Принц-странник - Индийский веер

— Как они бы сами сказали, они обеспечены. Они сдают комнаты, а Эфф очень деловая женщина. Полли тоже. Они много работают и наслаждаются результатами своего труда. Они могут обидеться, если поймут, что вы считаете их нуждающимися.

— Но они взяли ребенка.

— Они сделали это для меня, потому что…

— Потому что допустили ту же ошибку, что и я. Понимаете, я вовсе не такой негодяй в конце концов, если Полли… кто вам так близок… Ну, ладно, наверное, такое может случиться с каждым.

— Возможно.

— Каждый из нас имеет право на ошибки. — Он шутливо улыбался мне. Затем живо сказал:

— Я найду способ компенсировать все этим добрым женщинам. Вы поговорите с ними за меня? Боюсь, что мне редко удается улаживать спорные вопросы. Вас они выслушают.

Я пообещала поговорить с ними.

Когда я им все передала, они обе были возмущены.

— Что он о себе думает? — вопрошала Полли. — Нам не нужны его деньги. Флер у нас с младенчества. Она наша… Если взять деньги от такого, как он, он будет тебе диктовать… говорить, что мы должны делать. Нет, нам этого не надо.

Эфф пошла на некоторые уступки:

— Со стороны сэра Фабиана было великодушно предложить помощь.

Она всегда старалась как можно чаще употреблять слово «сэр», особенно когда разговаривала со «Вторым этажом, № 32», но привыкла к этому и с нами.

— Послушай, Полли, — сказала я, — сейчас ты совершенно права… но представь, что дело не пойдет так гладко. Ты должна подумать о Флер, когда она подрастет и пойдет в школу.

— Я бы не хотела, чтобы она отправилась в одно из этих заграничных мест. Много хорошего дало это той же Лавинии?!

Но Эфф была более практичной. Я думаю, что у Полли эмоции до некоторой степени притупили ее восприятие жизни. Она представляла Фабиана ловким соблазнителем и решила, что он покушается на мою невинность. Она очень остерегалась его.

Тем не менее, когда Фабиан предложил, что он откроет для них счет, откуда они смогут в любое время брать необходимые для Флер деньги, они в конце концов согласились.

— Не для того, чтобы брать их, — сказала Полли.

— Но приятно сознавать, что они есть, — добавила практичная Эфф.

Я часто видела его в течение следующей недели. И должна признать, что он был мне хорошей опорой. Тот факт, что он был здесь и знал правду, снимал тяжелый груз с моих плеч.

Из полиции ко мне больше никто не приходил. Газеты тоже не возвращались к этому происшествию. Было приятно осознавать, что в случае необходимости Фабиан будет здесь.

Я стала узнавать о нем больше подробностей. Он часто приходил в дом, и Эфф с некоторой гордостью накрывала чай в зале. Я думаю, что она хвасталась этим. Когда Фабиан приходил, на бархатные стулья клались свежие салфеточки и дополнительно полировалась латунь, а с безделушек на этажерке тщательно вытиралась пыль.

— Не хотим, чтобы сэр Фабиан подумал, что мы не знаем, что к чему, — комментировала она свои действия.

Я про себя удивлялась мысли, что он может рассматривать маленькие фарфоровые безделушки на этажерке и оценивать блеск латуни подсвечников. Но мне нравилось видеть, какое удовольствие получает Эфф от приема титулованного джентльмена, и догадываться о подозрениях относительно него Полли, что свидетельствовало о ее заботе и любви ко мне.

Казалось, что Фабиан немного изменился. Он познакомился с Флер, которой вполне понравился, что удивило меня, поскольку для него оказалось трудным общаться с ребенком и он, казалось, не особо стремился к этому.

— Скажи, «Хэлло, сэр Фабиан», — настаивала Эфф, — и Флер делала это, очаровательно запинаясь. Она клала руки ему на колени и взирала на него снизу вверх с каким-то удивлением. Это было очень забавно. Я думала, что во внешнем облике Флер было что-то от Фремлингов. Она не унаследовала коричнево-рыжих волос Лавинии, но я думала, что она, как и мать, станет красавицей.

