Иоанна ХМЕЛЕВСКАЯ
      Закон постоянного невезения
      Перевод с польского В. Шибаева
      Анонс
      Хорошо иметь богатых родственников в Австралии, особенно если они намерены завещать героине нового увлекательного романа И. Хмелевской аж половину немалого семейного состояния. Беда только в том, что пока они далеко не уверены, что героиня этого заслуживает. Поэтому вес семейство приезжает к ней в Варшаву, чтобы удостовериться в том, что она действительно стала благоразумным и ответственным человеком. И тут в дело вмешивается невероятное, прямо-таки хроническое невезение, из-за которого она может не просто полностью потерять доверие строгой родни, но и становится главной подозреваемой в деле об убийстве...
      Все началось в тот момент, когда я раз в жизни решила стать благоразумной и предусмотрительной.
      Летом намечался массовый приезд моих родственников, который вполне мог оказаться чреват самыми непредсказуемыми последствиями, к тому же весьма разнообразными, от катастрофических до сенсационных. По частям они уже приезжали много раз... ну, положим, не так-то уж и много, раза три. Бог троицу любит... И каждый раз я совершала какую-нибудь несусветную глупость, так что они уже почти совсем перестали верить, что из меня получится более или менее нормальный человек, в связи с чем приходящаяся на мою долю часть будущего наследства стала весьма и весьма проблематичной.
      Возможно, что деньги - это гадость, но, в конце концов, я была матерью-одиночкой с двумя детьми.
      Так что если бы кому-то вдруг пришла в голову такая идея, я вполне могла бы принять эту гадость, скажем, с демонстративным отвращением.
      Я отправилась из Варшавы, чтобы на время пребывания австралийской родни организовать для детей двухмесячные каникулы на море, во Владиславове, в доме одной моей очень странной подруги.
      Конечно, при желании все это можно было бы оговорить и по телефону, но я как раз решила стать предусмотрительной, дальновидной и благоразумной, а в глубине души мне и самой страшно хотелось провести на море хоть один денек, поэтому я воспользовалась этим внезапным проявлением столь полезных достоинств и поехала.
      У моей подруги Элеоноры было не только необычное имя, но и весьма странный характер. Не имея своих детей, она терпеть не могла младенцев, зато обожала молодежь лет этак от двенадцати и выше.
      А молодежь со своей стороны дико, страстно и чуть ли не патологически обожала ее. Просто невероятно.
      Так что я могла подбросить ей детей на все лето безо всяких сомнений и к всеобщей радости, однако при этом следовало решить вопрос финансов, поскольку ни одна из нас в деньгах не купалась, к тому же муж ее был скуповат и создавал атмосферу. При виде денег атмосфера бесследно исчезала, поэтому я предусмотрительно намеревалась подавить ее в зародыше и силой всунуть Элеоноре задаток. После чего с легкой душой, словно птичка небесная, вернуться домой и заняться дальнейшими благоразумными делами.
      Выехала я ближе к полудню. Работа в редакциях и издательствах давала мне большую свободу, корректуры я могла читать, когда захочу, ничего срочного у меня нигде не валялось, об этом я специально позаботилась. Я запасла для дома продуктов, с которыми прекрасно умели обходиться мои дети, особенно шестнадцатилетний Томек. Он любил готовить.
      Я понимаю, что это звучит странно, но - любил. Четырнадцатилетняя же Кася из двух зол предпочитала убираться. Так что они в любом случае должны были справиться: даже при самом большом желании трудно помереть с голоду за три дня.
      До самой Млавы я вспоминала, что мне удалось забыть. Ага, ночную рубашку. Одолжить у Элеоноры не выйдет, она была значительно ниже и на столько же худее меня, кроме того, она спала в пижамах.
