– Почему ты так серьезно относишься к моей женитьбе на ней? Ведь тебя это мало касается. Отчего бы тебе не посоветовать Мелани бросить эту затею? Вывести ее из печального заблуждения, и пусть она отправляется к себе восвояси. Я должен жениться в тридцать один год, – пояснил Маркус. – Но не сгораю от желания вступать в брак, поэтому мне все равно.

– Все девушки одинаковы?

– Верно.

– О, Маркус…

Как поколебать в нем это убеждение? Разве можно столь небрежно относиться к одному из самых основных в жизни решений?

– Если ты не сделаешь ей предложения, через две недели мы вернемся в Донкастер.

– Уверен, что не сделаю, – произнес он равнодушно и безучастно.

– Мы никогда не увидимся снова.

– Нет, не увидимся.

Кейт стало невыносимо грустно. Неужели ему так тяжело хотя бы намекнуть ей, как она ему нравится? Или она ему совершенно безразлична? Перед ее мысленным взором промелькнули десятки женщин, которые спали с ним до нее, и десятки других, которые будут спать, после того как она уйдет из его жизни. На душе у Кейт стало очень горько.

– Тебе настолько безразличен мой отъезд? – унизилась она почти до мольбы.

– Кейт, что ты хочешь от меня услышать? – мягко отозвался он. – Может, мне следует изобразить вечную к тебе привязанность и признаться, что я погибну, потому что без тебя не смогу дальше жить?

– Возможно, это именно то, что мне хотелось бы от тебя услышать.

– Полагаю, что да, но куда нас с тобой это заведет?

– Не знаю.

– Или мне умолять тебя остаться в Лондоне? Маркус слегка разозлился, но Кейт была рада тому, что он давал волю своим чувствам, если даже это были вовсе не те чувства, которые она так страстно пыталась в нем пробудить.

– Прекрасно. Почему бы тебе не остаться и не стать моей любовницей? Уж не это ли тебе мерещится в твоих мечтах?

– Нет.

– Отчего же нет! – язвительно принялся уговаривать ее Маркус. – Я найму для тебя роскошный дом, накуплю множество модных нарядов. Стану наведываться к тебе два раза в неделю, так что ты будешь зарабатывать себе на жизнь, лежа на боку. Соседи будут отмечать, в какое время моя карета появляется у дверей твоего дома, они также станут смеяться над твоим положением и над тем, как ты добываешь деньги. Так будет продолжаться до тех пор, пока ты мне не прискучишь, твое очарование утратит для меня свою прелесть или мне понравится какая-нибудь другая красотка. Тогда я обеспечу тебе содержание и прогоню прочь. Все будет так славно, так пристойно.

Кейт отвернулась от него.

– Незачем быть таким бессердечным.

– Я вовсе не бессердечен, моя дорогая Кейт. Просто я чертовски откровенен.

Он нежно обхватил ладонью ее щеку и повернул ее лицом к себе.

– Можешь ли ты представить, во что превратится твоя жизнь, если ты свяжешь ее со мной? Ты такая удивительная, такая особенная, тобой следует восхищаться, любоваться, а я вовсе не гожусь для такой роли. Почему это так, я не могу тебе объяснить.

– Думаю, что можешь.

– Это пустая трата времени и сил. К чему плакать и ломать руки, если все равно это ни к чему не приведет?

– Но мне хочется чего-то более определенного, чем… просто разговоры вокруг да около. Мы словно блуждаем на ощупь в темноте, при этом нас все время подстерегает опасность разоблачения.

– Разумеется.

– Разве тут не скрыто нечто большее?

– Потому что ты достойна кого-то, кто явно лучше меня.

Он поцеловал ее в нос, затем в губы.

– У нас с тобой так мало времени. Не стоит его тратить напрасно. Давай радоваться тому, что у нас есть, и не горевать над тем, что, может быть, произойдет.

Тут Кейт собралась немного утешить себя и слегка повздорить с ним насчет признания ее такой удивительной и такой особенной, – ведь это прозвучало просто как любезность. Однако затем она решила принять все за чистую монету. Что толку сокрушаться и желать от него чего-то большего?

