Под крылом летящего в сером ноябрьском небе дракона стремительно сменялись пейзажи: окруженные живыми изгородями опустевшие пашни, игрушечные домики деревень с дымками над желтыми соломенными и красными черепичными крышами, городки с чистенькими площадями и шумными ярмарками, простиравшиеся, казалось, до самого горизонта массивы лесов и похожие на торчащие из земли метлы верхушки деревьев в рощах, потерявших листву, быстрые проблески воды в тоненьких ниточках рек и озерца, как осколки разбитого зеркала. По земле неслись тени облаков и, почти неотличимая от них, с ними вместе мчалась причудливая тень дракона.
      Время от времени дракон оглядывался, пытаясь бросить взгляд на основание собственной шеи, туда, откуда доносились смех, веселая возня и звуки поцелуев.
      В данный момент взрыв смеха прервал обстоятельные рассуждения растрепанного рыжего существа. Изнемогая от хохота, оно продолжило самым серьезным тоном:
      — …но, право же, достаточно и самого обычного стога сена. Сверчок, скажи, пожалуйста, там бывают стога сена?
      — Леди, — отвечал дракон, носивший столь странное имя, — в Волшебной Стране среди прочей нечисти попадаются иногда и люди. А там, где живут люди, непременно есть сено. И хотя я не вижу причины заготавливать впрок сухую траву там, где стоит вечное лето, стога мне попадались не раз и не два.
      — Соломой еще крыши кроют, — вставил спутник девушки, крепко обнимавший ее талию и, судя по всему, предназначенный на заклание в том самом пресловутом стогу.
      — Так что, моя прекрасная дама, — с комической серьезностью заявил дракон, — если там есть хотя бы один стог, я вам его предоставлю. Но должен предупредить: вы вряд ли сможете немедленно использовать его так, как вам того хочется сейчас.
      — Это еще почему? — подозрительно спросила девушка.
      — Вы будете просто не в состоянии, — пояснил дракон, не вдаваясь в подробности.
      — Ты смотри у меня, — для порядка в легкой тревоге пригрозила леди, теряя интерес к транспортному средству и вновь возвращаясь к прежнему упоительному занятию.
      Дракон ухмыльнулся и заложил крутой вираж. За время длительного полета он успел соскучиться и пытался развлечь себя, как мог. Пара потерявших бдительность седоков разразилась гневными упреками, особенно часто поминая драконий нос и способы обращения с ним.
      — Проверка! — защищался устрашенный дракон, чей розовый бархатный нос был, по-видимому, единственным уязвимым местом на покрытом броней теле. — Имейте совесть, это же драконья шея, а не зеленый лужок. Во время перехода болтанка будет куда круче. Вот оно, держитесь! Санди, держись за гребень!
      Спутник девушки что было сил вцепился в растопыренный драконий гребень, девушка обвила его шею руками и зажмурилась, полностью доверив свою жизнь крепости его рук и нервов. Но он не закрыл глаз. Напротив, он не мог оторвать их от просвета в облаках, куда устремился дракон.
      Они летели сейчас над горной грядой; вершины ее заснеженных пиков, словно зубы, кусали небо за брюхо; утреннее солнце вставало за скалами, окрашивая их, преломляющих его лучи, в самые немыслимые цвета. Та щель в облаках, бывшая целью дракона, светилась радугами, закручивавшимися по спирали, и чем ближе, тем нестерпимей, тем ярче разгоралась эта спираль.
      — Держитесь! — еще раз крикнул Сверчок, чье полное имя звучало как Сверкающий Подобно Чаше Из Лунного Серебра. Он поднялся немного выше своей цели, сложил крылья и ринулся вниз, в самый центр спирали, пронзив ее, как тяжелое серебряное веретено, как стрела-"бычий глаз" мишени.
      — Домой! — восторженно ревел он. — Домой!

