– По рукам! Как вы встретите попечителей, когда они прибудут?

Он окинул ее ленивым взглядом.

– Их примет Стивенс. Сейчас Ривс обучает Стивенса тому, что надо сделать и сказать. Двое моих людей будут выступать в качестве лакеев. Они примут плащи и шляпы у наших гостей и повесят их в передней. Потом Стивенс сопроводит попечителей сюда, в этот кабинет. А уж здесь я ошеломлю их своей тупостью и неумением связать двух слов.

– Как вы будете действовать?

– Поздороваюсь с ними, пожму им руки или поклонюсь – как они того пожелают, потом предложу им сесть. В зависимости от времени их прибытия я могу предложить им что-нибудь выпить. Хотя мне кажется, что это совсем неправильно.

– Но вы не можете предложить им бренди до полудня.

– Осмелюсь заметить, что многие, если не все, имеют обыкновение пить гораздо более крепкие напитки и гораздо раньше полудня. Лично я считаю, что всем нам захочется пропустить стаканчик-другой. Уверен, что они не в восторге от предстоящей встречи, так же, как я, а может быть, даже больше, чем я.

– Возможно, вы правы. И все же вам нужно, чтобы они увидели в вас человека воспитанного. А вдруг кого-нибудь из них неожиданно одолеет приступ пуританского благочестия?

– Вполне возможно, – сказал Тристан, хотя абсолютно не был в этом убежден.

– Вы, кажется, все учли и обо всем позаботились, – сказала она, ослепляя его улыбкой.

По правде говоря, в данный момент его, разгоряченного ее близостью, одолевали самые непристойные мысли о том, что хорошо бы было заглянуть ей под юбки.

Она сделала глоточек чая, и ее губки чертовски привлекательно прикоснулись к краю чашки.

– Хорошо, милорд. Что вы будете делать дальше, после того как усадите попечителей?

– Заведу бессмысленный дурацкий разговор. Через некоторое время, как бы между прочим, спрошу их о завещании, но на первом этапе я должен утвердиться в их глазах как светский человек, джентльмен.

– Отлично! У вас все великолепно получится.

– О да. За последнюю неделю я многому научился. Я теперь умею кланяться, как презренный подхалим, выслушивать речи праздных пижонов, как будто они изрекают нечто необычайно умное, и говорить в течение получаса, ничего при этом не сказав.

Она рассмеялась, и он не мог не улыбнуться в ответ.

– К сожалению, эти навыки кажутся иногда бесполезными.

– Они действительно бесполезны.

– Но не для попечителей. – Она опустила ресницы. – Милорд...

– Зовите меня Тристаном.

– Я не могу...

– Кто из нас герцог: вы или я? Я хочу, чтобы вы называли меня Тристаном. Пожалуйста, – тихо добавил он. – Мы столько времени провели вместе, что вам пора бы считать меня не только соседом, но и другом.

Она приподняла брови.

– Очень приятно слышать это, милорд! Позвольте мне задать вам один вопрос. Хотя вы, возможно, не пожелаете на него отвечать.

– Задавайте любой вопрос. Только помните, что я тоже хотел бы кое о чем спросить вас.

– Мне нечего скрывать, – сказала она, поблескивая глазами.

– Мне тоже. Так о чем вы хотели бы спросить?

– О том, как вы стали моряком. Вас насильно заставили служить на корабле в очень раннем возрасте. Вам, наверное, было трудно? Судя по всему, вы, в конце концов, полюбили море?

– Я действительно полюбил его. Однако первый год службы был очень трудным. Я тосковал по дому, был зол и ничему бы не научился, если бы не наказание плеткой-девятихвосткой.

Она бросила взгляд на его плечи.

– Да. Она оставила шрамы. И немало шрамов. В детстве я был таким же упрямым, как сейчас, так что можете себе представить.

– Вы сказали, что вам было всего десять лет! Не может быть, чтобы они пороли десятилетних!

– Пороли и порют по сей день.

– Но это варварство!

