Ничего не понимаю.
      - Уверяю тебя, что я не понимаю еще больше.
      - А они долго не берут трубку?
      - Не знаю, ты появляешься после четвертого гудка.
      - Ничего подобного, после первого. Подождите, мне нужно подумать.
      - И что, мне ждать с мобильником около уха?
      - Да нет, зачем же. Это не так быстро. Или лучше позвоните еще раз, а я не буду брать трубку, посмотрим, что из этого получится.
      Из этого ничего не получилось, после бог знает какого гудка все отключилось, и я прочла: "Абонент временно вне зоны связи".
      У Рысека хватило ума не сидеть на лестнице, а просто прийти ко мне. Я представила его родне, и общими усилиями мы взялись распутывать эту тайну. Мы звонили поочередно с его сотового и с моего, и все безрезультатно.
      - Они просто не берут трубку, - успокоил он меня в конце концов. Может, забыли, что она у них с собой, а к сигналу еще не привыкли. Не обращают внимания.
      - Сами должны были подумать о том, чтобы сообщить о себе, - с суровым укором заявила бабушка. - Теперь мы ничего о них не знаем, а я хочу спать.
      Я поспешно заверила ее, что все могут в любой момент пойти спать, я сама их подожду. Ну, а если они захотят есть, ничего страшного, поедят в кухне.
      - Иного они и не заслуживают, - жестко высказалась бабушка и направилась в ванную.
      Тетя Иза с крестным вернулись в полночь, страшно довольные жизнью, есть не захотели, сознались, что о мобильнике просто забыли и не слышали сигнала, то есть, наверное, слышали, но не знали, что это такое, выпили на ночь и тоже пошли спать.
      Я начала питать слабую надежду, что ситуация наконец нормализуется и я каким-то образом сумею справиться с этим катаклизмом.
      ***
      - Докладывай, - невесело сказал майор, он же подынспектор Эдик Бежан своему подчиненному Роберту Гурскому, только что получившему звание поручика, иначе комиссара.
      Роберт уже держал наготове свой служебный блокнот и деловито начал:
      - Один из самых богатых людей в стране. Фотограф-график. Природа, больше фауна, меньше флора. Публикации, в том числе в "Нейшнл Джиографик", пользуется большим спросом, так как снимки действительно великолепные. Связи с финансовым капиталом довольно странные: банки, акционерные общества - все что попало. В целом нелюдим, одинокий. Застрелен из своего собственного ружья, жаканами на кабана, два выстрела, в том числе один - прямо в глаз.
      - Неприятно, - пробормотал Бежан.
      - Очень, - согласился Гурский. - Тринадцатого. Пролежал в запертом кабинете полных четверо суток и еще частично одни, в сумме пять. Кабинет настоящая крепость, вскрывали его несколько часов.
      Гости у него бывали редко, так что он мог бы там лежать до скончания века, но его в буквальном смысле слова унюхала домохозяйка или как ее там назвать...
      - Постоянная?
      - Нет, приходящая. Скорее даже приезжающая.
      Из Варшавы. По мнению Вильчинского, влюблена в него до смерти и все еще надеется, что он на ней женится. Пустые фантазии. Только ему и не хватало жениться на ней или на ком-то еще...
      - Педик? - заинтересовался Бежан.
      - Ничего подобного, исключительно женщины.
      Но и тех почти нет, страшно осторожен в вопросах секса...
      - Онанист!
      - Да нет, здоров, как кабан, вскрытие показало.
      Но какой-то он не такой.., не знаю, меня там при этом не было... Отсутствие сексуальных потребностей, или как?
      - Возраст?
      - Сорок пять лет. В самом расцвете сил. И, как я уже сказал, пышащий здоровьем. Несколько старых переломов костей, идеально сросшихся. Вел упорядоченную жизнь, уезжал редко, имел квартиру в Варшаве, иногда у него бывали разные типы, домохозяйка знает, кто, но не хочет говорить...
      - А как ее фамилия?
