С большим удовольствием Маккормак общался с детьми, с которыми быстро и легко установил крепкие дружеские отношения. Дети с нетерпением ожидали каждого его приезда.
      Однажды Катриона рискнула:
      - Возможно, если бы у вас с Барбарой были дети...
      - Барбара не хотела детей, - резко оборвал Катриону Ши. - И потом, дело не только в них. Так уж получилось.
      "...Барбара обвинила нас в том, что мы трахаем друг друга..." вспомнила вдруг Катриона. Господи, как же ей хотелось, чтобы Ши никогда не произносил этих слов... Она наблюдала Ши в компании других женщин и удивлялась, хотя и не была особым знатоком, его галантности и сексуальному обаянию. К тому же все постоялицы находили Маккормака более чем привлекательным мужчиной. Пока Катриона трудилась в своем офисе, Ши приглашали сыграть в теннис, крокет или прогуляться по окрестностям.
      - Милочка, - каркала бывшая бродвейская актрисочка, на лице которой после бесчисленных косметических операций, казалось, навсегда застыло выражение перманентного удивления, - ваш кавалер просто божествен. У него тело греческого бога. - В довершение к сказанному актрисочка подхватила Катриону под руку и конфиденциально промурлыкала:
      - Моя киска просто вся трепещет!
      Когда Катриона пересказала Ши этот разговор, он зашелся от смеха:
      - Я польщен! Но, видно, такая уж у меня судьба - никогда не оправдывать чужих ожиданий.
      ***
      Гвиннет приехала в гости осенью 1981 года.
      - Он великолепен, - вынесла она свое заключение и спросила:
      - Кэт, а почему бы тебе не раскрыть пошире глазки и не распушить хвостик?
      - Потому что я не белка, - заставила себя рассмеяться Катриона.
      Анализируя наедине с собой каждое слово, сказанное Ши, каждый нюанс и выражение, Катриона пришла к выводу, что он был искренне привязан к своим армейским друзьям, но сексом тут и не пахло: это была настоящая крепкая мужская дружба. И еще она поняла, что безнадежно полюбила Ши.
      Но почему безнадежно? Может быть, все не так уж и плохо? Ши явно расположен к ней, в этом нет никаких сомнений. Он просто скрывает свои чувства, и на то есть веские причины. Какие? Катриона задумалась. Джонатан погиб чуть более года назад; возможно, Маккормак считает, что ей нужно еще какое-то время, чтобы забыть его: Нет, Ши известно, насколько несчастливым был этот брак. Тогда... Тогда все дело в Барбаре. Вероятнее всего, он пока не готов поверить другой женщине.
      "Господи, ну почему все всегда так сложно?" - снова и снова в отчаянии спрашивала себя Катриона, размышляя о том, до чего же нелепо, что такого физически привлекательного мужчину приходится чуть ли не волоком затаскивать в постель.
      Катриона делала все возможное, чтобы воссоздать атмосферу чувственности, возникшую тогда на берегу реки. Порою ей даже хотелось ворваться в комнату Ши с бутылкой шампанского и в абсолютном неглиже.
      В конце концов Катриона поняла, как ей поступить.
      Она детально разработала план действий.
      Но Маккормак, словно разгадав ее замысел и решив его разрушить, пропал на целых две недели.
      Вернувшись наконец из "командировки", он уклонялся назвать место и время встречи в Лондоне, мотивируя это тем, что не уверен в том, насколько свободен будет в своих передвижениях. В конце концов они решили встретиться на Ливерпульском вокзале в пятницу, в полночь.
      Катриона приехала рано; она без устали вглядывалась в пеструю толпу пассажиров, прибывших с поездами северного направления, но Ши среди них не было.
      - Кэт.
      Резко обернувшись, Катриона увидела стоявшего у нее за спиной Маккормака во фланелевых широких брюках, твидовом спортивном пиджаке, с сумкой из кожзаменителя на плече.
      - Прости. Я не хотел тебя напугать.