– Согласен. По этой причине я не держал на своем корабле впечатлительных людей.

– И правильно!

– Только не делайте из меня святого. Это объяснялось соображениями безопасности. У меня не было желания проснуться с ножом в спине.

– Понимаю. Но если вы не применяете к своим людям методы принуждения, Тристан, то каким образом вам удается держать их в узде?

Она назвала его по имени. На лице его чуть было не появилась победоносная улыбка, но он сумел заглушить ее, резко передвинув больную ногу.

– Жизнь в море сурова, но весьма доходна, если на судне хороший капитан, каким был я… – Был. Как трудно произнести это слово. Он проглотил комок, образовавшийся в горле. – Я считаю, что только очень неумелые капитаны не могут обойтись без физических наказаний у себя на кораблях.

– Ваш батюшка знал о том, что с вами произошло?

– Ривс сказал, что отца в то время не было в Англии. Думаю, что он действительно не знал о том, что случилось со мной и с моим братом...

– Братом?

– У меня есть брат-близнец. Нас с ним разлучили, когда меня насильно забрал вербовщик. – Тристан невесело усмехнулся. – Я долгие годы говорил себе, что мы небезразличны нашему отцу и что если бы он знал, то не позволил бы арестовать мать и избавил бы меня от тяжкой доли. Но теперь я сильно сомневаюсь в этом. Мне кажется, что он, возможно, был даже рад тому, что мы куда-то исчезли, потому и не предпринял никакой попытки отыскать ни одного из нас. По крайней мере, до недавнего времени. – Тристан взглянул на накрытый для обеда стол, на сверкающее серебро и тонкий фарфор. – Мой брат сбежал. Я искал его, но так и не смог найти. Нынче утром Ривс сказал мне, что нашел моего брата. Я так давно его не видел... – Тристан не мог продолжать.

Они оба молчали. Тристан думал о Кристиане: где он, чем занимается? Почему не приехал, чтобы увидеться с ним? Что за «дела», которые надо закончить, прежде чем он приедет сюда?

Маленькая теплая ручка легла на его руку. Тристан не знал, что и делать. Это был такой простой жест, какие делают сотни, а то и тысячи раз каждый день. Однако он не мог припомнить ни одного случая, когда кто-нибудь успокоил бы его подобным жестом, который означал всего-навсего проявление человеческой доброты, желание придать ему уверенности в своих силах.

Тристан замер на мгновение, уставившись на изящные пальчики, лежащие на его руке. Перевернув руку, он передел ее пальцы со своими.

По его телу прокатилась такая мощная волна жара, что он чуть было не охнул. Боже милосердный, как же он хотел эту женщину! Но это была не просто похоть. Похоть он знавал и раньше. Это было нечто другое. На этот раз он хотел не просто попробовать ее на вкус, он хотел большего. Он хотел обладать ею, взять ее и пометить как свою собственность. Он хотел не спеша насладиться ее объятиями, узнать, какова она на ощупь, ощутить запах ее кожи.

Тело его напряглось от страстного желания, и ему пришлось призвать на помощь всю свою волю, чтобы побороть его.

Явно сочувствуя ему, она пожала ему пальцы.

– Мне очень жаль, что вас разлучили с братом. Уверена, что вы его найдете. – Она отобрала у него свою руку. – Я задала так много вопросов... не сочтите это праздным любопытством. – Она вдруг повеселела. – Ну что ж, теперь ваша очередь задать мне парочку вопросов.

Все еще погруженный в свои мысли, он попытался успокоиться. Она держала его за руку, прикасаясь к нему из самых невинных побуждений, а он погрузился в пучину похоти.

– Я... я... есть одна вещь, о которой я хотел бы спросить, миссис Тистлуэйт... Пруденс. – Он взглянул на нее с самым серьезным видом. – Какой ваш любимый цвет?

Она открыла рот. Потом закрыла его. Задав ему вопросы личного характера, она была уверена, что он задаст ей такие же. Но...

– Мой любимый цвет? Красный.