      - Михалина Колек. Типы - крупные рыбы из высших сфер, прежних и нынешних, никаких друзей, исключительно деловые связи. В кабинет никого не пускал. Михалина Колек, кстати, все еще пребывающая в состоянии окаменелой истерии, уперлась, что шлепнула его, как она говорит, та сучка.
      - Какая сучка?
      - Бывшая жена. В паспорте у него записано "холостой", так что, наверное, разведенный, и тут начинается винегрет. Дело в том, что бывшая жена действительно существует, в Заверче, но эта Колек упрямо сообщает варшавский адрес, Рацлавская, шесть.
      Некая Иза Брант. У той, которая из Заверча, с фамилией все в порядке Ганна Доминик, а в доме шесть на Рацлавской ни на одном этаже никакой Изы Брант нет и в помине...
      Бежан наконец-то активно включился в доклад.
      - Стой, теперь у тебя винегрет выходит. Похоже, ты слишком кратко излагаешь.
      - Я докладываю все, что успел раздобыть, - оправдывался Гурский. Последние данные из компьютеров учета населения, да и то лишь благодаря Эле.
      - Это та, что сидит на работе, потому что ненавидит свой дом?
      - Она. Заодно малость мне пожаловалась на жизнь, так время и пролетело.
      Бежан кивнул с полным пониманием. Ненавидящая дом Эля нередко оказывалась настоящим кладом, ее услугами можно было воспользоваться даже тогда, когда рабочий день уже давным-давно закончился, правда при одном условии, что вы готовы принять на себя целый поток обид и горестей. Впрочем, никто особо не удивлялся, она и в самом деле жила в ужасающих условиях, и жилищных, и семейных.
      - Ладно, начнем разбираться в деталях. Самоубийство сразу же долой, никто не может два раза выстрелить в себя из длинноствольного оружия.
      Впрочем, из короткоствольного тоже сложно. Так что там с кабинетом? Крепость? И никто не входил?
      А может быть, все-таки можно было как-то войти?
      - Исключено, - решительно запротестовал Роберт. - Я сам был и все видел. Окно снаружи вообще непреодолимо, открывается исключительно изнутри, стекла пуленепробиваемые...
      - А если он, к примеру, открыл его, чтобы проветрить, а кто-то взял и залез?
      - К этому мужику не очень-то залезешь. Метр восемьдесят три ростом, восемьдесят пять кило живого веса, физически страшно сильный - раньше служил в спецвойсках. Сейчас ребята копаются в его прошлом, уже известно, что на сборах показывал рекордные результаты.
      - А выстрелить снаружи?..
      - Из его собственной двустволки? Пришлось бы вначале эту двустволку у него украсть и вынести...
      - А второй ключ от двери?..
      - Пока наличие дубликата не установлено. Колек настаивает, что был всего один ключ, к тому же он вроде бы сам смастерил эти замки и сделал один ключ ко всем запорам.., то есть задвижек там было много, но все они запирались одним ключом. Очень все это изобретательно устроено. А ключ он всегда носил с собой, никогда не выходил из кабинета, не заперев его, даже когда шел в туалет. Он и спал с ним, и мылся. И вот этого-то ключа и нет.
      - Хорошо искали?
      - Думаю, да. Втроем: Вильчинский, Тшенсик и я.
      Вильчинский - с энтузиазмом, Тшенсик - из любопытства, а я - из упрямства. Всех остальных оттуда выгнали, как только фотограф, доктор и дактилоскопист закончили свою работу. Ну и сразу после звонка к нам. Я там был через два часа.
      - Значит, шлепнул его, нашел ключ, вышел и запер, а ключ теперь в Висле...
      - А вот в этом я не уверен, - энергично перебил его Гурский. - Если бы отремонтировать то, что они там поразбивали, этот ключик может стоить миллионы, Я имею в виду, что тот, у кого теперь ключ, вполне может так считать. Я эти бумаги не выносил и вообще запретил трогать.
