Принц-странник - Индийский веер

— И что же ты собираешься теперь делать? Рассказать Дугалу, какая у него ужасная жена? Не беспокойся. Он уже знает. Скажи ему, что он зануда и что именно поэтому мне приходится искать развлечения.

— Я, конечно, не скажу Дугалу.

— Я знаю. Ты скажешь Фабиану. Друзилла, ради всего святого не делай этого.

— Я думаю, что об этом, возможно, следует упомянуть. Это невыносимо… его приход в твою спальню.

— Ладно, я ведь неотразима.

— И полна предполагаемых обещаний.

— Друзилла, пожалуйста, не говори Фабиану.

Я помедлила. Затем сказала:

— Я думаю, что это могло бы быть важным с точки зрения…

— О, не будь такой мудрой! Он такой же человек, как все. Все они одинаковы, если только дашь им палец…

— Тогда перестань давать палец… хотя в твоем случае он превращается в целую руку.

— Я обещаю… Друзилла, я обещаю. Я буду себя вести… только не говори Фабиану.

Наконец, я согласилась, но с некоторым трудом, так как чувствовала, что тот факт, что один из штата слуг-индийцев намеревался вступить в близкие отношения с хозяйкой дома, был очень значительным.

Примерно через два дня после этого в дом была принесена новость.

За это время я видела Хансама только один раз. Он снова был полон достоинства. Он наклонил голову в привычном приветствии и не обнаружил никаких признаков того, что он помнит ту сцену в спальне Лавинии и ту роль, которую я в ней сыграла.

Лавиния сказала, что, когда он пришел к ней с ежедневным визитом, она приняла его в своей гостиной и была одета по-дневному. Встреча прошла в спокойной манере — так, как и должны проходить подобные встречи в домах британского квартала, где хозяйки обсуждают меню на день со своими хансамами. Не было никаких упоминаний о том, что случилось.

— Ты должна была бы видеть меня, — произнесла Лавиния. — Ты гордилась бы мной. Да, Друзилла, даже ты. Я только обсудила меню, и он сделал предложения о том, что считает подходящим. Я сказала ему: «Да, Хансам, я предоставляю это тебе на твое усмотрение». Мне кажется таким образом поступает большинство важных дам. За минуту все было закончено.

— Хансм поймет, что вел себя недопустимым образом, — сказала я. — Он, конечно, не стал бы извиняться. Этого нельзя от него требовать. Кроме того, вина лежала главным образом на тебе. Он решил не обращать на все это внимания, что в конце концов лучший способ с этим покончить.

В дом пришел молодой человек. Он прискакал издалека, был крайне усталым и хотел, чтобы его без промедления провели к Большому Хансаму.

В свое время мы узнали, что привезенное послание было от брата Хансама и что сын Хансама Ашраф, который недавно женился на Рошанаре, мертв. Он был убит.

Хансам в трауре закрылся в своей комнате. Пелена уныния окутала дом. Фабиан был глубоко, встревожен. Том Кипинг и Дугал долгое время находились вместе с Фабианом в его кабинете. Они не вышли к ужину, и, как и в прошлый раз, им отнесли еду на подносах в кабинет.

За ужином мы были с Лавинией одни. Мы, как и все в доме, говорили о смерти Ашрафа.

— Он был таким молодым, — сказала я. — Они с Рошанарой только что поженились. Кому понадобилось убивать его?

Даже Лавиния была потрясена.

— Бедный Хансам. Это такой удар для него. Его единственный сын!

— Это ужасно, — подтвердила я и пожалела человека, несмотря на то, что, в моем воображении, он прочно стал зловещей фигурой.

Лавиния сказала, что она хотела бы лечь пораньше, и ушла в свою комнату. У меня не было настроения идти спать. Я чувствовала себя очень встревоженной. Мне было интересно, что будет с Рошанарой. Бедный ребенок, она была такой юной.

Я села в темноте в гостиной, отдернув шторы так, чтобы видеть красоту залитого луной сада.

