— За кого ты меня принимаешь? — обиделся сатирик. — Да знай он, что это мы организовали, он бы нас на куски разорвал! Не простит нам своей операции. Интересно, у них ещё подают кофе?
— Подают, сейчас попросим. И представь, даже яичницу могут приготовить!
К столику вернулась секретарша. Девушка держалась лучше всех. Оно, конечно, свадьба с фоторепортёром была уже делом решённым, но пока не обвенчались, нельзя расслабляться. Вот и приходилось мужественно выносить все трудности и проявлять бдительность. Умная и энергичная девушка занялась новой свалившейся на неё проблемой — колёсами жениха. С соблюдением должной осторожности фоторепортёру сообщили о постигшей его утрате, и он даже не успел как следует её прочувствовать — подключилась бесценная Марыся. Заверив присутствующих, что она надеется на успех, девушка куда-то убежала и вот теперь только вернулась.
— Сделано! — коротко ответила она на невысказанный вопрос в глазах обратившихся на неё сотрудников редакции. И, тщетно пытаясь скрыть распиравшую её гордость, добавила: — Дозвонилась.
— Интересно, откуда пани звонила? — не поверил сатирик. — Я сам пытался дозвониться с почты, так туда и близко не подступиться.
— Я ещё не сошла с ума, чтобы звонить с почты! — гордо ответствовала секретарша. — Ещё чего! Я отсюда — прямиком в горсовет.
— В такую рань?
— И тем не менее секретарша председателя была на месте, не могла дома усидеть.
— Ну и как? — нетерпеливо допытывался фоторепортёр.
— Приедет некий Казик из министерства внешней торговли, привезёт два колёса к «вартбургу».
— Надо же, чего только нет в этом министерстве, — удивился сатирик.
— У них и не то ещё найдётся, — пожала плечами секретарша. — Вот только привезёт он не за так.
— Я заплачу! — заверил фоторепортёр.
— Не в этом дело! — остановила его невеста и смущённо обратилась к редактору: — Пан редактор, им нужно, чтобы пресса похвалила корейские ножницы.
— Что похвалила? — не понял редактор.
— Корейские ножницы, — все более смущаясь, пояснила секретарша. — Причём похвалила сама по себе, без нажима из центра. У Казика возникли неприятности, надо помочь.
— А что, ножницы негодящие? — подозрительно поинтересовался редактор.
— Совершенно негодящие, — заверила секретарша. — Распадаются на составные как только в руки возьмёшь, а что делать? Заказ уже оформлен и оплачен, ножницы поступили в продажу. И посыпались жалобы.
— Так зачем же твой Казик закупал за границей дрянь? Ведь валютой небось расплачивался.
— Валютой, — вздохнула секретарша. — Так ведь пришлось по политическим соображениям… Указание поступило сверху, а расхлёбывать придётся Казику. Вот и нужна поддержка прессы. Зато колёса привезёт. Может, имеет смысл покараулить в лесу, чтобы последнее не спёрли?
Разумное предложение было всеми поддержано. Редактор благородно отказался от служебного «фиата» и передал ключики секретарше.
— Вот, пусть Януш немедленно тебя туда отвезёт. Когда этот твой Казик подъедет?
— Обещал часа через полтора…
Фоторепортёр не произнёс ни слова, не отрывая восхищённого взора от невесты. При одной мысли, что он мог по дурости не сделать предложения Марысе, что мог вообще не заметить этого чуда природы, ему стало плохо. Он даже весь похолодел от ужаса. Кретин, слепой кретин, целый год проработал с ней и не заметил, что вот совсем рядом живёт и дышит такая девушка. Как он мог её не заметить, как мог не оценить достоинств её ума и тела? Все так же не произнося ни слова, он вынул из руки девушки ключи от редакционного «фиата» и направился к двери.
Заметив, что за столиком у окна освободились два места, к нему кинулись двое небритых мужчин.