      - Постой-ка, - сообразил Бежан. - Ты вроде бы кратко излагаешь, но получается ужасно много. Нужно не только подробно, но и по порядку.
      - По моему порядку или вообще?
      - Наверное, вначале вообще, что там было, к чему они пришли, а уж потом - твое...
      Тогда Роберт Гурский в деталях описал все поступки и душевное состояние Михалины Колек, которая не преминула открыть Вильчинскому свои ужасные переживания. Расстроена она была смертельно и не скрывала своего отчаяния. Сучка не сходила у нее с языка, однако на настойчивые и конкретные вопросы она отвечала вполне вразумительно.
      Благодетеля лишили жизни тринадцатого, так как именно тринадцатого около полудня она оставила его в добром здравии и поехала в Варшаву, а пятнадцатого, когда вернулась, он был уже мертв. На предположение, что было еще и четырнадцатое число, она отрезала, что это невозможно, так как телевизионная программа была раскрыта на тринадцатом, корреспонденция на следующий день осталась в почтовом ящике, а свежим полотенцем в ванной никто не пользовался. О пятнадцатом же нечего даже говорить, потому как кружочки на столе так быстро бы не высохли. Только тринадцатое, и ничего больше!
      Заключение патологоанатома ее словам не противоречит. Жертва скончалась между двенадцатым и четырнадцатым, так что тринадцатое действительно более всего подходит. Кроме того, четырнадцатого ни одна живая душа этого типа уже не видела.
      Все это было известно к тому времени, когда Роберт прибыл туда и лично осмотрел место преступления. Только место, так как владельца помещения уже увезли, и его можно было осмотреть в морге, а, точнее, в прозекторской Млавской больницы.
      К вскрытию по понятным причинам приступили немедленно.
      Таинственный кабинет оказался на удивление большим, хоть в нем и было всего одно окно. Снаружи - зеркальное, а изнутри все было видно, к тому же оно было пуленепробиваемое и теплозащитное. По мнению Роберта, оно одно стоило целое состояние.
      У окна стоял огромный верстак, оборудованный всевозможными хитрыми приспособлениями: тиски, сверло, микроскоп, какие-то увеличительные стекла со специальным освещением, две разные горелки, баночки, ящички и черт знает что еще. Рядом стояло вращающееся кресло на колесиках. На стене за верстаком, напротив входной двери, висело охотничье огнестрельное оружие две двустволки, в том числе одна с обрезанным стволом, духовое ружье и штуцер на крупного зверя, кроме того, две скрещенные сабли, армейский штык в ножнах и очень старый дуэльный пистолет, несомненно, - историческая реликвия.
      Напротив окна и верстака стоял небольшой письменный стол, а по бокам множество канцелярских шкафов, доходящих до самого потолка. Вся эта часть помещения была полностью засыпана бумагами, стопками газет и журналов, картонными и пластиковыми папками и какими-то рукописями при полном отсутствии книг. В противоположность идеальному порядку на верстаке здесь царила страшная неразбериха, словно кто-то что-то поспешно искал. И, несомненно, нашел, так как перекопал не все: одна треть содержимого кабинета осталась нетронутой.
      Еще там находились небольшая металлическая стремянка, обычная деревянная табуретка, в стене недалеко от верстака торчал кран, под ним умывальник. И больше ничего. Ни коврика, ни стула, ни подручного столика, абсолютно ничего - два рабочих места и все.
      - Постой-ка, - перебил Бежан. - Ты опять убежал слишком далеко. Двустволка висела на стене?
      - Когда я туда приехал, да, на стене.
      - Так откуда они взяли, что его пришили из нее?
      Роберт посопел, вздохнул и устроился поудобней на стуле.
      - Да, вы правы, я, пожалуй, слишком разогнался. Они этого не знали. В первый момент никто этого не знал. Но у Вильчинского проблем с мозгами нет, как только он увидел труп, а он уже знал, кто это, то в первую очередь позвонил нам, а потом вообще сам ничего не трогал и никому не позволил.
