Инопланетяне в Гарволине

— Поесть бы! — вслух мечтал критик. — Может, хоть в Варшаве удастся.

— Опять же фантаст!

— Все равно, где ты в такую пору поешь?

— Да хотя бы на Центральном вокзале.

— Ага, леденцы и засохшее яйцо в прокисшем майонезе. Ну как, все ещё не потерял аппетита?

Критик вздохнул и ничего не ответил.

Первым в космический корабль поднялся пилот. Ему пришлось вдоволь настучаться своим оружием по боку вертолёта, ибо автоматический подъёмник, сняв свою тыкву, разлёгся на полу и вздремнул, пока суд да дело. Пробудившись от стука, ещё не совсем придя в себя, он немедленно приступил к своим обязанностям и, все ещё лёжа на полу, не высовываясь, принялся энергично крутить ручку подъёмника. На глазах у изумлённой публики лестница с вцепившимся в неё одним из марсиан величественно поплыла вверх. У пилота не было ни времени, ни возможности занять правильную позицию, и в вертолёт он влетел горизонтально, головой вперёд, свалившись на пол у своего кресла.

Не обращая на него внимания, тяжелоатлет поспешил опустить лестницу, чтобы поднять следующего. «Видно, что-то там у них случилось, раз так тарабанили, — в панике соображал он. — Жаль, выглянуть нельзя, чтобы посмотреть, что именно».

— Проще пана, да выпустите же из меня воздух! — кричал на него пилот. — Мне за штурвал надо сесть!

Автоматический подъёмник не слышал отчаянных призывов, ведь он не надел своей тыквы с вмонтированными в неё наушниками, к тому же все внимание посвятил спасению собратьев по космосу, которым явно грозила неведомая опасность. Вот и второй из них оказался в вертолёте.

Поднявшийся вторым художник услышал отчаянные призывы пилота, в очень неудобной позиции валявшегося на полу. Обе руки его оказались им же самим крепко прижатыми к стенке, встать сам он не мог, не мог и выдернуть затычку из сжимавшей его автомобильной камеры. В довершение несчастья голова его опускалась все ниже и совсем исчезла под креслом.

— Да скажи наконец этой обезьяне, чтобы наушники надел! — крикнул пилот художнику.

Интересно, как скажешь, если у того нет шлема на голове? А подъёмник снова спешно опустил лестницу, готовясь спасать очередного пришельца.

Художник всегда отличался сообразительностью, вот и сейчас он нашёл выход из положения. Поскольку под рукой ничего подходящего не оказалось, художник, собравшись с силами, ткнулся своим шлемофоном в оттопырившуюся заднюю часть тяжелоатлета. Из люка последний не выпал только потому, что крепко вцепился в ручку подъёмника.

— Ты чего? — заорал он, сердито оборачиваясь, и только сейчас вспомнил, что общаться с пришельцами может лишь с помощью наушников. Схватив свою тыкву, он насадил её на голову и сразу услышал отчаянные крики пилота.

— Воздух! — кричал тот не помня себя от ярости. — Да выпустите же из меня воздух, холера!

Смутившийся тяжелоатлет бросился выпускать воздух из художника, не поняв, кто именно просит его о помощи, но крики обоих космонавтов направили его на путь истинный. С трудом отыскав в пилоте нужный вентиль, парень с силой его дёрнул. Надо же, как хорошо надута камера! Тяжелоатлет поднатужился и дёрнул сильнее. Из пилота со свистом принялся выходить воздух. Сразу стало легче. Вот пилот смог повернуться на бок, вот сумел сесть в кресло.

Подъёмник вернулся к своим прямым обязанностям. Быстренько втащил в вертолёт консультанта с его машинкой для заметания листьев, вот на лесенке въехал в вертолёт и сатирик.

— До чего же трудно первым высаживаться на Землю! — недовольно бормотал он. — Никогда больше ни в какой космос не полечу!

Последним втянули социолога, усталого, взопревшего, но чрезвычайно довольного. Реакция общественности на выдающееся событие так восхитила его, что он готов был остаться на гарволинской площади на всю оставшуюся жизнь, если бы не мучительный голод и другие физиологические потребности.