Как раз в тот момент, когда я хотела удалиться, дверь открылась и вошел Фабиан.

— Привет, — сказал он. — Еще не легли? А где Лавиния?

— Она пошла спать.

— И вы здесь сидите в одиночестве?

— Да. Все это так беспокойно.

Он закрыл дверь и вошел в комнату.

— Я согласен, — сказал он. — Очень тревожно.

— Что это означает? — спросила я.

— Это означает, что по какой-то причине Ашраф был убит.

— Возможно, это один из тех тхагов. Они убивают без причины.

Он немного помолчал, затем сказал:

— Нет… я не думаю, что на этот раз это был тхаг… хотя это может быть связано с ними.

— Вы думаете, что кто-то убил… не просто ради убийства… а по определенной причине?

Он сел напротив меня.

— Для нас надо обязательно выяснить, что происходит.

— Понятно.

— Это может оказаться самым важным для нас. Мне не нравится, какая сложилась ситуация. Я уже обсуждал с Дугалом и Томом возможность отправить отсюда вас с Лавинией и с детьми.

— Отослать. Вы имеете в виду…

— Я бы чувствовал себя счастливее. — Он слегка иронично улыбнулся мне. — Я не имею в виду счастливее… в прямом смысле… я имею в виду, что почувствовал бы облегчение.

— Я не думаю, что Лавиния уехала бы.

— Лавиния? Она уедет туда и тогда, куда и когда ей скажут.

— У нее есть свое собственное мнение.

— Очень жаль, что у нее нет при этом еще хоть сколько-нибудь разума.

— Не думаю, чтобы мне понравилось бы быть пересылаемой туда-сюда… как какая-нибудь посылка.

— Пожалуйста, не будьте упрямой. Положение достаточно трудное, поэтому не усугубляйте его.

— Просто хочется хоть немного влиять на то, что здесь происходит.

— Вы не имеете представления о том, что происходит и все же хотите принимать решения. Женщины и дети не должны быть здесь.

— Вы не выдвигали возражений против приезда сюда Лавинии. Здесь родились дети.

— Она приехала со своим мужем. Я не распоряжался, где родиться их детям. Я просто заявляю, что, к несчастью она и они, а также вы здесь. Но все это произошло достаточно естественно. Я обвиняю себя в том, что вызвал сюда вас и мисс Филрайт.

— Вы не вызывали нас.

— Это было мое предложение, чтобы вы приехали сюда.

— Почему?

— Я думал, что вы, может быть, окажете какое-то влияние на Лавинию. Вы делали это в прошлом, и я полагаю, я говорил вам… или, по крайней мере, давал понять… что думаю также о пользе, которую могло бы принести ваше присутствие мне.

— Потому что вместе со своей матерью вы полагаете, что для детей необходимо иметь английскую гувернантку и английскую няню.

— Но, конечно…

— А теперь вы сожалеете об этом;

— Только по одной причине. Мне не нравится ситуация здесь, и я думаю, что было бы лучше не оставлять здесь детей и женщин.

— Я думаю, что ваша заботливость делает вам честь.

Он произнес с налетом сарказма:

— Вы знаете истинную причину того, почему я устроил ваш визит. Это было потому, что мне хотелось доставить немного удовольствия себе.

— Я удивлена тем, что вы подумали, будто это в моих силах.

— Вы не можете удивляться. Вы знаете, как я наслаждаюсь этими живыми разговорами… Кроме того, я хотел вырвать вас у этого отвратительного Колина Брейди.

— Я думала, что его рассматривают как человека, преданного Фремлингу.

— Тем сильнее причина, по которой я должен не любить его. Я хотел видеть вас… и устроил это. Кроме того, что бы вы делали дома? Вы не могли оставаться в пасторском доме, не выходя замуж за Бренди. Куда бы вы поехали?

— Куда бы поехала? К своей старой няне.

— Ах, да, к этой доброй женщине. Я хотел вас видеть здесь, вот и все. Несмотря на ваше безразличие ко мне, я люблю вас, Друзилла.