      Солнышко катилось к западу, ну, или в ту сторону, где оно обычно прячется на ночь в Волшебной Стране, а поскольку никто никогда не задавался вопросом, насколько движение светила в сказке соответствует реальной астрономии, то для сохранения аналогий пусть стороны света остаются там, где им по обыкновению и положено быть. К вечеру поднялся легкий приятный ветерок, унесший прочь всех комаров, взвившихся над тихой заводью, в которую разливался ручей, чей серебристый шепоток слышался чуть выше, в отделяющем полянку от рощи кустарнике, вплотную подходившем к воде.
      Издали двое, лежавшие на берегу, казались бездыханными. Но если бы любопытный некто подошел поближе, он счел бы их спящими и, обладая тактом, поспешил бы удалиться. На самом же деле это не было и сном. Юноша и девушка, прилетевшие на драконе, Александр и Саския — Санди и Сэсс, — лежали на изумрудной шелковистой траве Волшебной Страны в глубоком обмороке, явившемся последствием Перехода.
      Первым пришел в себя юноша. Упираясь руками в землю, он с трудом поднял голову, обвел глазами незнакомую местность, не таившую в себе, как ему показалось, ничего угрожающего, и решительным усилием перевернулся на спину. Постепенно взгляд его прояснился, мысли пришли в порядок, и он приподнялся на локте, ища глазами спутницу.
      Она лежала рядом, разметав волосы и юбки, дышала ровно, как спящая, и румянец уже вернулся на ее позолоченные загаром щечки, а губы алели сонной улыбкой. Во время Перехода она потеряла свои деревянные башмаки, босые ножки трогательно выглядывали из-под коричневой юбки, шнурки корсажа были распущены, сорочка соскользнула, открыв хрупкое плечо и тонкую мускулистую руку. В игре вечерних теней она уже казалась не тем, чем была на самом деле когда-то не здесь, не деревенской девчонкой, а заколдованной Спящей Красавицей. Санди захотелось прикоснуться к ней, но ему почему-то боязно было потревожить ее, и его противоречия разрешились тем, что он провел ладонью над ее плечом в полудюйме над кожей, и улыбнулся, вспоминая, когда и как был развязан каждый из этих шнурков.
      Не открывая глаз, она потянулась, метко брыкнула ножкой с безукоризненно оттянутым носком, отгоняя муху, отважившуюся потревожить царственную безмятежность ее сна, и промурлыкала что-то невнятное, где он разобрал только свое имя. Ну что ж, видно, пришла пора будить Спящую Красавицу.
      — Добрый вечер, Сэсс, — прошептал он, склоняясь к ее румяным губам, смешивая дыхание и волосы.
      Легкое покашливание смутило его и заставило отпрянуть. Сэсс, по-видимому, уже несколько минут просто симулировавшая обморок, вскинула голову. Глаза ее испуганно расширились, но она тут же овладела собой, сообразив, насколько смешной и нелепой была бы сейчас возня со шнурками в попытках скрыть то, что и так все видели. Нарочито медленным жестом она натянула сорочку на плечо, позволяя стоявшему рядом на коленях Санди обнимать себя за талию.
      Их окружали несколько человек, самый рослый из которых вряд ли превышал четыре фута. За плечами их были короткие луки и кованые колчаны, украшенные чеканкой изумительно тонкой работы, а опирались они на недлинные копья, судя по всему, с серебряными наконечниками. Но, несмотря на все это вооружение, ни у Санди, ни у Сэсс они не вызвали тревоги: отчасти потому, что в позах их не было ничего угрожающего или зловещего, а отчасти и потому, что выражением лиц они походили на серьезных и печальных детей. Все как один, они были одеты в зеленые, неровно окрашенные туники, позволявшие, как догадался Санди, им, застывая в неподвижности, мгновенно сливаться с трепещущей в солнечных лучах листвой.
      — Эльфы! — прошептала Сэсс.
      — Наконец мы нашли вас, миледи, — почтительно сказал тот, что был повыше прочих и стоял к ней поближе. — Какое счастье вновь видеть вас после стольких лет разлуки!
      — Ничего не понимаю, — сказала Сэсс. — Я никогда не видела эльфов и… и вообще… я только что прилетела очень издалека. Вы меня с кем-то перепутали.