      А я никогда не любила пижамы. Еще пояс от халата, который одновременно служил мне для подвязывания волос во время мытья. Пояс - это, конечно, не халат, ну да ладно, может, у Элеоноры найдется кусочек какой-нибудь веревочки. Что еще... Все для головы - шампунь, бальзам, бигуди... И еще фен. А на что мне фен без бигуди? Ладно, в крайнем случае похожу три дня лохматой, какая-нибудь расческа наверняка в сумочке найдется...
      Рафахолин... Это мелочь, рыба - еда не тяжелая.
      Зато я взяла с собой две бутылки французского красного вина, потому что, хотя теперь в нашей стране можно купить все и везде, такое шардоне вряд ли найдешь. В прошлом году одуревший от счастья автор, которому я выловила все его ошибки, подарил мне аж шесть бутылок, и две я сохранила специально для Элеоноры. Ну и для ее холерного Стасичка, чтобы он не начал создавать атмосферу. Две бутылки на три человека - в самый раз на один хороший вечер.
      Другие забытые вещи не успели прийти мне в голову, так как я вдруг вспомнила предыдущий приезд пары родственников из Австралии. Семь лет тому назад...
      На Окенче <Варшавский аэропорт.> было настоящее столпотворение, поскольку в это время строили новый аэропорт, а пассажиров обслуживали в старом, где толпились и давились встречающие. Самолет из Сингапура опоздал, а я легкомысленно не позаботилась о транспорте.
      Так что родственникам пришлось после двадцати восьми часов полета торчать в очереди к таксомафии, а я удерживала их лихорадочно стараясь развлечь местными новостями, и чуть было не заставила немедленно улететь обратно, сообщив, что в магазине с чудесным льняным постельным бельем теперь продают авторучки и брелоки для ключей. И еще рамки для фотографий. Ситуацию спас тот факт, что один знакомый магазин с постельным бельем все-таки сохранился, не сменив своего профиля, и льняное белье там наличествовало.
      Потом я довезла их до дома, и тут оказалось, что мне не хватает денег на это паршивое такси.
      - Ну надо же, - сказала я, выжимая из себя радостный хохот. - Какая же я идиотка! Кошелек оставила дома, взяла только мелочь. Ничего, вы секундочку подождите, я сейчас спущусь...
      Я могла спускаться хоть двадцать раз, дома у меня денег тоже не было. Тетку с дядей, слава богу, перехватили дети, для которых австралийцы были невероятной экзотикой, и видно было, как они пытаются обнаружить у них сумки на животе, страусовые перья во всех возможных местах и боевую раскраску на лицах. Я оставила их друг другу на съедение и сбежала вниз, к этому бандиту, впрочем, невероятно симпатичному и даже очаровательному.
      - Безнадега, - сказала я искренне и мрачно. - На данный момент у меня больше нет ни гроша, но завтра я что-нибудь раздобуду, так и так придется.
      Единственный выход для вас - это приехать сюда еще раз, и тогда я вам заплачу. Адрес у вас есть, могу показать паспорт...
      - Мне, знаете ли, приходилось видеть кое-что и получше, - ответил он мне на это. - Вы же привезли богатеньких иностранцев, так в чем дело? Или они приехали сюда милостыню собирать?
      - Скажете тоже... Но не буду же я с первого шага у них деньги выцыганивать. Неудобно как-то. А кроме того, чтоб мне сдохнуть, если они не сидят на сплошных дорожных чеках и кредитных карточках, так что это и так нам ничего не даст. Давайте договоримся...
      И в этот момент я представила себе свои планы и возможности на завтра. Хоть головой об стенку бейся, мне придется с самого утра заняться делами, так когда же я смогу вырваться к, кому-либо из своих работодателей, чтобы выудить из него небольшую сумму? Можно было бы и в банк зайти, все мои заработки идут на банковский счет, и кое-что там еще найдется, можно снять, но возникает все тот же вопрос: когда? А вот если я с утра свяжусь с таксомафией, то уж к вечеру точно разорюсь...
      - Я бы могла дать вам чек, - безнадежно сказала я.