Это были историк и архитектор. Потеряв друг друга в столпотворении на площади, они случайно столкнулись в столпотворении на лесной полянке и больше не расставались. Им было что сказать друг другу. Решили в Варшаву ехать вместе, но не удалось втиснуться ни в один из отходящих автобусов, поэтому они решили переждать в городе. Страшно хотелось есть. Сунулись было в молочный бар, но там было закрыто по причине отсутствия продуктов.
Сунулись в ресторан — там был только заграничный коньяк, жутко дорогой. Наконец сунулись в переполненное кафе, и тут повезло, как раз освободились два места.
— Панове не возражают? — автоматически поинтересовался историк у сидящих за столом и, не дожидаясь ответа, с воодушевлением продолжил начатый разговор: — Так ведь нигде не сказано, что такое невозможно! Для энергии нет проблем с преодолением расстояния. Нет, кажется, я немного напутал, я хотел сказать — для человеческой мысли расстояний не существует, а ведь показания энцефалографа доказывают, что мысль материальна!
— Мы на минутку, — пояснил сидящим за столом архитектор, видя, что те не торопятся принять их в свою компанию. — Что-нибудь перекусить или хоть по чашечке кофе выпить. Дематериализоваться в одном месте и материализоваться в другом — это вы хотите сказать?
— В конце концов, строение ядра атома тоже стало известно совсем недавно! — пламенно ответил историк.
Услышав эти умные слова, сотрудники редакции не стали возражать против того, чтобы незнакомцы присели к их столику. Редактор даже готов был уступить им свой стул, хотя и ног под собой не чуял от усталости после многочасового изучения общественного мнения на гарволинской центральной площади. А тут мнение к нему само пришло, и он готов был впиться в него когтями и клыками.
— И вы полагаете, — воскликнул редактор, пока что впиваясь в жертву лишь заблестевшими глазами, — вы выдвигаете гипотезу…
— Я выдвигаю гипотезу, — не убоялся высоких слов историк, — что нельзя априори исключать возможность контактов с представителями других галактик! Невзирая на расстояние! Мне приходилось знакомиться с материалами — признаюсь, господа, очень отрывочно и поверхностно, но приходилось — итак, с материалами, из которых можно сделать вывод — я подчёркиваю, господа, можно — ещё не значит должно! Нет, нет, я не одержимый, я допускаю ошибки и неточности, но тем не менее можно сделать вывод о том, что наши познания в области материи и энергии находятся в зачаточном состоянии. Строение атомного ядра лишь первый шаг, детская задачка…
Не все за столиком восприняли откровения историка с таким восторгом, как редактор. Сатирик иронически протянул, подражая высоконаучным рассуждениям историка:
— Весьма, весьма рациональные воззрения.
А консультант по науке и технике язвительно поинтересовался:
— И что? В магазинах детских игрушек уже появились водородные бомбы?
— Молчать! — грозно прикрикнул на своих легкомысленных подчинённых редактор. — Заткнитесь, дайте человеку высказаться.
Историк разволновался:
— Да нет же, господа, вы упрощаете проблему. Ведь доказано, что даже мозг человека, этот генератор идей, по сути своей представляет вихрь, водоворот… короче, превращает, точнее, преобразует материю в энергию. Согласен, согласен, вопрос ещё недостаточно изучен, спорный вопрос, но, тем не менее он именно так и ставится! А телепатия? Согласитесь, проблема до сих пор не изучена, а ведь на протяжении веков, из истории известно, на кострах сжигали людей как раз обладающих незаурядными способностями в этой области, выдающимся, я бы сказал, творческим потенциалом…
Собеседники явно не успевали за ходом мысли экзальтированного историка, не уловили, при чем тут сожжённые на костре. Видимо, в своих рассуждениях и аргументации историк мчался семимильными шагами, а следовало бы немного помедленнее, ведь слушали его не Бог весть какие эрудиты. Вон, достаточно посмотреть, как уставились на оратора. Не очень-то умные лица…
Заставив мановением руки остальных молчать, не возникать, редактор сам направил дискуссию в нужное ему русло, задав наводящий вопрос:
— Вы хотите сказать, что вполне возможно перенести материю в любое место и на любое расстояние, преобразовав её в энергию?