— Привлекательный ребенок, — таков был комментарий Фабиана.

— Она, кажется, чувствует, что вы родственники, — сказала я ему.

— Почему бы нет?

— Кто знает? Вы ее дядя.

Эфф принесла чай, который мы пили вдвоем с Фабианом. Я догадалась, что Полли колеблется. Как она сказала, она бы доверяла ему, но от него так и жди какого-нибудь подвоха.

Мы говорили о предстоящей свадьбе Лавинии, которая теперь уже скоро должна состояться. Лавиния, безусловно, слышала о смерти Джанин, ведь она очень широко освещалась в газетах. Мне было интересно, что она думала. Насколько я ее знала, с одной стороны, Лавиния должна была бы почувствовать некоторое облегчение, но с другой, она должна догадываться, что могло всплыть о Джанин. Мне хотелось знать, шантажировала ли ее Джанин? Естественно, что Лавиния должна была испытывать некоторое беспокойство.

Фабиан собирался вернуться к свадьбе.

— Думаю, — сказал он мне, — все ожидают, что вы будете на свадьбе.

— Я не уверена, что это необходимо. Лавиния должна была услышать про Джанин. Мне интересно, как она себя чувствует после этого.

— Она не позволяла себе слишком много волноваться даже когда в ее жизни были нелегкие моменты. Слава Богу, когда эта женщина была убита, Лавиния была в Фремлинге, и не может возникнуть вопроса о возбуждении против нее обвинения.

— Вы думаете, она скажет Дугалу?

— Нет, не думаю.

— Вы считаете, ей следовало бы это сделать?

— Это должна решать она.

— Разве он не должен знать?

— Я вижу, вы сторонница морали.

— А вы нет?

— Я за добрый здравый смысл.

— А мораль не всегда ему соответствует?

— Я бы не сказал этою. Каждую ситуацию надо оценивать саму по себе. В таких случаях нельзя обобщать.

— Думаете ли вы, что это правильно… или даже мудро… для женщины, которая имеет ребенка, выходя замуж, не упомянуть о нем своему мужу?

— Это Лавинии решать.

— А Дугал?.. Разве его не обманывают?

— Да. Но, возможно, он предпочел бы не знать.

— Вы действительно так думаете? Были ли вы в сходной ситуации?

— Я нахожу чрезвычайно трудным поставить себя на место Дугала. Я не Дугал. Дугал — хороший, порядочный человек. Я уверен, что он живет достойной жизнью. Я не могу сказать то же самое про себя. Поэтому, видимо, мой взгляд отличен от его. Я полагаю, что по жизни надо пройти как можно легче… и если незнание благотворнее знания, — останемся в темноте.

— Что за странная философия!

— Боюсь, что вы меня не одобряете.

— Я уверена, что вы очень мало чего боитесь, и мое одобрение или неодобрение явно не относится к числу вещей этого рода.

— Я всегда прислушивался к вашему мнению.

Я рассмеялась. Я чувствовала себя с ним теперь намного легче. Я ждала его визитов и постоянно предостерегала себя от того, что проявляю к нему все больший интерес. Я уже предупреждала себя однажды относительно Дугала. Он, казалось, был совершенным джентльменом — Фабиан таковым не был. Но во всяком случае я находила его интересным. Рассказы Дугала восхищали меня, но именно Фабиан привлекал меня сам по себе.

Я была на опасной тропе. Полли знала это; вот почему она была настороже.

Был вечер. Флер лежала в постели, я сидела у огня в кухне вместе с Полли и Эфф. Полли только что комментировала, как хорошо прошли эти дни, когда раздался стук в дверь.

Эфф в тревоге поднялась. Ей никогда не нравилось, когда кто-то видел, как она пользуется кухней в качестве гостиной.

— Один из съемщиков, — сказала она с тревогой. — Задняя часть «Первого этажа» о чем-то просит.