      Лицо Маккормака было темным от загара и песчаных ветров. Выглядел он похудевшим и усталым.
      - Ши! Где ты так загорел?
      Маккормак улыбнулся:
      - Испытывал десантное оборудование в Уэльсе.., неплохая смена погоды.
      - Да, конечно, - кивнула Катриона, поняв, что ей не стоило задавать вопросов, и все же мучительно ломая голову над тем, где все-таки на самом деле пропадал ее возлюбленный.
      Ши поцеловал ее в щеку. Разумеется, он знал, о чем сейчас думает Катриона, но сказать всей правды не мог, по крайней мере сейчас.
      Он был в Сирии, где захваченный террористами самолет был посажен на аэродроме в пустыне. После четырех дней противоречивых приказов террористы, покончив со всеми бесконечными истерическими требованиями и угрозами, начали убивать пассажиров, и группе Маккормака был дан приказ действовать.
      В ходе захвата были убиты три террориста, пилот и стюардесса. Пассажиров удалось спасти, правда, один из них, престарелый бизнесмен-иорданец, скончался от инфаркта.
      Сам Ши считал, что он чудом остался жив. Это была омерзительная, дикая, варварски жестокая стычка, и отчет об операции отнял у Маккормака немало душевных сил. Он не понимал, зачем Катрионе понадобилось встретиться с ним в Лондоне. Он предпочел бы провести выходные в Барнхем-Парке. Ши был как выжатый лимон.
      - У меня для тебя сюрприз, - заявила Катриона, сидя за рулем "ягуара". - Тебе понравится.
      Через двадцать минут она свернула на Брук-стрит и остановилась у высокого серого здания с каменным барельефом на фасаде, в пятидесяти ярдах от отеля "Клариджес".
      - Что это? Какой сюрприз? - не без удивления спросил Ши.
      - Подожди еще немного...
      Катриона повела его через тяжелые бронзовые двери к лифту из стекла, латуни и красного дерева, через верхний вестибюль, через еще одни двери, за которыми оказались просторные апартаменты, пахнувшие свежей краской и паркетным лаком.
      - Мое последнее приобретение, - объяснила она. - И уже арендованы на все лето. Завтра привезут мебель.
      - Очень мило, - натянуто похвалил Ши, которому было вовсе не до разглядывания пустых квартир: все, что ему сейчас нужно, - крепкая выпивка, ванна, постель и десять часов сна.
      - Я покажу тебе спальню, - предложила Катриона. В голосе ее слышалась необычная возбужденность.
      - Хорошо, - с готовностью согласился Ши.
      Катриона распахнула двери. Ши раскрыл рот от изумления.
      В огромной комнате не было никакой мебели, кроме занимавшей почти все пространство массивной кровати на четырех тумбах и балдахина из плотной ткани с изображением сцен средневековой охоты над ней.
      - Эпоха королевы Елизаветы, - пояснила Катриона. - Слишком большое сооружение, чтобы можно было его сдвинуть. - Она подошла к другой двери в комнате и открыла ее. - Но настоящая изюминка здесь - ванная.
      Ши заглянул в ванную, пробормотал: "Боже мой!" - и невольно принялся хихикать.
      Ванная комната была отделана белым дубом. На одной из стен выдавался огромный встроенный подсвеченный аквариум, в котором неспешно плавали сверкающие тропические рыбки, разглядывая пришельцев сквозь толстое стекло своими безразличными выпуклыми глазами. Остальные стены украшали подлинные японские рисунки на шелке явно эротической направленности. Маккормак огляделся. На одном из рисунков мощного телосложения самурай и служанка, на которой не было ничего, кроме улыбки, исполненной изящной вежливости, совокуплялись прямо на спине у несущегося галопом скакуна.
      - Как думаешь, кто-нибудь действительно в состоянии проделать подобное, - проследив за взглядом Ши, поинтересовалась Катриона, - не свалясь при этом с лошади?