      Предводитель Зеленой дружины грустно улыбнулся.
      — Вас не было шестнадцать лет, миледи. Мы искали вас повсюду, но поиски наши были тщетны. Одно лишь утешало нас в наших страданиях в разлуке с вами — мы знали, что вы живы, и лелеяли надежду на ваше возвращение. Сегодняшний день будет записан в нашу Историю как самый счастливый для эльфов за последние шестнадцать лет. Этот день мы назовем днем Второго Обретения.
      — Но я не понимаю… — растерянно отозвалась она. — Вы ошибаетесь. Санди, скажи же им, что я не больше того, что я есть!
      — Миледи, — сказал зеленый Предводитель, — вы несете на себе знак. Позвольте?..
      Он преклонил колено и протянул руку к плечу девушки. Его рука не дотронулась до нее — в почтительном ожидании разрешения. Сэсс вздрогнула, и Санди приготовился вмешаться, если этот тип зайдет слишком далеко, но его волнение и почтительность были столь очевидны, что она расслабилась и кивнула. Эльф потянул за ткань сорочки, та соскользнула с плеча, и венок из мелких родинок выглянул на свет догорающего дня. Все как один, эльфы опустились на одно колено и склонили головы и копья.
      — Это руна Ку, — сказал Предводитель. — Первая руна Слова…
      — «Королева»!? — ахнул Санди. Предводитель повернулся к нему. В его недетских глазах мелькнули грусть, жалость и понимание.
      — Вы быстро соображаете, сударь, и в нужном направлении, — сказал он. В его обращении к Санди не было и следа той почтительности, с какой он относился к Сэсс, но было что-то равное… Как будто, подумалось Санди, Предводитель не хотел иметь его врагом и в то же время сознавал, что он может доставить немало хлопот.
      — Так я — Королева?
      — Именно так, миледи. Вы — Королева, утраченная шестнадцать лет назад и счастливым образом вернувшаяся домой тогда, когда ваши подданные подвергаются гонениям и преследованиям.
      — Я — Королева? Я обладаю властью?
      — Всей ее полнотой, миледи. В этом мире ни эльф, ни человек, ни дракон, ни прочее существо, волшебное или нет, не имеет права вам приказывать.
      — Как чудесно! — воскликнула Сэсс. — Мог ли ты подумать, друг мой, кем могу оказаться я в Волшебной Стране?
      Санди в упор глянул на Предводителя, который, казалось, замер с недосказанным словом во рту.
      — Чем она должна пожертвовать?
      Тот опустил взгляд.
      — В чем же дело, сэр? — в зеленых глазах Сэсс мелькнула озабоченность.
      — Один из предыдущих принцев Черного трона, — сказал Предводитель через силу, — наложил на нас проклятие. Для него это было развлечением. Мы не можем лгать. Хотя сейчас мне очень хотелось бы сделать это. Вы не скрываете своих чувств друг к другу, не так ли?
      — Нет, — сказал Санди, а Сэсс лукаво улыбнулась. Это была победа, о которой ей хотелось кричать.
      — Вы прелестны, — молвил Предводитель. — Когда я смотрю на вас, глаза мои ликуют, но сердце полнится болью. Вы должны расстаться.
      У Санди дрогнул уголок рта, Сэсс шумно вздохнула.
      — Что? Нет! Никогда! Глупости! — она резво вскочила на ноги и, рассерженная, рванулась выйти из круга, в который заключила ее Зеленая дружина. Эльфы преградили ей путь и упали перед ней на колени. Будь они людьми, она не постеснялась бы растолкать их и любой ценой вырваться на свободу… Но они так похожи были на измученных детей! По лицам их текли слезы.
      — Не покидайте нас, Королева! — воскликнул Предводитель. — Мы не можем угрожать вам оружием, мы можем только молить!
      Пыл ее гнева поутих.
      — Почему я должна расстаться с человеком, которого люблю?
      — Простите, миледи, что приходится касаться этого вопроса. Вы не можете быть вместе, потому что хотите друг друга. И удержаться вы не сможете. Любовь у людей сильнее рассудка.