– Я так и думал, – с удовлетворенным видом сказал он. Она скорчила гримасу, чувствуя себя несколько обманутой.

– И все?

– Можно задать еще вопрос? Она кивнула.

– Почему вы решили приехать в Девон, а не куда-нибудь в другое место?

Помимо воли, ее взгляд скользнул к окну, к морю, бушевавшему внизу.

– Ясно, – с одобрением сказал он потеплевшим голосом.

– Я с детства любила море. Почему-то оно тянуло меня к себе. – Она наморщила носик. – Но я не могу ходить под парусом, потому что страдаю морской болезнью.

– Не на том судне вы плавали.

– Я плавала на трех. Все они были разные, и на всех у меня случался приступ морской болезни.

– Но вы никогда не плавали на «Виктории».

– На «Виктории»? На флагманском корабле Нельсона?

– На моем корабле, – с гордостью сказал он.

Она улыбнулась.

– Ладно, на вашем корабле. Не на том ли корабле... – Она взглянула на его ногу.

– Да. – Он положил салфетку на стол и встал. – Идемте. Взгляните на «Викторию» сами.

– Взглянуть? Разве она здесь?

– В некотором смысле да. – Взяв Пруденс за руку, он помог ей встать и повел ее к дальней стене. На висевшей там картине было изображено изящное парусное судно, борющееся со штормовыми волнами.

Она вспомнила, как любовалась картиной, когда оказалась здесь впервые.

– Так, значит, это и есть «Виктория»?

Он кивнул и сжал ее руку.

– Нельсон лично преподнес мне эту картину после того, как я получил командование кораблем.

Пруденс попыталась высказать восхищение картиной, но все ее мысли сосредоточились на руке Тристана. Она с одобрением заметила, какие у него по-мужски крупные руки. Большие, загорелые и мозолистые. В одной его руке без труда помещались обе ее руки. По непонятной причине при виде этого ее охватила дрожь возбуждения.

Что за глупость! Она попробовала прогнать из головы смехотворные мысли, а он тем временем повернулся к ней лицом и оказался совсем близко. Если откинуть назад голову и чуть приподняться, то можно прикоснуться к его губам. Ей хотелось поцеловать его. А если уж быть до конца честной, то ей хотелось не только поцелуев, но и гораздо большего.

Пруденс закрыла глаза и отступила на шаг – подальше от соблазна. Однако при этом она задела каблуком трость герцога и, чуть не упав, покачнулась. Он немедленно протянул руки и удержал ее. В мгновение ока Пруденс оказалась прижатой к широкой груди герцога, ее груди были буквально приплюснуты к его камзолу, а лицо повернуто к его лицу.

Кожа у него загорела на солнце, щеки и подбородок покрыла грубая щетина, к которой так и тянуло прикоснуться. Она остро ощутила тепло его руки на своей талии, его силу, а также тот факт, что стоит ей приподнять лицо, как она прикоснется губами к его губам...

Он медленно отпустил ее, позволив соскользнуть вниз по его телу. Удары сердца Пруденс отдавались у нее в ушах. Все тело аж стонало от желания. Господи, как же она его хотела! Хотела так сильно, что почти ощущала его поцелуй с привкусом чая, прикосновение его заросшего щетиной подбородка к своей обнаженной коже.

Хотя он позволил ее ногам встать на пол, отпускать ее из объятий он, похоже, не собирался. Пруденс понимала, что ей надо бы отодвинуться, но ощущение мужской руки на ее талии так успокаивало, было таким правильным, что она осталась на месте, смакуя этот момент. Момент, который должен был скоро пройти.

– Наверное, мне не следует отпускать вас, – пробормотал он низким горячим шепотом.

Она закрыла глаза, впитывая в себя ощущения, запахи. Свежий запах моря от его камзола, запах крахмала от белоснежной сорочки.

– Наверное, следовало бы, – неуверенно произнесла она.

– Джентльмен отпустил бы.

Чтобы ответить, ей пришлось облизнуть пересохшие губы.

– Наверное, джентльмен так бы и сделал, – согласилась она.