      - А на кой пластырь мне ваш чек - мотаться с ним по банковским очередям? А у соседей вы не могли бы одолжить?
      - У них с этим делом еще хуже, чем у меня.
      - Но ведь вы наверняка планируете какую-нибудь поездочку по городу, а? Родственничкам обычно столицу показывают. Может, договоримся?
      Ага, поездочку. Счас...
      И тут чудесным образом объявился сосед с первого этажа, специалист по телевизорам. То есть это я в первый момент подумала, что чудесным образом.
      Я тогда была на семь лет моложе и на семь лет симпатичней, и мне казалось, что я ему нравлюсь.
      Я бросилась к нему.
      - Пан Анджей, боже милостивый, вы не могли бы одолжить мне до завтра сто шестьдесят тысяч? Вечером верну, я привезла родню из Австралии, и мне не хватает на такси!
      - Я бы вам одолжил, у меня они даже при себе, - ответил пан Анджей с легким смущением, - но жена как раз ждет этих денег и обсобачит меня, что я их пропил.
      - Так я засвидетельствую, что это я!
      - Еще хуже будет. Она уже давно думает, что я вас клею.
      - Я засвидетельствую, что нет!
      - Вот тогда мне уж точно не миновать всех радостей с разводом...
      Вокруг нас и такси начал собираться народ, Я ведь не в пустыне жила...
      - Не хочется мне вас расстраивать, - заметил очаровательный бандит, но я на работе, и за простой тоже надо платить.
      Ив тот момент, когда я уже совсем было решилась упасть в обморок и уехать отсюда на "скорой помощи", появился мой мужчина. Так сказать, наперсник. В то время обожаемый, а позже разоблаченный как дикое чудовище. Доминик.
      Он вылез из "вольво".
      - Что тут происходит? - поинтересовался он дьявольски спокойным голосом.
      В долю секунды я пережила несколько землетрясений, концов света, вхождений в рай, инфарктов и вознесений на небеса. Эпилогом стало посыпание вулканическим пеплом. Последние минуты Помпеи.
      - Ничего, - слабым голоском произнесла я. - Мне не хватило денег на такси. Слишком мало взяла из банка.
      - Пан из мафии? - деловито обратился Доминик к бандиту.
      - Из мафии, - холодно ответил бандит. - Такси зарегистрировано. Налоги плачу. Едем из аэропорта.
      Проклятый очаровашка. А впрочем, интересно, чем он занимается сейчас, когда таксомафия исчезла...
      У Доминика хватило сообразительности не спорить с мафией, зато он обернулся ко мне.
      - Они ведь должны были завтра прилететь?
      Я готова была голову на плаху положить, что сообщила ему правильную дату, однако в данной ситуации тоже предпочла не спорить.
      - А прилетели сегодня. Возможно, дорогой, что я перепутала день...
      Доминик без слов заплатил, добавил за простой, сел в "вольво" и уехал. Мое отчаяние смешалось с облегчением, образовав потрясающий коктейль.
      Когда я наконец вошла в квартиру, мои дети уже успели гостеприимно принять австралийскую родню. Кася с энтузиазмом изображала, как мамочка когда-то, в молодые годы, съезжала с дивана на старой гладильной доске, Томек накрыл праздничный обед, состоявший из позавчерашнего картофельного супа, селедки в масле, мороженого и холодного бигоса. Тетя и дядя сидели на стульях посреди полностью распотрошенных чемоданов с остолбенелым выражением на лицах.
      - Яблоко от яблони недалеко падает, - произнесла тетка голосом, напоминавшим перец, опилки и айсберг одновременно.
      Неожиданно мои воспоминания совершили прыжок назад, в еще более ранний приезд.
      Тогда приезжала бабушка...
      В общем-то, это была даже не моя бабушка, как и не мои дядя с тетей. Бабушка была двоюродной, родная сестра моей бабушки но женской линии, а разделение семейства на континенты произошло много лет назад, сразу же после войны, в сороковых годах.