— Вот именно!
— И не имеет значения, как на Земле называют данное явление, — продолжал редактор, — телепатия, завихрения, биологические токи или прочие излучения…
— Потери тепловой энергии, — подсказал архитектор.
Собеседники тоже были не лыком шиты. Одно за другим послышались соображения:
— Кибернетика!
— А я что говорю? Предположим, если спички исчезли где-нибудь в Австралии, они вдруг всплывут в Гарволине…
— Пан излишне упрощает проблему…
— Ну тогда всплывает в другой солнечной системе!
— Вот именно, в этом все и дело! — подхватил историк, довольный, что его наконец поняли. — Хотя я и не уверен, что в другой солнечной системе пользуются спичками.
— Особенно теми, которые производятся на Сянковской фабрике, — поддержал его сатирик. — Наверняка тамошние разумные существа ломают свои головы — если, разумеется, допустить, что у них есть головы — над тем, что это такое: вспыхивает и тут же гаснет, вспыхивает и гаснет, но не горит. Потрясающе!
— Позвольте! — воскликнул консультант по науке и технике, до которого тоже дошёл наконец смысл рассуждений историка. — В таком случае тот самый космический корабль, который мы видели, должен был исчезнуть с площади какой— нибудь планеты в какой-нибудь солнечной системе и материализоваться на площади в Гарволине…
— Машина времени! — подтвердил начитанный сатирик. Он тоже не полностью уловил глубокую научную мысль историка, что совершенно не мешало на равных участвовать в научной дискуссии.
— Нет, нет! — воскликнул темпераментный историк, не соглашаясь с оппонентом. — Не совсем так. Все гораздо сложнее. Признаюсь, я излагаю сейчас собственные мысли, отнюдь не плоды многолетних изысканий, но я полагаю, что материализация, если использовать этот термин, материализация может произойти в любом месте и в любой исторический момент. Пространство, исчисляемое в световых годах, преодолевается в считанные мгновения, затем материализуется в нашей атмосфере, где уже подчиняется законам физики. И приземляется.
И такая сила убеждения излучалась этим энтузиастом науки, что присутствующие как-то забыли, откуда в самом деле взялся космический корабль, приземлившийся на рыночной площади города Гарволина. А может, и в самом деле, дематериализовался где-то там, в глубинах Вселенной и материализовался вот здесь, за окном? Слушая этого восхитительного энтузиаста, редактор сам испытывал утраченный в хлопотах энтузиазм. Возродились увядшие было надежды на то, что в неизведанных глубинах отдалённых галактик жизнь все-таки возможна.
— А откуда вы это знаете? — с жаром допытывался он у историка. — Откуда у вас эти материалы исследований? Где вы их раздобыли?
Историк явно смутился и не сразу ответил.
— Проше пана… откровенно говоря… мне разрешили ознакомиться с материалами частным образом, по знакомству, так сказать. На симпозиум к нам приехал английский учёный, оказалось — мой школьный товарищ, в одном классе учились ещё до войны. Уехал в Англию на каникулы в тридцать девятом и не успел вернуться… По образованию он биолог, но с проблемой знаком, она интересует его уже много лет. Слышали ли вы о так называемой радиоэстезии?
— Шарлатанство.
— Сплошное надувательство!
— Ловкая мистификация.
— Новое слово в науке! — послышалось со всех сторон.
