Бежан с Гурским моментально отделили зерна от плевел и занялись тем, что представлялось наиболее важным, в самую первую очередь обратившись к переписке. Много читать там нечего было, хватало всего лишь одного взгляда.
      - "Найди Мариушка", - прочел Роберт. - Чудесное письмо. Кратко, содержательно, однозначно...
      Кто это такой, этот Мариушек?
      - Это мы еще выясним, - заверил его Бежан. - "Не появляйся до вторника". Тоже красиво. Во, а тут еще лучше: "Веток весь вторник". Причем "весь" подчеркнуто. Хорошо бы еще узнать, не делал ли он орфографических ошибок. Потому что, возможно, это нужно читать раздельно: "В сток". Но все равно непонятно.
      - Ну то, что это не любовная переписка, и так ясно. Взять на заметку этого Мариушка?
      - Не задавай глупых вопросов, у нас мало времени...
      Между судом и прессой царило полное единодушие: почти все материалы касались компрометации уже сходящих со сцены партийно-правительственных руководителей, а из их круга выделялись шесть фамилий людей, все еще находящихся у власти. Так что на основе документов Михалины шести людям можно было при желании запросто поломать карьеру, а то и саму жизнь. Бежан ничуть не сомневался, что еще больше подобных материалов находится в бумагах Доминика, однако, чтобы кто-то из подозреваемых мог решиться на такую вещь, как убийство собственными руками, - в это все-таки трудно было поверить. Они не слишком-то увлекались физическим трудом, для этого у них имелся соответствующий персонал.
      А вот таинственного Мариушка Роберт нашел. Так, во всяком случае, можно было полагать. Какая-то очень дряхлая копия судебного решения информировала об условном освобождении из исправительной колонии некоего Мариуша Ченгалы, шестнадцати лет, с назначением ему опекуна в лице... И на этом месте, к сожалению, кусок листа отсутствовал. Они с Бежаном единодушно предположили, что куратором должен был стать Доминик Доминик, однако тут же решили, что выдают желаемое за действительное.
      - Точно так же это мог бы быть Степан Колек, бывший муж Михалипы, недовольно сказал Бежан. - Дело-то было шестнадцать лет назад. Даже если мы теперь знаем, кто такой Мариушек, то на кой черт это нам нужно?
      - Иза Брант, - беспомощно подсказал Роберт.
      - Она была одиннадцать лет назад. Но ничего, завтра мы ее спросим. Берись-ка за записные книжки, нужно хотя бы просмотреть, ведь мы их все равно заберем с собой.
      Несколько минут царило молчание, так как оба проглядывали густо исписанные записные книжки, сразу же вычеркивая лиц, уже перенесшихся в лучший мир. Они сидели под единственным торшером, окна квартиры были наглухо зашторены. Ни Бежану, ни Гурскому это вовсе не было нужно, но, по-видимому, Михалина Колек явно заботилась о том, чтобы никто с улицы не мог увидеть, что там у нее происходит, так что ни малейший луч света не проникал через это затемнение, достойное времен войны, авианалетов и бомбардировок. А поскольку они не собирались наблюдать за прохожими в скверике, то и оставили ее ужасающие шторы в том же положении.
      Неожиданно в ночной тишине послышался какой-то шорох со стороны входной двери. Они одновременно подняли головы.
      Кто-то крайне осторожно копался в замке.
      Бежану не пришлось даже пальца к губам прикладывать, его спутник был отнюдь не кретином, а испытанным, сообразительным и умным работником.
      На вопросительный взгляд он ответил кивком, что означало, что дверь была заперта после того, как они вошли. Кто-то с другой стороны вставил ключ в замок. Полицейские на цыпочках, беззвучно приблизились к входной двери, намереваясь занять позицию по обе ее стороны.
      И в этот момент невезение вновь проявило себя в полную силу.
      В носу у них не засвербело, никто не чихнул, однако ни один из них не мог знать, что декоративный буфет Михалины держался на честном слове.