Она приняла выражение особого достоинства, которое берегла для съемщиков, и пошла к двери.

Полли последовала за ней вместе со мной.

Это был не «Первый этаж», а «Задняя часть»; женщина сжимала в руке газету:

— Я подумала, что вы могли не слышать последние новости, — возбужденно проговорила дама. — Это случай с Джанин Флетчер.

Мы все прошли в залу. Полли схватила газету и разложила ее на столе. Мы все собрались вокруг и читали, что было напечатано на первой странице в разделе «В последний час»: «Удивительное развитие событий в деле Джанин Флетчер. Полиция думает, что скоро наступит развязка».

Это было все.

— Ну, ну, — сказала Эфф. — Вы очень добры, миссис Тенбай.

— Ну, я подумала, что вы хотите узнать. И мисс Делани… вас должно интересовать, учитывая, что вы знали бедняжку.

— Да, — согласилась я.

— Теперь мы должны ждать, что будет дальше, — сказала Полли.

Эфф с поразительным достоинством сопровождала миссис Тенбай в холл.

— Ну, ладно, спасибо, что дали нам знать.

В этот вечер мы пошли спать позже обычного. Я зашла взглянуть на Флер, как делала каждый вечер. Она крепко спала, прижав к себе маленькую куклу, которую купила ей Эфф и с которой она отказывалась расстаться. Я наклонилась и поцеловала ее; она что-то пробормотала во сне, и я почувствовала большое облегчение от того, что Фабиан все узнал и что теперь ее будущее обеспечено.

Я долго лежала без сна, размышляя, увижу ли я завтра Фабиана. Я ждала встречи с ним.

Мы получили газету рано, и там было, что нам прочитать. Это был новый шок для меня, и я почувствовала себя вовлеченной в эту трагедию еще больше, чем раньше. Драмы… трагедии… часто о них сообщали. Читаешь иногда, и они кажутся нереальными, потому что происходят с какими-то неизвестными людьми, которых мы можем только вообразить; но когда они непосредственно касаются кого-то, кого мы знаем, все бывает совсем по-другому.

То, что я прочла, сильно опечалило меня, хотя это должно было принести большое облегчение Лавинии.

Они нашли убийцу — не с помощью огромной розыскной работы полиции, а из-за признания той, кто убил Джанин.

+++

«Убийца Джанин Флетчер сознается».

Она была написана цветистым слогом.

В маленьком доме на окраине Вонстеда, вблизи Эпшиннг-Форест, лежит, умирая от ран, нанесенных самому себе, Джеймс Эверт Мастерс. Рядом с ним — тело его жены, Мириам Мэри Мастерс. Она была мертва уже несколько часов.

Они были известны в округе как самая счастливая пара. Джеймс был моряком. Соседи рассказывают, как его жена обычно ждала его и как каждый раз, когда он возвращался домой, это, было для них новым медовым месяцем. Почему же в таком случае она решила покончить со своей жизнью, приняв слишком большую дозу лауданума? Это случилось потому, что она не могла взглянуть в лицо последствиям безрассудного поступка, который имел место во время очередного плавания Джеймса.

+++

«Двойное самоубийство».

Мириам не могла больше выносить ситуацию, в которой оказалась, и решила, что она должна жить. Таким образом тщательно написав два письма — одно Джеймсу и одно судье — она созналась в убийстве Джанин Флетчер. В том, которое адресовалось мужу, она изложила причины этого.

+++

«Я люблю тебя, Джеймс».

