6. Кэти

— В общем, он полное дерьмо. В постели просто потрясающ — но и все: вот в чем и беда, как я думаю: — Она перегнулась через бамбуковый столик, ее хрупкие плечи склонились к нему, и в глазах отчетливо читалась решимость. — Я хочу сказать, что секс — это далеко не все, что нужно для настоящих отношений, не так ли? — И она аккуратно отправила в рот кусочек мяса. — Вы так не считаете?

Эта та девушка в зеленом шелковом платье, на которой сегодня был костюмчик цвета хаки и плоское золотое ожерелье; ее пушистые волосы облачком вились вокруг головы, а ее глаза настойчиво вопрошали, что я думаю по этому поводу.

— Не слишком ли много я болтаю?

Я наткнулся на нее час назад, выходя из таиландского посольства, и, увидев меня, она сразу же остановилась.

— Ох, здравствуйте, послушайте, мне так неудобно, что я… Ну, что я была так груба с вами в тот вечер. — Речь шла о ее просьбе проводить ее до такси, когда она захлопнула дверцу прямо перед моим носом, даже не сказав “спасибо”.

— Я и забыл. — Я предложил ей присоединиться ко мне за ленчем, потому что, похоже, она работала в посольстве или поддерживала с ним какие-то связи, которые могли мне пригодиться. Я прямо высох без информации, и чем скорее мне удастся выяснить то, в чем я нуждался, тем скорее смогу залечь на дно, где буду чувствовать себя в безопасности.

— С удовольствием. — Ее серо-голубые глаза сузились, изучая меня. — Как насчет “Эмпресс-плейс” около реки?

Расположившись рядом со мной на плоском пластиковом сиденье велорикши, она затараторила.

— Мы развелись всего пару месяцев назад, и он все еще считает, что я прямо готова снова прыгнуть к нему в постель — но на этот раз в роли его паршивой любовницы, вот уж большое спасибо, — а в тот вечер он крепко подвыпил, и если бы вы не посадили меня в такси, он буквально зажал бы меня в углу и сорвал платье… Господи, ну разве не ужас! И кстати, — она повернулась на сиденье и положила тонкую, без колец, руку мне на колено, — вот почему я даже не успела поблагодарить вас: я была в такой ярости! Или перепугана, сама толком не разберу. — Она убрала руку. — Я Кэти Маккоркдейл.

— Мартин Джордан.

— Ну еще бы. Все о вас только и говорят. Нервы у меня напряглись.

— Где?

— В Британском Верховном Комиссариате — я там работаю. Вас же чуть не убили, не так ли?

— Во всяком случае, пытались.

Она заглянула мне в глаза, собираясь что-то сказать, но передумала и вместо этого произнесла нечто другое:

— Как вам удалось спастись?

— Просто повезло.

Велорикша проскользнул мимо такси и стоящего автобуса, и она ухватилась за поручень сиденья.

— Я ужасно разволновалась, когда услышала эти новости.

— Да никаких известий и не было, — осторожно заметил я.

— Что? Ах да, знаю. Я хочу сказать, что когда услышала о вас от моего босса. На следующий день в газетах в самом деле ничего не было, что меня и удивило. Так кто же вы на самом деле! — Еще один взгляд в упор.

— Хотел бы я тоже знать, — сказал я, — в чем причина, такой таинственности.

— Ее причина — в таиландском посольстве. Я знаю. Мы поинтересовались. Их посол позвонил сингапурскому министру внутренних дел и осведомился у него, не может ли тот приглушить эту историю.

— Что ж, эти места считаются у туристов достаточно безопасными, и они исправно читают газеты.

— Может быть, и так. — Она не сводила с меня глаз. — Но вряд ли. Так в чем же дело? Я ничего не ответил.

— Шефу полиции было дано указание в силу государственных интересов вести расследование предельно скрытно. Я сама слышала.

Что и объясняло; почему вокруг моей койки не толпилась целая команда ребят из отдела по расследованию убийств.

— Я и сам не имею представления, что происходит, — промямлил я.

— Неужели? — она вежливо рассмеялась. — Есть и еще кое-что, интригующее меня. Я совершенно уверена, что встретила первого человека, которому удалось справиться с пятью вооруженными убийцами. И довольно неплохо.

