Инопланетяне в Гарволине

Поэтому редактор был безмерно удивлён, когда из уст коллег одновременно вырвался вопль недовольства. Остановившись на всем скаку в своём радостном энтузиазме, редактор удивлённо вопросил:

— Вы чего? Что вас не устраивает? Все продумано до мельчайших подробностей.

— Пошёл ты со своими подробностями знаешь куда? — яростно просипел сатирик, больше других травмированный неземным одеянием. — В дорожных костюмах! Как ты себе это представляешь? Вот здесь, в этой комнате переоденемся и трамвайчиком поедем на аэродром, так?

Его поддержал художник, саркастически добавив:

— А потом, на рассвете, начнём искать ягодки в лесу.

— Уже не мы начнём, а наши трупы, — подхватил столь же горячо консультант по науке и технике. — Сообразил бы, болван, кто в состоянии выдержать столько часов?

— Нас обязательно заметит кто-нибудь из местного населения, — присоединился к протесту коллег социолог, хотя и в более мягкой форме. — А если коровы увидят, наверняка молоко потеряют, — озабоченно добавил он.

Молчал лишь один фоторепортёр. Его удручали ещё и вопросы личного порядка. Поддавшись на ловкие дипломатические уговоры редактора, секретарша выразила согласие побегать по рощице в купальном костюме телесного цвета. В нем она выглядела столь завлекательно (он в этом уже смог убедиться лично), что без труда была в состоянии удержать на какое угодно время не только телевидение и кинохронику, но и стройные ряды трудящихся в бесчисленных первомайских колоннах, вот только он не был уверен, что имеет моральное право согласиться на это. Молодого человека разрывали противоречивые чувства: общественные интересы требовали его согласия, личные категорически возражали. Занятый разрешением своего внутреннего конфликта, фоторепортёр не принимал участия в общем галдёже.

Сатирик уже совсем не владел собой, художнику же стало весело, и он предложил время ожидания провести, забравшись на ветви деревьев. Все кричали одновременно, не слушая аргументов друг друга. И хорошо, потому что консультант, не стесняясь, яркими красками сочно характеризовал состояние умственных способностей начальства, а тот неудачно огрызался, ибо коровы социолога окончательно сбили его с толку.

Самым рассудительным оказался пилот.

— Минутку, панове, потише, пожалуйста! — мощным рыком ворвался он в нестройную дискуссию и, дождавшись установления относительной тишины, продолжал уже нормальным голосом: — Зачем вам вообще лететь со мной, чтобы потом торчать в лесу до установленного часа? Я и без вас доставлю вертолёт, куда договорились.

— А как же неземные существа? — попробовал вякнуть редактор.

— Доберутся своим ходом. На любом транспорте, кто как сможет. В нормальном обличии. Ну, пусть выйдут из домов пораньше, ранним утром. Я же на вертолёте доставлю все снаряжение. Могу, на худой конец, прихватить одного автоматического подъёмника, а уж остальные пусть добираются сами. Понятно? И никаких проблем. Вечерком доставите в ангар незаметно все оборудование и снаряжение. И мне будет спокойнее. Моя машинка не очень-то стабильна, и чем меньше времени в ней будут находиться люди, тем для них лучше. Откровенно говоря, в испытательный полет я на всякий случай прихватил с собой парашют…

Парашют решил дело. Редактор поджал хвост и перестал возражать, отстаивая свой превосходный план. Приняв озабоченное выражение лица, он сначала взглянул на часы, а потом на лежащий перед ним график операции.

— Раз так, — важно заявил он, — транспортировку начинаем в семнадцать двадцать три…

Поздней ночью из ворот ангара выкатился летательный аппарат странной формы, поднялся в воздух и с тихим рычанием поплыл куда-то в юго-восточном направлении. Обслуживающий персонал в лице двух механиков и одного электрика какое-то время пялился на него, задрав головы, а затем, отерев пот со лба, как-то ошалело уставился друг на друга.

В лесу за Гарволином, на опушке довольно большой поляны, стояли, потушив фары, два военных грузовика, один «газик», микроавтобус марки «нисса» и одна легковая машина марки «вартбург». Вокруг них суетились люди с электрическими фонариками в руках. Установленные на грузовиках локаторы были направлены в небо.