Письмо, написанное мужу, объясняло, что произошло. Однажды вечером, когда Джеймс находился в море, друзья уговорили ее пойти на вечеринку. Она не хотела, но потом согласилась и, не сознавая, что стояла на пути, который мог привести к беде и в конце концов к смерти, непривычная к алкоголю, она выпила слишком много и не подозревала того, что с ней случилось. Кто-то воспользовался состоянием опьянения бедной девушки и изнасиловал ее, в результате чего она оказалась беременной. Мириам была в отчаянии. Как сказать Джеймсу? Поймет ли он? Ее счастье было разрушено. Она пыталась найти выход и услышала о приюте миссис Флетчер в Ныо-Форрест. Он был дорогим, но сохранял тайну. Она решила, что у нее нет другой альтернативы, как отправиться туда и, родив ребенка, отдать его на воспитание. Когда у Мириам появилась малышка, Джанин Флетчер, известная как племянница владелицы приюта, была там. Джанин знала ее тайну. Ребенок родился и был отдан на воспитание. Мириам, оставив прошлое позади, вернулась домой. И так было до тех пор, пока Джанин Флетчер не вторглась в ее жизнь.

Это была знакомая история. За свое молчание Джанин требовала деньги. Мириам платила… один или два раза… а затем обнаружила, что больше платить не может. Она очень боялась последствий, и потому не могла все прямо рассказать Джеймсу. Мириам купила ружье, пришла к Джанин в комнату и застрелила ее. Ей удалось скрыться незамеченной. Но осознав, что не сможет жить с такой тайной, она написала эти письма.

Несчастные влюбленные, как Ромео и Джульетта. Муж нашел ее мертвой. Он прочитал ее письмо и оказался в полной прострации. Он бы понял и простил ее. Возможно они отыскали бы ребенка и он стал бы для него отцом.

Слишком поздно. Она убила Джанин Флетчер. Мириам должна была понять, что хотя смогла жить под грузом греха адюльтера, она не могла бы выдержать греха убийства. Так несчастные влюбленные умерли, а тайна убийцы Джанин Флетчер была раскрыта.

Позже утром пришел Фабиан.

— Вы слышали новости? — спросил он.

— Да, — сказала я. — Я глубоко потрясена. Я так хорошо помню Мириам. Я помню ее страдания и думаю, как жестока была к ней жизнь.

— Вы, кажется, потрясены.

— Я знала ее. Она была там тогда же, когда и мы. Она была такой нежной. Я не могу подумать о ней как об убийце.

— Дело закрыто. Теперь мы можем вздохнуть свободнее. Бог мой, я боялась, что Лавиния могла быть вовлеченной во все это. И вы тоже. Я каждый день ожидал, что что-то откроется. А теперь все кончено. Я рад этому.

— Мириам любила своего мужа… сильно. И он, должно быть, любил ее. Он не мог представить себе жизни без нее. Она произвела на меня глубокое впечатление, — пыталась объяснить я.

— Должно быть, она была необычной женщиной… чтобы взять ружье и убить своего врага.

— Это все кажется таким ненужным. Если бы она только рассказала все своему мужу! Если бы только Джанин попыталась сама зарабатывать себе на жизнь и не прибегла к шантажу. Если бы только Лавиния не была увлечена тем человеком.

— Если бы только мир был другим, а все люди — совершенны… — Фабиан сочувственно улыбнулся мне. — Вы ищете совершенство, — продолжал он, — однако, я полагаю, что вам придется иметь дело с менее совершенными людьми. Хочу ободрить вас: я предлагаю вам разделить со мною ланч. Думаю, что нам есть что отпраздновать. Дело закончено. Могу вам признаться, у меня были нелегкие моменты.

— Из-за Лавинии, — сказала я.

— Из-за вас тоже.

— Мне нечего было бояться.

— Нет ничего хорошего в том, когда оказываешься втянутым в какую-то неприглядную историю. Это всегда оставляет след. Люди помнят… смутно. Они забывают детали… кто был кто… кто какую роль играл. Это большое облегчение, что все окончено.

— Я не могу не думать о Мириам.

— В своей дилемме она выбрала тот путь, который считала лучшим.

— И погубила свою жизнь и жизнь мужа.

— Увы. Это был ее выбор. Это грустная история. Я зайду за вами в 12.30.

Полли была довольна новостями.

— Боже мой, у меня руки-ноги задрожали, думая, что еще может случиться… и теперь ты собираешься идти с ним на ланч. — Она покачала головой. — Ты должна быть осторожна с ним, я бы ни капельки не доверяла ему.