      Ванна находилась в центре комнаты, к ней вел помост из красного дерева длиной не менее семи футов, окруженный миниатюрными пальмами в кадушках. На длинной небесно-голубой кафельной полке стояли бутылка виски, два стакана и стопка больших махровых полотенец.
      - Так как? - В голосе Катрионы звучали нотки гордости. - Есть ли какие-нибудь мысли по этому поводу?
      Ши снял ботинки и осторожно наступил на мягкий голубой ковер с густым ворсом.
      - Настоящий бордель.
      Он обвел взглядом окружавшее его роскошество и, посмотрев вверх на сложный зеркальный узор потолка, увидел десятки, сотни, тысячи своих отображений.
      - Ведь правда же? Дворец принадлежал очень известной мадам. Ограниченный доступ (только для посвященных) и сплошное благоразумие. Короли, главы государств, президенты корпораций, кинозвезды и т.д. и т.п. Очень дорогой.
      Ши разразился смехом, каким он редко смеялся: глубокий свободный звук, идущий из самого сердца.
      - Приятно знать, что ты приобщаешься к кругу людей, занимающихся подобными вещами, - важно произнесла Катриона. - Ты не согласен? А теперь, - добавила она голосом гувернантки, - время принимать ванну.
      Катриона щелкнула выключателем, и вода в ванной, подобно гейзеру, рванулась вверх. Она бросила в ванну соли и влила благовонное масло, которое, моментально растворившись в воде, дало обильную душистую пену, а затем, без промедления скинув с себя одежду, прыгнула в воду.
      - Давай же! - крикнула она и плеснула на Ши водой. - Водичка прелесть!
      - Дело - прежде всего. - Маккормак открыл виски и чуть Не до краев наполнил стаканы. Протянув один из них Катрионе, од откинул назад голову и благодарно осушил его до дна.
      Ши сбросил на пол рубашку, штаны и трусы. Катриона наблюдала, как он, обнаженный, стоя на, краю ванны, допивал виски.
      - Тебе всегда нужно ходить голым. У тебя прекрасное тело - совсем как у греческого бога. Старая трепещущая киска была совершенно права. , Маккормак коротко хохотнул и скользнул в воду. Прислонившись головой к широкой доске красного дерева, прибитой по всему периметру ванны, он с наслаждением ощущал теплые пузырьки пены, лопающиеся у него на груди.
      Ши почувствовал, как Катриона ласково пощекотала его ногу невидимой в воде лодыжкой и настойчиво прижалась к нему бедром. Ши моргнул и удивленно уставился на Катриону сквозь клубы пара.
      - Чем ты, по-твоему, сейчас занимаешься?
      - Собираюсь тебя соблазнить, - спокойно ответила Катриона. - В лучших традициях этого дома. Я собираюсь проделать все, что проделывали девицы мадам Виленюв с арабскими принцами, президентами банков и южноамериканскими наркобаронами.
      Катриона медленно приподнялась. Ее большие груди появились на поверхности воды, вздувшиеся розовые соски выглядывали из хлопьев пены.
      - Ох-х-х. О-о-о, да! - Ши отрешенно замотал головой.
      Все представлялось каким-то нереальным, созданным словно из воздуха. Он решил, что здорово опьянел, ведь ему так и не удалось толком поесть, если не считать сандвич, проглоченный всухомятку несколько часов назад. Ши прислонился спиной к стенке ванны и поставил свой стакан на ковер. Пальмовая ветка слегка почесывала ему плечо. Катриона, зачарованно глядя на мускулистые плечи своего возлюбленного, скользнула вперед в поток воздушных пузырьков, осторожно подняла ему руку и, поцеловав кисть, лизнула запястье, потом - чуть выше, нежную кожу внутреннего предплечья. Ласково пощипывая зубами волосы на запястье, Катриона принялась массировать мыльными руками шею и плечи Ши.
      - О Боже мой! - громко воскликнул Маккормак, чувствуя, как созданная им самим бронированная раковина разлетается в куски и уплывает куда-то в туман душистых пузырьков и пара. - О, Кэт...
      Катриона обняла Ши за шею и лизнула его губы.