      Одна из ножек величественного сооружения давно уже перестала исполнять свои обязанности и была подставлена просто для равновесия, к тому же ножка эта имела форму шара. И вот это-то равновесие Бежан лично нарушил два часа тому назад, слегка прикоснувшись к этой самой ножке во время проверки содержимого полок. А шар - он и есть шар, ему свойственно катиться, и именно этот момент он выбрал для того, чтобы немного пошалить.
      Возможно, если бы в это время над районом пролетал самолет, тогда это не было бы таким сверхъестественным явлением.
      С ужасающим скрипом, треском и грохотом буфет накренился, высыпая из себя многочисленные стеклянные, фарфоровые и металлические предметы, ибо дверцы его не выдержали их напора. Они резко распахнулись, обрывая верхние петли, и со всего размаху ударились о стену.
      На пару секунд все замерло, Бежан с Гурским - внутри, а таинственный гость - снаружи. Потом те, что были внутри, навалились на дверь, а тот, что снаружи, понесся куда-то, похоже, - все свидетельствовало о том, - что по лестнице.
      И хотя те, что внутри, отличались прекрасной физической подготовкой, тот снаружи все же успел. Когда они выбежали из дома, вокруг уже никого не было, кроме пожилого господина с собакой. Господин смотрел в направлении рынка, а собака виляла хвостом.
      Бежану и Гурскому было сообщено, что боксеры - собаки дружелюбные и всех любят, а какой-то тип, который выбежал из дома, очень торопился. Он в бешеном темпе исчез где-то там, среди автомашин. Возможно, они бы даже услышали шум стартующего двигателя, если бы как раз в этот момент не проехал ночной трамвай и не заглушил все вокруг.
      - Преступник. Голову даю на отсечение, - выразил свою точку зрения Роберт.
      Бежан кивнул.
      - А если нет, то уж точно один из тех, которые все знают. Черт, а ведь мебель у нее казалась такой солидной! Нужно будет кого-то здесь оставить.
      - Забуй?..
      - Забуй. Позвони ему. А мы подождем, пока он приедет.
      Сержант Забуй приехал, Бежан с Гурским забрали скромное барахло Михалины и присоединили его к макулатуре Доминика. Затем отправились спать, а за чтение взялись рано утром.
      ***
      О, если бы, тысяча чертей, этот чердачный люк открылся вчера или сразу после моего разговора с дядей Игнатием!..
      Так нет же, куда там, он дождался, пока пройдет достаточно времени, чтобы я могла организовать ликвидацию выступающей против меня тетки Изы.
      Тот факт, что я все еще никакого понятия не имела, почему именно она выступает против меня, совершенно не имел значения. Подозрения вспыхнули, как фонтанирующий гейзер.
      И к тому же этот люк, свинья вредная, открылся как раз тогда, когда тетка с дядей уже легли спать, снова вернувшись домой необычно рано. Возможно, в надежде увидеть очаровательную сценку, когда меня будут заковывать в кандалы. Хотя, минутку, если бы он открылся до их возвращения, возможно, оказалось бы, что я покушаюсь на жизнь бабки?.. Нет, глупости, люк находился над комнатой Томека, то есть над комнатой тети Изы и дяди Филиппа, о бабушке не могло быть и речи, я же должна была бы ориентироваться, где в моем доме имеются западни?..
      Несусветный грохот потряс весь дом в двадцать три часа тридцать минут, подняв всех на ноги. Я помчалась наверх, полная самых страшных предчувствий.
      Свалилось все это, слава богу, им на ноги, головы остались целы. Велосипедное колесо, старые роликовые коньки, вагончики от испорченного электрического поезда, множество кед и адидасовских кроссовок, необязательно парами, модели танков, книги, витрина для бабочек, в которой не было ни одной бабочки, куски промасленной фольги, огромное количество самых разных инструментов, альбомы с гербариями - готова поклясться, что Касины, металлические коробочки с крючками и блеснами для рыбной ловли, большой ящик с не драгоценными и совсем не декоративными камнями, фарфоровые обломки неизвестно от чего... Я даже ощутила гордость за богатую палитру интересов моих детей.