И когда над верхушками тёмных деревьев послышалось негромкое урчание вертолёта, для ожидающих оно прозвучало ангельским пением…

Так случилось, что возвращающийся после ночного вызова в Хрубешев гданьский врач задавил по дороге зайца. Вспомнив, как сердилась жена из-за ночного вызова, как не хотела его отпускать, врач решил, раз уж так случилось, умилостивить супругу, привезя ей в подарок незапланированную дичь. Остановив машину, он вышел из неё и с фонариком в руке принялся разыскивать то, что осталось от сбитого зайца. Кажется, того отбросило в кювет.

Ночь была светлая, на усеянном звёздами небосклоне светила ещё и полная луна, так что при желании можно было обойтись и без фонарика. Врач действительно нашёл в придорожном рву свою жертву, без признаков жизни, но в очень неплохом состоянии. Он поднял зайца за задние ноги и тут услышал над головой негромкое урчание. Странным оно показалось врачу, нетипичным, не похожим ни на что, напоминающее привычный шум самолётов или вертолётов. Стоя на обочине шоссе с зайцем в руке, врач задрал голову и на фоне звёздного неба ясно разглядел неспешно проплывающий мимо странной формы летательный аппарат. Проплывал он на небольшой высоте и летел в направлении Люблина.

А надо заметить, что у доктора Зайончковского было хобби — моторизация в самом широком понимании этого слова. Его интересовало все, что ездит, плавает, летает, все механические аппараты. И он очень неплохо в них разбирался. В данной области его познания не уступали познаниям специалиста-инженера. Доктор читал много литературы по интересующему его предмету, выписывал даже иностранные специальные журналы, следил за всеми новинками в интересующей его области и хвастался тем, что может определить любой движущийся аппарат, созданный гением и руками человека.

И вот теперь никак не мог понять, что же он видит, хотя, задрав голову, напряжённо всматривался в проплывающий над ним почти бесшумно в ночном небе тёмный предмет. От напряжения глаза чуть не выскочили из орбит, а шея одеревенела.

Нет, на вертолёт эта штука никак не походила, а врач знал все системы вертолётов. Контуры не те. На самолёт — тем более. И уж, разумеется, не воздушный шар, не говоря о том, что воздушный шар не урчал бы вовсе. В какой-то степени силуэт проплывающего воздушного корабля напоминал бокастую лодку, но сама мысль о том, что какая-либо лодка была в состоянии летать по небу, показалась учёному доктору абсурдной.

Доктор Зайончковский отвёл взор от диковинки, потряс головой и протёр глаза, пытаясь стряхнуть наваждение, и даже поглядел на зайца в другой руке, чтобы убедиться — глаза его не обманывают… После чего опять поднял их к небу. Таинственный предмет уже почти затерялся вдали, но доктору показалось, что он вроде бы снижается.

Доктору ничего не оставалось, как сесть в машину и продолжить свой путь, что он и сделал, испытывая, кроме понятного ошеломления, ещё и что-то вроде претензии к самому себе: вот, прозевал какое-то новейшее изобретение в столь интересующей его области. В Гданьск доктор приехал к шести утра, разбудил жену, вручил ей зайца и рассказал о странной штуковине, которую видел по дороге в ночном небе, причём признался — так и не мог определить, что же это такое было, хотя на всем пути от Любиц до Гданьска только об этом и думал.

Жена благосклонно приняла подношение, спрятала его в холодильник, покрутила пальцем у виска, зевнула и решила больше не ложиться, а пораньше прийти на работу, где её с самого утра ждала срочная корреспонденция. В их редакции намечался очередной аврал…

На главной площади небольшого польского городка Гарволина, по традиции называемой рыночной, текла обычная жизнь. На автобусную станцию прибывали и с неё отъезжали рейсовые автобусы, к ним стояли, как обычно, очереди пассажиров. Очереди рассасывались с приходом автобуса и возникали в ожидании другого. Никуда не уезжавшие гарволинцы сновали по площади, переходя из магазина в магазин и совершая утренние покупки. Все было как обычно. Никто не обращал внимания на некоторые нетипичные моменты. Да и то сказать, они не очень бросались в глаза.