— Вот именно — новое слово в науке! — веско сказал историк. — Вспомните, Панове, ведь не так давно и электрические разряды считали шарлатанством или ловкой мистификацией… Что же касается излучения биоэнергии… В настоящее время серьёзные исследования находятся лишь в начальной стадии, материалы, с которыми друг меня ознакомил, ещё можно оспаривать, но уже и этих начальных результатов достаточно, чтобы утверждать о реальном существовании доселе неизвестных нам возможностей человека. Опираясь на эти исследования, я и позволил себе пойти немного дальше, сделать, так сказать, следующий шаг. И решительно заявляю: преодолеть все эти астрономические расстояния не так уж невозможно!
— Шампанского! — шёпотом воскликнул редактор. — И устриц!
— Спятил! — шёпотом же прокомментировал сатирик. — Шампанское и устрицы в Гарволине?!.
Редакционная машина гданьских газетчиков уже мчалась на подступах к Гарволину. Последнюю заплатку на покрышке доставили в Кольбеле, и там же, в шиномонтаже, неожиданно удалось приобрести почти новую камеру, разумеется, не за злотые.
По шоссе трудно было проехать, так оно оказалось забито потоком машин в обе стороны.
— Опоздали, опоздали! — вздыхал спортивный обозреватель. Кто-то из коллег оптимистически возражал:
— Зато, судя по оживлённому движению, там и в самом деле что-то происходит.
— Давайте остановимся, надо же перекусить! — ныл критик.
— Неужели ты думаешь, что в этом регионе сейчас найдётся съестное? — возражал фельетонист. — Насколько я знаю свою страну, в округе все сожрали. Вот разве к его брату заглянем, — кивнул он на редактора. — Как думаешь, покормит?
— Что-нибудь придумает, — не очень уверенно ответил редактор.
— А он у тебя кто? — поинтересовались коллеги.
— Никто, пенсионер по инвалидности.
— А у него что?
— Травма позвоночника. Но живёт неплохо. Жена ему попалась работящая, и за ним ухаживает, и за домом смотрит, да ещё и теплицы развела, неплохое подспорье. Правда, он в последнее время велит ей в теплицах травки выращивать, которыми лечится. И знаете, даже на научную основу дело поставил, стал травками интересоваться всерьёз, под микроскопом рассматривает, на себе ставит эксперименты, а потом статьи в специальные журналы пишет. Печатают.
— В таком случае у них найдётся, чем покормить путников, — обрадовался критик. — Едем к ним!..
Тем временем киношники и телевизионщики готовились к отъезду и паковали манатки. Не потому уезжали, что в Гарволине стало неинтересно. Нет, материала для запечатления было более чем достаточно. Уезжать заставлял голод. Правда, в полночь из Варшавы им подвезли припасы, но сколько этого было? Оголодавшие мужики враз умяли продукты, новых же достать в Гарволине было невозможно.
Продукты в полночь доставил приятель главного оператора, оставшийся в Варшаве. На оргию его не захватили, потому как выпало дежурить, о чем приятель страшно жалел и не отходил от радиоприёмника, ожидая от приятеля-оператора подробного сообщения об оргии. Вместо этого услышал по радио экстренное сообщение о приземлении в Гарволине инопланетян и не выдержал. Поскольку одновременно с сообщением по радио поступила от оператора просьба — нет, слёзная мольба подвезти пожрать, приятель бросился звонить начальству, получил добро на выезд, побросал в багажник машины все продукты, которые были в доме, и помчался в Гарволин.
Веслав, тайный агент в среде телевизионщиков, тайно пришёл в кафе за инструкциями. Редактор торжественно выразил ему благодарность и разрешил возвращаться восвояси, освободив от дальнейших обязанностей. Нельзя сказать, чтобы это обрадовало Веслава. Парню чрезвычайно нравилось и общее развитие событий, и его тайная миссия, но приказ есть приказ, и он не торопясь приступил к укладыванию в «рафик» своего громоздкого оборудования, которое предварительно сам же постарался разбросать по всему городу.
