Глава восемнадцатая

Раймонду срочно надо было повидаться с Клиффордом, чтобы выяснить, какие бумаги Пенхоллоу хранятся в адвокатской конторе «Блэзи, Блэзи, Гастингс и Вембери». По меньшей мере, там хранилось завещание отца, Раймонд знал это. Там же должны были быть разнообразные свидетельства на обладание землей, которые крайне мало интересовали Раймонда. Больше всего Раймонд боялся, что такой важный для него документ, как свидетельство о рождении, мог быть помещен отцом в такой неподходящий «тайник», как адвокатская контора. Как здравомыслящий человек, Раймонд прекрасно понимал, что Клиффорд ни за что не передаст ему бумаги отца, но все-таки, даже не имея еще определенного плана, он намеревался как-нибудь вынюхать, существует ли вообще этот опасный для него документ...

Бумаги, которые он прихватил из комнаты отца, не относились к делу. Там были в основном только письма. Раймонд прочитал их и затем сжег. Далее, оставалось два места – банк и Клиффорд. Но насчет банка Раймонд был почти уверен, что никаких бумаг отец там не держал. В любом случае Раймонд мог это легко проверить, поскольку в качестве одного из душеприказчиков он имел право инспектировать банковские документы отца.

Мысль о причинах смерти отца совершенно не занимала Раймонда, несмотря даже на то, что Рубен Лэннер с самого утра стал очень подозрительно смотреть на него, явно подозревая если не в убийстве, то в соучастии. Когда доктор Рэйм осматривал покойного, он обнаружил на его горле синяки. Раймонд довольно бесцеремонно отодвинул доктора, заявив:

– Эти синяки от моих рук, нечего их рассматривать! Это было вчера утром, и с тех пор отец был живехонек, так что от синяков ему вреда не было!

Доктор Рэйм, хотя и знал от окрестных жителей о свирепости обитателей Тревелина и их жестоких нравах, все-таки был потрясен этим хладнокровным заявлением. Он пробормотал:

– Да, но у покойного на горле явные признаки удушения или попытки удушения...

– Может быть.

– Подумайте, а ведь он и так был нездоров? Так что даже легкое удушение...

– Да бросьте вы! – пожал плечами Раймонд. – Просто он немножко вывел меня из себя, вот и все.

Доктор, сжав зубы, снова склонился над трупом. Рубен, который присутствовал при этом, опустил глаза... Потом в комнату вошла Чармиэн, и доктор спросил у нее, была ли у Пенхоллоу привычка принимать снотворное. В ответ на удивленное восклицание Чармиэн он пояснил, что обнаруживает синюшную бледность, характерную для отравления барбитуратами. Затем доктор осмотрелся, нашел графинчик с недопитым виски и чуть-чуть попробовал виски на язык.

Марта, которая стояла рядом с Рубеном, тут же вставила, что у хозяина никогда не было привычки пить снотворное, и таким образом стало очевидным, что для выяснения вопроса об отравлении необходимо задействовать полицию.

Из всех присутствовавших лишь у Раймонда лицо не выражало ни малейшего испуга, а только некоторое раздражение. Голова у него была занята собственными генеалогическими проблемами, и на этом фоне смерть отца была для него не более чем досадным осложнением. Хотя он и понимал двусмысленное и небезопасное положение, в котором оказался, он не придал этому особого значения, полагая, что раз Джимми сбежал, то убийство, скорее всего, свалят на Джимми. Конечно, не исключено было, что если полиция схватит Джимми, то он поведает о драке Раймонда с отцом. Но Раймонд решил не забивать себе голову вещами, которые от него не зависят, а пока что надеяться, что Джимми удастся избежать ареста. Если Джимми, убив Пенхоллоу, потихоньку уедет из Англии, то, несомненно, он уже никогда в жизни не вернется в Тревелин, где хозяином станет Раймонд...

Но по дороге в Лискерд, заново все обдумывая, Раймонд пришел к той же мысли, которая посетила Чармиэн, – что у Джимми не было никаких мотивов совершить это убийство! Теперь Раймонд стал склоняться к тому, что Джимми скоро объявится в Тревелине, а его временная отлучка объяснится совершенно посторонними причинами, как, например, поход по девочкам в Лискерде.