Она теснее прижалась к нему и прошептала:

– Когда я уйду, я буду все время вспоминать о тебе, каждый день, каждую минуту.

Глупо, но она ожидала от него похожего признания, а он вместо этого ответил:

– Знаю, что будешь.

Она зарычала и толкнула его в плечо.

– Ты просто самовлюбленный самец!

– Я никогда не отрицал этого.

Но тут Маркус стал серьезным и печальным, тысячи чувств отразились на его красивом лице. Но он лишь только произнес:

– Не будь такой грустной, Кейт. Я не могу смотреть на тебя, когда у тебя такое выражение.

Как она могла о чем-то сожалеть или в чем-то раскаиваться? В особенности когда он смотрел на нее такими глазами, как на самую удивительную и неповторимую, как будто каждая ее черточка действительно несла на себе печать самобытности.

– Не буду.

Он снова поцеловал ее и заключил в нежные объятия, которые говорили громче всяких слов. Мужчины выглядели такими коварными созданиями, порой ей казалось, что он любит ее, но не в силах признаться. Или он просто не осознавал глубины своей привязанности?

Кейт наслаждалась их близостью, она изнемогала от счастья. Позже ее будет мучить тяжелое, беспокойное чувство, будто над ее головой медленно наползает гнетущая мрачная туча, – ведь в запасе у нее, как надеялась Кейт, оставалось всего две, и то неполные, недели пребывания в Лондоне. А что, если это их последнее свидание? Вдруг что-нибудь произойдет и они уже никогда не встретятся, тогда она ни за что не простит себе, что так и не успела сделать то, что так ей хотелось. Она вся извелась от нетерпения и любопытства, правда, он все объяснил ей и даже обрисовал, живо и подробно.

Их чувства распалялись, Маркус осыпал поцелуями ее шею, ее груди, лобзал ее отвердевшие соски, пока она не начала стонать и извиваться в его объятиях. Он продолжал ласкать ее, целовать все ниже и ниже, сперва живот, а затем ее лоно.

– Раздвинь ноги, Кейт, – повелительно шепнул он ей.

– Для чего?

– Я тебе покажу.

– Что покажешь?

– Кейт, делай, что тебе велят, – проворчал он.

– Сначала скажи, что ты хочешь.

Маркус похотливо усмехнулся. Так мог улыбаться лишь сам дьявол во плоти. Кейт не смогла отказать ему. Она слегка раздвинула бедра, и он принялся лобзать и ласкать ее лоно.

– О'О, о-о, – застонала она. – Что ты делаешь?

– Я хочу показать тебе, что можно любить и так.

– Нам нельзя… не следует…

Кейт не могла облечь в слова то, почему она считала такие действия предосудительными. Все было непомерно хорошо, чтобы это можно было себе позволить.

– Это слишком… слишком…

– Слишком – что? – переспросил Маркус. – Восхитительно? Порочно?

– Да.

– Я нисколько не сомневался, что тебе это понравится. У тебя душа настоящей проститутки.

– Нет, мне ничуть не нравится! – заупрямилась было Кейт, но тут он снова начал лобзать ее, и готовые сорваться с ее языка возражения замерли у нее на губах.

Маркус обхватил ее бедра и принялся осыпать поцелуями ее грудь, он словно вел ее по самому краю пропасти. Ее тело стало невесомым и бесплотным.

Она парила высоко-высоко, не подвластная никому, она кричала от наслаждения. Или это только ей чудилось? Волны блаженства подхватили ее, взметнули ввысь и долго держали наверху. Как только вожделение стало спадать, он принялся гладить все ее тело, покусывая ее пупок, зарываясь носом внутрь его, Кейт даже слегка раздражало, что так быстро миновал пик страсти. Когда они занимались любовью, Маркус всегда умел сдержать свой порыв, чтобы затем снова продолжить, она же – никогда!

Маркус был прав! У нее душа проститутки!

Он покусывал кожу у нее сбоку На шее, потом снова целовал ее в губы, но теперь он это делал медленно, позволяя ей ощутить аромат чувственности на своем языке. Беспутная Кейт словно качалась на волнах сладострастия.

