О Дерчике сплетничали очень средненько. Все уже знали про убийство, и еще перед первым заездом я услышала, что:
      Дерчик умер с перепою;
      Дерчика убили, подмешав в выпивку яд; его застрелили из огнестрельного оружия; он умер после страшенного мордобоя, в больнице, куда его отвезла "скорая"; мафия зарезала его ножом за то, что не соглашался придержать лошадь; то же, с той разницей, что он должен был прийти первым, мафия на него поставила, а он ее подвел; его убил тренер в приступе банальной ярости; то же, но предумышленно, с целью избавиться от него раз и навсегда (видимо, в своем мнении о Дерчике я была не одинока);
      Дерчик шантажировал Глебовского, держал на него компромат и только поэтому скакал. Добровольно никто в здравом уме его на лошадь не посадил бы;
      Дерчик сам, лично, был главным мафиози, держал всех под уздцы, и люди потеряли терпение; он якобы у кого-то отбил девушку, может быть невесту или даже жену, и тот, кому изменили, переборщил с отмщением.
      Услышав последнюю сенсацию, я тоже потеряла терпение.
      - Чем это он ее соблазнил? - спросила я ехидно. - Веснушки ее так пленили или же рыжая башка?
      Собеседник тут же стал утверждать, что женщина - существо непредсказуемое, и настаивал на своем.
      Только один вякнул нечто, в чем была капля смысла. Обращался он не ко мне, я случайно услышала.
      - Слишком он много знал, - сказал человек вполголоса пану Мариану.
      Пан Мариан зашипел на него и помрачнел. Похоже было, что и он слишком много знает и теперь стал бояться уже за себя. Я была уверена, что ничего он мне не скажет, потому что он считал меня женщиной, а женщины всю жизнь служили ему не для бесед. Колени красивые у меня могут быть, это пожалуйста, а вот в вопросе разума - и говорить не о чем.
      Три четверти моего естества были поглощены, игрой, а одна четверть интересовалась встреченным вчера мальчиком. Еще сегодня я бы этого малыша узнала, а вот дня через два напрочь забуду, как он выглядел. Потомство сотрудников ипподрома шаталось по всей территории в больших Количествах, потому что для большинства этих детишек лошади были любимыми домашними животными, а тайны тотализатора - хлебом насущным. Однако ни один из них никогда не выказывал такого смертельного страха, ведь если бы не сумасшедший испуг в глазах, я бы на мальчика вообще не обратила никакого внимания. Что такое могло с ним приключиться?
      В перерывах между заездами я внимательно смотрела по сторонам, но ничего не заметила. Зато нашла того типа, который вышел из административного корпуса сразу после мальчика, вместе с кем-то чужим. Этого человека я отлично знала, не знала только его фамилии. В него я и вцепилась.
      - Я вас вчера спрашивала про Еремиаша, помните?
      Мужик всматривался в программку, но тут оторвался, чтобы посмотреть на меня, и видно было, как он собирается с мыслями.
      - Вы меня?.. А! Ну да. Конечно. А что?..
      - Вы выходили из корпуса с каким-то знакомым, а перед вами мчался такой маленький мальчуган. Вы его заметили?
      - Кого?
      - Этого мальчугана.
      - Какого мальчугана?
      Даже интеллигентные люди при таком повороте разговора начинают вести себя как дебилы.
      - Того, который мчался перед вами. Ну, мальчик, здешний ребенок. Вы его заметили или нет?
      - Минутку, дайте подумать. Минуточку... Мальчик? Возможно, кажется, какой-то мальчуган мелькнул передо мной...
      - Кто это был?
      - Этот: малыш? Понятия не имею. А что?
      - Жаль. Его что-то смертельно напугало. Я его ищу, чтобы спросить, что ж такое с ним случилось. Там в этой конторе кто-нибудь еще был?
      Мужик смотрел на меня, словно пытался понять слова иностранного языка, который изучал в раннем детстве.
      - Минутку. Вы о чем говорите? Ну да, я выходил из административного корпуса... А этот мальчик, вы говорите, был чем-то напуган?
      - Был. И интересно знать чем.