— Они были довольно неуклюжи. Она снова засмеялась и спросила:

— Как вам нравится в “Эмпресс”? Вроде самая обыкновенная забегаловка, но вы можете договориться с уличным разносчиком — и вам принесут и поставят на стол любое блюдо: китайское, малайзийское, индийское, — словом, какое пожелаете. Или вам все это известно… вы бывали тут раньше?

— Просто проходил мимо. А тут довольно мило. “Эмпресс” был переполнен, но несколько человек уже вставали, когда мы вошли. Они освободили нам угловой столик, из-за которого была видна река, и первые десять минут я провел, исподволь изучая окружение, потому что вокруг кишело не менее ста человек, и, если кто-то решил бы побаловаться с пистолетом, я не смог бы остановить его. Но, с другой стороны, пока я не ушел на дно, мне было безопаснее появляться в открытую. Осечки себе Шода больше не позволит: история с лимузином должна внушить ей определенное благоразумие. Предполагалось, что малышка Джасма убьет меня одним ударом ножа, после чего мое тело выкинули бы в вонючую трясину, а машина благополучно вернулась бы в агентство по прокату.

Несмотря на молчание прессы, Шоду должна взволновать суматоха на политическом уровне, и в следующий раз она уже предельно тщательно продумает, как прикончить меня. Пока это было всего лишь предположением, хотя и достаточно тревожным. И когда я сидел, болтая с этой безусловно привлекательной, но излишне болтливой девушкой, нервы у меня были обнажены так, словно с меня содрали кожу.

— Вы слушаете меня, Мартин? — Она положила себе с блюда еще одну порцию шиш-кебаба и развернула очередной листик салата: — Я хочу сказать, вы по-настоящему умеете слушать.

— Вы так интересно рассказываете. Она еще раз взглянула на меня и неожиданно опустила глаза.

— Сомневаюсь. Я треплюсь, как чертова… — Она замялась, и ее узкие плечики растерянно приподнялись. — Видите ли, я взяла за правило не надоедать моим друзьям… ну, относительно его, Стивена. И когда попались мне на пути вы, совершенно незнакомый человек, я отпустила вожжи.

— Что вам очень идет.

Двое посетителей, крепкие ребята в спортивных костюмах, то ли китайцы, то ли малайцы, внимательно смотрели на меня из-за столика ярдах в 20—25 от нас.

— В общем-то, — призналась Кэти, — рана еще саднит. Но скоро она затянется. Вы помните этот фильм, как его? “Женатая…”, нет, “Незамужняя женщина”.

— Сомневаюсь, чтобы я его видел.

Заметив, что я обратил на них внимание, они отвели глаза, но неохотно. Мне это не понравилось. Но здесь было еще несколько человек в тренингах; по пути сюда я обратил внимание на бегунов в парке.

— Они просто прогуливались по улицам в Нью-Йорке. Там играла Мерилл Стрип… нет, Джилл Клейберр. Она спросила его, где они будут отмечать их годовщину, и внезапно он признается ей, что встретил другую. А надо сказать, что у них был долгий брак. И она ничего не сказала и, как мне кажется, и не собиралась ничего говорить. Я помню лишь, что она пошла прямо через дорогу и чуть не попала под машину. Господи, ну и сценарий…

Может быть, я должен обращать внимание не столько на мужчин, сколько на женщин — на женщин в черных комбинезонах. В роли наемных убийц она вроде использует женщин. Но я непрестанно поглядывал и на двух мужчин, сидевших неподалеку. Были и другие, что привлекли мое внимание: спиной к Перилам стоял невысокий бирманец, который то и дело поворачивал голову в нашем направлении, и два короткошеих монгола, что стояли в дальнем конце у прилавка с цветами, которые были для них всего лишь хорошим прикрытием, потому что они не обмолвились с продавцом ни единым словом.

У меня даже подобралась кожа на затылке: последствия столь близкого знакомства со смертью. Выбрось из головы. Но не стоит все выбрасывать из головы.

— Можете себе представить, что я почувствовала, когда он сказал мне точно то же самое — то есть Стивен. Я просто повернулась и пошла через улицу и меня чуть не сбило такси, и знаете, о чем я подумала, — она пристально смотрела на меня сузившимися глазами, дабы убедиться, что я ее слушаю, — знаете, какая мысль мелькнула у меня в голове, когда машина чуть не сбила меня с ног, — что она может порвать мне платье. Я надеялась, что погибну тут же, на его глазах, чтобы его всю жизнь терзали угрызения совести. — Она снова пожала хрупкими плечиками. — Должно быть, я в самом деле любила его и не смогла возненавидеть от всей души.