      Двоюродной бабке удалось на заре жизни, еще во время войны, выйти замуж за настоящего австралийца, они с ним встретились где-то там в лагерях, после чего энергичный коммандос сумел увезти жену в Австралию. Вторая сестра, старшая, моя бабка но прямой линии, осталась одна, как перст, без какой-либо семьи, и, возможно, им удалось бы и ее забрать с собой в Австралию, если бы не тот факт, что она была до смерти влюблена в дедушку и решительно отказалась уезжать. Оба они, похоже, оказались с характером, и никакие уговоры не произвели на них никакого впечатления, однако любили они друг друга честно и добросовестно. Уважали точку зрения другого, не уставая друг друга критиковать, и помогали друг другу, как только могли, среди попреков, упреков и взаимных напоминаний об ошибках.
      В конце концов я тоже осталась одна - единственный потомок своей бабушки, сестры двоюродной бабки, так уж по-дурацки все сложилось.
      И ради этой-то холерной заботы обо мне австралийская родня и приезжала регулярно, считая своей основной обязанностью опеку над польским нацменьшинством, тем более что им было не так уж и далеко, ибо часть семейной поросли училась или просто прохлаждалась то в Англии, то во Франции. Моим крестным отцом стал.., секундочку, нужно подумать... брат жены сына двоюродной бабки. То есть брат невестки. Ну, в общем, какое-то родство всегда можно раскопать. Даже со мной.
      Моя родная бабушка уже умерла, а моя мать одиноко болталась в этом сложном мире с непонятным общественным строем, замотанная, усталая, но при этом беззаботная и легкомысленная. Отец мой трудился до упаду безо всякой пользы для семьи, так как не умел никому отказывать, страшно хотел, чтобы все было хорошо, и неизменно верил, что так и будет. Он несколько расходился с идеологией, из-за чего ему кучами совали палки в колеса, пока в конце концов он не умер от обыкновенного инфаркта.
      Разумеется, не в момент моего крещения, а пару лет спустя.
      Двоюродная бабка приехала сразу же после его смерти, констатировала, что жить в этой стране невозможно, это просто какой-то сумасшедший дом и питомник для преступников, а бытовые условия абсолютно не отвечают элементарным потребностям человеческого организма. Она попыталась уговорить мою мать эмигрировать, но мама тоже не захотела.
      Она, видите ли, не могла оставить свою собаку, которая умерла бы с тоски, а дочери, то есть мне, нужно было окончить школу. И я была с ней согласна: на какое-то время - да, но ведь не навсегда же! В результате двоюродная бабка уехала раньше, чем собиралась, утверждая, что в этой тесноте, с собакой на голове и трамваями под окном она не спала спокойно ни одной ночи, но сердце ее вроде бы разрывалось на части, так что она решила, что я, единственная внучка ее родной сестры, должна стать наследницей половины семейного состояния. Тогда она вполне могла решить нечто подобное, так как я еще ничем ей не подставилась.
      После бабушки приезжал мой крестный отец с женой, как я вычислила моей троюродной теткой.
      Он выбрал не самое лучшее время, так как тогда у меня еще был муж, а я как раз родила второго ребенка, Касю. Слово "теснота" полностью отвечало нашим жилищным условиям - в двух комнатах размещались моя мать, мой муж, я, двое детей и кошка, так как собака уже померла. Если бы она была еще жива, ей бы шел уже двадцать первый год, и к нам постоянно приезжали бы печать, радио и телевидение, в результате чего у нас явно стало бы еще тесней.
      Я отнеслась к приезду родни столь же легкомысленно, как и моя мать, чему, впрочем, трудно удивляться, поскольку только что накануне я стонала от родовых схваток и мне было не до каких-то там поисков квартиры или бронирования гостиниц. Крестный отец с троюродной теткой мужественно выдержали одну ночь, живо воображая себе лагерь для беженцев, мой муж целый рабочий день посвятил посторонним заботам, в результате чего оказалось, что все, что им можно было предложить, - это комната в рабочем общежитии на Воле, с туалетом в коридоре и единственным душем на весь этаж. Поэтому они выдержали еще одни сутки, уже не столь спокойно, после чего все наши деньги пошли на взятку дежурному администратору гостиницы, где они наконец смогли получить более или менее нормальный номер.