      - Сидели там какие-то личности, вроде бы в бухгалтерии и в секретариате... В секретариате наверняка. И этот мальчишка был напуган...
      Он как-то странно покраснел. Но краснота у него тут же прошла. Он прикрыл глаза, а когда снова открыл, из них исчезло всякое выражение.
      - Понятия не имею. Мальчугана я едва заметил, даже не знаю, откуда он вылетел. Может, там ему кто-то хорошую взбучку задал? А что за мальчуган?
      - Если б Я знала - вас бы не спрашивала. Я пробую его тут найти, но его пока вроде нет, не вижу. Я думала, что это чей-то сын, может, вы знаете чей. А вы со знакомым тогда шли?
      - Нет. Чужой человек. Мы о чем-то заговорили и Вместе вышли, я вообще не знаю, кто это, он сразу пропал у меня с глаз долой. Он тут не бывает, я его никогда раньше не видел.
      - И я нет. Может, приехал за навозом под шампиньоны. А что, в корпусе администрации ничего страшного в тот момент не было?
      - Да нет же, ручаюсь. Тишина и покой. Вы мне лучше скажите, что у вас нарисовалось в пятом заезде?
      Я сказала ему, что нарисовалось в пятом заезде, и очень его этим расстроила, потому что, у него нарисовалось нечто совершенно иное, после чего я от него отцепилась. Четверть моей души, где обитал интерес к вчерашним событиям, начала слегка волноваться. Зря я ему сказала о том, что мальчик был напуган. И тот, второй, вроде как чужой... Не правда это все, не может такого быть, я же видела, как они выходили и как разговаривали, конечно, они знакомы! Они непременно знакомы! И второй ответил на мой вопрос насчет Еремиаша, значит, он Еремиаша должен знать хотя бы в лицо, не мог он тут быть первый раз в жизни! Этот тип врет как висельник, черт знает почему...
      Вдруг мне пришло в голову, что мальчик мог их подслушать. Они разговаривали о чем-то таком, от чего волосы на голове дыбом встают, может, именно про убийство Дерчика, а мальчик услышал и убежал. Неглупый ребенок. Однако я не люблю удовлетворяться чистыми гипотезами, надо найти этого сопляка, а как? Собрать гуртом Всех ипподромных чад и посмотреть на них вблизи? У меня таких полномочий нет, а вот младший комиссар Юзя Вольский должен это сделать и вызвать меня на очную ставку.
      Я пошла в кассы. На четвертый заезд я еще не поставила, потому что тут шли два фаворита, которые просто не имели права проиграть, они обязаны были прийти вместе первыми, и никакая сила не была над ними властна. У меня рука немеет и язык коснеет, Когда ставлю на такую банальную комбинацию, но тут я ничего другого не выдумала. Мне это не понравилось, к тому же зрелище в паддоке подтвердило данные из программки.
      - - Ну ладно, - через силу сказала я кассирше, - поставлю два-четыре, но с неохотой.
      За мной стоял какой-то тип, который напряженно пялился в программку.
      - Так ведь Неохота вроде не бежит? - спросил он вдруг тревожно и подозрительно.
      Выражение его лица ясно свидетельствовало о том, что он ужаснулся, пропустив в программке лошадь по имени Неохота. Я сжалилась над ним.
      - Нет, неохота не бежит, - сказала я, забирая билетики. - Неохота это чувство такое. На нее можете не ставить.
      Он неуверенно взглянул на меня, начал уже было возражать: "А если она придет?..", но отсутствие Неохоты в программке все же его успокоило. Его реакции я даже и не удивилась, имена у лошадей бывали такие чудные, что и Неохота могла приключиться. Например, скакали Этажерка, Небоскреб и Фрак. Если это, так сказать, движимость, так я - китайский император. Так и вижу, как мчит вперед Архитрав, скажем, или Фронтон, или еще какая-нибудь архитектурная деталь. И с половой принадлежностью тоже фокусы бывали. Ну хоть бы Эрато. Как известно, это муза, рода женского, а ее именем наделили жеребца. Лошадники решили вопрос весьма оригинально, говорили: "Эрато пришло вторым" или "Эрато проиграло". И такой вот средний род из-за идиотских имен изобиловал.