Какой же она оказалась шлюхой!

– Возьми меня, Маркус.

– Кейт…

– Ну пожалуйста.

Он все время твердил ей, что не откажет ей ни в чем, удовлетворит любую ее просьбу, и теперь она хотела испытать его. Пусть произойдет то, что должно было случиться рано или поздно; но только с ним, ей страстно хотелось именно этого.

– Не смотри на меня таким взглядом.

– Каким?

– Как будто ты можешь заставить меня сделать это.

– Я хочу, чтобы это был ты.

Кейт погладила его упругую, дрожавшую от нетерпения плоть. Он уже научил ее, как делать это, чтобы ему, Маркусу, было приятно. Но этой ночью ей хотелось большего. Кейт не собиралась возвращаться в Донкастер, не перейдя последней черты.

Еще немного ласки и нежности, и у него не будет сил сопротивляться. Кейт повернула его так, чтобы он оказался на спине, так ей было легче довести его до крайнего возбуждения.

В Маркусе удивительным образом сочетались напряжение и нетерпение. Кейт гладила его живот, спускаясь все ниже и ниже, она ласкала и гладила его возбужденную плоть, пытаясь довести Маркуса до экстаза, до взрыва чувственности.

Когда стало видно, что охватившая его страсть превыше его сил, она, раздвинув бедра, как всадница, вскочила на него. Ее плоть скользнула по его плоти. Маркус весь изнемогал от возбуждения, первобытные инстинкты клокотали в нем, он напоминал вулкан, извержение которого вот-вот должно было произойти. Он уже не владел собой, он был готов на все, даже сделать ей больно.

Проклятый дурачок! Она была взрослой женщиной и знала, чего хочет.

– Возьми меня, Маркус! – взмолилась она. – Прямо сейчас.

Схватив Кейт за бедра, он стал чуть повертывать ее так, чтобы лучше войти в нее, обоюдные их прикосновения казались и ему, и ей сверкающими, опаляющими молниями.

– Ты ждешь меня?

– Да. Только тебя, Маркус.

– Все очень просто, – пробормотал он, скорее для себя, чем для нее. Он приподнялся и наклонил ее слегка от себя, ее груди колыхались прямо перед его лицом, и он снова обхватил ртом один из ее тугих сосков.

– Покажи мне, Маркус, как это бывает. Прошу тебя.

Он перевернул ее вниз, она оказалась под ним, он навис над ней. В его облике явно проступал образ падшего человека, грешного и распутного.

– Я не святой, Кейт.

– Нет, не святой.

– Я не в силах сказать тебе «нет». Я сам хочу этого больше всего на свете.

– Ну так давай.

Может быть, этим он покажет, как любит ее. Пора не только словам и, но и действиям и подтвердить свою любовь.

– Поначалу будет больно. Но тут нет ничего страшного.

– Ты уже говорил мне.

– Обещай мне одно.

– Все, что ты хочешь, дорогой. Все, что угодно.

– Обещай, что никогда не будешь жалеть о том, о чем меня попросила.

Да она никогда и ни за что не пожалеет о таком опыте! Ведь вся ее жизнь напоминала собой путь, который вел ее к этому событию, когда она наконец-то станет женщиной.

– Я всегда буду с радостью думать, что это сделал ты. Клянусь.

– О, Кейт.

Благодаря их обоюдному стремлению пылкость Маркуса только усилилась; его вожделение окрепло еще сильнее.

Доведенный до восторга, он был охвачен неудержимой страстью. Он никогда не помнил себя таким.

Его вездесущие руки не знали удержу, они гладили, возбуждали и ласкали Кейт; удивительно, но сладострастие возрастало у каждого из них в равной степени. Кейт находилась на вершине блаженства, ее пылкость достигла крайней степени. В этот момент Маркус приноровился, аккуратно и неглубоко вошел в нее. Внезапно уверенность покинула Кейт, она вся внутренне напряглась.

– Расслабься.

– Я боюсь.

– Не бойся.