      Гордость за палитру оказалась моей единственной радостью. Никто больше моих детей почему-то не оценил, что, по принципу действия и противодействия, слегка уменьшило мое желание врезать за это детям по полной программе. И что ни в малейшей мере не способствовало приведению лежбища тетки и дяди в состояние пригодности для дальнейшего использования.
      В четверть первого, убрав все, куда только можно, я вспомнила, что у меня было назначено свидание с майором и уже минут пятнадцать назад я должна была появиться перед домом, в районе гаража.
      Я еще успела подумать, что все, больше не могу, завтра же привлеку на помощь Рысека, а если майор потеряет терпение и придет сюда, то пусть сам мне помогает, как заверещал проклятый мобильник.
      - Сейчас, - сказала я, возможно, слегка измученным голосом. - Я совершила покушение на жизнь одной из теток, так что дайте мне возможность как-то с этим справиться. Еще минут пятнадцать. Честное слово, я спущусь. Даже с большим удовольствием!
      Комментарии семейства разразились, по всей видимости, сразу же, как только я исчезла из виду.
      Достаточно мне было обменяться с майором всего несколькими фразами по телефону, как они успели высказать друг другу гораздо больше. Вся эта дискуссия прямо-таки свалилась на меня сквозь осторожно приоткрытую дверь, а дверь я осторожно приоткрыла, так как у меня мелькнула мысль немедленно и незаметно сбежать.
      - ..а откуда же она могла знать, что для тебя это так важно? - ехидно и сердито говорила тетка Ольга. - Кто ей сказал? Да ты и сама от всего отпираешься!..
      - Я прошу прекратить подобного рода инсинуации! - с достоинством требовал дядя Филипп.
      - Одна жертва или две - разница небольшая, - довольно истерично говорила тетка Иза.
      - ..необходимо все тщательно проверить, - рассуждала бабушка. Подобных склонностей в семье никогда не было, хотя все возможно. Тут явно существуют сильные подозрения...
      - Есть же какие-то семейные обязанности, - в легком отчаянии настаивал дядя Игнатий. - Мы обязаны... Это наша обязанность... Даже если бы...
      - Даже если бы наша племянница оказалась преступницей, мы должны ее защищать? - прошипела тетка Иза.
      - Местные преступления тут не при чем... Может быть, это было в порядке самообороны...
      - Ни в чем нельзя быть уверенным, ни в чем, - бормотал дядя Филипп, все еще полон достоинства.
      - Решение буду принимать я! - с нажимом констатировала бабушка. Многое свидетельствует...
      Я лично это выясню и прошу всех успокоиться!
      Я не сбежала незаметно, поскольку этот разговор меня страшно заинтересовал. Он вполне соответствовал неясным высказываниям дяди Игнатия, какие-то тайны семейство от меня явно скрывало, а у тетки Изы несомненно были ко мне какие-то претензии. Ясно было, что наследство зависело не только от демонстрируемого мною благоразумия в жизни, но и от моей морали, которая как раз оказалась под вопросом. Кто-то где-то, в каком-то завещании поместил примечание, что я могу наследовать только при условии, что не совершу преступлений, или что?..
      Откуда, ко всем чертям, здесь появилось преступление? И откуда берется это ожесточение тетки Изы?..
      Они заметили меня в приоткрытых дверях, так что я не могла больше делать вид, что не слышала ни одного слова.