— Это уже довольно давно назревало, Полли.

— Да, я думаю, что так должно было произойти рано или поздно. Берегись!

— Ох, Полли, буду.

В ресторане, где мы сидели за ланчем, он вел себя почтительно. У него было хорошее настроение. Естественно, он никогда не встречался с Мириам, и ее трагедия мало для него значила, за исключением того, что она положила конец ситуации, которая могла стать опасной.

— Разве это не странно? — спросил он. — Мы с вами знакомы с тех пор, как вам исполнилось два года, и только теперь узнали друг друга. Потребовалась эта история, чтобы свести нас вместе. Я очень сожалею, что вскоре должен покинуть Англию.

— Вы собираетесь в Индию?

— Да, в конце этого года или в начале следующего. Это действительно будет настоящее путешествие.

— Вам когда-нибудь раньше приходилось путешествовать?

— Нет. Но я об этом очень много слышал. В Доме всегда были люди, связанные с Ост-Индийской компанией, и они это постоянно обсуждали.

— Часть пути вы, конечно, проделаете на корабле.

— Надо решить плыть ли длинным маршрутом вокруг мыса Доброй Надежды или высадиться на берег, скажем, в Александрии и совершить путешествие через пустыню в Суэц, где можно сесть на ост-индийский корабль.

— Что, полагаю, вы и сделаете.

— Да, мы, видимо, выберем этот путь. Он позволит сэкономить время, но я думаю, что переход через пустыню может быть опасным.

— Я уверена, что это было бы крайне интересно.

— Я тоже уверен в этом. Но в известном смысле мне будет жаль покидать Англию.

Он многозначительно улыбнулся, и я почувствовала, что слегка покраснела. Я не могла забыть тот разговор, когда он сделал мне, как я полагала, завуалированное предложение.

— Я не знаю, когда выедет ваш друг Дугал, наш жених, — продолжал он. — Он должен был поехать с нами, но возможно, что новые обязанности задержат его в Англии.

— Где находится этот дом, полученный им в наследство?

— Не так далеко от Фремлинга. Я бы сказал, какие-нибудь тридцать-сорок миль. — Он пристально посмотрел на меня. — Осмелюсь заметить, что вас пригласят в гости. Возможно, вам понравится.

В эти слова он вкладывал определенный смысл. Он догадывался о моих чувствах к Дугалу и полагал, что в них скрыты горячие желания и надежды. Я возмутилась. Это было состояние, которое часто охватывало меня в его присутствии.

— Конечно, молодая чета может захотеть побыть наедине некоторое время, но это, без сомнения, пройдет. И тогда, я уверен, что вы будете желанным гостем.

— У Лавинии появятся новые интересы. Осмелюсь сказать, у нее будет для меня мало времени.

— Но вы с Дугалом так интересуетесь античностью. Вряд ли он потеряет к этому интерес после того, как пройдут первые восторги по поводу женитьбы.

— Остается только ждать.

— Что и приходится. Вы очень философичны.

— Я не знала этого.

— Есть очень много, чего мы о себе не знаем.

Он заговорил об Индии и Компании. Он предполагал, что может уехать на несколько лет.

— Когда я вернусь, — сказал он, — вы забудете, кто я такой.

— Вряд ли. Фремлинг и его обитатели владеют деревней столько, сколько я себя помню.

— Возможно, вы выйдете замуж и уедете отсюда… мне интересно знать.

— Это кажется маловероятным.

— То, что кажется маловероятным сегодня, может стать неизбежным завтра.

Он был встревожен. Конечно, он понимал, что я любила Дугала и грустила потому, что Лавиния с леди Харриет отняли его у меня. Но я не могла ему объяснить всего. Мне нравился Дугал, и мы были хорошими друзьями, но я была немного задета, поскольку он, казалось, забыл меня, и был совершенно ошеломлен красотой Лавинии. Однако, я была далека от того, чтобы мое сердце было разбито.