— Прекрасно, великолепно! — восклицал он. — Что за потрясающая реакция! И как все чётко, выразительно! Жаль, что приходится улетать, они только разошлись, видели, даже пытались завязать с нами торговые отношения…

— А их доброжелательное любопытство! — вторил ему художник. — Во что бы то ни стало желали установить с нами контакты, демонстрировали своих животных, свои привычки и навыки…

— Вот, вот, привычки и навыки! — подключился к обмену впечатлениями сатирик. — Демонстрируя одну из них, выдули не меньше трех литров и от чистого сердца хотели и меня угостить, чуть было силой не влили в дыхательную трубку на шлемофоне. Хорошо бы нам вовремя смыться, не поздоровится от такого гостеприимства.

И он сделал попытку стянуть шлемофон, ощущая себя уже в безопасности. Его остановил громкий возглас художника:

— Не снимать шлемофонов! Они могут нас видеть, ведь многие на крыши забрались!

Толпа на рыночной площади беспокойно бурлила.

Уже все пришельцы забрались в свой космический корабль, прихватив с собой страшное оружие.

Похоже, собираются улетать.

— Отодвиньтесь подальше, сейчас газы выпустят, — со страхом кричали в толпе.

— Глядите на этого придурка, с цветами к ним кинулся. Назад, пан, назад!

— А вы бы, мамаша, с ребёнком вообще отошли куда подальше, мало ли что! Глядите, опять со своей коляской прямо под ихнюю машину сунулась!

— Эй, заберите кто-нибудь этого пацана, не иначе, норовит к кораблю прицепиться!

Внезапно появились три милиционера и принялись оттеснять народ подальше от космического корабля и прогонять тех, кто вылезал на стартовое поле. Вряд ли они понимали, что делают, но у них уже вошло в привычку поддерживать дистанцию между народом и любым событием.

С шоссе послышались сигналы приближающихся на большой скорости автомобилей. Раздались крики:

— О, наконец-то из Варшавы едут!

— Спохватились!

— А может, немного задержать космитов?

Три автомашины ворвались на центральную площадь Гарволина и с трудом сумели затормозить перед толпой, только чудом никого не задавив. Из машин посыпались журналисты и репортёры. Журналисты кинулись к космическому кораблю, защёлкали затворы фотоаппаратов, застрекотали кинокамеры.

Редактор, фоторепортёр и замдиректора Центра по изучению общественного мнения, сбившись в кучку, с тревогой наблюдали за столичными представителями прессы. Оглянувшись на космический корабль, редактор двинулся в кафе, поманив за собой коллег. Умница Марыся сохранила им места за прежним столиком у окна. Со вздохом облегчения свалившись на стулья, они смогли наконец-то дать выход чувствам.

— Ведь я же дал команду отправляться! — выходил из себя редактор. — Чего они ждут? Ещё минута — и будет поздно.

— Точно! — поддакнул фоторепортёр. — Ещё немного — и этих людей ничто не удержит. Сметут милицию и кинутся к вертолёту.

— Мне стало плохо, как я увидел этого, с ножницами! — лихорадочно шептал замдиректора. — Уверен, он и сейчас ещё там! Того и гляди что-нибудь у них отрежет…

— Не волнуйтесь, уже не успеет! — сдавленным шёпотом успокоил его редактор. — Вроде стартуют!

И в самом деле, световой круг над вертолётом завибрировал сильнее, посыпались искры. Даже сюда донеслось негромкое, утробное урчание двигателя, над площадью поднялась туча пыли. Серебристая машина оторвалась от земли и стала медленно подниматься вертикально вверх. Люди на площади задирали головы и застывали в печальном молчании, перестав гомонить и толкаться.

Набрав высоту, космический корабль взял курс на восток. Тысячи глаз, не отрываясь, глядели ему вслед. Вот корабль с пришельцами серебристой звёздочкой блеснул на небе в последний раз и растаял в небесном просторе.

Только теперь редактор с облегчением вздохнул и, словно вернувшись с небес на землю, с тревогой посмотрел на клубящуюся людскую массу за окном. Эксперимент закончен, можно давать запланированное дементи — официальное опровержение. И вот теперь, глядя на возбуждённые лица соотечественников, редактор понял, как непросто давать это опровержение. По меньшей мере три четверти очевидцев поверили в пришельцев из глубин космоса, а как минимум половина из поверивших твёрдо знала, что это только начало, только первый визит, за которым обязательно последуют дальнейшие. И в самом деле: вот ведь прилетели, эти галактические существа, им наверняка понравилось у нас, не могло не понравиться, значит, прилетят ещё. И обязательно что— нибудь привезут, какой-нибудь невиданный дефицит! Когда прилетят? Неизвестно, но они как-то так выглядели, что наверняка скоро…