      - Завтра весь этот мусор я уберу в гараж, - пообещала я. - Или в подвал. Я не могу все это выбросить на помойку, так как это сокровища моих детей, а я все же в некотором роде мать. Голову им намылю, я имею в виду детей, по крайней мере устрою им скандал. Что касается преступлений, то я до сих пор ни одного не совершила, так что прошу на это не рассчитывать. Я не могла готовить покушения на тетю и дядю, так как не знала, кто где будет спать, а что касается всего остального, то пусть бабушка сделает так, как захочет.
      - Спасибо тебе большое за разрешение, девочка, - сказала бабушка тоном, от которого можно было одеревенеть, и жестом показала, что желает вернуться в постель. В связи с чем тетку Ольгу и дядю Игнатия буквально вынесло вниз.
      Мне удалось покинуть дом спустя десять минут, поскольку никто не проявлял ни малейших намерений со мной беседовать.
      Майор с поручиком, инспекторство и комиссарство которых я успешно выбросила из памяти, ждали меня в машине неподалеку от моего гаража. Я села в машину не то что без сопротивления, а прямо-таки с огромным облегчением.
      - Возможно, господин майор, кое-кто не любит полицию и относится к вам недоброжелательно, - с ходу заявила я, не в силах удержаться. - Но только не я. Для меня вы представляете собой отдых и вдохновение, по сравнению с моей родней вы просто существо с крылышками, нечто вроде ангела. Не знаю, возможно, я даже предпочла бы, чтобы вы меня посадили...
      - Некуда сажать, - вежливо ответил майор. - И я не уверен, нужно ли. Поговорим по-человечески?
      - Надеюсь, что да!
      - Тогда сразу же расскажите, что это было за покушение на тетку?
      Я сделала глубокий вдох и рассказала ему все, по возможности кратко. Майора заинтересовал вопрос о наследстве.
      - Должна вам сказать, что я понятия не имею, от чего оно зависит, грустно призналась я. - Наверное, от моей репутации в целом. Кроме того, я не знаю, откуда берется это наследство, и кто, собственно, им распоряжается. Возможно, бабушка, но я не ручаюсь.
      Я бы вовсе не обиделась, если бы мои дети получили какую-то материальную базу на будущее, потому что я могу в некоторой мере взять на себя только настоящее. Я не знаю всего состава родни, но уверена, что не этот вопрос не дает вам спокойно спать. Даже если бы все друг друга взаимно поубивали, вы ведете другое дело, и никакие наследства вам не помеха.
      - Совершенно правильно, - согласился майор. - Меня волнует пан Доминик. Вы ведь не все о нем рассказали, не правда ли?
      - Конечно, нет. И я еще не готова, так как не могу поверить в его гибель. Может быть, я должна опознать труп?
      - Это можно было бы организовать, но он все еще находится в Млаве. Пожалуй, жалко времени.
      - Но вы оба можете поклясться, что он действительно мертв?
      - Чем вы только захотите, - торжественно заверил меня майор, после чего внезапно добавил:
      - Михалина Колек тоже умерла.
      Эта последняя информация ввергла меня в полное остолбенение. В машине горел свет. Я вглядывалась в их лица, пытаясь обнаружить следы кретинского юмора. Доминик, Михалина... Невероятно!
      - Она что - с отчаяния покончила с собой?.. - ошеломленно спросила я, ибо именно эта возможность первой пришла мне в голову.
      - А вы считаете, что она была бы на это способна? - живо подхватил майор.
      Мне нужно было собраться с мыслями, поэтому я какое-то время молчала.
      - Понятия не имею. Не исключено. Конечно, все может быть, но если бы оказалось, что так и есть, то я до конца своей жизни не перестала бы удивляться.
      Не похожа она была на самоубийцу... Ну, ладно, перестаньте меня глушить по голове, скажите, в чем тут дело?
      - Одно из двух, милая пани. Либо вы преступник, и тогда вы будете выкручиваться и прикрываться плохой памятью и незнанием, либо вы не имеете со всем этим ничего общего, и тогда вы нам поможете.
      Вы сумели в нужное время оказаться на месте преступления, так что сами понимаете. Санкцию прокурора я бы мог получить в одно мгновение.