      А поскольку я некоторым образом была уже взрослым человеком, весь их гнев извергся на меня. Роды родами, но ведь мужа-то я с самого начала могла озадачить! Тот факт, что он работал ответственным секретарем одного из едва выживающих журналов, ничего им не говорил и к делу не относился. Во всяком случае, унаследование мною половины семейного состояния оказалось под знаком вопроса. Оно и понятно, разве можно отдавать богатство в руки такого абсолютно безответственного человека?
      Спас меня случай, можно сказать, из области сверхъестественных явлений.
      Было такое чудное время - оно продолжалась несколько лет, - когда уважающие себя издательства платили хорошим корректорам целое состояние, а я на самом деле была хорошим корректором.
      У меня имелись три крайне необходимых для этого качества: наблюдательность, зрительная память и знание языка. Читала я быстро, и тем не менее всегда замечала ошибки и опечатки. К тому же я отличалась обязательностью и самолюбием, поэтому добровольно перечитывала набор и но второму, и но третьему разу, чтобы проверить, все ли исправления внесены. Одна пропущенная запятая заставляла меня сгорать от стыда, а из-за не правильного написания слова я готова была отравиться, утопиться и повеситься одновременно. В то время я работала днями и ночами, благодаря чему мои дети с большой неохотой и даже неким озлоблением взяли на себя обязанности по дому, а муж развелся со мной, что я восприняла чуть ли не с облегчением. Ведь он перестал отравлять мне жизнь всякими глупостями вроде обеда, стирки рубашек, ныли на полках и потерявшихся вещей, утверждая при этом, что он и сам достаточно рассеян, поэтому ему нужна надежная жена. Позднее он женился на судье, которая нас разводила.
      Я же приобрела квартиру. Моя приятельница, человек одинокий, строила себе в одном жилищно-строительном кооперативе двухъярусную квартиру и уступила ее мне но первоначальной стоимости, так как ей пришлось немедленно добывать для своей тяжело больной матери жилплощадь на одном уровне и в сосновом лесу. И она ее добыла, однако ей не хватало денег, а у меня как раз имелась в наличии необходимая сумма, которую я скопила в урожайный период, так что мы, можно сказать, спасли друг друга.
      - Понимаешь, - расстроенно говорила она мне тогда, - это второй этаж... Я-то думала, что я ее туда поселю, а сама буду жить выше, но оказалось, что даже десять ступенек могут ее убить. И конец. Мне еще повезло с этим Ченстоневым, это такое малюсенькое местечко, его даже на карте нет, сосновые перелески и ничего больше, недалеко от Груйца. За гроши, и уже без сельхозугодий, и дом почти готовый. Слушай, а у тебя есть столько денег? Я к тебе не пристаю с ножом к горлу?
      - Есть, - гордо отвечала я. - Я хомячила, как Гарпагон. А вот на свою мать я не успела потратить ни одного злотого, хотя, бог свидетель, я бы все отдала. Поджелудочная. Две недели - и все. Она умерла над наркозом, ей не тот диагноз поставили, выдумали какой-то разрыв аппендикса.
      - И она даже не знала, что умирает? Хорошая смерть.
      - Да уж. Живые-то как-нибудь переживут.
      Моя новая квартира тоже была почти готова, я еще немного напряглась, и этого хватило. При этом меня крайне порадовал тот факт, что ее мать стала чувствовать себя гораздо лучше и чуть ли не расцвела, а сама она с искренним восторгом устраивалась на этом безлюдье. Работала она графиком-иллюстратором и могла заниматься своими рисунками где угодно, хоть посреди дремучего леса.