Он наклонился через стол.

— Знаете, — проговорил он, — у меня всегда был к вам особый интерес.

— В самом деле? Он кивнул.

— С того момента, как я похитил вас ребенком и взял в Фремлинг. Вы слышали когда-нибудь, как я заботился о вас в течение тех двух недель?

— Да, я об этом слышала.

— Вы не думаете, что в этом был какой-то смысл?

— Смысл заключался в том, что вы были избалованным ребенком. Это был ваш каприз. А я оказалась поблизости и «подошла вам» как и любой другой ребенок, поэтому вы и взяли меня к себе домой и, поскольку вам потворствовали, держали меня там…

Он рассмеялся.

— Это доказывает решительность моего характера.

— Скорее то, что вы были окружены теми людьми, которые потакали вашим капризам.

— Я помню это. Вы были маленьким ребенком. Я наслаждался своей ролью отца… и я говорю, что это вызвало у меня особый интерес к вам. Это вполне естественно.

— Я полагаю, что у вас был естественный интерес… хотя и быстротечный… к самой молодой женщине.

Он рассмеялся надо мной.

— Что бы вы ни говорили, я думаю, что наше маленькое приключение породило между нами особую связь.

Я покачала головой.

— Ничего подобного.

— Вы разочаровываете меня. Вы не чувствуете этого?

— Нет, — ответила я.

— Друзилла, будем друзьями… хорошими друзьями.

— Нельзя приказать дружить.

— Можно дать шанс. Мы живем близко друг от друга. Мы могли бы часто видеться. Этот… инцидент… сблизил нас, не так ли?

— Я надеюсь, он прояснил вам многое относительно меня. Ведь у вас было не совсем верное мнение обо мне.

— Этот случай многое прояснил, и я жажду узнать больше о вас.

Я поняла, к чему он клонит… не так грубо, как он делал это раньше, когда сделал вывод относительно меня… но смысл был тот же.

Я мысленно увидела предостерегающее лицо Полли. Она ему не доверяла. Как и я.

Я заговорила об Индии, и он стал вновь рассказывать мне об этой стране, пока я не сказала, что мне пора идти.

Я удивлялась себе. Я вовсе не хотела, чтобы кончался ланч. Тем не менее, я знала, что Полли права. Я должна остерегаться этого человека.

Когда я вернулась домой, она изучающе смотрела на меня с легким беспокойством. Я была в приподнятом настроении, его общество, казалось, всегда вдохновляло меня.

Более я не могла оставаться с сестрами и вернулась домой.

День свадьбы приближался.

Лавиния была охвачена вихрем возбуждения. Я пришла повидать ее, и она с бурной радостью приветствовала меня, пока мы не остались наедине, и говорила только о свадьбе и медовом месяце.

— О, Друзилла, — воскликнула она, — если бы ты только знала, через что я прошла.

— И другие тоже, Лавиния.

— Конечно. Но я вот-вот собираюсь выйти замуж.

— Бедняжка Мириам пережила многое.

— Представляешь, что она сделала? Я не могла этому поверить.

— Несчастная. Она дошла до предела и больше не могла выносить.

— Я ужасно волновалась. Что если бы полиция поместила в газете мое имя. Они бы сделали меня предметом обсуждения… но совсем в другом смысле. Знаешь, они назвали меня самой прекрасной дебютанткой года.

— Я это слышала.

— Дугал был очень горд. Он, конечно, обожает меня.

— Конечно, — согласилась я.

— Будет так забавно. Мы собираемся в Индию.

— Так что вы оба едете туда, ты и твой брат. Она скривилась.

— Он слегка раздражен тем, что произошло. Прочел мне лекцию о Флер и всем этом. Я сказала ему, что устроила так, что за ней будут хорошо смотреть. Что еще я могла бы сделать?

— Ты могла бы взять свою дочь и ухаживать за ней.

— Не говори глупостей. Как я могла?

— Признаться во всем, начать новую жизнь и стать преданной матерью. Флер — прелесть.