      Те самые два-четыре с неохотой я, конечно, выиграла, как и весь ипподром. Меня это до такой степени разозлило, что я решила включиться в расследование. Поймала пани Зосю, стащила ее вниз и показала на подозрительного типа.
      - Я хочу знать, как его зовут, - упрямо потребовала я. - Вы его знаете?
      - В лицо - да, - ответила пани Зося. - И по фамилии тоже, но не помню.
      - Окажите мне любезность, посмотрите на его пропуск. Можете сказать, что вы хотите посмотреть номер, что два одинаковых всплыли или еще что-нибудь.
      - А зачем вам это?
      - Он меня интересует, но глупо спрашивать, как его фамилия. Особенно если он мне уже представлялся, а я забыла. У меня к нему личное дело, и я хотела бы эдак дипломатично подойти.
      Пани Зося не удивлялась уже никаким моим поступкам. Она оказала мне любезность, и после пятого заезда я получила сведения, что типа этого зовут Блажей Фигат. Насчет остального я допытываться не стала, пусть у Юзи Вольского на сей счет голова болит.
      Как раз перед шестым заездом сенсацией насчет Дерчика поделился пан Эдя.
      - Он брал за то, что проигрывал, - возвестил он. - Именно поэтому никогда не выигрывал. Брал-брал, забогател и вроде как начал одалживать деньги под проценты, один Тип ему задолжал полтора миллиарда. Дерчик пригрозил типу судебным исполнителем, потому что имел векселя, и тот должник в отчаянии его убил. Неизвестно, кто это, поскольку Дерчик одалживал разным, но из-за больших денег убийцу, может, и найдут.
      Сообщение было таким необычным, что все обалдели. Я спешно стала подсчитывать в уме, за сколько же это заездов Дерчик должен был взять деньги, чтобы из этого получилось полтора миллиарда, добралась в своих подсчетах до четырех сезонов, потом опомнилась, что еще в предыдущем сезоне ставки и выигрыши были в два раза меньше, стала считать по новой, окончательно потеряла нить и бросила это дурацкое занятие. Зато я сообразила, что ведь Дерчик был как-никак жокеем, значит, сто побед на своем счету обязательно должен был иметь уж как минимум. Тогда я с некоторым усилием стала вспоминать азы его карьеры и припомнила, что большую часть этих побед он одержал во Вроцлаве. Я никогда не была на бегах во Вроцлаве, но уже долгие годы царило единодушное мнение, что там все заезды до единого подстроенные. Черт его батьку знает, может, по непонятным причинам его пускали первым, может, он им взятки давал, а потом стал таким макаром их себе возмещать... Я вспомнила, как он ездил.., ну нет, не может быть! Он же просто-напросто не умел ездить, только кретин мог бы ему платить за проигрыши, он без всякой оплаты пыль глотал бы на самом последнем месте. А кстати, что думал его тренер? У Глебовского Дерчик ездил последние три года, до этого он работал в разных конюшнях, так что же - все тренеры ослепли или все, как один человек, шли на всякие мошенничества? Не может быть. Это я абсолютно исключаю - и конец!
      Пан Эдя продолжал хвалиться своей осведомленностью:
      - Камарго выигрывает, и мне дали шестерку, должно прийти три-шесть. Камарго тоже, почитай, висит. Вишняка не будет, а Куявский тут не считается, мне так сказали. Я поставил эти три-шесть за двести, потому что я им не верю, хотя один тамошний поставил полтора лимона. А я боюсь Сарновского, поэтому тактично поставил вдогонку по сто...
      - Если Камарго висит, то и мне в пору повеситься, - с сожалением сказал полковник. - Тут Болек выигрывает...
      - Я поставил на этого Болека, хотя он говорил, что в этом заезде не поместится, - признался смущенный Вальдемар, - но я уже не знаю, как с ним быть. То он говорит, что его не будет, что он не придет, а сам приходит, то клянется прийти - и нет его. Невозможно его предугадать, ставишь вслепую!