      - Ну, ясное дело, - с горечью подтвердила я. - Особенно, если я невиновна... У нас пользуются защитой исключительно настоящие преступники.
      - Так вы нам поможете или нет?
      - Разумеется, хотя и сомневаюсь, насколько все это вам пригодится. Но, пожалуйста, спрашивайте.
      Майор перевел дух, прокашлялся и вздохнул.
      - Я и сам, милая пани, не очень-то знаю, о чем вас спрашивать. Если принять, что это не вы, то у кого-то должна быть веская причина, или же кто-то просто не любил покойника безо всяких веских причин.
      Что вы об этом думаете?
      Я очень глубоко задумалась. Если я не скажу ему всей правды, он ничего не поймет, а я еще больше окажусь под подозрением. Если же скажу, то сделаю из себя величайшую идиотку всех времен. К тому же женщина бы мне поверила, а вот мужчина - едва ли. И что - я должна буду сама доказывать ему собственную глупость?
      - Я бы охотно представила вам факты, если бы все, что я знаю о Доминике, не складывалось из одних умозаключений, подозрений и ощущений, смущенно призналась я. - Умозаключения могут оказаться ошибочными, подозрения - напрасными, а ощущения - сплошной идиотской истерикой. А вот фактов в этом деле - кот наплакал.
      - Не важно, - немедленно успокоил меня майор. - Мы все это совместно обмозгуем, мы ведь не такие уж дебилы, как это обычно считается. Мы и в школу ходили, и время от времени нам тоже удается думать.
      - Ну хорошо. Факт первый.., минуточку, все это будет не в хронологическом порядке, а так, как мне вспомнится.
      - Тоже не важно...
      Бог знает, какой факт был первым, во всяком случае я прекрасно помнила, как Доминик поразил меня, когда мы наткнулись в лесу на дятла, который столь самозабвенно стучал по дереву, что не замечал ничего на свете. Солнце светило прямо на него, была зима, все вокруг было покрыто снегом, и красная голова птицы пылала на этом фоне, как пламя. И увидела это я, а не Доминик, талантливый фотограф природы. Я ему показала, он начал примеряться для снимка, так как аппарат у него всегда был с собой, и примерялся так долго, что дятел успел улететь.
      Потом он меня же отругал, Доминик, разумеется, а не дятел, что все это из-за меня, хотя я застыла, как каменная, и чуть ли не перестала дышать. Может быть, тема ему не подошла и не было вдохновения, а я плохо выбрала кадр, вот оно так и вышло, в общем, меня охватило лишь раскаяние, и никаких подозрений у меня еще не появилось.
      Потом была история с замочком-защелкой от шкатулки, где я хранила всякие мелочи. Он сломался, Доминик по собственной инициативе взялся его починить, но оказалось, что у меня дома нет необходимых инструментов. Ничего у него не получалось, он разозлился, забрал шкатулку с собой и принес мне ее через неделю исправную, страшно гордый своим подвигом. Тоже вроде бы мелочь, и все же...
      Ни одного раза он не сделал ничего у меня на Глазах и в моем присутствии, показывал уже готовые вещи и хвастал усовершенствованиями, какие ему удалось осуществить...
      Как-то раз я столкнулась у него с человеком, который уходил с каким-то странным выражением лица.
      Он казался одновременно мрачным и обрадованным, злым, как сто чертей, и очень довольным, покорным и бунтующим, и эта смесь чувств была в нем настолько сильной, что бросалась в глаза. Он что-то оставил, какой-то пакет, это я зафиксировала лишь беглым взглядом - одно движение, и пакет моментально исчез из поля зрения, но я была железно уверена в том, что именно он только что принес его. Доминик был в бешенстве от моей встречи с этим парнишкой чуть ли не дверях, он с огромным трудом постарался скрыть свое бешенство и, видимо, как раз поэтому у него вырвалось, что этот парень двадцати с лишним лет - его подопечный, о котором я, впрочем, слышала. Какой-то Мариуш Вывлока или что-то в этом роде. А может быть, Мариуш Влучикий?.. Во всяком случае, в его фамилии было что-то от волочения. Когда-то, лет десять назад, Доминик спас его в критической ситуации, после чего благодаря его опеке парень вышел в люди. Больше он ничего не сказал и переменил тему.