— Как давно это происходило?

— Три месяца назад. Три месяца и два дня.

— И как вы себя чувствуете сейчас?

— Мне стало в тысячу раз лучше, когда я разоткровенничалась перед человеком, которого я совершенно не знаю. — Она поперхнулась смешком: — А вы терпеливый слушатель.

— Я рад, что чем-то смог вам помочь.

— Могу ли я заказать еще саке?

Я принес ей бокал от стойки. Двое мужчин в спортивных костюмах ушли, не оборачиваясь. Должно быть, их внимание привлекала Кэти, такая стройная и с пышной прической.

Когда я снова уселся, она сказала:

— Я была так взволнована в тот вечер, ну, вы помните, в тот вечер, когда вы помогли мне у таиландского посольства, и лишь потом я поняла, что, захлопнув дверцу машины у вас перед носом, я обрекла вас на смерть… во всяком случае, из-за меня вы чуть не погибли. Я могла быть последним человеком, с которым вы говорили в этой жизни. И я так терзалась угрызениями совести, что почти не спала. — Она на мгновение прикоснулась до меня рукой. — И я так счастлива, что с вами все в порядке. Но все же, кто они такие?

— Не знаю. Мне никого не удалось опознать.

— Так что вы не знаете, кто на вас напал?

— Нет.

Бирманец в простой неброской одежде, наконец, перестал привлекать мое внимание. Он наблюдал не за мной, а за группой китайцев с соседнего столика.

— Но у вас должно быть хоть какое-то представление. Имеет ли эта история какое-то отношение к вашим связям в таиландском посольстве?

Она видела меня всего лишь дважды, и оба раза наши встречи происходили в посольстве.

— Возможно. — Настало время убедиться, может ли она дать мне что-нибудь, кроме рассказа о своем рухнувшем браке. — Вы спрашивали меня, кто я такой. Я специалист по оружию.

— Знаю. Представляете “Литье Лейкера”.

— Вы справлялись в отделе иммиграции?

— Мы сделали это сразу же после происшествия с вами. Она замолчала, внимательно приглядываясь ко мне. Может быть, именно сейчас она обрела свое подлинное “я”, став умной и серьезной девушкой после того, как выкинула из головы воспоминания о Стивене.

— Скорее всего, к этой истории имела отношение Шода, — сказал я. Сейчас она или обратит внимание на это имя, или же оно проскочит мимо нее.

В глазах ее внезапно появилось сосредоточенное выражение, и она выпрямилась на стуле.

— Марико Шода?

— Да.

— Почему она хотела убить вас?

— Могу ли я довериться вам?

— Даю вам честное слово, если вы согласны его принять.

— Сколько оно стоит?

— Оно бесценно. — Теперь она больше не улыбалась.

— Хорошо. На нашем предприятии произошла утечка. Стало известно об исчезновении образцов нашего сверхсекретного оружия. В сущности, пропало от двадцати до тридцати экземпляров. Мы тут же начали расследование, и наши друзья в таиландском правительстве сообщили нам, что видели это оружие в районе боевых действий в Лаосе.

Я замолчал. Я выдал ей достаточно и сейчас ждал ее реакции.

— В каком районе? У кого из повстанцев?

— Таиландцы не знают, но предполагают, что это могли быть люди Шоды. — Пока я пускал в ход некоторые из данных, которыми снабдил меня Пепперидж и кое-что из услышанного от Китьякары, но теперь я сам должен был нащупывать себе дорогу.

Она глотнула саке.

— Вы продавали это оружие Таиланду?

— Мы обговаривали условия, одним из которых было то, что в Юго-Восточной Азии мы не должны продавать это оружие больше никому. — Что бы я ни говорил, Китьякара был готов подтвердить мои слова; Так было оговорено.

— Если оно столь секретно, Марико Шода, конечно же, захочет наложить на него лапы. — Она играла со своей тяжелой золотой цепочкой. — Те, что напали на вас, были женщинами, не так ли?

— Кроме шофера.

— Она в качестве своих телохранителей использует женщин. Мне это известно.

— Что вы ещё знаете?

— О Марико Шоде?

— Да.

— Не так много. Но я смогу найти того, кто знает о ней гораздо больше. Я хочу сказать, — она уставилась прямо на меня со столь типичной для нее настойчивостью, — что вам потребуется вся мыслимая помощь, не так ли? Она не оставит вас в покое.