      - Ему, говорит, шестерку дали? Он что, спятил? У этой шестерки нет никаких шансов, - бормотал Юрек впереди меня. - Спорить готов, что она будет не ближе предпоследней!
      Этим они меня слегка вывели из равновесия. Камарго я в рот не брала, Сарновского на Деборе - тоже, я ставила Мальвину на Болеке Куявском с двойкой, Пассионатой, на ученике Осике, помня свой вчерашний разговор с той девушкой. На самом деле надо было бы говорить "ставлю на Пассионату ПОД учеником Осикой", но почему-то у нас упорно получалось наоборот. Сегодня я выигрывала в полосочку, каждый второй раз, и сейчас вроде бы должна была снова выиграть. Шестерка - это был Гарцап, ехал на нем Скорек, которому ехать явно не хотелось, а Гарцап за сезон поставил собственный рекорд четвертое место. Не было оснований думать, что он продвинется. Он считался лошадью постарше, и вес на нем должен был быть побольше, так какого черта у них вдруг нарисовался Гарцап?
      - А единичка что? - спросил кто-то ехидно. - Сдохнет на старте?
      - Единичка поведет заезд и сдохнет, - высказался кто-то сзади.
      - А если дотянет до финиша?..
      - Да как же, дотянет...
      - Ты ставишь на Дебору? - тревожно спросил Юрек.
      - Ставить-то ставлю, но не верю в нее. Не пора еще Сарновскому, хотя на второе место, может, и вползет. Люди на него ставят, так что ему лошадей пару раз придержать придется.
      - А выиграть он должен! Самый лучший конь!
      - Ну и что, что конь лучший? Ты смотри, кто едет! Что от него ждать!
      И снова Дерчик с его воображаемыми векселями был напрочь забыт. Снизу примчалась Мария и сообщила мне, что один такой лысый, который почти всегда выигрывает, вцепился в двойку и с ней стал ставить все, что можно. Ученик Осика едет, может, этот лысый что-то знает...
      - Я тоже знаю, - потеряла я терпение. - Осика вроде как хочет стать жокеем. Я тоже на него ставлю, с Сарновским и Болеком.
      - У Болека шансы есть. Посмотрим, как поедет.
      - Вальдемару он сказал, что не придет первым.
      - Ну, пускай болтает что хочет, он всегда чушь несет.
      Взвился флаг, лошади вошли в стартовую машину послушно и без выкрутасов.
      - Пошли! - заорал Юрек.
      - Дан старт, - возвестил громкоговоритель. - Ведет Деркач, вторая Мальвина, третий Гарцап...
      - Кто остался?!
      - Ну, Сарновского ты сам видишь, - сказала я Юреку. - Четыре корпуса потерял, ближе, чем третьим, не придет. Инфаркт от него получить можно...
      - На прямую выходит Деркач, - сообщал громкоговоритель, - вторая Мальвина, Гарцап слабеет, на третьем месте Камарго, вперед выходит Пассионата. Ведет Мальвина, борьба за второе место: Камарго, Пассионата. Мальвина, Пассионата, Камарго...
      - Давай, Камарго! - драл глотку пан Эдя.
      - Давай, Болек! - перекрикивал его Вальдемар.
      - Вот вам ваш Гарцап, последний, говорила же я, что он будет пыль глотать! Давай, Пассионата! - заверещала я от всей души.
      - Давай, Болек! - еще громче запротестовала Мария. - Совсем ты рехнулась, на кой ляд тебе эта Пассионата, Болек у меня триплет заканчивает!
      - У меня Болек тоже в триплете, но последовательность у меня с Пассионатой, а в чем тут дело? Я ее на первое место не выпихивала, я ей прочила второе!
      - А, второе - пожалуйста. Последовательность я не ставила.
      - Есть! - с облегчением высказался Юрек. - Я ставил на Камарго, Дебору и Мальвину. Вот черт, а я уж боялся: ведь как рванула Пассионата!.. Полкорпуса не хватало! Слушай, ты, а это фукс? На нее же небось не ставили?