      В другой раз я была свидетелем странного случая. Мы ужинали в шикарном кабаке. Вошел мужчина средних лет, официанты ему кланялись, метрдотель сам провожал к столику, гость мельком огляделся, заметил Доминика и на мгновенье замер. Затем тут же повернулся и вышел к явному разочарованию персонала. Доминик и глазом не моргнул, но через минуту встал из-за стола и направился якобы в туалет, однако туалеты располагались рядом с входной дверью, и, по моему мнению, он не стал пользоваться их услугами, а выглянул на улицу. Вернулся он минут через пять, полон тщательно скрываемого мстительного удовлетворения, которое я сумела почувствовать, так как уже достаточно хорошо его знала.
      Ну, и еще мои корректуры научных текстов...
      Лишь на второй раз меня кольнуло - он похвастался знанием, изобретением, усовершенствованием, о которых я только что читала, проверяя грамматику и выискивая опечатки. Обычно содержание подобных трудов меня вообще не трогало, но что-то там в памяти замаячило, и мне стало как-то не по себе. Автор украл у Доминика? Или Доминик - у автора?.. Но откуда же он мог это взять, если не с моего письменного стола?..
      При мысли о том, как я буду выглядеть, я похолодела, а ком в горле чуть меня не задушил. Корректор, который дает посторонним лицам нигде еще не опубликованный текст, злоупотребляет доверием автора и издателя!.. Да это не корректор, а просто свинья!
      Все это и еще многое другое я и рассказала майору, стараясь говорить кратко, иначе мы бы просидели в машине до утра. Я старалась не делать собственных выводов, однако они лились из меня, как из дырявой бочки. Доминик пожирал любую падаль, какая только попадалась ему в руки, и я сильно подозревала, что в случае необходимости он вполне мог превратить живое существо в падаль. Я и сама была близка к этому...
      Майор выразил мне нечто вроде сочувствия.
      - Да, - сказал он, явно неудовлетворенный. - Вы подтверждаете наши предположения, хотя я надеялся, что вы знаете больше конкретики, какие-то фамилии...
      - В общем-то иногда я видела фамилии, но не обращала на них внимания. Однажды я зашла к нему без предупреждения, просто по пути, а на столе лежал лист бумаги со списком. Такой смятый и затем разглаженный, и одну я там заметила, самую первую.
      Пустынко. Я ее запомнила, так как она неизвестно почему ассоциировалась у меня с розой пустыни.
      Больше я ничего не успела разобрать: он сразу же спрятал листок. Ну, и еще тот самый Мариуш Влечоны. А! Еще была женщина, она срочно разыскивала его по телефону и позвонила мне, как же ее...
      Вспомнила! Кая Пешт. Так она представилась.
      - Как давно это было?
      - Примерно за год до того, как мы расстались.
      Лет пять-шесть назад.
      - А тот человек, который ушел из ресторана...
      Вы могли бы его описать?
      - Едва ли, - с раскаянием призналась я. - Помню, что он производил приятное впечатление. Короткая стрижка, симпатичное лицо, мягкие черты, ничего резкого. Среднего роста.., сантиметров этак на пять выше метрдотеля. Не толстый и не худой, возраст.., где-то около сорока. А вот поведение противоречило внешнему облику.
      - Что вы хотите этим сказать?
      - Он казался симпатичным и хорошо воспитанным, а повернулся и ушел как-то так.., чуть ли не по-хамски. Может быть, я преувеличиваю, но в этом явно что-то было, если я до сих пор помню, можно сказать, эта картина так и стоит у меня перед глазами.
