицу с опозданием — после того, как Алекиан отправился на юг; во-вторых, около сотни дворян-волонтеров, преимущественно сантлакских сеньорчиков; в-третьих — архиепископ Мунт, изъявивший желание присоединиться к походу с собственными воинами. Солдат Церкви будет не очень-то много, большая часть воинов формирующегося Ордена ныне на севере, противостоят эльфам, активизировавшимся в оккупированном Феллиосте. Как ни считай, маловато даже для имитации главных сил вторжения. Потому маршал принял решение призвать цеховое ополчение Ванетинии и набирать людей во всех городах по пути следования войск. Быть может тогда гевские шпионы, увидев многолюдное шествие, в самом деле обманутся…
      Настоящая же армия двинется южнее, из Тилы. Оттуда, как понял ок-Икерн из рассказов гонца, Алекиан поведет по-настоящему сильное войско. Три гвардейские роты, почти без потерь завершившие скоротечную кампанию на юге, да рыцарство Тогера (Ройнрик не посмеет нарушить волю императора, который только что спас его, изгнав герцога Фенгима), да еще и дворяне Тилы — поголовно. Замки герцогства, без преувеличения, обезлюдеют — мужская часть их обитателей отправится с его величеством, чтобы искупить вину и избежать заслуженной кары.
      Гангмар возьми, кто бы мог подумать… Ок-Икерн увидел, что Алекиан, которого сам же сэр Брудо в свое время наставлял в воинской науке, теперь разработал отличный план кампании! У этого плана имелся лишь один, хотя и существенный, изъян — пока армии явятся к гевской границе, осень будет в разгаре. И уже там все в руках Гунгиллы — позволит ли погода воевать? Маршал велел гонцу отдыхать и готовиться к обратному пути, следовало написать отчет о событиях в Фенаде. Приехал посланец, доставил письмо графа Альгейнта — славное письмо!
      Алекиану пока еще неизвестно о мятеже баронов и дворянства Фенады против изменника Гратидиана. Это добрые вести, заговорщиков следует поддержать если не отправкой на север войска, то хотя бы милостивым письмом его императорского величества…
      Маршал отпустил гонца и велел кликнуть писаря… Задумчиво прошелся по комнате, обдумывая текст донесения… Тут в углу послышался шорох, со скрежетом отдвинулось массивное кресло и показался Коклос Полгнома. Сперва маршал за такие номера сердился на карлика, потом махнул рукой — все равно ничего с Коклосом не поделать… сперва внезапные появления шута даже немного пугали ок-Икерна, а теперь ничего — привык. Лучшее, что сэр Брудо смог придумать — постараться не подавать виду, что выходки Коклоса его волнуют.
      — Что, — как ни в чем ни бывало заговорил карлик, спокойно и буднично, словно продолжает прерванную беседу, — наш молодой лев показывает зубы? На юг он отправлялся, имея… сколько воинов у него было? Сотня копий?
      — М-да, — кивнул маршал, — чуть меньше сотни. Примерно по восемь человек на копье.
      — Вот! И тысячи не было! — всплеснул крошечными ручками Полгнома, — А теперь у него не то триста, не то четыреста рыцарей под началом! Несколько тысяч конных, да их лучники, их грумы, их вооруженные слуги, их отряды стрелков! Мой братец — большой ловкач. Пока мы все радовались, что хотя бы Тила и Тогер не грозят имперскому трону, он сумел превратить их в покорных вассалов. Особенно Тилу, ведь братец увел оттуда всех потенциальных бунтовщиков, да и новоявленного герцогенка прихватил в качестве заложника! Ройнрик Тогерский теперь тоже наш — само собой! А? Кто бы мог ожидать от братца такой прыти?
      Ок-Икрен неохотно кивнул:
      — Это верно… Слишком ловко для… гм…
      — Для нашего вялого и нерешительного герцога Гонзорского? Но зато в самый раз для императора Великой Империи людей, да? Да?
      — Это меня как раз и пугает… — признался маршал.