      Над техником торчал, как палач над осужденным, глаз с его рук не спускал, а третий глаз у него, похоже, на затылке, так как за фотографом он тоже следил. Ждал меня, уже зная, что я приеду один, так как вы.., это...
      - Это, это, - расстроенно пробормотал Бежан, который за последние три дня пережил немало неприятных минут - его вызвали в Пыжицы сообщением, что его жена после ужасной автомобильной катастрофы находится в больнице, только неизвестно, в какой. После чего оказалось, что она-таки в больнице - как медсестра, помогающая жертвам катастрофы, и с ней самой ничего не случилось. Выяснение всего этого заняло немало времени, в результате вызванный в срочном порядке Гурский поехал в воняющий кабинет один, без компании.
      - В общем, он предпочел не в одиночку, - продолжал Гурский. - А уже была ночь, так что мы, каюсь, часика три подремали, до рассвета - днем же удобней - и к полудню все выяснили. Из больницы пришло сообщение о жаканах и времени смерти, а на месте оказалось, что практически все отпечатки пальцев в этом кабинете принадлежат покойному...
      - Практически? - с явным подозрением перебил Бежан.
      - Практически, - с нажимом повторил Гурский. - Там вообще-то все было чисто, этот тип был педантом, но, например, ставя на место что-то помытое и вытертое, своих пальчиков уже не стирал. А вот на этой двустволке - ни одного отпечатка. Прямо-таки отполирована. И больше ничего, только она одна.
      И еще нашлись три нечетких, как бы смазанных отпечатка, но эксперты говорят, что за эти три они голову на отсечение не дадут. Отпечатки не свежие, довольно старые. А убийца был в перчатках...
      - Стой, ты опять от меня убегаешь, - скривился Бежан. - Они говорят, что эти три отпечатка могут быть не его?
      - Могут, но не обязательно. Говорят, что если бы у них были все десять пальцев владельца, возможно, они бы их и подогнали, но за одни эти гарантий не дадут. Вообще ничего не дадут.
      Бежан помолчал.
      - Это могло бы значить, что все-таки... А какая двустволка?
      - Укороченная. Обрез.
      - Он что - браконьер?
      - Что вы. Был членом охотничьего общества, имел разрешение...
      - А жаканы вы отстрелили для пробы?
      - Я так тороплюсь, потому что страшно хочется добраться до конца, - с раскаянием оправдывался Роберт. - Разумеется, отстрелили, немедленно, как только определили, что двустволка вытерта и что это были жаканы, потому что эти сведения пришли одновременно. К пяти утра все это уже было в лаборатории, и вывод однозначный - стреляли из нее.
      А жаканы, пара коробочек разного калибра, лежали у него в ящике стола, и отпечатки на коробочках - только его собственные.
      - Значит, сам вынул, сам зарядил и с поклоном вручил убийце, чтобы тот малость пострелял...
      - Да, похоже на то. Но подождите, по порядку.
      Все это время мы искали ключ - он, вроде бы, небольшой такой был. Безрезультатно. И все свидетельствует о том, что гость не был чужим, напротив, кто-то из близких ему людей, которого он сам и впустил...
      - Минуточку. Перчатки.
      - В этом-то и дело. Искал в бумагах. Письменный стол, полки, папки... Там был Мальчик, он страшно старается после того, как прокуратура его ни за что обругала, так он всем назло решил, что больше к нему никто не прицепится. Времени у него было - кот наплакал, так как Вильчинский его тут же прогнал, но парочку следов он все же нашел. Перчатки, тонкая кожа. Гладкие. На папках и на письменном столе.
      - Значит, убийца что-то искал в макулатуре. А почему близкий?
      - Они пили кофе в салоне, - лаконично пояснил Роберт.
      - Ну и что? - удивился Бежан. - И откуда это известно?