      - ТЫ же слышал: все помешались на Камарго, а в последний момент - на двойке. Триплет будет выше в три раза. Мне-то с этого ничего не достанется, потому что я только-только начинаю триплеты, но дурацкая мода на двойку понизит выплаты за последовательность.
      Пан Эдя был полон глубокого разочарования, но вместе с тем и удовлетворения, что не поставил больше. Вальдемар честил Куявского на чем свет стоит.
      - И из-за его пустого трепа ставил на него только с Камарго! Надо было ставить на все со всеми! И чего летит, как ошпаренный кот, если говорил, что не придет первым, так чего же лезет?! С двойкой - пятьдесят тысяч последовательность. Триплет - два миллиона!
      - Ну, два не два, но миллиончик должны дать, - с надеждой сказал Юрек.
      - Стукни его, - напустилась я. - Это с фаворитом-то?! В четвертом пришел Фейерверк!
      - Так ведь ставили не на одного Фейерверка, а на двух лошадей, двойку и четверку. А в пятом был фукс. Может, дойдет до миллиона.
      За триплет дали девятьсот восемьдесят тысяч. Юрек был не очень доволен. Я обогатилась на последовательности, за Мальвину с Пассионатой заплатили сорок две тысячи. Куявский у меня начал триплет, который сулил большие надежды.
      - Ты сейчас заканчиваешь? - спросила я Марию.
      - Сейчас, двумя лошадьми. Четверкой и пятеркой.
      - Четверка и у меня.., значит, снова придет какая-нибудь глупость. , Не придет. Батька лезет вперед.
      - Ну, дай ему Бог здоровья...
      Жокей Батька назывался совсем не Батька, а Убий-батько, был иностранцем, как сама фамилия указывает, но его переделали в Батьку, и так оно осталось. Ездил он у Капуляса, Капуляс, ныне тренер, когда-то был великолепным жокеем, правда, весьма капризным, но, вне сомнения, талантливым. Как тренер он тоже сперва работал неровно, потом взыграла в нем амбиция, и уже шестой сезон он оказывался на первом месте. Батька его не подводил, пер вперед как танк, а лошади у них были прекрасные. Батька всегда ехал как надо, лошадей не придерживал, а сейчас сидел на лучшей лошади в заезде. Можно было верить, что он придет первым.
      - Тебя тут не было, и ты не слышала гипотез пана Эди насчет Дерчика, сказала я. - Его, дескать, убил должник, чтобы денег не возвращать. Не знаю, с кем пан Эдя разговаривал, полагаю, что с кретином, потому что оттуда же он принес ставку на Гарцапа.
      - И поставил?
      - Поставил, но немножко.
      - Ты права, они все ненормальные. А насчет Дерчика, так ведь Метя потихоньку разговаривать начал. Поедем к нему?
      - Поедем, проведать надо.
      Тут я посмотрела на пана Мариана. Он тихо сидел над программкой, ни слова не говоря, и казался человеком, разочаровавшимся в жизни. Это могло иметь какое-то отношение к убийству, а могло и просто означать, что он проиграл и переваривает поражение. В проигрыше пан Мариан признаваться не любил.
      Батька выиграл свободно, снизив тем самым выигрыш за триплет наполовину, я выиграла последовательность по принципу "нам честь, им деньги", Юрек кривился, Мария с безумными глазами искала выигранный триплет, который минуту назад потеряла. Она выкидывала все из карманов и из сумки.
      - Ну ведь только что был тут! - говорила она в отчаянии. - Ведь ты сама видела, я его в руках держала! Что я с ним сделала? Я же никуда не ходила, все время сижу тут!
      - Ты зря оторвала его от остальных купонов. Большой лист труднее потерять. Проверь спокойно, по одной бумажке...
      Оторванный триплет лежал под креслом, наверное, свалился с колен. Мария подняла его, и у нее немедленно пропали последние купоны. Она снова принялась за поиски, мне тошно было смотреть, потому что всякие поиски мне всю жизнь действуют на нервы. Поэтому я ее оставила и отправилась вниз. Триплет у меня прошел, я заканчивала его тремя лошадьми, в том числе гарантированным фаворитом. Зная собственную фортуну, я была уверена, что выиграет именно этот фаворит и триплет снизится до восьмидесяти тысяч или же придет какая-нибудь лошадь, которую я в угол забросила.