Что касается исчезновения шкатулки с деньгами, то Раймонд, взвесив все, пришел к выводу, что скорее всего ее взял Обри. А поскольку Раймонд презирал и ненавидел Обри еще больше, чем Джимми Ублюдка, то он мог вполне поверить в то, что Обри убийца и вор. Чем дальше он думал, тем больше был уверен в этом. Обри мог зайти в комнату отца позже, зная, где лежат привезенные им деньги, подсыпать яду в виски и взять шкатулку. Тем более что Пенхоллоу громогласно и неоднократно требовал от Обри жить в Тревелине и заниматься сельским хозяйством вместе с братьями... Для Обри это была, безусловно, ужасная перспектива.

Когда он доехал до Лискерда и сообщил Клиффорду последние новости, тот кинулся обнимать его со сдавленным криком; а после того как Раймонд в довершение ко всему, еще сообщил о неизбежном вмешательстве полиции в это дело, Клиффорд побледнел, как свежепобеленная стенка, а нижняя челюсть у него отвисла до воротничка.

– Но кто?.. Кто это мог сделать, Рай?.. – пробормотал он трясущимися губами.

– Не имею ни малейшего понятия, – отвечал Раймонд. – Не думаю, чтобы имело смысл обсуждать это. Мы еще наговоримся об этом с полицией. Я приехал просто поставить тебя в известность, а также взглянуть на бумаги, которые отец хранил у тебя в конторе. Мне просто надо выяснить, как обстоят дела, чтобы знать, что делать дальше.

– Да, конечно, ты ведь один из душеприказчиков и можешь на них взглянуть, но знаешь ли, старик, если полиция установит, что это было убийство...

– Я ничего не собираюсь забирать! – прервал его Раймонд. – Я только хочу знать, какие именно документы имеются в наличии, вот и все.

– Ну, если так, то пожалуйста! Там, правда, нет ничего особо интересного, но я тем не менее сейчас пошлю за ключами от его коробки... Посиди здесь, старик, я сейчас вернусь.

Пока Клиффорд ходил за ключами, Раймонд, постукивая ногой о ножку стула, нашел взглядом металлический ящик на полке, на котором было выгравировано: «Поместье Пенхоллоу». Клиффорд вернулся с клерком, который осторожно спустил тяжелый ящик с полки, поставил его на стол и стер пыль с крышки, перед тем как вернуться к своей конторке.

– Хочешь взглянуть на завещание? – спросил Клиффорд. – Как ты знаешь, мы с тобой единственные душеприказчики, других нет. Ну вот, тут все бумаги, которые дядя оставил мне. Да. приложено еще дополнительно распоряжение насчет Треллика – ты, надеюсь, знаешь об этом?

Раймонд кивнул. Клиффорд повернул ключ в замке и распахнул ящик. Раймонд быстро просмотрел бумаги, но ничего, относящегося к себе, не обнаружил. Сдавленный вздох вырвался из его груди...

– Итак, всех денег пять тысяч? Ну что ж, я думал – меньше...

– Это по первому завещанию, пять лет назад. Сейчас, я думаю, осталось намного меньше... – вздохнул в ответ Клиффорд. – Да, старик, печально, очень печально! А ведь если между нами, то на имении висят, наверно, немаленькие долги?

– Огромные долги!

– Да, представляю, ведь дядя всегда жил чуть-чуть не по средствам...

– Итак, неизвестно еще, с какими неприятностями мне придется столкнуться. Поместье приносит не так уж много дохода... А что это у тебя в руках?

– Это брачный контракт Фейт, – отвечал Клиффорд. – Хочешь взглянуть?

Раймонд пробежал документ и коротко хохотнул:

– Отлично! Он назначает ей после своей смерти всего тысячу фунтов в год, большую часть которых ей придется тратить на Клея! – Он поднялся со стула. – Пожалуй, лучше всего привези завещание в Тревелин и прочитай при всех. Обычно это делают после похорон, кажется? По крайней мере, пока Ингрэм, Юджин и Обри не узнают, сколько им положено денег, у меня с ними мирной жизни не получится, так что дай Бог, чтобы они узнали это поскорее. Тогда, глядишь, не загрызут, а только огрызнутся...