      - От Михалины Колек. У него не было никаких друзей. Практически никогда не бывало гостей. Ну, может, раз в два года. Остальные - их тоже очень мало - по делам: официально, холодно, в библиотеке, иногда с рюмкой алкоголя, чаще - без, и никогда никакого гостеприимства - никакого кофе, никакого чая, никаких бутербродов...
      Бежан снова перебил его.
      - Подожди. Он ведь фотограф, и у него должна быть темная комната и все оборудование. И где все это?
      - За библиотекой, которая служила ему гостиной. Вообще у него в библиотеке и компьютер был, и все остальное, а рядом чудо какая фотолаборатория: темная комната, все оборудование самого высокого класса. Все вместе - можно сказать, официальное место работы.
      - Хорошо, это понятно. А почему близкий человек?
      - Так вот, эта Колек настаивает, что он пил кофе и спиртное с каким-то необычным гостем, за столом в салоне, потому как вроде бы остались кружки от стаканов. А на кухне она нашла чашки и все остальное, по две штуки. Все это она, разумеется, вытерла, убрала, столик этот чертов так не сиял, даже когда новым был, какие уж там следы, но я ей верю. Если бы она все это выдумала, то стала бы закладывать людей по-крупному, а для таких тонкостей она слишком глупа. Кроме того... Сейчас. Порядок выстрелов определить невозможно, оба были смертельными: и тот, что в глаз, и второй, прямо в загривок... Прошу прощения, жаканы ассоциируются с кабаном.
      - И при этом дуло обрезано? - с сомнением произнес Бежан. - На сколько оно обрезано?
      Роберт показал руками.
      - Примерно вот на столько. У него там вообще были разные вещицы собственной работы или как-то переделанные... Странный тип... Но постойте, это еще не конец. Тоже сведения от Мальчика. Он говорит, что в этой темной комнате - настоящие сокровища, но какие-то странные - ими не пользуются.
      Просто на показ. Или пользуются раз в два года, что само по себе невозможно, ведь он же снимает...
      Отпечатков пальцев страшно мало, а кое-где вообще нет, например, снизу на ручках кресла. Так что же он каждый раз, вставая со стула, вытирал под ручками? Я понимаю, это вращающееся кресло, но ведь так не бывает, чтобы, сидя на нем, человек ни разу до ручек не дотронулся! А еще он уверенно так утверждает, что на столе, том, что в кабинете, то же самое, хоть он его и обследовал второпях. Какой бы тот ни был педант - пусть он все протирает и натирает, но ведь не до такой же степени!? А, вот еще что! Один из тех нечетких отпечатков - под ручками кресла.
      Странно все это как-то...
      Оба они некоторое время молчали, так как Роберту нужно было перевести дух, а Бежан систематизировал в голове полученную информацию.
      - Ну ладно, - заговорил наконец начальник. - А теперь, что с той сучкой?
      Роберт все прекрасно помнил, а эта сучка его и самого заинтриговала, так что ему не пришлось даже в блокнот заглядывать.
      - Вот именно. Эту Колек нужно будет поприжать, потому что, как я уже сказал, пару других она точно знает, но молчит о них, как надгробный камень, одну только эту бабу всю дорогу грязью поливает. В глаза бросается, что ненавидит она ее, как чуму. С другой стороны, эта самая Иза Брант - вне всякого сомнения личная знакомая, никакими делами здесь и не пахнет.
      - А чем она вообще занимается? Профессия?
      Работа?
      - Этого Михалина Колек сказать не могла. Я понял, что она - какая-то журналистка, учительница, работница какой-то типографии, издательства, секретарь редакции, литературный критик и вообще отвратная курва. Да, и к тому же вся из себя графиня.
      В общем, подлая, коварная гадина.
      - Но какая бы она ни была, по указанному адресу ее не существует?
      - Нет.
      - А настоящая разведенная жена? Как ее...
      - Ганна Доминик. В Заверче. До нее мы еще не добрались.
      - Ну, за эти два дня ты и так достаточно накопал. А что касается засекреченных деловых партнеров...
      - То мне кажется, что мы о них знаем даже больше, чем сама Михалина...