Я надеялась, что не обнаружу испытываемое мною удовольствие. Мне хотелось, чтобы он понял, что я никогда не позволила бы себе легкой любовной связи с ним, но он никак не отступался.

Я сменила тему разговора:

— Чем сейчас вы так обеспокоены?

— Это дело Ашрафа.

— Убийство?

— Совершенно верно. Почему он был убит? Он был совсем мальчишкой. Почему? Это то, что мы должны выяснить… быстро. Если это были тхаги, я думаю, что почувствовал бы облегчение. Но это было единичное убийство. Тхаги убивают сразу нескольких. Кровь одного невинного мальчика не могла бы надолго умилостивить Кали. Я чувствую, что как бы я ни сожалел о вспышках, они были бы более понятны, чем эта тайна. Понимаете, у меня есть ощущение, что опасность вернулась в наш собственный дом.

— Вы можете спросить Хансама?

Он покачал головой.

— Это может быть опасно. Мы должны сначала выяснить, что происходит. Почему был убит Ашраф? Мы должны знать, было ли это ритуальным убийством или убийством по какой-то иной причине. Том сразу же уехал, чтобы выяснить все. У нас могут появиться хоть какие-то новости, когда он вернется обратно… Все это очень таинственно. Друзилла, я думаю, что должен вас предостеречь. Я думаю, что вы должны будете уехать по первому моему требованию. Я бы должен был отослать вас раньше, но поездка так тяжела и может оказаться более опасной, чем пребывание здесь. Возможно, будет необходимо перенести вас в другой город, здесь же, в Индии. Но в первую очередь мы должны понять, что означает это убийство. От того, что за ним стоит, зависит очень многое.

Несколько минут царило молчание. Затем он сказал:

— Каким мирным кажется все там, снаружи… — Он не продолжал.

Внезапно я встала. Мне было интересно, что подумала бы Лавиния, если бы, спустившись вниз, нашла меня в этой темной комнате со своим братом.

Я проговорила:

— Позвольте пожелать вам спокойной ночи.

Я услышала его смех.

— Вы думаете, что находиться здесь одной вместе со мной… немного неприлично?

Он опять читал мои мысли, что удивляло меня и приводило в замешательство каждый раз, когда я это обнаруживала.

— О… конечно нет.

— Нет? Возможно, вы не так придерживаетесь светских приличий, как я иногда думаю. Ну что же, вы проделали очень опасное путешествие. С большим риском вы пересекли пустыню… поэтому очень непохоже, что вы могли бы испугаться меня просто потому, что мы одни и находимся в темной комнате.

— Что за мысли! — беспечно удивилась я.

— Да, ведь это так? Побудьте немного, Друзилла.

— О, я очень устала. Я думаю, что мне следовало бы лечь спать.

— Пусть вас не слишком волнует то, что я сказал вам. Я мог ошибиться. На все это может быть разумный ответ… цепь совпадений и тому подобное. Но надо выяснить и быть готовым.

— Конечно.

— Я буду очень несчастен, если вам придется уехать.

— Это ваша манера говорить.

— Это всего лишь правда. Я хочу, чтобы вы не боялись меня.

— Вы знаете, я вас не боюсь.

— Может быть, боитесь себя?

— Безусловно, я нахожусь в благоговейном страхе или ужасе от себя.

— Я не имел в виду, что так.

— Я должна идти.

Он взял мою руку и поцеловал ее.

— Друзилла, вы знаете, что я очень люблю вас.

— Благодарю вас.

— Не стоит благодарить меня за то, что происходит помимо моей воли. Останьтесь ненадолго. Давайте поговорим. Хватит воздвигать ограду, а?

— Я не чувствую никакой ограды.

— Она воздвигнута между нами. Вы сеете семена, и они растут как сорняки… в огромном изобилии. Я знаю, когда так началось. Это связано с тем делом во Франции. Оно повлияло на вас больше, чем на Лавинию. Вы решили, что все мужчины лжецы и обманщики и что никогда не допустите, чтобы вам лгали или вас обманывали.