      — Что за нужда удерживаться от любви?
      — А как вы собираетесь управлять единорогами?
      Повисла тягостная пауза.
      — Единорогами? Они… бывают?
      — Разумеется. Это могущественный Добрый народ, но они согласны вступить с нами в Унию лишь в том случае, если Королева будет девственницей.
      — Ну и пошли они подальше! — воскликнула Сэсс, покрасневшая до самых локтей. — Ничего себе условие!
      — Все наши беды, миледи, происходили от того, что мы слишком часто посылали подальше тех, чьи обычаи и претензии шли вразрез с нашими. Единороги — тоже волшебные существа, и у них есть свои права. Как я уже сказал, это могущественный, свободный и гордый народ. Лишь они одни способны противостоять василискам. Впрочем… Пригласите сюда посольство единорогов.
      Почти черные в наступавшей ночи, кусты зашевелились, и из них выступили три существа. И Сэсс, бедная Королева эльфов, ахнула, и слезы восторга брызнули из ее глаз. Крошечные острые копытца бесшумно ступали в высокой мягкой траве. Они были, как лошади, но меньше, невесомее, волшебнее. Их белый воздушный пух, казалось, светился в темноте, а движения настолько плавно и незаметно перетекали одно в другое, что и впрямь можно было подумать, что они нереальны. Из середины лба каждого выступал острый искрящийся прямой рог. Одна особь была крупнее, две другие — помельче, словно более молоды. Ноздри главного дрогнули, расширились, легонько лавируя между эльфами, единорог прошел к Сэсс и, грациозно согнув колени, опустился перед ней в церемонном поклоне. Он признал эту Королеву. И Сэсс расплакалась. Единорог, белый единорог, воплощающий в себе все самое возвышенное, чистое и благородное; все Добро сказки, вся ее поэзия, смешавшись, отлились в образе белого единорога. Животное смотрело на нее мудрыми, добрыми глазами. Какой силой черствой воли нужно обладать, чтобы отвергнуть подобное существо! Сердце Сэсс разрывалось, и она обернулась к Санди, ища у него поддержки.
      Он низко ей поклонился.
      — Прими мое уважение, Королева, — сказал он глухим голосом. — Царствуй счастливо… и прощай.
      — О нет! — вскрикнула она, но Санди развернулся к ней спиной и стремительно исчез в тех же кустах, откуда только что возникли единороги.
      — Санди! — пронзительно закричала она, бросаясь следом. — Не уходи!
      Она споткнулась и упала на колени. Предводитель опустился на землю подле нее.
      — Вы рождены были для того, чтобы царствовать над нами! Этот знак — он отметил вас, ВАС, когда умерла Та, Что Была До Вас. Это ваш знак, он уйдет только с вашей смертью. Королева, не отвергайте нас! Нам плохо. Черный набирает силу, он подчинил себе уже гоблинов и оборотней, василисков и гарпий, баньши, кладбищенских лошадей и всех злых мачех. Он засылает посольства к драконам и подкупает наиболее алчных гномов. Все больше нечисти становится под его знамена. Мы и единороги, да вот разве что люди в их большинстве, остались почти единственными свободными народами, не тронутыми злом, но нас убивают и обращают в рабство! Нас тащат в рудники, где мы в цепях добываем для Него золото и железо, и мы тешим Его равнодушный взгляд дивными изделиями наших мастеров. Вы, вы одна способны поднять против ненавистного Черного голос и меч. Вы — наша Королева, ужели же вы предадите нас?
      Ну что ж. Он отделался от нее. Он опять решил за нее, присвоив себе ее законное право выбора, и хладнокровно исчез, развязав себе руки, на поиски своих собственных приключений. Ну и пусть, в отчаянии решила она. На этот раз он оставил ее не на пустом месте. На лице ее еще не высохли дорожки слез, когда она повернулась к Зеленому Предводителю.
      — Что я должна делать?
      — Принять корону, миледи.