Нетипичными моментами были пятеро мужчин. Двое сидели на скамейке у здания автостанции автовокзала, двое прохаживались по площади, рассеянно поглядывая на малоинтересные витрины магазинов, а пятый стоял, облокотившись о газетный киоск, и читал газету. У всех пятерых в. руках были большие, как-то особенно тщательно завёрнутые букеты цветов, и большие же сумки висели на плече. О том, что в руках неизвестные держали букеты цветов, можно было лишь догадываться, ибо огромные кульки из газет полностью скрывали цветы, наружу торчали лишь обычно прилагаемые к букетам ветки декоративной зелени или даже травы. Внимательный наблюдатель даже смог бы определить, что это были преимущественно лебеда и тысячелистник.

Пятеро мужчин делали вид, что незнакомы друг с другом, и по очереди то глядели на часы, то задирали голову к небу.

Спокойную атмосферу центральной городской площади Гарволина ни в чем не нарушали драматические события, разыгравшиеся в эту минуту в трех с половиной километрах от города, на опушке небольшой поляны. Да и как могли нарушить? Кто бы мог о них сообщить? Оказался, правда, один непредусмотренный свидетель интересного зрелища, но его никакая сила не могла заставить от этого зрелища оторваться, даже на самый короткий момент.

Бригаду Государственной Польской кинохроники направили сюда для снятия сюжета о выдающемся изобретении. Руководство кинохроники по только ему одному известным каналам получило сообщение о том, что в таком-то месте в такое— то время будет испытываться новый агрегат, последнее слово науки и техники в деревообрабатывающей промышленности. Изготовленный по канадской лицензии агрегат одним своим концом извлекает из почвы дерево вместе с корнями, выпуская с другого конца уже готовый предмет меблировки. А поскольку для эксперимента неразумное руководство деревообрабатывающей промышленности избрало памятник природы, особенно любимую местным населением рощицу у шоссе Варшава — Люблин, то местное население решило отстаивать рощицу с вилами и косами в руках. А также топорами.

Приехав по названному адресу, кинохроника принялась выискивать упомянутый в тайном сообщении памятник природы, чтобы заранее выбрать наиболее подходящее место для киносъёмок. К сожалению, ничего особенного обнаружить не удалось, в общем-то обычная роща, да ещё небольшой сарайчик.

А телевизионщиков поставил на ноги сигнал о разыгрывающихся в рощице сценах, оскорбляющих общественную нравственность. Телевизионщиков предупредили, что такие сцены происходят преимущественно по ночам, затягиваясь иногда до пяти утра. Опоздав по своему обыкновению и явившись к одиннадцати, побив тем самым собственный рекорд опоздания, микроавтобус телевидения подъехал к рощице, когда там уже стояла машина кинохроники. Первым из микроавтобуса выскочил какой-то громадный детина и принялся спешно расставлять штативы, чтобы установить на них камеры и юпитеры. За ним попрыгали остальные.

Обе ветви средств массовой информации легко установили контакт.

— И вы здесь? — удивился оператор кинохроники. — Странно… А главное, незачем было беспокоиться, ведь могли бы все материалы от нас получить. Интересно, где же мужики с вилами?

Телевизионный деятель с удивлением взглянул на коллегу из конкурирующей фирмы.

— Меня тоже удивляет отсутствие мужиков, только на кой черт им вилы? Никогда не слышал, чтобы в оргиях применялись вилы.

— А чем же они станут защищаться?

— Защищаться? От кого? От девок, которых собираются… того…

Услышав о девках, которых собираются… того… к беседующим подтянулись остальные кинохроникёры. Прежде чем обе стороны обменялись имеющейся в их распоряжении совершенно тайной информацией, единственный из прибывших, знающий истинную причину вызова, громадный Веслав, успел вытащить все захваченное с собой телевизионное оборудование и разбросать его на большой территории. Одна из поставленных перед ним задач заключалась в том, чтобы затянуть время, погрузка же в микроавтобус дорогостоящего и тяжеленного оборудования наверняка потребует немало времени. Как минимум пару часов, если он, Веслав, не поможет.

Несколько озадаченные разноплановостью ожидающих их сенсаций, разбитные журналисты тем не менее решили духом не падать, а снимать все, что ни подвернётся интересного. Пока же не происходило абсолютно ничего, не только интересного, но и вообще ничего. Да и никого не было поблизости, за исключением парнишки подросткового возраста, случайно пасущего поблизости коров. При виде неожиданно появившихся в глухомани столичных машин и разномастной публики, повалившей из них, парнишка позабыл о коровах и во все глаза уставился на приехавших. Вряд ли можно было признать оскорбляющим нравственность факт, что мальчишка пасёт коров вместо того, чтобы сидеть на уроке в школе, но даже если с большой натяжкой и признать, факт этот не стоил того, чтобы из— за него мчаться сломя голову за тридевять земель.