Фоторепортёр, секретарша и Казик из минвнешторга прибыли в кафе в тот момент, когда по радио перестали крутить надоевшего всем «Рыжего Рыжика» и наконец-то повторили давно обещанное чрезвычайное сообщение. Люди слушали затаив дыхание. К сожалению, ничего интересного не услышали, все то же: Центр по изучению общественного мнения организовал фиктивное приземление так называемых инопланетян, в ролях которых выступили переодетые журналисты. Ну, ещё закамуфлированный вертолёт и прочее такое, ничего новенького.
Неудивительно, что народ слушал скептически.
— А в газетах ни словечка не пропечатано, — переговаривались в кафе. — Слышал пан? Опять то же самое. Нет, что-то здесь не так, не верю я им.
— Точно, дают опровержение — вроде как ничего не было и не будет. А все для того, чтобы народ за сахаром не толпился.
— Отсюда вывод — сахар исчезнет!
— В угловой водку завезли! Бабы с утра стоят, уже заранее пронюхали. Айда, мужики!
— Вот интересно, а марсиане пьющие?
— Холера их знает…
— Да не верю я ни в каких марсиан! Так русские и допустят их к нам, держи карман шире!
— А раз по радио столько крику, что неправда, значит, самая правда и есть!
— Выходит, значит, им, марсианам, самый резон ещё раз прилететь, мы уж как следует на них посмотрим, подумаем…
— Да вы сами посмотрите, нормальные же ножницы! Режут! — с жаром убеждал Казик редактора, предъявляя ему захваченные с собой из Варшавы ножницы и очень мешая укрепить завязавшуюся было дружбу между редактором и историком, двумя бескорыстными энтузиастами космических контактов. — Да я пану сейчас продемонстрирую. Вот, смотрите!
Схватив лежавшее на столе меню, Казик попытался разрезать или хотя бы надрезать его экспериментальными ножницами. Те разрезать отказывались наотрез. Казик нажал на ножницы обеими руками. Ножницы наконец надрезали краешек меню, а остальное смяли. Казик не сдавался, поднажал сильнее. Ножницы вдруг на глазах изумлённой публики распались на две части. Привыкший к этому Казик не растерялся, вытащил из кармана специально взятую для этой цели маленькую отвёртку, подкрутил сильнее винтик и возобновил эксперимент с меню. Бедняга весь вспотел. Редактор сидел молча.
— Послушайте, спрячьте наконец этот предмет, — брезгливо сказал редактор внешнеторговцу. — Пусть у меня хоть иллюзии останутся.
И он в ожидании моральной поддержки взглянул на сатирика. Тот лишь пожал плечами.
— А почему бы и нет?
— Так вы напишете? — оживился павший было духом Казик. — Положительно?
— Пожалуй, напишу. Надеюсь, они хоть не дорогие?
— Дешевле пареной репы! — обрадовался Казик.
— Ладно, это как раз для нас…
Историк с явным нетерпением пережидал помеху, горя желанием продолжить свои рассуждения об установлении межпланетарных отношений и контактов. Кажется, можно продолжать.
— Итак, — заговорил историк, — вернёмся к нашей проблеме. Если излучения являют собой лишь микроскопические частицы энергии, то взбаламученная биоэнергия настолько сильна…
— О, появился пан Здислав, — перебила его секретарша, наблюдавшая в окно за тем, что происходит на площади. — Похоже, и с него довольно. Отчаливаем?
— Самое время! — отозвался молчавший до сих пор художник. — И скажу я вам, дорогие, что горжусь собой! Такого эффекта я, признаюсь, не ожидал. Думаю, могу считать это своим личным достижением. Что значит работать по вдохновению!
И художник поднялся со стула. Архитектор встал тоже и с интересом спросил:
— А в чем дело? Художественное оформление… неужто это вы?
— Я! — скромно подтвердил художник. — От и до.
— Тогда примите мои поздравления! Знаете, больше всего меня заинтриговали такие маленькие блестящие штучки. На загривках у них… Что это было?
— Банки, медицинские банки.