      Он приложил руки ко рту и крикнул в сторону леса голосом какой-то неизвестной Сэсс птицы. В ту же секунду из кроны ближайшего дерева выпорхнули два крылатых существа. Крылышки их работали изо всех сил, а в руках — или лапках? — они несли резную деревянную шкатулку.
      В молчании Зеленый Предводитель вскрыл запечатанную воском шкатулку и извлек оттуда, как сперва показалось Сэсс, пригоршню света, и лишь потом, когда эта вещица приблизилась к ее лицу, она поняла, что он держит в ладонях обруч из хрусталя. В свете волшебных фонариков лучи, преломляясь и отражаясь в гранях венца Королевы эльфов, свивались и изгибались вопреки всем законам оптики, о которых, впрочем, Сэсс не имела ни малейшего понятия, а значит они для нее как бы и не существовали; лучи создавали над обручем небольшую тиару-мираж, иллюзию, — видимую лишь благодаря свойствам глаза.
      Венец, оказавшийся почти невесомым, коснулся ее лба, струящийся свет объял не только голову Сэсс, но и всю ее фигурку, и со стороны она казалась с головы до пят окутанной то ли в плащ из изморози, то ли в фату из росы.
      — Снять этот венец с вас, Королева, не сможет никто, — сказал Предводитель. — Ни человек, ни дракон, ни какое бы то ни было волшебное существо. Только вы сами. Именно поэтому любой Черный добивается не столько смерти Королевы, — что, в общем-то, для него бесполезно, так как право власти немедленно передастся следующей претендентке, угадать которую заранее невозможно, — сколько отречения, и готов на этом пути на любые обольщения и пытки. Если наш народ дорог вам, — а мы надеемся со временем стать для вас дорогими, — будьте на этом пути мудры и осторожны.
      — Я ничего не смыслю ни в управлении, ни в войне, — призналась Сэсс.
      — У вас будут советники, — успокоил ее Зеленый Предводитель.
      — И вы — один из них?
      — Если вы захотите слушать мои советы, миледи. А сейчас вам следует отправиться в свой тайный дворец. Нам опасно подолгу находиться на одном месте — нас могут выследить.
      — Секунду, сэр…
      Она обернулась к тем кустам, где незадолго до этого исчез человек, которого она любила.
      — Прощай, — сказала она. — И ты, Сверчок, прощай. Как жаль, что мы прилетели сюда, и нам суждено было оказаться героями разных сказок. Выбирая сама, я решила бы иначе. Прощайте, друзья мои.
      Эльфы окружили ее, огоньки погасли, и, все вместе, они скрылись в темной безлунной ночи.
 
      Санди быстро, не останавливаясь, шел через лес. Он очень надеялся, что Сэсс, разобиженная, не бросится за ним вдогонку, а если бросится, то ее удержат. Достигнув полянки, которая, как ему показалось, была достаточно велика, чтобы посадить и поднять с нее дракона, он дунул в свисток. На мгновение у него заложило уши и перехватило дыхание, а потом рядом с ним что-то тяжело шлепнулось.
      — Тут я, — сказал голос Сверчка. — Ну и что ты наделал?
      — Я? Кто нас сюда притащил? Признавайся, ты знал, кто такая Сэсс?
      — Понятия не имел! Я говорил тебе — она из чистого золота, но все эти финтифлюшки на плече лично для меня не имеют никакого значения. А вот ты бросил ее, едва дождавшись удобного случая.
      — У меня сложилось впечатление, что я здесь не нужен.
      Дракон присвистнул.
      — Они бы все равно никуда не делись. Им позарез нужна Королева. О да, эльфы не могут лгать! Тот, кто наложил на них это проклятие, обладал, должно быть, развитым чувством юмора. Но они неуклонно совершенствовали в себе искусство художественного умолчания.
      — Сверчок, я буду тебе крайне признателен, если ты введешь меня в курс здешней политики.