      — А ведь должно восхищать… — карлик сник, от прежнего возбуждения вмиг не осталось и следа. — Меня тоже пугает новый Алекиан, со старым-то я, по крайней мере, знал, как обходиться! А этот — непредсказуемый. И, по-моему, у сестрицы Санеланы те же проблемы, она никак не разберется, как седлают этого нового жеребца по кличке Император.
 

* * *

 
      За дверью в этот раз поджидал Никлис и слуги. Последние выглядели несколько неуверенно — пытались угадать, что им следует делать в этой ситуации. «Злой король» Кадор-Манонг частенько напивался в собственном кабинете, на этот случай имелась отработанная утренняя процедура — появление стонущего монарха на пороге, брань, швыряние сапогами и прочие королевские развлечения. Затем, как правило, к Кадор-Манонгу приходила придворная колдунья и долгими увещеваниями, поддакиванием, лестью приводила в более или менее приемлемое состояние. Как поведет себя после попойки Ингви, строились догадки — всем хотелось надеяться на лучшее.
      Когда король показался на пороге, к нему тут же подкатился Никлис.
      — Слышь-ка, твое демонское, у меня — эта… вопрос наиважнейший имеется. Эта. Когда, узнать желательно, выдача жалования здешнему начальнику стражи положена?
      — А что так? Или из дворца что-нибудь спереть совесть не позволяет?
      — Совесть, слышь-ка, эта… эта, слышь-ка… Совесть — она у господ каких бывает, у рыцарей благородных и прочих графьев. Мне это, слышь-ка, не жмет. Однако у своих-то тащить оно как-то… не с руки оно мне, твое демонское. К тому же мне положено все преступления, слышь-ка раскрывать. Ну и себя-то самого — как поймать? Ты уж вели, чтобы мне толику денег выдали.
      — Ладно, — Ингви важно кивнул, — денег получишь. А что, начальник стражи, много ли преступлений ты уже раскрыл?
      — Одно, слышь-ка, нынче же и раскрою. Один злодей опасный желает, чтоб все дружки твоего королевского величества от похмелья перемерли. Ты б шел уже к столу, что ли.
      Тут же старый слуга склонился в поклоне:
      — Стол накрыт, ваше величество!
      — Ладно, и пусть все вчерашние гости тоже…
      — Так уже! — обрадовался Никлис. — Все ждут только тебя, слышь-ка, демонское! Особенно эльф мается, совсем, сердешный, извелся. Однако держится, не пьет, пока твое демонское за стол не сядет.
      — А, ну раз так, — согласился Ингви, — идем.
      В самом деле, вчерашние собутыльники ждали только появления короля. Даже блистательная Ллиа Найанна выглядела сегодня несколько поблекшей. Минут десять после приглашения к столу слышались только бульканье вина да тяжелые вздохи. Утолив жажду, участники застолья оживились. Кендаг принялся излагать свои планы относительно дальнейшего благоустройства Ничейных Полей — он заложил несколько поселений и просил у короля некоторое количество повозок с лошадьми для транспортировки строительного камня. Требовались также и возчики, поскольку лошади не выносят присутствия орков. Затем высказался Филька — мол, вчера не хотел портить праздник, а так-то у него, князя, то есть, графа, то есть все же князя Давней Чащобы, большие проблемы. Из-за войны между Империей и королем Трельвеллином его подданные не могут пробраться к нему, Филлиноэртли, в Креллионт. А ведь наверняка многим было бы желательно оказаться под рукой мудрого и проницательного князя, то есть графа, то есть все же князя Филлиноэртли!.. Хорошо бы Ингви как-то посодействовал…
      Мертенку тоже захотелось высказаться — начали поступать налоги, так что и у канцлера нашлось, о чем поговорить. Мало-помалу участники застолья разговорились, припомнили вчерашнюю беседу о коварных энмарских интриганах, Филька встрепенулся и предложил Ингви в обмен на подписание союза вытребовать у энмарцев суда для перевозки эльфов из северных владений сюда, в Альду через Энмар. Тогда, сулил князь, в армии Ингви наконец-то появятся в достаточно большом числе настоящие лучники, до которых куда как далеко криворуким жабам… «Филька шутит, — хладнокровно прокомментировал Кендаг, — мне даже смешно». В городе колокола отзвенели полдень, слуги, не дожидаясь приказа, принесли новые перемены блюд, еще несколько кувшинов вина. Разумеется, с утра никто не напивался, да и ели, в общем-то, немного, но беседа пошла живая, веселая — завтрак постепенно перешел в обед.