      - Опустись чуть ниже...
      Ши покорно скользнул вниз и почувствовал колени Катрионы по обеим сторонам своих бедер, ее мокрые волосы щекотали ему лицо.
      - Хочешь узнать, что я собираюсь с тобой сделать? - Катриона не стала ждать ответа. - Я собираюсь принять тебя в себя, и моя плоть проглотит твою прямо здесь, в ванной.
      Потом мы пойдем в постель. Ты ляжешь на спину, а я буду целовать твой член - дюйм за дюймом, - пока ты снова не будешь готов. А потом мы будем вместе всю оставшуюся ночь...
      Никто прежде не говорил так с Маккормаком. Какое-то мгновение Ши был просто шокирован, потом ощутил такой сильный приток желания, в который сам уже не верил. Он схватил Катриону за бедра и потянул вниз, "натягивая" на себя. Она судорожно вдохнула всей грудью и вцепилась ему в плечи.
      - О-о-о, Кэт... - простонал Ши.
      Катриона подалась вперед, и он резким движением полностью вошел в ее плоть, теперь просто мужчина - человеческое существо, желающее любить и быть любимым.
      В какое-то мгновение Ши подумал о том, как глупо было с его стороны считать, что это так трудно.
      ***
      - Я никогда прежде так себя не вела, - с трудом призналась позже Катриона, лежа в роскошной постели. - Надеюсь, ты не обиделся?
      - Нет, - прошептал Ши. - Нисколько.
      - Мне почему-то захотелось.
      - Все в порядке. Не извиняйся.
      Катриона озорно хихикнула:
      - Вообще-то, кажется, тебе понравилось.
      - Точно. Понравилось. И все прочее - тоже. Но где, скажи ради Бога, ты всему этому научилась? Я думал, тебя хорошо воспитывали.
      - Должно быть, тлетворное влияние. Я имею в виду окружающую обстановку и то, что здесь творилось в свое время.
      Маккормака непреодолимо клонило ко сну. Он трижды кончил. Прежде с ним такого не случалось.
      - Это правда, насчет мадам де Виленюв? - сонно спросил он.
      - Господи, разумеется, нет, - опять захихикала Катриона. - Все это придумала я. Настоящий владелец - просто какой-то торговец антиквариатом с экзотическим вкусом. Он забрал всю обстановку в свой магазин на Кингс-роуд.
      Катриона поцеловала Ши в щеку.
      - Теперь можешь спать.
      Но он уже и так спал.
      Глава 5
      Студия Фреда Смита, как и его жилые комнаты, располагалась на третьем этаже ветхого склада на Канал-стрит.
      Благодаря трем высоким, от пола до потолка, арочным окнам студия была просторной и светлой. Что касается вещей, то особого изобилия здесь не наблюдалось: крошечный умывальник, заляпанный масляными красками и химическими реактивами, старый холодильник, два деревянных стула заводского производства и армейская кровать с кучей одеял на ней. Несмотря на суматошную жизнь художника, Фред любил порядок, правда, представления о нем были у него весьма своеобразны. Гвиннет дом Фреда не нравился, она находила его холодным и неуютным. По ее мнению, все выглядело бы гораздо лучше, если бы сосновый пол покрасить и отполировать, улучшить освещение, установив нормальные светильники, и отдать эту ужасную мебель активистам Армии Спасения, заменив ее несколькими красивыми предметами быта. Гвиннет не представляла, как Фред может работать в такой гнетущей обстановке.
      Хуже всего было то, что ступени лестницы, ведущей в галерею, большей своей частью прогнили, а Фред и не собирался заниматься их ремонтом. Посетители (даже сам Соломон Вальдхейм), прежде чем войти, выстукивали в дверь на улице специальный код, после чего Фред бросал им веревку, один конец которой привязывался к убирающемуся маршу пожарной лестницы; посетитель дергал за веревку, пролет лестницы опускался, и гость начинал нелегкое восхождение наверх.