— Гениально! И вообще все потрясающе! Но знаете, я хотел вам сказать… Если бы мне поручили оформление, в некоторых случаях я бы поступил так…
И два художника вместе двинулись к выходу, на ходу обсуждая творческие проблемы.
Им навстречу в дверь кафе протиснулся социолог. В полном изнеможении свалился он на один из освободившихся стульев и, вытирая пот с лица, сказал:
— Я и мечтать не смел о таком успехе! Да тут материала хватит на две диссертации! На три! А что, вы уже собираетесь уходить?
— Боюсь, на эту ночь кафе уже закроют, — по своему обыкновению язвительно заметил сатирик, — а другое подходящее помещение сейчас в Гарволине вряд ли найдёшь. К тому же у меня есть сильное подозрение, что хозяин кафе воспользовался случаем и сбагрил нам залежалый товар, варёная колбаса, к примеру, у меня сразу вызвала подозрение. Нет, пора сматывать удочки.
Редактор с историком уже обменивались адресами и телефонами, фоторепортёр полез под столик собирать свои фотоаппараты, секретарша заказала для всех по последней чашечке кофе и принялась проверять поданные едва державшейся на ногах официанткой счета, которые следовало потом передать в соцбытсектор. Сатирик ткнул в бок задремавшего было консультанта, и все взяли в руки по последней чашке кофе…
На площадке у автовокзала на центральной площади Гарволина величественно разворачивался только что прибывший автобус. Водитель выключил двигатель, открыл дверцу. Пассажиры стали не торопясь выходить, сам же водитель нетерпеливо выпрыгнул из кабины и подбежал к коллеге, который собирался со своим автобусом отъезжать.
— Вацек, ты вчера тут был? Видел?
— Видел, а как же, — важно ответил Вацек. — Ведь аккурат в это время у меня рейс, ну я и ждал. Тут оно и началось. С самого начала все видел. Время отправляться, а я ни с места. А кто бы уехал?
— Ясное дело, — согласился коллега. — Надо же, как мне не везёт! Как раз в мой выходной высадились чёртовы марсиане, не могли в другой день. Да ты и сам знаешь, невезучий я. Ну так рассказывай же, как оно все тут происходило!
— Расскажу, отчего не рассказать! А я своими глазами все видел, с самого начала. Показалось оно, значит, вот там…
И шофёр ткнул пальцем в голубое небо, развернувшись на восток.
— В том, значит, месте такая маленькая точка появилась. Серебристая, никто сначала и не подумал… Ты что?
Коллега разинув рот уставился на маленькую серебристую точку в небе, которая появилась на самом кончике пальца коллеги. Коллега ошарашенно замолчал.
— Вот как сейчас? — переспросил коллега. — В этом самом месте?
— В этом самом, — сглотнув комок в горле, подтвердил шофёр-очевидец. — И точно так же выглядело…
Оба, задрав головы, уставились в голубое небо, туда, где вдали серебрилась маленькая точка, которая вроде бы потихоньку увеличивалась…
Гданьские журналисты въехали на центральную площадь Гарволина в тот момент, когда громкоговорители передавали опровержение. Остановив машину как раз под столбом с одним из гигантских рупоров, они стали внимательно слушать, опустив стекла в окнах.
— Что за глупый розыгрыш! — воскликнул редактор. — Запоздалое первое апреля?
— Ничего не понимаю, — недовольно произнёс фельетонист. — А этот твой брат… Может, у него не только позвоночник не в порядке? И ты уверен, что он был трезвый?
— Как стёклышко, — растерянно заверил редактор. — И клялся, что их видели собственными глазами.
— И собственными глазами видели опровержение в лесу?
— А вот об этом он не говорил, тогда ещё не было никакого опровержения.