При таких настроениях общественности сказать правду?! Нет, это может привести к совершенно непредвиденным последствиям. Редактор нутром чувствовал, что обманутая в своих лучших устремлениях общественность отреагирует бурно и бескомпромиссно, и не испытывал ни малейшего желания не только быть растерзанным разъярёнными соотечественниками, но даже получить хоть самый пустяковый фонарь под глазом. Сейчас выступить с опровержением смерти подобно. И вообще, если они хотят уцелеть, нельзя признаться в своей причастности к эксперименту с космонавтами, напротив, надо эту причастность всячески скрывать.

Продумать линию поведения редактору очень мешало поведение замдиректора Центра по изучению общественного мнения. Видя, что эксперимент благополучно закончился, экспериментаторы улетели и никакая опасность им больше не грозит, замдиректора не только успокоился, но приободрился и пришёл в расчудесное настроение. Ещё бы, общественность с таким интересом восприняла появление пришельцев и так ярко продемонстрировала своё к ним отношение! Такого успеха ещё никогда не добивалось вверенное ему учреждение, как же было не радоваться?

И, совершенно не задумываясь над последствиями разоблачения только что сыгранного спектакля, замдиректора продолжал жадно изучать реакцию общественности, которая и. не думала расходиться после убытия инопланетян.

Напротив, толпа на рыночной площади города Гарволина все увеличивалась. Подтягивались опоздавшие гарволинцы и иногородние. Последние прибывали в основном на легковых машинах, крестьяне из пригородных сел примчались в телегах. Отчаянно сигналя, сквозь толпу пробивались отъезжающие с автовокзала автобусы, почти пустые, ибо никому не хотелось уезжать после только что увиденного. Зато прибывавшие были переполнены до невозможности, люди выскакивали на ходу и смешивались с очевидцами на площади, жадно расспрашивая о подробностях эпохального события. Счастливчики, они собственными глазами видели космитов!

Толпа сгрудилась у стены дома, запечатлевшей обмен познаниями между пришельцами и землянами. Одни фотографировали бесценные рисунки и письмена, другие срисовывали их в блокноты. Безмерно уставший и охрипший учитель математики давал пояснения.

— Вот это моё, а это они рисовали. Это тоже моё. А вот это нарисовал второй пришелец. Да, двое из них участвовали в общении с помощью науки.

А взбудораженные, радостно взволнованные люди фотографировали и тщательно срисовывали все рисунки и надписи на стене дома, в том числе и старые: «Да здравствует VI съезд партии!», «Зоська обезьяна», «Марек, я тебя люблю!» В фотоателье на площади фотограф проявлял плёнку. Его обступил тесный круг физиков и случайных болельщиков. Получится или нет?

У фотографа от волнения тряслись руки, он понимал, какая на нем лежит ответственность перед человечеством. В красном свете тёмной лаборатории люди беспокойно вздыхали, некоторые, не в силах ждать, нервно, как бесплотные тени, метались по комнатке.

— Спокойно, панове, не толкайте, — дрожащим голосом просил фотограф и на всякий случай пытался подстраховаться: — Может, они все засвечены, ничего не отпечаталось. Мы не знаем, возможно, космиты какое-то особое излучение выделяли.

Кто-то из болельщиков столкнул с полки пузырёк с реактивами, который со звоном разбился на полу. И одновременно второй торжествующе вскричал:

— Вот они! Проявляются!

Болельщики напёрли на кюветку с мокрыми фотографиями так, что чуть не перевернули её.

— Панове, осторожнее, опрокинете! — тщетно взывал фотограф.

— Есть! Получились! — гремели радостные выкрики.

Опоздавшие столичные журналисты обступили аптекаря как человека интеллигентного, умеющего формулировать мысли, и дружно записывали его показания, сделав пометку: «Этот человек видел их собственными глазами».

— Головы у них как пивной котёл, а туловища толстенькие такие, — важно разглагольствовал аптекарь, стараясь ни в чем не погрешить против истины. — Нет, рук и ног не было, были лапы, такие разлапистые, а сзади что-то этакое болталось…

— Хвост? — подсказывали журналисты.

— Да нет, они им не махали, что-то такое тоненькое, загнутое. Скорее подпорка какая или третья нога.

— «Третья нога», — дружно записали газетчики.