— Я думаю, что вы говорите о том, о чем не имеете представления.

— Хорошо, дайте мне шанс узнать. Я буду вашим покорным учеником.

— Я уверена, что вы никогда не могли бы быть покорным… или получать указания от меня. Поэтому я пожелаю вам спокойной ночи. Я не забуду о том, что вы мне сказали, и буду в любой момент готова к отъезду.

— Я надеюсь, что до этого не дойдет.

— Тем не менее, я буду готова.

— Вы все же настаиваете на том, чтобы уйти?

— Я должна, — сказала я. — Спокойной ночи.

В приподнятом настроении я поднялась наверх. Мне хотелось поверить в то, что он безразличен мне.

Элис показала мне письмо, которое оставил Том Кипинг, чтобы она прочла после его ухода. Ожидалось, что он вернется в ближайшее время и тогда, вероятно, у нее будет для него ответ. Он просил ее выйти за него замуж. Он знал, что она не хотела бы принимать поспешное решение и нуждалась во времени для обдумывания. Несмотря на их такое короткое знакомство, он, тем не менее, был уверен, что хочет на ней жениться.

+++

«Времена, в общем-то, нелегкие, — писал он. — Я предполагаю, что пробуду здесь несколько лет. Ты бы ездила вместе со мной. Иногда это может быть опасно, и, вероятно, будут случаи, когда нам придется бывать врозь. Я хочу, чтобы ты хорошенько все это обдумала. Я решил, что лучше об этом написать, так как не хочу, чтобы чувства увлекли меня до такой степени, что я скрашу все трудности. Все будет отличаться от твоей привычной жизни. Но я люблю тебя, Элис, и, если ты отвечаешь мне тем же, я был бы самым счастливым человеком на Земле».

Я была глубоко тронута, когда это прочла. Может, в этом письме и не было безудержного признания в любви, но оно выражало глубокую искренность.

Я взглянула на Элис, и мне не надо было спрашивать, каким будет ее ответ.

— Я никогда бы не поверила, что такое может случиться со мной, — сказала она. — Я даже не могла подумать, что кто-то захочет на мне жениться… а тем более такой человек, как Том. Мне кажется, что это сон.

Милая Элис. Она выглядела страшно ошеломленной, но необыкновенно счастливой.

— Ох, Элис, — сказала я. — Это изумительно. Какой прекрасный роман.

— И это случилось со мной! Я не могу в это поверить. Ты думаешь, он действительно имеет это в виду?

— Конечно, он имеет в виду именно это. Я так рада за тебя.

— Тем не менее, я пока не могу выйти за него замуж.

— Почему же?

— А как быть с моей работой здесь? Графиня…

— Если бы что-то надо было графине, она не стала бы о тебе беспокоиться. Ты обязательно должна выйти за него замуж и как можно раньше начать эту восхитительную жизнь.

— А как же дети?

— У них есть хорошая айя и прекрасная гувернантка в моем лице.

— О, Друзилла, мы были такими добрыми друзьями!

— Почему ты говоришь об этом в прошедшем времени? Мы и есть хорошие друзья. Мы всегда останемся ими.

Было удивительно видеть, как изменилась Элис. Она стала как бы другим человеком. Она никогда не думала встретить кого-то, вроде Тома Кипинга, кто полюбил бы ее и кого полюбила бы она. Она очень любила детей и хотела иметь своих собственных, но в течение долгого времени думала, что ее основным назначением в жизни было ухаживать за детьми в чужих семьях.

Перед ней открывалась изумительная перспектива. Жизнь, полная приключений — путешествия по Индии с человеком, имеющим самую необычную и волнующую профессию — и теперь она навеки будет вместе с ним.

Она несколько задумчиво посмотрела на меня, и я догадалась, что, как и большинство влюбленных — таких неэгоистичных, какой и была Элис — она хотела видеть счастливыми и других, особенно меня.

— Я хочу… — довольно грустно сказала она.