— Послушайте, граждане! — зловеще начал спортивный комментатор. — Я гоню свою машину черт знает в какую даль, я как последний идиот всю ночь латаю покрышки…
— Да вы что, ребята, белены объелись? — возмутился редактор. — Услышали по радио официальное сообщение и сразу поверили? Дети вы, что ли? У моего брата только позвоночник повреждён, остальное все в порядке. А занятия ботаникой ещё не доказательство, что человек спятил…
— И у жены теплицы! — поддержал редактора критик.
— И брат мне заявил — видел собственными глазами! И все остальные гарволинцы тоже! А вы — «радио», «опровержение»! Да кто вериг тому, что нам по радио плетут? Лапшу на уши вам повесили, а вы и поверили! Ясно, власти опомнились, подключились, принимают меры.
— Ладно, оставим радио и властей в покое. Мы в Гарволине, люди что-то здесь видели, давайте порасспрашиваем.
Так случилось, что мимо машины гданьских журналистов проходил правый защитник местной футбольной команды 3-й лиги, один из тех легконогих бегунов, которые вчера вечером первыми после мотоциклистов и автомашин прибыли на заветную лесную полянку. Остановленный громкими криками из машины, он охотно стал делиться впечатлениями.
— Никаких следов вертолёта! — авторитетно заявил футболист. — Я был на полянке в числе первых и никого там не обнаружил — ни пришельцев, ни журналистов, ни вертолёта.
— Так может, это была другая полянка? — попробовал сбить его с толку недоверчивый от природы критик.
Футболист стоял на своём.
— Никакая не другая, та самая! И ничего там не было, кроме тех, что после опровержения из Гарволина примчались. И ни следа подделки, говорю вам! И ещё могу сказать по секрету. Я сам не видел, но Стась, мотоциклист, говорил, а он парень свой, привирать не будет. Он первый на полянку примчался и застал там одного местного парня. Так этот местный стоял сам не свой и на вопрос Стася только и сказал, что такое видел!.. Стась говорил, стоял совсем обалдевший, слова не мог сказать, в лице переменившись, и вот только и мог сказать, что «ого-го!». А потом испарился, хоть мы его и разыскивали. А радио вам с три короба наплетёт, нечего уши развешивать. Я уж на той полянке все глаза проглядел, все искал следы хоть каких космитов или журналистов, г… извините, нашёл. Сам искал, так что знаю, что говорю. Следов на поляне — что свисту за ушами.
— А тот местный парень, значит, так был потрясён… — начал было редактор, но футболист не дал ему закончить.
— …так потрясён, что в столбняк впал и слова вымолвить не мог. От впечатления.
Услышанное впечатляло.
На единственного свидетеля, местного парня, пришельцы могли напустить какое-нибудь вредное излучение, чем и объясняется его неразговорчивость и остолбенелость. Журналисты с пристрастием порасспросили футболиста, хватило бы на полянке места для вертолёта, сколько прошло времени между опровержением по радио и его прибытием на полянку, не рассказывал ли кто из прибывших на неё о встречах со странными существами, не видел ли кто, чтобы «скорая помощь» забирала в психушку кого-нибудь (предполагался остолбенелый парень), и о многом другом.
Получив ответ на все эти вопросы, журналисты наконец отпустили правого защитника и стали думать. Выходит, тут и в самом деле вчера происходило что-то необычное? Спортивный комментатор перестал ныть из-за дырявых покрышек, включил первую скорость, перешёл на вторую, поглядел вперёд, глянул случайно вверх и замер.
На голубом небе отчётливо просматривалась блестящая звёздочка, которая росла прямо на глазах.
— Неужто второй раз приземляются? — удивился первый шофёр, глядя на блестящую точку в небе.
— Черт их знает, — чесал в затылке второй. — Вчера с этого все и началось, вот так оно и выглядело. Считай, тебе повезло, похоже, они повторяют, может, специально для кино? Видишь, вон там стоит «рафик» кинохроники.
— Выходит, я все смогу увидеть? — обрадовался первый.