— А сквозь головы что-то просвечивало, — продолжал аптекарь. — Глаза, наверное, так что я думаю — эти котлы у них на головах шлемами были, не иначе, и вообще они были в скафандрах. Нет, сами по себе никаких звуков не издавали, но оружием пользовались оглушительным. Маленькое, а грохотало так, что стены тряслись. И искры пускало, и газы ядовитые, целым облаком так и летели. Вроде как пыль серебристая. Наставляли на народ и не позволяли приблизиться к кораблю. Да нет, не в том дело, что польского не знали, с ними на разных языках пробовали объясниться, а они не реагировали…

Другой группе опоздавших охотно давал показания образованный механик.

— Корабль их был довольно большой, вместительный, там свободно ещё столько же штук могло поместиться. А наверху у него крутился такой светящийся круг, и с одного конца — ещё дополнительный, но уже поменьше.

«Светящийся вибрирующий круг», — записывали журналисты.

— О, правильно, именно вибрирующий! А корабль ихний весь вроде как из серебра, аж блестел и отсвечивал на солнце, нет, полозьев внизу не было, я же говорю, было нечто вроде такой большой лапы и он на этой лапе стоял.

— Да видел я его морду вот как сейчас вашу вижу! — громко кричал парень, чрезвычайно польщённый таким вниманием к себе не только гарволинцев, но и столичных журналистов. — А потому что я с самого начала забрался на крышу со старым отцовским военным биноклем и вон за той трубой примостился. Оттуда все видно как на ладони. Сначала, значит, рассмотрел тех, что вылезли, а потом и того, что внутри остался. Да нет, с самого начала никого не было в корабле видно, он позже показался. Гляжу, а сквозь стекло в верхней части ихнего корабля агромадная головешка торчит, нет, гораздо больше, чем у тех, что вылезли наружу. Может, их начальник? И нос посередине…

«Посередине нос», — жадно записывали газетчики.

— А ты уверен, что это именно нос?

— Да нет, конечно, совсем не уверен, но торчала эта гуля в самой серёдке, очень на нос смахивала, я подумал…

— Ты о глазах, о глазах не забудь, — напоминали сгрудившиеся вокруг другие очевидцы.

— Да, по всей голове у него глазища натыканы, — спохватился парень. — Так и сверкают во все стороны, аж меня в бинокль ослепили.

— Как ты сказал? — удивились газетчики и поспешили записать: «Глаз большое количество, расположены…» Где они расположены?

— Да говорю же — по всей морде, где попало. И жутко блескучие, просто страх. Да нет же, говорю — живое, шевелилось, то исчезало, то снова показывалось. Да не я один видел, вот людей спросите.

Люди охотно подтвердили:

— Факт, живое. А потом совсем спряталось в серёдке, мы думали, тоже вылезет, а оно не вылезло, осталось в серёдке. И не в скафандре было, как остальные, а голое.

— Почему вы так решили? — удивились газетчики.

— Потому как кудлатое, — авторитетно заявили очевидцы. — Своими глазами видели вроде как рыжие космы.

И тут следует отдать должное очевидцам, ибо автоматический подъёмник и в самом деле был парнем рыжим, сплошь поросшим густыми волосами, с кудрявой шевелюрой.

— Лично для меня никакого сомнения — представители высокоразвитой цивилизации, — возбуждённо делился с приезжими своими наблюдениями историк. — Естественно, никаких языков землян не знали, но с самого же начала удалось установить с ними контакт с помощью математических терминов. И знаете, я уверен — к нам они прилетели впервые, для них это нечто вроде эксперимента… приземление в совершенно чуждом им мире.

Его поддержал архитектор, с лица которого до сих пор не сошёл яркий румянец.

— Коллега прав, хотя у меня создалось впечатление — не такой уж чуждый для них мир наша Земля. По всей видимости, условия существования у них в чем-то сродни нашим, у них тоже возводят постройки для живых существ, и об этом они пытались нам сообщить с помощью рисунков мелом, вон, видите? Запишите мой адрес и фамилию, дома я обязательно обработаю свои наблюдения и подробно опишу. Да, да, записывайте…

Газетчики записали фамилии и адреса представителей местной интеллигенции, которым выпало счастье пообщаться с представителями высокоразвитой галактической цивилизации, и в сотый раз щёлкнули каракули, нацарапанные мелом на стене обшарпанного дома…

А вот здесь опоздавшие окружили коллектив молочного бара во главе с его заведующей. Женщина возбуждённо рассказывала:

— А ещё у них водятся тараканы и клопы! И крысы. Видели бы вы, как они боятся маленьких животных! Видели бы вы, как шарахнулись от обычных кошек, чуть с ума не сошли от страха, чуть всех нас не сожгли, так перепугались! А больших животных совсем не боятся, лошадей вот ну ни капельки не испугались.