– Я ничего не могу поделать с собой.

– Сейчас все пройдет.

Слишком все у него было велико! Глупенькая испуганная Кейт попыталась сопротивляться.

– Маркус!

Кейт казалось, что ей перестало хотеться этого. Но отступать было поздно, он был намерен дать ей то, о чем она так умоляла его.

– Ты так хороша.

– Маркус!

– Тише! – прикрикнул он.

Он был поглощен своей задачей, поэтому ее мольбы были для него только помехой. Он стиснул ее бедра и развел их пошире и чуть вверх.

– Я боюсь. Я… я…

– Никаких жалоб, Кейт. Помнишь?

Она нетерпеливо заерзала, но он и не думал отступать. Маркус устремился внутрь ее; его плоть была твердой и настойчивой, и в итоге это произошло. Кейт утратила свою девственность. Она кричала от боли и захлестнувшего ее счастья, а он безудержно целовал ее, пил срывавшиеся с ее губ удивленно-радостные стенания. Впрочем, Маркус вел себя достаточно спокойно, он выжидал, чтобы ее девственное сознание свыклось с новыми ощущениями.

Он говорил ей, на что это может быть похоже, но Кейт слушала и не слышала, она даже предполагала, что само это действие почему-то должно было походить на умирание. Да, все случившееся можно было описать словами, но до тех пор, пока она сама не прошла сквозь это, вряд ли возможно было постичь всю необычность и значимость того, что произошло с ней.

– Худшее уже позади, – прошептал он.

– О, я осталась жива, – попробовала пошутить Кейт над столь явно выказанной ею женской эмоциональностью.

– Ты все сделала как надо.

Маркус улыбнулся, словно подтверждая, что все идет хорошо. Кейт постепенно привыкала: внутри ее все явственнее звучал голос довольной плоти.

– Ты попал внутрь меня!

– Поговори мне еще.

– Никогда бы не поверила.

Он был доволен, рад и необычайно взволнован.

– Давай закончим.

Он теснее прижался к ней. Кейт почувствовала, как он еще глубже погружается внутрь ее тела, раньше ничего подобного ей никогда не приходилось испытывать, и как только миновала первая боль, Кейт уже была готова продолжать дальше. Она встретила его толчок своим толчком и принялась согласованно с ним работать бедрами. Движения Маркуса стали более бурными, неистовыми, и вместе с тем они оставались уверенными и твердыми.

Волны возбуждения накатывали все мощнее и выше. Еще один оргазм овладел ее телом. Он в ответ дернулся раз, другой, выпрастывая, но не до конца, свое семя, в самый последний миг он отпрянул в сторону, не позволяя, чтобы она изведала, чем все заканчивается на самом деле.

Он выбросил свое семя прямо ей на живот, при этом Кейт вздохнула, и в ее вздохе слышались и наслаждение, и горечь. Она все поняла, просто он не хотел, чтобы она подверглась риску понести ребенка. И хотя она отдавала себе отчет, что он был с ней предельно осторожен, как бы защищая ее, она сожалела, что он не подарил ей частичку самого себя.

Как только любовный пыл стих, стало очень тихо. Теперь, когда все закончилось, Кейт даже не знала, о чем они будут говорить. Она была ошеломлена. Неужели все это произошло с ней? Несколько слезинок скатились у нее по щекам. Смущенный и огорченный, Маркус краем простыни вытер ее слезы.

– Почему ты такая печальная?

– Вовсе нет, – ответила Кейт, и это было правдой. – Напротив, я очень счастлива.

– Тогда это слезы радости? – все еще сомневался он.

– Да.

– Ты больше не девушка.

– Что я принимаю всем сердцем.

– Моя маленькая красавица. Как я рад, что ты стала моей! Несколько минутой лежал, прильнув к ней, затем взял полотенце и вытер следы их безрассудного поведения.

– Тебе что, тяжело?

– Ничего, скоро станет легче. Он ласково прижался к ней.

– Давай немного вздремнем, а потом я позвоню насчет ванны. Ты перестанешь так сильно мучиться и переживать, если немного искупаешься.

– Звучит очень заманчиво, – согласилась она, хотя совсем не собиралась позволять ему заказывать для нее ванну. Какой же он избалованный! Ему даже не приходило в голову, что два часа ночи и она никогда не допустит, чтобы он поднял в такую несусветную рань прислугу из-за своей легкомысленной прихоти.

– Может, позднее стоит все повторить?

– Я умру в твоих объятиях! – рассмеялся Маркус. Он накинул на них обоих одеяло, и Кейт прикорнула подле него, мысленно перебирая все подробности идущая о том, как легко ему все удалось. Ведь лишение ее непорочности вполне могло стать неуклюжим и неловким, а он оказался таким милым, таким веселым и беззаботным, пылкость просто била в нем ключом, это заставляло ее любить его еще сильнее.

Маркус уже спал, и в этот момент Кейт удалось увидеть его таким, каким он был на самом деле, кого он всегда прятал под личиной самоуверенности, – те самые чувства и душевную ранимость, которые он тщательно скрывал.

Во сне он выглядел юным, беспечным и безмятежным! Кейт попыталась представить себе, каким было его детство. Маркус никогда не рассказывал о нем. До Кейт долетали разные слухи: мать Маркуса умерла при его родах, поэтому его воспитанием целиком занимался отец, холодный и равнодушный человек. Маркус никогда не говорил о родителе, не рассказывал о своих юношеских проказах, не упоминал о доброй гувернантке, заботливых тетушках, из чего Кейт заключила, что рос он одиноким, замкнутым мальчиком. Может быть, поэтому, когда он стал взрослым, в нем проявлялись такие черты, как высокомерие и отчужденность?

В спальне становилось прохладно. Кейт набросила на себя и на него еще одно одеяло, она устала не меньше его, но заснуть не могла себе позволить. Одним из самых страшных ночных кошмаров для нее значило бы проснуться на рассвете и увидеть, как горничная растапливает камин, а слуга аккуратно складывает его брюки и жилет. Нельзя было нив коем случае допустить, чтобы ее застигли рядом с ним!

Маркус крепко спал и даже слегка похрапывал. Кейт нагнулась над ним и поцеловала его в щеку.

– Я люблю тебя, – прошептала она, затем выскользнула из-под одеяла, поспешно оделась и на цыпочках вышла из спальни.

В коридоре было темно, на лестнице – еще темнее. Кейт, никем не замеченная, прокралась к себе в комнату. Ее вдруг остро поразил унылый и жалкий вид помещения. Это было очень похоже на тот самый мрачный и тоскливый мир, в который она снова попадет, вернувшись в Донкастер.

Будет ли он когда-нибудь вспоминать о ней? Ответ напрашивался сам собой: конечно, нет. Кейт зажгла свечу, чтобы отогнать чувство одиночества и заброшенности. Та поначалу мерцала, но вскоре разгорелась ровным светом. Кейт быстро скинула платье и надела ночную сорочку. Но едва она повернулась, чтобы взять гребень и расчесать волосы, как застыла в изумлении.

Прямо посреди ее прикроватного столика лежал его перстень с печаткой. Кейт онемела, у нее побежали мурашки по спине. Осторожно взяв его в руки, она молилась про себя, чтобы это оказалось сном. Но нет, кольцо было настоящим.

Как и раньше, кольцо показалось ей одушевленным, оно сверкало и переливалось, будто хотело ей поведать что-то такое, чего она, к сожалению, не понимала. Маркус тоже выпил любовный напиток. Кейт стало любопытно, а нет ли у него чего-нибудь из ее вещей? Но едва у нее возникла эта мысль, как она тут же выбросила ее из головы. А не воспользоваться ли ей старыми испытанными колдовскими средствами и суевериями, чтобы выбраться из этого тупика? Может, ей стоит посетить аптеку?

Она тихо застонала. Как же ей все-таки избавиться от этой ненавистной безделушки?

Кейт надела кольцо и крепко сжала пальцы в кулак. Она забралась на постель и спряталась с головой под одеяло, в который раз надеясь, что на следующее утро перстень исчезнет.