      Не привыкший к комфорту и невосприимчивый к холоду, Фред был совершенно счастлив.
      - Тебе здесь нравится больше, чем у меня на квартире, - пожаловалась как-то Гвин, и Фред не стал оспаривать выдвинутые против него обвинения.
      С тяжким вздохом Гвин предположила, что Фред уже никогда не переменится. Она любила наблюдать, как он работает: смуглое красивое лицо становилось сосредоточенным, ничего не видящим вокруг. Гвин наслаждалась формой его талантливых рук и линиями длинного тела. Мысли Гвин перенеслись к тому, как Фред занимался с ней любовью; она вспомнила его терпеливость и страстность и решила, что внешние обстоятельства не имеют никакого значения. Фред был такой, как есть, и Гвин его любит.
      Фред становился довольно известным художником. За месяц он продал три большие картины, более чем за пятьдесят тысяч долларов каждую; одну из картин приобрел музей искусств. В статье журнала "Пипл" Фред представлялся как социальный художник десятилетия и самое сексуальное лицо сезона, что несказанно поразило самого Фреда.
      ***
      В день рождения Гвиннет Фред пришел домой рано и с особым подарком, огромным и тяжелым. Гвин открыла картонную коробку, сопровождая свои действия возгласами восторга и беспокойства, усилившегося при виде огромного темно-коричневого ящика, сплошь покрытого маленькими блестящими кнопочками и рычажками.
      - Фред, ты прелесть. Но что это?
      - "Бета Макс". Думаю, тебе он понравится.
      - "Бета Макс"?
      - Видеомагнитофон. Последний писк. Телевизор смотреть. Включаешь его и подсоединяешь к телику, если тебе надо куда-то уйти, а программу смотришь позже. Теперь ты не пропустишь ни одного любимого шоу. Можем к тому же брать в прокате фильмы. Говорю тебе, штуки будут в большой моде.
      Тоненький внутренний голосок в душе Гвиннет пропищал было сигнал тревоги, но в тот момент она его не поняла и проигнорировала. Однако, когда в следующий раз Гвиннет пришла в студию и обнаружила там восемь больших картонных коробок с надписью "Сони", спрятанных под широкой черной пластиковой пленкой, она сразу же обо всем догадалась.
      "О нет! - ужаснулась про себя Гвин. - Он, несомненно, взялся за старое".
      - Ну почему? - разгневанной фурией Гвин набросилась на Фреда. - Ты знаменит. Тебе сопутствует удача. Тебе больше не надо заниматься такими делами.
      Фред и не подумал извиняться.
      - Это помогает мне не терять сноровки, придает уверенности...
      - Что ты имеешь в виду?
      Фред ответил очень серьезно:
      - Предположим, что со мной что-нибудь случится. Предположим, однажды я проснусь, все потеряв. Не могу рисовать. Может, зрение испортится, или я заработаю артрит. И тогда у меня останется то, к чему я смогу вернуться.
      Гвиннет эта мысль показалась абсолютно нелогичной, поскольку, потеряв зрение или руки, быть вором гораздо сложнее, нежели художником.
      Гвин не могла поверить. Она не понимала Фреда. Но потом вдруг до нее дошло. Фредом двигал первородный инстинкт естественного самосохранения, который поддерживал его и в прошлом. У Гвин такого опыта не было - однажды ее красота отойдет, и у нее ничего не останется. Фреду этого не понять.
      - Красота - великая вещь, но она не вечна.
      - Типично мужская логика! - возражала Гвиннет. - Мужчины по-другому смотрят на эту проблему.
      - Ну почему же? Мужчины тоже стареют. И лысеют.
      После долгих юных лет уродства комплимент по поводу внешности до сих пор был для Гвиннет настоящим подарком. Но вскоре этот подарок у нее отнимут. Временами Гвин просыпалась в ужасе при мысли, что снова превратится в уродину. Она решила подтянуть кожу лица, но и тут в засаде сидел страх. Одной ее знакомой подобная операция только испортила внешность: левая часть лица сделалась ниже правой, и это останется до конца жизни. Уж лучше иметь морщины.