— А животные на них как реагируют? — задали умный вопрос журналисты.

Женщина замялась. Похоже, вопрос застал её врасплох.

— Как? Да никак.

Официантки молочного бара дополнили наблюдения своей заведующей.

— Кони вроде бы ногами топали, — неуверенно сказала одна.

— А что им ещё ногами делать? — возразила другая.

— А вот коты бросились от этих чудищ куда подальше, — припомнила третья.

«Ужас и паника охватили животных», — поспешили записать акулы пера.

— Разрешите доложить, гражданин майор, я не вмешивался, только порядок поддерживал, — отчаянно защищался дежурный милиционер, когда руководство попыталось свалить на него ответственность за беспорядки на площади — И никаких беспорядков не было, гражданин майор. Так точно, сборище на площади имело место, но без транспарантов и враждебных лозунгов. Нет, выкриков антиправительственных тоже не было, были другие. Нет, хулиганских выходок тоже не было… Согласен, непорядок, кони не должны были въезжать на площадь, для тяглового транспорта движение закрыто… Есть пять суток гауптвахты!

На лесной полянке царили неуверенность и тревога. Спускались сумерки. Посередине поляны поблёскивал вертолёт, рядом космонавты помогали друг другу снять космическое облачение. И дело не в том, что тут встретились непредвиденные трудности. Главное, вдруг выяснилось: никто не знает, что делать дальше, в разработанном редактором плане зиял существенный пробел.

Полянку фоторепортёр выбрал очень удачно. Расстояние от неё до Гарволина составляло пять с половиной километров. Это по прямой линии. Шоссе сюда, ясное дело, не было проложено, по лесной же дороге, в объезд, набегало десять километров. Можно было добраться лесными тропинками пешком, сокращая путь, тогда набежало бы километров шесть с гаком.

Вот эти шесть километров с гаком и преодолел ускоренной рысцой тот самый коровий пастух, которого судьба с самого утра связала с необычными событиями этого дня. Надо отдать парню должное: трассу он преодолел за рекордно короткое время. Правда, о брошенных на произвол судьбы коровах совсем позабыл. Прямо с центральной площади Гарволина, задрав голову и не спуская глаз с удаляющейся серебристой точки, он бросился сразу же за космическим кораблём. Гнался за ним по бездорожью, продирался сквозь густые заросли, время от времени выбегая на хорошо ему знакомые лесные тропинки. На одной из полянок он успел заметить, в каком месте блестящая точка круто начала снижаться.

Это придало силы преследователю. Нет, он преследовал корабль без всякой определённой цели, он никаких планов не строил, он вообще был не в состоянии ни о чем логично думать. Ещё бы, ведь с самого раннего утра его ещё не окрепший подростковый ум должен был переварить такое множество сильных необычных впечатлений, что и взрослый спятил бы, что уж тут говорить о деревенском пареньке. Вот он и действовал инстинктивно, ни о чем не размышляя, а просто впитывал в себя необычные впечатления этого дня, и теперь здоровый инстинкт гнал его по чащам и пущам, подсказывая, что приключения ещё не кончились. Не разум, а какие-то клубящиеся где-то в области желудка чувства довели до его сознания то обстоятельство, что небесные чудища не улетели к себе на небо, что они садятся в серёдке леса, что можно ещё раз на них посмотреть.

На лесную полянку запыхавшийся пастушок примчался через полчаса после приземления вертолёта. Стараясь отдышаться, он привалился к стволу дерева на краю леса. Вот они, эти чудища, можно дальше не бежать.

— Жрать охота по-страшному, — стонал художник, выпутываясь из последних витков велосипедных камер. — А они, на площади, как назло едят и едят! Жрут и жрут, чтоб им… Как думаете, это тоже такая реакция на нетипичное явление?