Теперь я обратил внимание на невысокую коренастую женщину в чонгсаме. Она была слишком атлетически сложена для столь легкого шелкового одеяния, слишком мускулистой. Она заказала суши, рыбное ассорти, и, стоя от меня футах в пятидесяти, два-три раза мельком глянула на меня. Но, скорее всего, это нервы оказывали мне плохую услугу: если кто-то и следил за мной, то наблюдение велось бы сзади.

— Единственная помощь, в которой я нуждаюсь, — сказал я Кэти, — это информация.

Повернув голову, она смотрела на греческий сухогруз, который медленно плыл по реке мимо доков, и ее глаза задумчиво прищурились.

— Больше всего я осведомлена о торговле наркотиками. Эта часть моей работы: подбирать данные для Лондона — мы пытаемся перехватить их поставки. Но если вы считаете, что ваше специальное оружие… как, кстати, оно называется, к какому разряду вы его относите?

— “Рогатка”.

Пепперидж упомянул, что это название уже встречалось в печати.

— Ну, хорошо — если вы считаете, что оно попало тайными путями в Лаос, что вы делаете в Сингапуре?

— Они хотели встретиться со мной именно здесь.

— Тайцы?

— Да.

Женщина в чонгсаме явно переглянулась с кем-то, кого я не видел: она чуть приподняла голову и бросила беглый взгляд в сторону. Среди торговцев такой взгляд мог иметь много значений, но одно из них было: “Он здесь”.

Греческое судно издало низкий гудок, и от его звука меня прошиб пот.

— С вами все в порядке, Мартин?

— Относительно. — Кэти была довольно наблюдательна.

— Должно быть, вы еще не оправились. От вас несет больницей.

— Надеюсь, вас это не смущает?

— Меня — нет. Но на кого-то может подействовать. — Ее худенькие плечики снова сблизились, когда, сложив на столе руки, она в раздумье уставилась на них, а затем, подняв голову, в упор взглянула на меня: — Вы хотите сказать, что в глубине души вас ничего не волнует и не пугает?

— В определенной мере волнует.

— Господи, я никогда еще не сталкивалась вплотную со столь драматической ситуацией.

— Не думаю, чтобы вам угрожала какая-то опасность, Кэти, — быстро перебил я ее. — Им нужен только я.

— В общем-то меня это не пугает. — Теперь она смотрела куда-то мне за спину. — При моих занятиях жизнь предстает такой чертовски…

Я ждал продолжения, но она замолчала, снова опустив глаза.

— Думаю, саке вам уже достаточно, — улыбнулся я. Она тихонько засмеялась.

— Это мой вечный порок, которому я предаюсь за ленчем. Но я никогда не позволяю себе говорить то, чего не хочу. Видите ли, если вы хотите получить представление о торговле оружием в этих местах, вам придется познакомиться с положением дел в торговле наркотиками. Они сплошь и рядом переплетаются. Те же самые игры, что и в Южной Америке, и в Турции, и повсюду: наркотики приобретают за деньги, вырученные от продажи оружия. Только, конечно, здесь эта связь носит всеобъемлющий характер. Вы хотите услышать все сейчас или в какое-то иное время?

— Когда вы освободитесь?

— Сегодня у меня свободный день — я только что доставила кое-какие бумаги в посольство. Словом, короче говоря, мощь и влияние торговцев наркотиками настолько велики, что одолеть их никому не удастся. Мы считаем, что их ежегодная прибыль доходит до половины триллиона долларов США — а я бы сказала, что и до триллиона. Столь прочны связи между продавцами, потребителями и странами-производителями наркотиков. У участников этих сделок — у самых крупных — денег больше, чем у любого правительства мира, у них есть свой торговый флот, воздушный транспорт и даже свои собственные армии. У правительства стран, откуда текут наркотики, ничего не могут с ними сделать. Я могу предоставить вам полные досье, которые хранятся у меня в офисе, если хотите — то есть ксерокопии, но я попытаюсь…

— Именно это мне и надо. Самую суть. — Собираясь залечь на дно, я подбирал информацию по крохам, откуда бы она ни поступала. Время катастрофически поджимало меня.