      Фред, казалось, был поражен тем, что подобные мысли так расстраивают Гвиннет.
      - Знаешь, Гвин, если ты можешь делать деньги из своей красоты, пока она не прошла, - прекрасно, но не думай всерьез до конца дней своих оставаться красавицей. Неужели же так важно, что несколько дизайнеров и фотографов считают тебя достойной быть лицом восемьдесят второго года?
      Все относительно, любовь моя: в девятьсот десятом году ты выглядела бы как белая ворона.
      - Да нет, я пошутила, - слабо улыбнулась Гвин.
      - Врешь. Можешь обчистить меня, можешь с кем-то изменить, но никогда мне не лги. Теперь слушай - я говорю совершенно серьезно: ты и в самом деле считаешь, что я люблю тебя за красоту?
      - Нет. То есть да! Разумеется. Ты же художник.
      - Дерьмо собачье! Первое, на что я обратил внимание, была твоя улыбка. Потом - твой смех. И глупое выражение на твоем лице, когда ты уронила на пол свои контактные линзы. Может это уложиться в твоей больной голове? Художника не волнует то, что другие люди находят красивым.
      - Не волнует?
      - Нет. Я хочу видеть, какую тень твой нос отбрасывает на твою щеку. Как отражается свет фонаря на мокром камне улицы. Я ищу контраст, цвет, посредственность, человека смеющегося, жирного, худющего, и - да-да, с морщинами, черт побери. Люди с морщинами очень интересны. Морщины у людей появляются по определенным причинам. Покажи мне классическую красоту, и я докажу тебе, до чего же она скучна. В конце концов, куда девается то, что было прекрасным?
      ***
      Джесс сидела на каменном парапете у станции метро "Зокало" в Мехико и ждала Карлоса Руиса.
      Она позвонила по номеру, который Карлос дал ей в Сан-Франциско. Ответил женский голос, принадлежавший, должно быть, Эсперансе, выразительно отрезавший:
      - Карлос но эста аки <Карлоса здесь нет! (исп.)>!
      - Когда он... - начала было Джесс.
      - Здесь - нет. - Женщина собиралась повесить трубку.
      - Передайте Карлосу, что я звоню по поводу Белого Кролика! - поспешно закричала Джесс и, воспользовавшись некоторым замешательством на другом конце провода, оставила номера своих телефонов в Мехико и Сан-Мигеле.
      Правда, уверенности в том, что Эсперанса их записала, у Джессики не было.
      Карлос позвонил через месяц. Голос его накатывался волнами, порой совершенно пропадая в треске статических помех. Говорить было совершенно невозможно.
      - Ладно, - согласился Карлос, - давайте встретимся.
      Он будет в Мехико на следующей неделе. Нет, домой он к Джесс не придет. Лучше встретиться где-нибудь в городе, в людном месте.
      Разговор удивил Джесс и вызвал еще большее желание разыскать Викторию. Потребность найти подругу превратилась в непрекращающийся зуд, постоянно напоминая о незавершенном деле. Джесс всегда любила доводить свои дела до конца, ей нравилось подводить итоговую черту под очередным этапом собственной жизни, прежде чем спокойно двинуться дальше. Переехав в Сан-Мигель-де-Альенде, она почувствовала, что наконец преодолела определенный барьер и нашла место, где ее существование сможет обрести определенный смысл. Теперь, похоже, ей удастся если не увидеть, то поверить в сверкающую и манящую цель впереди.
      Чувства Джесс обострились, глаза стали девственно чисты. Все случилось именно так, как предсказала Виктория, и Джесс хотела, чтобы подруга узнала о ее радости и, возможно, даже порадовалась вместе с ней. Джесс мечтала показать Виктории свои новые работы и сказать:
      - Взгляни, в конце концов я действительно в силах сделать это.
      И еще она хотела рассказать Виктории об апрельской выставке в Нью-Йорке - первой персональной выставке в большой галерее.