      - Доходы, - вырвалось у поручика.
      - Правильно, - согласился с ним майор. - Вы знаете источники доходов пана Доминика?
      - Догадываюсь, - с горечью сказала я. - И тоже на основе умозаключений и предположений. Наверное, сейчас мне придется чернить покойника. Хотя предупреждаю, что я могу ошибаться...
      Я изо всех сил старалась сдерживаться, но образ Доминика все равно получился не слишком привлекательным. Я опередила очередной вопрос майора.
      - Хочу сразу же объяснить, почему я столько лет с ним выдержала, так как вижу, что вас это удивляет.
      По глупости. Влюбилась в него и поверила в его совершенство, а он окружал меня заботой. По крайней мере, так мне казалось. И я ни о чем не догадывалась, подавляя в зародыше все подозрения... Так что кое-какое время на это понадобилось. А потом он сам мне подставился, прямо заявив, что должна же я приносить ему хоть какую-то пользу. И стал приводить мне в пример папи Колек, благодаря чему великая любовь окончательно сдохла. И тогда у меня наконец-то словно пелена спала с глаз, а мысли выбрались на свободу. Если вы не в состоянии этого понять, посоветуйтесь с какой-нибудь женщиной, возможно с женой. По части чувств все мы невероятны глупы.
      - Да нет, я все понимаю, - с неожиданным смущением сказал майор. - То есть, конечно, скорее так, поверхностно, не изнутри...
      - Изнутри! - фыркнула я. - Да ни один мужчина не может чувствовать ничего подобного, иначе какой же он мужчина!
      - Очень правильное замечание. Ну, а что с пани Колек? О ней вы тоже не все сказали.
      - И сейчас тоже не хочу говорить, потому что противно. Но если нужно, скажу. Понятия не имею, откуда он ее взял, но... Секундочку, я вообще не знаю, правда ли это, потому что мне это сказал Доминик, а он мог соврать. Я не проверяла. Вроде бы она была женой какого-то партийного руководителя, тот на ней женился, когда она еще была молоденькой девушкой, в конце прошлого общественного строя...
      Если вы все это записываете, то как джентльмен и человек чести все мои личные признания вы сотрете...
      - Коль скоро они не понадобятся для следствия, можете быть спокойны. Если бы мы разглашали частные проблемы невинных людей, никто бы не захотел с нами разговаривать.
      - И так не хотят, - пробормотал поручик.
      - Я хочу, - решительно возразила я. - Правда, с оглядкой.
      - Оглядку я могу вам гарантировать. Доверительные и ненужные вещи идут ad acta , в архив...       - В архив! - вырвалось у меня издевательское замечание. - Ха, ха, ха! Интересно, а откуда же пани Колек вытаскивала для Доминика самые разные документы? Из железнодорожного расписания, что ли?
      Вроде бы супруг всячески помыкал этой молодой девушкой, заставляя ее оказывать услуги другим руководителям, как своим друзьям, так и врагам, а те ею пользовались, странно как-то, потому что...
      Впрочем, не странно, в давние времена прислугу тоже за людей не считали, панам и в голову бы не при" шло, что у прислуги есть и глаза, и уши, и языки. Nihil novi sub lovi , ибо точно так же, как мне кажется, относились и к пани Колек, которая к тому же прекрасно разбиралась в их взаимоотношениях, превышая меня в этой области на целых семнадцать этажей. Благодаря чему она и сохранила тесные связи, установленные четверть века назад, а в переломные времена сумела раздобыть различные архивные и строго секретные материалы, сберегла их и передала своему новому властелину. То есть оказалась полезной. Именно это я и сообразила из намеков Доминика, поскольку он никогда и ничего не говорил прямо, и я даже не знаю, сколько во всем этом правды. Он давал мне понять, что она для него - нечто вроде верного слуги, а вообще-то она появилась, вначале туманно, затем явно, лишь в последние два года нашей с ним связи. Возможно, он знал ее с рождения, я не в курсе. Кажется, она распространяла обо мне какие-то сплетни, однако они были настолько дурацкие, что я их даже не запомнила...       - Ни одной?