— Хорошо. — Она провела кончиком пальца по краю бокала и облизала его. — Понимаете, Рейган, Тэтчер и другие мировые лидеры должны постоянно поставлять людям зрелища — ну, например, создавать впечатление, что они ведут борьбу с поставками наркотиков — что еще им остается делать? Они не могут арестовать иностранное правительство за производство наркотиков, тем более, если они заключили с ним политические договоры и торговые соглашения. — Она смотрела мне куда-то за спину: — Самыми крупными центрами этой деятельности тут являются Таиланд и Бирма, о чем вы, не сомневаюсь, осведомлены. Я хочу сказать, что в их столицах есть очень снобистские клубы, большинство членов которых — те, кто выращивает наркотические растения, очищает сырье, доставляет препараты, торгует ими; там бывают их пилоты, посредники, комиссионеры и так далее. Но вас интересуют связи этого мира с торговлей оружием. Я бы…

Я уже стоял над ним, и он перепугался до смерти, глядя на меня широко открытыми глазами и открыв рот — но в долю секунды я предотвратил срыв, вернув ситуацию в нормальное состояние, хотя чувствовал, что потребуется куда больше времени, чтобы уровень адреналина в крови пришел в норму и нервы успокоились. Меня сорвал с места всего лишь звук — официант уронил металлический поднос, и, падая, тот коснулся моего левого плеча, чуть скользнув по нему, но этого легкого прикосновения было достаточно, чтобы я сорвался с нарезки, мне показалось, что рядом со мной беззвучно взорвалась слепящая вспышка и все застыло, как на снимке — окружающее, качнувшись, ушло в сторону, когда, вскочив на ноги, я увидел перед собой его застывшее лицо и онемевшую фигуру — сонная артерия, висок, основание черепа, все жизненно важные точки — и моя правая рука столь стремительно взметнулась верх, что я услышал, как она со свистом рассекла воздух. Повинуясь рефлексам, я уже был готов обрушить на него всю мощь удара, но левое полушарие успело сработать, как раз вовремя послав сигнал нервным окончаниям правой руки, остановило напряженную ладонь всего в дюйме от его шеи, хотя в воображении я уже видел, что сейчас последует: ребро ладони перервет сухожилия и перерубит сонную артерию.

Все окружающее вернулось на свои места, и я увидел, что рядом валяется опрокинутый столик, на корточках сидит перепуганный китаец, уставившись мне в лицо, а я стою со вскинутой рукой, наклонившись над ним, но напряжение покидает меня, восстанавливается дыхание, возвращаются звуки — жизнь продолжается.

Краем глаза я замечаю, что на нас смотрят. Все застыли на месте: разносчик с корзиной, три женщины с разинутыми ртами застыли на полуслове в ходе болтовни, маленький ребенок, замерев, смотрит на меня снизу вверх, держа в руках игрушку.

— Прошу прощения, — сказал я.

Расслабившись, официант осторожно выпрямился, стараясь держаться от меня подальше. Я поднял поднос и вытащил бумажник. Под ногами у нас растекалась лужа из соков манго, папайи, апельсинов, а легкий бамбуковый стульчик отлетел далеко в сторону.

— Прошу прощения… я ошибся. — Я сунул ему пятидесятидолларовую купюру, и он долго смотрел на нее, прежде чем осмелился взять. — Ошибка, — повторил я ему. — Все в порядке?

Кэти тоже была на ногах: я взял ее под руку, и она повела меня между столиками и прилавками уличных торговцев, между горшков со цветами и деревцами; шли молча, не произнося ни слова. Конечно, я прокручивал все происшедшее в голове с точки зрения соблюдения мер безопасности, но, в сущности, все произошло так быстро, что никто ничего не успел заметить; окружающие увидели только, что какой-то человек вскочил со стула, случайно выбив несколько бокалов с напитками из рук официанта. Но я повиновался неизменному правилу: как можно скорее исчезнуть с места происшествия, раствориться в толпе, чтобы у зрителей скорее изгладилась из памяти эта картина. Быть участником таких сцен — далеко не лучшее прикрытие.

Мы остановились для краткого разговора под развесистой магнолией на краю парка.

— Это все, что я могу для вас сделать? — спросила неожиданно Кэти. — Только снабдить вас информацией?

— Да.

Ее глаза не отрывались от моего лица. Мне показалось, что она хочет запомнить его черты на тот случай, если никогда больше не увидит меня.

— Я смотрела на толпу, — вдруг сказала она, — у вас за спиной.

— Знаю.

— Я бы не хотела, чтобы они вас снова разыскали.