      Получив весть о таких успехах в квартирном вопросе, австралийское семейство несколько поколебалось в своем мнении обо мне. В течение семи лет они вообще не приезжали, явно недовольные теми бытовыми условиями, которые я могла им предоставить, а теперь в них снова что-то шевельнулось.
      Объезжая Млаву, я вдруг сама осознала, откуда это у них, собственно говоря, берется. Понятное дело, где это видано, чтобы человек, приехавший в гости к родне аж на другой континент, жил в гостинице?
      Да хоть и на том же самом, в Европе, - ясно же, что все имеют обыкновение сваливаться другому на голову, потому как денег жалко, а гостиница - вещь дорогая. Если бы я, к примеру, поехала в Австралию, то где бы я там жила, как не у них, да они бы насмерть разобиделись, будь я даже миллионершей!
      Родственные связи, родственные чувства...
      Не говоря уж о рабочих общежитиях...
      Я еще успела вспомнить, что другая моя подруга ни за какие сокровища не соглашалась в поездках жить у своей родни. Она заранее бронировала номера в гостиницах, утверждая, что любит свободу, хотя и выбирала отели подешевле, так как деньги ей тоже с неба не сыпались.
      Если я выпихну детей, то получу две гостевые комнаты с ванной...
      На этом мои размышления закончились, так как впереди я заметила образующуюся пробку и препятствие на дороге. Я была достаточно близко, чтобы хорошо все рассмотреть.
      Трактор с двумя прицепами проявил какие-то намерения по части выезда на шоссе или его пересечения, а ехавший с противоположной стороны ТИР выразил протест. Теперь он частично торчал в неглубокой канаве, трактор накренился в другую, напротив, а оба прицепа перевернулись посередине, завалив шоссе ужасающим количеством сена. Возможно, что какое-то участие в этом принял и грузовик передо мной.       И все это явно произошло только что, ибо пробка формировалась на глазах. Я была четвертой, считая грузовик, а остальных я видела издалека еще в движении, я их догоняла.
      Я благоразумно оценила перспективы.
      Прицепы лежат поперек шоссе, сено в кубиках частично рассыпалось; кстати, откуда он взял столько сухого сена в это время года?.. Июнь, сырая весна, первый покос, а оно уже сухое?.. ТИР в канаве, трактор в канаве, из грузовика что-то вытекает, похоже, что пробит радиатор. Вручную с этим ни за что в жизни не справиться, должна приехать дорожная служба, кран, возможно, также "скорая помощь" и, разумеется, полиция. Неподалеку виднеются какие-то дома, может, тут у людей есть телефон?.. Но даже если кто-то сразу же позвонит, вся эта забава займет часа два, не меньше, а менты захотят допросить ближайших водителей. Еще час гарантирован. О, нет!
      Выезжая из Варшавы, я так рассчитала время, чтобы добраться до Элеоноры около семи вечера. Простою я здесь часа три, потом об обгоне и думать будет нечего, потому что с противоположной стороны пойдет непрерывный сплошной ноток. А прямо передо мной был небольшой "фиатик". На место я доберусь в одиннадцать, Стасичек придет в ярость, потому что он рано ложится спать, к тому же Элеонора предупреждала меня, что у них там ведутся какие-то дорожные работы, черт знает, на что я нарвусь там в темноте. Нет, не буду я здесь дожидаться второго пришествия!
      Я стояла как раз у начала проселочной дороги, которая явно куда-то вела, понятия не имею, куда, ибо дорожный указатель остался позади меня, но ведь наверняка по ней можно будет объехать этот сенной завал. Даже через деревни и закоулки будет быстрей, чем через эту баррикаду. Не раздумывая, я свернула с шоссе и поехала по довольно приличному, хотя и узкому асфальту.
      Первый встречный указатель информировал меня, что направо находится Пеилово. Направо мне не хотелось, это было в обратном направлении, к Варшаве, а мне бы подошла скорее Нидзица. Я поехала прямо.