Ни тот ни другая не пошевелились. Она чувствовала, как поднимается и опускается его грудь, и подстроилась к ритму его дыхания. Груди у нее напряглись, соски затвердели. У нее было такое ощущение, будто ее сбило с ног отливом и неумолимо поволокло в темноту водоворота. Но ей нужно удержаться. Нужно.

– Пруденс... – Его дыхание пошевелило ее волосы, а губы прикоснулись к виску. – Пруденс, мы должны...

Она поцеловала его, удовлетворив страстное желание, с которым пыталась бороться с тех пор, как впервые пересеклись дороги ее и герцога. Она уже так давно не позволяла себе пойти на поводу у желания, так давно не давала воли чувствам, что теперь они угрожали одолеть ее.

Тристан отреагировал немедленно. Его губы по-хозяйски завладели ее губами, и он прижал ее к себе. Она и сама не знала, каким образом ему удалось, ни разу не запнувшись, довести ее до ближайшего кресла.

Пруденс хотела было спросить, не ушибся ли он, но забыла слова, когда губы Тристана ущипнули ее за мочку уха, отчего по всему телу прошла дрожь.

Уткнувшись лицом в его шею, она еще крепче обвила его руками. Его руки скользнули с талии вниз по бедрам. Сквозь ткань утреннего платья она ощущала каждый нюанс этого прикосновения. Оба они прерывисто дышали. Пруденс охнула, когда рука, приподняв подол юбки и обхватив лодыжку, усадила ее поглубже на колени. Она ощутила под собой пребывающий в полной боевой готовности член, твердый и напряженный, и почувствовала нетерпение в его поцелуях и прикосновениях.

Осмелев от всего этого, она провела пальцами по его груди и развязала галстук, чтобы добраться до кожи.

Он поднял голову и, ругнувшись, пробормотал:

– Слишком много одежды.

На губах Пруденс появилась дрожащая улыбка. Он был такой милый, взъерошенный и растрепанный; глаза его потемнели от страсти, а напряженный член только и ждал дальнейших действий. Пруденс, лежа в ту ночь в собственной кровати и глядя в потолок, так и не смогла понять, что за бес в нее вселился в тот момент, что за дух распутства ее одолел.

Она выпрямилась и, не сводя взгляда с Тристана, стала развязывать ленточку у ворота платья.

Помедлила. Это был тот момент, когда еще можно было повернуть назад. Однако в глубине души она знала, что все, что происходит, правильно и сейчас ее место с ним, с Тристаном. Пусть судьбой им не предназначено навсегда остаться вместе – они шли по жизни каждый своей дорогой, – однако в тот момент ее место было в его объятиях, а все остальное не имело значения.

Его дыхание участилось, губы раскрылись. Он не мог отвести от нее взгляд, и она поняла, что он стал ее рабом. Это было пьянящее ощущение. Давненько она не вызывала у мужчины такого взгляда и теперь упивалась своей властью. От этого ее желание усилилось еще больше.

Тристан наблюдал, как она медленно спускает платье с плеч до талии.

Он застонал. Взгляд скользнул по ней, задержавшись на округлостях грудей, отчетливо просматривающихся под тонкой тканью сорочки.

Он подумал, что никогда в жизни ничего более прекрасного не видел. Она сидела у него на коленях в гордой наготе, не считая капельки кружев и шелка. Сорочка, конечно, прикрывала ее груди, но она так плотно их облегала, что его воспаленное воображение без труда домысливало все остальное. Кружево возле горла лишь подчеркивало изящную линию шеи и плеч. Между грудями, на центральном шве сорочки был вышит розовый крошечный бутончик.

Он едва удержался, чтобы не-овладеть ею немедленно. Однако, несмотря на нетерпение, он смаковал то, что видит, смаковал мгновение. Она отдавалась полностью и безоговорочно. Но он знал, что не должен принимать этот дар. Настоящий джентльмен остановил бы себя. Настоящий джентльмен...

Она провела кончиком языка по нижней губе.