      Я на некоторое время задумалась, пытаясь вспомнить невероятно идиотские вещи, с помощью которых Доминик пытался на меня давить.
      - Сейчас, минуточку. Была у меня страшно сложная корректура, по такая прелестная, об археологии, перевод с английского, я должна была по просьбе автора провести сопоставление с оригиналом, английский я знаю. Дважды.., нет, извините, три раза - один из них случайно и в частном порядке - автор подвозил меня домой со всем этим барахлом, бумага ведь штука тяжелая... После чего я узнала, что у меня есть любовник, который компрометирует Доминика.
      Крайний идиотизм. А один раз я якобы по пьянке учинила скандал в кабаке под названием "Лотос" - где, черт побери, находится этот "Лотос"? выкрикивая какие-то обидные вещи в адрес пани Колек и Доминика. Причем эти упреки он высказывал мне весьма любезно, не обращая внимания на то, что я ничего не понимаю, чем и заморочил мне голову до основания. Кажется, это была работа пани Колек, но не могла же я относиться к подобным глупостям всерьез. Что-то еще мне брезжит: будто бы я кому-то выдавала какие-то его секреты, но тут я уж вообще не знаю, какие и кому. Должна вам признаться, что уже четыре года все это вообще перестало меня трогать.
      - А вы ненавидели пани Колек?
      Я аж задохнулась от изумления.
      - У вас с головой все в порядке? Извините, я не хотела быть невежливой. Вы действительно считаете, что мне больше нечего делать, как заниматься какими-то взаимоотношениями с пани Колек?
      - Но, возможно, без нее вы не расстались бы с паном Домиником?
      - А какое она ко всему этому имела отношение?
      Я бы и так с ним рассталась, узнав, что он меня обманывал. Возможно, что под ее влиянием он стал мне еще более неприятен, но ведь это плохо говорит о нем, а не о ней. Так ведь?
      - И вы не виделись ни с ним, ни с ней все эти четыре года?
      Я пожала плечами, уже слегка раздраженно.
      - Нет. Я уже вам говорила. Я его избегала, а уж о ней и говорить нечего. Однако противно мне было только от самой себя. Думаете, приятно осознавать, какой невероятной дурой я оказалась? В моем-то возрасте?
      - Ну что касается возраста, то не надо преувеличивать. Но вот вы говорили, что пан Доминик сам ничего не умел и пользовался чьей-то помощью. Ну, в фотографии и механических устройствах. А у вас не появлялось каких-либо подозрений - кто это мог быть? Может, какая-то фамилия?
      - Понятия не имею. Никакого. Как раз это-то он всеми силами и скрывал. А меня больше интересовали американские идиомы, чем помощники Доминика. И скорее его внутренний мир, чем внешнее существование.
      Майор немного помолчал и грустно вздохнул.
      - Должен извиниться, но я вынужден задать вам этот вопрос. Пан Доминик был человеком богатым.
      Он вам помогал материально?
      - Помогал. Один раз заплатил за мафиозное такси, еще вывез меня за свой счет в коротенький отпуск на польское побережье, и один раз - на неделю в Ниццу. Платил в кабаках, хотя и редко: мы не увлекались развлечениями. Остатки из этих кабаков я для своих детей не забирала, кормила их собственным промыслом. Приносил мне цветы. Получила я от него и несколько подарков на именины и Новый год, самым ценным из них были пассатижи, но многофункциональные, в которых имелся даже штопор, действующий по принципу рычага, гениальная вещь, вроде бы он сам ее сделал. И это, собственно, все, возможно, были еще какие-то мелочи, но я их не помню.