— Да? Наверное, однажды я поеду повидаться с ней.

— Полли не хотела бы этого. Она сказала, что это может расстроить ребенка.

— Ее расстроит встреча с собственной матерью?

— Естественно, если эта мать оставила ее другим, вычеркнув из своей жизни.

— Замолчи. Ты говоришь как Фабиан. С меня этого довольно. С этим покончено. Мириам позаботилась об этом.

— Она стала настоящей благодетельницей для тебя.

— Это забавная точка зрения.

— Так и есть, дорогая. Ты можешь представить ее страдания?

— Она должна была бы рассказать обо всем своему мужу.

— Как ты сказала Дугалу?

— Это совсем другое.

— Все то, что случается с Фремлингами, отлично от того, что случается с другими людьми.

— Перестань. Я хочу поговорить с тобой о свадьбе. На свой медовый месяц мы собираемся в Италию. Дугал хочет показать мне художественные ценности.

«Бедный Дугал», — подумала я. Затем я рассердилась на него. Как мог он быть настолько глуп, чтобы жениться на такой крайне неподходящей особе, как Лавиния?

Как она была эгоцентрична. Она совершенно не думала о Мириам, кроме того, она была благодарна ей за то, что произошло, так как теперь для нее самой не существовало угрозы.

В то время я видела сны наяву. Мне представлялось, что Дугал осознал свою ошибку, он вернулся в пасторский дом, чтобы возобновить нашу приятную дружбу, и отношения между нами стали еще крепче.

Было странно, что важными в моей жизни были трое мужчин. Это — Колин Брейди, который готов был на мне жениться, потому что это приближало его к возможности приобретения церковного прихода, так как здоровье моего отца быстро ухудшалось и вскоре он уже не сможет продолжать служить; это был Фабиан, который достаточно ясно намекал, что он был бы рад доставить себе удовольствие определенными отношениями со мной… разумеется, незаконными, не подразумевающими узы брака. У меня не было сомнений относительно того, что леди Харриет, которая так сильно стремилась к благородному титулу для своей дочери, была бы менее амбициозна в отношении сына. Он, конечно, мог сопротивляться; он был бы не таким уступчивым, как Лавиния. К настоящему времени леди Харриет должна была понять, что у ее обожаемого сына воля такая же твердая, как и у нее. Мне это было необходимо помнить. Предположим, что он действительно полюбил бы меня и решил жениться на мне. Леди Харриет, разъяренной и горько разочарованной, пришлось бы тем не менее уступить его желаниям. Он мог быть привлекателен для того, чтобы я наслаждалась с ним легкой любовной связью, но не могло быть и речи о браке между наследником Фремлинга и скромной девушкой из пасторского дома. И был еще Дугал. У него были манеры джентльмена, он был человеком высокой морали. Я могла гордиться любовью к нему. Я разделяла его интересы. Он был красивый и уступчивый. Если бы я была мудрой, я согласилась бы с Полли и сказала себе: «Я счастливая». Предположим, это случилось бы позже, когда я была бы еще больше увлечена?

Перед моим отъездом Полли сказала:

— Мужчины — забавные штучки. Среди них есть хорошие и плохие, верные и такие, которые не могут прекратить бегать за женщинами, даже если знают, что сидят на бочке с порохом. Все дело в правильном выборе.

— Если есть выбор, — напомнила я ей.

— Так или иначе выбор есть. Дело в том, куда он приводит. Бывают такие, что и смотреть противно.

Я знала, что одним из таких был Фабиан; но Дугал был другим, однако он вскоре должен был вступить в брак с Лавинией, которая, как упомянула Полли, прекрасно могла быть как раз одной из тех, кто является порохом. Можно было бы с уверенностью сказать, что этот брак не будет безмятежным.

Наступил день свадьбы. Это был большой праздник для деревни. Мой отец провел церемонию. Церковь была украшена всевозможными цветами, присланными из близлежащих питомников, которые по этому случаю выбрали свои лучшие цветы. Вместе с ними прибыли две леди, чтобы расставить цветы к большому неудовольствию миссис Глин и Барроуз, ранее всегда имевшими дело с украшением церкви.

Это было волнующее зрелище. Лавиния была поразительно красивой невестой, Дугал — красивым женихом. Было много гостей.

В церкви я сидела сзади. Я видела леди Харриет, блестящую в ее пышном свадебном наряде, и рядом с ней Фабиана, крайне изысканного. Я чувствовала себя крапивником среди павлинов.

Итак, Лавиния вышла замуж за Дугала.

Джанин была мертва. О будущем Флер позаботились; я чувствовала, что это был конец эпизода.

ИНДИЯ

Опасное путешествие через пустыню

Это произошло спустя два года. Два года серой монотонной жизни, не отмеченных никакими событиями. Просыпаясь, я каждое утро знала, что принесет новый день. Волнение бывало вызвано только тем, что летний праздник оказывался удачным или полученная от базара прибыль превышала прошлогоднюю.

Фабиан уехал в Индию раньше, чем ожидалось, вскоре после свадьбы Лавинии.

Глупо, но без него, казалось, было очень скучно. Я не могла представить, почему так случилось, ведь я видела его очень редко и прилагала все усилия, чтобы вообще избежать встреч с ним. Я не должна была бы сожалеть о его отъезде, так как, по словам Полли, он представлял опасность.

Хотя Лавиния частенько раздражала меня, я скучала и по ней тоже. Без них Фремлинг казался другим. Мне интересно было знать, скучает ли леди Харриет, я была удивлена тем, что она позволила обоим своим сокровищам покинуть ее. С еще большей энергией чем раньше она посвятила себя управлению деревней. Колин Брейди был ее безусловным любимцем, потому что он был более покладистым, чем мой отец. Он был услужливым молодым человеком, от которого можно было часто слышать: «О, да, конечно, леди Харриет», «Спасибо, что сказали мне, леди Харриет». Мне хотелось крикнуть ему: «Вы не должны быть таким подобострастным. Я уверена, что в свое время приход будет вашим».

Был и другой повод для уныния. Здоровье моего отца ухудшалось. Он стал очень легко уставать, и я была благодарна Колину за его заботу о нем. В действительности Колин выполнял роль пастора. Это должно было быть замечено всеми.

Я слышала, как однажды леди Харриет говорила:

— Такой приятный молодой человек! Знаете, милый пастор может быть таким странным. Все это увлечение мертвыми… кто умер так давно. Ему следует думать о своем приходе. — Надо думать, что эти слова убили бы его, если бы он их услышал.

Она то и дело навещала пасторский дом, считая это своим долгом. Обычно она бросала на меня изучающий взгляд.

Я знала ее мысли. Во всем она любила законченную определенность. Мой отец уже продолжительное время болел и, подобно Карлу Второму, умирал неподобающе долго. Я была его незамужней дочерью, а в пасторском доме жил молодой человек. С точки зрения леди Харриет, решение данного вопроса было очевидным, и в сложившихся обстоятельствах те, кого это касалось, должны были бы осознать это и принять то, что им предлагалось.

Моего отца слегка парализовало. Это не сделало его полностью нетрудоспособным, но его речь стала несколько неразборчивой, перестали слушаться нога и рука — он стал наполовину инвалидом.

Я ухаживала за ним с помощью миссис Янсон и двух горничных. Вместе с тем я понимала, что развязка приближается.

Доктор Берримен — наш добрый друг на протяжении многих лет, сказал мне о своем опасаении, что в любой момент у отца может случиться новый удар, который окажется смертельным.

Я была подготовлена к самому худшему.

Обычно я проводила много времени, читая ему, что доставляло ему самое большое удовольствие. Эта обязанность, естественно, способствовала пополнению моих знаний в области греческой и римской истории. Просыпаясь, я ежедневно спрашивала себя, что принесет новый день, поскольку знала, что существующее положение не может продолжаться долго.