– Я не могу... – простонал Тристан.

Она наклонилась вперед, и сорочка соскользнула с груди. Его взору предстали округлые груди, он мог не просто видеть, но попробовать на вкус их соблазнительные напряженные соски.

Пруденс, прижав руку к его щеке, посмотрела ему прямо в глаза.

– Пожалуйста.

Она произнесла единственное слово. Настоящий джентльмен исполняет просьбу леди, не заставляя ее ждать.

Прошептав ее имя, Тристан прижал ее к себе и принялся целовать. Она вдруг встала, высвободившись из его объятий, и платье упало на пол. Их разделяли теперь только сорочка и чулки. Тот момент, когда она сбросила с ног туфельки, он даже не заметил.

Он сделал глубокий вдох, пожирая ее взглядом. Потом, так же внезапно, она опустилась на колени и, закинув руки за голову, стала медленно вынимать из прически шпильки. Несколько секунд спустя волосы упали вниз, окутав ее, словно морские волны.

Сердце у Тристана так заколотилось, что ему показалось, будто оно готово остановиться. В течение многих недель он именно такой видел ее во сне. Только об этом он и мечтал. Она была такая неистовая и свежая, как море после сильного шторма. И на какое-то мгновение она принадлежала ему. Ему, и никому больше.

Она прикоснулась к его сапогу.

– Ты тоже должен раздеться.

Он схватил ее за запястье.

– Позволь, я сам.

Ее потемневшие карие глаза медленно оглядели его, с одобрением задерживаясь то там, то здесь. Он не отодвинулся, когда она протянула руку и осторожно провела пальцем вдоль толстого белого шрама, тянувшегося от колена до щиколотки.

– Сожалею, – сказала она, взглянув ему в лицо.

Зато он не сожалел. В этот момент он не сожалел ни о чем. Взяв за руки, он поставил ее и прижал к себе.

– Мне, черт возьми, безразлично все, кроме тебя.

Она стояла перед ним такая красивая, и пламя камина, отражаясь в волосах, словно пронизывало их золотыми нитями. Запустив руки в их шелковистую массу, он притянул к себе ее губы.

Ее сорочка давно соскользнула на пол, и они каким-то образом очутились на диване, подушки которого приподнимали к нему ее бедра. Тристан вторгся в ее тело с таким неистовством, как будто никогда в жизни не бывал с женщиной. Как будто до этой секунды он вообще не жил. Как будто все его великолепные дни, проведенные в море, слились в этот единственный, ни с чем не сравнимый момент.

Пруденс, лежа под ним, дрожала и постанывала, нетерпеливо ухватив его за плечи. Она двигалась со страстью и пылом женщины, которая любит заниматься любовью. Ее бедра прижимались к его бедрам, она ловила ртом воздух всякий раз, когда он делал рывок.

Темп ускорялся, и несколько мгновений спустя Пруденс, хрипло прошептав его имя, крепко обхватила Тристана ногами, достигнув кульминации наслаждения. Ее страстная реакция доконала его. Стиснув зубы, он старался сдержать свой стремительный натиск, но горячая волна страсти смела все преграды.

Тяжело дыша, они лежали, выбившись из сил. Тристан не мог бы сказать, сколько времени они находились в объятиях друг друга, но, в конце концов, Пруденс пошевелилась под ним. Тристан немедленно приподнялся на локтях.

Она одарила его улыбкой.

– Я назвала бы это блестящим исполнением.

Он усмехнулся:

– У меня это получилось не вполне по-джентльменски.

Продолжая улыбаться, она сказала абсолютно серьезно:

– В некоторых случаях надо поступать по-джентльменски, но бывают моменты, когда предпочтительнее быть пиратом.

Он расхохотался и поцеловал ее.

– Вы, миледи, просто прелесть.

Глаза ее затуманились. Он не хотел выпускать ее из объятий, но она встала и торопливо собрала свою одежду. Тристан вопросительно приподнял бровь.

– Что случилось, милая?