      Кроме того, что очень важно, Джесс сделает все, чтобы заставить себя извиниться и признаться в том, что была не права. Она не любила, а порою даже не могла признаться в своих промахах и проступках. Виктория знала об этом, по крайней мере если получила известное письмо...
      Джесс вздохнула и поболтала в воздухе загорелыми ногами. Она всматривалась в толпы туристов и уличных, торговцев, пытаясь увидеть Карлоса.
      Перед Джесс, тряся связкой серебряных браслетов, остановился индеец, за которым следовала женщина со множеством косичек в волосах и с наброшенными на плечи яркими разноцветными пледами. Мальчишка лет трех-четырех, сняв грязные трусишки, сосредоточенно справлял большую нужду в сточную канаву. Супружеская пара пожилых американцев смотрела на ребенка с нескрываемым ужасом. Джесс услышала, как жена сказала:
      - Теперь-то ты этому веришь, Вейн?
      - Не верил бы, если бы не видел своими глазами, дорогая, - отозвался муж.
      Турист с ярко-каштановыми волосами облокотился на парапет рядом с Джесс. Она в досаде отвернулась. Тогда турист заговорил:
      - Прошу прощения за опоздание.
      Карлос Руис! Джесс уставилась на него в полнейшем изумлении.
      - Я ни за что бы не узнала вас.
      Помимо сменившегося цвета волос, на Карлосе не было очков, и казалось, что он каким-то образом вырос. Карлос усмехнулся.
      - Платформы. - Он задрал штанину и продемонстрировал массивные подошвы своих туфель.
      - Выглядите совершенным американцем, - заметила Джесс.
      - Благодарю. Специально так хожу.
      - Зачем?
      - Помогает в бизнесе. Иногда людям с внешностью американцев больше доверяют. И меньше угрожают. Пойдем?
      Мы можем зайти в собор.
      Петляя между туристическими автобусами, они пересекли большую площадь и поднялись по широким каменным ступеням. У входа в собор сидела нищенка: голова ее была забинтована, сложенные лодочкой руки подняты вверх в безмолвной мольбе. Карлос вложил в ладони женщины несколько песо, та прошамкала благословение, и монеты исчезли словно по волшебству.
      Внутренность храма произвела на Джесс впечатление огромной тяжести и поразительного, безмерного богатства.
      Воздух был плотен и сперт от многовековой пыли. Джесс чувствовала, что слова ее, слетев с губ, глохнут, будто она произносила их, закрыв рот толстым одеялом..
      - Меньше угрожают, чем кому? - спросила Джесс Карлоса, возвращаясь к прерванному разговору.
      - Чем другим, - пожал плечами Карлос.
      - Что вы делаете в Мехико?
      - Я здесь проездом по пути в Калифорнию.
      - Вы все еще живете в Никарагуа?
      - Я - никарагуанец.
      - Но вы же родились в Соединенных Штатах.
      - А мои родители - нет.
      - А Эсперанса...
      - Это моя мать.
      - А-а-а, понимаю...
      Длинные полосы сумрачного света проникали в храм сквозь высокие узкие окна, отражались в тусклом серебре, украшенном драгоценными камнями, на пыльных надписях на стенах, в огромных глазах святых на иконах, статуях ангелов и Мадонны.
      - Зачем вы едете в Калифорнию?
      - По делам правительства.
      Теперь Карлос стоял в центре основного прохода, разглядывая окружавшие его древние сокровища.
      - Сандинистского правительства?
      - Разумеется.
      - В таком случае вы - коммунист.
      Руис криво усмехнулся:
      - Просто патриот. - Он протянул руку в направлении высокого алтаря с орнаментом. - Знаете, я всегда прихожу сюда, когда бываю в Мехико. Смотрю на все это и думаю о том, сколько же все эти богатства стоят. Должно быть, миллиарды. И думаю, что бы можно было купить на эти деньги.
      Мысленно я трачу их на медикаменты, учебники, грузовики, тракторы и сенокосилки. Мне становится больно от этих мыслей, но я должен выносить эту боль. Кажется, я мазохист.