Я знала, что она собирается сказать, и быстро добавила:

— Ты хочешь, чтобы Том скорее вернулся обратно, и желаешь знать, как все это будет происходить. Я думаю, совсем просто. Вспомни о тех девушках, которые выезжают в свет, чтобы найти жениха. Для них, должно быть, это совершенно привычно.

— Мне хотелось, чтобы вы встретили кого-нибудь…

— О, — беспечно возразила я. — Томы Кипинги на дороге не валяются. Такие достаются только счастливчикам.

Она нахмурилась:

— Мне не хочется уезжать от вас.

— Моя дорогая Элис, со мной все будет в полном порядке.

— Я буду волноваться за вас.

— Ох, полно, Элис. Вы знаете, что я не оранжерейное растение. С помощью айи я прекрасно справлюсь с детьми.

— Я думаю не об этом, Друзилла. Мы были очень близки. Я думаю, что могу спросить вас. Что вы чувствуете к Фабиану Фремлингу?

— Он интересный мужчина. Очень знающий себе цену.

— Насколько он важен для вас?

— Полагаю, что настолько же, насколько для любого из нас. Мне кажется, что в здешних краях он имеет высокую репутацию, — уклонилась я от прямого ответа.

— Это не совсем то, что я имела в виду.

— Тогда что же вы имели в виду?

— Я имела в виду, что он небезразличен к вам.

— Он небезразличен ко всему, что происходит вокруг.

— Вы знаете, что я не об этом. Он заинтересован… — настаивала Элис.

— В обольщении?

— Ну ладно… что-то подобное я и имею ввиду.

— И я думаю, что это может прийти ему в голову… как это и бывает, когда дело касается любой молоденькой женщины.

— Это как раз то, чего я боюсь. Было бы неразумно испытывать к нему слишком сильные чувства.

— Не беспокойтесь. Я его знаю очень хорошо.

— Разве не приезжает какая-то леди, чтобы выйти за него замуж?

— Я было подумала, что все это отложено в долгий ящик в связи с нелегкой обстановкой здесь.

— Но, по-видимому, свадьба состоится.

— Я думаю, что это воля леди Харриет… и обычно все подчиняются ей.

— Понятно. Мне хочется, чтобы вы поехали со мной.

— Я не думаю, чтобы Том очень жаждал, чтобы во время вашего медового месяца с вами находился третий человек.

— Я надеюсь, что с вами все будет хорошо. Конечно, вы очень благоразумны. Мне бы не хотелось, чтобы вы оставались здесь с графиней, очень безрассудной и эгоистичной… а что касается ее мужа… то я думаю, что он почти влюблен в вас.

— Я говорю вам, не беспокойтесь. Дугал всегда бывает влюблен чуть-чуть и никогда полностью.

— Мне такая ситуация не нравится. Вы никогда никому не должны позволять застать себя врасплох.

— Благодарю вас. Я вижу, что вы чувствуете себя уже почти замужней женщиной, которая должна присматривать за своими менее опытными и более слабыми сестрами. Ох, Элис, сосредоточьтесь на том, чтобы быть счастливой. Я рада за вас.

Лавиния была удивлена, когда услышала, что Том и Элис собираются пожениться.

— Кто бы мог подумать! Она кажется прирожденной старой девой. Честно говоря, я не понимаю, что он в ней нашел. Она очень обычная.

— Понимаешь, людям надо что-то большее, чем взмахивающие ресницы и тигриные взгляды. Элис очень интеллигентна.

— А я, ты полагаешь, нет.

— Никто не может назвать тебя обычной.

— Но и интеллигентной тоже?

— Ну что же, то, как ты себя ведешь, скорее, предполагает недостаточность у тебя этого ценного качества.

— Ох, заткнись. Во всяком случае, я нахожу это забавным. Няня Элис и Том Кипинг. А как же дети? Мама будет в ярости. Она прислала сюда Элис Филрайт присматривать за детьми, а не выходить замуж.