Пруденс вытерла сорочкой бедра. В голове у нее царил полный кавардак. Она не рассчитывала, что это произойдет, но, если уж говорить совсем откровенно, не жалела о происшедшем. Все шло именно так, как она себе представляла. Она сожалела лишь о том, что этот момент близости – единственное, что у них есть, а дальше все вернется на круги своя. Так должно быть.

Каким бы ни стал теперь герцог, он всегда останется немножко пиратом. Она видела это во всем, что он делал и говорил. Даже когда он изучал основы поведения в обществе, была в нем этакая с трудом скрываемая необузданность. Он был не из тех мужчин, за которых следует выходить замуж. Он был мужчиной, которого, полюбив, следовало как можно скорее покинуть. Эти мысли причиняли ей несказанные страдания.

Она оделась. Он наблюдал, но сам не проявлял ни малейшего намерения одеться. Мгновение спустя она вздохнула.

– Тристан, прошу тебя. Ты должен одеться. Кто-нибудь может войти.

– Меня это не волнует. Пруденс, я чем-нибудь обидел тебя?

Она заметила неподдельную тревогу в его взгляде.

– Разумеется, нет! Просто... это не должно повториться. Предполагается, что я должна обучать вас правилам поведения, а не... этому.

Его смех заставил ее замолчать. На мгновение она возмутилась, что он с такой небрежностью относится к ее тревогам.

– Пруденс, не смотри на меня так! Я думал о тебе много дней... нет, много недель! Я мечтал об этом. – Его губы сложились в неотразимую кривую улыбку. – Все оказалось даже лучше, чем в мечтах, а это о многом говорит.

Она закусила губу, стараясь унять сердечный трепет. Значит, только это между ними и было? Исполнение мечты? Она принялась закалывать шпильками волосы, удивляясь, что чувствует какое-то разочарование. А чего она ожидала?

Тристан никогда не давал ей понять, что, кроме обоюдного наслаждения, их отношения означали что-то большее, однако почему-то для нее – и только для нее – они были чем-то значительным. Гораздо более значительным.

Она направилась в другой конец комнаты, и каждый ее шаг был победой силы воли над желанием. Стук ее каблуков звучал так, как будто заколачивали гвоздями крышку гроба, в котором хоронили то, что могло бы быть. Она подошла к окну и сделала вид, что любуется заливом.

– Я так люблю море, – сказала она, стараясь чем-нибудь нарушить молчание.

Она слышала, как за ее спиной он вздохнул и, одеваясь, зашуршал одеждой. Потребовалось напрячь всю силу воли, чтобы не подбежать к нему и не броситься в его объятия. Она знала, что его так же сильно тянет к ней, как и ее к нему. Она видела это по его взгляду, по учащенному дыханию, по пламени страсти в его глазах.

Но они не могли поддаться этому страстному влечению. У них нет будущего. Он не из тех мужчин, за которых, влюбившись, выходят замуж. Вот Филипп был таким мужчиной. Спокойный, рассудительный, практичный – ни одно из этих определений не подходило для характеристики герцога. У них с Тристаном не было даже общего интереса или убеждений – вообще ничего. Их связывала только страсть.

Она сделала глубокий вдох и повернулась.

– Милорд... Тристан... сожалею, но мы не должны...

Дверь распахнулась, в комнату влетел Стивенс, держа в одной руке серебряный поднос, в центре которого лежало письмо.

– Доброго здоровья, капитан... я хотел сказать, милорд! Вам письмо!

Тристан нахмурился. Он посмотрел в глаза Пруденс и, повернувшись, протянул за письмом руку.

Стивенс подбежал к нему, протягивая поднос, на котором скользило из стороны в сторону письмо.

– Пришло всего минуту назад.

Тристан подхватил письмо, которое чуть не соскользнуло с подноса. С угла конверта капала вода.

– Я пока еще не очень хорошо управляюсь с подносами, милорд, – доверительным тоном сказал Стивенс. – Утром, когда приносил чайник, я пролил на поднос немного чаю.