      Джесс тревожно вскинула голову:
      - А Виктория была связана...
      - Виктория всего лишь журналистка, - сухо прервал Карлос. Оторвавшись от созерцания "бесполезной" роскоши, он заговорил скороговоркой:
      - Как она? Вы ее видели?
      Джесс в ужасе уставилась на Руиса.
      - Я собиралась спросить об этом вас. Я пыталась разыскать ее. И была уверена, что вы знаете, где сейчас Виктория.
      Карлос вздохнул протяжно и мягко.
      - Не знаю. Она давно уехала. Вы писали Виктории на адрес редакции?
      - Много месяцев назад. Виктория не ответила.
      Взяв Джесс за локоть, Карлос повел ее обратно к главному входу, в который как раз в этот момент вваливалась ярко разодетая толпа туристов.
      На пороге сидела все та же старуха, спокойная и по-прежнему протягивающая руки ко всем, проходящим мимо нее. Джесс едва сдержалась, видя, с каким презрительным взглядом испанца-колонизатора Руис подал старухе банкноту в сто песо.
      На улице воздух был тяжел, имел металлический привкус и пах дымом. Тем не менее Карлос сделал глубокий вдох и расслабился.
      - Я же говорил вам, что рано или поздно вы захотите разыскать Викторию, не так ли?
      - Да, - чистосердечно призналась Джесс. - Мне хотелось бы извиниться перед ней. И о многом поговорить. Вы обещали помочь, - настойчиво добавила Джесс.
      - Это было давно. Времена изменились. Если Виктория уходит, она уходит навсегда. Для меня она больше не существует.
      - О-о-о, - тихо произнесла Джесс. Она решила, что ей никогда уже не встретиться с Викторией. Это была неприятная мысль. Вместе с Викторией Джесс теряла какую-то часть своей жизни. - Но вы, без сомнения, - начала она, - были в близких отношениях...
      - Я пытался сделать наши отношения еще ближе. И это было ошибкой. Я пытался также оберегать Викторию, но она рассматривала мою опеку как вмешательство в свою личную жизнь. - Руис цинично усмехнулся. - Она говорила, что риск может быть прибыльным делом, и попадала в замечательные истории. - Улыбка сошла с его лица. - Сами понимаете, Виктория могла погибнуть в любой день и в любой момент. Так - между прочим.
      - Но, Карлос! Виктория не замечает риска.
      Они пересекали улицу, когда Джесс вдруг остановилась как вкопанная, пораженная до глубины души пришедшей ей в голову мыслью.
      Дымя черными клубами выхлопных газов, к ним стремительно приближался автобус 100-го маршрута. Карлос схватил Джесс за локоть и резко толкнул ее на тротуар.
      - Боже, что, черт возьми, вы делаете?
      - Вы разве не понимаете? - закричала Джесс. - Она думает, что уже знает, когда умрет. Ей плевать!
      - О чем вы? - нетерпеливо отозвался Карлос.
      - О том, что Виктория - ясновидящая.
      - Ерунда.
      - Но она так часто предвидела события! Она предсказывала множество вещей, и они сбылись! Как в ту ночь, на вечеринке, помните? Когда умер Стефан и.., и Гвиннет...
      - Виктория жила в перманентно стрессовом состоянии.
      Она побывала во Вьетнаме, под огнем. После таких ситуаций мозги зачастую начинают выдавать довольно странные вещи. Но это не имеет ничего общего с даром предвидения, Джесс.
      Они медленно возвращались к станции метро. Лицо Карлоса было абсолютно бесстрастным, речь его звучала почти профессионально. Он сунул руку в карман в поисках мелкой монеты.
      - Странные вещи? Что, например? - допытывалась Джесс.
      Руис пожал плечами.
      - Все записано. Вы можете находить фрагменты записи в различных участках своего мозга: первобытно заложенные программы, прежние инстинкты, систему самосохранения, рожденную тысячи лет назад.