Руководитель бригады кинохроники был очень недоволен.

— Наверняка опять ошиблись! — злился он. — У нас вечно путают. И теперь мы, как идиоты, вот примчались сюда вместо Беловежской пущи или какой другой…

С ним не согласился руководитель телевизионщиков.

— Никаких пущ! — твёрдо заявил он. — Из очень достоверного источника мы получили сообщение, что именно здесь.

— А что именно? — попытался поставить точки над «i» киношник.

Телевизионщику очень не хотелось признаваться, что их провели как мальчишек, и он старался напустить как можно больше туману.

— Трудно сказать. Официально одно, а из частного источника — совсем другое. Но источник достоверный.

— Возможно, собирались что-то организовать, да не вышло, — предположил киношник.

— Все возможно…

— Так что же, возвращаемся?

— Я бы не стал торопиться. Не мешало бы все-таки заполучить хоть какой-нибудь материал. Пусть даже хоть паршивый сенокос…

Кинохроника тоже пришла к выводу, что возвращаться с пустыми руками глупо, надо хоть что-то снять, пусть даже простое дерево. Хорошо бы старое. Стали озираться в поисках старого фотогеничного дерева, но как назло тут росли только самые обычные деревья неинтересного среднего возраста. Замусорена, правда, роща была основательно, но замусоренность наших лесов уже всем надоела, не та тема, чтобы привлечь внимание широкой общественности.

— Проедем куда подальше, — решил глава бригады кинохроники, но, оглянувшись на свою машину, увидел, что из неё уже вытащено все оборудование. Это была заслуга Веслава. Свою первую задачу он выполнил; рассеяв по лесу оборудование своей бригады, он принялся за оборудование кинохроники и с ним тоже отлично справился, тем самым лишив и её возможности сдвинуться с места в ближайшие час-два.

Ошеломлённый трудолюбием коллеги из дружественного учреждения, кинооператор позволил себя уговорить немного прогуляться по ближайшим окрестностям с целью изучения натуры. Но не успел он и шагу шагнуть, как кто— то из телевизионщиков громко вскрикнул:

— О! Глядите!

Проследив за указующим перстом телевизионщика, журналисты увидели, как из-за деревьев в некотором отдалении от них выскочила женщина, производящая впечатление абсолютно голой. И молодой. Всего одно мгновение виднелась её изящная фигурка на фоне лесной зелени, тут же из этой зелени вытянулись две мужские руки и втянули несчастную обратно в чащу.

Если кто из столичных журналистов не совсем проснулся, если кто зевал и почёсывался, то теперь все в мгновение ока, стряхнув с себя лень и оцепенение, превратились в энергичных охотников за сенсациями. Кинохроника отказалась от поисков другой натуры. Похоже, коллеги из телевидения были лучше информированы…

Женская фигурка опять мелькнула среди деревьев, и обе творческие бригады, не сговариваясь, кинулись в том направлении. Голая баба в лесу под Гарволином — это совсем не то, что, например, сто голых баб на пляже в Сопоте. Наверняка тут что-то происходит, может, и в самом деле удастся снять интересные кадры.

Облава организовалась сама собой с потрясающей оперативностью. Облава из самых что ни на есть благородных побуждений, можно сказать, облава по зову сердца, ибо следовало немедленно установить, кто же заставляет бедную женщину в таком виде метаться по лесу. Облава не на женщину, а на преследующие её преступные элементы, наверняка позволяющие себе и многое другое, оскорбляющее общественную нравственность. Найти негодяев, заснять их преступные деяния и… получить премию.

Руководствуемые столь благородными побуждениями, пыхтя и сопя под тяжестью подхваченных на ходу камер, журналисты со всех сторон пытались подобраться к лесной нимфе, но это оказалось очень непросто. Нимфа появлялась и исчезала внезапно, что весьма затрудняло охоту на неё. Никому даже толком не удалось разглядеть женщину. Понятно было лишь одно — она совсем голая и она от кого-то скрывается. Значит, правда, где-то здесь и в самом деле происходят бандитские оргии. Интересно, почему именно под Гарволином?

