Любовный эликсир

Кроме того, в расположении их покоев относительно друг друга таилось одно преимущество: было предельно просто попасть из его апартаментов в ее комнату. Шансы, что их обнаружат, были ничтожно малы.

Она со значением посмотрела на него, но безрезультатно, затем направилась к гардеробу. Стремясь хоть как-то прикрыть себя, она вынула роскошный халат, который очень подходил к ее легкому платью. Он вовсе не хотел, чтобы ее одеяние приняло более скромный вид. Он почти кинулся к ней, чтобы помешать ей надеть на себя халат. Материал был таким же изысканно-изящным, как покрой самого халата, он схватился за него, удивительная ткань будто ласкала кожу.

– Откуда у тебя такая вещь?

– Думаете, украла?

– У меня и в мыслях не было, что ты способна на такое.

Едва ли не с вызовом она произнесла:

– Это вещь моей матери.

Это означало, что она, должно быть, происходила из богатой семьи. Отчего же сейчас она занимала такое низкое положение? Он очень заинтересовался, но решением этой загадки собрался заняться попозже. В настоящий же момент в разоблачении нуждалась другая тайна, на его взгляд, более пленительная и очаровательная.

– Должно быть, она была настоящей красавицей.

– Да.

Маркус уронил халат на пол, Кейт не противилась. Нахмурившись, она следила за его движениями, словно перед ней был опасный хищник. И слава Богу, что она остереглась. Если бы она не выглядела такой обеспокоенной, возможно, он почувствовал бы себя вправе на какой-нибудь низкий и гнусный поступок.

Он склонился над ней и поцеловал ее прямо в сочные рубиновые губы. Она не тотчас же отпрянула, но уже в следующий миг резко отстранилась, его щетина слегка поцарапала ей кожу на щеке и ухе.

– Прекратите издеваться надо мной, – прошептала она. – Пожалуйста.

– Ты такая восхитительная. Разве можно устоять перед тобой?

Пожав плечом, Маркус прекратил свои домогательства. Любая лондонская кокетка с удовольствием приняла бы его ухаживания. Женщина менее строгого поведения оказалась бы более податливой и уступчивой.

Поняв, что он не уйдет, она почувствовала себя такой одинокой и несчастной, что без боли и сострадания нельзя было смотреть на нее. Кейт доставляла ему необыкновенную радость, и Маркусу хотелось видеть ее счастливой и довольной. Между ними образовалась некая непонятная связь. И Маркус не был намерен отставать от Кейт до тех пор, пока не поймет, чем она так тронула его.

– Что вам нужно от меня? – спросила она.

– За исключением омерзительных плотских утех?

– Вот именно.

Она так зарделась, что он окончательно убедился, что она девственница. Ну и что в этом такого? Но вправе ли он погубить ее? Хотя на его совести немало прегрешений, но он не был законченным негодяем. Однако его охватило предчувствие, что интимные отношения с Кейт станут для него неким поворотным событием в его жизни. Если на его долю выпало такое непостижимое чудо, то с какой стати было лишать себя этого?

Маркусу очень хотелось, чтобы на ее губах заиграла улыбка, но он понятия не имел, как ему развеселить ее. Заварочный чайник по-прежнему стоял на туалетном столике, он подошел к нему.

– Это чай?

– Да.

Он приподнял крышку и вдохнул аромат чая.

– Какой удивительный запах! Что ты положила туда?

– Если вам не терпится узнать, то я добавила в чай немного тонизирующего средства. Мне что-то нездоровится.

– И давно?

– С тех самых пор, когда я познакомилась с вами.

Он взял пакетик с порошком. Кейт бросилась к нему, торопясь выхватить пакетик из его рук, но Маркус, сделав преувеличенно неуклюжее движение, уронил его на пол. Порошок высыпался на ковер, и его частички безнадежно затерялись между ворсинками.

– О нет! – запричитала она. – Что вы наделали!

Бросившись на колени, она пыталась собрать порошок.