      Пришла Гальвана, абсолютный фаворит, и все пошло, как я предвидела. Я выиграла, выигрыш снизился как надо, ждать я не стала, оставив выигрыш в кассе вместе с двумя триплетами Марии, потому что она по ошибке поставила дважды. Тем самым я обеспечила себе небольшой капиталец на среду, и мы поехали в больницу.
      Это был уже второй наш визит, первый мы нанесли предыдущим вечером. Когда Мария сообщила мне о нападении на Метю, я уселась на пол, потому что трубку сняла, сидя на корточках. Дежурной травматологией была клиника на Стемпинской. Я сорвала с места Януша и Юзека Вольского, в больнице на Стемпинской мы оказались через шесть минут, а Мария приехала еще через минуту. Мы вдвоем с Янушем подождали снаружи. Марию и Юзю впустили без проблем, обоих в силу профессии, Мария врач, а Юзя - полиция. Подробный рапорт мы услышали через полчаса.
      - Ничего ему не сделается, - с облегчением сказала Мария, падая на заднее сиденье моей машины. - Получил по кумполу, это пройдет. Никаких трещин, только оглушили. Выпустят его послезавтра. Говорить он еще не может, поэтому я не знаю, как это случилось. А сперва я испугалась. Гонората там сидит, она уже успокоилась.
      Гонората была женой Мети. Она узнала о несчастье с мужем, когда было уже точно известно, что он выживет, поэтому ей досталась только половина шока. Ей позволили посидеть до вечера.
      Юзя Вольский пришел к нам через пару минут.
      - Я все устроил, тут посадят человека, - сказал он. - Что-то не нравится мне, чем это пахнет. Пока я сам посижу, а к разговору вернемся при ближайшей возможности...
      Со вчерашнего дня Метя стал значительно здоровее, говорить говорил, но очень неохотно и скупо. Гонората неуклонно держала при нем вахту, а тип в белом халате у дверей одноместной палаты потребовал от нас паспорта. Мария самолично осмотрела Метю и сказала, что с медицинской точки зрения не видит никакой необходимости держать его в больнице.
      - Я тоже так считаю, - согласилась Гонората. - Он вообще-то может говорить, только не хочет.
      - Дура ты, моя любимая жена! - рассвирепел Метя.
      - Ну вот, видите? То, что я дура, он мне уже раз сорок сказал, и ему это совсем не повредило.
      - У него было сотрясение мозга, - напомнила я. - Может, он вообще путает, его ты жена или чужая. Говорит, что его, чтобы всех провести. Метя, мы у тебя в глазах двоимся или нет?
      - Мегеры, - сказал Метя, - три тройные мегеры. Три мегеры во лесочке.
      - Вот так он каждое слово повторяет, - горестно прокомментировала Гонората. - Но ничего страшного, пусть только вернется домой, у него сразу все пройдет. Уж я постараюсь.
      Метя натянул одеяло на голову. Потом вдруг открыл лицо.
      - Давайте в этот вторник будем меня честить, - предложил он. - Хотите? Меня будем честить, а заодно вычислим ставки на среду.
      - На бред не похоже, - озабоченно сказала Мария и пощупала ему лоб.
      - Убери от меня свои конечности! - рассердился Метя. - Так что ж получается, Иоанну можно было честить, а меня нет? Что за дискриминация?
      - Ой, как хорошо, что вы пришли, он уже начинает нормально говорить, обрадовалась Гонората.
      - Да он же хочет сказать "чествовать", - сказала одновременно я. - Мы должны чествовать его во вторник, ну ради Бога, пожалуйста. Метя, у тебя есть чем или нам принести?
      - Есть чем, но можете и принести...
      - Завтра утром я его заберу, - сказала Гонората. - Не знаю, почему под дверью сидит этот охранник. Я все боюсь, что его не домой отпустят, а совсем наоборот. Он не желает рассказать, что натворил. Я бы Хотела от всего этого наконец отделаться.