На лесной дорожке у другого конца полянки стоял «вартбург» фоторепортёра. От всех остальных участников облавы его скрывала лесная чаща, ибо обе машины средств массовой информации въехали на полянку по другой дороге, более удобной. Сарайчик, представляющий собой гвоздь программы, находился как раз на полпути между ними.

Мрачный фоторепортёр всеми силами старался держать невесту на возможно большем расстоянии от зрителей и как можно ближе к своей машине. И с каждой минутой мрачнел все более. Он не предполагал, что охотников на Марысю окажется так. много. А Марыся, уже не сомневаясь в горячих чувствах, пробуждённых ею в любимом мужчине, старалась вовсю, понимая, что ревность лишь ещё более укрепит эти чувства.

Фоторепортёр старался всячески помогать невесте. Умело руководя её действиями, вовремя то показывая издали девушку, то втаскивая её за очередной куст, он завлёк многочисленных охотников в глубь леса. Охотники уже не сомневались, что девушку преследует негодяй, она же пытается от него убежать. Ошалев от страха, несчастная не видит целого табуна спешащих ей на помощь честных людей и, скрываясь в гуще леса, очень затрудняет их задачу. Трудности не остановили благородных защитников жертвы насилия, они продолжали стремиться ей на помощь.

Поначалу секретарша с удовольствием выполняла свою задачу и от души веселилась, видя, как ревнует влюблённый фоторепортёр и как увлеклась ею вся эта стая журналистов. Но постепенно она стала уставать, к тому же некоторые из преследователей излишне, по её мнению, приблизились к ней. Взглянув на часы на обнажённой руке, девушка решила — пора! Убедившись, что её все видели, она вбежала в сарайчик через дверь, схватила лежащую там свою одежду и выскочила через стену — две доски там специально отодрали, они держались лишь на одном гвозде — прямо в объятия возлюбленного. Придерживая одной рукой девушку, фоторепортёр второй рукой вставил доски на место, и оба бросились к его автомашине. По дороге молодой человек весь пылал от справедливого гнева. Зубы его сами собой скрежетали, глаза метали молнии. Секретарша таяла в объятиях любимого.

В машине он был вынужден выпустить её из объятий, включил скорость, отпустил сцепление и нажал на газ. Дверцу захлопнул, когда на спидометре было уже пятьдесят.

— Марыся, ты просто золото! — крикнул с заднего сиденья редактор, который весь извёлся от волнения. — Блестяще провела операцию! С меня поллитра… Ох, глупости говорю. Проси что хочешь, бриллиантовое колье, звезду с неба…

— Талон на телевизор, — перебила девушка и, обратясь к фоторепортёру, попросила: — Остановись на минутку где-нибудь, надо же мне одеться. Не могу я выйти в таком виде на рыночной площади в Гарволине.

Фоторепортёр подумал — выйди Марыся в таком виде на гарволинской площади — и пусть приземляются хоть десять межпланетных кораблей, на них никто не обратит внимания. Однако вслух такого говорить не стал.

Неумело, в спешке организованная облава упустила зверя. Правда, обнажённую женскую фигуру проследили до входа в какой-то сарай, и даже вслед за ней в сараюшку с разбегу вскочили два охотника. В сарае было темно. Осмотревшись и не увидев преследуемой, один из преследователей выскочил обратно, другой же задержался на минутку. Этого оказалось достаточно для того, чтобы включился скрытый проектор. По старой простыне, висящей на одной из стен сарая, побежали завлекательные картинки. Изумлённый вскрик коллеги заставил его товарища вернуться в сарай.

Не веря глазам своим, оба какое-то время пялились на кадры фильма, потом, вспомнив об остальных, спохватились и выскочили из сарая. Лес огласился их громкими призывными, хотя и не очень вразумительными криками:

— Люди!!! Помереть мне на этом месте!!! Скорее сюда!!!

Вот каким образом участники эксперимента получили в своё распоряжение как минимум сорок пять минут полной свободы действий. Обе творческие бригады в полном составе застыли перед простыней, заменяющей экран. Дополнительным, непредусмотренным организаторами эксперимента зрителем оказался коровий пастух, в полном ошеломлении наблюдавший сначала приезд в его тихую рощицу двух столичных машин, потом общую суматоху и облаву, а теперь вот это потрясное кино…

В соответствии с графиком операции космический корабль уже должен был стартовать с укромной лесной полянки, вот почему руководитель эксперимента так волновался и подгонял фоторепортёра.