– В следующий раз вытри поднос, прежде чем снова использовать его.

– И для этого испачкать полотенце? – возмущенно воскликнул Стивенс.

Тристан покачал головой и осторожно вскрыл письмо. Он поднес его к свету.

– Чернила расплылись. Трудно прочесть... – Он прищурился. – Проклятие!

Стивенс, заглядывая через плечо Тристана, попытался прочесть письмо сам.

Входивший в комнату Ривс остановился, увидев Стивенса.

– Это письмо, – с гордостью сказал первый помощник, то бишь дворецкий. – Я нес его от самой входной двери на серебряном подносе, как вы учили!

– Все это хорошо, мистер Стивенс. Однако с вашей стороны крайне непочтительно читать через плечо личную корреспонденцию его светлости. Там может быть написано то, что касается только его.

Стивенс приуныл.

– Значит, мне вообще нельзя читать никакую его корреспонденцию?

– Именно так. Как ни печально, это одно из правил, которые должен соблюдать хороший дворецкий.

Стивенс вздохнул.

– Быть плохим дворецким значительно интереснее.

Тристан выругался себе под нос.

– Тысяча чертей! Это от попечителей. Они приезжают на следующей неделе.

Пруденс всплеснула руками.

– Так скоро?

Тристан мрачно кивнул:

– Думаю, что им не терпится завершить эту эпопею. Они будут здесь в следующий четверг.

– В четверг? – Пруденс прижала руку ко лбу. – Но это слишком рано!

Ривс поморщился.

– Нам придется закончить подготовку несколько раньше, чем мы предполагали. – Он посмотрел на Тристана: – Милорд, я случайно встретился в городе со сквайром Томасом. Вы, кажется, с ним знакомы.

– Именно так. Он не раз приглашал меня к себе в гости, хотя я так у него и не побывал. Мне подобные глупости ни к чему.

– Но именно такого рода глупость нам нужна сейчас. Я постарался сделать так, чтобы этот сквайр узнал о ваших изменившихся обстоятельствах, и он немедленно потребовал, чтобы вы присутствовали на небольшом званом обеде, который состоится в начале следующей недели. – Ривс бросил взгляд на Пруденс. – Мы говорили о том, что следовало бы попробовать что-нибудь в этом роде, хотя я и понятия не имел, что это потребуется так быстро.

Пруденс кивнула, изо всех сил стараясь выглядеть уверенной в себе, хотя все ее мысли были заняты собственным нарушением всех правил приличия.

– Да. Званый обед обеспечил бы герцогу отличную практику.

– Мне не нужна практика, – заявил Тристан, нахмурив лоб.

Ривс вздохнул:

– Милорд, чем лучше вы освоитесь с вашим новым положением, тем увереннее будете чувствовать себя с попечителями. Я настоятельно рекомендую вам принять приглашение.

Тристан взглянул на Пруденс:

– А вы?

– При чем тут я? – спросила она.

– Вы тоже там будете?

– Приглашение не распространяется на миссис Тистлуэйт, – произнес Ривс.

– Если она не пойдет, то и я не пойду, – заявил Тристан. – Она репетировала со мной весь этот спектакль. Без нее я туда не пойду. Мне может потребоваться ее совет, если я вдруг окажусь в затруднительном положении.

– Но я не приглашена! Ривс, объясните ему положение дел!

Дворецкий внимательно посмотрел на Тристана.

– Возможно, его светлость прав. Позвольте мне подумать, как исправить это досадное упущение. – Он встретился с удивленным взглядом Пруденс. – Действительно, было бы хорошо, если бы вы находились рядом с ним, мадам.

Тристан сложил на груди руки и прислонился к письменному столу. Он выглядел значительно красивее и мужественнее, чем требовалось для ее спокойствия.

– Вот видите. Значит, мы поедем на званый обед вместе – вы и я. – Он посмотрел на нее многообещающим взглядом. – Мы оба хорошо проведем время. Очень хорошо проведем время, не сомневайтесь.

Именно этого Пруденс и боялась.