      Спустя километр с мелочью асфальт закончился, и я узрела перед собой обычную проселочную дорогу, не то чтобы ровную, а на этой дороге сельскохозяйственную машину. Что бы это ни было, сеялка, веялка или косилка, мне пришлось бы объезжать ее по пахотному полю, поскольку она торчала далеко за края дороги.
      Если бы я ехала на другой машине, кто знает, в какие бездорожья я сумела бы вляпаться. Но новая "тойота авенсис"...
      Разумеется, эту "топоту" я купила не на свои заработки, за нее заплатила австралийская родня. Они пожелали, приехав, путешествовать по стране на большой и удобной машине, с кондиционером и всякими наворотами, а мне велели к ней привыкать. К счастью, от автоматической коробки передач им пришлось отказаться, так как автомата нужно было слишком долго ждать, поэтому привыкание прошло у меня довольно легко, но тем не менее я тряслась за эту шикарную тачку, как бараний хвост. Слава богу еще, что у меня был гараж, пристроенный к новой квартире, так как иначе мне, наверное, пришлось бы спать в ней. "Тойоты авенсис" крали в бешеном темпе, и никакие охранные сигнализации не помогали.
      Ничего не поделаешь, я развернулась перед сельхозмашиной и поехала на Пеплово.
      Увидев на очередном дорожном указателе надпись "Вечфня Костельна", я наконец достала атлас автодорог, потому что просто не могла поверить, что в польском языке может существовать такое странное название. Оказалось, что да, существует.
      И в этой Вечфне Костельной меня остановила дорожная полиция.
      Думаю, что им просто нечего было делать и они тормознули меня для развлечения, потому что никакого нарушения я не совершала и даже не превышала скорости, тащась, как за похоронной процессией, и тоскливо высматривая указатель на Заленже. Да и вообще чего ради они там стояли?
      - Господа, вы тут меня ловите безо всякой нужды, а там на шоссе страшная авария, - заявила я с упреком. - Вас еще никто не поставил в известность?
      - Какая авария? - заинтересовалась полиция.
      - Трактор, два прицепа, ТИР и грузовик. И очень много сена.
      - Мокрого?
      - Нет, сухого. Большими кусками.
      - Вы с нами шутки шутите? Сухое сено - сейчас? После всех этих дождей?
      - Сама удивляюсь. А еще больше удивляюсь, что вы здесь стоите. Что вам тут понадобилось?
      - Значит, так надо. Служебная тайна.
      - А, понимаю. Преступник будет убегать как раз по этой дороге. Но это не я. Только зря время теряете.
      - Это мы еще посмотрим...
      Вот так мило развивалась наша беседа, однако ее прервал коллега из патрульной машины, подзывая товарищей. Похоже, именно в этот момент они получили сообщение о баррикаде на шоссе, и я перестала их интересовать, поэтому я поехала дальше.
      У меня кончилась минеральная вода в бутылке, я хотела пить, а в то, что от жажды помогает бросить пробку в сено, как-то не верилось. В каких-то Дыбах я поискала магазин, и у них даже нашлась минеральная, однако мне пришлось постоять в очереди, состоящей из двух баб, которые увлеченно ругались с продавщицей из-за таинственного продукта, называемого ими странным именем "грульки". Вышеуказанные грульки вроде бы были подпорчены и повредили ребенку. В бурную дискуссию включилась моя машина, которой явно надоело ждать, и она начала пронзительно выть. Я вылетела из магазина как сумасшедшая: что за черт, ее уже угоняют? В Дыбах!?
      Мне удалось утихомирить ее с помощью пульта, однако вой пошел на пользу, так как мне тут же продали минеральную воду. По всей видимости, они хотели вернуться к своим грулькам без подобного шумового оформления.
      Через два часа я каким-то чудесным образом оказалась в Нидзице и выехала на гданьское шоссе. Моя сторона дороги была почти пустой, а в противоположную сторону еле-еле двигалась внушительная пробка. Так что я все-таки правильно сделала, машины перед сеном, наверно, все еще стояли, в сумме я потеряла полтора часа, а не четыре. Выходит, я продемонстрировала потрясающее благоразумие!