— Может, и увидишь…
Редактор, историк, консультант, сатирик, фоторепортёр и секретарша наконец покинули кафе. Казик, которого совершенно не интересовали чужедальние планеты, ещё раньше отбыл в Варшаву со своими ножницами. На площади сотрудников местной печати ждали редакционный «фиат» и «вартбург» фоторепортёра, уже на новеньких колёсах. В некотором отдалении виднелись машины кинохроники и телевидения, уже готовые к отъезду.
— Минутку, только сигареты куплю, — сказал сатирик. — Может, в киоске ещё остались.
— И для меня купи, — попросил фоторепортёр, с трудом отрывая взгляд от секретарши, этого небесного создания. — Если есть — «Экстру», а нет, так что-нибудь.
Сатирик направился к киоску, остальные стояли у машин и ждали его.
Купив сигареты, сатирик повернулся, чтобы направиться к машинам, увидел шофёров с задранными головами, задрал свою и остолбенел.
Над площадью бесшумно зависло бокастое серебристое веретено, над которым, рассыпая искры, вибрировал световой круг. Протерев глаза, сатирик поглядел на площадь, на коллег, ожидающих его у машины, и, с усилием преодолев оцепенение, бросился к ним. Те уже принялись рассаживаться по машинам.
— Стойте! — дико крикнул сатирик. — Да стойте же! Вы что, ослепли? Глядите, что это?!
Коллеги с удивлением поглядели на сатирика, потом перевели взгляды на небо. И тоже застыли в неподвижности.
Серебряное веретено уже совсем снизилось над площадью. Оно не издавало никаких звуков, совсем никаких, не было слышно даже тихого урчания. Слышался лишь свист ветра, поднятого вращающимся световым кругом. И оно было абсолютно ни на что не похоже!
Фоторепортёр потряс головой и протёр глаза. Остальные стояли неподвижными каменными изваяниями. Ни жеста, ни звука.
Тут к окаменевшей группе подбежал сбитый с толку социолог. Он немного позже остальных покинул кафе и только сейчас заметил странный предмет над площадью.
— Что это? — лепетал он. — Как же это?.. Ведь |это же не мы…
Ему никто не ответил.
Блестящий предмет опускался так медленно, что его движение трудно было уловить. Вот между ним и мостовой осталось не более десяти метров. Кажется, он застыл, больше не снижался, лишь непрерывно вращался над ним сверкающий световой круг.
Пассажиры отправляющегося автобуса заняли свои места и с умеренным интересом выглядывали в окна.
— Пока, — сказал второй водитель первому. — Мне пора. Вчера я все это видел, так что, пожалуй, поеду. А тебе повезло!
Выплюнув окурок, он растоптал его и залез в кабину автобуса. Не торопясь включил двигатель, не торопясь стал выруливать со стоянки. Первый шофёр не отрывал жадного взгляда от зависшего над площадью веретёна. Потом, все так же не сводя взгляда с космического корабля, задом влез в свою кабинку и, почти не глядя, занял освободившееся место на стоянке у автовокзала. Поставил автобус, открыл дверцу, пассажиры стали занимать свои места, а шофёр вышел из кабинки и все внимание уделил космическому кораблю.
Автомашина с журналистами из Гданьска с визгом затормозила у «фиата» местных работников пера. Из гданьской в жуткой спешке выскакивали приехавшие.
— Привет, Стась! — крикнул фельетонист сатирику, с которым был хорошо знаком. — Что тут происходит? Нам казалось, все это ещё вчера было…
— Здравствуйте, панове! — поздоровался с местными коллегами спортивный комментатор, — Выходит, мы все-таки успели? А я, знаете ли, всю дорогу только и делал, что покрышки латал! Но если это происходит сегодня, то что же было вчера?
— Послушайте, а оно великолепно выглядит! — восхищался критик, лихорадочно вытаскивая фотоаппарат и прицеливаясь в небо. — Кто это сделал? Клянусь, в жизни такого не видел!