— Да нет же, как пан не понял? — втолковывал социолог, оторвавшись на миг от своих камер. — Это была демонстрация! Общественность старалась довести до сознания прибывших к ним в гости инопланетян земные обычаи и привычки! Показывали, как у них тут питаются, вот и стали есть, что у кого было. И нас пытались угостить, дай им Бог здоровья! Хотя вы правы, и в самом деле это проявление здоровой реакции. Я в восторге, панове! Такой великолепный материал для изучения общественного мнения! Как бы мне хотелось видеть, что там происходит сейчас! Поехали туда!

— Там теперь не поешь, — предостерёг сатирик. — Гарволин опустошён до последней крошки, до последней капли. Не поешь там, не выпьешь, а все из-за нас!

— Да я не для того, чтобы поесть, — оправдывался социолог, — очень бы хотелось посмотреть на их реакцию после опровержения.

— А кто должен давать опровержение?

— Да Адам же. Сказал, сам ещё не знает, в какой форме последует дементи, в зависимости от обстоятельств… По радио передадут.

— А у меня в вертолёте приёмник, — отозвался пилот, спускаясь по лесенке, немного погнувшейся из-за излишне поспешной посадки космических пришельцев. — И ещё у меня есть бутерброды и кофе. Правда, боюсь, досыта не наедитесь, но я охотно поделюсь с вами. Вот, пожалуйста.

— Ах, золото, не парень! — растроганно воскликнул художник, первым хватая бутерброд.

Тут из дверцы вертолёта выставил голову автоматический подъёмник.

— Тут у меня достаточно еды для всех, — сказал он. — И напитки тоже есть.

— Наконец-то доказательство, что Адам о нас позаботился, — похвалил редактора сатирик, принимая из рук тяжелоатлета большую сетку с едой и питьём. — Даже странно, как это он не забыл?

— Нет, это не пан редактор передал, — поправил его тяжелоатлет, — это пани Марыся.

— Марыся! — в один голос воскликнули космонавты. — Ну и девушка, дай Бог ей здоровья. Вряд ли Януш заслуживает, чтобы у него была такая жена.

И, забыв о дементи, все набросились на еду. Даже энтузиаст социолог, только что уговаривавший вернуться в Гарволин, при виде завлекательных бутербродов, пирожков и кусков жареной курицы вмиг охладел к своей идее и почувствовал, что зверски хочется есть. В самом деле, ведь целый день без еды. И социолог, схватив аппетитный бутерброд, вонзил в него голодные зубы.

Тут послышался шум мотора и, подскакивая на корнях деревьев, на полянку выехали из лесной темноты «газики» с механиками. Они с волнением наблюдали за подвигами астронавтов на гарволинской площади и теперь, ещё не остывшие от эмоций, принялись обмениваться впечатлениями.

— В последний момент вы отчалили, пан капитан, — говорили они пилоту. — Что там сейчас делается! Вся Польша устремилась в Гарволин, можно сказать. Никогда такого не видели.

— С нашими говорили? — задал деловой вопрос сатирик.

— Пытались, да никак не могли пробиться, но пан редактор издали руками махал, мы поняли — велел домой отправляться. Ну мы и поспешили к вам.

— Не сейчас, — возразил пилот. — Подождём, пока совсем не стемнеет.

— Как это домой? — возмущённо возразил художник, поспешно заглотив огромный кусок курятины. — Ведь я так понял — здесь мы должны оставаться, чтобы люди после опровержения могли убедиться — никакие мы не пришельцы. Все должно быть по-честному…

Механики переглянулись, и один из них не очень уверенно заметил:

— Мы так поняли — обстоятельства изменились. Люди поверили в космитов, могут обидеться. Нет, редактор правильно махал.

Социолог вскочил с пенёчка, сидя на котором уплетал пирожок с мясом.

— Я должен быть там! — пылко вскричал он. — Я должен это видеть! И слышать!

В тёмном лесу блеснули огни автомобильных фар, и на полянку выкатился «фиат» редактора. Стремительно затормозив, редактор ещё на полном ходу приоткрыл дверцу и, высунувшись, крикнул:

— Сматывайтесь, ребята! Каждую минуту можно ждать опровержения, а Януш уверен — тогда вас запросто линчуют! Замдиректора Центра придерживается того же мнения. И если вас обнаружат на этой полянке уже в нормальном виде, ни за что нельзя поручиться! Общественность вот-вот нагрянет! Привет, мне надо вернуться!

Редактор захлопнул дверь, развернул машину, фары очертили полукруг, выхватывая из темноты крайние деревья леса. И за одним из них астронавты явственно разглядели фигуру какого-то парня.