— Обстоятельства вышли из-под юрисдикции твоей матери. Она может управлять Фремлингом, но не всей Индией.

— Мама будет крайне раздражена. Я сомневаюсь, пришлет ли она другую няню-англичанку.

— Я думаю, вряд ли. В конце концов, ты ведь пробудешь здесь еще очень недолго, верно?

— Спасибо, что напоминаешь мне об этом счастливом факте.

— В сельском поместье Каррузерса ты не сможешь наслаждаться таким обожанием со стороны мужчин, как здесь.

— Нет. В этом все и дело. И мама не будет от меня так далеко. Я должна бы пересмотреть решение. Возможно, в конце концов, я смогу убедить Дугала остаться.

— Я думаю, что он страстно желает вернуться домой.

— К этим высохшим старым книгам, которые он не может достать здесь. Поделом ему.

— Какая почтительная супруга, — пробормотала я, и она рассмеялась.

Фабиан был очень удивлен новостью.

Мы сидели за ужином, когда была поднята эта тема.

— Я думал, что Кипинг закоренелый холостяк, — проговорил он.

— Некоторые мужчины так говорят, пока не встретят кого-то, кто их действительно заинтересует.

Он бросил на меня довольный взгляд.

— Никто не был удивлен больше меня, — сказала Лавиния. — Я думала, что такие, как няня Филрайт, никогда не выходят замуж. Всю свою жизнь они посвящают своим подопечным, а в старости поселяются в небольшом доме, купленном им кем-то из благодарных опекаемых, кто навещает няню каждые Рождество и день рождения и убеждается, что она удобно устроена до конца своих дней.

— Я вовсе не удивлена, — возразила я. — Они восхитительная пара. Я с самого момента их встречи поняла, что между ними сложатся особые отношения.

— На пути через пустыню, — уточнил Фабиан, улыбаясь мне со значением и напоминая, как Том Кипинг по его приказу спас меня от судьбы слишком ужасной, чтобы думать о ней.

— Это означает, что мы теряем нашу няню, — сказала Лавиния. — Какая тоска.

— Айя очень хорошая, — напомнила ей я. — Я, как всегда, буду помогать ей ухаживать за детьми. Но нам, конечно, всем жаль, что она уезжает.

— Смею заметить, она будет навещать нас время от времени вместе с Томом, — успокоил нас Дугал.

— Это будут веселые встречи, — добавил Фабиан.

— Я очень счастлива за Элис, — сказала я. — Она одна из самых лучших моих знакомых.

— В таком случае, — сказал Фабиан, — давайте за них выпьем. — Он поднял свой стакан. — За влюбленных… где бы они ни были.

Мятеж

Тело Ашрафа привезли к отцу. Оно было поставлено для прощания в саду небольшого дома, который принадлежал Большому Хансаму. Должны были состояться традиционные похороны. Это означало, что тело Ашрафа будет положено на деревянную повозку и доставлено к определенному месту, где будет сожжено.

Рошанара вернулась обратно. Она находилась под опекой своего свекра, Большого Хансама. Мне хотелось снова увидеться с ней и узнать, каковы ее планы на будущее.

Вскоре я узнала это.

Ко мне пришла аия; она дернула меня за рукав, давая понять, что хотела бы поговорить со мной наедине.

— Что-нибудь не так? — спросила я ее. Вместо ответа она сказала:

— Мисси… пошли…

Мы вышли в сад, и она повела меня к бельведеру, находившемуся среди высокой травы и кустарников. Сюда мало кто заходил. Нам говорили, что в высокой траве полно змей. Там встречалась опасная змея рассела, а один-два раза видели страшную кобру.

Когда мы приблизились к бельведеру, я слегка отпрянула. Айя заметила это. Она успокоила меня:

— Мы осторожно… очень осторожно. Пожалуйста, следуйте прямо за мной.

Я пошла за ней и в бельведере оказалась лицом к лицу с Рошанарой. Несколько секунд мы смотрели друг на друга, а затем она оказалась в моих объятиях.