      - Ну, ну! - предупреждающе прервал его Бежан. - Сдается мне, что мы с тобой попадем и в засекреченные времена. Михалине Колек может быть известно столько, что наши сведения ничто по сравнению с этим. А какова она из себя?
      - Внешне?
      - Внешне.
      - Мечта целого экипажа корабля, который слишком долго болтался в море, - сказал Роберт без тени сомнения. - Ее бы на всех хватило. Мощь. Потрясающая машина. Если бы кто-то должен был меня лягнуть, то я предпочел бы лошадь, а не ее.
      - Понятно. А внутренне?
      - Абсолютный примитив. Лишена всяких идей.
      Верная, как пес. Неспособна к самостоятельному мышлению, но из таких хитреньких. При этом беспредельно глупа.
      - И похоже на то, что постоянна в своих чувствах, - невесело вздохнул Бежан. - Что вовсе не мешает нам как следует ее прижать. Соседей еще опрашивают, ты распорядился?
      - Конечно. Не из-под земли же этот убийца вылез, ему ведь нужно было туда дойти, хотя скорее - доехать...
      - Минутку. А Изу Брант покойник мог бы принимать в салоне?
      - Колек утверждает, что мог бы даже лечь с ней в постель.
      - Так причем тут жена из Заверча? Черт бы побрал эту бабу...
      ***
      Намерения семейства выкристаллизовались за завтраком.
      Мне все так же ужасающе не везло, и я решила, что я скоро сойду с ума. Если бы не забота о детях, я бы просто сбежала из дому, наплевав на все поганое наследство.
      Дядя Игнатий выдумал, что кроме яйца всмятку он охотно съел бы тосты с сыром и мелко нарезанными шампиньонами, его примеру последовала вся семья. Все вдруг захотели тостов с сыром и мелко нарезанными шампиньонами, возможно, также с добавлением столь же мелко нарезанной ветчины.
      Если учесть, что я жила здесь всего два года и крайне редко что-то жарила, эту проклятую плиту я еще как следует не изучила. Счастье еще, что хоть вчерашние куры получились! Однако мне не оставалось ничего иного, как только приступить к изготовлению лакомства, постоянно упрекая саму себя за то, что заранее не подумала о кухонных проблемах. Нужно было заручиться помощью профессионала, иначе каким чудом я смогу готовить завтраки, обеды и ужины на шесть человек, одновременно возя их же по городу и демонстрируя им достопримечательности столицы?
      Обрезанный палец с пластырем мне страшно мешал, однако я все же выполнила заказ. Двадцать три тоста - больше на противне не поместилось, щедро усыпанные всем, чем требовалось, я поставила в печь и сразу же сделала поправку на количество.
      Увеличить время жарки. Температуру, естественно, тоже повыше...
      Я установила печь на полчаса. Спустя двадцать минут, управляясь с яйцами всмятку, бабушка потянула носом:
      - А у тебя, девочка моя, ничего там не сгорело?
      Елки-моталки!..
      Открыв печку, я выпустила в кухню клубы черного дыма. Да уж, ничего не скажешь, на полную мощь она жарит быстро... Пришлось им есть обычные бутерброды с ветчиной и сыром, так как булочек на тосты у меня больше не было. Сырых шампиньонов они не захотели. Ну нет так нет.
      Что же касается их намерений, то оказалось, что они хотят неделю провести в Варшаве, потом на неделю поехать в Гданьск, потом опять вернуться в Варшаву не меньше чем на неделю, затем поехать в Краков, тоже, видимо, на неделю, а конец каникул провести в Варшаве. Прекрасно, гостиницу я им забронировала, однако по всему выходило, что мне же придется их и возить. Троих - бабушку, тетю Ольгу и дядю Игнатия. Тетка Иза и дядя Филипп решили передвигаться своим ходом и, возможно, съездить в Гданьск и Краков, хотя, может быть, и нет.
      Во время пребывания в Гданьске они хотели бы лично познакомиться с моими детьми в их теперешнем возрасте, так как с маленькими они уже встречались. Так что я явно накаркала, сказав Элеоноре, что ей на голову свалится все семейство.
      Я робко осведомилась, не поедут ли они в город одни, потому что мне нужно будет приготовить хоть какой-то обед. Я бы сделала сразу дня на три...
      - Как это? - возмутилась в ответ тетка Ольга. - Ты хочешь бросить нас на произвол судьбы?
      - В этом городе, наверное, есть хоть какие-то рестораны? - заявила одновременно бабушка деревянным голосом.
      Да, Элеонора была права. Одно дело, когда я у них одна, и совсем другое - когда их у меня пятеро. Ну да ладно, куплю что-нибудь во время поездки по городу.
      Тетка Иза и дядя Филипп вновь велели вызвать для них такси и укатили отдельно от всех. Мы лишь договорились, что в определенное время встретимся все вместе на обеде, либо в Виланове, либо на Вспульной. Я очень настаивала на этих ресторанах, так как только там у меня были знакомые, и я могла бы получить столик без предварительного заказа.
      Ну и началось. В тот момент, когда я остановилась в Аллеях Уяздовских, заверещал мой мобильник. Звонил Рысек.
      - Кажется, мне звонит ваш дядя и предлагает пообедать в "Европейском", - сообщил он. - Я уже вроде бы кое-что сообразил. Вы долго не брали трубку?
      - Долго, так как не могла вытащить ее из сумочки, - призналась я. - А потом он замолчал.
      - Нет, стал звонить у меня. Не знаю, как получится в обратную сторону.
      - Тогда отключись, я попробую позвонить им...
      Результат получился точно такой же, то есть отозвался Рысек.
      - Вот видите, я угадал. Не знаю, что они там сделали, но звонки перебрасывает на меня. Я тоже попытаюсь позвонить им и посмотрю, соединит ли меня. В случае чего что им сказать?
      - Что с "Европейским" ничего не выйдет, потому что у нас там не заказан столик.
      Через пару минут снова зазвенел мобильник. Разумеется, Рысек!
      - А меня с ними соединяет. Они сказали, что все в порядке, они туда заглянули и на всякий случай заказали столик. Так что никаких препятствий нет. Они лишь хотели бы договориться о времени.
      - Очень разумная идея! - похвалила я. - Договоримся и перестанем тебе звонить. Подожди секундочку, сейчас я их догоню.
      Семейство уже направилось осматривать Лазенки.
      Я бегом догнала их и изложила ситуацию.
      - Мы будем там в четыре! - авторитетно заявила бабушка.
      Дядя кашлянул.
      - Ну хорошо, в половине четвертого, - великодушно согласилась бабушка.
      - Рысек, скажи им, что в половине четвертого.
      Пусть будут прямо в "Европейском".
      Через минуту Рысек снова позвонил.
      - Они говорят, что могут немного опоздать, так что начинайте без них и вообще не обращайте на них внимания.
      Интересно, как долго он сможет выдерживать такое посредничество. Пару недель?!.
      - Вечно с Изой и Филиппом одни проблемы! - проворчала тетка Ольга. Они всегда все делают по-своему. Если бы эта машина была побольше...
      - А я говорил, что нужен микробус, так нет, Филипп уперся, - с обидой проговорил дядя Игнатий.
      - Не Филипп, а Иза, - поправила его бабка. - Заранее было известно, что они этим воспользуются.
      - Я подозреваю, что они... - осуждающе начала тетка Ольга и замолчала, остановленная жестом бабушки. Жест был великолепен - величественный, отметавший подозрения тетки, словно метла мусор.