Клиффорд проводил его до машины, бормоча приличествующие случаю соболезнования. Потом он добавил, что, если Раймонд не возражает против его присутствия в Тревелине в такую пору, он хотел бы съездить навестить свою мать. Раймонд пожал плечами и ответил, что Клиффорд волен поступать как хочет, после чего сел в машину и уехал.

Когда он вернулся в Тревелин, там уже были викарий, старый друг Пенхоллоу Джон Пробэс, а также инспектор Логан в сопровождении сержанта Плимстока. Появление двух последних явно вызвало нервную дрожь у половины обитателей дома...

Инспектор был довольно проницательного вида мужчиной лет сорока пяти. Он имел представление о репутации Пенхоллоу, однако до сих пор ни разу еще не видел никого из этой семейки и этого странного дома. Инспектор, конечно, был поражен огромным числом комнат в замке, длинными запутанными коридорами, затейливой мебелью, но все же не издал ни звука, пока не попал наконец в спальню Пенхоллоу... Там он коротко крякнул, ибо комната эта показалась ему чем-то вроде пещеры Аладина...

Ингрэм, взявший на себя в отсутствие Раймонда обязанности старшего по дому, проводил их туда и сам невольно охнул, когда на пороге его не встретил, как всегда, громкий жизнерадостный оклик отца... У Ингрэма инспектор выяснил имена и статус всех проживающих в доме. Все это пришлось записать на бумажке, потому что даже прекрасная память инспектора не могла справиться с таким обилием персоналий... Далее, то, что проскальзывало в рассказе Ингрэма об отце, заставило инспектора считать страшные истории про дом Пенхоллоу, которые ходили по округе, просто детскими сказочками в сравнении с тем, какая тирания и самодурство в действительности царили здесь...

При опросе миссис Пенхоллоу инспектор Логан сразу же вышел на самую вероятную причину смерти мистера Пенхоллоу.

Фейт сказала ему:

– Я единственный человек в доме, который принимает снотворное. Ну, может быть, разве что Юджин еще... Но, собственно, я пью не совсем снотворное. Это веронал, его мне прописал доктор Лифтон. Но я держу его у себя в комнате!

– Он у вас запирается на ключ, мадам? – спросил Лифтон.

Нервы ее напряглись, как струны...

– Нет, но... Но никто никогда не видел, где он стоит.

– Не говорите глупостей, Фейт! – грубо оборвала ее Чармиэн. – Кто-то уж наверняка видел! Так где он стоял?

– На полочке с моими лекарствами. Но там в бутылочке оставалось очень мало, и я еще не начала новую...

– Могу ли я взглянуть, мадам?

– Конечно. Принести его вам или вы хотите посмотреть его прямо там?

– Да, если вы позволите зайти к вам, – сказал Логан. Она проводила его в спальню и указала на полку с лекарствами.

Инспектор поболтал флакончик и повернулся к ней:

– Тут ничего нет, мадам.

– Нет, как же, там должно было оставаться сколько-то... Вы, наверно, взяли какой-то старый...

Инспектор взял второй флакончик с вероналом и потряс его.

– А вот в этом как раз немного и есть.

– Как странно! Но я ведь его еще не открывала! Но... Может быть, вы ошибаетесь? Ведь... Ведь не мог же он быть отравлен моим лекарством?! Это просто кошмарно!

Инспектор обернул флакончик своим платком.

– Так, значит, мадам, вы уже много лет принимаете веронал? Знал ли об этом кто-нибудь из домашних?

Она рухнула в кресло. Колени у нее тряслись.

– Ну конечно! Все об этом знали...

– А эта бутылочка всегда стояла здесь на полке?