      — Ага, сейчас. Только соображу, с чего начать. А, вот. Волшебной Страной исстари правят две силы: принцы Белого и Черного тронов. Помимо них имеется множество всевозможных духов, среди которых самым значительным является Королева эльфов. Белый принц — Добро, Черный — Зло, они никогда не объединятся. Королева эльфов — ни то, ни другое. Сегодня она может водиться с Белым, завтра-с Черным, в зависимости от политических выгод и личных симпатий. Белый и Черный могут быть любого пола, Королева эльфов — только женщина. Она алогична. Она не подчиняется даже законам физики. В том мире, откуда мы с тобой сегодня прилетели, индусы зовут ее Майей-иллюзией. Она непостоянна, коварна, ветрена, обворожительна и всегда прекрасна. Она может лечь костьми за справедливость, как она ее понимает, но может и очень зло пошутить. Так вот, война между Черным и Белым продолжается испокон веку и будет идти, пока стоит Волшебная Страна. Судя по последним новостям, Черный сейчас неслыханно силен. Лет двадцать назад пал замок Клайгель, оплот сэра Артура, погибшего при его обороне. Сэр Артур Клайгель, — пояснил Сверчок, — это последний принц Белого трона. Но это все произошло еще при Бертране.
      — При ком?
      — Ну да, при том самом Бертране, которого ты знаешь. Это персона не последней важности в здешних местах, и, объявись он — непонятно, куда могла бы закатиться вся нынешняя ситуация. Бертран был очень могущественным Черным и весьма одиозной личностью, но потом с ним что-то такое приключилось. Короче, до появления Сэсс ни один из местных тронов не был занят на законных основаниях, но…
      — Но?
      — У Черных сидит узурпатор, обладающий, судя по всему, незаурядными административными способностями. Я тут полетал, поспрашивал. Так вот, Белых нет, эльфы без Королевы в разброде, а Черные, хоть и незаконным образом, но обретают силу. Для противостояния им эльфам позарез необходимо было объединяющее начало, и они его получили.
      — А ты говоришь, я поступил неверно. Вон какие тут важные дела.
      — Послушай, все это вздор насчет единорогов. Перетоптались бы. Единороги — это вечно разочарованные анархисты и диссиденты Волшебной Страны. Я описал тебе Королеву эльфов. Да разве может это ветреное и обольстительное создание удерживаться в рамках, которые кто-то для нее установил? Все предыдущие Королевы, каких я знал, без угрызений совести бросали самые важные дела и имели, извини меня, Санди, кучу любовников. Дело тут не в единорогах, хотя их поддержка и могла бы стать весомым аргументом в пользу Добра, а в том, что если женщина разрывается между любовью и долгом, то в итоге она завалит и то, и другое.
      — Ну, это, скорее всего, правда, — засмеялся Санди. — Послушай, Сверчок, ладно, пусть она пока позабавится. И она при деле, и у меня руки свободны. Может, мне в драку лезть придется.
      — Мило, — скривился Сверчок. — А если она к тебе не вернется?
      Ну, не захочет. Ты оскорбил ее. И учти, ты оскорбил не беспомощную деревенскую девочку, а Королеву эльфов. Она может захотеть отомстить тебе.
      — Сэсс не злопамятна.
      — А это сейчас уже не совсем Сэсс. Это очень крупная и могущественная фигура в местной расстановке сил. Погоди, она еще почувствует вкус власти. Так что простись с ней.
      — А я уже простился. Сверчок, ты такой здоровенный лоб, неужели ты не понимаешь? Когда она отправилась сюда со мной, ей не из чего было выбирать. Меня она знает несколько месяцев, а увидеть единорога, может, мечтала всю свою жизнь. Я не мог заставить ее сделать выбор, не мог рвать ее сердце пополам. Я не мог лишить ребенка его сказки. Я не настолько самонадеян, чтобы предположить, будто стою всего ее королевства. И неужели я должен говорить о том, что пожертвовал здесь не только ее чувствами?
      — Ладно, — буркнул Сверчок. — Я признаю, что ситуация допускает двоякое толкование. Но ты мог бы остаться с ней, войти в число ее советников и помогать ей. Они ничего не смогли бы поделать, если бы такова была воля Королевы.