Как впоследствии выяснилось, они напрасно торопились, со стартом у экипажа произошла заминка. Виновницей её явилась гигантская тыква. Нет, сама по себе она была незаменима и, будучи надетой на голову спортсмена-тяжеловеса, придала последнему идеально нечеловеческий облик, тем более что в самой середине так называемого «лица» пришельца торчал хвостик, оставшийся от стебля, на котором тыква некогда росла. К сожалению, выяснилось, что, напялив на себя тыкву, автоматический подъёмник не был в состоянии не только поднимать, но и вообще сидеть в нормальной позиции. Мешала крыша вертолёта, спортсмен просто не умещался в машине с тыквой на голове. Пришлось посадить его прямо на пол, и, растолкав своей тыквой остальных пришельцев, которые забились по углам, спортсмен заявил — он ничего не видит и не ручается, что не выпустит из рук рукоятки лебёдки. Естественно, такого нельзя было допустить, никто из астронавтов не желал рисковать жизнью. Озадаченные путешественники долго думали и пришли к такому решению: в Гарволин подъёмник полетит в своём натуральном виде, без тыквы на голове. По прибытии на место опустит платформу с пришельцами и только после этого напялит на себя тыкву, что вполне было в его силах.

С проблемой справились, но решение её тем не менее заняло какое-то время, что и явилось причиной некоторой задержки старта. Вот так в самом начале и выбились из графика…

Редакционный «фиат» без особой спешки въехал на рыночную площадь Гарволина и затормозил на стоянке. Из него вышли трое: уже немного успокоившийся редактор, фоторепортёр и нормально одетая секретарша. Редактор с секретаршей сразу же направились в кафе, фоторепортёр замешкался, извлекая из багажника фотооборудование.

В кафе за столиком у окна, откуда открывался великолепный вид на всю площадь, их ждал замдиректора Центра по изучению общественного мнения. От ожидания и волнения он весь извёлся.

— Ну, наконец-то! — прошептал он трясущимися губами. — Я уже думал — вы никогда не приедете. Ничего не происходит или это я просто ничего не вижу? Наши люди будут в зале ожидания автовокзала. А ваши?

— А мы здесь! — немного удивлённо ответил подоспевший фоторепортёр, расставляя у окна свои фотоаппараты.

— Нет, я спрашиваю, где остальные?

Пододвинув секретарше стул, редактор сел и сам шёпотом ответил:

— А остальные везде. Попрятались. Кинохроника и телевидение пока в лесу, возможно, как увидят вертолёт — примчатся.

Взглянув на часы, редактор что-то подсчитал в уме и добавил:

— Думаю, минут через сорок они будут в состоянии заняться работой.

Перешёптывание заговорщиков перебила официантка, подошедшая принять заказ.

— Надо будет сразу расплатиться, — сказал фоторепортёр после её ухода. — Потом можем не успеть…

— Ага, вижу наших! — воскликнул редактор, заметив двух мужчин, прогуливающихся у магазинных витрин.

Замдиректора чуть не вышиб лбом стекло, кинувшись разглядывать «наших».

— Это которые? Вон те, с сумками? А что у них там? Зачем им такие? И вот эти штуки…

— Какие штуки? — не понял редактор.

— Ну, вроде букетов, которые они держат в руках. Будут цветы преподносить?

Пришлось редактору раскрыть производственную тайну:

— Да нет же, это микрофоны, замаскированные под букеты. А в рукаве проходит провод…

— И что, они обо всем знают? Вы ввели их суть эксперимента? — нервно допытывался замдиректора.

Редактор в ответ рассмеялся, тоже нервно.

— Как бы это вам понятнее объяснить… Мы сообщили им, что на площади будет происходить нечто интересное, а их задача — изучать реакцию граждан на происходящее и записывать их высказывания на магнитофонную ленту. О сути эксперимента им не сообщили, сказали — нечто чрезвычайно интересное, но, тсс, это военная тайна, мы сами узнали по знакомству, чтобы никому ни словечка. В общем, туману мы напустили порядочно, они так толком ничего и не поняли.

Оставив в покое газетчиков, замдиректора Центра принялся расспрашивать о представителях других средств массовой информации, телевидения и кинохроники, которым тоже предстояло освещать ожидаемое событие.

Туг редактор темнить не стал и рассказал все как есть: обе творческие бригады он держит в рощице под Гарволином, недалеко, в нужный момент успеют подтянуться сюда. Замдиректора чрезвычайно интересовали все обстоятельства разыгранного в рощице фарса, он принялся расспрашивать о технических деталях.