      - Охранник сидит, чтобы не пришел злодей и не укокошил Метю окончательно, - беззаботно объяснила я. - Дома накинь цепочку и приготовь топор, пусть лежит под рукой. Разве что к нему вернется здравый смысл, и он расскажет ментам все, что знает - тогда злодей потеряет смысл жизни. То есть, я хочу сказать, добивание Мети потеряет смысл.
      Метя закурлыкал что-то себе под нос, а Гонората с упреком на него посмотрела.
      - Ну сколько раз я тебе говорила, чтобы ты не лез ни в какие тайны? Метя...
      - А как вообще было С этим нападением? - перебила Мария. - Гонората, ты уже знаешь? Он что-нибудь сказал?
      - Люди мне рассказали, - ответила Гонората. - Приехал он на такси, не знаю, где был, но приехал позже, чем с бегов, вылез из такси и стал переходить через улицу. А под нашим домом стояли машины, из одной выскочил какой-то тип и врезал ему чем-то. То есть хотел врезать, но Метя заслонился или отскочил, потому этот тип замахнулся еще раз, и тут уже попал как надо. И собирался врезать еще раз, только тут уж люди вмешались: сосед сидел радом со своей машиной на корточках, и его не видно было, дверца заслоняла. Он эту дверцу полировал и шлифовал на самом низу. Говорит, что машинально вскочил и руку этого типа оттолкнул, он вовсе не такой отважный, само как-то получилось. Человека три туда кинулись, а бандитов было двое, но второй ничего сделать не успел. Люди стали кричать, поэтому бандиты Метю оставили и удрали. Их машина стояла радом, и настоящее чудо, что Метина голова под нее не попала. Вот, люди рассказали, а он - ни словечка.
      - Из всего этого вытекает, что его уже поджидали, - заметила я. Метя, ты им здорово, наверное, напакостил, должно быть, сглупил на бегах.
      - Я болен, - решительно сказал Метя. - Если вы пришли сюда мне вредить, то пошли вон. Я цербера позову! Голова у меня болит.
      - Ничего такого у него нету, - высказала Мария профессиональное мнение. - Пошли отсюда, а во вторник к ним приедем.
      За дверями палаты мы услышали какие-то голоса. Я выглянула. К Мете рвался Вальдемар, а страж его не пускал. Паспорт Вальдемар показал, но внутрь его не впустили. Он смертельно обиделся, мы оставили Метю с Гоноратой и покинули больницу вместе с Вальдемаром.
      - Я лично подозреваю, что к нему не пускают мужчин, - сказала я, чтобы успокоить Вальдемара. - Видимо, среди подозрительных личностей ни одной бабы пока нет. Пли, может быть, уже доказали, что это не мы. А насчет мужиков они пока сомневаются.
      - Я же ему паспорт показал! - кипятился Вальдемар. - Тачка моя у больницы стоит, я не развеюсь как дым в воздухе, он же видел, кто я!
      - Ну и что ему с того, что видел, если Метя ляжет хладным трупом после твоего визита? - заметила Мария. - А может, ты камикадзе? А может, ксива у тебя липовая? Он не экстрасенс, этот сторож у дверей.
      Вальдемар несколько раз пожал плечами, все еще сердитый.
      - Болек надрался, - объявил он. - Что-то там между ними было, но не знаю что. Рассказал я ему про Метю, он пробурчал что-то себе под нос и так присосался к фляжке, что уже говорить не о чем было. Я его и бросил, потому как я за рулем и пить не могу. А что все это значит?
      - Надо было Куявского прижать, - упрекнула я. - Или хоть подождать, пока порядочно не нахрюкается, ведь он больше нас знает, глядишь, и выложил бы побольше. Похоже, они все прекрасно все знают, и мне очень любопытно, что из всего этого вылезет наружу...
      ***
      Младшему комиссару Юзеку Вольскому пришли в голову те же идеи, что и мне. В понедельник мне приказали явиться в школу, где приобщались к наукам дети сотрудников Служевца. Сотрудники по большей части жили на территории ипподрома или в ближайших окрестностях, поэтому почти все дети ходили в одну и ту же семилетку. Образование более высокого уровня их уже разделяло, но перепуганному пацаненку было никак не больше одиннадцати, и семилетка его железно охватывала.