Пустое дело! Ее взгляд был полон отчаяния. Маркус едва не устыдился, что свалял такого дурака. Но на смену стыду быстро пришло изумление оттого, с какой искренностью и живостью менялось выражение ее красивого лица.

– А это что такое?

Маркус взял флакон и поднес к свече, чтобы получше рассмотреть его содержимое. Жидкость очень напоминала красное вино.

– Это для лечения… женского недомогания.

– В самом деле? Ты нездорова?

Маркус внимательно оглядел ее прелестную фигуру, его взгляд как бы невзначай задержался на ее груди.

– А по-моему, у тебя все в порядке.

Кейт от смущения залилась нежным восхитительным румянцем. Он потянул на себя пробку, это ее сильно напугало.

– Верните мне флакон, Маркус! Не шутите с этим.

Он вытянул руку с пузырьком так, чтобы она не могла достать до него. Кейт изо всех сил пыталась дотянуться до флакона. Их борьба заставила ее так плотно прижаться к нему, что он чувствовал все очарование ее нежного тела. Все у нее было соразмерно и на положенном месте – округлости, изгибы; удивительно, как он и она подходили друг другу.

В воздухе повисло напряжение, вызванное их близостью. Маркус крепко обнял ее, его руки обхватили ее ягодицы, прижимая ее к себе. Он возбудился, его плоть, большая и твердая как камень, упиралась прямо в нее.

Да, скорее всего Кейт была невинной; когда он начал ритмично двигаться, она вела себя сдержанно, холодно и даже приоткрыла рот от изумления.

– Ты ведь тоже чувствуешь это. Не так ли? – спросил он.

– Нет, – солгала она.

– Но ведь этого не избежать, Кейт. – Маркус невзначай повторил слова аптекаря, и она побледнела. Неужели кто-то говорил ей об этом?

Маркус открыл флакон и залпом проглотил его содержимое. Нет, это было не вино, как он предполагал, более сладкий на вкус напиток отдавал запахом земли.

– Маркус, нет! – Она стремительно протянула руку, но он уже все выпил до дна.

И в тот же миг его руки налились непонятной тяжестью и бессильно упали вниз. Кейт вырвала у него флакон.

– Неужели вы все выпили?! – застонала она. – Зачем вы так поступили? Вы что, ненормальный?

– А теперь не налить ли нам немного вина? Ничто так не помогает налаживанию отношений, как небольшая выпивка.

– У меня нет настроения. Мне хочется побыть одной, в полном уединении и…

У нее на глазах появились слезы. Он не мог без боли взирать на ее скорбь и печаль и отошел к столику, чтобы наполнить бокалы. Его ноги плохо слушались его, хотя чувства были невероятно обострены. Краски стали ярче, запахи резче, звуки громче, он почти явно осязал их. Казалось, он мог расслышать, как тикают часы этажом ниже.

Возможно, что этот напиток был всего-навсего простым наркотиком, а Маркус не чурался их, как и прочих галлюциногенов. Ими часто пользовались на тех разгульных вечеринках, которые он привык посещать. Но ни одно из этих средств так не обостряло его чувств.

Он снова повернулся к ней. Кейт в задумчивости смотрела в окно. Лицо у нее светилось, всю ее фигуру окружало золотистое сияние, кончики ее ярко-рыжих прядей отливали огненным блеском. При взгляде на нее Маркуса захлестнуло ощущение счастья, сердце у него сладко заныло, чувства настолько переполнили его, что оно готово было выскочить из груди. Лед, которым оно было сковано столько лет, треснул.

«Вот она!» – раздался внутренний ликующий голос. Маркуса охватила уверенность, что именно ее он ждал всегда, не отдавая себе отчета, и вот наконец свершилось. Это судьба. Перед его внутренним взором замелькали картинки, проплывали различные любовные сцены: он и она, оба вместе, на протяжении многих предыдущих жизней.

В смятении, страшно взволнованный, он потряс головой, словно отгоняя посетившие его видения. Он хотел сохранить голову ясной. Но в его странном состоянии и речи не могло быть о том, чтобы разумно мыслить или поступать.

Он стремился быть рядом с ней, дотрагиваться до нее, поэтому подошел к Кейт сзади и остановился, но она не отрывала взгляда от окна. Маркус так глубоко сопереживал ей, что мог читать ее мысли, – внезапно многое ему стало понятно.

Кейт жила в своем собственном, обособленном мирке. Созданная для того, чтобы любить и быть любимой, стремившаяся обрести любящего ее человека, одинокая Кейт изнывала от тоски.

Ему показалось, его внимание пробудило в Кейт ответное чувство, но она слишком боялась его; если бы он причинил ей горе, то ее сердце никогда не оправилось бы от такого удара. Улыбнувшись, он обхватил ее за талию и развернул к себе лицом. Она холодно молчала, он притянул ее к себе и поцеловал в лоб.

– Я не обижу тебя. Клянусь.

– Не могу себе представить, чтобы вы были способны на что-нибудь еще, кроме клятв.

– Я не буду, – заявил он, отчаянно пытаясь успокоить ее. – Я… я…

Смущенный и расстроенный, он окончательно запутался. Он почти поймал себя на мысли, что едва не признался ей в любви, но ведь этого не могло быть. Он никого не любил и никогда не полюбит. Ему это было хорошо известно.

Это был зов напитка, Маркус поразился тому, как под действием зелья все взбаламутилось в его душе. Ничего удивительного, что Кейт, испугавшись, искала противоядие.

– Идем, – проговорил он. Его пальцы переплелись с пальцами Кейт, и он повел ее к кровати.

Покорившись, Кейт последовала за ним. Он присел и тут же притянул ее к себе. В их отношениях наступил перелом, она уже не могла отговорить его. Маркус развязал и выдернул ленту из ее волос, они рассыпались красно-золотистыми кольцами. Будто огненный водопад заструился у нее по плечам.

Он нежно прижал ее, ее груди соприкоснулись с его грудью, ее затвердевшие соски упирались в его кожу, словно два наконечника. Ткань, из которой было сшито ее платье, была тонкой, почти неощутимой. Его вздувшиеся брюки едва не лопнули от напора напряженной плоти.

– Вы удивительно настойчиво добиваетесь меня, – сказала она.

– Да.

– И когда же наступит конец?

– Не знаю.

Он перевернул ее так, что она оказалась внизу. Он замер, осознав, как жаждал наступления этого момента. Он представлял себе живо и ярко все, что будет происходить дальше и чем все завершится. Сыгравший с ним злую шутку напиток так одурманил его, что он даже не понимал, происходит это с ним наяву или нет.

– Кейт, ты раньше спала с мужчиной?

Она фыркнула:

– С превеликим множеством, они даже протоптали к моим дверям тропинку.

– Ты понимаешь, что я хочу получить от тебя?

– Нет.

Но ведь она находилась в его спальне, когда они с Памелой занимались любовью, значит, какое-то представление у нее уже было.

Словно впервые, как неискушенный мальчишка, Маркус поцеловал ее. Он был влюблен в нее, ведь она была необыкновенной, удивительной и возвышенно-прекрасной. Возможно, он слишком многого от нее хотел, поэтому очень боялся поспешить и напугать ее своей вспыхнувшей страстью. Каждый миг, проведенный вместе с ней, он расценивал как неповторимый и считал, что обязан показать ей, как она дорога ему.

Ему никогда не было никакого дела до его любовниц. Его не волновало, счастливы ли они, приятно ли им с ним. Но Кейт – с ней он вел себя как простой парень со своей первой девушкой.

Он еще крепче обнял ее, его язык коснулся ее губ раз, потом другой. Кейт доверилась ему, позволяя ему ласкать и гладить себя или, кто знает, терзать и мучить. Маркус поспешил воспользоваться этим, его вездесущие ласковые руки знали свое дело. Кейт тоже явно захотелось его приласкать, но она колебалась, не зная, как ей быть.

– Все правильно, Кейт. Смелее касайся меня. Мне это нравится.

– Ты заставил меня почувствовать себя такой грешной.

– Ну, я никогда не считал небольшую долю греховности плохой чертой у женщины.

Кейт прильнула к нему, воодушевленная, трепетная, пылкая. Она заигрывала с ним словно многоопытная куртизанка и вместе с тем как простая доверившаяся девушка – безыскусно, но с тайным любопытством. Такая странная смесь возбуждала его.

Она неуверенно пригладила его волосы, затем провела рукой по плечам и спине, но не осмелилась на большее.

Ожидание, стремление к чему-то неизведанному, что она могла дать ему, довело Маркуса до лихорадочного состояния.

За одно мгновение, если не меньше, он, волнуясь, многое передумал. Что, если он совершает опять нечто безрассудное и это вызовет необратимые последствия? Намерен ли он похитить ее невинность здесь и сейчас, после совсем краткого размышления и подготовки? Была ли она готова? А был ли готов он?

Он взялся за одну из бретелек платья и опустил ее вниз, открывая ее высокую пышную грудь, на которой явственно выделялся затвердевший сосок. Он принялся его нежно сжимать пальцами.

– О, Маркус… не надо… нам не следует… перестань…

– Мы можем делать все, что нам нравится, Кейт. Никто не вправе нам запретить.

– Но ведь это нехорошо.

– Нет, хорошо.

– Это действует только что выпитый тобой напиток.

– Ты же говорила, что он применяется женщинами при недомогании.

Уличенная во лжи, она замерла.

– Так-то оно так, но лекарство, очевидно, стало причиной твоего не совсем разумного поведения.

– Ты находишь, что заниматься любовью неразумно?

– Потому что вы буквально одержимы желанием видеть во мне свою любовницу!

– Не хочешь ли ты уверить себя, что я выпил любовный напиток, перед тем как ты пленила и очаровала меня? – Он ухмыльнулся. – Кейт, ты просто совершенство. И вся принадлежишь мне.

– Не понимаю, чего вы хотите от меня, – жалобно отозвалась она.

– Нет. Ты все прекрасно понимаешь.

Оторвавшись от ее губ, Маркус наклонился ниже, путь ему был хорошо известен – шея, грудь; и тут он обхватил губами то, что искал, – ее твердый сосок. Сперва он лизал и покусывал его, затем принялся сосать, и эти действия, как ни странно, успокаивали его, возвращали былое равновесие и уверенность.

– О, о, еще, – постанывала Кейт. Ему даже послышалось, что она промолвила: – Я мечтала об этом…

Но Маркус не был уверен, что расслышал правильно. Неужели они переживали одни и те же любовные видения? Возможно ли такое? Или это просто еще одно таинственное воздействие зелья?

Она прильнула к нему теснее. Он прихватывал и покусывал ее грудь, пока кожа на ней не стала влажной и покрасневшей, затем с еще большим пылом перенес свое внимание на другую ее грудь. Он прижимался к ней всем телом, давая ей почувствовать, какой он возбужденный и напряженный, как отчаянно ее хочет, и она ответила на заданный им ритм, ее бедра стали двигаться в такт с его движениями. Страсть ее разгоралась все сильнее, и Маркус волновался, как ему лучше подвести ее, как подтолкнуть к тому самому моменту.

Он тихонько принялся подымать на ней сорочку, Кейт была уже так возбуждена, что ничего не замечала до тех пор, пока он не добрался до самой развилки между ее ног.

– Нет, Маркус!

Кейт попыталась вырваться из его объятий, но Маркус прижал ее ногами и обнял еще крепче.

– Успокойся, Кейт. Позволь мне сделать это ради тебя.

Он положил ладонь между ее ног, просовывая два пальца вглубь. Внутри она была мокрой, уже подготовленной к тому, что должно было произойти, и постанывала.

Кейт выгнулась всем телом и застонала громче.

– Не надо. Это слишком… слишком…

– Порочно? Слишком приятно?

– Да. Я вряд ли смогу вынести это.

Он дотронулся пальцем до ее самого интимного, чувствительного места. Кейт тихо вскрикнула от удивления, ее тело стремилось к желанному концу, тогда как сознание удерживало от этого.

– Что происходит со мной? – задыхаясь, спросила она.

– Любимая, это и есть наслаждение.

– От тебя мне ничего не надо.

– Тебе, может, и не надо, но твое тело взывает об этом.

– Я не могу, – стенала она. – Мне нельзя.

– Ради меня, Кейт. Сделай это ради меня.

Он обнял ее еще крепче, затем снова принялся целовать ее грудь; она кричала, извивалась и трепетала в его объятиях с такой страстью, которую он никогда не встречал ни у одной из своих бывших любовниц. Маркус был убежден, что это ее первый оргазм, его тоже охватил экстаз, восторг от мысли, что ему удалось вызвать у нее такое исступление.

Наконец, достигнув своего пика, упоение страстью пошло на убыль. Он ласкал и нежно целовал ее, он весь дрожал от благодарности: ведь она отдалась ему, потеряла власть над собой.

Веки у Кейт затрепетали, и она широко открыла глаза. Маркус, не знавший, чего ему ожидать – то ли простого девического взгляда, то ли едкого замечания в свой адрес, поразился. Кейт внимательно смотрела ему в лицо, а по ее щекам струились слезы.

– Что случилось? – У Маркуса тревожно екнуло сердце, он схватил покрывало и вытер им ее глаза.

– Неужели вот так проявляется страсть женщины?

– Да.

– Я распутная, не так ли?

– Совершенно верно.

– Как ты полагаешь, это во мне говорит кровь?

– Я уверен, что так оно и есть.

Разумеется, он шутил, но Кейт восприняла все более чем серьезно и разрыдалась. Взволнованный потоком ее слез, Маркус прижал ее к себе и стал успокаивать, нашептывая ей ласковые слова; он поразился, что способен на такое.

Раньше он никогда не утешал истеричных, обезумевших женщин: у него не было склонности участвовать в мелодраматических представлениях. В своих отношениях с женщинами Маркус ясно давал понять, чтобы при нем они не смели давать выход своему раздражению или обидам; он почти не обращал внимания на их чувства.

Ни одна из его любовниц не смела предъявлять никаких особых прав, поскольку он никому не отдавал предпочтения. Порой ему казалось, что это служит некоего рода оправданием для той жизни, которую он вел. Он был очень одинок, но до сих пор его намеренная отчужденность от всех не доставляла ему неудобств. Ему даже нравились его независимость и одиночество, однако, утешая и успокаивая Кейт, Маркус вдруг открыл в себе прежде неизвестное ему чувство удовольствия.

Они были едва знакомы, тем не менее она взбудоражила все внутри его, заставила посмотреть на себя совсем другими глазами. В душе у Маркуса затеплилось какое-то новое, неведомое чувство. Кто знает, может, он вовсе не такой холодный, черствый человек, каким представлялся другим людям.

Наконец ее рыдания прекратились, дыхание стало спокойным, и Кейт задремала у него на груди. Для него это оказалось также доселе неизвестным наслаждением. Когда он волочился за кем-нибудь, то никогда не тратил времени на подобные пустяки, после того как его чувственность была удовлетворена.

Маркус лежал неподвижно, перебирая в памяти каждый драгоценный миг их встречи. Он стянул вниз косо сидевшее на ней платье и накрыл ее одеялом. Кейт настолько устала, что даже не шевельнулась, он нежно поцеловал ее в губы.

– Спокойной ночи, моя дорогая Кейт, – пробормотал он. – Увидимся завтра.

Она улыбнулась ему в ответ, как будто услышала сквозь сон его слова и поняла их смысл. Маркус хотел встать и уйти, но внезапно силы покинули его. Он решил чуть-чуть отдохнуть и задремал.

Когда он проснулся, уже рассвело. Яркие солнечные лучи пробивались сквозь окна, за которыми весело щебетали птицы. Он протянул руку, но Кейт не оказалось рядом. Оглядевшись по сторонам, он с удивлением обнаружил, что находится в своей спальне, в собственной постели.

Ошеломленный, он приподнялся было в кровати, как вдруг острая головная боль пригвоздила его к ложу. Никогда он не чувствовал себя так скверно, даже после самой разгульной попойки. Но, кроме этого проклятого напитка, он ведь почти ничего не пил!

А как он выбрался из ее опочивальни? Как он попал в свои покои? Или их любовная встреча была просто сном, видением? Маркус был сбит с толку, в голове у него царил сумбур, память изменила ему. Произошло это с ним наяву или было эротическими фантазиями его распаленного воображения?

Опустив глаза, он заметил на своей руке обмотанную вокруг пальцев зеленую ленту, которую он вынул из ее волос. Тут ему вспомнились предостерегающие слова аптекаря: обладать ее вещью, непонятно как очутившейся у вас, – верный знак того, что любовный напиток действует.

Он поежился. В том мире, в котором он жил, не было места для волшебства. Давным-давно ему преподнесли жестокий урок, тогда он едва не покончил с собой из-за нанесенной ему обиды, и теперь он не хотел совершать такую глупость – еще раз влюбиться.

Но лента – это же явное подтверждение того, что любовное свидание произошло на самом деле, что он был вместе с ней. Однако это лишь означало, что было свидание, и ничего больше.

Интересно, она проснулась или нет? Маркусу стало любопытно, что думала Кейт об их интимных отношениях. Несомненно, эта связь смущала ее. Наверное, она попробует ускользнуть от него, но он не позволит. Ее близость будоражила его, ему хотелось общаться с ней, быть с ней вместе.

Превозмогая шум и боль в голове, Маркус встал. Пора было одеваться и приниматься задело. Воспрянув духом, он позвонил в колокольчик, чтобы заказать завтрак. В ожидании слуги он уже предвкушал все те возможные наслаждения, которые могло принести ему общение с Кейт Дункан как днем, так и следующей ночью.

Настроение у него было самое радужное, он удивился – такого приподнятого, счастливого расположения духа он не знал уже очень давно.

Глава 7

– Как это любезно с твоей стороны – согласиться сопровождать меня, – улыбнулась Кейт Кристоферу.

– Разве мог я отказаться?

– Ты и вправду так считаешь?

– Если бы я не хотел ехать с тобой, то так бы и сказал. Не беспокойся.

– Ладно, но, может, ты все-таки предпочитаешь остаться в особняке, где так много развлечений? Любое из них покажется тебе более приятным, чем трястись в карете через весь Лондон.

– Общество леди Памелы доставило мне больше удовольствия, чем я рассчитывал. – Откинувшись на мягкую спинку сиденья, Кристофер вытянул ноги, что было весьма неудобно в тесном пространстве кареты. – Поверь, я рад любому поводу выбраться на время оттуда.

Устал ли он, как и она, от брачных замыслов своей матери? Или ему надоели оценивающие взгляды женщин, которые видели в нем достойного мужа для своих богатых, но уже избалованных дочерей? Характер у Кристофера был покладистый, приятный, он часто шутил, на многое смотрел легко. Эти его черты не могли не нравиться.

– Пообещай мне, что никогда не расскажешь матери, куда мы с тобой сегодня ездили. И не будешь меня расспрашивать, ради чего я это делаю.

С возмущенным видом он поднял глаза кверху.

– Клянусь тебе, десять раз клянусь.

– Поклянись в одиннадцатый.

– Приношу клятву на Библии.

Кристофер приложил руку к сердцу. Кейт весело рассмеялась от его выходки. Она хотела навестить Селину – не из любопытства, а повинуясь долгу. Но у нее не было денег, чтобы нанять карету, как и разрешения воспользоваться их семейным экипажем. В глазах леди Памелы она ровно ничего не значила, правда, было другое лицо, которое она могла попросить об одолжении, – лорд Стамфорд, но Кейт скорее съела бы на завтрак лягушку, чем стала просить его об этом.

Кейт этот человек представлялся каким-то волшебником, колдуном, перед которым не могла устоять ни одна женщина, вынуждавшим женщин совершать такое, на что они сами никогда бы не согласились. По крайней мере в этом она пыталась себя уверить.

Разве существовало в мире оправдание тем любовным шалостям, став соучастницей которых она лишилась чистоты и безгрешности? Если бы она сопротивлялась, то он прекратил бы домогательства. В любом случае она ведь могла остановить его, тогда бы ее добродетель не пострадала. Но она оказалась заурядной потаскушкой и в этом, кроме себя, не винила никого.

Вырваться днем из стен особняка Стамфорда под предлогом исполнения обязанностей опекунши стало для Кейт истинным облегчением. Ей надоело мрачно слоняться по комнате, размышляя над тем, где он, что делает и, как знать, не думает ли о ней.

Кристофер оказался настоящим ее спасителем, который был не только рад ей помочь, но вежливо не задавал ей лишних вопросов – куда и зачем они едут.

Прогромыхав по ухабам, карета остановилась. Кристофер, нахмурившись, выглянул в окно.

– Ты уверена, что указала правильный адрес?

– Да. А в чем дело?

– Это не самый безопасный район. Может, мне даже не стоит позволять тебе выходить.

Скрывая смятение, Кейт посмотрела в окно. Перед ней открылось жалкое и убогое зрелище. По улице шатались внушавшие опасение, сомнительного вида личности, мимо кареты пробежала стайка оборванных детишек; дом, возле которого остановилась карета, был ветхий, с обшарпанными стенами и полуразрушенной оградой.

Кейт смутилась. Это никак не мог быть дом, который она снимала для Селины, скорее всего в нем было много квартир. Судя по всему, здесь проживало немало народу. Кейт просматривала счета, которые присылала ей сестра, и точно знала, какая сумма вносилась за аренду каждые три месяца. Это жилье не могло стоить таких денег.

Однако это был Лондон, а Кейт не имела представления о том, насколько дорого здесь все – и товары, и услуги. Тем не менее…

– Не спросишь ли ты кучера на тот случай, если он неправильно понял мои указания?

– Конечно.

Кристофер вылез из кареты, чтобы расспросить слуг. Когда он вернулся, то выглядел обеспокоенным.

– Все правильно, это то самое место.

Он посмотрел ей в лицо и сразу заметил ее испуг.

– Кейт, почему ты не доверишься мне? Ни одна живая душа не узнает об этом.

Кейт замялась, она не знала, насколько Кристофер был осведомлен о скандальном прошлом ее родителей. Если она расскажет обо всем, в том числе о происхождении Селины, то, возможно, это шокирует его или даже вызовет у него неприязнь, а ей вовсе не хотелось подвергать их дружбу такому испытанию.

– В этом нет ничего страшного, – солгала она. – Я просто хочу навестить подругу моей матери.

Было ясно, что Кристофер сразу разгадал, что она хитрит, но он не стал ловить ее на этом, однако его явная озабоченность заставила ее почувствовать себя маленькой и беззащитной.

– Ты уверена, что тебе туда надо идти? – попробовал он отговорить ее.

– Это займет всего несколько минут. Я скоро вернусь. Кейт почти выпрыгнула из кареты, чтобы он не успел задать ей еще вопрос и не выпытал у нее всю неприглядную правду.

Она проскользнула сквозь сломанные ворота, поднялась на крыльцо и очутилась в грязном и обветшавшем вестибюле. Холодная и сырая лестница, на стене – список жильцов. Комната Селины располагалась в самом конце коридора. Кейт прошла по нему и постучала в дверь.

Ее единокровная сестра вряд ли догадывалась, кто стоял на пороге ее жилища, поэтому сердце Кейт трепетало, в нем смешались и неприязнь, и благоговейный страх. Она волновалась и боялась одновременно.

Хороша ли собой Селина? Легко ли сложатся их отношения? Внезапно Кейт поняла, как много для нее значит сестра. Ей даже захотелось, чтобы на ней по такому важному случаю было надето новое платье или другая шляпка.

Ей ответила служанка, она расспрашивала ее грубо и резко, как будто невзлюбила Кейт с первого взгляда. Затем Кейт впустили в холодную и мрачную гостиную. Сверху доносился топот жильцов, живших этажом выше. Пока Кейт ждала появления Селины, она рассматривала мебель – старую и ветхую, потертые портьеры и коврики. Ее недоумение все росло. Она считала, что Селина живет в уютном, удобном доме. Как она могла позволить, чтобы ее сестра ютилась в таких условиях?

Она должна в корне изменить это. Но каким образом? Она не могла решить, кто мог бы взяться за дело и все исправить. Регина? Но она не могла без злобы и ненависти смотреть на обеих сестер. Кристоферу едва исполнилось восемнадцать, и он не был искушен в житейских делах.

Может, ей стоит обратиться к мастеру Тамбертону, поверенному, который помог Селине, когда та переехала жить в Англию? Он наверняка осведомлен о том, в каком бедственном положении очутилась Селина.

– Кейт! Кейт! – откуда-то из задних комнат донесся веселый голос Селины, в ее интонациях явно слышался очаровательный иностранный акцент. – Наконец-то ты пришла! Я так рада!

Кейт взяла себя в руки и приготовилась ко всему, когда в гостиную, едва не подпрыгивая от радости, вбежала Селина. Стройная, изящная, красивая, она была очень похожа на Кейт, но выглядела грациознее, тоньше, чем-то напоминая экзотичный чудесный цветок. Они обе походили на свою мать, глядя на них, сразу было видно, что в их жилах течет одна и та же кровь, хотя волосы и глаза у Селины были черного цвета, а ее кожа отливала золотистым оттенком. Такого цвета Кейт не видела никогда раньше.

– Кейт, моя дорогая сестричка! – Селина торопливо подошла к Кейт, взяла ее за руки и поцеловала в обе щеки. – Вот и наступил этот долгожданный день, когда ты пришла. Как я желала этого!

Столь сердечный прием смутил Кейт. За исключением Стамфорда, она не могла припомнить, чтобы кто-то брал ее за руки. Она жила уединенно, будто в пустыне.

Слезы заструились у нее по щекам, она смахнула их ладонью, в то время как Селина, суетясь вокруг нее, словно курица-наседка, усадила Кейт на диван.

– Я также очень рада увидеться с тобой, – дрожащим голосом проговорила Кейт.

В гостиную вошла еще одна женщина, пожилая на вид матрона. Селина вся сияла от безудержной радости.

– Миссис Фицсиммонз, к нам пришла Кейт! Как это здорово!

Женщина ничего не ответила, а только настороженно рассматривала гостью. Своим взглядом она словно упрекала в чем-то Кейт.

– Миссис Фицсиммонз – моя компаньонка, которую ты наняла, – пояснила Селина. – Она такая славная.

Кейт кивнула, пытаясь выказать свою симпатию, что было непросто под хмурым взглядом миссис Фицсиммонз.

– Очень приятно, миссис Фицсиммонз.

Когда же компаньонка ничего не ответила ей, Селина весело рассмеялась, пытаясь сгладить возникшую неловкость.

– Не вините ее, она ведь слишком привязана ко мне. – Затем она обратилась к компаньонке: – Эдит, велите, чтобы подали чай. Нет, лучше вино. Сегодня у нас настоящий праздник.