— О, мисси… мисси… — повторяла она. — Такая хорошая… такая добрая.

Я отстранила ее от себя на расстоянии вытянутых рук. Я была слегка потрясена ее видом. Она больше не была тем ребенком, который сидел рядом с Луизой на моих уроках. Она выглядела старше, тоньше. Меня встревожило мрачное предчувствие: передо мной стояла страшно испуганная девочка — это сразу бросалось в глаза.

— Так теперь ты вдова, Рошанара, — сказала я. Она бросила на меня скорбный взгляд. — Мне так жаль, — продолжала я. — Это ужасно. Ты ведь только недавно вышла замуж. Как печально терять своего мужа.

Она покачала головой и ничего не сказала, но ее огромные испуганные глаза ни на секунду не отрывались от моего лица.

— Он был убит, — говорила я. — Это так бессмысленно. Это сделал какой-то враг?

— Он ни в чем не виноват, мисси. Он был просто маленьким испуганным мальчиком. Он умер из-за того, что было сделано… другим.

— Ты хотела рассказать об этом?

Она покачала головой. Затем она внезапно бросилась на колени к моим ногам, схватив меня за юбку.

— Помогите мне, мисси, — сказала она. — Не дайте мне сгореть.

Я посмотрела на айю, которая кивнула. Она подбадривала девушку:

— Скажи. Скажи, Рашанара. Скажи мисси. Рошанара взглянула на меня.

— Должны быть похороны… погребальный костер. Я должна броситься в пламя.

— Нет, — твердо выговорила я.

— Большой Хансам сказал: «Да». Он сказал, что таков долг вдовы.

— Нет, нет, — возразила я. — Это обычай сати. Он запрещен британскими властями.

— Большой Хансам сказал, что это наш обычай. Он не хочет жить по обычаям иностранцев.

— Это запрещено, — пояснила я ей. — Ты просто должна отказаться. Никто не может тебя заставить. На твоей стороне закон.

— Большой Хансам, он говорит…

— Неважно, что говорит Хансам.

— Ашраф — его сын.

— Это не в счет. Это противозаконно.

— Мисси должна знать, — сказала айя.

Рошанара кивнула.

— Этого не произойдет, — сказала я. — Мы об этом позаботимся. Предоставьте это мне. Я прослежу, чтобы этого не случилось.

Ужас в глазах Рошанары сменился доверием. Я была слегка потрясена тем, как сильно она полагается на мою власть.

Я хотела немедленно приступить к действиям, но не была уверена, с чего начать. Для меня это было слишком. большим делом, чтобы справиться одной. Я должна была посоветоваться с Фабианом или Дугалом. Это должен быть Фабиан. При всей симпатии к Дугалу, он был немного пассивным. Фабиан же должен знать, как поступить.

Мне необходимо быстро найти его и поговорить.

Я сказала:

— Предоставьте это мне. Сейчас я должна идти. Рошанара, что ты будешь делать?

— Она вернется обратно в дом Большого Хансама, — сказала айя. — Он не должен знать, что она приходила и рассказала вам об этом. Я отведу ее обратно.

— Я уверена, что смогу скоро сказать тебе, что ты должна делать, — подбодрила я девушку.

Я сразу же отправилась в кабинет к Фабиану. По счастливой случайности он был там.

При виде меня он поднялся и выразил свое удовольствие. Меня раздражало, что я чувствовала приподнятое настроение, несмотря на ужасную ситуацию.

Я сказала:

— Я должна поговорить с вами.

— Я рад этому. В чем дело?

— Это касается Рошанары. Она здесь. Я только что видела ее. Бедный ребенок в ужасе. Большой Хансам собирается заставить ее броситься в погребальный костер Ашрафа.

— Что?

— Ей сказали, что она должна так сделать.

— Это невозможно.

— Это приказ Большого Хансама, Что нам с этим делать?

— Мы предотвратим злодеяние.

— В свете закона это не должно бы быть трудным, не так ли?