      Мы с майором Вольским вычислили соответствующие классы и в страшных условиях провели две перемены. Третья дала результат, мальчишку я узнала.
      - Теперь ловите его как-нибудь так, чтобы никто этого не увидел, - с нажимом посоветовала я. - Вчера я сделала глупость и очень боюсь, что убийца укокошит ребенка. Я о нем сказала.
      Юзя Вольский ужасно заволновался, и я вынуждена была повторить ему весь разговор со знакомым типом. Он меня за это не похвалил и потребовал типа описать. Сама фамилия, которую мне удалось запомнить, Блажей Фигат, оказалась недостаточной уликой.
      - Среднего роста, такой кругленький, макушка лысая, а вокруг темные кудряшки. Размер ботинок не заметила, но что-то мне вспоминаются слухи, что он якобы работал в МВД. Головой не поручусь, из МВД там играют два-три человека, а то и больше, но вроде как я про него что-то такое слышала. Особого доверия источник информации не заслуживает.
      - А другой, что с ним тогда шел?
      - Того я вообще не знаю. Зато мне страшно интересно, выловили вы тех, кто ставил второй триплет? Вашему коллеге я это заранее посоветовала, и он должен был успеть. Успел?
      - Успел.
      - И кто его выиграл?
      - Десять человек. Из которых четверо поставили его пятьдесят раз, а шесть - по одному.
      - Из этих шести Марию можете сразу вычеркнуть, она поставила так по ошибке, а про Дерчика узнала от меня. Остаются пятеро, но они значения не имеют. Важны те четверо, которые поставили по пятьдесят раз.
      - Вся четверка играла для одного и того же человека, это мы уже узнали. Вот только не знаем пока, кто это.
      Я удивилась.
      - И ни один из четверых не раскололся?
      - Ни одного из четверых про это не спрашивали. И я вас очень, очень прошу, чтобы вы не включались в следствие. Про этих четверых я вам лучше тоже не скажу, а то вы нечаянно проколетесь и все следствие мне загубите. А я не такой уж работящий, чтобы и за вами уследить. К мальчишке тоже не приближайтесь.
      - У меня наклонностей к детоубийству нет. Мне только одно дико интересно, как вы это так устроите, чтобы на ребенка никто внимания не обратил.
      - Ну, это я вам могу сказать. Тут уже ждет мой человек, он похож на кого угодно, только не на полицейского, у него с собой бутылки, которые надо сдать, а мальчика он попросит помочь. Если это не получится, я кого-нибудь подошлю с чем-нибудь другим, в крайнем случае, устроим что-нибудь вроде опроса всех сотрудников школы и детей. Никто и не сориентируется, который из детей был нам нужен, разве что сопляк сам расхвастается, Я покачала головой.
      - Не расхвастается. Как я поняла, он был так перепуган, что у него аж орган речи окаменеть должен. Эти здешние детишки вообще много знают, не могут не знать, они же живут в этой атмосфере, среди этих событий. И никому пока ничего не рассказали.
      - Я с вами попрощаюсь, простите, у меня много работы. Я же должен с этим моим человеком как-нибудь незаметно связаться...
      Продолжение я посмотрела издалека. Небритый алкаш со здоровенным мешком и коляской без одного колесика выронил свой драгоценный груз как раз в тот момент, когда мальчуган пробегал мимо. Тот остановился, засмотревшись на сценку и неловкость пьянюги. Помогать он стал с энтузиазмом, а потом они вместе отправились к пункту приема стеклотары.
      В полицейском участке я подписала показания, которые касались исключительно моей находки в барбарисе. Никаких дополнительных сведений от меня не потребовали, что меня даже немного удивило.
      - Думай логически, - потребовал вечером мой личный полицейский. Практические сведения они получат из самых непосредственных источников, а что касается сплетен, лучше, чтобы это исходило не от тебя. И так ты с этим мальчуганом прокололась.