— Может быть, им это не удастся. Как раз в эту секунду я увидел женщину в чонгсаме, которую воспринял как отдаленное цветное пятно.

— Хорошим источником информации, — тут же сказала Кэти, — может быть Джонни Чен.

— Насколько я могу доверять ему?

— Полностью. — Она что-то нацарапала на клочке бумаги и протянула его мне. — Возьмите вот это. — Она надписала визитную карточку. — Это моя квартира на Виктория-стрит. По вечерам я бываю дома.

Я остановил для нее велорикшу.

— Вы не поедете со мной?

— Я пройдусь. Мне в другую сторону.

— Мартин, вы уже успели у знать, насколько опасна Марико Шода. Почему бы вам не позвонить мне днем? — Она коснулась моей руки.

— Я учту ваше пожелание:

— Понимаю, — кивнула Кэти, поджав губы. Когда велорикша снялся с места, она оглянулась еще раз, но не махнула мне на прощание.

Я двинулся пешком. Минут десять женщина в чонгсаме по-прежнему держалась за мной, а через час за мной уже шли двое; я то и дело поворачивал за подходящие углы, ввинчивался в толпу, менял машины, всячески пытаясь выиграть хоть пять секунд, чтобы оторваться от них, но мне не удавалось добиться успеха, тем более, что в конце следующего часа их уже было трое, и я понял, что дело не в моих нервах, далеко не только в нервах.

7. Джонни Чей

— Кто вы?

Я застыл на месте.

— Меня зовут Джордан.

Свет фонаря падал на грубую дощатую стенку.

— Что вам здесь надо?

Я его не видел. Он стоял у меня за спиной.

— Информация.

— Почему именно здесь? — Он ткнул мне в спину чём-то твердым.

— Меня послала Кэти.

— Послала вас?

— Она объяснила мне, где я могу вас найти. Лестничная площадка возвышалась на тридцать футов над землей, и в любом случае я ничего не мог сделать. По его тону чувствовалось, что он настроен достаточно серьезно.

— Какое имя она вам назвала?

— Джонни Чен.

Он засвистел какую-то неразборчивую мелодию.

Лицо мое, порезанное осколком стекла, еще кровоточило.

— Откройте дверь.

Я повернул медную ручку.

В комнате стоял полумрак из-за низко опущенного колпака лампы, и в ней стоял какой-то странный запах, которого я не мог определить.

Он подтолкнул меня в спину.

— Лицом к стене.

Повсюду были навалены корзины и бухты канатов, нефритовые вазы и статуэтки Будды. Он зажег другую лампу, и стало гораздо светлее. На стенах висели; снимки самолетов и аварий.

Он крутил диск телефона.

То ли ошибся я, то ли она; я не мог доверять ни ему, ни ей. Но я имел дело не с Бюро. Мне приходилось шаг за шагом прокладывать путь в темноте.

Лицо зудело от запекшейся крови. Почти два часа, вплоть до самого заката, я старался избавиться от слежки, но тут мне на помощь пришла удача: зайдя в какое-то административное здание, я успел заскочить за угол, где и замер в ожидании. Мое исчезновение обеспокоило соглядатая, обыкновенную ищейку, и он решил проследовать за мной; резиновые подошвы его сандалий, скользившие по мраморному полу, издавали звук, напоминающий птичье чириканье, и когда я сшиб его с ног, он, скорчившись, врезался в стеклянную дверь, которая рассыпалась градом осколков, словно в нее попал снаряд. Удача заключалась в том, что у них не было времени закрыть задние двери.

— Это Джонни. Слушай, тут парень, который назвался Джорданом.

Легкий американский акцент, произношение, характерное для Востока.

— Тогда почему ты не позвонила мне и не предупредила? Мне жутко хотелось почесаться, но ему могло не понравиться, если я пошевелюсь. Пистолет no-прежнему лежал у него на колене.

— Я был в Лаосе, — Он повысил голос: — Ладно, поворачивайся.

Он сидел на бамбуковом стульчике, положив ноги в парашютных ботинках на какую-то развалюху, полустол, полукомод, но дуло пистолета по-прежнему смотрело на меня.

— Как он выглядит?

Медленно и осторожно я опустился на лежанку, заваленную тряпьем в затененном углу; она была втиснута среди корзин, бамбуковой мебели, главным образом стульев, дешевых тряпичных ковриков. Здесь было что-то среднее между складом и пещерой, всего две двери и ни одного окна.