      В разгар веселья вошел Джамен и, поклонившись, попросил позволения говорить. Шум за столом стих. Джамен с новым поклоном доложил — прибыл новый епископ.
      — Как новый? Почему? — удивился Ингви. — А с прежним-то что случилось?
      — Не знаю, ваше величество. Однако пожаловал новый, моложе. С ним большая свита, кто в черных одеждах, кто в белых. Прежде я такого не видел.
      Ингви оглядел застолье.
      — Интересно, как мне следует поступить? Отправиться к нему, чтобы поприветствовать? Нет, наверное, это будет неудобно. Особенно, если он окажется фанатиком. Может не так понять… Нет, не будем его пугать демоном раньше времени.
      — Вашему величеству не положено самому отправляться к епископу, — задумчиво молвил сэр Мернин из Арника. — Думаю, это было бы неуместно. Пожалуй, можно послать к прелату какого-нибудь уважаемого дворянина из числа придворных.
      — Придворных? — Ингви снова огляделся. За столом имелись орк со сбежавшей от прежнего мужа Агристой… эльф с эльфийкой… вампиресса (потомок Проклятого Принца Гериана)… неподходящие личности для приветствия вновь прибывшего главы епархии. — Сэр Мернин, лучше вас никто с этим не справится. А потом доложите нам, какое впечатление производит наш новый епископ… Надеюсь, ему не придет в голову благословлять меня.
      Ннаонна, державшаяся до сих пор на удивление тихо, вдруг ткнула Ингви локтем в бок и пообещала:
      — А лично я собираюсь переговорить с ним насчет венчания. Так и знай!
 

* * *

 
      Геву неспроста называют «мокрым королевством» — после того, как войско Гезнура пересекло границу, солнце почти не проглядывало сквозь серую пелену туч. Время от времени срывался дождь, грозя вскоре зарядить по-настоящему. Маршал, тяжело шлепая по лужам, догнал едущего во главе шествия Гезнура и заявил:
      — Король, поторопитесь с решением насчет пристанища для меня и моих солдат. Им вредит долгое пребывание под дождем.
      — Вода — помеха для магии? — удивился гевец. — Никогда не думал, что…
      — Да какая, к Гангмару, магия! — прохрипел некромант. — Доспехи ржавеют! Мертвые солдаты не умеют их сушить, протирать и смазывать. Все, что промокло, так и будет теперь гнить на них. Одежда заплесневеть может!
      — Ах, вот как… в самом деле, об этом я не думал… Да, я все собирался узнать… если это конечно, не секрет — почему в ваших хранилищах, где содержатся солдаты, так холодно? Это каким-то образом способствует сбережению магии?
      Маршал подумал, пожевал губами, потом все же ответил:
      — Нет, это — из-за насекомых. Мне следует предстать перед вашим отцом?
      — Э… да, разумеется. Поручите колонну кому-то из своих подручных. Пусть следуют за моими людьми, я отдам соответствующие инструкции. Минуя столицу, они двинутся на запад, там у меня на примете имеется несколько подходящих укреплений. Мы заедем к отцу, я представлю вас королю… и совместно определим, какой именно из замков предоставить Черному Кругу.
      — Мне не хочется бросать своих солдат, — завил чародей. — Во всяком случае, бросать надолго.
      — Надолго не придется, — успокоил его Гезнур. — Вообще-то, отец болен, как вы знаете. Мне лишь нужно, чтобы он официально подтвердил мои полномочия. И желательно ваше присутствие. Потом сразу отправитесь догонять своих. Но их присутствие в столице королевства нежелательно… Пусть шагают окружным путем, пока мы наведаемся к Гюголану.
      …На этот раз Гезнур сразу же назвал себя стражникам в воротах — король вернулся!