— Да, не должно бы быть трудным, но это может оказаться провокацией. Мы сделали немало тревожных открытий, и мое мнение, что ситуация становится взрывоопасной. Я считаю, что мы должны действовать с крайней предусмотрительностью.

— Но в случае нарушения закона…

— Друзилла, — произнес он серьезно. — Я могу верить в вашу осмотрительность?

— Конечно.

— Не говорите об этом моей сестре или кому-либо еще. Когда вернется Том Кипинг, смею надеяться, что он введет в курс дела мисс Филрайт… но она разумная девушка. Иначе Том не влюбился бы в нее.

— Я пообещала Рощанаре, что сделаю что-нибудь.

— Что-нибудь будет предпринято. Такая жестокость не может быть допущена. Будьте в этом уверены. Но мы кое-что установили. В воздухе витает бунт. Потребуется очень немногое, чтобы заронить искру в тлеющее пламя, и когда это случится — если это случится — пожар окажется грандиозным. Мы где-то поступали неверно… или, может быть, это все происходило само собой. Компания, никогда не стремилась сделать из индусов зависимую расу. Мы хотели во многих отношениях улучшить их судьбу, но, видимо, совершили некоторые ошибки. Я думаю, что наше влияние стало ощутимо слишком быстро. Народ мог почувствовать, что их цивилизация находится под угрозой и что их национальные институты подавляются, чтобы насаждать чуждые им.

— Но они, без сомнения, должны осознать, что им будет спокойнее жить без таких жестоких обычаев, как сати и тхаггери.

— Возможно. Но всегда есть кто-то, кто возражает. Понимаете, при лорде Далхаузи мы захватили Пенджаб и Ауд28. Но в данный момент реальная опасность заключается в том, что здесь, в Дели, вокруг низложенного Бахадур Шаха растет определенное беспокойство, и Далхаузи угрожает выслать семью старого Могола из его резиденции в Дели.

— Почему?

Фабиан пожал плечами.

— Мы внимательно следим за лидером Нана Сагибом, который ухватится за первую же возможность поднять народ к сопротивлению против нас. Мы в трудном положении. Я уже говорил вам об этом, так что вы должны понимать, что нам необходимо действовать крайне осторожно.

— А как с Рошанарой?

— Преступление следует остановить. В этом нет сомнения. Мы должны быть предельно внимательны. Нам удалось многое узнать относительного Большого Хансама, но оказалось, что беда пришла и в наш собственный дом.

— Это меня не удивляет. Вы можете разоблачить его?

— Конечно, нет. Это сразу же вызовет здесь бунт и, Бог знает, где это может кончиться. Он не только Хансам. Он занимает это положение потому, что этот дом постоянно посещают чиновники Компании.

— Вы имеете в виду… в каком-то роде… он шпион?

— О, больше чем просто шпион. Б.Х. — лидер. Он ненавидит завоевателей. Я уверен в этом. Он последователь Нана Сагиба, который хочет выдворить нас из страны.

— Он тоже Нана. Большой Нана. Я слышала, как его так называли.

— Я не знаю, носит ли он это имя, чтобы уподобиться лидеру, или оно принадлежит ему по праву. Самое главное мы узнали, кто он на самом деле и, учитывая это, должны действовать с величайшей осторожностью.

— Что узнали?

— Он выращивает дурман у себя в саду. Поскольку тхаггери упразднено нашим законом, он хочет открыто пренебрегать им. Кипинг подозревал… и теперь он нашел доказательства того, что он прав, и что Б.Х. помогал своим друзьям вернуться к тхаггери. Путешественники, найденные в лесу, были отравлены, и мы считаем, что яд поступил от Б.Х. Скорее всего это так, поскольку родственник одного из умерших путешественников осуществил месть, убив Ашрафа.

— Ох, бедный Ашраф, ставший вместо кого-то жертвой чьей-то мести.

— Вместо своего отца, конечно. Ашраф — единственный сын Б.Х. Было бы трудно нанести более тяжелую рану. Так что вы видите, мы имеем причины для беспокойства в своем собственном доме.