      Санди помолчал некоторое время, вспоминая исторические прецеденты, когда фаворит королевы оказывался неугодным влиятельным лицам из ее окружения. У него не было оснований полагать, что эльфы в этом отношении будут более щепетильны.
      — Я не очень самонадеян, Сверчок. Но я и не настолько мало себя уважаю, чтобы состоять в ее свите. Теперь, Сверчок, я буду спать, а утром тронусь в путь. Мне слишком многое хочется увидеть и узнать, слишком многое, чтобы привязывать себя к какой-то политической борьбе, не имеющей лично ко мне никакого отношения. Я по характеру созерцатель.
      — По-моему, — ухмыльнулся Сверчок, — все это называется уязвленным мужским честолюбием. Тебя всегда немного пугал ее темперамент. Ты уже было согласился на глупенькую, боготворящую тебя девочку, но как только оказалось, что она иерархически занимает более высокое место, — ты тут же поднялся на дыбы. Говорить об этом я больше не буду, а вот сам ты повторишь все это про себя сотни раз. Тебе не удастся так легко отделаться от Королевы эльфов. Никто из живых, кто видит сны, не вправе сказать, будто он полностью свободен от власти Королевы. Сны — ее епархия. Она также повинна в том томлении духа и тела, что заставляет молодых совершать безумства, а стариков доводит до безумия… И какого черта я тащил за тридевять земель созерцателя?

      Огромный мрачный зал находился, по-видимому, под землей. Он тянулся в длину ярдов на полтораста, его свод поддерживали два ряда колонн из полированного обсидиана, такие же панели, доведенные почти до зеркального блеска, украшали стены, и зал оттого казался еще просторнее. Верх колонн был увит гирляндами из железных цветов, выкованных искусными гномьими мастерами. Все было очень стильно, во всем чувствовался мрачноватый, но не лишенный художественности вкус.
      Один конец зала был приподнят. Там, под балдахином из черного атласа, на чугунном кованом троне с подушками из мха сидел темноволосый молодой человек с приятным, но несколько скучающим лицом. Внизу, на свободном пространстве перед троном, обвился вокруг ближайших колонн необыкновенно гибкий, небольшой по местным меркам дракон. Зал был освещен факелами и камином, но огонь явно проигрывал схватку с мраком и некоторой сыростью.
      Пара беседовала.
      — Я вижу, ты стараешься, Райан, — говорил дракон высоким приятным голосом. Видимо, это была самка. — Если учесть твои исходные данные, я вынуждена признать, что ты приятно разочаровал меня. Согласись, когда мы тебя раскопали в твоем захолустье, ты мало тянул на Черного. Но среда благоприятствовала, тем паче нам повезло с отсутствием конкурентов. Бертран основательно потрудился, расчищая нам дорогу. Клайгеля он убрал со всем его семейством, Королеву эльфов — тоже. Но что ты будешь делать, мой милый, если вернется настоящий Черный Властелин? Встанешь, почтительно уступишь ему место и, извинившись, скажешь: «Я тут поцарствовал…»?
      Очевидно, разговор на эту тему велся меж ними не впервые.
      — Мне кажется, ты, представляя эту сцену, более развлекаешься, Чиа, чем действительно тревожишься за меня.
      — Ну что ты, — протянула Чиа. — Ты, можно сказать, выпестован мною. В своем роде, Райан, я к тебе привязана. И несмотря на то, что я довольно долго служила Бертрану, мне было бы крайне неприятно, если бы он дал тебе пинка и вышиб с этого красивого трона, из этого зала, оформленного с таким старанием. А сейчас у тебя появилась первая проблема. Я о Королеве эльфов.
      Райан хлопнул в ладони. Вынырнувший из-за трона горбатый гоблин поспешил поставить перед ним низкий столик, а на него — хрустальный шар на чугунной подставке: Райан любил, чтобы мебель была комплектной.
      — Что ты затеял? — с интересом спросила Чиа.
      — Хочу посмотреть на нее. Вдруг мне повезет, и она купается.
      — Мальчишка! — фыркнула Чиа. — Ты надеешься пробиться через семь покровов Майи? Впрочем, она молода, неопытна, многого не умеет. Может быть, она и не ощутит контакта. Если, конечно, рядом не окажется кого-нибудь, более знающего.
      Райан уставился взглядом в палантир и сосредоточился. Шар засветился сперва слабой, идущей изнутри искрой, но по мере продолжения его усилий интенсивность света возрастала, пока не брызнула, наконец, ослепительной вспышкой, вырвавшей из тьмы даже самые укромные уголки огромного подземного зала со всей притаившейся там нечистью. Райан зажмурился и потер глаза, потом осторожно приоткрыл их. В шаре, ставшем прозрачным и светлым, трепетала пронизанная солнцем листва и играли водяные блики. В реке плескались нимфы. Звука палантир не давал, но у Райана было достаточно воображения, чтобы догадаться, сколько сейчас там визга и смеха. В большом кусте проверял свои инструменты оркестр цикад, капельмейстер в великолепном зеленом фраке заметно волновался — не всякий день ему приходилось выступать перед Королевой. Та сидела на берегу в окружении наяд, дриад и приближенных эльфиянок, белое шелковое платье со свободными разрезными рукавами окружало ее облаком широкой юбки, в волосах под утренним солнцем переливалась разноцветными лучами полоска сияния — венец Королевы эльфов. Локоны Королевы были влажными.
      — Эх, опоздали, — разочарованно сказал Райан. — Болтаешь много, Чиа.
      Он медлил гасить палантир, наблюдая, как Королева неторопливо и со вкусом плела венок из незабудок и, закончив, водрузила его на свои рыжие кудри. Такие же голубенькие гирлянды украсили ее шею, пояс и запястья.
      Видоискатель палантира метнулся к другому берегу реки — очевидно, там появилось что-то интересное. Потеряв из виду Королеву, Райан был немного раздосадован, но его досада немедленно сменилась восторгом, когда он узрел выходящего из чащи, будто окутанного пухом одуванчика, единорога. До сих пор он никогда не видел единорогов, ведших очень скрытный образ жизни.
      — Какая красивая скотина, — сказал он. — А нельзя вывести точно такого же, но совершенно черного?
      — Займись, когда нечего будет делать. Они, кажется, в неволе не живут, — равнодушно отозвалась Чиа. — Ты Королеву потерял?
      Усилием воли Райан вновь вернул Королеву в фокус.
      Единорог, видимо, хотел ей что-то сообщить, она встала, жестом попросив свиту не беспокоиться, и прошла к самой воде, сломала камышинку и бросила ее в реку.
      — Смотри, — сказала Чиа. — Вот ее магия в действии.
      Понукать Райана не было нужды. Не отрываясь, он смотрел, как, грациозно приподняв юбку и сбросив туфли, Королева осторожно встала на камышинку сперва одной, потом другой ножкой. Камышинка лежала с невозмутимой неподвижностью, словно Королева была мухой.
      — Ничего себе, — сказал Райан. — Я так не умею, Чиа.
      — У нее логика женская, — мурлыкнула дракониха. — Она не знает, что этого не может быть.
      Повинуясь желанию Королевы, камышинка двинулась поперек течения. Рыжеволосая девушка без видимого напряжения удерживалась на этом ненадежном транспорте. Достигнув противоположного берега, Королева спрыгнула наземь и, сев в траву, завела о чем-то длинный разговор с единорогом.
      Райан откинулся в кресле, сделал палантиру знак погаснуть и, скрестив руки, задумался. Чиа, немного подождав, легким кашлем напомнила о себе.
      — Если ты что-то замышляешь, мой милый мальчик, — протянула она, — то лучше посоветуйся со мной. Право же, я не позволю тебе наделать глупостей.
      Их неторопливая беседа была прервана появлением перед троном причудливо искривленного шишковатого лешачка, раболепно кланявшегося господину.
      — Ну, чего тебе? — недовольно спросила Чиа.
      — Ультиматум от эльфов, сэр, — доложил лешачок.
      — Очередной? — Райан сморщился. — С гонцом, или к двеpям подбросили?