      Я поняла, что в семье имеют место разногласия, и те двое, Иза и Филипп, не проявляют стадного инстинкта. Странно, что они вообще приехали вместе со всеми, а не отдельно, впрочем, дай им Бог здоровья, пусть делают, что хотят. Мне сейчас было не до семейных дрязг, так как меня мучил вопрос закупок каким же образом, черт возьми, я смогу все закупить посреди пленэра и исторических памятников? Разумеется, я заранее сделала кое-какие запасы, набила ими весь морозильник, но не буду же я кормить их замороженным хлебом! Или мороженой колбасой! Свежие продукты - это свежие продукты, но как же мне от них вырваться хоть на минутку?..
      За обед в "Европейском" очень решительно заплатил дядя Филипп, так что я снова облегченно вздохнула. Позже, уже ближе к вечеру, вернувшись домой с этой полной парой и бабушкой, я впустила их в дом и спустилась к машине под предлогом постановки ее в гараж. На лестнице я позвонила Рысеку.
      - Рысек, ты где?
      - Дома. Вы тоже. Я вижу вашу машину.
      - Нет, я у тебя под дверью. Выйди, умоляю тебя!
      - Без проблем...
      - Рысек, ради всего святого, купи для меня продуктов, - нервно сказала я ему уже лично, без посредства телефона, сунув в руки ключи от машины и кошелек. - Я просто ни на минуту не могу от них отойти. Купи хлеба для тостов, булок, черного хлеба, салата, а то они уже весь сожрали, может, немного приличной колбасы, сыра, каких-нибудь фруктов - что будет. Что-нибудь на десерт, печенье или еще что-то. Поезжай в любой супермаркет, а потом поставь тачку в гараж.
      - Без проблем, - беззаботно повторил Рысек. - Сейчас вернусь. А, минуточку! Вас тут менты спрашивали.
      - Что? Какие еще менты?
      - Участковые. Рядовые. Спрашивали, живете ли вы здесь.
      - И что?
      - Ничего. Моя сестра сказала, что да. Я не вмешивался, да и вообще говорить было трудно, так как близнецы как раз включили свою сирену.
      Я махнула рукой, в данной ситуации менты меня как-то не трогали. Жить в своей квартире - не преступление.
      - Ладно, не важно. Поезжай и сразу же возвращайся.
      Рысек действительно вернулся очень быстро и привез, в частности, кашанку <Кашанка - польская кровяная колбаса с начинкой из каши.>, заявив, что в Австралии кашанки нет, поэтому для моих гостей она вполне может сойти за местный деликатес. Идея оказалась великолепной, нашей кашанки они не видели целую вечность, а кашу вообще очень любят, так что получился прекрасный горячий ужин, и все было бы хорошо, если бы дядя, жадно ее поглощая, не поперхнулся кусочком этого деликатеса. Мы довольно долго стучали его по спине, дергали за руки и давили на все возможные места, наконец, это все же помогло, и дядя, весь в слезах и соплях, однако отнюдь не потеряв аппетита, продолжил ужин, хотя и несколько более осторожно.
      Разве что общая атмосфера стала вроде бы посдержанней.
      Ожидая возвращения тетки Изы с дядей Филиппом, я мстительно решила кормить семейство содержимым моей морозильной камеры - пельменями, пызами <Пызы - польское народное блюдо: картофельные блины на сале.>, голубцами... Ладно, шут с ними, дам им еще свиные отбивные с капустой и тушеные куриные ножки... А вообще просто чудо, что я по какому-то наитию свыше заранее все это закупила и засунула в холодильник.
      Тетка с дядей вернулись ночью, в двадцать минут третьего, и жадно докончили кашанку. Я решила дать им запасные ключи, что и сделала немедленно, несколько, правда, опасаясь, что они их потеряют, так как они показались мне излишне довольными жизнью. Они проинформировали меня, что завтрашний завтрак их не интересует, будить их не следует, а уйдут они, когда захотят.
      Я не протестовала.
      ***
      Бежан подключился к расследованию и повел его в двух направлениях.
      - Люди - это одно, а события - это другое, - сказал он Роберту Гурскому. - И нам нужно заниматься ими параллельно, иначе они у нас так перемешаются, что мы и концов не найдем. Ты уверен, что все оттуда забрал?