      Если бы я только знала, к чему это приведет...
      В девять я добралась до Элеоноры, с некоторым трудом пробившись через дорожные работы. Стасичек как раз собирался ложиться спать, и все было бы хорошо, если бы не то, что в половине одиннадцатого эта чертова машина снова начала выть.
      - Езус-Мария! Заткни ее, а то он проснется, - нервно попросила Элеонора.
      Я щелкнула. Все затихло. Но через минуту началось снова.
      Через четверть часа мы уже перебудили всю округу, к тому же море, как назло, вело себя тихо и спокойно, словно не могло как раз сейчас штормить, заглушая все остальные звуки. От дома Элеоноры до пляжа было всего метров сорок пять, при желании бьющие о берег волны могли обогнать меня на две головы, так нет же, море тихонько себе шептало, просто суп какой-то, а не море! А проклятая машина все выла.
      Стасичек впал в бешенство, несколько человек ругались издали, еще несколько - вблизи. Элеонора, скрывая подавленность, помогала мне открывать капот, причем ни одна из нас не могла нащупать запорную кнопку, которую нужно было сдвинуть.
      Подошел какой-то тип, отодвинул обеих баб, сунул руку, и капот распахнулся.
      Я бросилась внутрь с ключом, более менее представляя себе, где находится блокировка звука, но у меня тряслись руки, и я никак не могла попасть в нужное место, к тому же куда-то пропала палка, поддерживающая капот в открытом состоянии. Элеонора с трудом держала его наверху, чтобы он не сломал мне позвоночник, в общем, сплошной ужас. Тип, который отошел в сторону, не дожидаясь благодарности, подошел снова, нашел палку, отобрал у меня ключ, залез внутрь чудовищной машины, и проклятый звук наконец-то замолк.
      Всеобщее облегчение можно было почувствовать наощупь.
      - Вы - чудо, - сказала я обморочным голосом, но очень решительно. Самое огромное вам спасибо.
      - На вашем месте я бы проверил, осталось ли что-нибудь в вашем аккумуляторе, - посоветовало мне в ответ это чудо. - Алармы их разряжают. Если он сел, я заведу вас от своей и полчасика позаряжаю. Она стоит вон тут рядом.
      - Видишь, - похвалила его Элеонора, предусмотрительно оглядевшись вокруг, не слышит ли ее Стасичек. - Вот это называется настоящий мужчина.
      - Если заведется, то я и сама смогу позаряжать его на малых оборотах, решила я. - Только подождите еще минуточку, умоляю вас!
      - Да я никуда и не ухожу...
      Машина завелась, я немного погазовала, уходящие было люди, те, что ругались вблизи, неприветливо оглянулись, чего в темноте не было видно, но прямо-таки ощущалось в воздухе. Я оставила эту гадину на малых оборотах и вылезла.
      - Вот и чудесно, - ядовито произнесла я. - Здесь водятся какие-нибудь воры? Машина открыта, ключи в замке зажигания, а я иду домой. Возможность лучше не придумаешь.
      - Можешь посидеть на крылечке, - радостно предложила Элеонора. - Я зажгу лампу и дам тебе что-нибудь почитать, разве что ты предпочтешь не спускать с нее глаз.
      - Может, привязать ее веревкой к забору, как лошадь?
      - Она поломает забор, и Стасичек расстроится...
      - Я могу покараулить с полчасика, - снисходительно вызвался настоящий мужчина, он же чудо. - Все равно я тут сижу в машине и жду клиента, а вашу тачку мне прекрасно видно.
      При слове "клиент" у меня в мозгу загорелась какая-то маленькая искорка.
      - Вас нам просто небеса послали, - сказала Элеонора. - Слушай, а почему она вообще так воет? Ты с ней что-то сделала?