— И что, кинопроектор включается автоматически? Ведь для этого нужно электричество. Вы подвели к сараю электричество?

— Слишком много хлопот! — возразил редактор. — Правда, поначалу хотели попросить военных протянуть линию, а потом обошлось. Кинокамера работает на батарейках. Смотрите, об этом никто не должен знать!

От восторга замдиректора захлебнулся кофе и закашлялся. Вспомнив о своих служебных обязанностях, секретарша с силой ударила его несколько раз по спине. Обретя способность говорить, замдиректора поинтересовался:

— А откуда?..

Редактор шепнул ему что-то на ухо и немного громче добавил:

— У нас связи… А вы себе и представить не можете их достижения в области науки и техники. Чего только у них нет!

В этот момент фоторепортёр, не отрывающийся от окна, больно ударил его под столом в косточку. Вовремя ударил. Ещё немного — и позабывший сам о конспирации редактор проболтался бы, что это подчинённый замдиректора Центра по изучению общественного мнения социолог пан Здислав был инициатором хитрой выдумки и организовал все эти чудеса науки и техники через своего военного брата. Дёрнувшись от боли, редактор спохватился и придержал язык, пробормотав:

— Так что у нас связи… частным порядком… военная тайна…

А поскольку, говоря это, он в замешательстве пялился на секретаршу, замдиректора сделал вывод, что имеет честь сидеть за одним столом с современной Матой Хари, и перестал задавать опасные вопросы. От военных тайн лучше держаться подальше…!

— Боже, как я волнуюсь! — перешёл он на безопасную тему. — Как волнуюсь! Долго ещё?

— Спокойно! — сам жутко взволнованный, нервно произнёс редактор. Оторвав взгляд от секретарши, он глянул на часы и проинформировал: — По графику должны появиться через десять минут.

От волнения он не мог усидеть на месте. Вскочил со стула, опять плюхнулся на него. Молчать он просто не мог и принялся болтать о том, что приходило в голову. Замдиректора узнал, что редактор лично проследил за отправлением вертолёта, лично проверил, все ли снаряжение астронавтов было погружено в него, самих же астронавтов он, тоже лично, ещё раз проинструктировал — опять взгляд на часы — ровно один час и пять минут назад. Потом оставил команду и помчался в рощицу на редакционной машине. Уж очень его беспокоило то, что там происходило. И надо сказать, Марыся — тут обожающий взгляд на девушку — справилась со своим заданием просто блестяще, с помощью бравого фоторепортёра…

— Кстати, — вспомнил фоторепортёр, — а мой «вартбург» так и остался стоять в лесу.

— Не волнуйся, милый, — успокоила его секретарша. — Потом съездим за ним, я не забуду.

Редактор наконец замолчал, и все четверо выжидающе уставились в окно.

Двое мужчин на скамейке у автовокзала передвинулись в тень. В сотый раз взглянули на часы, потом на небо.

— Могли бы и поторопиться, — пробурчал один из них. — Солнце печёт, холера, того и гляди получишь солнечный удар.

— Да, и пиджак не снимешь, — поддержал его жалобы коллега. — Надо было протянуть провод через рукав рубашки.

— А теперь уже поздно, вот-вот прилетят. Не станешь же при всех разоблачаться?

Тяжело вздохнув, второй поинтересовался:

— А ты хоть знаешь, что прилетит? Я так толком ничего и не понял: что-то такое особенное, сказали, а что именно?

— Я тоже не знаю, — ответил первый. — Да и никто не знает. Сообщили только, что такое… нетипичное, ни на что не похожее, а о подробностях расспрашивать запретили. Военная, мол, тайна…

Прогуливающиеся по рыночной площади, каждый отдельно, мужчины с букетами нечаянно встретились у витрины одного из магазинов. Витрина была оформлена самым изысканным образом: посередине декоративный цветочный горшок с пеларгонией, на заднем плане, украшенном несколько выгоревшей материей красного цвета, на всеобщее обозрение выставлены портреты государственных мужей, собственных и дружественных, а под ними образцы товара: свитер неопределённого размера в грязно-серые и бордовые полоски и пиджак в зеленую ёлочку, тоже очень странного размера: неимоверно длинный, неимоверно узкий в плечах с неимоверно короткими рукавами.