– Да, иногда я брала ее к себе на ночной столик, но как правило... Ох, мне надо было запирать это все куда-нибудь!.. Но Боже мой, разве я могла подумать?.. Но кто же мог это сделать? И потом, неужели бы после всего бутылочку могли вернуть на прежнее место? Но... Не думаете ли вы, что я могла сделать это?! Инспектор, ради всего святого, скажите мне, что вы думаете!?

– Пока я не могу сказать ничего определенного. Ясно, по крайней мере, что любой человек в доме имел беспрепятственный доступ к этому препарату.

– Да, да... Но значит ли это, что я ответственна за то, что хранила препарат вот так, незапертым?.. Но я же совершенно не предполагала, не думала, что кто-нибудь...

– Нет-нет, мадам, не беспокойтесь. Скажите лучше, знал ли кто-нибудь, что недавно вы выписали себе новый рецепт?

– Не знаю. Ну, может быть, знала моя служанка... И еще, пожалуй, горничная могла заметить, когда убирала мою комнату...

– А как давно вы обзавелись этой второй бутылочкой?

Она приложила ладонь ко лбу.

– Дайте вспомнить... Каждая ночь для меня – это такое мучение, что трудно сейчас восстановить в памяти... Когда же – кажется, вчера... Нет, позавчера. Моя служанка отправилась в Лискерд за покупками, и я дала ей этот последний рецепт. Да, вероятно, это было позавчера.

Инспектор сверился со своими записями.

– Это, должно быть, Лавли Трюитьен?

– Да. Она племянница нашего дворецкого. Но она не могла иметь к этому делу никакого отношения, инспектор!

Инспектор поднял глаза – от своей бумажки:

– Она, как я понимаю, намеревается стать супругой Бартоломью Пенхоллоу, сына мистера Пенхоллоу?

Фейт вцепилась в ручки своею кресла.

– Кто вам сказал об этом? Нет! Ей никто не делал никакого предложения! Кто же мог сказать вам такое?

Инспектор не решился посвятить это нервозное и наивное создание в те тайны, которые были прекрасно известны всем слугам дома, а ограничился только кратким замечанием:

– Во всяком случае, такова информация, которую я имею, мадам.

Фейт сказала:

– Это все фантазии Барта. Что же касается этой девочки, она совершенно вне подозрений, что бы там вам о ней ни наговорили!

– А знал ли мистер Пенхоллоу о намерении своего сына жениться на ней?

– Да... Но...

– Согласен ли он был на такой брак своего сына?

– Нет, конечно, нет! Но я уверена, что он просто не принимал этого всерьез, поскольку он не настаивал, чтобы я выгнала Лавли...

– Правда ли, что Бартоломью ожидал, что ферма Треллик достанется ему по завещанию?

– Да, но мой муж никогда не говорил об этом определенно. Просто все так думали, не более того...

– Была ли ссора между покойным мистером Пенхоллоу и его сыном из-за этого?

– Не знаю. Но, видите ли, инспектор, мой муж так часто ссорился со своими сыновьями, что ссора ничего в сущности не значила. Но я знаю, что Барт очень любил своего отца, и уж конечно, ни за что и подумать бы не мог о таком.

Инспектор не стал далее обсуждать с Фейт этот вопрос, но выехал из Тревелина, полный разноречивой информации. Главному констеблю он был вынужден сказать, что случай этот не из легких, поскольку дом населен людьми, имевшими все основания убить Пенхоллоу, но все же вряд ли стоит подключать к расследованию Скотланд-Ярд.

Главный констебль, майор Ворстоу, задумался.

– Я был знаком со стариком лично, – сказал он. – И самое странное в этом деле то, что его не убили еще несколько лет назад. У нас еще нет сведений от доктора, но я полагаю, не стоит сомневаться в том, что это действительно убийство?

– Конечно, сэр, – отвечал инспектор. – Я привез с собой пустую бутылочку из-под веронала, которой следовало быть полной!

– Ого! А где вы ее обнаружили?

– В спальне миссис Пенхоллоу, прямо на полочке, на самом виду!

– Миссис Пенхоллоу?!

– Нет, сэр, я не думаю, что она замешана. Она принимала лекарство вот уже много лет, и хотя она весьма туповата, если не сказать больше, не думаю, что она стала бы оставлять пустую бутылочку прямо на виду, если бы вздумала отравить мужа.

– Яд обычно применяют женщины, инспектор.

– Да, сэр, и я вовсе не исключаю ее из числа подозреваемых. Просто она не из тех женщин, которые способны пойти на такое. Видите ли, она подняла такую истерику, когда я нашел пустую бутылочку, но тут же стала говорить, что никто в доме не мог бы сделать этого... И более того, все домочадцы в один голос говорят, что она вряд ли способна на убийство, хотя при этом никто ее не любит... Это важная деталь, сэр. Майор кивнул:

– Верно. Давайте дальше. А что с этим парнем, который смылся?

– Пока мы его не разыскали, но нет сомнения, что он унес с собой триста фунтов, которые хранились в шкатулке рядом с постелью убитого.

– Ого! Как это прямо у постели?

– Ну, не под подушкой, конечно, но на расстоянии вытянутой руки. А вообще, я такой кровати в жизни не видел. В изголовье там еще огромный шкаф со множеством ящиков. Однако у Джимми не было особых причин убивать Пенхоллоу. Ведь это – его отец...

– Что-о?!

– Именно, сэр! Остальные домочадцы зовут его просто – Джимми Ублюдок, , и не делают из этого секрета!

– Вот это номер!

– Согласен, сэр. Но, проведя у них целое утро, я понял, что дальше меня уже ничто не должно удивлять. Конечно, все хотели бы повесить это убийство на Джимми. Но во всяком случае, у двоих из них нашлось достаточно здравого смысла, чтобы не видеть у парня никаких причин для этого. Это Чармиэн Пенхоллоу и Раймонд Пенхоллоу. Чармиэн – из тех мужеподобных девиц, от которых хочется сбежать куда подальше... Не стану говорить дальше...

– Ладно-ладно. А я слегка знаю Раймонда. Он мне всегда казался лучшим из всей семьи.

– Неужели, сэр? Прошлым утром он пытался задушить старика, и очень основательно пытался, – кротко заметил инспектор.

– Да что вы говорите!?

– Именно так, сэр. Он набросился на отца, а Джимми и старик дворецкий с трудом оттащили его. Дворецкий у них работает бог знает сколько лет, и его предки там служили, но он не слишком разговорчив. Мне удалось вытянуть из него только то, что он никогда раньше не видел Раймонда в таком состоянии... Майор пожевал губами.

– М-да... Прямо осиное гнездо... Но мне кажется маловероятным, чтобы человек, чуть не задушивший своего отца утром, стал бы в тот же вечер травить его ядом!

– Да, сэр. Но должен заметить, что больше всего заинтересован в смерти старика был именно он, Раймонд. Конечно, там есть еще небольшие отвлекающие линии с его младшими братьями, но все же у Раймонда, как у наследника титула, были самые основательные мотивы. Это я выяснил из беседы с Ингрэмом, вторым по старшинству сыном Пенхоллоу. Он сказал мне, что старик любил швырять деньги налево и направо, а поместье разорялось, так что Раймонд вечно с ним спорил... Одним словом, у меня сложилось впечатление, что Раймонд с папашей не слишком друг друга жаловали. Потом, там есть еще третий братец, женатый, который вообще непонятно чем занимается. Во всяком случае, мне не удалось понять, как он обычно убивает свое время. У него неплохо подвешен язык, и он только тем и занимается, что исподволь обвиняет всех в семье – в своей собственной семье! Но по моему мнению, в этом деле может быть замешана его жена, так что у него могут быть свои резоны. Он считает, что виноват во всём Джимми, если не Джимми – то Раймонд, а если не Раймонд, то Лавли Трюитьен. Потом у него идёт Обри, потом Клей. Клей – это сын Пенхоллоу от второго брака, и надо сказать, что это и вправду неплохой кандидат, по-моему...

– А почему вы решили, что были мотивы у жены одного из братьев? – переспросил майор.

– Она всегда мечтала уехать оттуда. Такая, знаете ли, скандальная особа. Она сразу сказала мне откровенно, что всегда ненавидела старика, даже не обращая внимания на стоящих рядом его детей!

– Да, но это еще не мотив для убийства! – возразил майор. – Если она ненавидела его и хотела уехать – пусть бы ехала.

– Извините, сэр, но вы не вполне представляете себе расстановку сил, так сказать. Понимаете, старик их всех держал в кулаке. Никто из них не принадлежал себе. Похоже, у него была просто болезненная страсть подчинять людей себе. Почти каждый вечер они все собирались в комнате у старика и ссорились до хрипоты! Не всякий это вынесет, сэр.

– И все-таки трудно представить, чтобы кто-то из них пошел на убийство только поэтому...

– Я говорю только о возможности, сэр. Далее у нас идет Лавли Трюитьен. Она собирается замуж за Барта Пенхоллоу, и при этом именно она накануне убийства ездила в аптеку за вероналом для миссис Пенхоллоу. Но она отрицает, что у них с Бартом была договоренность о женитьбе, и вообще склонна врать. Зато этот самый Барт все мне выболтал. Говорит, он хотел жениться на девушке, отец узнал об этом и у них была стычка... Отец сказал ему, что после его смерти тот волен делать все, что пожелает и Барт решил не расстраивать старика, который и без того плох и скоро помрет...

– Вот уж откровенность! – хмыкнул майор. – А что, я видел его пару раз, и парень мне понравился...

– Мне тоже. Во всяком случае, по сравнению с остальными... И мне кажется, это не тот человек, который может прибегнуть к яду. М-да... Такой, знаете, молодой задира. А вот его брат-близнец, Конрад, почти уверен, что старика Пенхоллоу отравила Лавли Трюитъен. Сегодня утром Барт набросился на Конрада, чуть не убил его за эти высказывания о Лавли. Спасибо, сержант Плимсток подоспел, мы их растащили... Но к этому моменту был сломан стол и два стула – мальчики они неслабые... Мне кажется, что Конрад просто бешено ревнует, причем не Лавли, а своего собственного брата – вот и все. Её он просто ненавидит. А Барт его почти было прибил насмерть... Тут, правда, появилась еще старая леди, сестра мистера Пенхоллоу, которая закричала им, а до этого их старший брат Ингрэм только попросил их заткнуться – заткнуться, когда один из них был уже при смерти! Ничего себе нравы в этой семейке, а?

– Бог мой! И что же, у них постоянно так и дерутся?

– Да, недавно Барт скинул с лестницы этого Джимми Ублюдка, сломав ему пару ребер... Нет, такое буйство никак не вяжется в моем сознании с отравлением. Не мог такой человек совершить тихое преступление.

– Да, мне редко приходилось слышать о таких буянах... А что остальные, кого вы назвали? Похожи на этого Барта?

– Да нет, сэр, они не особо его напоминают. А что касается Обри, то скажу между нами – гнуснейший образчик человека. Это такой, знаете ли, модный поэт, который ходит с длинными волосами, в малиновых пиджаках и пахнет дорогими духами...

– Черт-те что! – вставил майор.

– Да, сэр, его можно было бы, конечно, принять за шутника, но мне и шутники не особо нравятся. И уж во всяком случае такие... Как я успел заметить, он страшно злится на всех остальных обитателей замка..

– После всего того, что вы мне рассказали, мне кажется, это довольно рискованное занятие!

– Да, сэр, и он сказал при виде двух надвинувшихся на него близнецов – каждый в два раза толще него, что те и хотели бы зашвырнуть его куда подальше, но боятся связываться, поскольку он хорошо владеет джиу-джитсу!

– Вот это парень!

– Да, сэр, в этом доме живут люди, которых вы не встретите просто так на улице... А что касается этого Обри, то ему совершенно безразлично, кто отравил отца, поскольку сам он этого не делал...

– А его можно отнести к подозреваемым?

– В этом я не совсем еще уверен. Его брат Юджин поведал мне, что покойный хотел заставить Обри жить здесь, с семьей, что совершенно не устраивало Обри, который пишет какую-то там книгу. Я выяснил, что он в долгах как в шелках, но точной суммы я еще не узнал... Я не могу отрицать, что он способен был добавить яду в виски отцу, хотя и далеко не уверен, что он сделал это. Вообще, сэр, проведя короткое время в том доме, вы бы поняли, что, хотя все они страшно ругались со стариком, они его все по-своему любили, за исключением, может быть, Раймонда... И более того, мне кажется, им не хватает старого Пенхоллоу.

– Да уж, потеря!.. Ну ладно, у вас все со списком подозреваемых?

– Нет, сэр. У мистера Пенхоллоу остался еще один сын, от второго брака, Клей. Он страшно сторонился меня и вообще всячески старался увильнуть от обсуждения дела. Кажется, его отец отозвал его из колледжа и собирался приставить к его двоюродному брату – адвокату Клиффорду Гастингсу, знаете? Конечно, он не слишком похож на убийцу... Он почти не общается с остальными членами семьи. Он производит впечатление мягкого паренька, он все страдает, что ему, возможно, придется жить в Тревелине и стать адвокатом... Но то, что он постоянно пытался создать себе алиби, которого не существовало и быть не могло, меня очень насторожило. По-моему, за ним стоит понаблюдать.

– Ладно... А последний, о ком вы говорили?

– Видите ли, мисс Чармиэн, единственная дочь Пенхоллоу, рассказала мне, что накануне приезжал Финеас Оттери, брат первой жены Пенхоллоу, и потребовал приватной беседы со стариком...

– Ну и что? Не вижу здесь ничего предосудительного.

– Конечно, сэр, но все члены семьи Пенхоллоу что-то за этим усматривают... Все, кроме Раймонда. Он говорит, что ерунда, дескать, пустяковое какое-нибудь дело, вот и все... Странно то, что никто из слуг не провожал мистера Оттери до дверей и никто не видел, провожал ли его сам хозяин...

– Как это – хозяин? Я слышал, он прикован к постели?

– Не совсем так, сэр. Он иногда ходил, а чаще всего разъезжал по дому в кресле-качалке. Он вовсе не лежал все время в кровати. Мне удалось выяснить от их старой служанки Марты, что накануне в его комнате проводилась генеральная уборка и к пяти часам все было готово. До этого момента в комнату то и дело заходили слуги, подметали, зажигали огонь в камине, накрывали на стол или еще что-нибудь... Но никого, крутящегося рядом с комнатой, не заметили! Но вот за обедом присутствовала вся семья, хотя не было двоих, а именно, Барта, который сказал, что был со своей Лавли, и Клея – он играл в бильярд. Однако остается время между пятью часами дня и восемью вечера, когда можно было беспрепятственно войти в комнату. К этой комнате ведут три пути, хотя она и в самом углу дома. И ни у кого нет стопроцентного алиби, потому что дом в эти часы вымирает... Трудно бывает встретить кого-нибудь в коридоре...

– Получается, это довольно тяжелый случай? – вздохнул майор.

– Да, сэр, похоже, что так. Можно говорить о легко совершенном убийстве! Ведь даже дворецкий сыграл на руку убийце, поскольку никогда не оставлял больше двух-трех глотков виски в графине, из которого Пенхоллоу ночью отхлебывал! И даже отпечатки пальцев нам ничего не скажут – на графине только отпечатки самого Пенхоллоу, а на бутылочке с вероналом – только горничной, которая сегодня утром протирала пыль на полке с лекарствами...

– Похоже, вы не очень-то надеетесь распутать это дело, инспектор?

– Боюсь, что так, сэр. И нам еще не удалось задержать Джимми, вот еще в чем беда... Я думаю, он рванул очень далеко отсюда...

– Дрянь дело.

– Точно, сэр, дело дрянь, если только я сильно не ошибаюсь. Может быть, я хожу по краю действующего вулкана... И стоит мне ступить чуть в сторону – тут-то все и выяснится. Сержант Плимсток сказал мне, когда мы выходили из этого дома, что у него чувство – что кто-то сейчас крикнет нам вслед или побежит за нами, чтобы рассказать... Не знаю, сэр. Они очень странные люди.