Развернувшись, «фиат» умчался, а среди астронавтов поднялась паника. На них произвели большое впечатление слова редактора о том, что обманутая общественность растерзает их, если застанет на указанной в опровержении полянке. Похоже, общественность уже добралась до них, вон какой-то парень из-за дерева выглядывает, может, лазутчик, ждёт, пока подтянутся основные силы. Бежать, скорее бежать!

А парень из-за дерева с восторгом следил, похоже, за последним действием захватывающего спектакля. Похватав небрежно брошенную на траву космическую одёжку, залётные гости наперегонки бросились к вертолёту и, отпихивая друг друга, спешили подняться по лесенке. Вылив на себя остатки кофе из термоса, сатирик бросился подбирать космическое оружие. Теряя и растаптывая остатки пищи, пилот первым занял своё место в машине и принялся проверять рычаги, на всякий случай включив радио. Автоматический подъёмник, вместе со всеми вкушавший пищу, помогал неумелым космонавтам забираться в вертолёт, швыряя их, как мячики. Остальные втиснулись в два военных «газика».

Пилот ещё не захлопнул люка вертолёта, ещё торчал в нем вверх ногами художник, ещё шофёры «газиков» не включили двигателей, когда один из них что-то услышал и, перекрикивая общий шум, заорал:

— А ну, тихо!

Все примолкли. И в лесной тишине дружным трио прозвучали три радиоприёмника. По радио сообщили:

— Внимание, внимание! Передаём важное сообщение…

В битком набитом кафе фоторепортёр, замдиректора Центра по изучению общественного мнения и секретарша все ещё занимали столик у окна, с трудом удерживая свои позиции. Более того, им даже удалось отстоять стул редактора. Они с волнением и тревогой ожидали роковое опровержение. Замдиректора бережно прижимал к груди магнитофон редактора, просившего позаботиться об аппарате до его возвращения. Фоторепортёр, чтобы убить нестерпимо медленно тянущееся время, вставлял в фотоаппараты новые кассеты.

Внезапно гул голосов в кафе стих, стали слышны слова диктора местной радиосети:

»…и для этой цели Центр по изучению общественного мнения имитировал высадку инопланетян в городе Гарволине. Под видом пришельцев, якобы прилетевших из глубин Вселенной, выступали работники местной печати. Роль космического корабля сыграл специально оборудованный военный вертолёт…» Мёртвая тишина воцарилась в кафе. Та же тишина нависла и над площадью, где наконец с некоторым опозданием подключили громкоговорители. И в этой наступившей тишине отчётливо прозвучали заключительные слова экстренного сообщения:

»…поднялся в воздух и вместе с фиктивными пришельцами покинул центральную площадь Гарволина. Для того чтобы убедиться в правдивости данного опровержения, все желающие могут увидеть как упомянутый выше вертолёт, так и его пассажиров на полянке в лесу под Гарволином, в районе Ясной, в шести километрах от города. Более подробное сообщение будет передано после вечернего выпуска последних известий».

— Эй! — крикнул в волнении критик, вытягивая голову из окошечка «опеля». — Похоже, мы опоздали! У них, в Гарволине, что-то случилось. Только что было передано экстренное сообщение.

— А то вы не знали! — мрачно отозвался редактор. — Наверняка опоздали, открыл Америку. Ведь случилось ещё когда… А что сообщили по радио?

— Я только последнюю фразу ухватил насчёт того, что «как вертолёт, так и его пассажиров можно увидеть» где-то на полянке под Гарволином, в шести километрах от города. А подробности сообщат после вечернего выпуска последних известий.

— Ну, что я говорил! — обрадовался редактор. — Правду мне брат сообщил, а вы сомневались. Значит, и в самом деле высадились там инопланетяне, раз уж по радио сообщают.

— Так и сказали — «можно увидеть»? — недоверчиво протянул фельетонист.

— Так и сказали. Надо включить радиоприёмник на всю мощь, послушать, что же сообщат.

Несчастный спортивный комментатор не отреагировал на экстренное сообщение. Сидя на обочине кювета, он меланхолически сжимал в объятиях очередную покрышку с только что прилепленной свежей заплаткой, крепко прихваченной тисками. Необходимость обеспечить своё транспортное средство четырьмя действующими колёсами выжала из него все силы, как душевные, так и физические.

Сочувственно поглядев на него, критик попытался вдохнуть в коллегу бодрость: