Зверь (№1) - Дева и Змей

– Слушай ты, экстремист, – зашипел Курт, – в кого ты стрелять собрался, здесь же люди?

– Элис то же самое спрашивала за полчаса до того, как нас чуть не съели, – вполголоса напомнил капитан. От тона, которым были сказаны эти слова, в воздухе ощутимо похолодало: – Придется – будем стрелять по людям, – он молча сунул в нагрудные карманы целинки [66] Курта две запасные обоймы и добавил уже мягче: – Без крайней нужды ствол не доставай. Но если уж я открою огонь, значит, нужда самая крайняя. Есть в соборе предметы искусства?

– Есть.

– Постарайся их не повредить.

Против воли, Курт усмехнулся. Вильгельм не похож на психа, да он и не псих. Он просто чуть более решителен, чем это нужно обычному человеку. Ладно, кому как не потомственному военному разбираться, в каких ситуациях требуется применение оружия?

Наконец отзвучал последний из псалмов, или что там поют под завершение службы? Прихожане потянулись к выходу из храма, а Курт с Вильгельмом вошли под своды собора.

Капитан впервые оказался в великолепной эклектичной церкви Ауфбе, и Курт ожидал хоть какой-нибудь реакции. Сам он остановился на пороге, слегка ошеломленный блеском золота и сиянием тысяч свечей, но Вильгельм тут же подтолкнул в спину:

– Вон он, твой дядя. Пойдем.

Наплевать было господину капитану на свет и позолоту, на краски икон и богатство мозаики. Капитан пришел в храм по делу и отвлекаться на ерунду был не намерен.

А дядюшка встретил их с легким удивлением, но весьма дружелюбно.

– Господин фон Нарбэ, Курт, что привело в храм двух юных атеистов?

– Хотим узнать, в чем суть завтрашнего праздника, – поспешно ответил Курт, дабы Вильгельм не ляпнул какую-нибудь грубость, – мы видели столб на площади, и лично мне он очень не понравился. Такое впечатление, что к нему собираются кого-то приковать.

– Верное впечатление, – как ни в чем не бывало, кивнул пастор, – пойдемте со мной, молодые люди, в помещении для отдыха нам будет удобнее. Я, признаться, устал – весь день на ногах… Ты, может быть, знаешь, Курт, что когда-то давно церковь практиковала сожжение еретиков? – продолжил дядя Вильям, когда в небольшой комнатке все трое устроились на неудобных старинных стульях. – Кофе? Сок? Что предпочитаете, господин фон Нарбэ?

– Благодарю, – ответил Вильгельм с той памятной вежливостью, какую встретил и Курт в первый день их знакомства, – не стоит утруждаться. Так что там с кострами инквизиции?

– Инквизиции, и не только. Костры жгли и протестанты, и православные, чашники и лютеране, табориты, гуситы… всех сейчас и не перечислить. К счастью, это давно перестало быть повсеместной традицией. Однако нынче Господь дал нам возможность раз и навсегда расправиться с извечным Врагом. Курт знает, о ком я говорю, вы же, господин фон Нарбэ…

– Я тоже знаю, – вежливость, оказывается, все-таки имела границы. – Вы собрались сжечь Змея?

– При благоприятном стечении обстоятельств нам самим не придется жечь чудовище. Но госпожа Ластхоп любезно согласилась помочь выманить его из убежища. А для достоверности, – дядя Вильям взглянул на обоих молодых людей, словно приглашая их принять участие в заговоре, – как вы, надеюсь, понимаете, требуются некоторые атрибуты.

– И Элис пошла на это?

– Со всей возможной готовностью.

– Что-то я не понял, – Курт поднял ладони, – вы с Элис хотите создать видимость угрозы, чтобы Змей явился сюда ей на помощь…

– Брехня, – совсем не аристократично бросил капитан фон Нарбэ.

– Да нет, это как раз возможно, расстроенная женщина на все способна. Но объясни мне, дядя Вильям, что вы будете делать, когда Змей придет? Ты его видел хоть раз? Он же… елки зеленые, ему ваш город – на один зуб! Это ведь не просто дракон, это – воплощение… – Курт осекся, сообразив, что может наболтать лишнего.

– Воплощение Зла, – договорил за него пастор, – именно так. А о городе, Курт, лучше говори “мой”, а не “ваш”, это больше соответствует истине. Могу ли я понимать твои слова так, что ты видел Змея во плоти, во всем его могуществе?

– Не во всем. Да, видел. И убивать его не собираюсь.

– Это твое право. А вы можете сомневаться в моих словах, господин фон Нарбэ, но, надеюсь, разговор с фройляйн Ластхоп убедит вас в том, что я не лгу. Мы тут вообще стараемся говорить правду и только правду. Ложь тешит дьявола.

– Ты мне не ответил, – вмешался Курт, – что вы собираетесь делать, если Змей придет?

– “Когда”, а не “если”. Он придет, не сомневайся. Но объяснять всю тонкость обрядов, которые нам предстоит свершить, сейчас не время и не место. Мы знаем имя Врага, этим именем звал его когда-то Господь, и за века оно не утратило силы. Тебе достаточно таких объяснений? Господин фон Нарбэ, если хотите побеседовать с фройляйн Ластхоп, я с удовольствием провожу вас к ней. Курт, ты пойдешь?

– Да… разумеется. Но если вы убьете Змея, он не сможет победить в войне… – поймав недоумевающий взгляд пастора Курт раздосадовано фыркнул: – Долго объяснять. Ты не заметил, что кузен Альфред как уехал с утра, так и не вернулся. Фрау Цовель не сказала тебе, что его фургон стоит у выезда на шоссе?

– Мы знаем, что Альфред застрял на границе, – с достоинством ответил дядя Вильям. – Город всегда закрывается на праздник, на сей раз это случилось на сутки раньше, и твой кузен не успел пересечь черту. Ничего страшного, Змей погибнет и все вернется к прежнему состоянию.

– Не вернется, – Курт уже не знал, как сказать, чтобы его поняли. – Змей начал войну с… ну, с врагами, и мобилизовал все стихии. Я не слишком сложно объясняю? Все стихии, это в том числе и земля, и воздух, и вода. Небо тоже. Там ничего сейчас нет. Одна видимость, – вспомнил он слова бубаха, – и я не знаю, что будет, если Змей погибнет. Вдруг стихии погибнут тоже? Армия без командира – это же… это… Вильгельм, скажи!

Вильгельм сказал.

Пастор закашлялся и перекрестился.

– Ты прав, Курт, – произнес он, когда снова смог говорить, – это осложняет дело. Возможно, мы отложим праздник до тех пор, пока как ты говоришь, стихии, не вернутся на свои места.

– Элис, – напомнил Вильгельм.

– Да, да. Я собираюсь проводить вас к фройляйн Ластхоп. Нужно сообщить ей о том, что заточение, возможно, затянется.

Давно и далеко…

Потом, когда все кончилось…

Все.

Кончилось.

…у него уже было достаточно сил, чтобы сбросить мертвую плоть. В зимнем небе над просыпающимся городом простер сверкающие крылья гигантский дракон. Чешуя его отражала свет звезд, перья переливались как лунный свет, и холодом дышала длинная пасть. Он был свободен. То, о чем он мечтал, наконец-то сбылось: князь Михаил умер. И родился Змей. Наэйр, черный принц, Крылатый. Он стал собой. И у него было очень много дел.

Сияющая-в-Небесах предложила ему жизнь или смерть на выбор и считала, что это выгодная сделка. Только князья не торговцы. Если князю что-то нужно, он берет это сам. Не иначе, он ослеп от любви, если не увидел очевидного: бонрионах Полудня пообещала ему смерть, и она выполнила обещание, у нее, покровительницы всего доброго, что только водится в душах смертных, были для этого все возможности.

Фейри Полудня задержали Наэйра, и он не успел на помощь отцу. Фейри Полудня подтолкнули к оружию руки предателей. Фейри Полудня внушили боярам князя мысль о справедливости измены. Фейри Полудня заставили Катерину отдать своего жениха в руки врагов. Они умеют склонять к предательству не хуже, чем Калх, только измену называют подвигом. И это с их помощью люди сочли смелым и благородным деянием убийство двух колдунов: сначала отца, потом – сына. Как сыграно! Некрасиво, но изящно, неожиданно, а потому эффективно. Дед был не прав в своем пренебрежении Полуднем.

Но фейри Полудня увлеклись, выполняя приказы бонрионах. А Сияющая-в-Небесах необдуманно решила сыграть на поле Наэйра, причем в ту игру, в которой он понимал больше, чем Полдень и Полночь вместе взятые. Выросший среди смертных, принц многому у них научился.

И наконец-то он нашел, кому отомстить за отца.

Война началась сразу во всех временах. И во всех временах закончилась победой Крылатого Змея. Гиал не воевал с Полуночью, полководец и воин, самый, быть может, свирепый и опасный из врагов Наэйра, он предпочел остаться его другом. И Калх – измена, и Киарт – верность, обе они, слуга Полуночи и слуга Полудня, не знали, к которой из них прислушался дивный зверь, когда делал свой выбор. Как бы там ни было, без Светлой Ярости, без помощи Единорога, Сияющей-в-Небесах осталось лишь смириться со стремительным, издевательским поражением. И радоваться, что Представляющий Силу не способен убить ее.

А смертные сказали: сказка ушла из мира. Они вспоминали времена, когда фейри жили бок о бок с ними, но даже самые первые, едва-едва разумные смертные, могли только вспоминать. Результатом войны стало то, что фейри Полудня никогда более не приходили в Тварный мир.

Никогда не бывали здесь дети богини Дану, никогда не танцевали и не устраивали рыцарских турниров благородные дэйнион сайд, не влюблялись в смертных красавиц воители “прекрасного семейства”, мрачные худры не истощали смертных безнадежной любовью, и золотоволосая вайль, королева фей, никогда не заставляла влюбленных умирать от тоски по ней. Даже проказливые крошки феи никогда не показывались на глаза одиноким странствующим рыцарям.

Не было ничего. Только сказки. Только смутная память о невозможном. Рагнарек свершился на заре времен, и ужасный змей обвил своими кольцами лишенный чудес Тварный мир.

Наэйр не спас отца. И месть не принесла удовлетворения. Мир смертных теперь принадлежал ему безраздельно, а весь Тварный мир он делил только с народами Сумерек. С теми, кто называл его Крылатым. Они не интересовались войнами и не беспокоились о судьбах мироздания. Он победил. И все.

Создав себе замок в Идире, на меже, отделяющей Тварный мир от мира Срединного, принц жил там отшельником, равнодушный ко всему, кроме редких попыток фейри Полудня проникнуть в его владения. Кто знает, сколько веков провел бы он в этом безразличии, скорее мертвый, чем живой, не способный уже ни любить, ни ненавидеть? Однако люди, самые обычные люди, вновь пробудили чудовище: у подножия холма, слишком близко от страшного замка смертный по имени Гюнхельд посмел выстроить храм Белого бога.

– Вот сюда, – пригласил дядя Вильям. За толстой, обшитой металлом дверью обнаружилась крутая каменная лестница, – здание собора очень древнее, в катакомбах под ним можно спрятать еще один такой же храм. А мы используем их, чтобы хранить вино и пиво. Но большинство помещений пустуют.

– Вы что же, два дня держали Элис в подвале? – Вильгельм первым начал спускаться по стертым ступенькам. – Гестаповцы чертовы!

Голос его прозвучал гулко. Пастор сокрушенно вздохнул и придержал за локоть Курта, последовавшего было за капитаном. И прочная дверь сама повернулась в петлях, захлопнувшись у них перед носом.

– Я объясню, – примирительно развел ладони дядюшка, – все объясню. Курт, так будет лучше. Твой друг явно не способен трезво оценивать ситуацию.

– Немедленно открой дверь!

– Открою обязательно. Кстати, фройляйн Ластхоп действительно там, внизу, и у господина фон Нарбэ есть возможность без помех побеседовать с нею. Объяснить, как некрасиво быть предательницей, или что так возмутило его в нашем плане?

– Открой дверь! – повторил Курт, прислушиваясь к тишине в подвале. – Вильгельм? Ты как там?

– Темно и тихо, – глухо ответил капитан, – дай родственнику в лоб. Извинимся, когда откроет.

– Бей, но выслушай, – усмехнулся пастор. – Сгореть завтра должен был твой капитан, именно он – тот грешник, обреченный на спасение огнем во славу Божию. Есть некоторые признаки, по которым мы умеем определять это, в частности, господин фон Нарбэ не может покинуть Ауфбе. И, поверь мне, не сможет уже никогда. Да, Курт, мы делаем это. Каждое полнолуние плюс-минус несколько дней в город приезжает человек, или несколько людей, которым суждено сгореть на праздничном костре. Это святое дело…

– Аутодафе…

– Именно так. И это единственная возможность удерживать Змея в его логове.

– Да он ходит, где хочет, и плевать на вас хотел! – взорвался Курт. – Войны ведет, людям мозги вправляет, ему ваши жертвы – как комариный чих. Ты что, не понимаешь, на кого вы замахнулись? Открой дверь!

– Дай ты им поговорить. Никто не сделает зла ни этой ведьме, ни придворному безбожнику. В этот раз все будет так, как я сказал. Никаких жертв, никто не погибнет. Змей придет, и мы уничтожим его. Думаю, после этого нужда в святом огне не возникнет уже никогда. Отказались ведь от этой практики во всем остальном мире. Мир погряз в грехе, что правда то правда, но там всегда грешили, и особенно много как раз в те века, когда костры пылали по всей Европе. А в связи с тем, что ты рассказал мне, я почти уверен, что со смертью Змея лучше станет весь мир. Погибнет он, погибнут все нечистые духи, именуемые тобой стихиями. Настоящие стихии, иначе говоря, Начала, никогда не имели ничего общего с чудовищем из-под холма. Это ангельские чины. Курт, подумай, как прекрасна станет земля, когда нечисть и нежить, творения дьявола, сгинут в битве с извечным своим противником. Словом, я решил, что праздник начинается немедленно. Чем раньше мы погубим Змея, тем быстрее настигнет кара его нечестивых союзников.

Где-то далеко внизу, гулко и раскатисто, – сразу отчетливо вспомнился вечер на дороге и вздрагивающие от выстрелов стены дренажной трубы, – загрохотали выстрелы.

Оказавшись в кромешной тьме, Вильгельм автоматически выхватил пистолет, другой рукой нашаривая дверную ручку. Ладонь наткнулась на острые шипы, и капитан негромко выругался.

С той стороны глухо, но отчетливо донесся голос Курта:

– Немедленно открой дверь!

И что-то успокаивающе забубнил преподобный Вильям.

Вильгельм провел рукой вдоль двери – да, так и есть, вся она была усеяна изнутри металлическими шипами. Очаровательное местечко – собор Петра и Павла. Не иначе для пива и вина такие предосторожности, чтоб не забродили и не убежали.

В кармане куртки был фонарик. Не то, чтобы Вильгельм предусматривал ситуацию, в которой оказался, но привычка всегда иметь при себе нож-стропорез, фонарик, пистолет и зажигалку не раз оказывалась полезной. Человек с фонарем в темноте на узкой лестнице – прекрасная мишень, все верно, но кто знает, какие еще сюрпризы заготовлены здесь для гостей?

Коротко переговорив с Куртом и убедившись, что прямо сейчас его не выпустят, капитан фон Нарбэ направился вниз, время от времени подсвечивая себе узким лучом фонарика. Идти пришлось недолго. Лестница в тридцать шесть ступенек, короткий коридор, и еще одна дверь. Деревянная, покрытая резьбой, она оказалась заперта снаружи на прочный засов, раскрылась бесшумно, и в щель просочился электрический свет. Вильгельм прищурился, давая глазам привыкнуть, перешагнул порог и огляделся.

Он стоял в квадратной прихожей, куда выходили еще три двери с матовыми стеклами. За занавеской из стекляруса можно было разглядеть маленькую кухню.

– Элен, – прозвучал из глубины дома знакомый голос, – представляете, вы меня заперли… Оу, – Элис выглянула из-за дверей спальни, – Вильгельм?! Решили зайти в гости? Ничего не скажешь, вовремя… Вильгельм? Эй, с вами все в порядке?

Капитан выдохнул и прислонился к стене:

– Слава богу, вы здесь. Элис, вы знаете, как отсюда выбраться?

– Пойдемте в гостиную, – она взяла гостя за рукав, – вам надо сесть и чего-нибудь выпить. У меня есть яблочное вино, сок и молоко. Может, хотите кофе?

– Дверь запирается изнутри? – Вильгельм брякнул щеколдой, держащейся на двух шурупах. – Или это все?

– Все, – удивленно ответила Элис. – Что случилось, господин капитан?

В ярко-красном шелковом халатике, красных туфельках и с алой лентой в волосах, она выглядела очаровательной куклой-блондинкой. Бери ее под мышку и неси в постель. Что делает с женщинами одежда!

– Переоденьтесь во что-нибудь… походное, – приказал Вильгельм.

Элис пригладила руками подол халатика, бросив на себя удивленный взгляд, мол, что не так?

– Надо немедленно уходить, – объяснил фон Нарбэ, – найти выход из подземелья, и искать убежища на холме.

– На холме? – тут же переспросила Элис. – Я вам не верю. Как вы докажете, что это вы?

– О, бог мой! – в сердцах произнес капитан. – Если мне выстрелить в голову, я умру. Это вас убедит? Пастор запер меня в этом подвале, я нашел здесь вас, нам обоим грозит опасность. Собирайтесь!

– Вильгельм, – заговорила Элис тем особенным голосом, каким дилетанты от психиатрии пытаются убеждать сумасшедших, – именно здесь я в безопасности. Мы с пастором намерены разыграть представление для Змея, и, возможно, вы поддались на нашу уловку, но…

– Да знаю я, знаю! Дядюшка Курта нам все подробно рассказал. А потом заманил в подвал…

– В какой подвал?! Это флигель на кладбище!

– Правда? – капитан отодвинул стеклярусные нити и несколько секунд любовался пейзажем за окном. – М-да. Элис, а как вы тут оказались? Я имею в виду, где именно на кладбище стоит ваш флигель?

Несколько секунд девушка стояла, сосредоточенно сощурившись и внимательно разглядывая позднего гостя. Потом развернулась так, что легкие полы халата взметнулись как птичьи крылья, и скрылась за дверью спальни.

– Не помню, – раздалось оттуда, и капитан слегка расслабился: во всяком случае, Элис побежала не за оружием, – помню, что разговаривала с пастором, а потом помню, что сижу здесь в гостиной. Я даже за дверь ни разу не выглянула, так боялась. Вильгельм, вы думаете, с нами хотят что-то сделать? Это как-то связано с исчезнувшими людьми?

– Я расскажу, – пообещал фон Нарбэ.

– Рассказывайте сейчас.

И он начал рассказывать, снова вспоминая события вчерашнего вечера и сегодняшнего странного утра.

– Я не видела грозы, – сообщила Элис, – и града тоже. Тем более огня с неба. Весь вечер было тихо, а ночью в соборе пели. Вильгельм, что мне взять с собой, кроме оружия?

– Фонарик и запасные батарейки, если есть.

– Есть.

Элис появилась, одетая в широкие джинсы и куртку с кожаными заплатами на локтях. Кобура на поясе. На плече небольшая спортивная сумка. Волосы собраны под кепку с длинным козырьком. Бейсболка, кажется, так она называется.

– Куда пойдем, капитан?

– Кто такая Элен, которая вас заперла? Она входила и выходила через эту дверь?

– Да.

– Значит, сюда и пойдем. В худшем случае, снова упремся в двери с шипами, а в лучшем – найдем их открытыми. Должен же Курт…

Что-то заскрипело снаружи. Камень терся о камень, и лязгал металл. Вильгельм толкнул Элис в кухню и распахнул дверь, тут же укрывшись за стеной спальни, в мертвой зоне: раскрытая дверь так и просила гранаты. Нельзя было позволить, чтобы их снова заперли во “флигеле”.

– Стрелять только после меня, – прошептал он, надеясь, что Элис услышит и не станет переспрашивать.

Она молча кивнула. Молодец, девочка.

Элис услышала шаги снаружи. Ей казалось почему-то, что пришельцев четверо, но можно ли доверять слуху? Даже слуху фейри?

– Сбежали? – предположил мужской голос. – Дверь открыта.

– Куда бы они делись? – последовал ответ. – Здесь оба. Господин капитан! Фройляйн Ластхоп!

Куда они пойдут сейчас? Если кто-нибудь заглянет на кухню…

– Всем стоять! – приказал Вильгельм выходя из-за дверей. – Руки вверх!

– Капитан, – рассудительно заметил кто-то из гостей, – ты выстрелишь в одного, а нас четверо.

– Руки! – со сталью в голосе повторил Вильгельм.

Что ж, на кухню они не пошли. Элис таким образом оказалась во фланге предполагаемого противника. Она решилась выглянуть, тут-то и началась стрельба.

Первые выстрелы прозвучали почти одновременно. Швырнуло к дверям одного из гостей. Вильгельма отбросило назад, к стене. Элис, никем не замеченная, успела выстрелить дважды. Она не промахнулась. Она никогда не промахивалась. Оставшийся гость ловко кувыркнулся обратно в дверь, но фон Нарбэ выстрелил из положения лежа. Видимо, попал. Потому что больше не стрелял, остался лежать на полу, ощупывая бок и глубокомысленно глядя перед собой:

– Опять ребро… вот гадство!

– Вы-ы… – промямлила Элис, для которой все случилось слишком уж быстро, – что ли вы живой?

– Из их дробовиков только ворон пугать. – Вильгельм тяжело поднялся на локте. – Странное дело, в голову почти никогда не стреляют. Даже с двух шагов. А неплохо для мирных христиан, – он сунул пальцы в дыры на куртке. – Я думал, они пацифисты.

– Это Гюнхельды, – выйти в коридор Элис не решалась, ей совсем не хотелось смотреть на тех, кто лежал там, – Курт говорил, они не такие, как все. Вильгельм, мы их что… совсем?

– У нас выбора не было.

Капитан встал на ноги, вздохнул и, болезненно морщась, повел плечами.

– Два ребра, не меньше… Там свет какой-то видно, оттуда они и пришли. Пойдемте, пока подмога не явилась.

…Курт догнал их уже метрах в пятидесяти от входа в потайной коридор.

– Как вы? Вильгельм, ты ранен?

– Ребро сломано. Или два. Трудно сказать.

– Этот ход ведет к церкви Преображения Христова. Вот, – Курт достал из кармана свернутый вчетверо лист плотной бумаги, – план этих подземелий, чтоб им! Выйти на поверхность можно только в какой-нибудь из церквей. И нас уже ждут.

– В дядюшке проснулась совесть? – поинтересовался капитан фон Нарбэ.

– Я пригрозил, что прострелю ему колено, – угрюмо ответил Курт. – Надо было. Не смог. Но сюда они не сунутся, знают, что у нас оружие.

– Что будем делать? – Элис оглянулась на темное пятно входа. – Может быть, отсидимся здесь? Где-нибудь?

– Есть захотим, придется вылезать, – пробормотал Курт, – Вильгельм, у меня аптечка с собой. От доброго дяди. Давай хоть тугую повязку тебе сделаем, все лучше, чем так.

Вильгельм сбросил на пол прорванную куртку. А Элис подняла голову, прислушиваясь…

– Курт, – в светлых глазах капитана фон Нарбэ впервые появилось что-то похожее на страх, – твои родственнички не припрятали в закромах неконвенционного оружия?…

– Улк, – прозвенел прямо с небес бесплотный голос, – безумный злой мальчишка, что ты делаешь, чего хочешь добиться?

Вот так! От неожиданности Змей хлопнул крыльями, едва не свалившись вниз, прямо на головы пехотинцам. Сияющая-в-Небесах снизошла послать к правнуку кроме Света еще и Голос?

– Хочу запереть тебя в Лаэре, – ответил он со всей подобающей вежливостью, – надолго, лучше – навсегда.

– Зачем? Какое зло я причинила тебе?

Перечислять было долго. К тому же, разговоры разговорами, а время на Меже идет, это в Лаэре можно никуда не спешить. Поэтому принц, игнорируя собеседницу, отдал приказ, и его армии быстрым маршем начали форсировать границу Срединного мира.

Вот теперь можно и поговорить.

– О чем ты спрашивала?

– Зачем ты натравил на меня своих чудовищ? Мои подданные не сделали тебе никакого зла, а ты убиваешь без жалости и чести, ты губишь не только солдат, но даже тех, кто не способен сражаться. Ты убил Единорога…

– Я Улк, – пожать плечами принц не мог, поэтому шевельнул крыльями, набирая высоту, – у меня нет чести и жалости. Я хочу убить всех твоих слуг, и твоих лонмхи, и твоих бойцов. И я их убью. Это все? Ты задерживаешь меня, Сияющая. Я хочу быть со своей армией.

– Что случилось? – голос Владычицы стал мягок и печален, и Змей немедленно насторожился. – Что нашло на тебя, выродок? Ты поддался гневу, но кто послужил его причиной?

– Я, может, и выродок, но твоей крови, – рыкнул Змей, – и лучше тебе не злить меня еще больше! Надо было держать Бантару на привязи. Он уже восстал? Я с удовольствием еще раз раздавлю его мерзкую тушу. Разговор окончен, бонрионах, – последнее слово он выделил с необыкновенным удовольствием, – скоро у тебя останется двое подданных, тогда и поговорим снова.

Несколькими взмахами крыльев он достиг границы Лаэра, и тут Голос зазвучал снова:

– Из-за какой-то сиогэйли Улк теряет голову и забывает о гордости! Возможно ли такое? Ты готов служить ей, как лонмхи служат тебе. Ты не понял еще, кровопийца, что вам двоим не место в этом мире? Кто-то умрет – или ты, или девчонка, и это не моя воля, это воля Белого бога. Вы мешаете ему, не мне. Лети, Змей, добивай выживших, чем больше ты убьешь, тем меньше сможешь пройти назад по реке времени. Убийства, совершенные тобой необратимы, и слуги Белого бога успеют сжечь твою побродяжку!

– Лжешь, – прошипел Эйтлиайн, одновременно пытаясь отыскать Элис, но Ауфбе оказался закрыт от его взора… чертовы попы додумались провести всенощную службу. – Ты лжешь, Сияющая! Сожгут солдата. В жертву приносят того, кто проглочен Идиром, а Элис свободна.

– Ты же не видишь ее, Улк, – рассмеялась Владычица, – а я вижу. Там мой рыцарь, помнишь об этом? Можешь не верить мне, но один из вас умрет, и это случится очень скоро. Ты или она, змееныш, решай, или будет поздно.

Решать он не стал. Приказал царственным повелительницам возвращаться в Тварный мир. Вызывал Галлара и передал ему командование войсками. Если Сияющая думает, что нехитрым обманом спасет своих подданных от неизбежной смерти, кианнасах гвардии разубедит ее.

И это случится очень скоро.

Сложив крылья, Змей спикировал в открывшийся перед ним портал. Жаль, что нельзя таким образом попасть прямо в Ауфбе.

…Ужасно болела голова. Тошнило. И было темно. Потом в ноздри ударил отвратительный и очень резкий запах, от которого, показалось, мозги покрылись инеем. Курт заворочался, приоткрыл глаза и поморщился от слишком яркого света: фонари вокруг площади кружились в медленном танце.

– Все в порядке, Курт, – дядя Вильям обнял его за плечи, помогая подняться, – все хорошо. Выпей вот это, чтобы голова не болела.

Курт выпил. Стало полегче. Он сидел прямо на мостовой, рядом на коленях стоял дядя Вильям, вокруг толпились встревоженные горожане…

Курт вспомнил. Дернулся вскочить на ноги. Зашарил рукой, в поисках оружия.

– Не волнуйся за своих друзей, – пастор указал рукой, – вон они оба. Видишь, живы, хоть и не очень здоровы.

Курт все-таки встал. Откуда силы взялись? Откуда-то взялись, как только он увидел Элис, висящую на цепях, ее беспомощно вывернутые тонкие руки. Вильгельма прикрутили куда надежнее. Капитан пошевелиться не мог, зато мог высказать все, что думает о добрых горожанах.

– Я велел заткнуть рот богохульнику! – недовольно бросил в пустоту дядя Вильям.

– Кусается, преподобный отец, – жалобно ответил кто-то, невидимый в толпе.

– Так оглуши его, сын мой, – пастор скрипнул зубами, – неужели до этого трудно додуматься?

Курт стоял и смотрел на вязанки дров, на канистры с бензином, из которых обильно поливали будущий костер, а заодно и Вильгельма с Элис.

– Они же задохнутся от вони…

– Не беспокойся.

Кто-то подошел к Вильгельму с деревянным молотом на длинной ручке…

– Стоять! – рявкнул Курт, кривясь от нового приступа боли. – Я приказываю вам: стоять, или будете прокляты!

Он еще не успел придумать, что именно сотворит сейчас, чем напугает их, оглянувшихся на него, удивленных, но выполнивших приказ. Не дать им прийти в себя, ошеломить, он же маг в конце-то концов, он…

С неба в землю грянула ледяная молния. Брызнули в стороны осколки камней, чудом не задев пленников у столба, разметав и изранив первые ряды горожан. А в следующий миг, обдав людей студеным дыханием, черный дракон пал с небес, и от алмазных крыльев его брызнули вокруг цветные яркие блики.

Змей был огромен. Ему тесно было на площади. Лапа с когтями, каждый в человеческий рост, продавила камень рядом с Куртом. Шипастый хвост одним взмахом снес шпиль ратуши. Что происходило на другой стороне площади, что сталось с людьми, оказавшимися под задними лапами дракона, об этом страшно было даже подумать. Длинные, покрытые чешуйчатой броней пальцы обхватили столб над головой Вильгельма, выдернули из земли.

И пастор Гюнхельд закричал, срывая голос:

– Нареченный Михаилом, именем Господа нашего заклинаю тебя: покорись!

Страшно зарычал оскорбленный дракон, алым, белым, слепящей синевой полыхнули крылья. Он почти взлетел. Курт пригнулся от пролетевшего над площадью порыва ветра, но Змей в человеческом облике встал на землю.

– Курт, – дядя Вильям сунул в руки племяннику длинный острый кинжал, не из стали – из серебра, – бей в сердце. Ты спасешь всех, спасешь друзей…

– Ты заигрался, поп, – скучным голосом произнес принц Наэйр. – Ты надоел мне.

Он был рядом, в полушаге от Курта. Всего на миг встретились они глазами, рыцарь и дракон, но и мига хватило, чтобы Курт понял: Змей побежден и знает об этом.

План пастора сработал.

Вокруг было тихо. Застонал, но тут же умолк кто-то из раненых. И, рассыпая искры, за спиной принца пролетел пылающий факел, упал прямо на залитые бензином вязанки дров. Змей подался назад, развернулся, протягивая к взметнувшемуся пламени когтистые руки, жилы на шее и висках вздулись, как от непомерного усилия, и огонь, свирепый желтый огонь припал к земле, облизал горячие сухие камни. Он задыхался. Умирал… но уже взлетели над толпой другие факела, расцветилась яркими красками праздничная ночь.

– Рыцарь, – прохрипел Змей, не замечая, что из под когтей его бледным серебром капает на землю кровь, – делай, что должен.

– Это ты – должен, – Курт, сжал теплую рукоять кинжала, – ты обещал. Спаси их.

…Серьезная это сила – человеческая воля, воля обычного смертного. А уж воля мага, да еще помноженная на могущество Зла и нерушимую клятву – это сила, противостоять которой не может ничто.

Погасло пламя, и со звоном упали цепи с покосившегося столба. Вылетела из распахнувшихся ворот сада Гюнхельдов “Победа” Курта, все четыре дверцы ее приглашающе раскрылись.